Текст книги "История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей"

Автор книги: Магда Сабо

Соавторы: Иштван Фекете,Кальман Миксат,Тибор Череш,Геза Гардони,Миклош Ронасеги,Андраш Шимонфи,Ева Яниковская,Карой Сакони,Жигмонд Мориц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

VII

Случилось так, что Элфи чуть было не вернулась к своим старикам в первый же вечер. Один лишь стыд удержал ее. А побороть его у нее не хватило сил.

Мать варила в кухне шоколадный и кофейный ликер, когда приехали Элфи и дедушка. Она не могла бросить поглощавшую все ее внимание работу. Поцеловав и погладив дочь, она велела найти место для вещей в большом шкафу в прихожей. Ведь здесь ей все знакомо, она знает, где что лежит, не к чужим пришла, нередко бывала здесь и раньше, и не день-два, а целыми неделями. Больше того – всегда убеждала и настраивала себя: это мой настоящий дом. Да, раньше! Тем более было странным, что именно теперь, когда она окончательно и навсегда переехала сюда, Элфи чувствовала нечто совершенно иное, будто она приехала в гости, и только в гости.

В прихожей стоял все тот же огромный двухъярусный шкаф с шестью дверками, с бесчисленным множеством всевозможных ящиков. Она уложила кое-какую обувь ребятишек, освободив достаточно места и для своих вещей. Но Аги стала ныть, требуя, чтобы ее туфли снова лежали в отдельном ящике. Мама рассердилась на Аги и дала ей подзатыльник.

– Так-то встречаешь свою сестру, а?

Аги захныкала и, бросив на сестру ненавидящий взгляд, ушла. Как-то раз она уже сказала Элфи: «Ты ведь вовсе не настоящая моя сестра!»

В прошлые годы, когда Элфи приезжала сюда на несколько дней, а то и на одну-две недели, она спала на тахте в большой средней комнате. В детской и без того стояли четыре кровати. С большим трудом удалось втиснуть туда стол и стул. Дети, когда готовили уроки, часто ссорились из-за места. Но на этот раз дядя Шандор распорядился поместить в детскую и Элфи. Каждый вечер из ванной будет вносить раскладушку, на день убирать. Правда, детская оказывалась сплошь уставленной кроватями, так что негде было ступить, но мальчикам это нравится. Они свободно разгуливают и прыгают с одной кровати на другую. Им ужасно весело! Как будто пол детской был сделан из кроватей.

Разумеется, Элфи нельзя спать в большой комнате. Там принимают гостей и они засиживаются до позднего вечера. К тому же на тахте дорогая обивка, она быстро протрется, если на ней постоянно спать. Временно еще куда ни шло, но постоянно! Нет! Дядя Шандор этого не позволит.

Третью комнату, с окнами на улицу, занимают родители. Есть еще одна комната, с окнами во двор. Там лаборатория дяди Шандора с образцами искусственных челюстей в стеклянном шкафу и приборами.

Неужели все это причинило столь невыносимую боль Элфи, что она сразу же, в первый же, в первый же вечер чуть было не сбежала обратно к старикам? Нет, нет. Все это сущие пустяки в сравнении с тем, что произошло после ужина.

Мама и дядя собирались в кино, на сеанс в восемь тридцать. Когда поужинали, было без четверти восемь. Элфи взялась убрать со стола, уложить детей, а затем помыть посуду. Мама ушла одеваться. Но лишь только Элфи вынесла в кухню посуду, вслед за ней вошел дядя Шандор и сказал:

– Присядь-ка, милая, я скажу тебе несколько слов. С посудой управишься после нашего ухода.

Элфи продолжала стоять у кухонного стола, держа в руках губку, так как собиралась вернуться в комнату, чтобы протереть нейлоновую скатерть.

– Садись! – снова приказал дядя Шандор, расхаживая взад и вперед по светло-серому кафельному полу кухни.

На этот раз Элфи повиновалась.

– Я не люблю много говорить, – начал дядя Шандор, – Не собираюсь читать тебе проповеди. Что было, то быльем поросло и должно быть забыто. Теперь все будет иначе. В парикмахерскую больше не ходи. Со временем мы подберем тебе какую-нибудь хорошую специальность. Может быть, станешь машинисткой или стенографисткой. Однако до шестнадцати лет тебя все равно никуда не примут. Шляться, слоняться по улицам я не позволю. Этому надо положить конец! Надеюсь, мы понимаем друг друга?

Как она могла это понять? Откуда? Элфи не верила своим ушам! Сначала до нее не дошло, какое над ней нависло несчастье. Машинистка или стенографистка? Но ведь она хочет стать парикмахером! Почему она не должна ходить в салон? Что же будет? Это невозможно! Она любит свою профессию. Для нее парикмахерская – единственная радость и спасение.

У нее хватило бы смелости возразить кому угодно, только не дяде Шандору, только не ему. Она даже не повела плечами. Казалось, будто все у нее – и плечи, и язык, и кончики пальцев на ногах – парализовано.

А дядя Шандор не взглянул на нее. Он еще несколько минут объяснял, доказывая, что парикмахерское дело – не специальность, что оно бесперспективно. Всю заботу о будущем Элфи он брал на себя. Не забыл и о чаевых: кто берет чаевые, того нельзя считать порядочным человеком. Который уже раз он говорит об этом! Мужчина-парикмахер еще куда ни шло, хотя парикмахеры, по его мнению, все со странностями. А для девушек это занятие вообще неподходящее. Девушку-парикмахера, подчеркнул он, никто не принимает всерьез. Он, дядя Шандор, спасет Элфи от этой позорной специальности, он сам займется ее судьбой. Элфи, разумеется, сейчас не понравятся его слова, но дядю Шандора это ничуть не беспокоит, он знает, что хорошо и что плохо.

Взглянув на свои часы, дядя Шандор открыл дверь в прихожую и громко сказал маме:

– Ну, что там у тебя, дорогая, хочешь опоздать? Мы опять не увидим хроники!

Уже в дверях он оглянулся на Элфи, как бы решая, сказать еще что-нибудь или нет, но, как видно, решив, что необходимости в этом нет, вышел.

– У тебя билеты? – спросила мама в прихожей. Потом заглянула в кухню: – Присматривай за детьми, доченька.

Они ушли. Элфи сидела недвижимо. В комнате кричали, стучали ногами дети. Если бы ее сейчас не было, как бы мама и дядя ушли в кино? Оставили бы детей одних? Или… именно потому и ушли, что она здесь? Но ведь они купили билеты заранее? Может быть, потому и купили, что еще утром знали, что она будет здесь? Неужели она нужна им лишь для этой цели?

Она сидела на стуле совершенно обессиленная, чувствуя, что надо идти вытереть со стола, а губка все еще у нее в руках. Да и дети все громче стучат и кричат. Бегают как ошалелые по всем комнатам. Что-то с грохотом упало на пол. Но Элфи продолжала сидеть недвижимо.

Открыв дверь, в кухню вошла, ковыляя на своих крошечных ножках, Дунди, всхлипывая и размазывая слезы по всему лицу. Прижавшись к Элфи, она пожаловалась, что ее толкнули мальчишки. Элфи прижала ее к себе.

– Не плачь, родненькая, малютка ты моя, – сказала она ей и вместе с тем самой себе, потому что и ее глаза наполнились слезами.

– Ты тоже не плачь, – пролепетала Дунди.

И Элфи снова прижала ее к себе, благодарная за то, что она – единственное существо на свете – заметила слезы на ее глазах.

Наконец она вошла в комнату, протерла скатерть. Дунди помогала ей сложить ее. Мальчишки подбежали к непокрытому столу, собираясь играть на нем в пуговицы. Ладно, разрешила Элфи, поиграйте. Аги в детской читала журнал для женщин – она читала журналы и газеты, предназначенные для взрослых. Услыхав, что Элфи разрешила детям играть в пуговицы, вышла и сказала:

– Как бы не так. Сейчас же ложитесь спать!

– Была охота! – запротестовали мальчики, продолжая играть.

Аги обвела всех злым взглядом. Ей, собственно говоря, хотелось лишь одного: поставить на место Элфи. Как смеет Элфи разрешать то, что запретил бы папа! И, поскольку с мальчиками ей не справиться, она подошла к Дунди и потащила ее:

– Сейчас же ступай спать!

Дунди замахала ручонками, протягивая их к Элфи, и заплакала. Элфи заступилась за нее:

– Отпусти девочку! Не приставай к ней, мне поручили, а не тебе!

– Я пойду спать с Элфи! Хочу с Элфи, а не с тобой! – вопила Дунди.

– Я тебе припомню это! – прошипела Аги и, показав язык, ушла в детскую.

Утром наябедничает! Ну и пусть! Мальчики будут на стороне Элфи. А Дунди, ни на шаг не отходя от Элфи, преспокойно мыла с ней посуду на кухне. Элфи позволила Дунди вытирать блюдца. Мама никогда бы не разрешила: а вдруг разобьет? Да и медленно очень к тому же. Но Элфи некуда торопиться. Она в этот вечер почувствовала, что именно кухня станет ее самым излюбленным, самым приятным местом, как у всякой Золушки. В большой комнате чудесная полированная мебель, ковры, картины, и тем не менее во всей квартире нет ничего лучше кухни. Тут большое светлое окно во двор, в которое заглядывает солнце. Белая краска на мебели кое-где уже облупилась, но это пустяки, зато ее не так оберегают.

В десять часов вечера мальчики улеглись спать. Дунди упросила Элфи положить ее на свою железную кровать. Аги даже в четверть одиннадцатого не захотела выключить свет над своей кроватью. Ее кровать стояла у окна, напротив стола, немного в стороне от других. Только у нее одной и была лампочка, как у самой старшей и самой умной. Элфи раз пять просила ее гасить свет, но та назло не выключала. Ну и пожалуйста! Это она в отместку за то, что Элфи позволила мальчикам играть в пуговицы!

Дунди уже уснула, мальчики тоже посапывали. Элфи перенесла Дунди в ее кроватку – она тоже хотела спать. Она устала, но не могла заснуть. Свет лампочки падал ей прямо в глаза.

– Влетит тебе от родителей, если они увидят, что у тебя горит лампочка, – тихо сказала она.

– Ты за меня не беспокойся, – огрызнулась Аги.

Вскоре Элфи услышала, как из рук уснувшей за чтением Аги выпала газета, и сама выключила свет. Пробило уже одиннадцать, а родители все не возвращались. Прошло еще немало времени, а они все не приходили. Теперь в комнате стало темно, лишь от уличного фонаря падал слабый свет. Он горел как раз против окна, на уровне второго этажа. Но Элфи не спала. Неужто дядя Шандор и в самом деле с завтрашнего утра запретит ходить в парикмахерскую и она ее никогда уже не увидит? Мама, наверное, и не догадывается, что собирается делать дядя Шандор. Конечно, не знает. Мама не такая! Она бы ни за что так не поступила, мама добрая. Только она может выручить ее, только она…

Долго еще не спала девочка, очень долго, но так и не слышала, как пришли родители. Все-таки сон в конце концов одолел ее. Утром в детскую вошла мама будить детей. Элфи проснулась с трудом, остальные уже прыгали, бегали по кроватям, когда она наконец поднялась. Глаза ее припухли, как в прошлом году, когда она еще просыпалась с мыслью о том, что надо идти в школу. Мама даже пожурила ее: «Большая девочка, а встает позже всех!» Мама сама умыла детей, дала им завтрак на кухне. Элфи тем временем убирала в комнате. Расстроенная, хмурая, она складывала свою постель, нетвердо стоя на ногах, будто еще не совсем проснулась. Пока дети не ушли в школу, поговорить с мамой не удавалось. Потом тоже не пришлось. Мама торопилась убрать среднюю комнату, побыстрее натереть паркет, а Элфи послала в лавку купить свежую булку, масла и сто граммов колбасы. Обязательно дюлайской. Если ее нет, лучше взять окорок, если и его нет, – буженину. Надо было идти вместе с Дунди, чтобы та не путалась под ногами, – мама очень спешила. Деньги у мамы в кошельке, он в сумке, взять можно десять форинтов, их должно хватить на все. Чем так взволнована мама? Почему она так спешит? Элфи знает! Дядя Шандор еще спит в крайней комнате, но к тому времени, когда он встанет, все должно быть в порядке. Он завтракает в средней комнате. Для завтрака нужна колбаса, окорок или буженина. Пока он не проснулся, маме надо привести в порядок ванную, подтереть пол – дети всегда нальют – и себя привести в порядок. Правда, неизвестно, когда он проснется: может, через час, а возможно, и через десять минут выйдет, потягиваясь и зевая, осматривать, словно король, владения свои.

Бедная мама! Кто видит ее после обеда в перчатках и светлом шелковом костюме, тому даже и в голову не придет, сколько ей приходится переживать, как она разрывается на части, обремененная множеством забот, так как дядя Шандор выдает ей деньги на каждый день по счету. И их во что бы то ни стало должно хватить на все.

Вот, например, эти десять форинтов. Как может Элфи купить на них масла, колбасы и булку? Масло шесть шестьдесят, колбаса шесть – это уже больше двенадцати. Или, может быть, масла взять только пятьдесят граммов? У Элфи были собственные деньги – хорошо, что не истратила их на такси! – она добавила из своих, сколько не хватило. Бедная мама! Вот почему она всегда занимала у бабушки.

Когда Элфи возвратилась домой, мама уже убирала лабораторию, комнату с окнами во двор. На лбу у нее выступили капельки пота, она очень спешила. Она поручила Элфи быстро закончить, а сама забежала на минутку в ванную, еще раз проверила, все ли в порядке, и побежала на кухню, чтобы поставить на плиту чайник. Без Элфи ей было бы еще труднее. Правда, они держат приходящую работницу, но она бывает лишь два раза в неделю. К тому же и у нее работы по горло: постирать, погладить на такую семью, вымыть окна, выбить ковры.

Элфи уже давным-давно пора быть в парикмахерской. Но ничего не поделаешь, если у мамы даже мысли не возникает о том, что Элфи может быть где-то в другом месте, а не здесь. Знает ли мама о решении дяди Шандора или нет, трудно решить, однако она считает вполне естественным, что Элфи ей помогает. Раньше, когда Элфи училась в школе, все происходило так же. Элфи, бывая у мамы, просто-напросто не посещала школу. Тогда ей было безразлично, о школе она не беспокоилась. Теперь другое дело… Но как и когда заговорить с ней об этом?

Мама накрыла стол к завтраку, но, по обыкновению, лишь на двоих: однако, взглянув на Элфи, смутилась немного и быстро проговорила:

– Принеси еще одну чашку и тарелку… Видишь, сколько хлопот, я забыла, что нас трое!

– Я лучше поем на кухне, – предложила Элфи, – вместе с Дунди!

– Что ты говоришь? – ужаснулась мама. – Ты не прислуга. Ты моя дочь. Моя золотая, добрая большая дочь… – И, внезапно заплакав, она поцеловала Элфи в обе щеки.

Дорогая, родненькая мама! Вот как раз сейчас и надо сказать, чтобы она отпустила меня в салон, потому что там мне хорошо…

В этот момент, весьма некстати, вошел дядя Шандор. На нем был полосатый халат.

– Доброе утро, – сказал он. – Что это у вас, семейная сцена? – и сразу прошел в ванную.

– Чай! – вспомнила мама и бросилась в кухню.

Вода уже кипела, лилась через край из большого алюминиевого чайника. Чая приходилось кипятить много, потому что дядя Шандор иногда выпивает сразу три чашки.

– Принеси ром из кладовой, – засуетилась мама.

Она волновалась, как актриса перед выходом на сцену.

Элфи принесла ром, вернее бутылку из-под рома, так как в ней чуть-чуть поблескивало на донышке, всего на один глоток. Новое волнение. Элфи тоже знает, что это грозит бедой. Мама торопливо достала из буфета небольшую рюмку и вылила в нее ром. Все-таки будет казаться больше, чем в такой большой бутылке.

Пока они завтракали, Элфи сидела в кухне и прислушивалась. Мама уже забыла о ней и не звала к столу. Бедняжка! Разве у нее мало других забот? Элфи слышала долетавшие из кухни насмешливые слова дяди Шандора:

– Мало денег на питание, говоришь? Значит, уже не хватает на стопку рому, которую твой муж должен получать каждое утро?.. Уж не для гостя ли какого бережешь, а?

Почему мама не сказала, что мало рому! Элфи принесла бы целых двести граммов. Наверное, забыла.

Дунди тоже была здесь, на кухне. Она разложила на холодильнике карты мальчиков и принялась играть с ними, приговаривая то, что слышала от мальчишек: «Давай крести! Не жалей!» При этом она смеялась. Карты были настоящие, в которые играют взрослые, грязные и потрескавшиеся от длительного употребления. Нескольких карт не хватает. И тем не менее Дунди любит их больше всяких других игр. Может быть, потому, что, если братья дома, они никогда не позволяют играть ей в них.

Из прихожей донесся звонок. Это помощник дяди Шандора, его коллега, рано полысевший, худощавый молодой человек. Здороваясь с Элфи, он сказал ей:

– Целую ручки.

Дядя Шандор выдал ему все необходимое для работы, затем и сам ушел. Элфи могла теперь поговорить с матерью. И она заговорила, но разговор с самого начала не клеился и закончился совершенно не так, как воображала себе Элфи.

Мама позвала ее в свою спальню, но и здесь говорила с ней шепотом:

– Доченька… мне нужно сейчас идти. Если дядя Шандор придет раньше меня домой, скажи ему, что я пошла за покупками и скоро вернусь.

В комнате еще не убрано, мама выложила постельное белье на подоконник. Серые с голубой полоской матрацы проветривались. На кресле валялся полосатый халат дяди Шандора, поясок с кисточкой свисал на ковер. Мама нервно поглядывает на этот халат, словно там какой-нибудь полосатый тигр. Она садится на диван, привлекает к себе Элфи и гладит ее волосы.

– Тебе я признаюсь, доченька… Я учусь петь у известного педагога, но дядя Шандор ничего не знает. Через месяц меня будут пробовать на радио. Может быть, выйдет. Я была там в прошлом году, но меня не взяли. Сама знаю, стара уже стала…

– Да что ты! – воскликнула Элфи с горячим участием.

– …Но есть такие, кто начинал и позже, – продолжает мама, и на глаза ее навернулись слезы. – Ты меня не выдашь, правда?

И она заулыбалась сквозь слезы и была так красива и мила, что Элфи не удержалась и расцеловала ее. О, она готова на любую жертву ради своей мамы! Все сделает для нее! Ведь мама тоже несчастна! Она тоже хочет стать независимой, сердце ее преисполнено тайных надежд и желаний! Они только что заключили союз против тирании дяди Шандора.

– Ты еще очень молода, доченька, перед тобой вся жизнь, – сказала мама. – Мое время уже на исходе! Мне тридцать один год и четверо детей. Вернее, пять, но ты не в счет, ты уже большая. Ты моя младшая подруга.

Они и в самом деле сидели, обнявшись на диване, как две подруги. Мама поведала ей все свои сердечные тайны.

– Знаешь, дядя Шандор хороший человек, но он не понимает меня. Он много работает, чтобы мы ни в чем не нуждались, но все должно быть так, как он хочет. Если я попаду на радио и стану певицей, то и тебя буду учить, – внезапно засияла она и еще сильнее обняла за плечи Элфи.

Да-да, она обрадовалась этой новой идее, как человек, нашедший клад.

К щекам Элфи прилила горячая волна. Какая добрая мама! Какая нежная! Мама хочет, чтобы и она стала певицей… Если этому и не суждено сбыться, все равно это так прекрасно! Человек не может жить без мечты! И сейчас, в первый момент, Элфи казалось все это только мечтой! Певица! Артистка! Как те, которые приходят в парикмахерскую. Все-таки заманчиво. Пусть это мало вероятно, спору нет, но зато и не невозможно. Ведь артистки тоже были когда-то пятнадцатилетними девочками! Никто не рождается актером! Такая мечта куда приятнее той, о которой говорил дядя Шандор: стенографистка и машинистка. К этому у нее нет никакого призвания, никакого интереса. Она никогда не променяла бы парикмахерскую на трескотню пишущей машинки и бесконечный ряд однообразных серых букв. Вот музыка, искусство – это совсем другое. Они во сто крат дороже для нее.

Она принялась помогать матери: быстро почистила туфли, подала шляпу, сумку – только бы не опоздала, вовремя прибыла на занятия. И пусть не боится, если дядя Шандор придет до ее возвращения: она, Элфи, сумеет выгородить мать, все уладит.

Никто никогда не узнает! Только тогда, когда, включив радио, услышат в один прекрасный вечер знакомый приятный и нежный женский голос: мама будет петь «Амадо мио…».

Одним словом, как бы там ни было, но Элфи пришлось остаться дома. Она отгоняла даже мысль о том, чтобы забежать в парикмахерскую и сказать дяде Тони, что больше не придет, не может прийти. Зачем? Он и сам заметит, что она не приходит! Невежливо и неблагодарно с ее стороны, это правда, но… разве она виновата? А если зайдет и скажет, может, еще хуже получится, неблагодарнее. Что она скажет? В двух словах не объяснить, почему так внезапно бросаешь горячо любимое дело. Если уж туда идти, надо все подробно объяснить. А каким должно быть это объяснение? Ругать дядю Шандора? Жаловаться? Это недостойно. Да и какое дело дяде Тони, что дядя Шандор и она не поладили друг с другом? Это семейное дело, а наговаривать на семью не подобает. Дяде Тони не понравилось бы, если бы она все выложила. Значит, надо отложить, а там время покажет. У дяди Тони и так забот хватает, зачем ему тратить время на какую-то взлохмаченную, накрашенную, непутевую ученицу! Он еще ее отцу позвонит, а отец, если ему вздумается, спросит у бабушки. В конце концов, какое ей дело? Она поступает так, как приказывают взрослые, – пусть они и отвечают. Что же касается отца, то, если бы его интересовала судьба дочери, он давно мог бы вмешаться. Взял бы ее к себе, а не отдал дяде Шандору.

Конечно, Элфи могла бы позвонить дяде Тони и по телефону. В квартире есть телефон. Но зачем звонить? Теперь она окончательно решила не делать этого: не по телефону же говорить о таких жизненно важных делах? «Алло, здравствуйте, дядя Тони, говорит Элфи Варга. Я хочу предупредить, что больше не приду, вы больше не ждите меня, потому что я сейчас у мамы, а муж мамы не позволяет, чтобы я работала в парикмахерской. По его мнению, эта специальность не обеспечивает будущего порядочной девушки…» Разве можно говорить такие вещи по телефону? Это было бы еще большей наглостью и нахальством, чем совсем ничего не сказать.

Убрав комнату, она играла с Дунди на балконе, после одиннадцати часов там всегда много солнца. Они раздели кукол и выстирали их платьица в крошечных игрушечных тазиках. Радость Дунди была беспредельна, когда она плескалась в мыльной воде. Затем протянули веревку через весь балкон и развешали платьица. Мама пришла домой в четверть первого, принесла три отбивных – на скорую руку зажарит их на обед дяде Шандору, остальным сварила картофельный суп и лапшу с маком.

Дядя Шандор очень требователен в еде, он любит только мясо. Но всей семье мама не в состоянии давать каждый день мясо. На это не хватит денег. Кроме того, мама учится петь, а деньги для учения приходится экономить тоже на питании. Элфи решила помогать маме тайком теми деньгами, которые время от времени получает от отца. Она будет чаще просить у него то на туфли, то на кино, а тратить не станет. Себе она может отказать кое в чем, главное теперь – помочь маме. Если мамина мечта сбудется и она добьется своего, станет певицей, тогда все обернется к лучшему. Певицы зарабатывают много денег, все они очень элегантны. Элфи видела их в парикмахерской. Если у мамы когда-нибудь будет много денег, она щедро вознаградит Элфи, ведь у нее золотое сердце. Словом, воображение Элфи рисовало ей воздушные замки.

Они с мамой потому нашли общий язык и так хорошо понимают друг друга, что обе считают нынешнюю свою жизнь чем-то временным, преходящим. Каждый день – лишь подготовка к знаменательному событию, к лучшей и более красивой жизни. Они с мамой, словно две невесты, ожидающие своих милых, которые где-то за тридевять земель. Сначала замуж выйдет мама за Жизнь с большой буквы, за Настоящее, потом придет очередь Элфи. Ожидание и приближение к чему-то большому уже сами по себе означают счастье. Так легче переносить тяготы и повседневную суету. Ведь это же не будет продолжаться вечно, настанет и конец. Будет еще и удача! У них есть надежда, их святая святых, путевка в будущее.

Мама не нашла в себе смелости возразить дяде Шандору, требовавшему, чтобы Элфи перестала ходить в парикмахерскую и забыла о такой профессии. Мама ни в чем не перечит дяде Шандору. Но, как только представится возможность, окажет помощь и обласкает Элфи, и она станет веселой, жизнерадостной. Дядя Шандор даже в школу танцев не пустил бы Элфи. Но мама сделает так, чтобы Элфи могла пойти. А почему бы и нет? Может, например, сказать дяде Шандору, что Элфи ушла к бабушке или к отцу.

Несмотря на большие перемены в жизни Элфи с тех пор, как она ушла от бабушки, школа танцев осталась прежней. Всего каких-нибудь три дня назад Элфи стояла с разбитым сердцем на углу улицы Маяковского, охотясь за такси, и вот в воскресенье, в три часа дня, она снова появилась на том же месте в туфлях на высоких каблуках и с гордо поднятой головой. Возле школы танцев уже собираются юноши. Под окнами бабушкиного дома сидят дворник с дворничихой, греются под лучами сентябрьского солнца. Ну и что ж, пусть сидят! Теперь Элфи незачем ломать голову над тем, здороваться или не здороваться с этой рыжеволосой женщиной. Зачем здороваться?

Элфи уже не носила шуршащее, переливающееся всеми цветами радуги платье из тафты. Мама сказала, что в такую пору в нем ходить неприлично, на дворе осень, да к тому же оно ее старит. А Элфи незачем старить себя. Дедушка вчера вечером принес на улицу Мурани тот самый костюм, который Элфи купила в «Химчистке» за сто тридцать форинтов. Правда, он уже теперь не лиловый, а темно-синий: бабушка покрасила его. Костюм очень красивый. Бабушка даже перешила его по фигуре Элфи, ведь она знает ее размеры. О бабушка! Дает понять, что, несмотря на ссору, не забывает свою внучку. Может, специально прислала с дедушкой костюм, чтобы он разузнал, что она делает, как живется ей у матери, хорошо ли о ней заботятся, не плачет ли она, не просится ли обратно? Нет, нет, об этом не может быть и речи! Но Элфи решила, что во время перерыва зайдет к бабушке и поблагодарит. Да-да, обязательно поблагодарит! Пусть бабушка знает, что и она не сердится. Навестит бабушку так… просто как внучка, ходят же к ней дети тети Йоли.

В зале музыканты уже настраивали инструменты, юноши по двое, по трое не спеша поднимались по лестнице. Элфи окинула их взглядом. Арпада не видно ни здесь, ни на улице.

В ответ на болтовню Бэби Элфи молча пожала плечами.

– Ты на меня дуешься? – продолжала Бэби. – А я, между прочим, говорила девушкам: жаль, что нет с нами Элфи. В субботу после обеда могла бы зайти к нам в общежитие. Уложила бы волосы, захватила бы с собой лак и сделала маникюр. Заработала бы по пятерке с носа, набралось бы двадцать – тридцать форинтов… Как ты думаешь?

– Ничего не выйдет, – отпарировала Элфи. – Я уже не хожу в парикмахерскую. Учусь петь.

Она выпалила это одним духом, лишь бы только вызвать зависть у Бэби и избавиться от ее приставаний.

– Да ну? – вырвалось у Бэби. – Ты?

– А кто же еще, вацский епископ, что ли?

– Вот здорово! Шикарно!

Бэби сказала ей это без всякой задней мысли, не желая обидеть. Она всегда так говорила с ней наедине. Но все же Элфи оскорбил ее тон. Она досадовала на себя за ложь, и не сейчас, а уже тогда, когда она сорвалась у нее с языка, и даже на какое-то мгновение до того, но тем не менее ложь вырвалась у нее. Теперь уже поздно: ложь слышали все, она тоже добром не кончится. Точно так же, как и та, другая ложь, из-за которой бабушка прогнала ее. Но теперь все равно не исправишь!

– Через месяц меня будут пробовать на радио, – вызывающе и нагло лгала она.

Нашлись такие, кто поверил каждому ее слову.

Невысокая, полная девушка, по имени Вица, с благоговением смотрела на Элфи крохотными голубыми глазками. Вица живет в общежитии вместе с Бэби, но она работает на настоящей стройке, целыми днями толкает тачку с раствором. Когда они работали неподалеку отсюда, заново перестраивали магазин, Элфи даже видела ее выпачканной с головы до пят в растворе, в непомерно широком дырявом комбинезоне. Но и в таком виде она весело улыбалась. А вот девушка по имени Янка не поверила.

– Что ты задаешься, – лениво, растягивая слова, проговорила она. – Таких молодых туда не берут.

Янка рослая и коренастая девушка с крупными руками и ногами. Ей еще нет шестнадцати лет. В этом, как она считает, причина всех ее бед, ибо в силу такого недостатка Янка не может устроиться продавщицей. Сейчас она работает на каком-то предприятии курьером, но это ей явно не по душе. У нее всегда скверное настроение, и ребята не любят с ней танцевать – слишком она высокого роста. В отличие от Вицы, Янка всегда кислая и в любую минуту готова расплакаться, ни во что не верит, ко всему, что красиво и приятно, относится с подозрением. Зачем она ходит в школу танцев? Тоску нагонять на себя и других могла бы и дома.

Поверила ли сказанному Бэби, сказать трудно. Известно одно: все, что сказала Элфи, она разболтала всем. Начались танцы. Как всегда, юношей было гораздо больше, чем девушек. Элфи сразу пригласил невысокого роста кудрявый паренек, с которым она почти незнакома, даже имени его не знает. Не прошли они и десяти шагов, как он и говорит:

– Вы в самом деле учитесь петь?

Элфи промолчала, как бы давая понять, что во время танца не принято разговаривать.

Юноша усмехнулся и не настаивал. Ловко танцует этот кудрявый, один из лучших танцоров, только уж очень кривляется. На галстуке у него нарисованы бабочки. Элфи уже не раз танцевала с ним. Этот парень приглашает ее потому, что большинство девушек выше его ростом, а он старается подобрать девушку пониже, под стать себе.

После кудрявого ее пригласил Пуби, кавалер Бэби. Разумеется, он тоже сразу спросил:

– Актриса, в каком заведении вы поете?

– А почему вас интересует это? – попыталась резко оборвать его Элфи.

– Просто так. И спросить уж нельзя…

– Вы ошиблись, если думаете, что я пришла сюда болтать с вами! – отчеканила Элфи.

– Подумаешь, какая высокая особа! – ухмыльнулся Пуби. – Знаете, что я уже взял вас на заметку? В моем списке вы значитесь четвертой. Скоро и до вас очередь дойдет, ждать уже недолго.

– Ждите сколько влезет, – бросила Элфи.

С Пуби ей редко приходилось танцевать, потому что «его благородие», как он величал себя, недолюбливал «зеленых лягушек». Общеизвестный факт, что он, например, ни разу еще не пригласил Вицу. Этим приглашением Элфи обязана лишь длинному языку Бэби, разболтавшей всем, что она учится петь. Больше никому! Как ни любит Элфи танцы, она скорее откажется от них, чем станет танцевать с таким партнером, как Пуби. С этим типом танцы теряют прелесть, так крепко прижимает к себе партнершу, бесстыдник. Правда, без партнера нельзя танцевать, так уж заведено, но ведь ведут же себя пристойно большинство юношей: они смотрят на девушек как на неотъемлемую принадлежность танца.

Один из них, вот хотя бы Густи, во время танца даже видит носки своих туфель и держит девушку на почтительном расстоянии. С этим Густи и в самом деле хорошо танцевать, нужно только привыкнуть держаться, и все пойдет как по маслу. Даже такой не особенно ловкий танцор, как Арпад, и то лучше этого Пуби. Арпад серьезно относится к делу. Вот уж кто старается танцевать как следует!

Да, но его все не видно. Теперь уже ясно, что Арпад не придет. Ну и пусть! Она ведь не ради него пришла сюда. Здесь ребят хватает. Многих она вообще не знает, в лучшем случае некоторых только по имени, зато ей хорошо известно, кто как танцует: легко ли водит, как держит руку. Лучше всего танцевать с теми, кого совершенно не знаешь: они молчат и всегда задумчивы, как она сама. Кажется, что они просто занимаются спортом.