Текст книги "Прощание"

Автор книги: Лотар-Гюнтер Буххайм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

– А затем ты перешел к Круппу?

– Нет, еще нет. Между тем в этот карибский период на корабль прибыла из Буэнос-Айреса моя жена. Наш второй сын уже родился. Моя жена приехала по причинам личного характера: с одной стороны, чтобы повидаться, а с другой – для обсуждения семейных вопросов, как нам быть дальше. Она поднялась на борт в Кюрасао.

– А дети?

– Были в хороших руках – у родителей жены.

– Вот тогда ты познакомился со всеми этими чудесными карибскими портами?

– Да, но у нас были рейсы и в Северную Америку – на Восточное побережье до Вирджинии. В Саванне, например, было очень красиво. На корабле не было кондиционеров. Так удобно, как теперь, тогда не было, но в то время мы были в нашем лучшем возрасте, так что я провел с моей женой прекрасное время. Мы использовали каждый час, когда можно было оставить корабль, чтобы что-то увидеть. Много раз мы были в Гаване.

– На Кубе?

– Да, в сахарных гаванях на Кубе, мы видели их все. Мы перевозили очень много сахара в Северную Америку, а обратно или с промышленными, или штучными товарами для Кубы. Из-за детей мы тогда решили вернуться в Германию. Когда мой контракт закончился, а корабль находился как раз на родине, я уволился. Так как я хотел провести в Германии больше времени, то согласился принять на себя надзор за строительством последовательно двух кораблей, которые были несколько большими и принадлежали компании «МакГрегор».

– И что тебе приходилось делать, когда ты занимался строительным надзором?

– Следил за тщательным выполнением строительных работ.

– Значит, твоя работа проходила на верфи?

– Да.

– И как долго длится такая работа?

– Примерно три-четыре месяца. В конец недели был свободным. В это время я подыскивал себе квартиру.

– Ты был своего рода артельным старостой на верфи?

– Нет. Я не был в штате верфи. Я был представителем заказчика. Это была компания «МакГрегор», которая строила корабль, приписанный к пароходной компании «Бастиан» в Бремене. Она существует и поныне. Если при строительстве обнаруживалось, что что-то должно было быть улучшено, то разрабатывались предложения. В большинстве случаев они принимались. А затем происходит приемка судов во время пробных выходов в море. Постепенно к кораблю привыкаешь. На корабле приходится плавать с самого начала. Я это делал.

– Что это было за судно?

– Одно называлось «Трансильвания», второе – через год – «Карпатия» – потому, что владелец компании «Грегор» Клёс был выходцем из южных Карпат.

Старик делает паузу. Мне не надо ничего говорить, я ясно вижу, как в старике происходит внутренняя работа, что в нем просыпаются все новые и новые воспоминания.

Старик смотрит на часы:

– Только десять часов. У нас еще есть время. Тебе надо оставить корабль в двенадцать. Итак, с одной стороны это было смешно: на кораблях мы возили древесину из России. И русские, русские агенты «Интерфлота», спрашивали: «Почему „Трансильвания“? Это же нашатерритория». И интересовались, как же так получилось, что мы дали кораблю это имя?

Мы им рассказали, как корабль получил это имя, что это никакая не наглость, как русские сначала считали, и не путаница в представлениях о географии, идущих от Третьего рейха.

– И в качестве кого ты плавал на этих кораблях?

– Естественно, в качестве капитана. После того как на «Мореходе» я стал впервые капитаном немецкого судна, я плавал только в качестве капитана.

– Какой тоннаж был у этих судов?

– Грузоподъемность до 3000 тонн.

– То есть это были малые суда. Но позднее у Круппа ты водил и более крупные суда?

– Да, они становились все крупнее и крупнее. Ну, а потом произошло следующее: компания «МакГрегор» передала эти суда более крупному пароходству в Гамбурге – из экономических соображений. Это было пароходство «Детьен». Так я перешел в это пароходство вместе с судном «Карпатия», которое было прекрасно оборудовано. В это время я часто брал с собой жену и детей. Это было время, когда они еще не ходили в школу.

Старик снова смотрит на часы.

– Очевидно, твои вещи подготовлены к отправке? – озабоченно спрашивает он.

– Все наготове!

– Тогда позволь еще раз послать за чаем – и приготовить для тебя несколько бутербродов. Кто знает, когда ты сможешь снова поесть.

– Да что ты, в самолете в любом случае что-нибудь будет, – отказываюсь я.

– Ну, позволь мне все-таки сделать это, – говорит старик и подходит к телефону. – Я также скажу людям в вахтенной будке, чтобы они прислали сюда агента или человека с твоими пленками.

– Большое спасибо, – говорю я, – но лучше рассказывай. Мне все же хотелось бы знать это, как ты попал на корабль «Отто Ган».

– До этого прошли годы… В пароходстве «Детьен» я водил различные корабли для перевозки штучных грузов. Это были корабли несколько большего порядка, каждый крупнее предыдущего. Один корабль, который ходил в Северную Атлантику, имел около 6000 брутторегистровых тонн. Еще один корабль, на котором мы совершали экскурсионные поездки между Средиземным морем, Центральной Америкой и Западным побережьем Северной Америки до Ванкувера, был «Маас». А потом был еще пятитрюмный корабль грузоподъемностью примерно 12 000 тонн. Затем из пароходства «Детьен» я перешел в пароходство Круппа, из экономических соображений.

– У них ты больше получал?

– Это тоже, но для меня главной была безопасность, вопрос, насколько платежеспособным было это пароходство.

– И твой новый корабль назывался «Дунай»?

– Нет. «Дунай» принадлежал еще пароходству «Детьен». За ним я тоже осуществлял строительный надзор. «Дунай» был моим последним кораблем там. У Круппа я водил рудовозы, сначала «Рур Оре».

– «Рурорт»?

– «Рур Оре» – Оре означает руда. Все корабли имели названия с Оре: «Рур Оре», «Майн Оре»…

– Это ведь на «Майн Оре» вы совершили переход по Панамскому каналу. Красные блузы, о которых ты мне рассказывал?

– Точно! – говорит старик. – Но теперь я продолжу. Там имелись еще «Рейн Оре», «Везер Оре», «Эмс Оре» и «Эльбе Оре». Я начинал на «Рур Оре». Этот корабль был зафрахтован для перевозки руды, главным образом между Англией и Центральной Америкой. Но мы совершили несколько рейсов с рудой из Ориноко, Венесуэлы в Англию. Между Мексиканским заливом и Багамскими островами мы возили шифер для цементных заводов. А после этого в пароходстве Круппа я перешел на корабль более крупного типа – «Майн Орс» – это был большой скачок. Эти корабли имели грузоподъемность 70 000 тонн. А затем, как было договорено, и это послужило для меня стимулом перейти к Круппу, я получил право надзора за строительством корабля типа «Майн Оре» в Копенгагене.

– Корабли строились постоянно?

– Ну, не так уж и много их было. Седьмой корабль у Круппа, «Эльбе Оре», был построен в Копенгагене на верфях «Бармеестер и Вейн», – красивый корабль! Между прочим, на корабле того же типа мы добились большей осадки за счет укрепления днища. Когда корабль был построен, фирма Круппа, к нашему большому сожалению, но очевидно из-за некоторых финансовых трудностей, продала его англичанам, одновременно зафрахтовав на восемь лет. Нас это очень огорчило, но меня это затронуло не очень, так как к тому времени я, когда я представительствовал на «Майн Оре» и мы на Рождество 1968 года находились как раз в Северной Америке, в Норфолке, получил телеграмму от пароходства «Крупп». Они спрашивали, не хотелось бы мне на определенное время, сначала речь шла об одном годе, взять на себя руководство атомоходом «Отто Ган». Предполагалось наличие специальных знаний, их можно и нужно было получить, пройдя специальный курс. Это предложение, сначала с оговоркой, я принял.

Теперь уже я смотрю на часы, но украдкой: старик должен довести свой рассказ до конца.

– В то время мы случайно попали в Ведель, чтобы разгрузить уголь на электростанции фирмы «Гамбургские электростанции» (HEW), и в это время я установил первый контакт с моей нынешней компанией. Главное управление ее в то время располагалось в Гамбурге на улице Гросс Райхенштрассе. Здесь во время первой встречи я познакомился с очень почтенными представителями руководства компании. Коммерческим директором в то время был один прибалтийский барон. И они согласились с моей кандидатурой. Я должен был пройти специальный курс по защите от излучений и динамике реактора, учитывающий специфику атомохода «Отто Ган», а затем сдать экзамен в ведомстве по контролю за профессиональной деятельностью, которое представляли один университетский профессор, один директор департамента этого ведомства и министерства. Для меня это не представляло проблемы. Задача меня заинтересовала. И вот из всего этого родилась длительная работа на атомоходе «Отто Ган».

– И сколько ты уже здесь капитаном?

– Почти десять лет. Корабль прошел испытания в Балтийском море и был показан на побережье в «день открытых дверей». В то время с саботажниками дело обстояло проще, поэтому был организован широкий доступ публики.

– Чтобы люди по крайней мере знали, куда исчезают налоговые поступления, – добавляю я и получаю в ответ неодобрительный взгляд.

– Вначале не было человека, который мог бы заменить капитана, поэтому в отпуск я мог ходить только во время пребывания корабля на верфи. Позднее для замены капитана на время отпуска допустили первого офицера. В дальнейшем, когда по состоянию здоровья мне приходилось прерывать исполнение моих обязанностей, первый помощник был назначен моим преемником. Вот так, в общих чертах…

– А когда ты оставишь это дело здесь, что будет дальше?

– Ха, если бы я знал. Еще раз по-настоящему походить под парусом – вот чего я всегда хотел. Как ты назвал этот рейс? «Лебединая песня»? Это слово никак от меня не отвяжется, хотя и отдает настоящей литературщиной, – говорит старик и криво усмехается.

– Поэтический дуэт с горячей плитой почти под самой задницей – уже смешно, – говорю я и тоже усмехаюсь.

– Просто хорошо, что у нас не очень много общего с так называемыми модерновыми временами, – говорит старик еще. Возможно, правы молодые люди, по-своему правы, считаю я. Это же совершенно другие люди, отличающиеся от нас, люди, которым приходится обходиться без нашего опыта.

– Я бы охотно отказался от этого опыта.

– Видит Бог, я тоже, – говорит старик, переведя дух. – А теперь давай лучше посмотрим, где застрял курьер от агента с твоими пленками.

Уже почти двенадцать, и я начинаю проявлять нетерпение. Самое позднее, в час я должен покинуть корабль, чтобы попасть на самолет, вылетающий в пятнадцать часов в Йоханнесбург. По пути в аэропорт мне нужно еще получить штамп эмиграционной службы. И тут у меня в голове вспыхивает красный сигнал предупреждения: только не в паспорт! Мне это достаточно часто внушали.

Я снова и снова бегаю по верхней палубе и осматриваю территорию за железнодорожными вагонами – курьера нигде не видно. От нетерпения я становлюсь неспокойным. Долго я этого не выдержу! Я направляюсь к вахтенной будке, чтобы позвонить агенту. Сначала меня соединяют то с одним, то с другим человеком, затем мне говорят, что заместитель агента – босс как раз сейчас в Лондоне – чрезвычайно обрадовался бы, если бы я его посетил. И вот таким образом я узнаю, что имею дело не с настоящим агентом.

Едва я покинул вахтенную будку, как зазвонил телефон и часовой, снявший трубку, крикнул мне вслед:

– Из немецкого консульства!

– Скажите им, что вы не можете беспокоить меня, так как я нахожусь на важной конференции! – резко говорю я.

Появляется водитель генерального консула, но не тот тип, у которого мои деньги для приобретения пленок. Этот чернокожий должен забрать старика. Черт его знает, где стоит его автомобиль. Во всяком случае, где-то далеко за грязными флагами.

Наконец старик сообщает водителю, что без него здесь обойтись не могут, а, если он нужен, то могли бы ему и позвонить.

Ну, наконец-то, думаю я, старик ведь не лакей этого господина.

Мало-помалу мною овладевает беспокойство за мои деньги, но старик пытается успокоить меня:

– Он еще придет…

И тут я вижу настоящего курьера.

– Слава богу, вот здорово!

– Ну вот! – говорит старик.

Не доходя до корабля, курьер поднимает голову кверху, обнаруживает нас и разводит руками. Я показываю ему, что он должен быстро подняться к нам.

– Пленок у негоопределенно нет, – скептически говорит старик.

Черный бегом поднимается наверх и начинает тараторить – оптовик вдруг захотел иметь за пленки больше денег. При этом он протягивает мне правую руку. Деньги зажаты у него в кулаке. Я беру промокшие от пота банкноты, даю одну из них курьеру и, обращаясь к старику, говорю:

– Дерьмо!

– В Йоханнесбурге ты определенно найдешь то, что тебе нужно.

– Вероятно. Но для чего весь этот театр?

– Чистая символика. Это символично для всего: много шума из-за ничего! Но сейчас тебе надо действительно отправляться в путь. Воспользуйся более коротким путем – паромом. Паром отходит через полчаса. Где твой багаж?

– Стоит за вахтенной будкой.

– Ничего не оставил в каюте?

– Только большой чемодан, который ты хотел переслать мне из Бремерхафена.

– Ты уже со всеми попрощался?

– Да, так сказать, вдоль и поперек судна.

– Мне нужно на короткое время отойти, – говорит старик и оставляет меня одного.

Наш путь ведет вдоль колесных рядов гигантской погрузочно-разгрузочной машины. Я озабоченно смотрю наверх, в сторону кабины крановщика, чтобы убедиться, что там вверху нет никого, кто бы смог привести в движение это чудище, работающее от электричества.

За носовой частью нашего корабля мы останавливаемся. Длинная полоса ржавчины тянется от якорного клюза, расширяясь книзу и переходя в бахрому.

– Надо будет сказать боцману, – бормочет старик.

Черный якорь висит над нами и кажется на гигантской боковушке носа намного меньшим, чем его двойник, расположенный на фронтальной стороне реакторной палубы.

Один из заключенных, которые сгребают угольную пыль, рассыпанную между товарными вагонами, тайком делает движение в мою сторону. Оно выглядит непристойно, но у нас он хочет попросить, очевидно, только сигареты. Идиотство, что у меня нет сигарет. Старика я не хочу и спрашивать, ему больше нельзя курить.

– I don’t smoke, [57]57
  Я не курю (англ.)


[Закрыть]– бормочу я, извиняясь, и на ходу пожимаю плечами, несмотря на обе сумки, которые я несу. Мне не хотелось бы таскать за собой еще и нечистую совесть.

До понтона, к которому пристает паром, идти еще прилично. Между рельсами кранов лежит разбитый бетон. Осколки бетонных плит надвинуты друг на друга как льдины. И вот я уже спотыкаюсь об один обломок.

– Дай-ка мне лучше твою сумку, – говорит старик.

– Обойдется!

– Нет, лучше давай сюда, эта нагрузка не для твоей ноги, – так давай и другую, а то стану кособоким.

Чтобы не упасть, я должен постоянно смотреть под ноги. Здесь лежит неимоверное количество металлолома и отбросов.

– Здесь идти лучше! – говорит старик, идущий по самому краю пирса. – Следи только за тросами. Если тебя здесь сбросит, то ты головой вперед попадешь в эти помои.

Вот так – то идя, как на ходулях, то шаркая ногами, обходя всевозможные препятствия и перешагивая дыры в гранитном покрытии, мы приходим к причальному понтону парома. Понтон тоже черный, покрыт черной смолой и с черными же покрышками, закрепленными для смягчения удара при причаливании.

– Только не бери автомобиль агента, – говорит старик, – даже если он стоит на этой стороне вблизи от парома. Это будет дорого стоить. Такси в любом случае дешевле. Агент берет ровно сто процентов сверху.

Это типично для старика, как всегда по-хозяйски озабоченного. Тот, кто ступает с корабля на землю, должен быть осторожным и быть бережливым, в конце концов, сутяги и любители наживы везде подкарауливают моряков. Меня следует по меньшей мере предостеречь.

Понтон движется на легкой зыби, приходящей через вход в гавань. Мы оба все время смотрим на часы, потом на ноги полицейских в коротких штанах, ожидающих паром. Если через край понтона я смотрю вертикально вниз, то могу видеть играющих в воде больших черно-белых рыб с полосами, как у зебры.

– Там идет паром! – говорит старик. Я вижу паром в контровом свете в положении нуль в виде черной головы с большими светлыми усами, и тут паром начинает разворачиваться по дуге.

С парома сходят два наших машиниста и басят; «Здравствуйте!»

– Здравствуйте! – отвечаю я также грубым голосом.

– Оставь, я помогу тебе, – говорит старик, когда я берусь за сумки.

– Итак, будь здоров!

– Да, ты тоже! Счастливо!

Паром отчаливает. Я вижу, как старик, не оборачиваясь, шагает обратно к кораблю, и как он, так как паром набирает скорость, все уменьшается. Мы еще в середине входа в порт, а я уже не вижу его: возможно, он выбрал другой путь к кораблю, проходящий за товарными вагонами.

В этот момент я понимаю, что никогда больше не увижу старика.