Текст книги "Заговор в Испании"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

«Затем я пришёл сюда, намекая, что вы всё ещё находитесь в центре заговора. По правде говоря, Ваша честь, я передумал: те из вас, кто достаточно важен, чтобы руководить картелем, уже имеют возможность, благодаря своей видной роли в нефтедобывающей отрасли, устанавливать разумные цены. Вы, по сути, были бы первыми, кто выступил бы против мошеннического контроля цен».

– Я уже говорил тебе, что это мой подход, Фалько.

Оливковое масло – продукт, обладающий огромными полезными свойствами. Хватит ли его на всех?

Руфио схватил меня за руку и уставился на меня.

«Более того, – сказал он мне. – Поскольку наш продукт имеет универсальное применение, и армия потребляет его в больших количествах, нам, производителям, следует быть осторожными. В противном случае вся нефтяная промышленность может быть экспроприирована и поставлена под контроль государства».

– Как пшеница! Ты разумный человек… а также честный и верный.

Мы оказались в неожиданной ситуации: Руфио что-то от меня хотел. Старик снова остановился. Мы стояли посреди коридора. Я заметил, что он стал гораздо более хрупким, чем при нашей первой встрече.

Я встретил его, хотя и надеялся, что это будет мимолетно. Я не мог настаивать, чтобы он сел, потому что мне некуда было сесть. Единственной моей надеждой было вовремя среагировать и поддержать его, прежде чем бедный старик рухнет.

«Когда я был в Риме, Фалько, одним из аргументов, представленных нам, было то, что кто-то во дворце был крайне нетерпелив и хотел захватить контроль над государством, о котором я упоминал ранее. Они намекали, что мы все окажемся в позиции силы – позиции, которая, как мне показалось, напоминала картель. Таким образом, мы могли бы противостоять этому манёвру…»

«Взятка офицера?» – спокойно спросил я.

Руфио сдержался, но ответил:

–Было ли это разумное предложение?

– Ты имеешь в виду, сработало бы? Только если бы у этого офицера не было в голове какого-то более тонкого плана.

–А оно у тебя есть?

«Не знаю. Если речь идёт о конкретном чиновнике, всё возможно. Этот человек должен обладать огромной властью... и умом, подобным лабиринту Крита. Вам сообщили о его личности?»

–Нет. А ты? Ты знаешь, кто он?

«Могу представить». Имя, которое всё время крутилось у меня в голове, было Клаудио Лаэта. Я до сих пор помнил его слова, полные озорного удовлетворения, когда мы говорили об оливковом масле: «Жидкое золото!»

Руфио внимательно наблюдал за мной:

–Если угроза государственного контроля материализуется…

– Насколько мне известно, Ваша честь, в настоящее время это не так.

Я только что увидел последнее средство, доступное мне. Каковы бы ни были намерения Лаэты, у меня были собственные идеи о том, как я напишу отчёт о Бетике по возвращении в Рим. Лаэта не обязательно должна была быть моим первым контактом. В конце концов, во время других миссий сам император принимал меня лично.

– Лициний Руфий, я не уполномочен давать обещания, но если бы мне пришлось представить некоторые официальные предложения, я мог бы сказать, что производители нефти Бетики кажутся мне корпорацией ответственных людей, которым следует позволить продолжать заниматься своей промышленностью.

«По крайней мере, это было бы дёшево. А Веспасиану нравилась любая система, которая не стоила бы императорской казне денег. Испания долгое время была римской провинцией. Речь идёт не о каком-то бесплодном уголке, полном варваров, одетых в меха. Возможно, пришло время уделить провинции Испании больше внимания метрополии».

–В каком аспекте?

– Приходит на ум несколько мер, которые мог бы рассмотреть Веспасиан. Предоставление более широких прав граждан. Улучшение положения романизированных городов. Увеличение стимулов для испаноязычных граждан, желающих войти в сенат и претендующих на положение во всадническом сословии Рима…

–А вы были бы готовы сделать такие вещи?

«Все, что я могу сказать», – ответил я, – «это то, что Веспасиан, в отличие от других, прислушивается к советам».

И я познал силу социального подкупа, добавил я про себя.

–Кажется, вы с ним очень близки…

«Этого недостаточно для моей же безопасности, Ваша честь!» – сказал я с натянутой улыбкой. Я всё ещё был полон решимости раскрыть тайну её внука, если это возможно. «Мы договорились не говорить о Констансе, и я это принимаю, но…» Её протесты стихли без особых проблем. Возможно, решимость её покидала. «Могу ли я настоять на том, чтобы спросить о том визите к проконсулу?»

Лициний Руфий вздохнул. Он сделал медленный, глубокий вдох, и я позволил ему не торопиться.

–После праздника, устроенного сыновьями Аннея Максима, у меня состоялся долгий разговор с внуком.

– Вы злились на него из-за того, что он пришел на вечеринку, не предупредив вас?

«Это для начала. Но потом это стало мелочью. Я понял, что у неё серьёзные проблемы. Она чего-то боялась. Она сказала мне, что на вечеринке была танцовщица и задавала вопросы. Я не совсем понял, чего именно...»

«Танцоров двое», – объяснил я.

– Похоже на то. Единственное, что мне удалось вытянуть из Констанса, – это то, что у него есть некая политическая информация об одном из них.

–Не тот, что для фестиваля «Аннеалес»?

«Не думаю. Была ещё одна девушка, с которой познакомились Констанс и его друзья. Местная художница. Не берусь предположить, что это была за девушка...»

«Как танцовщица она не очень хороша», – заверил я ее.

–Ты ее знаешь?

«Её зовут Селия, и она из Гиспалиса». «А три дня назад она пыталась меня убить; я это промолчал». «А какие отношения были у Констанса с ней?»

«Он как-то организовал её приём на работу. Не могу представить, как такое могло случиться; мой внук был хорошим мальчиком...»

Начинал появляться свет.

«Думаю, Куадрадо хотел её нанять, но он уехал в Рим на выборы в Сенат. Что он сделал потом?»

Написал ли он Константу письмо с просьбой нанять девушку из Гиспалиса для танцев на том ужине на Палатинском холме, на котором мы все присутствовали?

«Что-то в этом роде». Лициний попытался удержаться от говорения. Он всё ещё не осознавал важности происходящего. «Вроде бы совершенно невинный поступок. Мой внук оплатил поездку и гонорар за выступление… хотя, как вы знаете, он даже не присутствовал. Это раздражает и напрасная трата денег, но молодые люди делают гораздо хуже. Честно говоря, я не понимаю, почему Констанс так расстроился».

–И как все это всплыло?

– Анней Максимус был здесь после пирушки, устроенной его сыновьями.

–Жаловаться на то, что Констанс был одним из гостей?

–Нет. Максимо пришёл предупредить меня, что его ребята посчитали уместным пригласить на вечеринку танцовщицу.

– Чтобы предупредить вас, сэр?

«Эта танцовщица всё время задавала вопросы. Вероятно, это та самая женщина, которая ко мне подошла. Её интересовало, что произошло, когда мы были в Риме. Но ты должен знать, о ком я говорю! Она задаёт почти те же вопросы, что и ты, Фалько; Аннео, и я полагаю, ты с ней работаешь. Она уже несколько недель тусуется в Кордубе».

«Понимаю, как это было бы тревожно!» Я уклонился от комментариев по поводу намёков на то, что я являюсь частью какой-то исследовательской группы. «Но Руфио Констанс… почему то, что ты мне рассказываешь, должно его пугать?»

– Что его расстроило и побудило меня убедить его обратиться к проконсулу, так это то, что танцовщица, которая выступала для Аннеи, также

Он навёл справки о другой девушке. Одна из молодых Аннеев рассказала ему, что Констанс оплатил поездку Селии в Рим. Не знаю почему, но, когда он об этом узнал, мой внук устроил истерику.

Я мог бы ему это объяснить. Но, возможно, лучше было оставить Лициния в неведении, чем сообщать ему, что действия Селии в Риме включали убийство. Руфий Констант был её плательщиком, но я не мог себе представить, чтобы мальчишка знал, что делает. Гораздо вероятнее казалось, что бедняга стал жертвой подставы. Но дело выглядело плохо… и, вероятно, Константу оно казалось ещё хуже. Легко было предположить, что это Руфий Констант запаниковал и заплатил Селии, чтобы она начала разбивать неугодных следователей о стены Рима. Лично я считал, что мальчишка был слишком незрелым, чтобы принять такое решение. Тем не менее, его точную роль в этом деле предстояло определить, и Констант, должно быть, знал об этом.

Я представлял себе, о чём он, должно быть, думал, услышав, как его дед и Анней Максим нервно обсуждают правительственных следователей и то, что один чиновник узнал об отношениях Селии и Константа. Этот чиновник, вероятно, решил, что его вот-вот арестуют… и, действительно, так и случилось бы, чтобы защитить его как свидетеля и дать время для допроса. Честно говоря, будь он жив, я бы сам его арестовал.

LVIII

Обратный путь на ферму Камило мы проделали медленно и осторожно.

На этот раз я ехал в карете и рассказал Елене о своём разговоре с дедушкой. Елена очень устала, но всё ещё находила в себе силы переживать за несчастную семью.

–Что-то нужно сделать для бедной Клаудии.

– Что с ним? Думаю, он расстался с Куадрадо.

–Но Куадрадо будет считаться с ней еще больше, теперь, когда она стала единственной наследницей!

«Я бы не волновался», – сказал я с улыбкой. «Клаудия, возможно, и стала мечтой охотника за приданым, но я уверен, что её дед окажется на высоте. В любом случае, как вы сами сказали, Квинсио будут искать невесту, у которой в роду было семь консулов, и…

предки, родословную которых можно проследить до Семи Царей Рима на медных табличках.

«А тем временем, – отметила Елена, – Клаудия серьёзно намерена использовать часть наследства для пожертвований местному сообществу».

Она хочет зарабатывать на жизнь, занимаясь благотворительностью в Кордубе… и теперь, когда она унаследует все семейное состояние, она будет еще более решительно настроена сделать это.

– Похвально! Однако она не испытывает отвращения к мужчинам.

«Нет», – призналась Хелена. «Она добрая молодая женщина с прекрасным характером. Она воспитанная, искренняя, прямолинейная, серьёзная и преданная тем, кого любит».

Она должна быть главой своей семьи; она будет целомудренной и умной спутницей, а также достойной матерью.

«Это всё банальности!» – возразил я. Я знал свою девушку. «Что именно ты задумала, дорогая?»

–Она могла выйти замуж с условием, что в приданом будут выделены крупные суммы на содержание мужа и будущих детей, но при этом Клаудия Руфина будет иметь фиксированную ежегодную сумму для пожертвований обществу.

–За кого выйти замуж, моя дорогая?

– Что вы думаете о человеке из перспективной сенаторской семьи, который не кичится своим происхождением и был бы рад предложить свою должность и утонченность...?

–В обмен на золотой блеск невесты?

–О, Марко, не будь таким язвительным!

– Идея твоя, – указал я.

– Клаудия уже знает Элиано, – пробормотала Елена.

–Абсолютно.

Я подумал о том удовольствии, которое я получу, приковав молодого человека к серьёзной девушке с выдающимся носом, чьи финансы он обязан уважать. Елена, казалось, была довольна собой.

«Она хорошая девочка. Марио Оптато, возможно, не совсем мной доволен, но я приглашу Клаудию в Рим. Она не может остаться с нами, это точно…» Было совершенно ясно: наша тесная, безвкусно обставленная квартира не подходила для приёма богатой наследницы оливкового масла. «Придётся попросить маму принять её!»

«Что ж, любовь моя, я уверен, что эта девушка с лёгкостью покорит Рим... и её состояние должно покорить и твоего брата! Но прежде...»

Ничто не дает мне возможности прояснить последствия катастрофического визита вашего брата в Город Золота.

В тот вечер в доме было тихо и спокойно. Казалось, никто не был в восторге от ужина, и когда он закончился, мы все быстро разошлись. Я сидел один в саду, пытаясь собраться с мыслями, когда услышал, как Мармаридес прочищает горло.

– Что-то не так с каретой, Фалько.

«Очень типично для Бетики! У вас есть какие-нибудь детали для ремонта?» У меня упало сердце. Я вспомнил его работодателя, бывшего легионера Эстерцио, чья изобретательность и мастерство в обращении с машинами намного превосходили мои собственные.

«Проблема с одометром», – признался Мармаридес.

Ну, конечно, я этого и ожидал. Слишком сложные конструкции всегда ломаются. Более того, каждый раз, когда я приближаюсь к любому механизму, каким бы простым он ни был, заклёпки ломаются.

–Хотите, я посмотрю?

–Позже, возможно.

К моему удивлению, Мармаридес устроилась на скамейке, где сидел я, и вытащила из сумки на поясе стопку планшетов. Она открыла несколько из них, и я увидел, что они исписаны цифрами, написанными чётким, аккуратным почерком. Каждая строка начиналась с названия места. Другие записи были датами.

–Это что, твой путевой дневник?

–Нет, он твой, Фалько!

– Ты, наверное, мемуары за меня пишешь? Или расходы ведёшь?

Мармаридес весело рассмеялся. Видимо, он только что пошутил. Затем кучер положил раскрытые таблички себе на колени и показал мне, что каждый раз, отправляясь в путь на своей повозке, он делал в них пометки, включая дату и новый общий пробег. Когда пришло время окончательного расчёта с Эстерсио, кучер мог точно продемонстрировать использование повозки, если бы я осмелился оспорить его расчёты. Было очевидно, что его хозяин, Эстерсио, всё продумал. Несомненно, бывший легионер встречал не одного сварливого клиента.

–Итак, что происходит?

–Сегодня мы пошли к дому Руфио, по дороге остановились в том месте, где мы все говорили об умершем молодом человеке, и вернулись сюда.

Когда мы прибыли, я покормил мулов, помыл повозку и взял стилус, чтобы обновить записи.

–И?

–Мили не суммируются, Фалько.

Моей первой реакцией было скука и непонимание:

«Ну, если и будет небольшая ошибка, то меня это не доведёт до инфаркта. Я доверяю тебе, даже если есть пара незначительных несоответствий. Послушайте, Елена Юстина ведёт мою бухгалтерию, и она более точна».

–Фалько, как ты думаешь, как далеко находится дом Руфио?

–Четыре или пять миль?

–И разве вы этого не видите?

–Я все еще очень устал после поездки в Севилью и…

– Вот эта строка, – настаивал Мармаридес, указывая на последнюю запись, – это описание последнего известного мне путешествия, когда вы с Эленой отправились в Кордубу и говорили с Сизако и Гораксом в день битвы у реки.

«Я никогда этого не забуду. Когда ты упал в воду, я думал, что мне придётся платить Эстерсио компенсацию за то, что он утопил своего вольноотпущенника... И...»

Теперь вам нужно добавить еще одну строчку в сегодняшнее путешествие?

– Мне приходится смотреть на одометр и считать оставшиеся шарики.

– И записать в этот столбец? – Я указал на последний, где цифры уменьшались с каждой записью.

– Но это не сходится. С того дня, как мы отправились в Кордубу, и до сегодняшнего дня я проехал вдвое больше миль, чем указано в моих расчётах.

–Вы считали обратный путь?

«Да, да. Миль, которые карета преодолела от Кордубы, – сказал мне Мармаридес с лучезарной улыбкой, – достаточно, чтобы проехать до дома Руфио и обратно... дважды!»

Я был впечатлён. Я сразу понял, что имел в виду Мармаридес.

«Это твой прекрасный шанс что-то для меня исправить», – сказал я.

Кучер одарил меня лучезарной улыбкой:

– Вы упомянули, что мужчина с травмированной спиной мог помочь погибшему молодому человеку менять жернова. Он мог уйти в…

карета, Фалько!

Я сохранял спокойствие:

«Работая агентом, приходится всё расследовать и быть уверенным, что нет места для ошибки. Я думал, что Хелена уехала в карете в день событий. Разве она не провожала Элию Эннею домой?»

«Нет», – ответил Мармаридес. «Элия Аннеа приехала с визитом в своей карете, а Елена Юстина уехала вместе с ней». Мужчина тщательно проанализировал произошедшее. «А Марио Оптато отправился в Кордубу, но на повозке, запряжённой волами».

– Значит, карета не выехала из конюшни? – кивнул Мармаридес.

Все рабы были в поле и мало что могли увидеть. Дом стоит у дороги, так что любой мог уйти, не привлекая внимания… Вы случайно не заметили, работали ли мулы?

Они вспотели?

«Я не успел посмотреть, Фалько», – сокрушённо ответил кучер. Затем, словно прощая себя, он снова оживился. «Его здесь не было».

Когда Елена Юстина уехала, я попросил Оптато взять меня с собой в Кордубу.

–А чем вам приходилось заниматься в городе?

Мармаридес лишь улыбнулся. В этом, несомненно, была замешана женщина, и я решил не углубляться в подробности. Поскольку ни Хелены, ни меня не было в доме, возражать против её поведения не приходилось. К тому же, это давало Оптато алиби.

«Хорошо, Мармаридес. Вы наблюдали за болью в спине у Квинцио Куадрадо, пока он был здесь. Если бы он не умел ездить верхом, как вы думаете, смог бы он управлять повозкой, запряжённой двумя мулами, на то короткое расстояние, о котором мы говорили?»

«Возможно. Но это не принесло бы особой пользы, если бы речь шла о поднятии тяжестей, Фалько».

– Конечно, тот парень, который был с Констансом, был бесполезен, это точно.

Если это был Куадрадо, возможно, он не уронил камень намеренно. Возможно, у него не выдержала спина. Возможно, смерть мальчика была простым несчастным случаем. Несчастным случаем, которого не должно было случиться, вызванным вопиющей некомпетентностью. Что касается

Нежелание Куадрадо принять на себя свою роль в этом глупом событии было трусостью, но не преступлением.

Так что, возможно, худшее, что случилось в тот день, заключалось в том, что Куадрадо было скучно… или, возможно, Констанс, охваченный паникой из-за дела Селии, обратился к нему за советом. По той или иной причине Куадрадо отправился к своему дорогому другу Констансу. Тогда двое молодых людей, которым следовало бы быть благоразумнее, согласились взять на себя задачу, к которой они были плохо подготовлены. Это была для них слишком трудная задача. Куадрадо был не в состоянии её выполнить, и бремя легло на плечи несчастного Констанса. Куадрадо был старше и должен был быть благоразумнее. Поэтому он предпочёл бы сбежать, чем признать свою вину. К тому же, я полагаю, произошедшее глубоко затронуло бы его.

«Мы должны убедиться», – решил Мармаридес с абсолютной решимостью.

Видимо, он перенял некоторые мои фразы. Тебе придётся прийти на конюшню и пересчитать вместе со мной оставшиеся камни на спидометре.

Таким образом, у вас будет надежное доказательство.

Он был главным. Мы направились в конюшню, присели на корточки у задней части кареты и взглянули на одометр Архимеда. Мармаридес подсчитал количество шариков, оставшихся на верхнем колесе. И действительно, их оказалось несколько меньше, чем должно было быть, согласно примечаниям: приблизительный подсчёт недостающих миль подтвердил, что они составляли два рейса до поместья Руфио: наш туда и обратно несколькими часами ранее… и предполагаемый рейс Квинсио Куадрадо туда и обратно.

С торжественным видом мы сделали запись на табличке, изложили свои выводы и оба расписались в качестве свидетелей.

ЛИКС

Похороны состоялись на следующий день. Дальних родственников, которых нужно было бы уведомить, не было, а Бетика – жаркий регион.

Некрополь, которым пользовались богатые жители Кордовы, находился по ту сторону города, к югу от нашего дома, рядом с мостом. Конечно, он содержался в безупречном состоянии. Богатые не смешивали своих усопших родственников со средним классом или бедняками, и уж тем более с гладиаторами и их многочисленными колумбариями, расположенными за пределами…

Комплекс рядом с западными воротами. На другом берегу реки, вдали от городской суеты, каждая семья владела изящным мавзолеем. Мавзолеи располагались вдоль важной дороги, пересекавшей плодородную равнину и пологие холмы с бесконечными, залитыми солнцем оливковыми рощами.

«Я задавался вопросом, почему они не строили гробницы в уединении своих собственных земель, а вместо этого втиснули их в некрополь, через который каждый день проезжали повозки и экипажи. Возможно, это потому, что люди, ведущие активную общественную жизнь, знают, что их умершие продолжат хотеть общаться с друзьями в загробной жизни».

Семья Руфиев ещё не достигла той степени расточительности, которая позволила им возвести целый миниатюрный храм с ионическими колоннами, окружающими небольшой портик. Время для великолепия, несомненно, настанет. Пока что их мавзолей представлял собой простое кирпичное здание с решётчатой крышей и низким входом. Внутри небольшой комнаты находился ряд ниш с керамическими сосудами. Настенные таблички уже увековечивали память родителей, сына и невестки Лициния Руфия. Надписи были довольно скорбными, хотя и не шли ни в какое сравнение с новой табличкой, которую уже планировали установить для внука. Нам показали макет, хотя на изготовление самого изделия мастеру-каменщику потребовалось полгода. Текст начинался словами: «О, несчастье! О, скорбь! К чему нам обратиться?», за которыми следовали пять или шесть мрачных, полных слёз строк – больше, чем я мог заставить себя прочитать. Но лентяи вроде меня вскоре получили помощь: Лициний произнес похожим тоном молитву, которая длилась так долго, что у меня онемели ноги.

Там были все. То есть, все, у кого было полмиллиона или больше, плюс Марио Оптато и я. Для богатых это было просто дополнительное светское мероприятие. Под шепот они договорились о датах вечеринок.

Заметно было лишь отсутствие одного человека: нового квестора, Квинтия Квадрадо. Его, должно быть, всё ещё беспокоила травма спины. Тем не менее, его отсутствие было неожиданным, учитывая тесную дружбу, которую он связывал с покойным молодым человеком.

Проконсул соизволил присутствовать, его несли на носилках из претория.

Пока мы бродили по этому месту, чтобы скоротать время, пока тело покойного кремировали в кладбищенской печи, его светлость

Он нашел момент, чтобы шепотом обменяться со мной несколькими словами.

Я искал кого-нибудь, с кем можно было бы пошутить о том, как можно использовать угли из печи, чтобы разогреть пирожные для скорбящих в конце церемонии; однако, поскольку это был он, я ограничился уважительным приветствием.

– Что ты об этом думаешь, Фалько?

– Официально? Молодой человек, принявший глупое решение устроиться на работу, к которой не был готов, в попытке угодить деду.

–А что между нами?

Меня осенила мысль: почему я должен был тогда осудить Констанца?

– Ох!.. Просто досадная случайность, ничего больше.

Проконсул пристально посмотрел на меня:

«Кажется, он пытался встретиться со мной, когда я был в Астиги...» Его тон не предполагал никаких вопросов о причине встречи. «Кажется, на городском форуме поставят статую».

– Мастера-каменщики не справляются, Ваша честь.

Мы не говорили о моей миссии. Я и не ожидал этого.

Женщины собрались небольшой группой. Мне не хотелось ни к чему, кроме как избегать их. Я выразил Лицинию свои соболезнования, как обычно. Оптат был более общителен; в какой-то момент я увидел его среди аннеев. Потом он вернулся ко мне и прошептал:

Элия Аннея просила меня передать тебе, что Клавдия хочет поговорить с тобой наедине. Лициний не должен об этом узнать.

Возможно, ваш друг сможет все устроить...

Я бы дал ему более точные указания, но в этот самый момент ко мне подошел мужчина и передал срочное сообщение от Елены, которая просила меня немедленно вернуться к ней.

LX

Это была ложная тревога.

Я сидел рядом с Хеленой, держа её за руку, и мы оба не произносили ни слова. На этот раз, казалось, боли, которые её пугали, окажутся пустым звуком, но в следующий раз всё может быть совсем иначе. Из-за этого

В тот день мы были в безопасности, но сработала сигнализация. Наше время истекло.

Прошло пару часов. Когда мы снова начали расслабляться, то притворились, что находимся там, сидим в саду, не говоря ни слова, просто чтобы насладиться обществом друг друга.

«Ничего не случилось, Марко. Можешь уйти, если хочешь».

Я не сдвинулся с места.

«Возможно, это последний шанс на ближайшие двадцать лет насладиться солнечным днём, только ты и я. Наслаждайся им, любовь моя. Дети считают несвоевременные перерывы своей главной целью».

Елена тихо вздохнула. Недавняя суматоха повергла её в уныние и потрясение. Через некоторое время она пробормотала:

– Не притворяйся, что дремлешь под смоковницей. У тебя в голове план.

На самом деле, мысленно я собирал чемоданы, сверялся с картами, взвешивал преимущества путешествия по морю или по суше… и пытался смириться с мыслью о том, что мне придется покинуть Бетику, не сделав еще и половины дела.

– Ты знаешь, что я думаю. Нельзя терять времени. Я хочу, чтобы мы немедленно отправились домой.

«Ты думаешь, что уже слишком поздно! Это моя вина», – добавила она, пожав плечами. «Я сама хотела приехать».

–Все будет хорошо.

–Ты такой хороший лжец!

– А ты, ты так хорошо шутишь… Пора идти. Надеюсь, вовремя. В любом случае, я вернусь с тобой.

«Ты чудесен!» – воскликнула Елена. «Иногда мне казалось, что она мне доверяет. Я люблю тебя, Дидиус Фалько. И одна из причин в том, что, когда ты преследуешь цель, ты не останавливаешься ни перед чем».

«Ого! А я-то думала, ты любишь меня за мои пленительные карие глаза и за моё тело, которое тебе так и хочется обнять...! Так ты и правда думаешь, что я ищу возможности убежать за каким-то негодяем и оставить тебя одну?»

«Нет», – возразила она со своим обычным язвительным юмором. «Мне кажется, вы ищете план с полуголым шпионом!»

«А! Ты меня поймал! Нет, серьёзно: понятно, что ты расстроен тем, что я связался со злобными женщинами-агентами, но так обстоят дела. Ты же знаешь, я не виноват, что женщины появляются».

Везде… но ты думаешь, я тяну эту работу в Испании только потому, что ищу предлог, чтобы не быть с тобой, когда ты начнёшь рожать. У меня репутация нарушителя обещаний, я знаю…

«Нет», – терпеливо настаивала Хелена. «Ты известен тем, что всегда доводишь начатое до конца».

– Спасибо. А теперь я взял на себя отцовство, так что…

Пойдем домой?

У Елены пропало всякое желание спорить:

–Я сделаю все, что ты решишь, Марко.

Это стало последней каплей. Чтобы Хелена проявила покорность, ей нужно было быть напуганной. Я принял мужественное решение: я не в состоянии успокаивать женщину на последних сроках беременности. Мне нужна была моя мать. И мать Хелены тоже. Мы ехали домой.

Вскоре вернулся Марио Оптато верхом, и я объяснил ему наше решение. Он был так любезен, что выразил сожаление по поводу нашего отъезда.

Сразу же после этого прибыла карета с Элией Аннеей и юной Клавдией. Их сопровождали несколько крепких свиты, которые расположились на нашей кухне; очевидно, Лициний Руфий прислушался к моему совету защитить девушку.

Марио сообщил нам, что Елена, возможно, рожает. Мы пришли помочь…

«Это был просто приступ боли», – объяснила Хелена. «Простите, что доставила столько хлопот...»

Оба гостя казались разочарованными. Мои чувства были сложнее. Мне хотелось, чтобы всё это закончилось, хотя я и страшился того, что должно было произойти. Взгляд Елены, полный терпения, встретился с моим. Необходимость быть в общении с нашими гостями пошла бы нам на пользу. В общем, этот день, который мы только что провели вместе, значительно сблизил нас.

Эти мгновения глубокой и интимной привязанности запечатлелись в нас так же ярко, как если бы мы провели эти часы, занимаясь любовью в постели. Более того, наше состояние, должно быть, было заразительным, потому что Марио и Элия Аннеа смотрели на нас с некоторым недоумением.

Поскольку все остальные только что вернулись с похорон, им нужно было время, чтобы успокоиться. Сейчас они переживали обычную смесь утраты и обновления. Молодого человека отправили к предкам, а богатые снова могли заняться своими делами.

Повседневная жизнь. Они устали от церемонии, но гнетущее горе ослабло, даже для Клаудии.

Хелена заказала мятный чай. Всегда полезно иметь несколько чашек под рукой, чтобы скрыть неловкие моменты. Ни у кого нет времени ни на что, кроме поиска места для ситечка, чтобы не шуметь во время глотка, или чтобы не рассыпать крошки миндального пирога.

Я всё ещё сидел рядом с Еленой; по другую сторону сидела Клаудия, чтобы она могла рассказать мне, что пришла сказать. Марио Оптато сел рядом с Аннеей, готовый сделать вид, что восхищается лилиями, если тема разговора станет слишком скандальной.

Мы выполнили необходимый ритуал. Я извинился за свой поспешный уход, и вокруг Елены поднялся шум. Был кратко изложен ход похорон, отмечено большое количество прихожан, количество венков, вычурный стиль элегии и утешение от осознания того, что покойный обрёл покой. Мне показалось, что Констант оставил после себя довольно много незаконченных дел, слишком много, чтобы гарантировать ему покой в загробной жизни. Тем не менее, я был готов проявить определённую милосердие к молодому человеку, надеясь, что его сестра, возможно, возьмётся исправить ситуацию.

Клаудия наконец почувствовала, что может мне открыться. Она нервно заёрзала и покраснела. Я попытался её успокоить и поддержать.

«Марк Дидий, я должен тебе кое-что сказать, – наконец выпалил он. – Должен признаться, что я не сказал тебе правды!»

Я наклонилась вперёд, пытаясь выглядеть довольной, пока пила из изящной терракотовой чашки. Я помешала мятный чай бронзовой ложкой, и листок выскочил из чашки и упал на пол.

«Клаудия Руфина, с тех пор, как я стала информатором, я разговаривала со многими людьми, которые сначала говорили мне одно… а потом понимали, что должны были сказать мне другое». Иногда, в самые отчаянные моменты, мне хотелось, чтобы какой-нибудь свидетель нарушил это правило и удивил меня, признавшись хриплым голосом (то ли под давлением совести, то ли из-за того, что я сама слишком сильно сжала ему шею), что они сожалеют о том, что заставили меня работать дополнительно, но что они совершили ошибку, дав мне достоверные ответы… добавив, несомненно, что это было что-то очень странное.

Он испытал момент полной растерянности и не осознавал, что его ждет...

«Ты не первый человек, который изменил свое мнение», – буднично заметила Хелена.

Девушка все еще колебалась.

–Лучше в конце концов достичь истины, чем вообще никогда ее не узнать.

Я заявил догматично.

–Спасибо, Марко Дидио.

Я не хотел быть с ней жестоким. Я мог бы сказать ей, что иногда правда, которая так долго не проявляется, приходит слишком поздно.

Но я не из таких.

«Это очень сложно...» – добавила Клаудия.

– Не волнуйтесь. Уделите этому столько времени, сколько потребуется.

–Мой дедушка запретил мне говорить на эту тему.

– В таком случае мы не будем упоминать этот разговор в вашем присутствии.

–Констанс рассказал мне кое-что… хотя и взял с меня обещание, что я никогда никому не расскажу об этом.

– Вы, конечно, считаете это очень важным; иначе вас бы здесь не было.

–Это ужасно.

– Я так и подозревал. Позвольте мне помочь: это как-то связано с какими-то жестокими событиями, произошедшими в Риме?