Текст книги "Заговор в Испании"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

что всегда найдутся мужчины, которые позволят какой-нибудь решительной танцовщице увлечь себя признаниями в постели.

Уходя, я задал еще один вопрос:

– Что вы думаете о новом квесторе? Что вы думаете о Квадрадо?

«Свинья», – заверили меня мои союзники.

«Да ладно! Квесторы всегда свиньи, это их и определяет. Уверен, он не хуже любого из вас. Он молод и возбудим, но вы это уже видели. Пары месяцев, чтобы под вашим руководством узнать, как устроен мир, ему будет достаточно, не правда ли?»

«Отвратительная свинья», – с торжественной уверенностью повторяли писцы.

В мраморных залах бюрократии мне постоянно приходит в голову мысль, что самые точные анализы личности делают те самые писаки, к которым они относятся с презрением. Я вернулся и сел. Сцепил пальцы и оперся на них подбородком. Сначала проконсул сам признался мне в своих сомнениях насчёт Куадрадо; теперь же эти ребята открыто выражали своё презрение, не давая ему ни единого шанса.

«Расскажи мне!» – пробормотал я. И они, словно мои услужливые друзья, так и сделали.

Квинкций Квадрадо не был полностью чист. Его личное дело было составлено раньше, и, хотя оно было конфиденциальным (или, возможно, именно поэтому), секретариат раскрыл его. В нём содержалась неприятная информация, от которой Квадрадо будет трудно избавиться в своей будущей карьере. До того, как ему исполнилось двадцать, по пути в Сенат, он служил военным трибуном. Находясь в Далмации, он оказался вовлечён в запутанный инцидент, в котором несколько солдат погибли, пытаясь восстановить мост через разлившуюся реку. Они могли бы подождать, пока поток спадет, но Квадрадо приказал им продолжать работы, несмотря на очевидный риск. Официальное расследование признало инцидент трагическим несчастным случаем, но это был несчастный случай, подробности которого командир молодого человека лично передал проконсулу, сменившему Квадрадо на новой гражданской должности.

Так что, действительно, возле его имени стояла черная метка.

Вскоре после этого, когда я наконец вышел в коридор, я заметил нескольких рано вставших посетителей, выстроившихся в очередь к проконсулу. К писцу, который, должно быть, был самым старшим из всех, поскольку он прибыл ещё позже и выглядел ещё более потрёпанным после вчерашнего веселья, подошли двое знакомых мне мужчин. Один из них был пожилой нефтяной магнат Лициний Руфий, другой – его внук, Руфий Констант. У молодого человека был угрюмый вид; увидев меня, он, казалось, был почти напуган.

Я слышал, как ветеран-чиновник сказал, что проконсул не сможет принять их сегодня, и он назвал им вескую причину, а не просто отговорку. Старик, казалось, был раздражён, но в конце концов, хоть и неохотно, смирился с ситуацией.

Я приветствовал Лициния вежливым кивком, но, поскольку мне предстоял долгий и трудный путь, у меня не было времени останавливаться. Я отправился в путь по дороге в Гиспалис, полный забот.

Самым загадочным была женщина-агент, которую Анакрит намеревался отправить в Бетику. Была ли это та самая «опасная женщина», о которой он говорил в своих лепетах? Где же она? Получала ли она приказы от Анакрита? Оставалась ли она после нападения на своего начальника в Риме, не имея дальнейших указаний? Или же она отправилась в Бетику, возможно, даже по собственной воле? (Невозможно; Анакрит никогда не нанимал никого столь дерзкого.) Агента нужно было опознать. С другой стороны, она могла быть той танцовщицей, которую он искал. Возможно, все его выводы относительно Селии были ошибочными. Возможно, она пришла на ужин, чтобы поддержать Анакрита и Валентино; возможно, она была невиновна в нападениях на них; возможно, она уронила стрелу, встречаясь с ними на улице, и раны обоих мужчин были вызваны другой причиной. Если так,

Что она делала в Кордубе? Переодевалась ли она пастушкой в свите Парилии, чтобы выследить заговорщиков? Переоделась ли она старухой, чтобы попытаться встретиться с Лицинием Руфием? Преследовали ли мы одни и те же цели? И кто же на самом деле напал на Валентина и Анакрита?

Была и другая возможность: Селия действительно так опасна, как он всегда думал… и это была другая женщина, прибывшая в Бетику по приказу начальника шпионской сети. Другая женщина, которую он ещё не нашёл.

Скорее всего, танцовщица, которую Имбецил нанял для

Вечеринка. Какой-то паршивый, блохастый болван Анакрит, который следил за каждым моим шагом и был способен вмешаться в мою работу. Да, скорее всего, так оно и было. И эта мысль заставила меня побледнеть. Потому что, возможно, кто-то во дворце знал, что мы оба там… и в таком случае, клянусь Аидом, какой в этом смысл? Зачем я тратил время и дублировал усилия, когда Елена Юстина больше всего во мне нуждалась?

Я отбросил эту идею. Вполне возможно, что во дворце действовали тайные агенты, но с Веспасианом на троне двойные выплаты никогда не одобрялись там, где было бы достаточно одной. Это означало, что в деле активно участвовали два разных ведомства. Лаэта послала меня, не зная, что у Анакрита есть ещё один агент.

Наши цели могут быть схожими… или совершенно разными.

Пока я был сосредоточен на Селии, кто-то другой делал то же самое, отдавая приказы, противоречащие моим. И, как я подозревал ещё с того самого вечера, когда мы ужинали на Палатине, в конечном счёте я сам, вероятно, стану страдающей и несчастной жертвой дворцового соперничества.

Я ничего не мог сделать. Связь с Римом занимала слишком много времени, чтобы даже пытаться проконсультироваться. Мне нужно было отправиться в Испалис и сделать всё, что в моих силах. Но я не мог забывать о своей безопасности. Я рисковал обнаружить, что другой агент прибыл первым, и все мои усилия были напрасны. Слава за это дело достанется не мне. И награда тоже.

Он не мог найти ответов. Даже перебирая эти вопросы в голове до головокружения, он всё равно находил ещё один вопрос, который мог быть связан с этим, а мог и не быть, ещё один вопрос, который он оставил без ответа в Кордубе. Зачем Лициний Руфий хотел встретиться с проконсулом? Что привело пожилого господина в город в столь ранний час в сопровождении его ворчливого внука?

ТРЕТИЙ

ИСПАЛИС – КОРДУБА – МОНТЕС

Марианос

13-й год нашей эры : май

«Какое значение имеет то, сколько денег человек хранит в своих сундуках или амбарах, сколько у него голов скота или сколько капитала он ссужает под проценты,

Если ты всегда завидуешь чужому и считаешь только то, чего тебе ещё не хватает, а не то, чем ты уже обладаешь, то ты спрашиваешь, каков разумный предел богатства человека? Во-первых, иметь необходимое, а во-вторых, иметь достаточно.

СЕНЕКА

XLI

Три утра спустя я сидел в севильской гостинице. Каждый мускул болел, на болезненных местах образовались волдыри. Мозг тоже был измотан.

В Гиспалисе было довольно жарко. В разгар лета он снова станет одним из самых палящих солнцем городов Империи. И летняя жара была ближе, чем я осмеливался думать. Всего несколько недель назад должен был родиться ребёнок, которого я так бездумно зачал. Возможно, это событие произойдёт, пока я там. Возможно, я нарушил свои искренние обещания, данные Елене, и ребёнок родился без меня. Возможно, я уже был обречён.

Именно так я себя чувствовал, осторожно устраиваясь на скамейке в тихом кафе у юго-западных ворот, откуда доносился аромат доков. Тишина пошла мне на пользу. Скромный ужин в пустом кафе напоминал мне Рим. На мгновение я представил, как страдаю от диареи из-за простого салата где-нибудь на Авентинском холме. Я всё ещё смаковал это воспоминание, когда появились уличные музыканты и, завидев незнакомца, подошли попытать счастья, исполнив громкую серенаду. Я бы немедленно ушёл, но мои ноющие ноги не хотели, чтобы меня беспокоили.

Любой, кто жил в Риме, умеет игнорировать нищих, какими бы настойчивыми и организованными они ни были. Я уже прижалась спиной к стене, чтобы не дать им схватить мою сумку сзади, и решительно проигнорировала их. Наконец сосед из соседнего дома открыл ставню и крикнул певцам, чтобы они убирались в другое место. Группа отошла на несколько домов и ждала там, переговариваясь между собой. Ставня закрылась, а я продолжила жевать довольно жёсткий салат.

Испалис считался третьим по значимости городом Бетики после Кордубы и Гадеса. Дорога привела меня туда с востока, параллельно акведуку. Накануне вечером, когда я, измученный и едва способный двигаться, въехал на лошади в городские ворота, я свернул на главную улицу и обнаружил современный городской форум с храмом, зданием суда и банями: каждому городу следовало проявить интерес к трясине местной политики и правосудия… а затем сходить в бани, чтобы смыть зловоние.

В то утро он покинул особняк с покрасневшими глазами и кислым выражением лица и вскоре нашёл первоначальный республиканский форум с его древними храмами и более спокойной атмосферой, который уже стал слишком тесен для суетливого населения. Ближе к реке находилась третья площадь, необычайно просторная, чья оживлённая торговая жизнь делала её самой многолюдной. Там бани были больше, чем на форуме, поскольку денег на их строительство было больше, а портики были более многолюдными. Менялы расставляли свои лавки на рассвете.

Вскоре после этого появилось множество торговцев, купцов, судовладельцев и других спекулянтов. Я довольно долго погружался в эту атмосферу, пока не почувствовал себя в ней совершенно комфортно.

Позже он нашёл это место в переулке. Но он был слишком самоуверен, выбрав его.

Когда появилась очередная группа уличных музыкантов, я поспешил попросить счёт (приятно разумный). Я доел последний кусок хлеба с копчёным окороком и, дожевав его, ушёл. Я направился к реке за городом. Там Гвадалквивир был широким и мощным. Его берега были окаймлены волнорезами из тёсаных каменных блоков, и по ним суетились шумные лодочники и докеры. Повсюду виднелись брокерские конторы.

Повсюду грузы перегружали с барж на более крупные корабли, бороздящие моря, и наоборот. Там сколачивались огромные состояния на товарах, которые никто в городе не использовал и которые никто в городе не производил. Масло, вино, ткани, минералы из внутренних шахт и киноварь перевозились в больших количествах.

Это была мечта посредника.

Возвращаясь после суматохи на берегу реки, я обнаружил штаб-квартиру гильдии лодочников недалеко от рыночной площади. Там уже были некоторые завсегдатаи; вероятно, они жили в самой штаб-квартире… и это, конечно же, были…

Лодочники, которые работали меньше всех. Там мне сказали, что Чизако там нет. Они упомянули об этом с ноткой зависти и добавили, что мой человек живёт в Италике.

– В последнее время о нём много спрашивают! Как он стал таким популярным?

«Не могу сказать. Я никогда не видел этого Сизако. Кто ещё его ищет?» – спросил я.

–Кто-то, кого мы предпочитаем тебе! Кто-то гораздо привлекательнее.

–Женщина?

Новость меня не удивила. Но она взбесила. Анакрит предал меня. Я был уверен, что кто-нибудь из его приспешников сорвет мой план ещё до того, как я успею разведать местность. Но я работал на Лаэту (как бы я ему ни не доверял) и не собирался отступать и давать Анакриту полную свободу действий. Единственный раз, когда начальник шпионской сети использовал меня напрямую, он бросил меня на произвол судьбы и попытался убить. Я никогда ему этого не прощу.

«Значит, Сизако приезжает в Испалис, чтобы встречаться с весёлыми девушками?» – спросил я лодочников.

– Этот? Нет! Этот старый ублюдок пришёл сюда, чтобы напомнить нам всем, кто есть кто.

Я понял, что они считают его ленивым дегенератом, возомнившим себя выше их. Я понял, что они имеют в виду. Цизакус был действительно лучшим. Он усердно трудился всю жизнь, у него были сыновья, которые до сих пор успешно управляли бизнесом от его имени, и он получал все контракты, потому что люди могли ему доверять. Он также вкладывал силы в дела гильдии, пока эти ворчливые бездельники, которые набрасывались на свой обед, даже не успев переварить его, сидели, играя в солдатики и попивая поску, среди постоянных жалоб.

– А эта ваша подруга, она была молодая или зрелая женщина?

Ребята хрипло рассмеялись, но я не смог понять смысла их смеха.

В любом случае, я довольно ясно понял, почему Чизако предпочтёт мирную жизнь в Италике. Я придумал, как туда добраться, и сосредоточился на следующей задаче.

Норбамо, французский переговорщик, занимавшийся фрахтовыми тарифами, занимал величественный офис на той же торговой площади. Когда я спросил адрес, люди…

Он указал мне на это с нескрываемым презрением. Никто не любит иностранцев, которые хвастаются своими успехами. Широкие аркады, многоцветные мозаичные полы, статуэтки на мраморных треножниках и опрятная одежда подчинённых явно свидетельствовали о том, что Норбамо знал толк в наживе на чужой собственности.

Персонал был чистым, но таким же сонным, как и любой другой после ухода хозяина. Поскольку Норбамо был галлом, многие его слуги были того же происхождения, и их реакция была очень галльской.

Они долго и яростно спорили между собой из-за моего вопроса о местонахождении их господина, пока один из них наконец не признался, весьма формально, что его здесь нет. Он мог бы ответить мне в двух словах с самого начала, но галлы любят приукрашивать свои разговоры. Для них вежливость – это демонстрация превосходства своего рода… в сочетании с варварским желанием отрубить кому-нибудь голову длиннющим мечом.

Я спросил, когда ожидается возвращение Норбамо, и слуги подсказали мне простой способ отпустить его. Мы пожали друг другу руки. Они были вежливы; я сохранял вежливый вид, хотя в душе стиснул зубы. Затем, не в силах больше ничего сделать, я ушёл.

Это было настоящей пыткой для моих мозолей, но я вернулся в гостиницу, заказал свежую лошадь и направился в Италику, расположенную на другом берегу реки и в пяти милях от города.

XLII

Основанная Сципионом как колония ветеранов, Италика гордилась тем, что была старейшим римским городом в Испании. До латинян её знали финикийцы, а древние племена Тартесса использовали её как место для игр, когда пастухи, уже наладившие производство шерсти, обнаружили огромные минеральные богатства этой земли и начали добычу полезных ископаемых. Расположенная на пологой холмистой местности, с одной стороны открытой, она представляла собой скопление домов, пыльных и очень жарких… несколько смягчаемое наличием великолепного банного комплекса. Люди определённого возраста знали, что в этом провинциальном местечке родился император.

Даже в то время, когда я там был, богатые использовали его как убежище, отделенное от Испалиса как раз таким расстоянием, которое было достаточным, чтобы сделать местных жителей немного высокомерными.

Здесь был театр и внушительный амфитеатр. Весь центр города был усеян цоколями, фонтанами, фронтонами и статуями. Если на стене появлялось пустое место, кто-нибудь непременно возводил на нём надпись. Всегда с пафосом. Италика – не из тех мест, где можно увидеть плакат гильдии проституток, объявляющий о поддержке какого-нибудь нахлебника на местных выборах.

В строгой сетке идеально подметенных улиц возле форума я нашёл особняки, которые были бы уместны в самых изысканных районах Рима. Один из них принадлежал Кизаку. Слуги не пустили меня, но из двери, украшенной привычными двумя лаврами, я увидел, что вестибюль, расписанный в насыщенные оттенки чёрного, красного и золотого, ведёт в роскошный атриум с бассейном и стенами, расписанными великолепными фресками. Это был элегантный общественный салон, где хозяин дома принимал клиентов, но с информаторами обращались иначе.

Чизако ушёл. Его личный слуга очень любезно объяснил мне, что Чизако отправился в Испалис на встречу с кем-то из гильдии лодочников.

Так что мне не было смысла оставаться. День ускользал из моих рук. Мне предстояло одно из тех заданий, которых боится любой информатор. И, к сожалению, они были мне слишком хорошо знакомы.

Я ходил в бани, но был слишком раздражён, чтобы получить от них удовольствие. Я прогулял спортзал, съел тарелку миндального супа с таким количеством чеснока, что со мной неделю никто не заговорит, а потом вернулся в Хиспалис.

XLIII

Зал гильдии лодочников представлял собой просторное, пустое помещение со столами, за которыми те же бездельники, которых я видел там утром, всё ещё играли в кости. Около полудня из доков на обед пришло ещё несколько членов. Еду приносили из соседнего термополиума .

Вероятно, они купили его по специальным ценам, и оно им понравилось; полагаю, вино им досталось бесплатно. Царила атмосфера мирного товарищества.

Пришедшие приветствовали тех, кто уже был там, и некоторые садились вместе, а другие предпочитали есть в одиночестве. Оглядевшись, я не заметил, что никто не возражал.

На этот раз я их нашёл: Чизако и Норбамо, два знакомых лица, которых я встретил месяц назад на бетическом ужине на Палатинском холме, сидели за столиком в углу, так же увлечённые сплетнями, как и в прошлый раз. Похоже, это было их обычное занятие, и они производили впечатление завсегдатаев этого места. Они уже закончили обед, и, судя по горам пустых тарелок и мисок, трапеза была обильной; я прикинул, что кувшин вина наполняли не раз. Моё появление пришлось как нельзя кстати. Эти двое мужчин достигли точки, когда перерыв в их обильном пиршестве был необходим. Но если на официальном банкете гости в этот момент получили бы латиноамериканскую танцовщицу, которой можно было бы насвистывать, играя со свежими фруктами, то эти два столпа хиспалисской торговли нашли себе другой тайный источник развлечения: меня.

Чизако был подвижным, лёгким, старым и слегка пьяным мужчиной в облегающей серой тунике поверх чёрной с длинными рукавами. Он был тихим, благовоспитанным членом, казалось бы, несочетаемой пары. У него было измождённое, морщинистое лицо с болезненной бледностью и аккуратно подстриженными, причесанными седыми волосами. Его коллега, Норбамо, был гораздо более тучным и неопрятным; его выступающий живот упирался в край стола, а толстые пальцы были с силой раздвинуты огромными кольцами с драгоценными камнями. Норбамо тоже был немолод: у него всё ещё были тёмные волосы, но на висках начала появляться седина. Он носил козлиную бородку, охватывающую несколько прядей волос под щёткой, и обладал всеми внешними признаками весёлого, жизнерадостного компаньона (в том числе болезненно угрюмым характером).

Я устроился на скамейке и сразу перешел к делу:

«В последний раз, когда мы виделись, господа, я был дома, а вы были гостями. Но это был званый ужин, а не обед».

Я оглядел пустые тарелки, усеянные рыбьими костями, оливковыми косточками, измельчёнными куриными крылышками, раковинами устриц, лавровым листом и веточками розмарина. «Вау, вы, ребята, действительно знаете своё дело». Вы знаете, как создать впечатляющую тарелку отходов!

«У вас есть преимущество перед нами», – сказал Норбамо совершенно трезвым тоном.

Для этих людей подобные банкеты были обычным явлением.

–Меня зовут Фалько.

Норбамо уже уткнулся носом в бокал с вином, не сделав ни малейшего движения, чтобы предложить мне выпить. Никто из них не удосужился встретиться взглядом ни друг с другом, ни со мной. Следовательно, они уже знали, кто я. Либо они действительно помнили, что нас познакомили на Палатинском холме, либо догадались, что я тот самый не такой уж секретный агент, расследующий деятельность картеля.

«Хорошо! Итак, ты – Цизак, уважаемый мастер-лодочник, и ты, Норбам, известный переговорщик. Два человека, обладающие достаточным авторитетом, чтобы принимать в Риме достопочтенного Квинкция Атракта...»

«Знаменитый негодяй!» – фыркнул Норбамо, не потрудившись понизить голос. Чизако снисходительно посмотрел на него. Гнев переговорщика был направлен не только на сенатора; он охватывал всё римское… включая меня.

«Великий манипулятор, – честно согласился я. – Я республиканец...»

и простолюдин. Хотелось бы надеяться, что сенатор и его сын на этот раз зашли слишком далеко.

На этот раз они оба остались неподвижны. Однако мне пришлось присмотреться, чтобы заметить.

«Я поговорил с твоими сыновьями», – сказал я паромщику. Цизак и Горакс никак не могли связаться с отцом за три дня с момента моей последней встречи. Я надеялся, что старик обеспокоен тем, что они могли мне рассказать.

«Отлично». Сизако, отца, было не так-то просто сбить с толку.

Как поживают мои мальчики?

– Они работают хорошо.

–Какой сюрприз!

Казалось, я попал в мир резких мнений и резких слов. Тем не менее, у меня было ощущение, что этот осторожный старик не оставит своих сыновей управлять бизнесом в Кордубе, если не будет им по-настоящему доверять. Он научил их ремеслу, и, несмотря на потрясение, которое они, должно быть, испытали, когда его родной сын уехал, чтобы заняться поэзией, сейчас они трое…

Они работали в гармонии. Оба сына, казалось, были преданы друг другу и отцу.

Чизако рассказал мне о своей литературной карьере, а Горакс пас кур. Мне объяснили, что, когда я видел тебя в Риме, ты был там, чтобы откровенно поговорить об экспорте.

«Я был в Риме гостем!» – Цизак вёл себя как дряхлый старик, чей разум уже не работал. Тем не менее, он бросил мне вызов. Он знал, что я ничего не смогу доказать. «Атрактус пригласил меня и оплатил поездку».

–Как щедро!

«У него бездонная яма денег», – со смехом согласился Норбамо; было ясно, что он считает сенатора глупцом. У меня сложилось приятное впечатление, что эта парочка приняла приглашение из чистого цинизма, и ни один из них не собирался поддаваться принуждению. В конце концов, они оба работали в транспортной отрасли и, конечно же, могли ездить в Рим когда угодно, практически бесплатно.

–Мне приходит в голову, что, как бы Атракто ни восхищался вашим остроумием и беседой, оплата вашей поездки и гостеприимство в его превосходном особняке (все это, я полагаю, он делал не раз с разными группами болельщиков «Бетиса») могли бы указывать на то, что прославленный старый чудак что-то имел в виду, не так ли?

«У этого человека отличная деловая хватка», – заметил Норбамо с натянутой улыбкой.

–И у вас хороший глаз на сделки?

– Он так думает! – Новое оскорбление само сорвалось с языка галла.

–Возможно, он хочет стать некоронованным королём Бетики.

«Разве он уже не здесь?» – Норбамо продолжал презрительно говорить. «Владелец Кордубы, Кастула и Испалиса, представитель нефтедобытчиков в Сенате, надзиратель за медными рудниками...»

Разговоры о шахтах угнетали меня.

–Из какой части Галлии вы родом?

–Из Нарбонны.

Это было недалеко от Тарраконской области, хотя и за пределами Испании. Город был важным торговым центром для южной Галлии.

– Вы специализируетесь на перевозках нефти? Все поставки идут в Рим?

Мужчина фыркнул, прежде чем ответить:

«Вы понятия не имеете, какой рынок! Многие из моих контрактов действительно предназначены для Рима, но мы отправляем тысячи амфор».

Мы обслуживаем всю Италию… и остальные провинции. Нефть идёт во всех направлениях: вверх по Роне через Нарбонскую Галлию в Верхнюю Галлию, Британию и Германию; я организовал поставки в Африку через Геркулесовы столпы; я даже отправлял амфоры в Египет и снабжал Далмацию, Паннонию, Крит, материковую Грецию и Сирию…

– Греция? Я думал, греки выращивали собственные оливковые деревья… Разве они не делали этого за столетия до того, как вы начали сажать их здесь, в Бетике?

– Их масло не такое уж вкусное. Оно не такое уж и хорошее.

Я издал протяжный свист, повернулся к Чизако и заметил:

«Экспорт нефти – дело дорогое. Полагаю, цена начинает расти, как только её разливают по амфорам, не так ли?»

«Дополнительные расходы ужасны», – ответил старик, пожав плечами. «Это не наша вина. Например, по пути из Кордубы нам приходится платить портовые сборы каждый раз, когда мы причаливаем. Всё это складывается в общую сумму».

«Это произойдёт после того, как вы отложите свою прибыль. Потом появится Норбамо и потребует своё. И судовладелец тоже. И всё это задолго до того, как римский торговец даже почуял запах нефти».

«Это предмет роскоши», – ответил Чизако в свою защиту.

«К счастью для Бетики, это продукт универсального использования», – отметил я.

«Замечательный продукт», – вставил Норбамо блаженным голосом.

«Чудесно прибыльно!» – настаивал я. Пришлось сменить тему. «Вы француз. Как у вас складываются отношения с продюсерами?»

«Они меня до смерти ненавидят», – гордо признался Норбамо. «И это чувство взаимно! По крайней мере, они знают, что я не какой-то чёртов пришлый итальянец».

«Спекулянты!» – понимающе кивнул я. – «Они приезжают из Рима в провинцию, потому что могут получить огромную прибыль от краткосрочных инвестиций. Они привозят с собой опыт работы за рубежом. Если же они когда-нибудь соизволят приехать лично, то объединяются в небольшие, закрытые группы, всегда с намерением вернуться домой, как только накопят состояние».

Судьба… Атракто – яркий пример, хотя, похоже, он хочет получить больше, чем большинство. Я уже знаю о его оливковых рощах и шахте… Какие у него интересы в Севилье?

«Ни одного», – неодобрительно ответил Чизако.

«Это он построил бани рядом с шерстяным рынком», – напомнил ему Норбамо. Чизако фыркнул.

«И они не сработали как следует?» – хотел я знать.

«Жители Бетики, – сообщил мне Сизако, втянув свои от природы худые щеки, – предпочитают, чтобы их удостаивали благодеяний благотворители, родившиеся здесь, а не иностранцы, желающие произвести впечатление, чтобы прославиться».

«И куда это тебя ставит, Галл?» – спросил я Норбамо.

«Храня деньги в банковском сейфе!» – ответил он с улыбкой.

Я посмотрел на них обоих:

–Но вы же друзья, да?

«Иногда мы ужинаем вместе», – признался мне Сизако.

Он знал, что имел в виду. Он имел дело с двумя преданными своему делу торговцами. Возможно, они годами регулярно обменивались знаками общественного гостеприимства, но он сомневался, что они когда-либо переступали порог друг друга, а после ухода из бизнеса, скорее всего, больше никогда не увидятся. Они были на одной стороне, посвятив себя обману нефтедобытчиков и взвинчиванию цен для случайных покупателей. Но дружбы между ними не было.

Это была хорошая новость. На первый взгляд, у людей, приглашенных Квинкцием Атрактом в Рим месяцем ранее, были общие интересы. Однако их разделяли различные предрассудки… и все они ненавидели своего хозяина. Лодочники и торговцы терпели друг друга, но и те, и другие плохо отзывались о производителях оливкового масла… и эти самонадеянные землевладельцы не питали к перевозчикам ни малейшего уважения.

Обладал ли этот антагонизм достаточной силой, чтобы помешать им всем сформировать картель для контроля цен? Не ошибся ли Атракто в оценке привлекательности денег? Отвергнут ли эти проницательные посредники его как своего лидера? Поймут ли они, что нефть уже приносит им достаточную прибыль, и что они вполне способны…

Как максимизировать прибыль без сотрудничества с Atracto... и без необходимости благодарить их впоследствии?

«Я расскажу вам, почему я здесь», – сказал я. Двое мужчин расхохотались. После того, что они съели, столько смеха вряд ли пошло им на пользу. «Есть две причины. Атракто привлёк внимание своими действиями».

Его считают опасным заговорщиком, и я ищу способ разоблачить его. – Двое мужчин обменялись взглядами, явно довольные тем, что Атракто попал в беду. – Естественно, – серьёзно добавил я, – никого из вас не приглашали участвовать в чём-то столь нечестном, как картель, не так ли?

«Конечно, нет», – торжественно заявили они.

Я улыбнулся, как хороший мальчик.

– Неужели столь уважаемые торговцы захотят что-то знать о столь тяжком преступлении?

«Конечно, нет», – заверили они меня.

«И вы, несомненно, сразу же отправитесь к властям, чтобы сообщить о таком предложении...» – заметил я. «И не оскорбляйте мой интеллект, отвечая на это!»

Сизако, отец, ковырял в зубах зубочисткой, но в последовавшей гримасе мне показалось, что я увидел нотку раздражения, ведь я только что обвинил их во лжи. Люди, которые лгут, всегда очень чувствительны.

Норбамо продолжал максимально отказываться от сотрудничества.

«Существует ли картель, Фалько? Если да, то удачи ему!» – заявил он.

Он сплюнул на землю и добавил: «Ба! Им никогда этого не добиться. Эти чёртовы продюсеры не умеют организовываться!»

Я облокотился на стол, переплел пальцы и, оглядывая этих негодяев поверх ладоней, попытался втереться к ним в доверие:

«Думаю, вы правы. Я видел их в Кордубе, и они прикладывают столько усилий, чтобы попасть в список гостей на приём у следующего проконсула, что у них почти не остаётся времени ни на что другое».

«Всё, о чём они заботятся», – проворчал Норбамо, – «это отбыть свой срок в качестве дуовиров и отправить своих сыновей в Рим, чтобы они жили роскошной жизнью и сорили деньгами... транжирили свой капитал!» – добавил он, как будто не разбогатеть, будучи инвестором, было непростительным преступлением.

– Значит, вы считаете, что Atracto не может рассчитывать на их поддержку?

Чизако потрудился ответить:

Если ему придётся на них положиться, он окажется ни с чем. Продюсеры никогда не пойдут на риск.

«А что насчёт вас двоих?» – бросил я им вызов, получив в ответ лишь презрительные улыбки. «Хорошо, вы были со мной честны, и я отплачу вам той же монетой. Мне нужно представить доклад императору. Я собираюсь сказать Веспасиану, что убеждён в организации картеля, что Атрактус – главный зачинщик, и что все мужчины, которых видели с ним на ужине Общества производителей оливкового масла в конце марта, уверяли меня, что они были потрясены и отвергли эту идею. Ну, вы же не хотите, чтобы вас вместе с ним судили перед трибуналом по делам о заговоре, правда?»

«Посмотрим, доберётесь ли вы туда», – сухо пробормотал Норбамо. «Мы все придём и поаплодируем».

– Хотите ли вы помочь мне построить дело? Готовы ли вы предоставить доказательства?..

Никто из них не удосужился ответить. И я не стал предлагать им бесплатные поездки в Рим в обмен на будущее сотрудничество.

Эти двое не явились бы в суд. К тому же, у Рима были свои склонности к самонадеянности: как бы ни процветали их дела, пара чужаков, занимающихся перевозками, была бы встречена большинством свысока. Как минимум, ему нужно было вызвать землевладельцев в суд. Земельные дела. Земля – это дело почтенное. Но чтобы обвинить сенатора с древней римской родословной, даже Аннея и Руфия было бы недостаточно. Квинктии уйдут безнаказанными, если только он не сможет предоставить свидетеля равного социального положения. А существовал ли такой свидетель?

Я был рад, что поговорил с этими двумя, несмотря на долгую поездку. Их объяснения, казалось, были разумными. Их мнение о производителях совпадало с моим. Норбамо и Чизако казались слишком уверенными в своих силах, чтобы идти по стопам бизнесмена из политического мира… и слишком способными зарабатывать деньги самостоятельно. В любом случае, я не мог на них положиться: если люди, которых пригласил в Рим Атракто, согласились на его предложение, они вряд ли мне об этом скажут. Манипуляции и ценовой сговор совершаются исподволь. Никто никогда в этом не признается.