Текст книги "Танец судьбы"

Автор книги: Люсинда Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

На следующее утро слуги один за другим заходили в гостиную для беседы с новой хозяйкой. Взволнованная, Мэри стояла за дверью.

– Следующий! – раздался голос, и девушка вошла в комнату.

– Доброе утро, Мэри, – произнесла Элизабет Лайл.

– Доброе утро, миссис Лайл. Позвольте мне лично поздравить вас с замужеством.

– Спасибо. – На тонких губах хозяйки не появилось и тени улыбки. – Я хочу сообщить тебе, что с этого момента все решения относительно воспитанницы мистера Лайла буду принимать я. Мистер Лайл очень занят на службе в Форин-офисе, и я считаю неприемлемым, чтобы его беспокоили вопросами, касающимися воспитания ребенка.

– Да, миссис Лайл.

– Я бы хотела, чтобы ты называла меня «мадам», Мэри. Я привыкла к такому обращению в своем доме.

– Да... мадам.

Элизабет Лайл подошла к столу, где лежали бухгалтерские книги с отчетами о ежемесячных расходах.

– Я также займусь вот этим. – Она кивнула в сторону бумаг. – Вместо миссис Каррадерз. Я изучила их и пришла к выводу, что финансовые дела велись очень небрежно. Надо немедленно положить этому конец. Ты меня понимаешь?

– Да, мадам.

– Например... – Миссис Лайл водрузила на нос очки в роговой оправе, висевшие на цепочке у нее на шее, и заглянула в книгу. – Здесь говорится, что расходы на содержание Анны составляют более ста шиллингов в месяц. Ты можешь объяснить мне, на что идут эти деньги?

– Что ж, мадам... Анна дважды в неделю берет уроки танцев, это стоит сорок шиллингов в месяц. Также каждое утро с ней занимается гувернантка. Это еще пятьдесят шиллингов. Затем расходы на одежду и...

– Достаточно, – резко прервала ее миссис Лайл. – Я прекрасно вижу, что ребенку во всем потакают и расходы, о которых ты говоришь, совершенно не оправданные. Я обсужу это сегодня вечером с мистером Лайлом. Девочке восемь лет, правильно?

– Да, мадам.

– Тогда я считаю, что ей не нужно брать уроки танцев дважды в неделю. – Миссис Лайл приподняла брови и тяжело вздохнула, давая понять, что она крайне недовольна. – Ты можешь идти, Мэри.

– Да, мадам.

– Н-но, Мэри, почему я не могу ходить на занятия по два раза в неделю? Одного ведь недостаточно! – По глазам Анны было видно, что она болезненно восприняла эту новость.

– Дорогая, возможно, позже все станет по-прежнему.

Но сейчас дядя не может позволить себе такие расходы.

– Но его т-только что назначили на новую должность! И в кухне все твердят о большом бриллиантовом ожерелье, которое он купил тете. Если он делает такие покупки, то почему не может п-потратить десять шиллингов в неделю? – От переживаний Анна стала еще сильнее заикаться и в итоге расплакалась.

– Не надо, дорогая, не плачь. – Мэри обняла девочку. – Монахини всегда учили меня радоваться тому, что имеешь. У тебя, по крайней мере, будет один урок.

– Н-но этого недостаточно! Недостаточно!

– Что ж, придется больше заниматься дома. Пожалуйста, постарайся не расстраиваться так сильно.

Но Анна была безутешна.

После свадьбы Лоуренс Лайл практически все время отсутствовал. В те редкие моменты, когда он бывал дома, Анна с нетерпением ждала, что он позовет ее в гостиную, и оказывалась крайне разочарована, когда этого не происходило. Наблюдая за девочкой в такие минуты, Мэри чувствовала, что ее сердце разрывается.

– Он меня б-больше не любит. Я ему не нужна. Он любит тетю и делает все, что она ему говорит.

В кухне все были согласны с Анной.

– Она крутит им так, как ей вздумается, – вздыхала миссис Каррадерз. – Я даже не подозревала, что хозяин может быть настолько жестоким, – добавила она. – Бедная девочка! Он почти перестал разговаривать с ней. Мне кажется, он даже не смотрит на нее.

– Наверное, боится за это получить от хозяйки подзатыльник, – заметила Нэнси. – Мне кажется, он боится ее не меньше, чем мы. Она никогда не бывает довольной и все время находит, к чему придраться в моей работе. Я уже думаю о том, чтобы уйти, если это не прекратится. В наши дни женщинам повсюду предлагают работу, и она неплохо оплачивается.

– Я тоже об этом размышляю, – кивнула миссис Каррадерз. – Моя подруга Элси говорит, что в доме на другой стороне площади ищут экономку. Я могу попробовать устроиться туда.

Мэри с тоской прислушивалась к их разговорам. Она знала, что никогда даже помыслить не сможет об уходе.

Прислуга продолжала жить в состоянии постоянного напряжения, зная, что миссис Лайл угодить невозможно, что бы они ни делали и как бы усердно ни старались.

Сначала ушла горничная, потом повар. Дворецкий Смит решил, что ему пора на пенсию. Мэри с Анной старались как можно реже попадаться на глаза хозяйке, занимаясь своими делами тихо и незаметно. Но иногда девочку вызывали в гостиную. Мэри было запрещено заходить вместе с ней, и она взволнованно топталась за дверью, ожидая, пока появится Анна. Чаще всего девочка выходила в слезах. Элизабет Лайл неизменно находила повод придраться к ней: от заикания до развязанного банта в волосах и грязных следов на лестнице – во всем Анна оказывалась виноватой.

– Она н-ненавидит меня, н-ненавидит! – Однажды ночью Анна разрыдалась на плече у Мэри.

– Это не так, дорогая. Просто это ее стиль общения. Со всеми нами.

– Она не очень-то хорошо себя ведет, правда, Мэри?

Мэри не могла не согласиться.

15

Осенью 1927 года, когда Анне было девять лет, Лоуренс Лайл получил новое назначение в Бангкок на постоянную должность британского консула. Элизабет Лайл должна была отправиться к нему через три месяца.

– Что ж, нужно искать положительные моменты в происходящем. По крайней мере, нам осталось мучиться с ней всего несколько недель, – сказала миссис Каррадерз. – Если нам повезет, хозяева будут отсутствовать долгие годы.

– А может, она умрет от какой-нибудь редкой болезни и больше никогда не вернется, – усмехнулась Нэнси.

Лоуренс Лайл попрощался с Анной сухо и коротко – жена стояла рядом и внимательно следила за каждым его движением.

Лоуренс обнял супругу:

– Итак, дорогая, увидимся в Бангкоке.

– Да, – кивнула она. – И ни о чем не волнуйся. Не сомневайся, я отдам все необходимые распоряжения, и в доме в твое отсутствие все будет в порядке.

Через два дня Мэри попросили спуститься в гостиную.

– Мэри... – Элизабет Лайл изобразила некое подобие улыбки. – Я пригласила тебя, чтобы сообщить: мы больше не нуждаемся в твоих услугах. Я уезжаю к мужу в Бангкок и решила отдать Анну в пансион. Мы с мистером Лайлом пробудем за границей, по меньшей мере, пять лет, поэтому дом придется закрыть. Держать здесь прислугу в наше отсутствие – лишняя трата денег. Я понимаю, ты занималась воспитанием Анны в течение девяти лет, вам будет тяжело расставаться. Поэтому в качестве компенсации ты получишь месячную оплату. Я отвезу Анну в новую школу в конце недели, а ты должна будешь в этот же день покинуть дом. Я сообщу ей о своем решении завтра. Но думаю, тебе не следует пока говорить ей об увольнении. Нам не нужно, чтобы у девочки началась истерика.

Мэри почувствовала, что у нее зазвенело в ушах.

– Но, мадам, вы ведь позволите мне попрощаться с ней? Я не могу допустить, чтобы она подумала, что я бросаю ее. Пожалуйста, миссис Лайл, то есть... мадам, – умоляла она.

– С Анной все будет в порядке. В конце концов, ты не ее мать. Она будет вместе с девочками своего возраста и социального уровня, – многозначительно добавила хозяйка. – Я уверена, она справится.

– А как она будет проводить каникулы?

– Как многие сироты или те, чьи родители живут за границей, она будет оставаться в пансионе.

– Вы хотите сказать, что школа станет ее новым домом? – Мэри пришла в ужас.

– Если тебе угодно это называть так, то да.

– Можно мне, по крайней мере, писать ей?

– Учитывая обстоятельства, я запрещаю это. Считаю, что письма от тебя будут расстраивать и волновать девочку.

– Тогда... – Мэри чувствовала, что не должна плакать. – Могу я спросить, куда вы увозите ее?

– Я считаю, тебе лучше этого не знать. Тогда не будет соблазна вступить с ней в контакт. Я позаботилась обо всем, что понадобится ей в новой школе. Тебе остается только пришить метки к одежде и упаковать ее вещи и заодно свои. – Элизабет Лайл встала. – Мэри, ты должна понимать: ребенок, о котором заботимся мы с мистером Лайлом, не может жить среди слуги, воспитываться ими. Девочка должна усвоить хорошие манеры и правила поведения, чтобы стать настоящей леди.

– Да, мадам. – Мэри с трудом дались эти слова.

– Ты можешь идти.

Подойдя к двери, Мэри остановилась.

– А как же уроки танцев? В новой школе преподают балет? Она такая талантливая. Все говорят... И мистер Лайл очень хотел...

– Как супруга мистера Лайла и действующий опекун Анны, пока мой муж находится за границей, я считаю, что лучше разбираюсь в потребностях девочки и желаниях вашего хозяина, – перебила ее Элизабет.

Мэри понимала, что бессмысленно говорить что-либо еще в такой ситуации. Поэтому она повернулась и вышла из комнаты.

Следующие несколько дней прошли в атмосфере всеобщей скорби. Мэри не могла ни словом, ни действием предупредить Анну о своем уходе из Кэдоган-Хауса. Пришивая метки с именем девочки на форму и собирая вещи, которые Анна должна была взять с собой в пансион, она старалась успокоить свою подопечную.

– Я н-не хочу ехать в школу, Мэри. Н-не хочу оставлять тебя и остальных слуг и м-мои уроки танцев.

– Я знаю, дорогая, но дядя и тетя считают, что так будет лучше. И тебе обязательно понравится общаться с другими девочками.

– Зачем они мне, к-когда у меня есть ты и другие мои друзья в этом доме? Я боюсь, Мэри. Пожалуйста, скажи тете, чтобы не заставляла меня ехать туда. Обещаю, я буду хорошо себя вести, – умоляла Анна. – Пожалуйста, попроси ее, чтобы она разрешила мне остаться.

Мэри обняла девочку, а та уткнулась к ней в плечо и горько расплакалась.

– Ты ведь с-скажешь княгине, что я приду на занятия в каникулы? Передай ей, что я постараюсь сама заниматься в школе и не подведу ее.

– Конечно, передам, дорогая.

– И время п-пройдет быстро, правда? Каникулы начнутся очень скоро, и я вернусь с-сюда к тебе.

Мэри старалась сдержать слезы, видя, как девочка, осознавая неизбежность отъезда, старается сама себя успокоить.

– Да, дорогая, очень скоро.

– И ты б-будещь ждать меня здесь, да, Мэри? Чем ты займешься, когда я уеду? – недоумевала Анна. – Тебе, наверное, б-будет ужасно скучно.

– Что ж, может, я возьму себе небольшой отпуск.

– Тогда ты д-должна обязательно вернуться к тому моменту, когда я приеду домой на каникулы, ладно?

– Хорошо, дорогая, обещаю.

В девять утра того дня, когда девочка уезжала в пансион, в дверь Мэри постучали.

– Войдите.

На пороге появилась Анна в новой школьной форме, купленной на вырост. Казалось, худенькая девочка утонула в платье, а ее лицо в форме сердечка было бледным и несчастным.

– Тетя сказала, я д-должна попрощаться с тобой здесь. Она говорит, что не хочет сцен внизу.

Мэри кивнула, подошла к девочке и, сжав ее в объятиях, сказала:

– Веди себя так, чтобы я могла гордиться тобой. Хорошо, дорогая?

– Мэри, я постараюсь, но я очень б-боюсь! – За последнюю неделю Анна стала заикаться гораздо сильнее.

– Я уверена: пройдет всего пара дней, и ты будешь в восторге от школы.

– Нет, не б-буду. Я знаю, что там ужасно, – пробормотала девочка, уткнувшись в плечо Мэри. – Пиши мне каждый д-день, ладно?

– Конечно. А теперь... – Мэри осторожно оторвала девочку от себя, посмотрела на нее и улыбнулась. – Теперь тебе пора идти.

Анна кивнула:

– Я знаю. Д-до свидания, Мэри.

– До свидания, дорогая.

Мэри наблюдала за Анной, которая отвернулась от нее и медленно направилась к двери. Остановившись на пороге, девочка помедлила и обернулась:

– Когда меня спросят про маму, я расскажу о тебе. Ты не возражаешь?

– О, Анна! – Мэри больше не могла сдерживать эмоции. – Если ты этого хочешь, я думаю, это будет просто потрясающе!

Анна молча кивнула, ее огромные глаза потемнели от боли.

– И помни, – добавила Мэри, – когда-нибудь ты станешь великой балериной. Не оставляй свою мечту, хорошо?

– Хорошо. – Анна слабо улыбнулась. – Ни за что не оставлю, я обещаю.

Мэри молча смотрела из окна, как Анна вслед за Элизабет Лайл села в автомобиль и он, тронувшись с места, постепенно скрылся из виду. Через два часа она уже упаковала свои вещи и была готова к отъезду. Элизабет Лайл дала Мэри окончательный расчет, и с помощью миссис Каррадерз она сняла комнату в пансионе на Бэрон-Корт всего в нескольких милях от особняка. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Мэри была не в состоянии пережить еще несколько расставаний, поэтому оставила на кухонном столе записки для Нэнси и миссис Каррадерз. Взяв чемодан, она открыла заднюю дверь и вышла навстречу неизвестности.

Аврора

Итак, злая мачеха вышвырнула на улицу бедную добрую Мэри. Возможно, она – Золушка в моей истории, простите меня за такую вольную трактовку сказочного образа.

А Анна – маленькая сирота, которой при всех привилегиях в доме очень не хватало любви, в итоге оказалась в пансионе, где должна была сама заботиться о себе.

Обо всем этом Грания узнала из писем Мэри к Бриджет, ее несостоявшейся свекрови. Их Грания, не отрываясь, читала всю ночь. Позже я поняла, что гордость не позволила Мэри и дальше писать родителям погибшего жениха.

Я знаю, что, прочитав все письма, Грания направилась к матери и попросила рассказать, что же случилось с Мэри дальше. Чтобы не нарушать плавность повествования – видишь, читатель, я все больше совершенствуюсь в писательском ремесле! – я не буду утомлять вас описанием дороги на ферму и подсчетом выпитых чашек чаю за продолжением истории.

Чаепитие было неотъемлемой частью нашей жизни на ферме в Дануорли. Сейчас я почти не пью чай, потому что мне от него становится плохо, впрочем, как и от многого другого.

Я снова отвлеклась. Теперь, как в любой хорошей сказке, бедная принцесса должна обрести счастье – встретить своего принца.

Меня всегда занимало, что происходит после слов «они жили долго и счастливо».

Например, принцесса Аврора из «Спящей красавицы» просыпается через сто лет. Потрясающе! Вы можете такое представить? Формально ей сто шестнадцать лет, а принцу всего восемнадцать. Вот это разница в возрасте! И она еще не знает, что мир за сто лет очень сильно изменился.

Честно говоря, я не стала бы спорить на крупную сумму, что их отношения продлятся долго.

Конечно, вы можете ответить, что это обычное дело для сказок. Но разве испытания, ожидающие принцессу Аврору после пробуждения в новом мире, отличаются от тех, с которыми столкнется Мэри? А если случится так, что она встретит своего принца? Ведь война, особенно такая жестокая, как ей довелось пережить, влечет за собой серьезные изменения и оставляет в душе незаживающие раны.

Что ж, поживем – увидим...

16

Самым тяжелым в новой жизни Мэри было то, что у нее появилось очень много времени на размышления. До сих пор каждый день, который она помнила из двадцати девяти лет жизни, был заполнен заботами о других. Она постоянно выполняла чьи-то поручения. Теперь же ей некого было ублажать, кроме самой себя. Время принадлежало ей одной и казалось бесконечным.

Еще Мэри вдруг осознала, что всю жизнь провела в окружении людей. Она привыкла, что в каждом доме, где она обитала, обязательно имелась общая комната, поэтому часы одиночества в тесной квартирке угнетали ее. Стоило Мэри присесть у тусклого пламени газового камина, и ее тут же одолевали мысли о тех, кого она потеряла: родителях, женихе и маленькой девочке, которую она любила как родную дочь. Возможно, другим бы понравилось просыпаться не от звука колокольчика или резкого стука в дверь, но для Мэри мысль о том, что она никому не нужна, стала очень неприятным открытием.

У нее не было проблем с деньгами. За пятнадцать лет службы у Лайлов ей удалось собрать неплохую сумму, которой с лихвой хватило бы на пять лет беззаботного существования. Она даже вполне могла позволить себе жить в гораздо более комфортных условиях.

Целыми днями Мэри просиживала в Кенсингтон-Гардене, где наблюдала за знакомыми нянями и их воспитанниками. Как в прежние времена, так и сейчас, они не разговаривали с ней. В ее жизни не осталось никаких привязанностей. Она смотрела на проходивших мимо людей, которые спешили туда, где их ждали.

В самые тяжелые минуты Мэри казалось, что на свете нет ни одного человека, кого волновало бы, есть ли она еще на белом свете. Она чувствовала себя лишней, никому не нужной. Даже Анне, которой она подарила столько любви. Она знала, что девочка в итоге адаптируется и ее жизнь пойдет своим чередом, ведь именно этим сильна юность.

Чтобы убить время и чем-то занять одинокие вечера, Мэри решила полностью обновить гардероб. Она купила швейную машинку «Зингер» и в тусклом свете газовой лампы работала за маленьким столиком у окна, которое выходило на Колет-Гардене. Когда она шила, то ни о чем не думала, ее успокаивал процесс создания новой вещи практически из ничего. Когда правая рука уставала крутить колесо машины, Мэри делала перерыв и наблюдала за происходящим на улице. Очень часто она видела мужчину, который стоял, прислонившись к фонарному столбу прямо под ее окном. Он выглядел молодо, не старше ее, и проводил на этом месте много времени, глядя в пустоту.

Постепенно Мэри начала ждать его появления – обычно он приходил в шесть часов вечера – и наблюдала за тем, как он стоит у столба, не подозревая, что на него смотрят. Иногда он уходил только перед рассветом.

Присутствие этого мужчины успокаивало Мэри. Он казался ей таким же одиноким, как она сама.

– Бедняга, – шептала она, поджаривая оладьи на газовой плите. – У него проблемы с головой.

Ночи становились длиннее, приближалась зима, а молодой человек по-прежнему приходил к фонарному столбу. Мэри одевалась все теплее – благо она нашила уже много вещей, а незнакомец внизу, казалось, не обращал внимания на усиливающиеся холода.

Однажды в ноябре, возвращаясь домой после встречи с Нэнси за чаем, Мэри прошла мимо, но потом остановилась и оглянулась, чтобы лучше рассмотреть его. Это был высокий молодой человек с приятным лицом. В свете фонаря ей удалось разглядеть бледную кожу, нос с горбинкой, гордый подбородок. Он исхудал до крайнего истощения, но Мэри видела, что если он наберет вес, то станет вполне симпатичным. Она поднялась по ступеням, вставила ключ в замок входной двери и, оказавшись в комнате, тут же подошла к окну, недоумевая, как он может столько времени стоять неподвижно на холоде. Дрожа, Мэри зажгла газ в камине и завернулась в шаль. У нее вдруг возникла идея.

Через неделю она спустилась по лестнице и подошла к молодому человеку, стоявшему на привычном месте возле фонарного столба.

– Вот, возьми. Это согреет тебя, пока ты подпираешь столб. – Мэри протянула ему сверток и ждала ответной реакции. Очень долго незнакомец не замечал ее присутствия и того, что она держала в руках. Она уже собиралась уйти, решив, что он безнадежен, как вдруг он повернул голову и, посмотрев на нее, слабо улыбнулся.

– Это шерстяное пальто. Чтобы ты не замерз, стоя здесь. – Мэри еще раз попыталась заговорить с ним.

– Д-д-для меня? – Его голос звучал так хрипло и напряженно, как будто он очень редко разговаривал.

– Да, – подтвердила Мэри. – Я живу здесь. – Она указала на освещенное окно над ними. – И часто наблюдаю за тобой. Не хочу, чтобы ты умер от пневмонии у меня на пороге, поэтому сшила для тебя вот это.

Потрясенный, он посмотрел на сверток, а потом снова на Мэри:

– Т-ты сделала это для м-меня?

– Да. А теперь, пожалуйста, возьми его. Оно тяжелое, и буду рада, если ты наденешь его.

– Н-но... У меня с собой нет денег. Я не могу заплатить.

– Это подарок. Меня очень расстраивает, что ты здесь дрожишь от холода, пока я сижу дома в уюте и тепле. Считай, что я оказываю услугу самой себе. Бери, – настаивала она.

– Я... Ты такая д-добрая, мисс...

– Мэри. Меня зовут Мэри.

Дрожащими руками он взял у нее пальто и примерил.

– С-сидит отлично. Как тебе удалось?

– Ну, ты ведь стоял здесь каждый вечер, пока я его шила.

– Это лучший п-подарок, который мне когда-либо д-де-лали.

Мэри заметила, что хотя молодой человек дрожал от холода, в его речи слышался правильный лондонский акцент, как у Лоуренса Лайла – ее бывшего хозяина.

– Что ж, теперь я смогу спокойно спать, зная, что тебе тепло. Спокойной ночи, сэр.

– С-спокойной ночи, Мэри. И... – Он взглянул на нее, и его глаза выражали такую благодарность, что Мэри чуть не расплакалась. – Спасибо.

– Не за что, – ответила она и торопливо поднялась по ступеням к двери.

Прошло еще две недели, и Мэри уже склонялась к мысли, что единственный шанс избежать одиночества для нее – это вернуться в Ирландию к родителям Шона и навсегда остаться старой девой. Именно в таком настроении она отправилась на Пиккадилли-Серкус выпить чая с Нэнси.

– Глазам своим не верю! Ты шикарно выглядишь! – заметила Нэнси, когда они заказали чай и тосты с маслом. – Откуда у тебя новое пальто? Я видела такое же в журналах, но оно стоит целое состояние. Ты где-то разжилась деньгами?

– Я тоже видела его в журналах и решила сшить себе.

– Ты сама его сшила?

–Да.

– Я знаю, что ты всегда умела держать в руках иголку, но это пальто выглядит так, словно куплено в магазине! – с удовольствием отметила Нэнси. – Ты можешь сшить мне такое же?

– Думаю, что да. Только скажи, какого цвета.

– Может, ярко-красное? Мне пойдет? – Нэнси поправила светлые кудряшки.

– Думаю, будет отлично, – согласилась Мэри. – Только я возьму с тебя деньги за материал.

– Конечно, и за потраченное время. Сколько?

Мэри задумалась.

– Около десяти шиллингов за материал и еще несколько за работу.

– Отлично! – Нэнси захлопала в ладоши. – Сэм пригласил меня на свидание в следующий четверг. И мне кажется, он собирается сделать мне предложение. Ты сможешь сшить пальто за неделю?

– За неделю? Почему бы и нет, – немного поразмыслив, ответила Мэри.

– О, Мэри, спасибо! Ты просто чудо!

Красное пальто – Мэри потом будет часто вспоминать его – ознаменовало поворотный момент в ее жизни. Нэнси похвасталась им перед подругами, и вскоре у двери девушки уже выстроилась очередь желающих иметь такое же. Даже Шейла – соседка Мэри, которая работала в одном из дорогих универмагов недалеко от Пиккадилли, на улице обратила внимание на ее пальто и заказала себе такое же. Как-то вечером она зашла на примерку, и потом они долго сидели и разговаривали за чашкой чаю.

– Мэри, ты должна открыть ателье. У тебя настоящий талант!

– Спасибо. Но разве правильно делать деньги на том, от чего получаешь удовольствие?

– Конечно, почему нет? Множество моих подруг готовы будут заплатить тебе за модные вещи. Мы ведь все знаем, как дорого они стоят в магазинах.

–Да.

Мэри выглянула из окна и увидела молодого человека, который снова стоял у фонарного столба, кутаясь в черное шерстяное пальто.

– Ты не знаешь, кто это?

Шейла подошла к окну и посмотрела вниз.

– Хозяин моей квартиры рассказывал, что здесь перед войной жила девушка этого парня. Она училась на медсестру в больнице Святого Фомы. Ее насмерть затоптала взбесившаяся лошадь у реки Соммы, а он вернулся с контузией, бедняжка. – Шейла вздохнула. – Если бы у меня был выбор, я бы предпочла ее судьбу. По крайней мере, она больше не страдает. А вот он переживает весь этот ужас день за днем.

– У него есть дом?

– Он вроде бы из очень состоятельной семьи. И живет с крестной поблизости, в Кенсингтоне. Она взяла его к себе, когда родители отказались от него. Бедный, какое будущее его ждет?

– Даже не представляю, – вздохнула Мэри, чувствуя себя виноватой из-за того, что испытывала жалость к себе последние несколько недель. – Должно быть, он приходит сюда в поисках успокоения. А наша жизнь такова, что мы должны получать его там, где можем найти.

Прошло уже три с половиной месяца, с тех пор как Мэри переехала на улицу Колет-Гарденс. Ее дни теперь были заняты клиентами и работой над заказами. Она шила пальто, блузки, юбки, платья и уже подумывала нанять помощника и переехать в большую квартиру, где одну комнату можно было бы выделить для работы. Но, несмотря на то, что Мэри теперь была занята, ее ручка часто зависала над листом бумаги – ей хотелось написать письмо любимой Анне. Рассказать о том, что она покинула ее не по своей воле, что продолжает любить больше жизни и вспоминает каждый день. Но Мэри знала: ради самой девочки ей стоит хранить молчание.

Время больше не утекало сквозь пальцы, словно вода, но сердце Мэри онемело и закрылось, потому что рядом не было никого, кому она могла бы дарить любовь. И все же, как только она начинала жалеть себя, ей достаточно было выглянуть в окно и увидеть несчастного молодого человека у фонарного столба, чтобы успокоиться.

Приближалось Рождество, и клиентам хотелось, чтобы их наряды были готовы заранее, так что у Мэри даже не было времени задуматься, как она проведет праздничные дни без Анны. Нэнси пригласила Мэри на Рождество в Кэдоган-Хаус.

– Это последнее Рождество в Большом Доме для слуг, – сказала она. – Нас предупредили, что через месяц, в январе, когда дом закроют, мы все будем уволены. Я уверена, эта чванливая корова выгнала бы нас на улицу перед Рождеством, если бы могла, но, к счастью, не все дела завершены.

– Она уже уехала в Бангкок? – поинтересовалась Мэри.

– Да, в прошлом месяце. Какой же праздник мы устроили в кухне! Как бы там ни было, мы с Сэмом нашли отличную работу в районе Белгравия. Его взяли дворецким, а меня экономкой. И я не буду жалеть о том, что больше никогда не переступлю порог кухни Кэдоган-Хауса. Мне только очень жаль бедную девочку. Она ведь надеется приехать на Рождество домой. В такой ситуации начинаешь задумываться: как женщины могут быть настолько жестоки? Правда, Мэри? А мужчины настолько слепы, что влюбляются в них, – добавила Нэнси.

В сочельник Мэри работала всю ночь, стараясь не подвести заказчиков. В четыре часа следующего дня, когда все клиенты разошлись, она без сил опустилась в кресло у огня. Ее разбудил осторожный стук в дверь.

–Да?

– Это Шейла, твоя соседка. К тебе посетительница.

Мэри поднялась с кресла и подошла к двери. Увидев бледную взволнованную гостью, стоящую рядом с Шейлой, она не могла поверить своим глазам.

– Мэри! – Анна бросилась ей на шею и обняла так крепко, что едва не задушила.

– Святые угодники! Анна, что ты здесь делаешь? Как ты меня нашла?

– Так ты ее знаешь? – улыбнулась Шейла. – Она сидела у тебя под дверью, как беспризорница.

– Конечно же, знаю! Это моя Анна! Да, дорогая? – Глаза Мэри наполнились слезами, когда она посмотрела на обожаемое лицо воспитанницы.

– Что ж, тогда я оставляю ее здесь. Похоже, ты получила подарок на Рождество, Мэри, – сказала Шейла.

– Так и есть.

Мэри с улыбкой закрыла дверь, подвела Анну к стулу и усадила.

– А теперь рассказывай, что ты здесь делаешь? Я считала, что ты сейчас в пансионе.

– Я иб-была...То есть... —Анна решительно сжала губы. – Я убежала и б-больше никогда и ни за что не вернусь туда.

– Постой, Анна, дорогая, не говори глупостей. Это ведь несерьезно?

– Серьезно, я не шучу. И если ты попробуешь заставить меня вернуться, я снова убегу. Д-директриса ужасная, д-дев-чонки противные. Они заставляют меня б-бегать и играть в лакросс, а это вредно для моих коленей. И вообще игра отвратительная. О, Мэри! – Анна обхватила голову руками. – Мне б-было так плохо! Я ждала Рождества, надеялась увидеть тебя и всех остальных в Кэдоган-Хаусе. И тут меня вызывает директриса и г-говорит, что я не поеду домой. Тетя отправилась в Бангкок к дяде, а дом закрывают. Мэри, пожалуйста, не заставляй меня возвращаться в эту ужасную школу. П-прошу тебя!

В этот момент последние силы оставили Анну, и она разрыдалась.

Мэри усадила девочку на колени, и Анна, уткнувшись ей в грудь, рассказала ужасную историю своего одиночества и горя.

Когда девочка успокоилась, Мэри мягко обратилась к ней:

– Анна, мы должны как можно скорее сообщить директрисе, что с тобой все в порядке. Я не удивлюсь, если тебя уже разыскивает половина полицейских всей страны.

–Я убежала т-только сегодня утром, – призналась Анна, – а миссис Г-Грикс, директриса, уехала на Рождество к сестре в Джерси. Она оставила меня с сестрой-хозяйкой, которая пьет столько джина, что постоянно видит двух девушек вместо меня одной.

Мэри не смогла удержаться – слова Анны вызвали у нее улыбку.

– Что ж, значит, мы должны поставить в известность сестру-хозяйку. Мы ведь не хотим никому доставлять беспокойства, правда? Что бы мы ни чувствовали, Анна, так нельзя себя вести.

– Если ты обещаешь не г-говорить, где я нахожусь. Они наверняка приедут за мной, а я не хочу возвращаться. Я скорее умру.

Мэри видела, что девочка очень устала, и нет никакого смысла спорить с ней этим вечером.

– Я только скажу, что ты в безопасности в Кэдоган-Хаусе и мы свяжемся с ней после Рождества. Согласна?

С этим предложением Анна смирилась и кивнула, хотя и с неохотой.

– А теперь, мне кажется, тебе не помешает принять ванну. Это не совсем то, к чему ты привыкла дома, но, по крайней мере, ты вымоешься.

Мэри отвела Анну по коридору в общую ванную комнату и наполнила ванну водой. Отмывая девочку, она поинтересовалась, как ей удалось добраться до Лондона, а потом найти дорогу к ней.

– Это было несложно, – объяснила Анна. – Я знала, где станция, потому что мы как-то ездили в Лондон в собор Святого Павла. Я убежала из школы и пошла пешком. Потом села в поезд и добралась до большого вокзала, который называется Ватерлоо. Я села на автобус до Слоун-сквер и прошла до особняка. А там миссис Каррадерз усадила меня в такси и назвала твой адрес.

– Но, Анна, тебе ведь сказали, что в доме никого нет. Что бы ты делала, окажись он закрыт? – Мэри помогла девочке выбраться из ванны и завернула ее в полотенце.

– Я не п-подумала об этом, – призналась она. – Но знаю, что щеколда на кухонном окне сломана, так что я могла бы легко открыть его и забраться внутрь. Но миссис Каррадерз оказалась дома и рассказала, как найти т-тебя.

Мэри была обеспокоена поступком Анны, но все равно смотрела на нее с обожанием. Маленькая девочка, которая уехала четыре месяца назад, выросла и продемонстрировала находчивость и силу духа, о которых Мэри прежде даже не подозревала.

– А теперь, – сказала она, возвращаясь с Анной по коридору в свою комнату, – я положу тебя в кровать, а сама спущусь вниз и спрошу у хозяина, можно ли воспользоваться его телефоном. Я позвоню миссис Каррадерз в Кэдоган-Хаус и попрошу немедленно сообщить в школу, что с тобой все в порядке! – Мэри заметила, как Анна разволновалась. – Нет, мы не скажем ей, что ты здесь, со мной. Кроме того... – Мэри старалась успокоить не только девочку, но и себя. – Мы пойдем туда завтра на рождественский ужин.