Текст книги "Викинг"

Автор книги: Максим Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

И вот злосчастное пятно автомобильного масла, пролитое чьей-то некстати дрогнувшей рукой, стало материальным воплощением судьбы, довольно неказистым, прямо скажем, воплощением, но со своей ролью справившимся безукоризненно. Человек, одним неверным движением круто изменивший сюжет разыгравшейся драмы, и думать забыл о своей маленькой оплошности, не подозревая, что тем самым он спас от верной гибели не одного и не двух уголовников и одновременно вплотную подтолкнул к смертельной черте Викинга. Да и о чем он мог подозревать, маленький камушек, скатившийся с горы и, при всей своей ничтожности, спровоцировавший грандиозный обвал находившихся в состоянии неустойчивого равновесия гигантов. Ему даже не дано узнать, к каким глобальным результатам привело его ничтожное шевеление.

Надо сказать, что Викинг не раз с тяжелым сердцем подумывал о разнообразных случайных неприятностях, которые, возможно, поджидают его во время очередной операции. Например, о том, что не заведется в нужный момент автомобиль, или некстати подойдет милицейский наряд, или жертва, изменив многолетней, устоявшейся привычке, сделает абсолютно непредсказуемый шаг – да мало ли что еще. Викинг свято верил в непогрешимость выражения «везет сильнейшим», в то, что очень часто именно субъективные факторы ускоряют реальную расстановку сил. История, по крайней мере та ее часть, которую он отлично знал, только укрепляла эту уверенность.

В XI веке, когда походы викингов близились к закату, с ними происходило особенно много различных трагических случайностей. То в обычно тихое время года разыгрывались небывалые шторма, топившие корабли, то из-за невероятных для этих непревзойденных мореходов ошибок в навигации они исчезали в открытом океане, да и болезни стали косить воинов куда энергичнее, чем в предыдущие годы.

Викинг ни секунды не сомневался, что объективно уголовники гораздо сильнее его. Но он был уверен в том, что в каждой отдельной операции преимущество на его стороне. Они просто не в силах противостоять его внезапным могучим ударам. Нелепая осечка указала Викингу на то, что удача, до сих пор сопутствовавшая ему, решила переметнуться на сторону сильнейшего. И хотя Глеб интуитивно ждал этого момента, его не покидало ощущение, что конец везению пришел слишком рано. Много, слишком много еще предстояло сделать. А главное – он придумал новый многообещающий план. Не подозревая, что его стараниями Седой отчаянно схлестнулся с Перстнем, Викинг собирался осуществить одну хитроумную комбинацию, просто обязанную направить уголовников по очередному ложному пути, на котором они безусловно наломали бы немало дров. Но случившаяся осечка насторожила Викинга, при таких обстоятельствах он не решился на рискованнейшую операцию, которая должна была запустить механизм дьявольской игры.

Что поделаешь, боевая наука берсерков оставила свой глубокий след и в сознании Викинга. Конечно, он не верил в то, что можно предсказать судьбу по полету копья или внутренностям убитого тобой животного. Но существовал целый ряд явлений, мимо которых обычный человек пройдет, не задумываясь, заметным образом влиявших на те или иные поступки Викинга и принятие им решений. Непоколебимая вера в то, что удача сопутствует сильнейшему, заставила его отказаться от задуманного, приступить к разработке планов, в минимальной степени зависящих от случайностей.

Куда больше, чем приметам, Викинг доверял фактам. А они радовали еще меньше. Одному из уголовников, к тому же сумевшему рассмотреть и, возможно, запомнить его лицо, удалось спастись. Надежды на то, что, мчась в панике на запредельной скорости, он врезался во встречный рефрижератор или одиноко стоящее на обочине дерево, было маловато. Да и случись такое, об этом непременно раструбили бы местные журналисты. Значит, уголовник благополучно добрался до своих. Пытался ли он скрыть, что трусливо бежал, не попробовал ли выдумать какую-нибудь правдоподобную историю о том, что его вообще не было на месте событий? Ведь урки подобной трусости обычно не прощают, карают жестоко. Может быть, но на это нельзя надеяться. Исходить следует из того, что паханам все известно и теперь их люди сбивают ноги в поисках наконец-то вычисленного убийцы.

И тут Викинг с необычайной ясностью понял, что вся последняя операция с самого начала являлась ошибкой. Нельзя было связываться с Бабаевым. Таким образом он впервые за все время давал авторитетам реальный шанс выйти на него. Даже если бы он и положил на месте всех троих, уголовники непременно взялись бы за Бабаева и примитивными пытками вытрясли из него имя Белова. А там… Просто удивительно, почему этот очевидный факт так поздно пришел ему в голову. Но что сделано, то сделано. Теперь предстояло из преследователя стать преследуемым. Всякий другой человек на месте Викинга постарался бы в такой ситуации исчезнуть, уехать как можно дальше из ставшего смертельно опасным города. Но Глеб об этом даже и не думал. Он только очень коротко подстригся. Мало ли, вдруг оставшийся в живых уголовник ничего и не запомнил, кроме бросающихся в глаза длинных светлых волос. И еще одна перемена произошла в Викинге, но уже чисто внутренняя: он был готов к открытому жестокому бою.

Почти неделю все было тихо. Викинг, конечно, не обольщался, понимая, что его продолжают активно искать, но рассчитывал опередить уголовников. Он уже выбрал жертву, решив, что теперь будет наносить одиночные, безупречно просчитанные и подготовленные удары. Но его опередили.

Как-то днем, идя по не слишком многолюдной улице, Глеб ощутил угрозу. Викинг обернулся и заметил группу одинаково плечистых мелкоголовых парней, движущихся к нему ускоренным шагом. До них оставалось метров двадцать, еще чуть-чуть – и преследователи откроют стрельбу. Викинг немедленно рванул к расположенному рядом магазину, намереваясь в крайнем случае уходить через служебный ход, но, к его удивлению, парни за ним в магазин не последовали. Откуда было ему знать, что они собирались, заслонив от прохожих, толкнуть Глеба под колеса уже набиравшего ход грузовичка. Как и следовало ожидать, такой примитивный способ ликвидации опытнейшего противника не удался.

Но Кучера, персонально отвечавшего за уничтожение Викинга, это мало огорчило. Получив из разных источников довольно обстоятельные сведения об образе жизни Викинга, он заготовил сюрприз, который по всем расчетам должен был сработать безотказно.

Жаркое лето горячими солнечными лучами, словно обжигающими ударами бича, беспощадно гнало людей подальше от раскаленного асфальта, поближе к прохладной воде. Глотовцам в этом смысле крупно повезло. Широкая река неторопливо протекала рядом с городом, и большинство горожан, свободных от работы или иных способов добывания хлеба насущного, устремлялись на великолепный пляж, раскинувшийся на одном из пологих берегов.

Викинг, разумеется, не был исключением. Его, как и все живое, тянуло к воде. Но он не любил переполненного, словно троллейбус в час пик, пляжа, с вечно лузгающими семечки, шлепающими картами и звонко матерящимися отдыхающими. Глеба раздражала необходимость протискиваться между коровьими животами дебелых женщин и мужчин, почему-то обожающих торчать на мелководье по колено в воде, злило целеустремленное рвение спасателя, относящегося к каждому, пытающемуся заплыть за буек, как к злостному нарушителю государственной границы. К тому же плавал он не только ради удовольствия, а сочетал приятное с полезным. Боевая система берсерков включала в себя целый ряд специальных упражнений в воде, и проделывать их на глазах у нескольких сотен любопытных Викинг не имел ни права, ни желания.

Поэтому Глеб нашел для себя место примерно в полутора километрах выше по течению, безлюдное и по берегам поросшее кустарником. Здесь река делала весьма причудливый изгиб, надежно прикрывая его от постороннего взгляда. Тут Викинг обустроил на берегу место для занятий и летом появлялся, по крайней мере, через день.

Солнце стояло в зените, когда Викинг, сбросив с себя одежду, ринулся в воду. Он никогда не входил в нее постепенно, медленно привыкая к ее разяще контрастирующей с раскаленным воздухом прохладе, а с ходу нырял, проплывая под водой метров сорок, а то и больше, иногда выныривая чуть ли не на середине реки. На пляже подобные фокусы довели бы матроса-спасателя до белого каления.

Солнечные блики причудливо изгибались на поверхности воды в такт гонимой легким ветерком мелкой ряби. Преследуемая хищником, из воды выскочила крохотная рыбешка и с тихим шлепком вернулась в родную стихию. Глеб перевернулся на спину и, чуть шевеля руками, чтобы удержаться на поверхности, поплыл по течению.

Рев мотора громом прокатился над сонной водой. Викинг моментально развернулся. Из-за поворота вылетел катер и на всей скорости устремился к нему. Вода мириадами брызг отлетала от его серебристых крыльев, острый нос походил на лезвие гильотины. Он был задран вверх, и потому людей в катере Викинг не видел. Смертоносное средство предвижение приближалось с убийственной скоростью. Тридцать метров, двадцать, десять. Викинг набрал в легкие воздух и нырнул. Через секунду тяжелая туша катера накрыла покинутое им место, проутюжила всей своей массой, прорезала бешено вращающимся винтом.

Но опоздали ребята. Викинг вынырнул в хорошо знакомом месте, под склонившейся над водой ивой. В ее изгибающихся в воде корнях он когда-то шутки ради ловил руками мелкую рыбу, а теперь из-под свисающих ветвей следил за неведомо откуда взявшимися убийцами. Тех было трое. Заглушив мотор, они пристально вглядывались в воду. Сначала, надо думать, высматривали кровавое пятно, клочья изрубленного человеческого мяса, на худой конец снятый лопастями скальп. Ничего этого не было. Тогда троица стала пристально всматриваться да прислушиваться, надеясь заметить плывущего человека или хотя бы уловить плеск воды.

А Викинг в своем укрытии пытался ответить на вопрос: как же они, находясь за поворотом, сумели так ловко подгадать момент, когда он не только плыл на спине, но и не мог их видеть? Вывод напрашивался один: есть четвертый, направляющий их действия. Викинг смотрел на дрейфующий по воде катер и размышлял о том, как же ему выбраться из этой передряги. И вдруг… В мощном порыве, еще толком не осознав, что же он делает, Викинг бросился навстречу своим врагам. Какое-то неведомое чувство подсказало ему, куда и с какой скоростью надо плыть, чтобы вынырнуть под задранным носом катера. Отдышавшись, он заплыл сбоку и, ухватившись за борт катера, резко взметнул свое тело вверх, поинтересовавшись:

– Вы не меня ищете?

Урки не отличались сообразительностью, а их поведение полностью соответствовало реакции хищного зверя, выслеживающего добычу – немедленно схватить. Все трое, не сговариваясь, дернулись в сторону Викинга. Именно этого он и добивался. По инерции опускаясь вниз, он всем телом навалился на край катера. Судно сильно качнулось, урки кубарем покатились на борт. Энергичные усилия одного человека и пассивная масса еще троих сделали свое дело. Катер перевернулся со всей скоростью, на которую только был способен. Воспользовавшись минутным замешательством врагов, Викинг ухватил одного из них за голову и с силой несколько раз ударил о ребристый металлический борт. А когда отпустил, тот, потеряв сознание, стал медленно уходить на дно. Двое других продолжали барахтаться у катера. Один, похоже, совсем неважно плавал, а второй то ли боялся спасаться в одиночку, то ли не решался бросить кореша. Нырнув, Викинг схватил его за ноги и утащил на глубину. Там, перевернувшись в воде, он принялся месить уголовника ногами в пах. После первого же удара тот от дикой боли открыл рот, инстинктивно пытаясь хватануть ртом живительный воздух, а набрал полные легкие воды. Прикончить его после этого не составляло особого труда.

Оказавшись на поверхности, Викинг заметил, что последний уцелевший уголовник неумело, какими-то кургузыми гребками еле-еле, плыл к берегу. Викинг в два счета догнал его и, ухватив за загривок, опустил лицо глубоко в воду. Урка пытался отбиваться, нелепо дергал руками, лягался, но попасть так и не смог. Через минуту он перестал дергаться, еще через две Викинг его отпустил.

И все это время Глеб по возможности следил за берегом. Он все ждал, что оттуда прогремит выстрел, и надеялся прикрыться от него своим соперником. Но все было тихо, да и чувства не подавали ни малейших сигналов опасности. И тогда Викинг решился. Он выбрался из воды и, постоянно оглядываясь по сторонам, принялся искать четвертого сообщника. Места были Глебу прекрасно знакомы, он мог рассчитывать застать врага врасплох, но поиски ничего не дали.

Под конец Викинг поднялся на вершину небольшого холмика, возвышающегося над берегом, и сразу понял, что совсем недавно здесь лежал человек. И он не собирался стрелять, хотя, наверняка, занял эту позицию до прихода Глеба и следил за каждым его шагом. Человек только направлял действия своих приятелей. Вот почему Викинг не ощущал с этой стороны опасности. Но почему этот тип не попытался стрелять, когда жестоко расправлялись с его дружками? Видимо, по сотовому телефону связался со своими хозяевами, и те дали отбой. То ли посчитали, что не стоит и пытаться, то ли не хотели, чтобы тело Викинга было найдено вместе с трупами известных органам уголовников. Глеб быстро оделся и пошел прочь. Теперь он точно знал, что на него началась охота.

* * *

Перстень стоял в оранжерее, вдыхая необычный аромат. Это была странная оранжерея, и растения в ней произрастали удивительные, нетипичные, можно сказать, выродки растительного царства. А все началось два года тому назад, когда крупнейшая европейская компания данного профиля «Марстон экзотикс» получила из России заказ на поставку большой партии своей продукции. Перстень об этом случайно узнал и, смеха ради, заказал на свою долю двадцать экземпляров. Еще бы: впервые в России самые разнообразные растения-убийцы. Конечно, убийцы – это слишком громко сказано, но все же забавно иногда посмотреть, до каких извращений доходит природа в своем стремлении создать как можно больше видов живых существ.

Растения из коллекции Перстня – одни невзрачные, другие с яркими, пышными цветами – при выполнении основных требований по содержанию активно расправлялись со всем жужжащим и ползающим, развлекая Илью Самойловича и приводя в восторг редких гостей. Делали они это хоть и похоже, но не одинаково. Роскошная кувшинка выделяла нектар, запах которого чувствовали даже люди. На насекомых же он действовал, как сметана на кота. Аж спотыкаясь, они лезли в кувшинку, которая немедленно захлопывалась и начинала переваривать свою жертву. Сходным образом действовала и венерина мухоловка, только в отличие от кувшинки у нее на листьях были чувствительные отростки-волоски, так что вначале пойманная муха походила на посаженного за решетку арестанта. Жирянка злодействовала совершенно иначе. У нее на поверхности листа вырабатывалось клейкое вещество, и стоило насекомому попасть туда хоть одной лапкой, как оно начинало бестолково биться и влипало целиком и полностью. Но надежнее всех из-за своих маленьких размеров действовала росянка. Стоило насекомому приклеиться к выделяемому ею липкому соку, как тут же вокруг него начинало смыкаться растение.

Странное дело – раньше Перстень заходил в оранжерею от случая к случаю, а после похорон сына стал появляться здесь ежедневно и часами бродил или сидел на жестком стуле, находя в этих необычных цветах какое-то странное утешение. Дома он почти не бывал, поскольку там каждая вещь напоминала о Михаиле. К тому же как-то так выходило, что пытаясь утешать друг друга, они с женой только еще больше растравливали себе душу. А тесть одним своим видом доводил Перстня чуть ли не до сумасшествия. Как он смеет жить, трухлявый пень, когда его внук, такой молодой, уже мертв. Поэтому Илья Самойлович и предпочитал жить в коттедже, где воспоминания становились не так тягостны и всегда рядом новые друзья – растения-убийцы.

Делами он тоже почти перестал заниматься. Не срабатывала веками проверенная формула «работа отвлекает от тягостных мыслей». Стоило Перстню заняться делами, как тут же возникали одни и те же мрачные вопросы: зачем это надо?.. для кого старается?.. кому достанутся плоды его труда?

И уже совсем странное произошло во время разгрузки в арсенале «консервов». Перстню было не управиться с тяжеленными ящиками, в которые упаковали товар, и ему выделили напарника. Молодой парень либо был слишком глуп, либо свято верил в загробную жизнь. С удивлением и восхищением рассмотрев расставленное повсюду оружие, он принялся носить тяжеленную тару, весело насвистывая при этом. А Перстню вдруг стало до боли жаль его, такого молодого, полного сил и оптимизма. Он бы мог прожить еще черт знает сколько лет, но, оказавшись опасным свидетелем, вряд ли дотянет до сегодняшнего вечера. И не было в том никакой вины парня. Просто срочно потребовалось спрятать «товар», а юнец оказался первой «шестеркой», попавшей под руку. Перстню вдруг страстно захотелось спасти парня, увести его подальше от рокового выстрела, на какое-то время он даже отождествил его с погибшим сыном. Но когда волна эмоций схлынула, Илья Семенович с необычайной ясностью понял, что Михаил мертв, тут же потерял всякий интерес к дальнейшей судьбе парня, и снова все его существо заполнило только одно желание – отомстить, причем, как можно скорее.

Но самому Перстню было не справиться, а Долгорукий обещал помочь только тогда, когда Илья Самойлович сумеет заслужить право на месть. Оставалась единственная возможность ускорить дело – уступить москвичам арсенал и полностью устраниться от участия в их делах. Что он при этом теряет? Деньги? Но уже имеющихся с лихвой хватит на то, чтобы безбедно прожить остаток дней. А если потом объявятся наследники, то Илья Самойлович будет даже рад, что каким-то малознакомым личностям, погнавшимся за жирным куском, на деле достается пшик. Что еще? Власть, авторитет? Чепуха. Недаром большинство великих авантюристов, дорвавшихся до самых вершин, тот же Наполеон к примеру, стремились сделать свою власть наследственной. Без этого она, особенно на старости лет, не так сладка.

Но, распрощавшись с арсеналом, не превратится ли он, подобно тому парню, в ненужного свидетеля? Да, превратится, но предварительно подстраховавшись, он сделает так, что мертвый будет в тысячу раз опаснее, чем живой.

Однако прежде чем расставаться с арсеналом, Перстень решил прояснить одно настораживающее его обстоятельство. Почему Долгорукий назвал убийцей сына Седого? Ведь у Ильи Самойловича с паханом были ровные отношения. Может, москвич назвал его имя, опасаясь, что с Жерехом Перстень решит покончить сам? Или Седой чем-то сильно не угодил Долгорукому, и он решил убрать пахана, заодно утолив жажду мести Перстня? Но почему тогда москвич не торопит с разборками? Неужели и в самом деле Седой?

И Перстень задумал разобраться в этом деле. Точнее, как говорят урки, взять пахана на понт. Тем более, что имелся отличный повод. Последующие события как-то отодвинули в тень нападение на арсенал, но ведь сам по себе это был факт из ряда вон выходящий, и, несмотря ни на что, данный вопрос следовало прояснить. Улучив момент, Перстень лично нагрянул к Седому:

– Хотелось бы знать, с чего это твои люди полезли с пушками на мою собственность?

Седой аж опешил от такой наглости. Хоть и находящееся под опекой, но по уголовной табели о рангах существо невысокого чина осмеливается предъявлять претензии вору в законе. Да и не известно, нужен ли еще Перстень своим покровителям. Но Илья Самойлович отлично знал, на что идет, заранее все просчитал и предупредил вспышку ярости пахана небрежно замаскированной угрозой:

– Ты невольно не только меня, но и таких людей затронул, что, если они об этом узнают, мне не сдобровать, а тебе и подавно. Так что лучше нам самим разобраться и в случае чего доложить: мол, все улажено, инцидент исчерпан, виновные наказаны. И не вздумай лгать – только хуже будет… Так в чем там дело?

Если бы у Седого было время на обдумывание, он бы в конце концов сообразил, как ему выйти сухим из воды – свалить все на Жереха, ненавидящего, как всем известно, бывшего антиквара. Но Перстень наседал с такой непоколебимой уверенностью, что Седой буквально физически ощутил присутствие за его спиной мощных сил. И пахан не выдержал, раскололся, сказал хоть и не всю правду, но большую ее часть:

– Мы за гадом одним охотились, который замочил наших кентов, ну, ты же слыхал об этом. И кто-то из «шестерок» сказал, будто видел, что он на твоем полигоне залег. Я, конечно, послал ребят. А как их встретили – сам знаешь.

– Ну а что с «шестеркой» той?

– Наказали, – сказал Седой, дав понять, что на разговор с главным свидетелем рассчитывать уже не приходится.

Именно этого Перстень и ожидал. Значит, врет пахан, не говорит о том, зачем ему понадобилось штурмовать арсенал. Ну и черт с ним. Главное – Седой признал сам факт нападения. А раз он осмелился замахнуться на арсенал, значит, вполне мог и убить сына. Но почему? Ведь они с Седым никогда не враждовали. Что толкнуло пахана на такие неожиданные действия?

Перстень всегда и во всем любил докапываться до сути, и теперь, вновь погрузившись в бурную деятельность, не изменил этой старой привычке. Информации о событиях в жизни преступной общины города у него хватало, а тут еще и Седой невольно помог, сообщив о некоем типе, устроившем планомерное избиение уголовников. Похоже, это и было ключом к разгадке. Перстень мысленно восстановил ход событий. Сначала две группировки уголовников едва не схлестываются между собой, затем лихорадочно начинают искать какого-то милиционера. То есть кто-то очень умело подставляет паханам ложные мишени. Так почему бы не предположить, что очередной такой мишенью был выбран он?

Доводы казались весьма логичными. И хотя у Перстня оставались некоторые сомнения, в данной ситуации он предпочитал, чтобы пострадало сколько угодно невинных людей, лишь бы не ушел от возмездия ни один виноватый. Так список будущих жертв пополнился еще одним, пока неизвестным, человеком. Впрочем, в данной ситуации Илья Самойлович не возражал, если с анонимом разберется Седой. Если успеет, конечно. Все-таки пахану неизвестный причинил куда больше неприятностей.

В тот же день Перстень дал знать в Москву, что готов передать арсенал, если будут выполнены некоторые его условия. Ответ пришел незамедлительно: в Глотов спешно вылетел человек для ведения переговоров.

Прибывшего Илья Самойлович видел впервые в жизни. Видимо, и в Москве происходили серьезные перемены.

– Макс, – представился посланник, чей возраст не предполагал частое использование отчества.

– Илья Самойлович, – из вежливости ответил Перстень – ведь приезжему это наверняка было известно.

– Имеем ли мы право сами выбирать способ ликвидации или должны во всем подчиняться вашему желанию? – поинтересовался Макс, выслушав условия Перстня.

– Что конкретно имеется в виду? – потребовал уточнить Илья Самойлович.

– Конкретно я имею в виду Седого. У нас возникнут серьезные трудности, если вы захотите собственноручно отправить его на тот свет.

«Плевать я хотел на ваши трудности!» – едва не воскликнул Перстень, но в то же мгновение понял – если он лично расправится с Седым, об этом, как ни скрывай, обязательно узнают уголовники, и тогда…

– Ладно, пахана – на ваше усмотрение, – как бы уступил он. – Но непосредственных исполнителей, всю эту шушеру, уж будьте так добры: найдите способ живьем передать моим людям.

– Без проблем, – заверил Макс и как бы между прочим поинтересовался. – А что это за слухи, будто вы заминировали арсенал.

– Это не слухи. Каждый, кто попытается вломиться в него силой, будет сильно удивлен. Если успеет, конечно.

– Нам такие предосторожности кажутся чрезмерными.

– Не забывайте: пока хозяин арсенала я, а вы обыкновенные арендаторы. Вот выполните мои условия – и делайте там что хотите. Хоть вообще откройте для свободного посещения.

* * *

Отрезав острым перочинным ножом придирчиво выбранный им прямой, как стрела, и длинный стебель орешника, Викинг слегка обстругал его и привязал к верхушке леску с пробковым поплавком, грузилом и крючком. Импровизированная удочка была готова. Викинг намотал леску вокруг удилища и двинулся к речке. Оставив удочку на берегу, он зашел по пояс в воду и после непродолжительных поисков достал со дна замшелую корягу. Ее осмотр Викинга явно не удовлетворил. Отбросив корягу в сторону, он подошел к обрывистому берегу, долго шарил рукой в мутной воде и наконец выдернул корень со множеством, словно щупальца у осьминога, отростков. Осмотрев свою добычу, Викинг облегченно вздохнул. На отростках повсюду виднелись домики, в которых укрывались от рыб личинки ручейников – излюбленное лакомство водной живности. Викинг наугад вскрыл несколько домиков. В двух из трех хозяева оказались дома. Викинг тщательно обобрал домики с корня и вылез на берег. Проблему наживки он решил, теперь можно и порыбачить. Викинг устроился под нависшим над водой деревом и закинул снасть в воду.

Всего несколько часов тому назад Глеб мучительно размышлял о том, что же ему делать. Викингу просто необходимо было попасть в город и в то же время ни в коем случае нельзя было этого делать. Ведь после неудавшегося покушения уголовники весь день будут настороже. Конечно, вряд ли они еще раз попытаются ликвидировать его, но зато не позволят проскользнуть незамеченным и будут пристально следить за каждым шагом. И тут Викинга посетила шальная мысль – а не нанести ли в таком случае удар первым. Убрать кого-нибудь из среднего звена – скажем, бригадира вымогателей или сутенера. Он знал, где найти пару-тройку из этих типов. Выждать до вечера и под покровом темноты… Но это было бы просто убийство ради убийства. Все эти фигуры легко заменимы, и утрата даже нескольких из них заметного вреда воровской общине не нанесет. Куда важнее незаметно добраться до собственной квартиры. Но как это сделать?

И тогда Викинг решил вообще в этот день не появляться в городе. Пусть урки думают, что он, испугавшись нападения, ударился в бега. Тем более, что ему было где укрыться. Имелось в лесу заветное местечко, где он неоднократно проводил выходные. Там в тайнике хранилось все, что требовалось непритязательному человеку для отдыха и тренировок, даже одеяло, тщательно упакованное в полиэтилен. От нынешнего дома Викинга туда было около десяти километров – полтора часа нормальной ходьбы.

Толстый пробковый поплавок, резко дернувшись, чуть ушел вниз, выскочил на поверхность и снова, теперь уже медленно, нехотя, упираясь, стал погружаться в воду. Легким движением руки Викинг подсек, вытащил на поверхность небольшую рыбку и аккуратно подтащил ее к берегу. На крючок попалась красноперка – очень красивая рыбка с интенсивно-красными плавниками. Такой самое место в аквариуме. Но Викинг в данный момент руководствовался чувствами поважнее эстетических. Он с утра ничего не ел, а вскоре ему могла понадобиться вся его сила. Он насадил добычу на кукан из раздвоенной ветки ивы и, поправив чуть тронутую красноперкой личинку ручейника, снова забросил удочку в воду.

Рыбалка хороша еще и тем, что можно, обеспечивая себя пропитанием, одновременно предаваться самым разным мыслям. Не отрывая взгляда от поплавка, Викинг, естественно, обдумывал ту ситуацию, в которой он оказался. Она не сулила ничего хорошего. Уголовники оставались еще слишком сильны и шансов уцелеть в открытой борьбе с ними было немного. К тому же Викинг, периодически думая о таком варианте, как-то не удосужился разработать конкретный план действий на этот случай. Но, возможно, этого и не требовалось. Инициатива перешла к уголовникам. Теперь какие, даже самые расчудесные, планы ни изобретай, любой из них может быть перечеркнут их ответным ходом. Думать надо на шаг, максимум – два, вперед. Остальное просто не имеет смысла.

На другом берегу речки послышались голоса. Викинг насторожился. Этот приток главной водной артерии Глотова не превышал в ширину двадцати пяти метров. Викинга можно было подстрелить с того берега даже из пистолета. Но тут у воды появилась парочка. Почти дети, лет четырнадцати, заметив Викинга, они поспешили скрыться в зарослях. Глеб посмотрел на кукан. Семь рыбешек – хватит, чтобы утолить голод. Жаль, конечно, что в тайнике не оказалось фольги, а то можно было запечь улов в углях. Ну что ж, придется довольствоваться тем, что есть.

Перекусив, Викинг постелил еловых веток и, укутавшись в одеяло, лег спать. Было еще довольно рано, но он собирался встать в два часа ночи.

* * *

Седой не верил своим ушам. Чтобы безоружный пловец смог не только уцелеть после внезапной атаки быстроходного катера, но и уничтожить весь его экипаж – такое не поддавалось никакому логическому объяснению. С таким же успехом можно представить, как шкодливый подросток сбивает из рогатки боевой вертолет. Седому вспомнились слова Угла о суперзасекреченном бойце, тайной операции. Теперь это предположение не казалось пахану таким уж бредом. Ну не мог обыкновенный человек, не прошедший многолетнюю разностороннюю подготовку, с одинаковой легкостью убивать голыми руками на земле и выходить сухим, точнее, живым и невредимым, из воды. Он уже знает, что раскрыт. Что же будет, если этот супермен, спасая свою жизнь, возьмет в руки какое-нибудь огнестрельное оружие. Да он запросто перестреляет всех боевиков Кучера и в придачу тех, кто еще осмелится стать ему поперек дороги.

Седой защелкал зажигалкой.

Нет, ерунда все это. Просто у него слишком разыгралось воображение. В насквозь коррумпированной государственной системе для богатого человека не может быть ничего тайного – только явное. А фантастические успехи их противника могут во многом объясняться элементарным везением. Конечно, и выдающихся бойцовских качеств у него не отнять, но все же. И Седой в упор спросил у Кучера:

– Говоришь, там был еще и четвертый, наблюдатель. Почему же он не спасал своих корешей?

– Так там же, в воде, торчал этот дьявол.

– А что, у твоего наблюдателя не было с собой оружия?

– А как же иначе? Мои без пушек на дело редко ходят.

– Так почему же он не стрелял, твою мать?! – взорвался Седой.

Кучер вздрогнул, затем сжался в комок, словно еж, насмерть перепуганный, но все еще готовый постоять за себя.

– Сам же приказал эта… как его… инсценировать несчастный случай.

– А если бы я приказал тебе нырнуть вниз головой в бассейн, а там в последний момент спустили бы воду, – все равно бы прыгнул?