Текст книги "Танец судьбы"

Автор книги: Люсинда Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– Но Джереми нам совсем не мешает, правда, Мэри? – сказала Анна, когда молодой человек встал.

– Нет, совсем нет! – Мэри проводила гостя до двери. – Ты можешь приходить к нам на чай, когда захочешь.

– С-спасибо, Мэри! – Джереми улыбнулся с такой благодарностью, что она инстинктивно протянула руку и прикоснулась к его тонкому запястью.

– Не сомневаюсь, что мы скоро снова увидимся.

Пару дней спустя Анна опять появилась в квартире с

Джереми, который нес что-то завернутое в одеяло.

– Джереми говорит, у него для нас подарок! Мне так хочется посмотреть, что это такое! – Анна с нетерпением ,суетилась вокруг молодого человека, который поинтересовался у Мэри, куда можно поставить сверток.

– Вон туда. – Мэри показала на буфет.

Опустив ношу, он с гордым видом развернул одеяло. Внутри оказался граммофон и стопка пластинок.

– Это д-для вас с Анной.

– О, Джереми! – Анна в восторге всплеснула руками. – Какой чудесный подарок, правда, Мэри?

– Да, конечно. Но мы ведь вернем его тебе, Джереми? – с ударением на слове «вернем» произнесла Мэри.

– Н-нет-нет, это вам. Навсегда.

– Но такие вещи стоят целое состояние. Мы не можем...

– М-можете. У меня есть д-деньги. Анна, какую пластинку поставить?

Пока Анна с Джереми обсуждали, что они хотят слушать: «Спящую красавицу» или «Лебединое озеро», Мэри заметила решительный блеск в его глазах. Даже сейчас было заметно, каким этот молодой человек был до того, как его контузило на войне.

Анна ставила пластинку, и тут Джереми внезапно повернулся к Мэри и улыбнулся ей:

– В обмен на п-пальто.

И этот вопрос больше не поднимался.

После этого визита Джереми Лангдон стал постоянным гостем в квартире Мэри. Каждый день Анна встречала его у столба и приводила на чай. Мэри шила, а Джереми с Анной слушали музыку. Девочка кружилась по комнате, и в конце представления Джереми громко аплодировал. Когда Анна опускалась перед ним в изящном книксене, Мэри понимала, что она пытается вернуть то время, когда танцевала перед Лоуренсом Лайлом в гостиной Кэдоган-Хауса.

– Мэри, девочка очень хорошо танцует, – сказал однажды Джереми, когда она провожала его.

– Ты считаешь? Она очень целеустремленная, как мне кажется.

– И т-талантливая, – кивнул он. – До войны я видел лучших т-танцовщиц. Она может стать такой, как они. Д-до свидания, Мэри.

– А где ты сегодня будешь ужинать? – вдруг спросила Мэри. – Ты выглядишь так, как будто уже давно нормально не ел. У меня в духовке мясо, которого хватит на всех.

– Джереми, пожалуйста, останься! – уговаривала его

Анна.

– В-вы очень добры, но я не хочу м-мешать.

– Джереми совсем не мешает, правда, Мэри?

– Нет. Джереми, мы всегда тебе рады, – улыбнулась она.

19

Джереми стал проводить все больше времени в квартире Мэри и Анны, и вскоре фонарный столб лишился старого друга. Каждый раз он приносил что-нибудь с собой: шоколадку для Анны или свежую рыбу, которую Мэри готовила на ужин. По мере того как Джереми обретал уверенность в себе, его речь становилась все более гладкой. Благодаря мягкой поддержке со стороны женщины и ребенка, общение давалось ему все легче. Шли недели, и Мэри стала замечать, что его тонкие черты уже не кажутся такими заостренными – возможно, этому способствовали большие порции, которые Мэри накладывала в его тарелку на ужин, а руки Джереми все увереннее управлялись с ножом и вилкой. Иногда Мэри замечала у него проблески чувства юмора и чувствовала, что он не просто хорошо образован, но и обладает незаурядным умом. Доброта, мягкость и внимательность Джереми, особенно по отношению к Анне, с каждым днем все больше располагали Мэри к нему. А когда Джереми немного восстановил здоровье, и из его бездонных зеленых глаз исчезло затравленное выражение, Мэри поняла, что он очень привлекателен внешне.

Однажды вечером, укладывая Анну спать, Мэри размышляла о том, что с появлением в их жизни Джереми девочка тоже расцвела.

– Мэри, я так счастлива, – вздохнула она, откинувшись на подушку.

– Я очень этому рада, дорогая.

– Да... – пробормотала Анна. – Ты, я и Джереми – мы как будто настоящая с-семья, правда?

– Да, наверное. А теперь закрывай глазки и постарайся уснуть.

Мэри вышла из спальни девочки и, вернувшись к швейной машинке, поняла, что не может сосредоточиться. Она выглянула из окна – у фонарного столба никого не было. Теперь, выйдя от них, Джереми практически никогда не останавливался там. Мэри по-прежнему знала о нем очень мало. И не было никакой гарантии, что однажды он не исчезнет из их жизни навсегда. От мысли, что Анна снова потеряет человека, к которому так привязалась, у Мэри закружилась голова.

Но ведь и она сама...

У Мэри заколотилось сердце, когда она осознала, что не только Анна не сможет прожить без их нового друга. В Джереми было нечто, заставлявшее вспомнить о последней встрече с Шоном. Ей так же хотелось защитить Джереми, как своего жениха. И он так же притягивал ее...

Мэри мысленно одернула себя. Нужно немедленно положить конец этому вздору. Она – сирота из Ирландии, так и оставшаяся незамужней, в прошлом – прислуга в богатом доме. А Джереми Лангдон – настоящий джентльмен. Он просто их друг, человек, переживший страшную трагедию, которому она сочувствует. Так все и должно оставаться.

* * *

Несколько дней спустя в дверь постучали. Мэри очень удивилась – Анна была в балетном классе, и клиентов она не ждала – и, подойдя к двери, открыла ее.

– Джереми, – изумленно произнесла она. Обычно его

приводила Анна, сам он еще ни разу не заходил. – Я... С гобой все в порядке?

– Н-нет.

Он был бледный как мертвец. По выражению его глаз Мэри поняла: что-то случилось.

– Заходи. Анна еще не вернулась. Но мы можем выпить чая, пока будем ее ждать.

– Я хочу п-поговорить с тобой. Без Анны.

– Хорошо, ты пока располагайся тут, а я заварю чай.

– Н-нет! Я хочу п-поговорить, а не п-пить чай.

Мэри заметила, что Джереми заикается гораздо сильнее, чем обычно в последнее время. Она проводила гостя в гостиную и усадила в его любимое кресло.

– Джереми, ты уверен, что ничего не хочешь? – спросила Мэри и, взяв стул, устроилась напротив него.

– Моя к-крестная умерла вчера вечером.

– О, Джереми, дорогой, мне так жаль.

– Я... – Джереми приложил трясущуюся руку ко лбу. Слезы хлынули у него из глаз. – П-прости, – сказал он. – Единственный человек, к-который... – он поперхнулся, – и заботился обо мне. Любил меня. К-как же мне теперь быть?

В отчаянии он втянул голову в плечи. Мэри была не в состоянии видеть его страдания и сделала единственное, что могла, – наклонилась к нему и обняла.

– Вот так, – шептала она, баюкая его, словно ребенка, н поглаживая его мягкие волосы. – Поплачь, в этом нет ничего дурного.

Джереми продолжал всхлипывать, и Мэри крепче обняла его.

– Джереми, я рядом с тобой, и Анна тоже. Ты дорог нам обеим.

Он перевел на Мэри взгляд, полный боли.

– Д-дорог вам? Я, п-полная развалина? Но почему?

– Потому что ты хороший, добрый человек. И не виноват в том, что случилось с тобой на фронте. Это ведь не изменило твоей души, верно?

Джереми так низко опустил голову, что Мэри пришлось сесть на пол, чтобы увидеть его лицо. Он прижался к ее плечу.

– Мои родители т-так не считают. Им п-противно видеть, во что я превратился. Они стыдятся меня и х-хотят спрятать от чужих глаз.

– Пресвятая Богородица! – Мэри в ужасе содрогнулась. – Мне так жаль, что тебе пришлось пережить такое. Но я уверена: ты ничуть не изменился и по-прежнему такой же, каким был всегда. И еще, Джереми, ты всегда должен помнить вот что: война – жуткое испытание для вас, мужчин. Мы ведь даже не подозреваем, что вам пришлось пережить ради нашей свободы.

– Т-ты так думаешь?

– Я это знаю! – Мэри почувствовала, что ее плечо намокло от слез Джереми. – У меня был... один человек, он воевал долгие годы. И погиб в самом конце войны, так и не дождавшись победы.

После этих слов Джереми поднял голову и посмотрел Мэри прямо в глаза.

– Ты п-потеряла любимого?

– Жениха. И вместе с ним – все мечты о жизни, которую мы хотели построить вместе.

– Мэри, я считаю, что т-ты – ангел. То, к-какты заботишься об Анне и обо мне... Слушаешь наши жалобы, а оказывается – сама пережила такую п-потерю. Ты тоже п-пострадала от этой чертовой войны, Мэри! – Джереми убрал ее ладони со своих плеч и задержал в руках. – Я уже какое-то время размышляю над этим. И я п-понял, что люблю т-тебя. Я тебя люблю. – Джереми пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы повторить эту фразу, не заикаясь.

Возникла пауза, Мэри смотрела в глаза Джереми. Здравый смысл, присущий ей от природы, и прагматизм заставили сомневаться в его словах. Он переживал очень тяжелый момент и нуждался в поддержке. Не стоило сейчас полностью верить ему.

– Джереми, тебе сейчас плохо. Ты сам не понимаешь, что говоришь. Ты ведь пережил сильное потрясение и...

– Н-нет, дело не в этом. Ты такая к-красивая и добрая. Я п-полюбил тебя в тот момент, когда ты протянула мне пальто. С тех пор я приходил к столбу не для того, чтобы вспоминать свою любимую, которая погибла. Я хотел увидеть тебя.

– Джереми, пожалуйста, перестань! – в отчаянии произнесла Мэри.

– Это п-правда. Я наблюдал за Анной, знал, что она твоя д-дочь, говорил с ней, чтобы п-получить шанс поближе познакомиться с тобой. И сегодня, когда я п-потерял единственного человека, который заботился обо мне, я не мог не с-сказать о своих чувствах. Жизнь так коротка!

Мэри смотрела в его глаза, полные слез, в изумлении не только оттого, что Джереми признался в любви – в любви к ней! Он смог произнести все это на одном дыхании!

– Что ж, Джереми, мне очень приятно! Но, честно говоря, мне кажется, ты еще не окончательно оправился от потрясения.

– Мэри, – произнес Джереми. Слезы уже высохли, и его взгляд смягчился. – Я п-понимаю, мы оба – и ты, и я – знаем, что такое боль. И я никогда не стал бы играть твоими чувствами. И сам не стал бы заблуждаться. Вероятно, ты п-просто ничего не чувствуешь по отношению ко мне.

Потупив взгляд, Мэри сидела у ног Джереми. Он по-прежнему держал ее за руки.

– Я понимаю, – кивнул он. – Как можно п-полюбить такого, как я?

Мэри снова посмотрела ему в глаза.

– Нет, ты не прав. Просто я уже испытывала это чувство раньше и потеряла любимого человека. – Мэри глубоко вздохнула. – Ты дорог мне. Честно говоря, ты мне небезразличен. И если ты вдруг исчезнешь из моей жизни, боюсь, я буду скучать.

– Да, мы оба потеряли любимых. Это нас объединяет. Но разве мы с тобой еще и не близки по духу?

– Ох, Джереми, ты ведь ничего не знаешь обо мне. – Мэри с грустью покачала головой. – Я сделала столько всего...

– М-мэри, я убивал людей! Что бы ты ни сообщила, после всего пережитого меня ничто не испугает. И что бы там ни было, дорогая, я хочу разделить это с тобой. Давай расскажем друг другу все. Ведь именно в этом и заключается любовь, не так ли? В доверии.

– Но, Джереми, дорогой, – прошептала Мэри, – я сирота без роду без племени. А ты джентльмен, и тебе нужна леди. Я никогда не смогу ею стать, даже ради тебя.

– Ты считаешь, что д-для меня это важно? Моя мать настоящая леди, но когда я вернулся д-домой с фронта, она отправила меня... – Джереми нелегко было произнести следующее слово, – в п-приют. Меня, ее собственного сына! – Он сглотнул слезы. – Война все изменила, мне ничего не нужно знать о тебе, кроме того, что ты самый д-добрый человек из всех, кого я встречал. У тебя замечательное сердце.

– О, Джереми... – Мэри вытерла глаза.

Джереми наклонился, поднял ее с пола и заключил в объятия. И Мэри не смогла найти слов, чтобы описать, что она почувствовала в этот момент после стольких лет одиночества. А его запах! Запах мужчины – такой знакомый и в то же время неизвестный.

– Мэри... – Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы. – Я никогда не п-причиню тебе боль. Поверь мне. Я вижу страх в твоих глазах. Я так часто видел его раньше.

Он принялся покрывать легкими поцелуями ее лоб, глаза, щеки. Мэри больше не могла мыслить здраво и уступила ему. Поцелуи и ласки Джереми пробудили в ней чувства, которых она не надеялась когда-либо испытать. Несмотря на очевидные проблемы со здоровьем Джереми, Мэри чувствовала в нем мужественность и силу.

Через двадцать минут она взглянула на часы, стоящие на каминной полке, и приложила руку ко рту.

– О Боже! Анна ждет меня! – Она спрыгнула с колен Джереми и поправила прическу у зеркала.

– Можно я п-пойду за ней с тобой?

Мэри, повернувшись, улыбнулась ему:

– Конечно, если тебе хочется.

Когда Мэри и Джереми повернули за угол, они увидели Анну, которая с недовольным видом сидела на ступеньках балетной школы. Но как только она увидела их, выражение ее лица тут же изменилось.

– Привет! Вы оба опоздали! – улыбнулась она.

– Да, дорогая, извини. Просто Джереми зашел ко мне. У него плохие новости.

– Это правда.

Анна в недоумении посмотрела на них.

– Вы выглядите очень счастливыми для людей, у которых п-плохие новости.

Джереми незаметно улыбнулся Мэри, когда они повернули в сторону дома. Анна с довольным видом шла перед ними, пританцовывая.

– Все хорошо! Я знаю, в чем дело. Я уже д-давно ждала, когда это случится. – Она внезапно остановилась и обернулась к ним. – Вы ведь любите друг друга, да?

– Ну, я... – Мэри залилась ярким румянцем.

Джереми крепко сжал ее руку.

– Да. Ты не п-против?

– Конечно, нет. Думаю, я самая счастливая д-девочка в мире. Это значит, что, если вы поженитесь, у меня будут мать и отец. И мы станем настоящей семьей! – В порыве чувств Анна обняла их обоих. – Потому что я очень-очень сильно вас люблю.

20

После смерти крестной к Джереми перешел большой дом в Западном Кенсингтоне, приличная сумма на банковском счете, которая гарантировала небольшой доход на всю оставшуюся жизнь, и маленький черный «форд». Через неделю после похорон крестной он пригласил Мэри и Анну посмотреть дом.

Счастливая девочка бегала из одной комнаты в другую, крича:

– Он почти такой же, как Кэдоган-Хаус, т-только немного меньше.

Мэри тревожно повела плечами, услышав это сравнение. Хотя она безоговорочно доверяла Джереми, любой разговор о прошлом, особенно с представителем того же социального слоя, что и ее бывшие хозяева, мог быть опасным.

Анна сбежала по лестнице в холл и, остановившись, оглянулась на Мэри и Джереми, которые неторопливо спускались вслед за ней.

– Джереми, ты п-пригласишь нас переехать к тебе? Для тебя одного здесь слишком много места. По-моему, неправильно, что мы с Мэри живем в маленькой квартирке, когда у тебя есть такой большой дом.

– Анна! – Заявление девочки заставило Мэри покраснеть. – Джереми просто показывает нам дом. Не нужно задавать ему таких вопросов.

– Извини, но я подумала...

– Ты п-правильно подумала, Анна, – улыбнулся Джереми. – Детская логика. Итак, Мэри, ты хотела бы п-пере-ехать сюда жить?

– Умоляю тебя!

Это уже было слишком. Мэри сбежала вниз по лестнице, пересекла холл и выскочила на улицу. Она не останавливалась, пока не оказалась в собственной гостиной, где, наконец, почувствовала себя в безопасности.

Через десять минут Джереми уже стучал в квартиру, и Мэри впустила его. Слезы струились по ее лицу.

– Где Анна? – спросила она.

– Я п-попросил экономку, миссис Хокинз, напоить ее чаем. Мне показалось, нам с тобой нужно п-поговорить. Можно мне войти?

Мэри кивнула, рыдая, и, повернувшись, пошла в гостиную.

– Джереми, не знаю, чего ты от меня хочешь, но в любом случае я не в состоянии тебе это дать. Я даже не представляю, кто я! Я не леди, как уже говорила. Даже твоя экономка сразу поняла это. Мне следует прислуживать тебе, а не быть твоей возлюбленной.

Мэри упала в кресло. Джереми, достав носовой платок, протянул его ей.

– Мэри, уже несколько месяцев я п-провожу рядом с тобой каждый день. В тебе есть все, что требуется настоящей леди. А что касается твоего происхождения... На фронте я п-понял, что характер человека никак не связан с его положением. Если ты переживаешь, то я всегда готов тебя выслушать. Как я говорил, испугать меня невозможно! – Он встал па колени перед Мэри и убрал с ее щеки прядь волос. – И я верю, что любовь помогает все понять и простить. Расскажи мне все, – убеждал он.

Мэри глубоко вздохнула. Она понимала, что ее признание может перечеркнуть их будущее. Но чтобы у них был шанс, нужно было сделать то, о чем просил Джереми. Она обратилась к Всевышнему за помощью и наконец кивнула:

– Я расскажу тебе.

* * *

Двадцать минут спустя Мэри еще продолжала рассказ:

– Дело в том, что я согрешила против Бога. Я объявила Анну мертвой и фактически украла ее. Я украла ребенка. О Боже, прости меня...

Крепко обнимая любимую, Джереми слушал ее исповедь.

– Мэри, пожалуйста, не казни себя больше. Да, ты поступила плохо, но ради благой цели. Ты сделала это из любви к Анне, желая сделать ее счастливой и оградить от бед.

– Не знаю, действительно ли сделала это только ради Анны. – Терзаясь этой мыслью, Мэри посмотрела на Джереми. – Или ради себя самой тоже, ведь я не могла жить без нее.

– Судя по твоему рассказу, мне хочется думать, что ты действовала не из эгоистичных соображений.

– Ты, в самом деле, так считаешь?

– Да. – Джереми взял ее за руки и крепко их сжал. – Считаю. Мэри, на войне бывали схожие ситуации, как ни странно проводить такую параллель. Родителям сообщали, что их сын погиб мгновенно, хотя на самом деле он кричал в агонии. И возможно, – Джереми отвернулся, – умирал в течение нескольких дней. А приказы командира взвода, каждый день посылавшего людей в атаку, зная, что они идут навстречу смерти? – Джереми снова посмотрел на нее. – Ты сделала все возможное, чтобы защитить ту, кого любишь, и не должна стыдиться этого. Никогда! И теперь, когда ты мне все рассказала, я люблю тебя еще сильнее.

– Правда?

– Да, ты очень добрая, смелая и сильная.

– Нет, Джереми, это не так. Я ужасно боюсь, что все откроется, и у меня заберут Анну. Я оглядываюсь каждый раз, когда выхожу из дома.

– Ты спасла сироту. Такую же, как ты сама, и этим нужно гордиться. И еще... – Джереми улыбнулся ей. – Возможно, я сумею помочь вам с Анной. В том случае, если ты выйдешь за меня замуж.

– Ты хочешь этого даже после того, что я тебе рассказала? – Мэри была потрясена.

– Больше чем когда-либо, клянусь тебе.

21

Три месяца спустя Мэри Суон – сирота, ничего не знающая о своих родителях, стала миссис Джереми Лангдон и хозяйкой большого дома в Кенсингтоне. На венчании присутствовала лишь одна гостья: десятилетняя Анна Суон.

В течение следующего года произошли три события, которые заставили Мэри поверить, что Всевышний и в самом деле защищает ее. Она забеременела, и это вызвало непередаваемый восторг у ее близких. Затем Джереми выяснил по своим каналам, о которых Мэри не хотела ничего знать, что Лоуренс Лайл девять месяцев назад скончался в Бангкоке от малярии. По слухам, вскоре после смерти мужа у Элизабет Лайл случился выкидыш, но она и на этот раз решила не терять времени и нашла очередного подходящего мужа. Джереми сообщили, что новый супруг Элизабет получил назначение в Шанхай и она уехала с ним.

– Мэри, ты п-понимаешь, что это значит? Теперь ты свободна. Лоуренс Лайл не сможет выяснить п-правду, а Элизабет Лайл, насколько я понял, вряд ли эта история когда-либо заинтересует.

Мэри перекрестилась – она испытала облегчение, узнав о смерти бывшего хозяина, хотя теперь и корила себя за это.

– Какие печальные новости. Но, Джереми, не буду лгать – в какой-то степени я счастлива. И все же имей в виду – я вряд ли когда-нибудь смогу жить спокойно.

– П-понимаю, дорогая, и обещаю, что он ушел туда, откуда ему уже не достать тебя. И это значит, что я могу выяснить, как нам начать процедуру официального удочерения Анны.

– Но у нее нет ни свидетельства о рождении, ни даже фамилии.

– Положись на меня, дорогая. – Джереми отмахнулся от доводов Мэри, как будто они были совсем несущественными. – Сейчас я инвалид, но министерство внутренних дел еще не отдало все долги капитану Джереми Лангдону. А один парень даже обязан мне жизнью! – Он похлопал Мэри по руке и нежно прикоснулся к животу, округлости которого были уже весьма впечатляющими.

За шесть недель до предполагаемого появления на свет их собственного малыша Мэри и Джереми подписали все необходимые документы, и Анна официально стала их дочерью.

– Дорогая, теперь никто не сможет добраться до нее. И забрать у меня кого-нибудь из вас, – нежно прошептал он ей на ухо.

Со слезами на глазах Мэри наблюдала за Анной, которая кружилась вокруг кухонного стола с сертификатом об удочерении в руках.

– Анна Лангдон, – с чувством произнесла она и бросилась обнимать своих новоиспеченных родителей. – Я задыхаюсь от счастья!

Ребенок родился с опозданием в десять дней, что заставило Мэри очень сильно волноваться, но в остальном все было в порядке. Мэри лежала в уютной спальне с новорожденной у груди, а любимый муж и приемная дочь ворковали над ними. Мэри желала одного – остановить время. Она готова была умереть в это мгновение, потому что никогда еще не была так счастлива. Малышка – пухленькая розовощекая девочка, которую назвали Софией в честь любимой святой Мэри, – оказалась очень спокойной и жизнерадостной. Мэри любила наблюдать, как Джереми нежно качает дочь на руках.

Она заметила, что муж, обращаясь к ней, почти перестал заикаться. По прошествии времени его стали реже мучить ночные кошмары, от которых он просыпался с криком, мокрый от пота. Мэри прочитала все, что только можно, о контузиях и знала: их последствия необратимы. Но все же состояние больного могло оставаться удовлетворительным, если создать ему комфортные условия для спокойной жизни. Джереми редко покидал дом – обычно только для того, чтобы, прогулявшись по Кенсингтон-Гарденс, купить «Таймс». И все же, если они с Мэри вдруг оказывались на шумной лондонской улице, он вздрагивал при каждом сигнале гудка. И потом в течение некоторого времени после такой прогулки сильнее заикался, и у него начинали дрожать | руки. Мэри было хорошо с ним, она радовалась, что в семье I царит спокойствие и все довольны.

В какой-то момент Джереми начал рисовать, и оказалось, он очень неплохой художник. Мэри мрачнела, когда видела темные зловещие траншеи на его картинах. Но она понимала, насколько ему важно выразить боль, страх потерь и смерть, которые он словно заново переживал каждый день в своей послевоенной жизни.

Пока Джереми рисовал, Мэри занималась с подросшей Софией. В солнечные дни она ходила с девочками в парк. Иногда они ездили на Пиккадилли, чтобы Анна выбрала себе что-то из одежды. Теперь Мэри могла купить Анне все, что бы та ни выбрала, не задумываясь о цене, – и это до сих пор удивляло ее. Она была богатой женщиной, женой состоятельного джентльмена.

В спокойной гавани их уютного дома годы шли один за другим: София научилась ползать, затем ходить и бегать по дому. Стремление Анны стать балериной становилось все | сильнее. Софии исполнилось четыре, когда однажды вечером в кухню к Мэри, готовившей ужин, вошла Анна. В свои пятнадцать лет она уже начала приобретать черты взрослой девушки.

– Мама, ты слышала, что Нинет де Валуа открыла новую балетную школу? – спросила Анна.

– Нет.

– Можно мне съездить туда? Я хочу попасть на просмотр и узнать, возьмет ли она меня в свой класс. Тогда, возможно, когда-нибудь она пригласит меня в труппу, и я буду танцевать в «Сэдлере-Уэллс». Ты м-можешь себе представить? – Вздохнув от удовольствия при этой мысли, Анна изящно опустилась на стул.

– Но мне казалось, ты мечтаешь попасть в «Русский балет» Дягилева?

– Так и было, но оказаться в первой британской балетной компании – это намного лучше! – Анна сбросила туфельку и вытянула вперед ногу, демонстрируя высокий подъем. – Мама, п-пожалуйста, можно я попробую?

– Думаю, тебе стоит поговорить с отцом и спросить его мнение, – предложила Мэри.

– Если все п-получится, я буду танцевать целыми днями, и времени на английский и математику уже не останется. И сколько можно учиться? Я умею читать, п-писать и считать, а ведь для балерины этого вполне достаточно. В самом деле! И я могу назвать тебе даты сражения при Гастингсе, Трафальгарской битвы и...

– Анна, иди и поговори с отцом, – повторила Мэри.

Как Мэри и предполагала, Джереми не смог противостоять уговорам дочери. Было решено, что она сходит на просмотр к Нинет де Валуа и попробует получить место в балетной школе «Сэдлерс-Уэллс».

– Сомневаюсь, что наша дорогая девочка согласится на что-нибудь другое, не попробовав свои силы здесь, – сказал Джереми, втайне гордясь Анной.

Три дня спустя Анна вместе с Мэри отправилась на автобусе в Ислингтон, где располагалась балетная школа «Сэдлерс-Уэллс». Мэри еще не доводилось бывать за кулисами театра, поэтому, когда их провели через лабиринт переходов в небольшой зал с фортепиано и балетным станком, она испытала одновременно волнение и восторг от того, что оказалась в совершенно другом мире. Анне задали несколько вопросов о том, где она раньше училась, а потом мисс Мортон, педагог по танцам, проверила ее сначала у станка, а затем в центре зала. Успехи Анны за последние несколько лет были настолько очевидны, что Мэри не смогла скрыть восхищения. Девочка от природы обладала изяществом и великолепной осанкой, а зарождающаяся женственность сделала ее движения еще более совершенными.

После просмотра мисс Мортон некоторое время придирчивым взглядом изучала Анну.

– Ты танцуешь и выглядишь как русская. Ты из России?

Анна с беспокойством посмотрела в сторону Мэри, но та еле заметно пожала плечами и покачала головой:

– Нет, я англичанка.

– Но раньше она училась у княгини Астафьевой, а в последнее время занималась у Николая Легата. – Мэри заволновалась, не зная, хорошо это или плохо.

– Что ж, это заметно по тому, как ты движешься. Надеюсь, Анна, ты знаешь, что, хотя в «Сэдлерс-Уэллс» тоже чувствуется русское влияние, мы являемся первой британской балетной компанией. Поэтому мисс де Валуа старается защищать наш собственный стиль. Тебе еще нужно многому учиться, но я вижу, что ты талантлива. Можешь начать занятия с понедельника?

Темные глаза Анны загорелись радостью.

– Вы хотите сказать, я принята?

– Да. Я дам твоей матери список вещей, которые потребуются для занятий. Пуанты нужно будет купить у Фредерика Фрида. Ждем тебя рано утром в понедельник.

Этим вечером у них был отличный повод для праздника. Анна пребывала на седьмом небе от счастья, и ее настроение передалось всей семье.

– Вот теперь, София, ты точно увидишь меня на сцене в роли Одетты и Одиллии, – радостно повторяла Анна, кружась по кухне вместе с маленькой сестрой.

– Дорогая, ее ничто не остановит, – заметил Джереми, лежа рядом с Мэри в постели тем вечером. – Давай будем надеяться, что ей удастся осуществить свою мечту.

В течение следующих пяти лет целеустремленность Анны, ее преданность танцу и природная одаренность стали приносить плоды. Она впервые вышла на сцену в партии молодого Хозяина Трегинниса в только что открывшемся на Роузбери-авеню театре «Сэдлерс-Уэллс». Одетая в бархатный костюм с кружевным воротником, в коротком парике, она появлялась, едва поднимался занавес, и оставалась одна на сцене в самом конце. Мэри, Джереми и девятилетняя София громко аплодировали и криками приветствовали танцоров, вышедших на поклоны. Эта партия, конечно, не имела ничего общего с мечтой Анны о белоснежной воздушной пачке, но ее участие в спектакле означало, что Нинет де Валуа – королева балетной компании – следит за успехами девушки. Вскоре последовали и другие небольшие партии: один из четырех молодых лебедей во втором акте «Лебединого озера» и креолка в «Рио-Гранде».

В январе 1939 года, вскоре после дня рождения – Анне исполнился двадцать один год, – она дебютировала в партии Одетты – Одиллии в балете «Лебединое озеро». Театр «Сэдлерс-Уэллс» был полон. Впервые главную партию в балете британской труппы исполняла англичанка, а не русские балерины, приехавшие на гастроли или находящиеся в эмиграции. Среди почитателей балета уже начали ходить разговоры об Анне и ее таланте. Мэри в новом вечернем платье и с прической, сделанной в парикмахерской, вместе с Джереми и Софией смотрела балет из ложи. Первые звуки увертюры Чайковского заставили зрительный зал стихнуть. Мэри задержала дыхание, посылая Богу молитву, чтобы день, о котором Анна так долго мечтала, оправдал ее ожидания.

Но Мэри не стоило в этом сомневаться. Когда со всех сторон на восходящую звезду балета посыпались цветы, она крепко сжала руку Джереми. По ее лицу катились слезы. Гримерную Анны после спектакля заполнили восторженные поклонники, и Мэри было непросто пробиться к дочери, чтобы поздравить ее. Анна, по-прежнему в балетной пачке, с кажущимися огромными от яркого сценического грима глазами, мимо поклонников прошла к родным и бросилась на шею матери.

– Дорогая, я так тобой горжусь! Ты сказала, что добьешься этого, и только посмотрите... У тебя все получилось! – воскликнула Мэри.

– Мама, все это благодаря тебе! – Глаза Анны блестели от слез. – Спасибо, – прошептала она, – спасибо за все.

Оглядываясь назад в те дни, когда стало понятно, что Анна добилась поставленной цели, Мэри испытывала смешанные чувства. Теперь она понимала, что именно в тот момент начала терять дочь. Мир, в котором оказалась Анна, полный ярких артистических натур с их экзотическими нарядами, странными привычками и сексуальными пристрастиями, был очень далек от мира Мэри. Когда Анну объявили королевой британского балета, многие слетелись погреться в лучах ее славы, и спокойная жизнь в родительском доме осталась для нее в прошлом.

Мэри обычно ждала возвращения дочери домой после спектакля, готовая выслушать, как все прошло, и предложить уставшей девушке какао и печенье. Теперь же шаги Анны на вестнице раздавались не раньше трех утра. На следующий день она рассказывала, что ужинала после спектакля с друзьями в ресторане «Савой» или танцевала в модном ночном клубе не с кем-нибудь, а с младшими членами королевской семьи!

Мэри больше не могла контролировать жизнь дочери. И поскольку Анна теперь неплохо зарабатывала, она даже не могла высказать свое мнение об откровенных, часто лишенных корсета платьях, которые та носила, или чересчур яркой красной помаде на ее губах. По количеству букетов, которые доставляли к ним в дом, Мэри догадывалась, как много у Анны поклонников. Но был ли среди них кто-то один, особенный, Мэри не знала. Любые вопросы на эту тему оставались без ответа.

Мэри часто жаловалась Джереми, что Анна ведет чрезмерно активную – особенно это касалось количества мужчин рядом с ней – социальную жизнь, детали которой им неизвестны. Он неизменно старался мягко утешить ее: