Текст книги "Викинг"

Автор книги: Максим Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

– Ничего, как-нибудь разберемся. Только первым делом ты должен отца с матерью спрятать в надежном месте.

– А про себя, дед, ты что, забыл? И тебя надо вместе с ними.

– Обо мне разговор особый. Тут, знаешь, как в сказке «Я тебе еще пригожусь». Кроме того, я свое уже пожил, в случае чего и умирать не так страшно.

И как ни пытался Викинг отговорить старика, тот оставался непреклонен. Они так увлеклись спором, что не обратили внимания на назойливо звонивший телефон. Трубку снял отец и через несколько секунд робко заглянул в комнату:

– Глеб, это тебя! – удивленно сказал он.

Викинг недоумевающе посмотрел на отца, а дед досадливо проворчал:

– Черт, надо было сказать, что его нет, а где он – неизвестно.

Но что сделано, то сделано. Викинг неохотно поднял трубку.

– Здравствуй, Глеб, – раздался такой знакомый женский голос. Наконец-то я тебя застала.

* * *

Табачный дым устилал комнату густой пеленой. Седой нервно расхаживал взад-вперед, пробиваясь сквозь дымовую завесу, словно самолет через облака, не выпуская изо рта чуть ли не сотую за день сигарету.

– К этому хмырю с какой стороны ни подойдешь, результат один куча трупов, – наконец, выдавил он после длительного молчания.

«Да, – подумал Крест, – четыре покойника и калека за один день – это многовато. Тем более, что день еще не закончился». А вслух сказал:

– Кто бы мог подумать, что у него вся семейка такая: убийца на убийце. Им только дай возможность порезвиться.

Уголовники еще не знали подробностей побоища и опирались на собственные догадки.

– Так выяснили бы, прежде чем соваться, – окрысился на помощника Седой и, помолчав, спросил:

– Что дальше делать будем? Может, забудем о нем, оставим в покое?

Вопрос прозвучал совершенно неуместно. Если они и перестанут охотиться на парня, то он вряд ли ответит им такой же любезностью. А главное – Крест отлично знал характер пахана и понимал, что он не остановится и готов положить всех своих людей до последнего, лишь бы отомстить. Видно, Седой решил прощупать настроение своего помощника, и Крест ответил так, как и требовалось в данной ситуации:

– Его как можно скорее кончать надо. Мои ребята раскопали кое-что очень интересное. Так что рискнем прямо сегодня.

– А не торопитесь? Сегодня и так слишком много всего свалилось на нашу голову. К тому же его еще найти надо.

– Найдем. Вряд ли он ждет, что мы после стольких неудачных попыток сразу же решимся на новую.

– Ладно, делай как знаешь. Но на всякий случай нужно прихватить его приятеля.

– Этого… Белова? – уверенно спросил Крест.

– Ага, – немного удивленный догадливостью помощника ответил пахан. – Они же с детства корешат. Может, он и подскажет, где его дружбан прячется.

– Да чего ему прятаться. Небось давно уже прискакал к своим предкам, – так и подмывало высказаться Креста, но он промолчал. Пусть ликвидация злейшего врага станет для пахана приятной неожиданностью.

Белов и не подозревал о том, что игра в кошки-мышки с уголовниками закончилась. А то, что Глеб уже третий день не дает о себе знать, его ни капли не тревожило. Бывало, что Викинг без предупреждения исчезал и на больший срок. Сейчас головной болью для Георгия стало выяснение отношений с налоговой инспекцией. Вот уж действительно, обложили, так обложили. Как волка флажками. С одной стороны – уголовный рэкет, а с другой – государственный. И куда честному бизнесмену податься? В прорубь?

Вообще, по меркам тридцать седьмого года государство являлось самым злостным в стране вредителем. Нормальных деловых людей давило налогами, врачам, учителям и прочим бюджетникам месяцами не платило зарплату, рабочих толкало на забастовки и голодовки. На кого же тогда оно работало? Получалось, что исключительно на воров и бандитов, независимо от того, где они орудовали – в темных переулках или светлых чиновничьих кабинетах. По совести, страну надо было снова переименовывать, теперь уже из России в Паханию.

Белов чертыхнулся, глядя на неподъемную кипу бумажек, в которых были отражены малейшие финансовые шевеления его фирмы, вплоть до оплаты работы художника, изобразившего ее эмблему. Тут и раздался стук в дверь, после чего она распахнулась, пропуская представителя другой, неофициальной банды рэкетиров – порядком надоевшего Белову Сквозняка.

«Легок на помине, – раздраженно подумал Георгий. – И чего приперся. Вроде не время еще».

Но Сквозняк пришел не за деньгами. У него имелся серьезный разговор.

– Хорошо, – поколебавшись, согласился Белов. – Могу уделить минут двадцать.

– Да нет. Это надо обсудить в спокойной обстановке, где-нибудь в солидном кабаке.

– А кто платить будет? У меня лишних денег нет.

– Мы заплатим, – поспешил успокоить его Сквозняк. – Дело того стоит.

– Ладно. Но я не ухожу отсюда раньше семи и сегодня делать исключений не собираюсь.

– Замечательно, – обрадовался уголовник. – Для кабака это самое время. Значит, в семь здесь внизу.

Что-то не понравилось Белову в этом разговоре, он стал подумывать о том, не увильнуть ли ему от встречи, и тут, как обычно происходит в таких случаях, нашлась причина: сегодня же день рождения матери его невесты. Надо хоть цветов ей привезти.

Частично покончив с бумажками, он в темпе покинул офис и за час до оговоренного срока спустился вниз. В последнее время Викинг не претендовал на «жигуленок», поэтому Белов использовал машину на всю катушку. Он притормозил у цветочных рядов, выбрал букет поприличнее и рванул вперед. Невеста жила на другом конце города, следовало поторопиться. Однако визит Сквозняка подсознательно насторожил Георгия, и вскоре он заметил задрыпанный «Фольксваген» мышиного цвета, неотступно следовавший за ним. Стоило попробовать оторваться, но машин на дороге было маловато, и Белов решил отложить свою затею, пока не доберется до главной городской магистрали – бывшего проспекта имени Ленина. Подъезжая туда, он обратил внимание на чрезмерное скопление гаишников. Двое из них двинулись на пересекавшую проспект улицу, по которой ехал Георгий, собираясь перекрыть движение.

Среди множества новых традиций одна особенно пришлась по душе начальникам разных уровней, партийности и половой ориентации, а также без оной. Называется она «дай дураку зеленую улицу». Руководитель даже какого-нибудь глухоманистого городишки, переезжая из дома на дачу, норовит перекрыть движение на всех подвластных ему дорогах, чтобы народ видел, какая он важная фигура. Ну и заодно прокатиться с ветерком. Что поделать. Ничтожные люди, органически не способные отличиться своими делами, стремятся выделиться любым доступным их убогому воображению способом.

Гаишники уже остановились посередине дороги. Вот-вот один из них поднимет руку в запрещающем жесте. Белов нажал на газ, лихо объехав уже замершую у перекрестка «Волгу», и, едва рука гаишника пошла вверх, выскочил на проспект. Стоявший на другой стороне перекрестка гаишник поначалу собирался тормознуть не уважающего начальство водилу, но все-таки отпустил Белова с Богом. Георгий притормозил и посмотрел в зеркало заднего обзора. «Фольк» только добрался до той стороны проспекта. Его водитель оказался мужиком наглым, и, наплевав на красноречивые позы автоментов, бросился форсировать проспект. И просчитался. Сейчас был тот редкий случай, когда гаишников интересовало не содержимое его бумажника, а порядок на дороге. Они так истово засвистели в две дудки, что водиле из опасения еще больших неприятностей пришлось остановиться. Белов к тому времени был уже далеко.

– Что-то случилось. Надо срочно найти Глеба, – думал он, гоня «жигуль» на предельно допустимой в городе скорости.

* * *

Хорошей женщине Лене в последнее время катастрофически не везло с мужчинами. Сначала без предупреждения исчез ее любимый человек, а вскоре и любовник. Причем, последний навсегда. А ведь какой удобный был мужчина. Богатый, щедрый и не особо ревнивый. Как быстро и ненавязчиво он исполнял почти все ее просьбы. Чем-то он напоминал эдакого «богатенького Буратино». И денежки свои тратил столь же легкомысленно, с той лишь разницей, что дивиденды рассчитывал получить не висящими на дереве золотыми монетами, а умелыми женскими ласками.

И фамилия у любовника была столь же роскошная, как и его дары – Соболев. Женщина Лена души в нем не чаяла. Одно ей не нравилось – увлечение немолодого ловеласа полетами на воздушном шаре. То есть наличие у Соболева какого-то постороннего увлечения как раз было ей по душе – это позволяло женщине уделять больше времени любимому мужчине. Не нравилось само занятие конкретно. Оно внушало ей сильное беспокойство. Сколько раз Лена уговаривала Соболева переключиться на что-то более безопасное, говоря, что человек, если и должен летать, то лишь во сне. Но тот в ответ говорил, что душа его требует простора, а где еще найдешь такой простор, как в небе. Допросторился. Теперь, небось, тяжко ему, когда вместо бездонного неба со всех сторон земля.

Лена оказалась в крайне сложном положении. Денег в доме было до обидного мало – год протянуть при скромной жизни. А Лена скромно жить не привыкла. Значит, придется снова идти в «Ромашку» – и прости-прощай вольная жизнь. Ежедневно ложиться под новых клиентов, со страхом думая, какая дикость может прийти любому из них в голову. Кошмар.

И в такое безумно сложное время приходилось еще мириться с исчезновением Глеба. Она время от времени звонила ему домой, и всякий раз слышала в ответ:

– Он уехал… Когда вернется, не знаем. Звоните еще.

Умом Лена понимала, что Глеб ее бросил, но чувства отказывались в это верить.

Возвращаться к прежнему занятию она не спешила. И произошло невероятное (перефразируя общеизвестное выражение): если путана не идет к сутенерше, то сутенерша идет к ней. К Лене явилась новая хозяйка «Ромашки». И не одна, а привела с собой разбитного молодого человека. Мило поговорив о том, о сем и пригласив «ночную бабочку» заходить на огонек, хозяйка исчезла, а молодой человек остался. К удивлению Лены, он оказался превосходно информирован о недавних событиях ее жизни. Более того, он знал такое, о чем Лена даже не догадывалась. Оказывается, Глеб, ее ласковый внимательный Глеб ухаживал за ней так – между делом, в первую очередь нацеливаясь уничтожить Соболева. И добился своего.

– Но ведь Соболев погиб в результате несчастного случая, – возразила Лена.

– Если считать несчастным случаем сработавшее взрывное устройство.

– Но комиссия не обнаружила никаких его признаков. Ни осколков, ни частей механизма.

– А-а, сейчас такие комиссии. Воду в реке найти не смогут, – отмахнулся молодой человек.

– Ну, допустим, было взрывное устройство. Но зачем это Глебу надо?

– Так просто. Он маньяк. Это не первая и не последняя его жертва. Между прочим, он в совершенстве владеет искусством убивать голыми руками.

Тут Лена вспомнила, как Глеб шутя расправился с двумя могучими парнями. Неужели незнакомец говорит правду? А тот вдруг сказал:

– Мы хотим его обезвредить. И вы должны нам помочь.

– Но как?

– Мы вам все объясним, когда понадобится. Лучше скажите – согласны?

Лена не обманывала себя насчет того, кто этот молодой человек. Раз его привела владелица борделя, значит – не из милиции. А то, что столь уважаемая в определенных кругах дама использовалась в качестве девочки на побегушках, говорило о том, насколько могущественные люди жаждут расправиться с Глебом. Если она откажется, ее могут убить. Но вряд ли Лена согласилась бы, если бы Глеб не обошелся с ней так жестоко. К тому же лишил ее финансовой опоры. В то, что рассказал молодой человек о гибели Соболева, она почему-то поверила сразу. И согласилась.

Ее помощь понадобилась уже на следующий день. Молодой человек вихрем ворвался к ней в дом и потребовал, чтобы она немедленно позвонила Глебу. Лена не стала говорить, что его наверняка нет дома, и набрала номер. Глеб оказался на месте.

– Сделай все, чтобы он приехал к тебе. И поболтай с ним хотя бы минут пять, – потребовал молодой человек, одновременно связываясь с кем-то по сотовому телефону.

Лена провела у телефона не пять, а все десять минут. Ей пришлось долго уговаривать Глеба, который упорно отбояривался от приглашения. Но невозможно отказать женщине, если она чего-то очень хочет.

– Он приедет, – сказала Лена, положив трубку.

– Я уже понял, – как-то буднично ответил молодой человек…

Когда Викинг положил трубку, внимательно прислушивавшийся к разговору дед буквально набросился на него:

– Ты с ума сошел. Не вздумай никуда идти. Это же ловушка.

– Скорее всего. Но если я не пойду сейчас, они не успокоятся. Так не лучше ли встретиться с опасностью, зная о ней заранее, чем подвергнуться нападению, когда не готов к нему, – рассудительно ответил Викинг.

– Будет тебе и то, и другое, – пообещал дед.

Викинг начал собираться, но через несколько минут сказал, показывая на дверь:

– Там что-то не так.

– Ага. И я сейчас почувствовал какое-то беспокойство, – согласился дед. – Видимо, решили прихватить тебя прямо здесь.

Но дальше их мнения разошлись. Викинг хотел лично разобраться с незваными гостями, а более рассудительный старик настаивал на своем варианте. В конце концов более молодой из уважения к годам, как немного иронично подчеркнул Глеб, уступил.

– Но сначала необходимо убедиться, что это не ложная тревога. Тем более, что мне не стоит здесь оставаться, если появится милиция.

– Ладно, – согласился дед, – давай. Дорога известная, хотя пока и не хоженная.

Они вышли на балкон. Дом был достаточно старый, и потому метрах в трех от балкона тянулась пожарная лестница. Викинг вскочил на перила и прыгнул. Он не боялся промахнуться, но всерьез опасался, что древнее сооружение могло насквозь проржаветь. Обошлось – конструкция со скрипом, но выдержала непривычную нагрузку. Викинг быстро спустился вниз, мимоходом заметив, как какой-то мужик, разинув рот, наблюдает за необычным акробатическим этюдом. «А, ничего страшного. Небось, подумал, что увидал развязку классической ситуации: муж внезапно вернулся из командировки».

Викинг обогнул дом и нырнул в свой подъезд. Бесшумно поднимаясь, он добрался до своего этажа и остановился, прислушиваясь. Пролетом выше явно кто-то был. Оттуда доносилось сопение, какие-то шорохи и едва различимое позвякивание.

– Что ж он, падла, так долго? – проговорил кто-то полушепотом, но так и не получил ответа.

Викингу стало все окончательно ясно.

«Ловко придумали, подлецы. Стоило бы мне ступить за порог – и они бы принялись палить из нескольких стволов. Тут уж никакое умение и реакция не спасли бы. А шишь вам.»

Следующие минут десять прошли в томительном ожидании. Викинг опасался, что бандиты, поняв бесперспективность своей затеи, уйдут или, хуже того, попытаются вломиться в квартиру. Но ребята оказались терпеливые. Наконец подкатил мерседесовский фургон, из него высыпали бравые парни в камуфляже и масках, с укороченными автоматами в руках – глотовский ОМОН.

Дальше события развивались по сценарию, который вряд ли обрадовал глотовских авторитетов. Выскочив словно из-под земли, омоновцы скомандовали заскучавшим душегубам:

– Стоять смирно, руки вверх!

Двое безропотно подчинились, у одного не выдержали нервы. Грянул одиночный выстрел. И тут же в ответ хлынул шквал автоматных очередей, заполнивший адским грохотом ограниченное пространство подъезда.

– Не стреляйте, я сдаюсь! – истошно завопил стоявший немного в стороне и потому чудом выживший бандит.

– Ну, сука, ты это зря! Ты у меня еще пожалеешь, что уцелел! – пообещал один из бойцов, уже приготовившийся прицельно выпустить в него очередь.

Когда все закончилось, Викинг вернулся в квартиру.

– А ты боялся, – сказал ему дед. – Видишь, все прошло как по маслу. Не напрасно мне тот сыскарь телефончик дал. Одного не пойму. Когда я ему позвонил и сообщил про вооруженных людей в подъезде, знаешь, что он мне сказал? Что б я не вздумал сам, до приезда милиции, их прикончить. Мол, за такое можно и срок схлопотать. Как думаешь, он шутил или всерьез?

* * *

Безукоризненно выглаженная белоснежная рубашка, строгий галстук, идеально сидящий светло-серый костюм – эта одежда делала гостя похожим на журнальный образ классического политика или делового человека. Седой в цветастой рубашоночке и немного широковатых штанах выглядел рядом с ним неотесанным мужланом, деревенщиной. Гость вел себя предупредительно и вежливо, но это была лицемерная вежливость, с которой общаются с безнадежно больным человеком, готовясь ему сообщить, что шансов на спасение нет. Дело в том, что гость приехал к пахану с очень щекотливой миссией.

– Все мы порой ошибаемся, – говорил он вкрадчиво-приторным голосом. – И надо найти в себе мужество признать эти ошибки и по возможности их исправить. Что поделаешь, мы оказались несправедливы к уважаемому Антиквару…

«Ишь ты: как они Перстня величать стали, – неприязненно подумал Седой. – А ведь совсем недавно по их приказу его щенок на тот свет отправился».

– …Сделанного, конечно, не воротишь, но нам хотелось бы хоть частично загладить свою вину. Антиквар горит желанием покарать убийц своего сына. Желание, надо признать, совершенно естественное, и было бы неплохо помочь ему его осуществить.

«Ишь ты, вина их, а отдуваться придется мне. Ведь это мои люди Сынка кончили». Седому в голову не приходило, что он является одной из потенциальных жертв мести как непосредственный организатор убийства: слишком высокое положение он занимал.

– Насколько я понимаю, акцию осуществили ваши люди. Честно говоря, мы были уверены, что вы предпочтете вообще не вмешиваться в это дело. Но раз уж так случилось, мы надеемся на ваш здравый ум. Киллеров надо передать Антиквару. Кстати, вы же понимаете, если он решит их… э… допросить и выяснит, что кто-то может избежать возмездия, нас с вами ждут крупные неприятности.

«Он что, из бывших дипломатов? Ишь, как шпарит – вроде гладко, но с туманцем». Седой посмотрел гостю прямо в глаза и, дождавшись, когда тот отвел взгляд, спросил:

– Что-то я не совсем врубился насчет возмездия и неприятностей.

– Антиквару должны быть переданы все люди, участвовавшие в убийстве его сына, – откровенно сообщил гость, про себя удивляясь непонятливости пахана.

Но Седой давно все понял. Четкое признание нужно было ему только для того, чтобы самому перейти в атаку.

– Это что же получается? Выходит, я должен своих парней только за то, что они выполнили приказ, на верную смерть послать? Он же не чаи с ними распивать будет. Нет, так дело не пойдет.

– Похоже, вы не понимаете, – по-прежнему мягко заметил гость. Это не моя просьба. В благополучном разрешении вопроса заинтересованы очень влиятельные люди.

– Знаю я этих людей. Но только их власть нашего города не касается. Здесь я хозяин.

– Зря вы отказываетесь. Для вас же это пустяк. А взамен вы можете получить нечто куда более существенное.

– Это что же?

– Например, уверенность в завтрашнем дне. Насколько мне известно, ваши люди ведут тяжелую и безрезультатную охоту за одним молодым человеком. Уже сейчас ваши потери трудно подсчитать. Все закономерно. Молодой человек профессионал, а вам никогда не приходилось сталкиваться с противником такого уровня. Ваши люди к этому не подготовлены, вы пытаетесь действовать не умением, а числом, что приводит только к новым жертвам. Это все больше смахивает на чистой воды авантюру. В такой ситуации возникает закономерный вопрос – а не было ли ошибкой смещение Жереха?

Угроза была вполне выполнимой. И Седой это знал. Поэтому он позволил себе единственное, что мог в данной ситуации – вспышку бессильного гнева:

– А если я прямо сейчас глотку тебе перережу, что ты тогда запоешь?

Человек, решивший действовать, не тратит время на пустые угрозы. Гость равнодушно пожал плечами:

– В таком случае у города какое-то время не будет хозяина.

Спустив пар, Седой утратил всякое желание сопротивляться. Вести войну на два фронта, да еще зная, что гость представляет силы, намного превосходящие его собственные, пахан не мог. Но все же попытался в последний момент ухватиться за соломинку:

– А если Перстень исчезнет?

– Если бы это решало наши проблемы, не имело смысла обращаться к вам.

– Понятно. Когда Перстень должен получить то, что хочет?

– Чем раньше, тем лучше. Хорошо бы уже сегодня.

Оставшись один, Седой приказал немедленно вызвать Кучера, а сам погрузился в крайне неприятные размышления. Эти дни оказались самыми тяжелыми в его жизни. Мало того, что он понес огромные потери, так в довершение всех бед его вынудили собственноручно отдать своих бойцов на расправу, обречь их на верную гибель. Такого унижения он еще никогда не испытывал. Да разве в одном унижении дело? Опять же – ребят жалко. Хотя моральные соображения не имели для пахана сколько-нибудь существенного значения. Главное – его положение может стать довольно шатким, если братва узнает о роли Седого в судьбе убивших Сынка людей. Никто не любит предателей, каких бы социальных слоев это ни касалось и какое бы место в своем кругу не занимал предатель. Седому оставалось радоваться тому, что у него такой, пусть и туповатый, зато преданный и исполнительный лидер боевиков. Кучер сделает все, что ему прикажут, и никогда не проболтается об этом. У пахана были все основания рассчитывать на удачный исход дела.

Когда явился Кучер, Седой коротко обрисовал ситуацию, сказав только то, что считал нужным, и подытожил:

– Придется отдать их Перстню на съедение, но так, чтобы не знала ни одна живая душа.

Кучер даже не пытался возражать, он только огорченно заметил:

– Монгола жалко.

Седому тоже было жаль Монгола. Хладнокровный, толковый, отлично подготовленный парень, короче, один из лучших. Именно он непосредственно руководил ликвидацией Сынка и китайца. Да, такого не заменишь первым попавшимся ублюдком из подворотни. Но когда на кон поставлена твоя судьба, то и жалеть имеет смысл только самого себя, единственного.

Видя, что хозяин никак не прореагировал на его слова, Кучер перешел непосредственно к делу.

– Я подберу нескольких ребят понадежнее. Начнем со Слоника, последним – Монгола.

– Нет, – оборвал его Седой. – Есть у тебя один пацан, что перешел к нам от Жереха. Вот он и сдаст Слоника, я даже знаю, как. А что касается двух других, то найди способ сообщить их имена Перстню и пусть он сам с ними разбирается, как хочет. Но, – Седой поднял вверх указательный палец, – сначала надо сдать Слоника.

Расчет пахана был прост. Когда исчезнут Монгол с напарником, достаточно будет пустить слух, что, Перстень, мол, каким-то образом узнал об участии Слоника в убийстве сына, а тот под пытками выдал сообщников. И Седой окажется вне подозрений.

Слоник в последнее время жил только надеждами. Правда, он сумел убедить Перстня в своей непричастности к убийству Сынка. Мол, улыбнулась Слонику удача: поехал за девочками, одна из них задержалась (она и в самом деле задержалась – люди Седого отловили ее в подъезде, как только она вышла из квартиры, и мурыжили минут двадцать) – вот и пронесло, а то бы он тоже получил свою порцию свинца.

Возможно, Перстень и поверил Слонику, но считал его как минимум невольным виновником убийства сына. Ведь это из-за Слоника с его развратными девками Михаил покинул дом и, сломя голову, бросился навстречу собственной смерти. Как и все родители, Перстень считал своего отпрыска невинным ангелом, которого сбило с пути истинного порочное окружение. Как следствие, Слоник в одно мгновение лишился непыльной и доходной работы. Такой поворот дела до крайности огорчил бывшего телохранителя. Он-то рассчитывал, оставаясь у Перстня, и дальше оказывать всякие мелкие услуги Седому, которого считал безусловным фаворитом в развернувшейся борьбе. Да и авторитеты после случившегося не торопились поручить Слонику даже самую завалящую работу – брезговали предателем. Оставалось одно – надеяться на лучшее.

Однажды, когда Слоник, пересчитывая оставшуюся скудную наличность, размышлял, не пора ли заняться делом, например, грабануть кого-нибудь или вломиться в чью-то хату, раздался звонок в дверь. Незнакомый парень, по габаритам не уступавший Слонику, вместо приветствия сообщил:

– Я от Седого.

Слоник посторонился, пропуская желанного гостя, но Хрящ (а это был он) дальше прихожей не пошел и деловито спросил:

– Ты коттедж Перстня хорошо знаешь?

– Как свою хату. Столько раз там гулянки закатывали, – немного приврал бывший телохранитель.

– Очень хорошо. Быстро собирайся, и поехали. – И, предупреждая возможные вопросы заинтригованного Слоника, пояснил:

– Взять там надо кое-что, пока хозяин в отъезде. Вот ты и поможешь сориентироваться на местности.

На участок Перстня они проникли без проблем, легко перемахнув через ограду, но дальше случилось непредвиденное. Массивные створки ворот подземного гаража были приоткрыты. Хрящ первым заметил это и сразу насторожился.

– Постой-ка на шухере, а я пойду разберусь, в чем там дело, – приказал он Слонику.

Через минуту из гаража донесся его призывный возглас:

– Эй ты, как там тебя, иди сюда, помоги.

Слоник опрометчиво сунулся внутрь и тут же рухнул как подкошенный от безжалостного удара по затылку. В себя он пришел в тот момент, когда посланник Седого уважительно прощался со стоявшим спиной к Слонику мужчиной. Когда мужчина повернулся, Слоник узнал в нем Перстня и в ужасе рванулся, но напрасно. Его руки были намертво прихвачены к торчащим из капитальной стены крюкам. Двое незнакомых Слонику парней стащили с него брюки и связали ими ноги.

– Ну, здравствуй, – сказал Перстень, подходя ближе. – Очень рад тебя видеть. Надеюсь, ты уже понял, что твой новый хозяин сдал тебя с потрохами… Скажи, ты жить хочешь? Вижу – хочешь. Так вот, если ты укажешь всех тех, кто участвовал в убийстве Михаила…

Тут Перстень остановился. Он взглянул в глаза Слоника, уловил в них вспыхнувший огонек надежды, дал ему разрастись и только тогда, не спеша, с расстановкой, словно выплескивая порциями накопившуюся в нем ярость, закончил:

– …То все равно подохнешь, как собака, только будешь меньше мучиться. Седой уже сообщил мне их имена. Я просто хочу выяснить, не обманывает ли старый ишак. Так вот, скажешь – сегодня же умрешь, не скажешь – пеняй на себя.

От страха Слоник не мог вымолвить ни слова. Приняв его молчание за нежелание говорить, Перстень нетерпеливо щелкнул пальцами. Тут же один из парней протянул хозяину раскаленный прут, а другой умело заклеил рот Слоника пластырем. Перстень ткнул алой точкой на конце прута под мышку своей жертве. Все тело Слоника содрогнулось от дикой боли, а Перстень, внезапно рассвирепев, принялся хлестать огнедышащим железом куда попало. Остановился он только, когда Слоник потерял сознание. Дав жертве прийти в себя и аккуратно освободив рот, Перстень вкрадчиво спросил:

– Ну что, будешь говорить?

Слоник, естественно, заговорил. Морщась и постанывая от боли, он выложил все, что знал об убийстве, естественно, не выпячивая свое в нем участие. Перстень выслушал его и горько улыбнулся:

– А что ж ты, гадина, не расскажешь о том, как пульт украл. Без этого Михаила не посмели бы тронуть.

– Какой пульт? Я ничего не знаю!

– Да? И никогда не видел у Михаила такой штучки? – Перстень сунул под нос Слонику свой пульт.

– Видел, – присмотревшись ответил тот.

И тут он вспомнил, как после стычки с неизвестным, отделавшим китайца, избитый Сынок решил излить ему свою душу:

– Морда что – поболит и пройдет. Главное – он вещь одну забрал. Мне без нее кранты.

Жажда выжить до предела обострила небогатые умственные возможности Слоника. Заметив, какое значение придает Перстень исчезнувшему пульту, он сообразил, что появился хоть какой-то шанс на спасение.

– Я знаю, кто забрал пульт. Если не станете убивать – скажу.

– Ах ты, мразь! – Перстень замахнулся еще не остывшим прутом, но парни, бдительно следившие за происходящим, немедленно вмешались. Один перехватил руку хозяина, другой вновь залепил Слонику рот.

– А то через пять минут весь поселок сбежится, – напомнил один из них. – Вот теперь мы ему пасть заткнули, можно продолжать.

Но мучительства не привели к желанному результату. Слоник очень хотел жить и ради этого был готов вытерпеть любую боль.

– Если заставите говорить, я ж и соврать могу, – пообещал он, когда с него в очередной раз содрали пластырь.

– Черт с тобой. Живи, – согласился Перстень.

Когда Слоник закончил свой рассказ, Перстень понял, что этого незнакомца надо хоть из-под земли достать. Ведь он виновен в гибели сына не меньше, чем все остальные. Что ж, пусть москвичи займутся поисками, у них это неплохо получается.

– Ну вот, теперь мы квиты, – ядовито улыбаясь, сообщил он Слонику. – Ты воспользовался доверчивостью моего сына и погубил его. А теперь я немножко попользовался твоей доверчивостью.

С этими словами он достал полиэтиленовый пакет, ловко накинул Слонику на голову и перехватил на шее поданной одним из парней бечевкой. Особый садизм заключался в том, что горловина пакета была перевязана не очень плотно – при судорожных вдохах Слонику удавалось засосать внутрь воздух, но в количестве, достаточном только для того, чтобы продлить агонию.

– С меня хватит! – решил Перстень, дождавшись, когда организм предателя устал бороться за жизнь. – С другими не буду связываться.

Нет, не идея милосердия внезапно посетила его разум, надоумив пощадить остальных убийц. Просто расправа над Слоником потребовала слишком много эмоций. На других киллеров душевных сил просто не осталось.

– Остальных – как договаривались, но только без меня. Пришить, и концы в воду, чтобы следов не осталось.

* * *

Викинг явился к Белову совершенно неожиданно и как раз в тот момент, когда Георгий, отчаявшись разыскать приятеля, строил самые мрачные предположения насчет его судьбы.

– Тебе на сборы не больше часа, – заявил Глеб безапелляционным тоном.

– Какие сборы, у меня полно работы, – начал было трепыхаться Георгий. – Дай хоть с налогами разобраться.

– Работа потерпит. В любом случае всю ее не переделаешь. А у нас крупные неприятности. Я засветился и боюсь, что уголовники в любой момент доберутся до тебя.

– Уже пытались. Я на днях чудом от «Фольксвагена» оторвался. Ну и хари в нем сидели!

– Вот видишь. Собирай манатки, предупреди кого следует, и сматываемся.

– А, может, отложим на денек. У меня завтра важная встреча.

– Так завтра ж суббота.

– Ну и что? Понимаешь, человек один приезжает, надо решить серьезный вопрос.

– А я не смогу тебя заменить? – спросил Викинг после непродолжительного раздумья.

– Вообще-то, можешь, – поколебавшись, ответил Белов. – Но лучше я сам.

– Сам ты лучше затаись на время. Что толку от договора, если потом его будет некому выполнять. – И, видя, что Георгий по-прежнему колеблется, резко спросил. – Или ты хочешь, чтобы я тебя силой за собой потащил?