Текст книги "Заговор в Испании"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Затем, повернувшись туда, куда был направлен его взгляд, я узнал знакомое лицо. Один из знатных горожан Кордубы пытался ускользнуть от пастухов, борющихся с отбившейся овцой. Я узнал его сразу, но быстрый осмотр толпы подтвердил его имя: Анней Максимус. Один из двух крупнейших производителей оливкового масла на ужине на Палатинском холме.

– Один из таких раздутых от гордости сановников есть в моем списке.

Кажется, это хорошая возможность поговорить с подозреваемым…

Я пытался уговорить Хелену подождать меня у уличной палатки с едой. Она хранила красноречивое молчание, которое давало мне понять, что у меня есть два варианта: бросить её и смотреть, как она уходит от меня навсегда (за исключением, разве что, короткого визита позже, чтобы поднести мне ребёнка), или забрать её с собой.

Я попробовал старый трюк: взял ее лицо в руки и с обожанием посмотрел ей в глаза.

«Ты зря тратишь время», – спокойно сказала Елена. Попытка провалилась. Я попытался ещё раз, нажав кончиком пальца на её нос и умоляюще улыбнувшись. Елена игриво укусила меня за палец.

«Ох! Что случилось, дорогая?» – спросила я со вздохом.

«Я начинаю чувствовать себя слишком одинокой». Хелена знала, что сейчас не время для домашних дел. Хотя для этого никогда не бывает подходящего момента, ей было лучше быть честной прямо здесь, у цветочного киоска в узком кордовском переулке, чем держать свои чувства при себе.

Чувства, и позже мы поссорились. Это было бы предпочтительнее… но крайне неудобно, когда человек, которого я хотел допросить, скрылся в толпе, присутствовавшей на церемонии.

–Я понимаю.

Это прозвучало неискренне.

– Правда? – У Елены было то же хмурое и сдержанное выражение лица, которое он видел, когда нашел ее перед базиликой.

«Конечно! Приходится терпеть беременность и роды... и, очевидно, я никогда не узнаю, каково это. Но, может быть, у меня тоже есть проблемы».

Возможно, я начинаю чувствовать себя подавленным из-за ответственности за то, что мне приходится заботиться обо всех...

«О! Надеюсь, ты справишься!» – пожаловалась Елена, словно про себя. «И я позволю тебе убрать меня с дороги!» – добавила она, хотя прекрасно понимала, что сама виновата, застряв здесь, на жаркой и шумной улице города в Бетике.

Я выдавил из себя улыбку, а затем пообещал:

«Ты мне нужен! Ты довольно точно описал мою работу. А что, если я отведу тебя в сторонку и проведу к месту рядом со мной в театре?» Я снова взял его за руку, и мы ускорили шаг по тропинке, где исчезла процессия. К счастью, у меня были навыки, которых не хватало большинству городских информаторов. Я мастер находить следы. Даже в совершенно чужом городе я мог отследить процессию, празднующую Парилию, по свежему помёту животных.

Мой опыт в Бетике уже предупреждал меня, что, когда я доберусь до священника и магистратов, я могу обнаружить эпидемию такой же интенсивности.

Ненавижу праздники. Ненавижу шум, запах тёплых пирожных и очереди в общественных туалетах… когда удаётся найти хоть один свободный.

Однако прибытие в Кордубу через Парилию может оказаться полезным для изучения жизни в городе.

Мы шли по улицам, и люди, пребывая в хорошем расположении духа, занимались своими делами. Мужчины и женщины были невысокими и коренастыми – яркий пример того, почему латиноамериканские солдаты были лучшими в Империи. Характер у них был умиротворённый. Знакомые здоровались непринуждёнными жестами, и никто не делал женщинам нежеланных заигрываний. Мужчины спорили из-за места.

Они привязывали свои повозки к канаве, но делали это шумно, не жестоко. В тавернах официанты были приветливы. Собаки лаяли и вскоре теряли интерес. И, казалось, это была обычная будничная атмосфера, а не праздничный отдых.

Прибыв в театр, мы обнаружили, что представления бесплатные, поскольку религиозная часть была публичной, а драматические сцены полностью финансировались декурионами, членами городского совета; эти, Сотники, естественно, занимали лучшие места. Среди них мы снова заметили Аннея Максима, и, судя по его местоположению, я заключил, что он был дуовиром, одним из двух главных магистратов. Если судить по Кордубе, то Сотня контролировала город… а дуовиры – Сотню. Для заговорщика это могло оказаться очень удобным.

Анней, младший из двух землевладельцев, которых я встретил в Риме, был испанцем с квадратным лицом и широкой талией, лет на пятнадцать-двадцать старше меня. Покашливая от аромата благовоний, пока понтифик готовился принести в жертву телицу и пару ягнят, Анней первым бросился приветствовать наместника. Проконсул прибыл прямо из своего дворца в сопровождении ликторов. Вместо военной кирасы и плаща он носил тогу, которую я видел на нём раньше; управление сенаторскими провинциями было чисто гражданской должностью.

На самом деле, мы вскоре убедились, что его роль заключалась в том, чтобы быть номинальным главой на чужом корабле. Сливки кордовского общества приветствовали его как почётного члена своего закрытого и эксклюзивного клуба «Бетис». Он занял своё место на троне, в центре первых рядов вокруг оркестра, в окружении элегантно одетых семей, которые сплетничали и перекликались друг с другом, даже крича на понтифика во время жертвоприношения, словно вся церемония была частной вечеринкой.

«Какая жалость!» – пробормотал я. «Римский проконсул настолько слился с влиятельными семьями, что стал частью местной банды, что даже не помнит, что жалованье ему платит римская казна».

«Видите, как обстоят дела», – согласилась Елена, едва успокоившись. «Всеми публичными мероприятиями руководит одна и та же горстка людей. Они ужасно богаты. Они совершенно…

Они организованы. Их семьи связаны браком. Их амбиции иногда приводят к столкновениям, но в политическом плане они едины. Эти люди в высших эшелонах власти управляют Кордубой так, словно имеют на неё наследственное право.

– И в Гадесе, Астиги и Гиспалисе будет то же самое: некоторые лица даже будут повторяться, потому что некоторые из этих людей будут обладать властью не в одном городе. Некоторые должны владеть собственностью в нескольких областях. Или

жениться на богатых женщинах из других городов.

Мы молчали о жертвоприношении. Когда провинция отвоевывалась для Империи, политика заключалась в том, чтобы ассимилировать местных богов в римский пантеон или просто добавить их к нему, если народу нравилось иметь широкий выбор. Так, в этот раз, на церемонии Парилий, двум кельтским божествам с непонятными именами принесли пышное жертвоприношение, а затем Юпитеру посвятили довольно тощего ягнёнка. Но жители Бетики десятилетиями носили римскую одежду и говорили на латыни. Дальнейшая романизация этих людей была невозможна. И, как и в случае с римскими патрициями, сохранение жёсткого контроля над местной политикой через небольшую группу влиятельных семей было столь же естественным, как плевок.

«Видишь ли, – пробормотал я Елене. – Держу пари, губернатор посещает все свои частные вечеринки, а когда устраивает приём, список гостей полностью состоит из этих самых людей. Эти люди, должно быть, каждую неделю приходят во дворец, чтобы бесплатно поесть деликатесов и выпить. Нам же, остальным, даже не разрешается их увидеть».

–Но если вы живете здесь и принадлежите к золотому кругу, вам приходится постоянно взаимодействовать с одной и той же удушающей группой…

Такая скука никогда не коснулась бы такого простолюдина, как я... и Елена осталась бы без приглашения в тот самый момент, когда проконсул прочитал бы письмо Лаэты обо мне.

«Меня удивляет, что старик был настолько откровенен!»

Я пробормотал.

«Ты жалеешь, что открылась ему?» Елена посмотрела на меня с беспокойством.

«Нет, я представляю Лаэту и должен был сообщить вам об этом. Опасности нет; проконсул – человек Веспасиана. Но теперь, когда я увидел, какие у него общественные обязательства, я воздержусь от дальнейших контактов с ним».

Начались драматические представления, состоящие из коротких сцен или картин, которые считались подходящими для просмотра на каком-нибудь организованном празднике. В них было мало содержания и ещё меньше юмора. Я видел более захватывающие спектакли; сам я написал пьесу и получше. Никто там не обиделся.

Мы какое-то время ходили на представление, просто из чувства долга. Я служил в армии и знал, как справляться с неприятными ситуациями. В конце концов, Хелена устала и сказала, что хочет домой.

«Нет смысла ждать. Аннеус не станет с тобой разговаривать, пока всё это происходит».

«Нет, но раз он дуовир, у него должен быть дом в пределах мили от города. Он наверняка сегодня там переночует. Я мог бы навестить его».

Хелена выглядела раздраженной, и меня не радовала перспектива бродить по городу весь день, пока мой мужчина не освободится. Тем не менее, мне нужно было расспросить его о картеле и попытаться установить связь между ним и танцовщицей.

Мы вышли из театра, к немалому недоумению швейцара, который, видимо, считал, что нам следует быть полностью поглощенными представлением. Мы нашли Мармаридеса, который был ещё довольно трезв, и я велел ему отвезти Элену домой. Я найду другой способ добраться туда ночью… или утром. Эта перспектива ещё больше меня омрачала. Ехать домой на арендованном муле по незнакомым дорогам после наступления темноты могло обернуться катастрофой.

Я пошел с ними к мосту через Бетис.

«Давай договоримся», – сказала Елена. «Если я сейчас же безропотно уйду домой и оставлю тебя одного допрашивать Аннея, завтра я пойду в поместье Лициния Руфия и подружусь с его внучкой».

«Узнай, умеет ли она танцевать!» – сказал я, хихикая; богатая семья девушки была бы шокирована, если бы она это умела.

Длина моста Кордуба составляет триста шестьдесят пять шагов, по одному на каждый день года. Я знаю это, потому что считал их, когда, удручённый, возвращался туда, откуда пришёл.

Чтобы скоротать время, я отправился на разведку в пункт приема лодок со смутной надеждой найти моего другого подозреваемого, Сизако.

Все киоски на причале были закрыты. Мужчина с тревожным взглядом

Мужчина, ловивший рыбу с пирса, сказал, что офисы закрыты в связи с праздником и будут закрыты в течение следующих трех дней.

XXV

Ближе к вечеру, после нескольких расспросов, я покинул город через северо-западные ворота. У Аннея Максима был очаровательный дом за городскими стенами, где он мог плести интриги перед следующими выборами со своими дружками, а его жена могла устраивать салон для элегантных дам высокого положения, пока все его дети сбились с пути. За кладбищем, окаймлявшим дорогу, ведущую из города, располагалась небольшая группа больших домов. Тихий уголок для богатых, нарушаемый лишь лаем охотничьих собак, ржанием лошадей, шумом молодёжи, ссорами слуг и тостами гостей. По сравнению с домами в городе, дом Аннея больше напоминал павильон в парке. Я легко его узнал: он был полностью освещён, вплоть до длинной проезжей дороги и окружающих террасных садов. Вполне разумно.

Когда вы нефтяной магнат, вы можете позволить себе столько ламп, сколько захотите.

Группа, которую мы видели в театре, собиралась там вечером на ужин среди богато украшенных портиков, с дымящимися факелами на ложах из листьев аканта. Каждые несколько минут появлялись мужчины на великолепных лошадях, рядом с позолоченными экипажами, в которых ехали их любимые жены. Я узнал много лиц из первых рядов театра. Между приходами и уходами я также заметил пастухов из процессии Парилия; возможно, они пришли туда, чтобы совершить обряд очищения конюшен, хотя мне казалось более вероятным, что это были актеры, приехавшие в город за дневным жалованьем. Среди них было несколько пастушек; у одной из них были удивительно проницательные карие глаза. В другое время я бы постарался придать таким глазам индивидуальность, но теперь я был ответственным будущим отцом. К тому же, мне никогда не нравились женщины с соломой в волосах.

Я представился швейцару. Гостеприимство Бетиса легендарно. Он попросил меня подождать, пока он сообщит своему хозяину о моём прибытии, и, поскольку весь дом был наполнен восхитительными ароматами еды, я пообещал себе, что, возможно, мне предложат пару вкусных блюд. Скорее всего, так и будет.

Всего было вдоволь; расписанные фресками стены буквально источали излишества. Однако вскоре я обнаружил, что жители Кордовы были столь же изысканны, как и римляне. Они умели оказать информатору заслуженное уважение… даже если он представлялся «служащим и соратником вашего соседа, Камило».

У «товарищей» в Кордубе мало общих прав: даже стакана воды нет. Более того, мне пришлось очень долго ждать, прежде чем меня кто-то заметил.

Наступала ночь. Я покинул город при свете дня, но первые звёзды уже мерцали над далёкими горами, когда меня привели к Аннею Максимусу. Я застал его беседующим с гостями на одной из террас, где, по традиции, вскоре должен был состояться пир под открытым небом, как и положено во время Парилии. Пастухи действительно жгли смесь серы, розмарина, соломы и ладана по крайней мере в одной из многочисленных конюшен поместья, чтобы дым очистил балки. В этот момент на подстриженном газоне сжигали кучи сена и соломы, а затем горстку совершенно измученных овец заставили пробежать сквозь пламя. Принадлежность к церемониальному стаду – тяжкий труд. Бедные животные весь день бежали рысью, и теперь им предстояло выдержать обряд очищения, в то время как люди следовали за церемонией, окропляясь ароматизированной водой и прихлёбывая молоко из своих мисок. Большинство мужчин не отрывали глаз от винных амфор, а женщины махали руками в тщетной надежде уберечь свои роскошные наряды от окуривающего дыма.

Слуги держали меня, почти скрывая за перистилем, и вовсе не для того, чтобы защитить от искр. Гости начали рассаживаться среди великолепных клумб для банкета, и наконец Анней подошёл поговорить со мной. Я заметил, что он раздражён. Не знаю почему; моё присутствие часто производит такое впечатление.

–О чем он?

– Меня зовут Дидий Фалько. Я прислан из Рима.

–Ты хочешь сказать, что ты родственник Камило?

«У нас есть определённые отношения...» Среди снобов и в чужой стране я без колебаний создавал видимость респектабельности, бесстыдно эксплуатируя семью своей девушки. В Риме я бы вёл себя сдержаннее.

«Я не знаком с ним лично», – выпалил Аннео. «Он никогда не решался приехать в Бетику. Но я, конечно, знаю его сына. Он был другом моих троих сыновей».

Я заметил некоторую резкость в упоминании Элиана, но, возможно, Анней говорил так обычно. Я выразил надежду, что брат Елены не доставил мне хлопот – хотя, честно говоря, я бы очень хотел, чтобы он так не поступал, – и что мой собеседник порадует меня подробностями своего поведения, которые я позже смогу использовать против него. Но Анней Максимус лишь проворчал.

– Я понимаю, что у вас дочь в беде... Какая самонадеянность!

Новости распространились быстро.

– «Благородную Елену Юстину, – спокойно ответил я, – следует описывать как храбрую, а не как отважную».

Аннео с интересом посмотрел на меня:

–И вы тот самый человек, о котором идет речь?

Я скрестила руки. На мне всё ещё была тога, которую я не снимала весь день. Здесь никто не утруждал себя поддержанием столь формального наряда; провинциальная жизнь имеет свои преимущества. Вместо того чтобы сделать меня более цивилизованной, мой чрезмерный дресс-код смущал меня и заставлял чувствовать себя почти оборванной; к тому же на тоге было несмываемое пятно по нижнему краю и несколько дырок от моли.

Аннеус Максимо смотрел на меня как на торговца, который появился с жалобой в неподходящий момент.

– Меня ждут гости. Скажи, чего ты хочешь!

– Мы с вами уже знакомы, Ваша честь.

Я делал вид, что наблюдаю за летучими мышами, порхающими в свете факелов над головами ликующих посетителей. На самом деле я наблюдал за Аннеем. Возможно, он заметил. Он казался умным человеком. Иначе и быть не могло: аннеи не были деревенщинами.

–Ага?

– Учитывая вашу репутацию и положение, Ваше Превосходительство, я буду говорить откровенно. Недавно я видел вас в Риме, во Дворце Цезарей, в качестве гостя частного клуба под названием «Общество производителей оливкового масла Бетики». Большинство его членов не владеют оливковыми рощами и не производят масло, и лишь немногие из них родом из этого региона.

провинции. Однако общепризнанно, что на том ужине обсуждалась тема оливкового масла в Испании. И цели, преследовавшиеся в ходе этой беседы, весьма туманны…

–То, что вы подразумеваете, ужасно!

«Это реалистично. В каждой провинции есть свой картель. Но это не значит, что Рим может мириться с манипулированием ценами на оливковое масло».

Несомненно, Ваша Светлость понимает, какое влияние подобное событие окажет на экономику Империи.

«Пагубный эффект», – согласился он. «Но этого не произойдёт!»

Ваша светлость – выдающийся человек. В вашей семье были и Сенека, и поэт Лукан. Позже Нерон спровоцировал два насильственных самоубийства: Сенеку, потому что тот был слишком смел в своих речах, и Лукана, которого якобы обвиняли в заговорах. Что ж, ваша светлость, полагаю, то, что случилось с вашими родственниками, не заставило вас ненавидеть Рим, не так ли?

«Рим – это больше, чем Нерон», – ответил он, не споря с моим замечанием об обнищании семьи.

– Ваша честь могла бы занять место в Сенате; ваше финансовое положение дает вам на это право.

–Я предпочитаю не переезжать в Рим.

– Некоторые скажут, что это гражданский долг.

– Моя семья никогда не уклонялась от своих обязанностей. Кордуба – наш дом.

–Но место, где надо быть – это Рим!

«Я предпочитаю жить скромно в своём городе, посвящая себя своему делу». Сенека, наставник Нерона, славился своим строгим стоицизмом и остроумием, но его потомок не унаследовал их.

Максимус просто показался мне напыщенным. Производители оливкового масла в Бетике всегда вели честную торговлю. Утверждать обратное – просто возмутительно.

Я тихонько усмехнулся, не обращая внимания на легкую угрозу.

«Если существует заговор, я здесь, чтобы раскрыть виновных. Полагаю, что, как дуовир и законный торговец, я могу рассчитывать на вашу поддержку, Ваша Светлость...»

«Конечно...» – заявил хозяин вечеринки и решительным жестом дал понять, что собирается вернуться к жареному мясу на открытом воздухе.

–И ещё кое-что… На том ужине была танцовщица из наших мест. Вы её знали?

– Нет. – Аннео с удивлением отреагировал на вопрос, хотя, конечно, ему пришлось бы отрицать какую-либо связь с ней, если бы он знал, что она сделала.

«Рад это слышать», – холодно ответил я. «Она разыскивается за убийство. И…»

Почему Его Светлость так поспешно покинул Рим?

Анней пожал плечами:

«Семейные проблемы...», – сказал он.

Я сдался; конкретных результатов не было, но я чувствовал, что кого-то взъерошил. Анней сохранял чрезмерное спокойствие. Если он был невиновен, то, должно быть, чувствовал себя более оскорблённым, чем показывал. Если он действительно ничего не знал о заговоре, он должен был быть гораздо более взволнован, обнаружив, что таковой может существовать. Он должен был быть озадачен. Или же он должен был яростно отреагировать на возможность того, что кто-то из высоких гостей за его столом в тот вечер предал высокие и строгие моральные нормы, которые, как он только что провозгласил, регулировали торговлю Бетики. Он должен был показать свой страх, что они оскорбили Рим.

Аннео, без сомнения, знал о создании картеля. Если он сам и не был его членом, то знал, кто им был.

Уходя, я заметил, что, должно быть, это были семейные проблемы, о которых я упоминал. Старейшины едва успели занять свои места на пиру, как молодое поколение уже сбегало из дома в незнакомые места и к дурным обычаям. Если бы три сына Аннея дружили с Элианом, он, несомненно, прекрасно провёл бы время в Бетике. Мальчики были разного возраста, но мыслили одинаково. Они выехали из конюшни, когда я начал свой медленный путь к входу в поместье, и проскакали мимо меня по обе стороны, приблизившись ближе, чем я считал разумным. Я слышал, как они свистят, кричат и громко ругают друг друга за то, что не переехали меня.

Когда они поспешили по фермерской дороге, из дома вышла молодая женщина, которая могла бы быть их сестрой. Это была решительная молодая женщина лет двадцати с небольшим, закутанная в меховую накидку. На ней было больше жемчуга и сапфиров, чем я когда-либо видел на одной груди; так много,

Реальность, которая мешала мне оценить то, что скрывалось под ней (хотя и казалась многообещающей). Я наблюдал, как она готовилась сесть в карету, из которой показалась голова мужчины примерно её возраста. Неприлично привлекательный молодой человек подбадривал ещё более молодого мальчика, который поспешно выскочил из кареты и бурно блевал на безупречно чистые ступеньки лестницы особняка. Кордуба во время праздников представляла собой настоящее зрелище.

Я мог бы попросить подвезти, но мне не хотелось, чтобы меня вырвало. К чести девушки, должен сказать, что, когда я проходил мимо, она предупредила меня, чтобы я был осторожен.

Голодный, измученный жаждой и грязный, я начал трудный путь обратно в Кордубу.

В ту ночь пути назад в поместье Камило не было. Мне нужно было найти ночлег у трезвого хозяина, у которого, несмотря на толпу на празднике, была свободная кровать. Но сначала мне предстояло пересечь мрачную пустыню, простиравшуюся за владениями Аннея Максима, чтобы снова попасть на ещё более тёмные улицы города, пройдя по пути мимо кладбища. Я не боюсь духов, но меня пугают опасные фигуры из плоти и крови, которые таятся по ночам среди могил некрополя.

Я пошёл быстрым шагом. Я сложил тогу настолько, насколько это вообще возможно, чтобы сложить громоздкий эллипс, и перекинул её через плечо. Я отошёл подальше от факелов, хотя и взял один с собой. Я смотрел себе под ноги по тропинке обратно в город, погрузившись в мысли о прошедшем дне. Я не слышал, чтобы кто-то следовал за мной, хотя и не исключал такой возможности. Но я заметил острый камень, появившийся словно из ниоткуда и ударивший меня по затылку.

OceanofPDF.com

XXVI

Инстинкт подсказывал мне приложить руку к больному месту и опустить голову. К чёрту инстинкт! Я хотел остаться в живых.

Я обернулся и выхватил меч. В Риме ношение оружия запрещено, но не там. Все римляне знают, что провинции – рассадники бандитизма. Каждый римлянин, будь то в отпуске или по службе, носит там оружие.

По иронии судьбы, мой меч был неофициальным сувениром о пяти годах моей службы в армии: короткоклинковое оружие, изготовленное из лучшей испанской стали.

Я напряг слух. Если вокруг было больше одного нападавшего, мне грозили серьёзные неприятности. Неужели Анакрит и Валентин почувствовали то же самое, когда стрелы остановили их?

Никто на меня не нападал. Несмотря на все мои усилия, я услышал лишь молчание.

Неужели всё это мне померещилось? Нет, на моей шее была кровь. У моих ног лежал виновный камень, длинный и острый, как щепка. Сомнений не было. Я поднял его; на нём тоже были следы моей крови. Я положил его в мешочек на поясе. Что ж, я был в чужой провинции; было правильно, что я привёз оттуда сувенир.

Иногда в сельской местности какой-нибудь грубиян начинает бросаться предметами. Иногда в городах какой-нибудь идиот бросает черепицу или кирпичи. Это территориальный жест, акт неповиновения проходящему мимо незнакомцу. Но я не думал, что это произошло именно так.

Я воткнул факел в мягкую землю у обочины и отступил назад. Я позволил тоге сползти до локтя и обернул ткань вокруг предплечья, чтобы использовать её как щит. С горящим факелом я всё ещё был хорошей мишенью, но я предпочёл рискнуть, чем погасить пламя и погрузиться во тьму посреди одинокого и незнакомого места. Я напрягал уши, постоянно меняя позу.

Наконец, убедившись, что ничего не происходит, я снова взял фонарик и принялся искать кругами. По обеим сторонам тропы тянулись оливковые рощи.

В темноте они были полны опасностей, хотя и вполне естественных. Там были мотыги для прополки, которые только и ждали, когда на них наступят, их рукоятки вот-вот выскочат и сломают мне нос. И…

Низкие ветви готовы раздавить мне череп. Неудивительно, если...

Рощи служили убежищем для влюбленных, у которых могла возникнуть весьма неприятная и провинциальная реакция, если бы их прервали в разгар их увлечения.

Я уже собирался сдаться, когда наткнулся на заблудившуюся овцу.

Животное очень устало. Должно быть, оно принадлежало к святейшему стаду.

И тут я вспомнил пастушку с интригующими глазами. Я видел её раньше. В своём изысканном и простом золотом одеянии Дианы-охотницы она выглядела совсем иначе, но даже закутанная в овечьи шкуры, я бы узнал её.

С мечом в руке и хмурым видом я вернулся в дом Аннея.

Больше на меня никто не нападал, что было странно. Почему танцор не пытался убить меня там, на дороге?

Движимый прежде всего раздражением на себя, я подал официальную жалобу. На этот раз, с кровавым следом, стекающим по моей шее, я был встречен более благосклонно. Я продолжал шуметь, пока Анней Максимус неохотно не приказал начать поиски девушки. Главный пастух, который всё ещё был там с большинством своих последователей, был вынужден ответить на мои обвинения.

Аннеус, казалось, был озадачен моим рассказом. По его словам, большинство группы состояло из местных театральных актёров, известных во всём городе, которые обычно подрабатывали, участвуя в городских церемониях. Это было лучше, чем позволять настоящим пастухам тешить себя надеждами. Я нашёл такое отношение вполне понятным. Тогда, естественно, Аннеус поспешил указать, что эта девушка ему совершенно незнакома.

Затем появился представитель актёров, всё ещё одетый как главный пастух и только что закончивший ужин. Отрыгнув, он признался, что в тот день нанял несколько человек массовки, чтобы придать группе больше харизмы. Среди них была пастушка с большими карими глазами (которую он довольно хорошо помнил). Она появилась во время прослушивания, и он понятия не имел, откуда она взялась, хотя она и сказала, что её зовут Селия.

По словам мужчины, девушка была не из этих мест, хотя он имел в виду лишь, что она не из окрестностей Кордубы; возможно, речь шла и об Испалисе. Я только что упустил убийцу Валентино, и, само собой, все рабы, которых Аннео послал за ней, вернулись ни с чем.

«Извините», – сказал актёр с явной искренностью. «В следующий раз я попрошу рекомендации».

Я резко ответил.

«Зачем?» – усмехнулся я. «Думаешь, девушка признается, что не замышляла ничего плохого? Кстати... тебе постоянно предлагают женщины с формами?»

Мужчина посмотрел на меня с раскаянием:

«Нет», – пробормотал он. «Хотя это был уже второй раз на этой неделе».

–А какой был первый?

–Она была старше, но танцевала лучше.

–Так почему же вы не дали ей работу вместо той Селии?

«Другой был не отсюда». «Конечно, у нас всегда предпочтение отдаётся местным». Актёр смутился ещё больше, а затем выдал своё великолепное оправдание: «В любом случае, Селия была настоящим профессионалом; она даже принесла своего ягнёнка!»

«Ну, теперь она его бросила!» – возразил я. Девушка была настоящим профессионалом... в убийствах, и если она смогла раздобыть целого ягнёнка, тот, кто за него заплатил, должен был обеспечивать её весьма сытной едой.

XXVII

Я переночевал в доме Аннея. Знать позволила мне есть за их столом (точнее, за столом арендаторов) и дала мне пустую камеру в помещении для рабов. Она находилась рядом с колодцем, так что мне даже удалось раздобыть что-то, чтобы промыть рану на шее…

И столько воды, что мне хотелось утолить жажду. Какие цивилизованные люди! На следующее утро их управляющий отправил меня на очень медленной лошади, которую, по его словам, я мог бы оставить себе на неопределённый срок, поскольку её срок службы истек. Я сказал ему, что доложу императору о доброте Аннеев, на что управляющий ответил с улыбкой, в которой явно читалось его презрение.

Трое сыновей вернулись на рассвете. Я пересек их пути, когда уходил. Они мчались галопом и, из принципа, снова оставили меня в облаке пыли, хотя все они уже немного потеряли темп и выглядели довольно уставшими. Насколько я знал, дочери всё ещё не было.

Женщины более выносливы.

Когда я наконец добрался до поместья Камило, солнце уже заливало поля. Как я и ожидал, Элена сдержала обещание отправиться к Личинио Руфио, чтобы поговорить со следующим подозреваемым. Мармаридес, раздосадованный тем, что мы не пользуемся его услугами, сказал мне, что её привёз туда Марио Оптато.

У меня было время помыться, переодеться и задержаться на кухне, пока кухарка готовила один из тех сытных завтраков, которые некоторые старушки привыкли подавать честному молодому человеку, который скоро станет отцом и чьи силы явно нуждаются в подкреплении. Пока я наслаждался едой, женщина промыла порез на моей шее настоем тимьяна и приложила какую-то припарку. Главным ингредиентом, разумеется, было оливковое масло.

Когда Хелена вернулась, они всё ещё осматривали меня. Она схватила меня за затылок и осмотрела рану.

–Ты будешь жить.

–Спасибо за вашу любящую заботу.

–Кто это с тобой сделал?

Я подмигнул ей, и она поняла. Мы вышли в тенистую часть сада возле дома, где под инжиром, у стены, стояла скамейка. Там, вдали от посторонних ушей, я рассказал ей о пастушке. Елена нахмурилась.

–А эта крестьянская королева, закутанная в вонючую шерсть, по-вашему, и есть «танцовщица из Испалиса»?

Он не хотел говорить, что узнал ее без сомнения, потому что это могло бы создать ложное впечатление, будто он слишком пристально разглядывает женщин.

– Конечно, бить мужчин сзади, похоже, их фирменный стиль. Но Анакритес и Валентино были размазаны по стенам.

Помимо того, что на месте, где вчера вечером произошло все, не было ни стены, ни забора, если это была Селия, она не предприняла никаких попыток осуществить свой план.

–Возможно, она делегировала грязную работу своим двум музыкантам и не взяла их с собой.

– Так в чём же был смысл этого камня? Он казался случайным; скорее, это было своего рода предупреждение.

–Марко, если бы камень попал тебе прямо в голову, ты бы умер?

Чтобы избавить его от лишних хлопот, я сказал ему «нет». Конечно, он мог бы причинить мне гораздо больше вреда. Но бросать камни нужно метко.

– Не волнуйся. То, что произошло, заставило меня насторожиться.

Елена нахмурилась:

– Да, я волнуюсь.

И я. Меня только что поразило воспоминание о том, что пробормотал Анакрит в своей постели, когда я сообщил ему, что уезжаю в Бетику.

«Опасная женщина». В этот момент я понял, что он имел в виду не Елену. Анакрит, должно быть, тоже хотел предупредить меня… о своём нападателе.