Текст книги "Змеевик (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

37

Он перехватил Бекку левой рукой, чтобы освободить правую. От его глаз не укрылся тот факт, что я почти схватилась за пушку. Я все еще не была уверена в том, что все делаю правильно, но как я не хотела обсуждать с Беккой любовные отношения ее отца, так и не горела желанием разбираться с ситуацией, в которой пристрелила бы дядю Отто прямо у нее на глазах, при том что он не сделал ничего предосудительного. Жертвы, на которые мы идем ради детей.

– Что за… что ты здесь делаешь, Ол… Отто?

– Меня пригласили на свадьбу. – Ответил он, улыбаясь Бекке. Она протянула руки, чтобы обнять его за крепкую, мускулистую шею. Я никогда не видела Олафа настолько нормальным и радостным, но я также не видела, чтобы он вел себя с Беккой подобным образом. Этому должно быть какое-то объяснение. Я была настолько заворожена происходящим, что не сразу поняла, что он сказал.

– Тед не предупредил меня, что ты будешь на свадьбе.

Он встал у порога и опустил Бекку на ковер.

– Ступай переоденься, как велела тебе тетя Анита, kleines Mädchen.

Благодаря бабуле Блейк я знала, что он назвал ее маленькой девочкой. Его голос чертовски подходил к этой улыбке, но Бекка не могла видеть его лица сейчас, когда он полностью сосредоточился на мне. В этом взгляде не было ничего дружелюбного или того, что подходило бы тому, кого называют «дядей».

Я стояла перед дверью в номер, а Олаф был в паре шагов от нее, сохраняя дистанцию, допустимую приличиями. Что бы он ни задумал, напугать меня он не хотел – пока что.

Бекка перевела взгляд с одного из нас на другого. Олаф все еще улыбался, и она не могла видеть его глаз, но то ли мой взгляд что-то выдал, то ли она вдруг почувствовала напряжение между нами.

– Все в порядке? – Неуверенно спросила она.

– Ага. – Сказала я.

– Конечно. – Мягко сказал Олаф, наполнив взгляд улыбкой, которая все еще изгибала уголки его рта, так что он казался дружелюбным гигантом.

– Иди переоденься, Бекка. Мы с дядей Отто поболтаем немного.

– Вы собираетесь драться? – Спросила она.

Эта фраза застала нас обоих врасплох.

– Ну разумеется нет. – Ответила я.

Не то что бы я действительно была в этом уверена.

Олаф сказал:

– Я постараюсь не выводить тетю Аниту из себя.

Бекка сощурилась, глядя на нас.

– Обещайте, что не подеретесь, пока я переодеваюсь.

– Я обещаю, если Анита обещает.

Я уставилась на него, но он улыбался ребенку перед собой и игнорировал меня.

– Я не хочу драться с Отто, так что, если он будет вести себя хорошо, то и я буду хорошей.

– Тетя Анита. – Бекка топнула босой ногой. – Это не обещание.

Я вздохнула чуть громче, чем планировала, и улыбнулась, процедив сквозь зубы:

– Я приложу все усилия, чтобы не подраться с Отто, пока ты переодеваешься.

Она посмотрела на меня тем взглядом, который был характерен для ее матери, когда та уставала от чужого ребячества.

– Хорошо, тетя Анита, но ты пообещала. Никаких ссор.

– Ты папу с мамой тоже вот так просишь не ссориться? – Спросила я.

– Иногда. – Ответила она. Бросив на нас еще один недоверчивый взгляд, она вернулась в номер и закрыла за собой дверь. В коридоре повисла оглушающая тишина.

– Эдуард не знает, что ты здесь, не так ли?

– Я получил записку с приглашением от невесты.

– Какую еще записку?

– Она написала, что не понимает, почему мы с Тедом не общаемся больше, но надеется, что мы помиримся на свадьбе.

Блядь. Вот что происходит, когда у тебя есть фальшивая личность. Если ты не можешь признаться своей невесте в том, что ты Бэтмен, то тебе трудно объяснить ей, что дядя Отто на самом деле Джокер, и его лучше не приглашать на свадьбу. Не знаю, что такого отразилось на моем лице, но это заставило Олафа усмехнуться – глубоким, рокочущим, довольным звуком, который при иных обстоятельствах и в других устах мог бы сойти за сексуальный смешок. Честно говоря, я не думала, что у Олафа бывает такой смех.

– Донна ничего не знает, но ты-то в курсе. Ты же понимаешь, что вы с Эдуадом не собираетесь поцеловаться и взяться за ручки, так зачем ты приехал?

– Не его я хотел поцеловать.

– В своем последнем письме ты ясно дал понять, что собираешься держаться от меня подальше, потому что не хочешь, чтобы я приручила тебя, как это вышло с Никки.

– В письме говорилось, что я буду держаться подальше до тех пор, пока не разберусь с тем, как быть верльвом и противостоять твоим вампирским фокусам, чтобы не превратиться в еще одну зверушку для твоего гарема.

– Что-то я не припомню там строчек про вампирские фокусы и гарем. – Сказала я.

Он улыбнулся, и эта улыбка почти достигла его глаз.

– Возможно. Но и то, и другое подразумевалось.

Я набрала воздуха в легкие и медленно выдохнула, стараясь рассуждать здраво. Олаф вел себя настолько хорошо, что это было даже похвально. Он очень старался не пугать меня, не быть жутким, а для него это серьезный шаг. Я буду хорошей, если он будет. К тому же, если нам действительно придется драться друг с другом, я бы предпочла иметь под боком Эдуарда с Бернардо, а они оба сейчас были в больнице.

– Давно ты в городе? – Немного подумав, спросила я.

– Недавно.

– Ты успел застать полицию?

– Я видел, как Эдуард уезжает в карете скорой помощи, а Бернардо с Донной – на арендованной машине. Почему вами вдруг заинтересовалась полиция? – Он не сводил с меня глаз, пока говорил это.

Мой пульс резко подскочил, так что я медленно вдохнула и выдохнула через нос. Если бы Олаф все еще был человеком, он бы ничего не заметил, но он теперь верлев, и он знал, что я пытаюсь унять свое сердцебиение. Он дал понять, что дождался, пока все мое прикрытие свалит или будет допрашиваться полицией, и только тогда объявился. Он улыбнулся, и это была улыбка не для детей. Это была улыбка, которой мужчина говорит не только о том, что раздевает тебя взглядом, но и о том, что бы он с тобой сделал, если бы ты уже была раздета.

– Значит, ты видел, как пострадал Питер, и ничего не сделал, чтобы помочь?

Его улыбка потухла.

– Нападения я не видел, иначе я бы помог.

Я задумалась о том, насколько полезным он бы для нас оказался, и часть меня сожалела, что он пропустил заварушку, но адекватная часть была рада. Питер был захвачен стычкой с Дикси, но если бы Олаф вмешался, их конфликт был бы последним, о чем нам следовало бы беспокоиться. Хотя я ни разу не видела, чтобы Олаф причинял вред женщине, которая не была бы «плохим парнем». Эдуард как-то столкнулся с «работой» Олафа, и то, что он увидел, чертовски его впечатлило. Но то было дело рук Олафа, а не Отто Джеффриса, который был своего рода Кларком Кентом (человеческое альтер-эго Супермена – прим. переводчика) у Олафа. Отто Джеффрис был хорошим маршалом. Черт, Джеффрис даже не был на радарах у Интерпола. Эта личность была чистой, и я знать не хотела, как армия, правительство, или кто там еще, допустили, чтобы Олаф получил такую чистую репутацию после всего того дерьма, что он натворил. Конечно, на этой планете наверняка существуют люди, которые думают то же самое про Эдуарда и Теда Форрестера, но Эдуард был моим лучшим другом, а Олаф хотел, чтобы я стала его «подружкой серийного убийцы». По крайней мере, это был его идеал отношений когда мы разговаривали в последний раз.

– Но ты видел, как все уехали в больницу?

– Я решил, что нам лучше сперва поговорить наедине. – Сказал он, и его лицо было чертовски серьезным.

– Значит, ты выяснил, куда я направляюсь, и явился сюда, да еще так, что я даже не заметила, что ты нас преследуешь.

– Да. – Сказал он, все еще с очень серьезным лицом.

– Резво работаешь.

Он поклонился, принимая комплимент, хотя, если честно, я не планировала его хвалить. Если бы я не прилагала титанические усилия к тому, чтобы не подкалывать его, что только усугубило бы ситуацию, я бы сказала, что из него вышел неплохой сталкер, но я видала и лучше. Я постараюсь быть хорошей, если он будет таким же, пока в какой-то момент один из нас не сделает какую-нибудь глупость и не выбесит другого. В этот момент все полетит к чертям. Мне бы не хотелось остаться с ним наедине, когда это случится, но, может, и хотелось. Думаю, все зависит от того, собираюсь ли я убить его, или он меня. Для первого случая я бы не хотела свидетелей, а вот для второго помощь бы не помешала.

– Ты по-прежнему единственная знакомая мне женщина, которую не напрягает тишина.

До меня вдруг дошло, что ему показалось, будто бы у нас с ним тут дружеская молчанка, пока Бекка переодевается в номере. Я же просто не знала, что вообще можно было сказать Олафу, и не выбесить его при этом.

– Я стараюсь молчать, если мне нечего сказать.

– Это восхитительное качество как для мужчины, так и для женщины.

Раньше он бы сказал только про женщин.

– Согласна. – Ответила я, и решила спросить. – Ты в курсе, что произошло с Питером, или мне надо посвятить тебя в детали?

– Портье сказал, что он напал на женщину, и она пырнула его в ответ в рамках самозащиты. – Сказал он равнодушно, с пустым лицом и таким же голосом – ничего, как будто его вообще здесь не было. Я вдруг осознала, что его энергия была абсолютно такой же, как и до обращения. Я должна была ощутить его зверя с какими-то новыми оттенками энергии, но ничего не почувствовала. Он укрывался щитами очень плотно, почти совершенно. Большинство ликантропов никогда не преуспевают в этом деле до такой степени, а ведь его не было всего пару лет. Это впечатляло, но я не была уверена в том, что не задену его, если озвучу свои мысли, так что решила сосредоточиться на теме, которая задевала меня.

– Он ни на кого не нападал. Он увел ее оттуда и постарался сделать так, чтобы она не пострадала. Ее же мотивы были несколько иными.

– Почему он увел ее силой?

Я не хотела вдаваться в детали, но Олаф был единственным человеком помимо Донны, которому мы с Эдуардом солгали о наших отношениях. Для Донны мы это сделали потому, что она не поверила бы правде. Для Олафа – потому что если бы я была девушкой Эдуарда, для Олафа это было бы более весомым аргументом, чем мои угрозы. Эдуард обозначил меня, как свою территорию – никаких пересечений границ, никаких Олафов. Там коснулся руки, тут обнял, здесь прижал. Некоторые из этих представлений были разыграны в присутствии полиции, что конечно же не помогло сохранить нашу репутацию в их глазах, но с точки зрения Эдуарда это было сопутствующим ущербом, стоящим того, чтобы держать Олафа на расстоянии. Я тогда согласилась, но теперь мне надо было рассказать ему правду или типа того.

Он выглядел рассерженным когда я закончила, и едва заметный след теплой энергии пронесся по коридору. Боже, его самоконтроль был просто потрясающим. Если бы я не знала, кто он теперь, он бы сошел за человека даже для меня. Конечно, он закрывался щитами, а я не пыталась воззвать к его зверю, но это все еще было очень круто.

– Почему та, другая женщина, хотела рассказать об этом ребенку?

– Ее муж постоянно изменял. Она оставалась с ним из чувства долга, но ей не хотелось, чтобы Донна повторила ее ошибку.

– Ты – единственная слабость Эдуарда. Он не пошатнется.

– Если честно, я понимаю, почему Дикси, о которой ты спросил только что, не поверила в это.

– У ее мужа нет чести.

– Очевидно.

– Она владеет холодным оружием?

– Нет, насколько мне известно.

– Тогда как она умудрилась пробить артерию? Это требует навыка, который есть не у каждого солдата.

– Думаю, ей просто повезло. Или Питеру – нет.

– Никому не может так повезти.

– Она просто хваталась за все подряд, и ей под руку попалась авторучка, которую кто-то там оставил.

– Ими сейчас почти никто не пользуется.

– Как я уже сказала, одним везет, а другим – нет. Дальше кусочек сломался прямо в ноге Питера, остальное ты знаешь.

– Если он не выживет, не выжить и ей.

– Знаешь, обычно меня пугают такие заявления, но сегодня я, пожалуй, соглашусь.

– Ты сделаешь это вместе со мной?

– Нет, я же знала ее лично. Я не стану помогать тебе делать с ней то, что тебе нравится.

– Почему личное знакомство меняет для тебя ситуацию? – Спросил он, и это был хороший знак, что он задает вопросы, а не просто стоит в непонятках. Я оценила, что он доверил мне свой вопрос и захотел получить на него ответ.

– Разве тебе не будет сложнее причинить боль тому, кого ты знаешь?

– Не особо.

Мы посмотрели друг на друга.

– В тебе есть хоть капля сочувствия?

– Не думаю, но, поскольку я знаю только то, что чувствую, я не могу быть на сто процентов уверен, что то, что я ощущаю, не является сочувствием. Теперь ответь на мой вопрос. Почему тебя напрягает, если ты знакома лично?

Я задумалась, как объяснить ему это.

– Дикси страдает. И она может быть сумасшедшей – в медицинском смысле сумасшедшей, из-за всех этих измен, но я знаю, что она – мать. Я знаю, что ее муж вел себя с ней, как последний ублюдок. Я знаю, что он годами помогал их сыну и Питеру с учебой. Дикси мне не нравится, но она для меня – живой человек, со своими мыслями и чувствами, со своей собственной жизнью. Мне было бы сложно причинять ей боль или убивать ее, потому что я знала, какой была ее жизнь. Ты понимаешь, о чем я?

– Я понял то, что ты мне сказала, но для меня подобная информация о человеке выглядит иначе.

– И как же? – Поинтересовалась я, потому что Олаф никогда особо не стремился рассказывать о себе, и я, откровенно говоря, была заинтригована. Впрочем, если Бекка не появится в ближайшее время, я сама за ней схожу. Я в том смысле, что она ведь еще даже не подросток, так какого черта она там копается?

– Чем больше я узнаю о ком-то, тем больше возможностей открывается для пыток. Чаще всего это что-то личное. Это позволяет мне сломать их и выведать то, что мне нужно.

– Ты имеешь ввиду допрос?

– Именно так.

Я задумалась над тем, хочу ли я знать больше. Пока что дискуссия несла преимущественно академический характер. Она была интересной, а не жуткой, что для нас с Олафом было приятной переменой.

– Иногда, если я хочу только боли и крови, незнакомцы доставляют мне больше удовольствия. Но иногда чем дольше охота – тем лучше. Я знаю, как двигаются их лица и тела. В таком случае боль и страх видны лучше, чем у тех, кто мне незнаком.

– Ну вот, опять. – Сказала я.

– Что? – Спросил он, искренне озадаченный.

– У нас с тобой была приятная дискуссия. Мы делились точками зрения, но вот ты снова превратился в Ганнибала Лектера и перегнул палку.

– Ты знаешь, какой я, Анита. Ты знала об этом с самого начала. Я никогда не притворялся перед тобой. Не скрывал, кто я есть.

– Ты не скрывал это потому, что Эдуард рассказал мне о тебе еще до нашей встречи.

– Я не уверен, что стал бы притворяться, даже если бы он не рассказал тебе. Я был так зол, что он притащил женщину работать с нами. Я не понимал, что такого может сделать женщина, чего не может он, Бернардо или я.

– Я помню. – Сказала я.

Он улыбнулся и покачал головой, будто тоже вспоминая. Было странно видеть его таким… человечным. И я сейчас не о том, что он верлев. Олаф был лишен человечности из-за своей ненависти к женщинам и той ярости, которая позволяла ему наслаждаться тем, что он с ними делал. Этот разговор в коридоре был самым нормальным из всего, что когда-либо происходило между нами.

– Я хотел тебя с того самого момента, как впервые увидел. – Сказал он.

Я даже не попыталась скрыть свое удивление.

– Тогда ты определенно меня одурачил. Я была уверена, что ты самый мизогинный мужчина, которого я только встречала, и что ты ненавидишь меня за то, что у меня хватает наглости быть одной из парней.

– Это так, но я ненавидел тебя сильнее, потому что хотел. И я знал, что Эдуард убьет меня за это.

Мы стояли и пялились друг на друга. Я металась между тем, чтобы спросить у него то, что мне хотелось спросить, и проверить, как там Бекка. Большинство людей прервали бы мое молчание, пока я решала, как поступить, но Олаф позволил мне выбирать так долго, как я того хотела. Думаю, он просто наслаждался обществом женщины, которая не была склонна болтать по пустякам.

– Я могу спросить то, что хочу спросить, или могу сходить за Беккой.

– Спрашивай. – Сказал он.

– Значит, только угроза Эдуарда помешала тебе убить меня в тот день, когда мы впервые встретились?

– Да.

– А сейчас?

– Я читаю «Шерлока Холмса».

Смена темы выбила меня из колеи, так что я постаралась понять, почему ему было так важно сказать об этом сейчас, и вспомнила. Случайно оброненная мною фраза оказалась воспринята им чересчур серьезно.

– И что ты думаешь о книгах? – Поинтересовалась я.

– Они мне нравятся. И мне нравится, как Холмс ведет себя с женщинами.

– Я знала, что тебе это понравится, но не была уверена в том, что тебе зайдут сами истории.

– Ты для меня – та женщина, Анита (вероятно, аллюзия на Ирэн Адлер – прим. переводчика). Никто другой не вынуждал меня изменить мои привычки так, чтобы мне не хотелось причинить за это боль.

– Я польщена. – Сказала я, и это было искренне. Все что угодно, лишь бы Олаф не пытался похитить, изнасиловать и запытать меня до смерти. Из того, что я знала от Эдуарда, для Олафа это было стандартное завершение всех его прежних свиданий.

– Раньше ты бы разозлилась или испугалась. – Сказал он.

– Я выросла, как личность. – Ответила я, пытаясь шутить, но он не понял.

– Как и я.

– Я это ценю. – Сказала я. – Но я схожу проверю, как там Бекка. Она уже должна была закончить.

– Ты – моя Ирэн Адлер. – Сказал он, и звучал вполне серьезно.

– И что, мне теперь звать тебя Шерлоком?

– Мне было бы приятно. Пары часто придумывают друг другу личные прозвища.

Я отвернулась, чтобы избежать его взгляда, пока доставала карту-ключ из кармана. К тому моменту, как я подняла глаза, мне удалось совладать с лицом. Ну, или я надеялась, что удалось. Я постаралась обратить все в шутку.

– Ты предпочитаешь, чтобы это был «Шерлок» или «Холмс»?

– Без разницы. Ты предпочла бы «Ирэн» или «Адлер»?

Я вставила карточку в дверь и открыла ее.

– Я не уверена. Мне можно подумать?

– Конечно. Я подожду снаружи – на случай, если девочка еще переодевается.

– Спасибо. – Сказала я, и убедилась, что не повернусь к нему спиной и не потеряю его из вида, пока закрываю дверь. Я нажала кнопку, чтобы включить безопасный режим, как всем людям советуют делать, но я знала, что Олафа это не удержит, если он захочет попасть внутрь. Он хотел, чтобы у нас с ним были интимные клички друг для друга. Господи, и что мне, черт возьми, делать с полуприрученным серийным убийцей? Я понятия не имела. Ладно, где там Бекка? Уж с одиннадцатилетней девчонкой я как-нибудь справлюсь. Да-да, вы все, у кого есть дети, уже можете смеяться.

38

Бекка приняла душ, уложила волосы каким-то мудреным способом, который я даже не могла себе представить, и воспользовалась косметикой своей матери. Смотрелось не так плохо, как могло бы быть, просто теперь до подбородка она выглядела как сексапильная двадцатипятилетняя девушка, а ниже – как неуклюжий одиннадцатилетий ребенок. Розовое платье с аппликациями в форме белых ромашек было воистину девчачьим. Кажется, у нее было точно такое же, только желтое, когда ей было шесть.

Косметика позволила мне увидеть, как бы она могла выглядеть через несколько лет. Очевидно, что она будет настоящей красоткой. Глядя на то, как она складывает губы «уточкой» перед зеркалом в ванной, я вдруг почувствовала некоторое беспокойство, представив, насколько взрослой она бы выглядела, если бы ее наряд соответствовал мейкапу. Она увидела меня в зеркале и ее карие глаза расширились, ярко очерчивая толстую линию подводки. Она вдруг показалась мне куда моложе – даже со всей этой косметикой.

Я нашла жидкость для снятия макияжа на раковине, и мы попытались избавиться от того, что она наворотила со своим лицом. Она не спорила, но попросила сфотографировать ее накрашенной. Это был компромисс. Я сфотографировала ее на свой телефон и оставила этот снимок до тех пор, пока Донна с Эдуардом не решат, что ей можно хранить такую фотографию в своем телефоне.

– Зачем тебе этот снимок? – Спросила я и коснулась ее лица.

– Чтобы выложить в интернет, разумеется. – Ответила она таким тоном, будто я задала очень глупый вопрос.

Это заставило меня прочитать ей лекцию о том, как такие картинки могут привлечь к ней внимание мальчиков гораздо старше нее, и даже педофилов. Она закатила глаза, словно ее уже предупреждали об этом. Я решила поговорить с Эдуардом о доступе Бекки в интернет, в том числе через телефон. Больше всего поражал тот факт, что она ведь не была такой, как другие девочки ее возраста. Ее похитили и пытали, когда ей было шесть. Ей сломали пальцы. Все срослось, ее руки были в порядке, но она знала, что «большие плохие вещи» в жизни действительно случаются. Она знала, что на свете бывают плохие люди, которые способны навредить ребенку. Ее не трогали в сексуальном смысле, но я знала, что это такое, когда тебя связывают и пытают. Это оставляет отпечаток, который трудно стереть из памяти. Я заглянула ей в глаза и не увидела в них той осторожности, на которую рассчитывала. Поэтому она в порядке, а Питер – нет? Ее просто не тронуло произошедшее? Она хоть что-то помнит об этом?

Она уставилась на меня, при этом половина ее лица была очищена от косметики, а другая все еще хранила какую-то жутковатую взрослость.

– Что-то не так? – Спросила она, и снова выглядела старше, серьезнее. Как будто внутри нее была тень – умная и проницательная. Я вдруг подумала о том, насколько очевидным было для нее произошедшее в коридоре.

– Ничего. – Сказала я на автомате.

Она посмотрела на меня уничтожающим взглядом.

– Почему детям все врут?

– Потому что мы думаем, что есть вещи, которых детям лучше не знать. – Я ответила ей многозначительным взглядом.

Она скрестила свои тонкие руки на груди, и я вдруг поняла, что под этой загорелой кожей были мускулы. Она с малых лет занималась танцами, и я тут же подумала о Натэниэле и других профессиональных танцорах – включая тех, кто занимался балетом. Бекка будет не просто красивой – она будет в отличной форме. Я вдруг ощутила внутренний конфликт по этому поводу.

– Ты все еще хочешь стать балериной, когда вырастешь?

– Да. – Ответила она, но так, словно в действительности не имела этого ввиду, или просто не хотела отвечать.

– Звучит не слишком убедительно. – Сказала я, вернувшись к снятию макияжа.

– Просто когда я говорю, что хочу стать балериной, люди думают, что я такая же, как остальные девочки, которые так говорят. Я очень стараюсь, и каждый раз, когда я говорю об этом взрослым, они гладят меня по голове и выдают что-то типа: «Разве это не мило?» или улыбаются так, будто мне по-прежнему шесть. Я начала говорить о том, что стану профессиональной танцовщицей, потому что устала от того, что ко мне относятся так, будто я играюсь в переодевания и просто кружусь по гостиной под классическую музыку.

– Это я могу понять. – Сказала я.

– И теперь они спрашивают, хочу ли я быть в «Танцах со звездами» или в «Американском таланте», а я совсем не для этого стараюсь. Я хочу быть настоящей танцовщицей. Я хочу встать на пуанты. Мой учитель говорит, что у меня есть для этого все данные, и что я буду достаточно высокой.

– Это действительно здорово, Бекка. В детстве я достаточно прозанималась балетом, чтобы понять, что не хочу вставать на пуанты, и я в любом случае была слишком низкой для примы.

Она усмехнулась.

– Тебе было бы трудно найти партнера подходящего размера, как этого требует балет.

– Я знаю одного парня своего размера. Он профессиональный танцор.

Теперь я привлекла ее внимание.

– Какими танцами он занимается?

– Балетом.

– Где он танцует?

Я рассказала ей, где он работает, и тут же посыпались вопросы, на которые я уже не могла ответить, так что пообещала задать их своему другу, когда у меня будет шанс поговорить с ним. Бекка не на шутку разошлась и продолжала болтать о балете, танцах, выступлениях и прочих вещах, которые были слишком далеки от меня. Я была гораздо моложе нее, когда бросила балет.

Теперь у меня появилась возможность позвонить мальчикам. Я начала с Мики, но наткнулась на голосовую почту. Я оставила ему веселое сообщение о том, что мы с Беккой сейчас в номере, и что Отто Джеффрис явился на свадьбу по личному приглашению от невесты. Дальше я позвонила Натэниэлу и оставила ему аналогичное сообщение, добавив, что Отто ждал нас в коридоре. Я также набрала Никки и сообщила, что Отто свалился, как снег на голову. Мне не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто серийный убийца явился только для того, чтобы напугать меня до чертиков, когда никаких доказательств этому у меня не было. Я начала звонить Ру и Родине, но осознала, что они даже не в курсе, кто такой Олаф, так что я не смогла придумать адекватное сообщение для них. Никто из ребят так и не возвращался. Почему копы допрашивают их так долго? И вдруг я поняла, что либо торможу, либо я просто тупая.

Беттина Гонзалес была низкорослой темноволосой женщиной, что делало ее подходящей под профиль жертв Олафа. Он сказал, что только приехал. Возможно, он пробыл здесь уже несколько дней, наблюдая за нами, выжидая момент, когда сможет встретиться со мной один на один. Я параною? Быть может, но грань между параноей и осторожностью очень тонкая, и она заключается в ответе на очень простой вопрос: за тобой действительно идут? Олаф ясно дал понять, что хотел быть со мной больше, чем просто друзьями. Эдуард опасался, что я могу напортачить, и из потенциальной подружки превращусь в потенциальную жертву. Меня это тоже беспокоило. Собиралась ли я сходить с Олафом выпить кофе или коктейлей? Я знала, что не хочу идти с ним на свидание – мне не нужно было пробовать, чтобы понять это. Что делать с серийным убийцей, который обещает, что будет вести себя хорошо в обмен на свидание? Хрена с два я знала ответ на этот вопрос.