Текст книги "Заговор в Испании"
Автор книги: Линдсей Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
Лаэта, человек сдержанный, не стал настаивать. Он повернулся к другому болельщику «Бетиса» и спросил его:
– А что привело вас в Рим, сэр?
Нет, не нефть, конечно.
«Я приобщаю своего внука к общественной жизни», – ответил Лициний Руфий. Этот выходец из Бетики был на поколение старше своего товарища, но оставался таким же твёрдым и решительным, как сталь воина.
«Обзорная экскурсия по Золотому городу!» В этот момент Лаэта разыграла один из своих самых лицемерных спектаклей, изображая восхищение такой космополитичной инициативой. Мне хотелось спрятаться под столик и разразиться смехом. «Какой лучший старт мог быть у мальчишки? И есть ли среди нас сегодня этот счастливчик?»
«Нет, он в городе, с другом», – перебил его сенатор Квинсио, едва сдерживая нетерпение.
Присаживайся, Лаэта, музыканты уже настраиваются. Некоторые из нас заплатили, чтобы послушать их, и мы хотим получить удовольствие от своих денег!
Лаэта была довольна. Она, конечно же, потревожила сенатора, как и намеревалась. Когда мы возвращались через зал, среди рабов, уносивших столы с едой, чтобы освободить место в центре, она прошептала мне:
«Какой невыносимый человек! Он так самовлюблён, что это становится просто невыносимо. Пожалуй, я попрошу тебя помочь мне разобраться с ним, Фалько...»
Он мог спрашивать меня, когда хотел. Поддерживать мир между членами гастрономических сообществ не входило в мои обязанности.
Но мой хозяин еще не закончил ругать нуворишей и светских выскочек.
– Анакрит! И кто же из нашего избранного собрания заслуживает вашего внимания на этот раз?
«В самом деле; для меня это деловой ужин…» – У Анакрита был лёгкий, изысканный голос, почти такой же ненадёжный, как тарелка перезрелых инжиров. Едва он открыл рот, я почувствовал ярость. «Я пришёл понаблюдать за тобой, Лаэта!»
Справедливости ради надо признать, что он не стеснялся выводить секретарш из себя. Он также точно знал, когда нужно нанести удар.
Вражда между ними была совершенно открытой: законный администратор, мастер манипуляций и обмана, и тиран сил
Служба безопасности, прибегавшая к шантажу, угрозам и сокрытию фактов. Ими двигала одна и та же сила: оба хотели быть владыками навозной кучи. До сих пор не было большой разницы между силой аргументированного обвинительного доклада Лаэты на высококачественном папирусе и силой ложного обвинения, нашептанного главным шпионом на ухо императору. Но однажды в этом конфликте победитель будет найден.
«Я аж дрожу!» – оскорбила Лаэта Анакрита, прибегнув к самому страшному оружию: сарказму. – «Ты знаешь Дидия Фалько?»
–Конечно.
«Конечно!» – проворчал я. Теперь пришла моя очередь нападать на шпиона. «Анакрит, может, и неорганизованный человек, но даже он редко забывает о случаях, когда засылает агентов на вражескую территорию, а затем намеренно пишет местному правителю, чтобы тот мог их преследовать. Я многим обязан этому человеку, Лаэта. Благодаря моей наивности меня могли бы привязать к скале в Набатейской пустыне, чтобы все вороны Петры обклевали мои кости».
Я не думаю, что жестокие набатеи, встретив нежелательных гостей, без колебаний убили бы и их.
«Фалько преувеличивает, – иронично заметил Анакрит. – Всё это была прискорбная случайность».
– Или тактический ход, – холодно ответил я.
–Если я допустил ошибку, прошу прощения.
«Не беспокойся, – сказал я ему. – С одной стороны, ты лжёшь, а с другой – тебе приятно продолжать ненавидеть себя».
«Фалько – замечательный агент, – заверил Анакритес Лаэту. – Он знает почти всё, что нужно знать о деликатных заданиях за рубежом... и всему этому он научился у меня».
«Верно», – без энтузиазма согласился я. «В Кампании, два года назад. Ты показал мне все ошибки и неразберихи, которые можно совершить. Все способы вызвать раздражение у местных жителей, уничтожить важные улики и вернуться домой ни с чем. Ты научил меня всему этому… и всё же я пошёл и успешно выполнил задание. Император до сих пор благодарит меня за то, что я предупредил его о твоих ошибках тем летом, чтобы он мог их исправить!»
Лаэта обернулась:
«Я уверен, что мы все выиграем от ваших прошлых отношений». Этими словами он дал понять Анакриту, что теперь я
«Я работала на него». «Да начнётся же веселье!» Она улыбнулась мне. Общий шум в комнате стих, услышав намёки на скорое выступление танцовщицы. Лаэта похлопала меня по плечу – жест, который я нашёл довольно раздражающим, хотя я и постарался, чтобы Анакрит не заметил моей реакции. «Оставайся и наслаждайся, Фалько; когда придёт время, я хотела бы услышать твоё мнение…» Было ясно, что она имела в виду не музыкантов. Она хотела, чтобы Анакрит подумал, что что-то не так. Что ж, это меня тоже устраивало.
Только два дивана оставались пустыми по обе стороны боковых рядов. Я уже выбрал один, но в этот самый момент кто-то появился первым. Это был мужчина, которого я с трудом мог вспомнить: человек в выцветшем халате цвета овсянки, примерно моего возраста. Он плюхнулся на диван, словно уже был здесь раньше, и вскоре приподнялся на локтях, наблюдая за танцовщицей, вытянув мускулистые ноги за спину. У него был старый шрам на предплечье и косточки на ногах, проделавшие долгий путь по дорогам Империи. Мужчина ни с кем не разговаривал, но был весьма общителен, отправляя в рот виноград и улыбаясь девушке, готовой к выступлению.
Я снова наполнил стакан, чтобы набраться храбрости, и устроился на последнем диване... том, который уже был частично занят моей амфорой с маринованной рыбой, рядом с Анакритом.
IV
Там было двое музыкантов, оба с типичным для Северной Африки насыщенным чёрным цветом кожи. Один играл на цитре, довольно плохо. Другой, помоложе, с раскосыми, более грозными глазами, бил по тамбурину, изящно перебирая пальцами, пока девушка из Испалиса готовилась очаровать нас традиционным цыганским номером. Пока мы ждали момента, чтобы полюбоваться гибкостью её бёдер, я самодовольно улыбнулся Анакриту, что, несомненно, его разозлит.
–Эта Диана выглядит потрясающе. Ты когда-нибудь её видел?
– Не думаю… Так чем же занимался наш Фалько в последнее время?
Я терпеть не могу людей, которые обращаются ко мне таким нелепым тоном.
«Государственная тайна», – ответил я. Я только что провёл всю зиму, разнося судебные повестки для жалкого адвоката и подрабатывая бесплатным носильщиком в аукционном доме отца. Тем не менее, мне было забавно притворяться, будто во дворце располагается конкурирующая шпионская сеть, которой руководит Клавдий Лаэта, и которую Анакрит не контролировал.
– Если ты работаешь на Лаэту, Фалько, советую тебе быть осторожнее.
Я позволил ей увидеть свой насмешливый смех, а затем снова обратил внимание на танцовщицу. Она приняла несколько соблазнительных поз с луком и стрелами: стоя на цыпочках на одной ноге, отставив другую назад, она делала вид, что стреляет дротиками в посетителей, так что, когда она отводила руку назад, обнажалась её полуобнажённая грудь. Поскольку мы были в Риме, подобная демонстрация не должна была вызвать скандала…
Если, конечно, какой-нибудь почтенный представитель всаднического сословия, вернувшись домой, не опишет своей ревнивой жене крохотный греческий костюм в чрезмерно наглядной манере.
«Я разговаривал с молодым Камило…» Анакрит наклонился ко мне и прошептал на ухо. Я тут же поднёс руку к уху и энергично почесал его, словно мне показалось, что туда заползло насекомое. Этим жестом я чуть не ткнул его в глаз, и Анакрит отвернулся и снова лёг на кушетку.
«Элиан? Должно быть, это стало испытанием твоего терпения, не так ли?» – заметил я. По другую сторону триклиния Анакрита холерик Елены старался избегать моего взгляда.
«Он кажется перспективным молодым человеком. Очевидно, он невысокого мнения о тебе, Фалько».
«Он вырастет». К этому моменту глава шпионской сети должен был уже понять, что его попытки спровоцировать меня бесполезны.
– Разве он не твой зять или что-то в этом роде?
Вопрос был задан в непринужденном, оскорбительном тоне.
«Или что-то в этом роде», – невозмутимо кивнул я. «Что он здесь делает? Не говорите мне, что он узнал о приезде высокопоставленных чиновников и ищет способ устроиться на синекуру...»
–Ну, Элиано только что вернулся из Бетики...
Анакрит любил разыгрывать таинственную карту. Меня очень смущала мысль о том, что младший брат Елены, который и так был против наших отношений, будет иметь дело с главой шпионов в таком месте. Возможно, я был слишком подозрительным, но это место буквально смердело заговорами против меня.
Девушка из Гиспалиса уже была в середине своего выступления, поэтому разговоры прекратились. Она была неплоха, но и ничем особенным не выделялась. Танцовщицы – очень востребованный экспорт из Южной Испании, хотя, похоже, все они происходят из одной школы искусства Терпсихоры; школы, которая должна была бы предоставить своему преподавателю движения пенсию. Девушка умела полуприкрывать веки и покачивать другими частями тела. В какой-то момент она бросилась на пол, словно хотела отполировать мозаику неистовыми движениями распущенных волос. Но когда некоторое время наблюдаешь за вихрем женщин, стоящих на коленях на полу и откидывающихся назад, пока их голова не касается пола, и лихорадочно стучащих кастаньетами, твое внимание начинает рассеиваться.
Я огляделся. В зале собралась разношёрстная компания. Двое скучающих болельщиков «Бетиса» на другом ряду диванов, с видом представителей среднего класса, были так же равнодушны к стараниям девушки, как и я, и продолжали свои сдержанные комментарии. Квинсио Атракто, объявив, что оплатил представление, приподнялся на локте, довольный двумя более патрицианского вида посетителями, расположившимися на диванах по обе стороны от него. Посторонние наблюдали за представлением из вежливости, хотя старший из них, в частности, дал понять, что в обычных обстоятельствах подобные зрелища были бы ему невыносимы. Все болельщики «Бетиса» были настолько вежливы, что их поведение, должно быть, было вынужденным, и я гадал, почему они считают, что с ними обращаются как-то по-особенному. Анакрит, вмешивающийся в чужие дела государственный чиновник, казался совершенно непринуждённым, хотя мне казалось невозможным, чтобы Квинкций Атрактус мог предвидеть присоединение к ним начальника шпионской сети. А ещё был Элиан, слишком юный, чтобы стать полноправным членом гастрономического клуба. Кто его привёл? И
Кто был тот мужчина в халате цвета овсянки, который занимал последнюю кушетку?
А с другого ряда тот, который казался таким общительным, но на самом деле ни с кем не разговаривал?
– Кто этот парень? – спросил я Анакрита.
«Вероятно, злоумышленник», – ответил он, пожав плечами.
Танцовщица завершила номер, выстрелив дротиком, который попал в юного Элиано, и тот вскрикнул, словно стрела оказалась сильнее, чем предполагал игрушечный лук. Затем девушка выпустила град дротиков, большинство из которых достигли цели. Я взяла это на заметку: если кто-то позже умрёт от медленно действующего яда, я буду знать, кого арестовать для допроса. Отойдя на короткий отдых, женщина многозначительным и похотливым взглядом дала понять Камило Элиано, что дротик может оставить себе на память.
Я встал с ложа, обошел триклиний Анакрита и нарочно сел в триклинии Элиана, заставив юношу поздороваться со мной.
«Ну, Фалько, посмотри, кто ты!» – грубо пробормотал он. Это был крепкий молодой человек, хотя и не слишком тренированный, с прямыми гладкими волосами и вечной насмешливой улыбкой. У Элиана был младший брат, более привлекательный и с которым было легче ладить. Эх, если бы Джастин был рядом в тот момент.
Я указал на дротик, словно Элиано был школьником, которому в руки попала запрещенная игрушка.
«Это опасный сувенир, – сказал я ей. – Лучше, чтобы родители не нашли его в твоей спальне: знаки внимания от художников могут быть неверно истолкованы».
Мне нравилось выводить его из себя угрозами очернить его имя, точно так же, как он всегда пытался очернить моё. У меня никогда не было хорошей репутации, но он вскоре должен был баллотироваться в Сенат, и ему было что терять.
Элиан сломал дротик надвое. Невежливый жест, учитывая, что девушка из Хиспалиса всё ещё была в комнате и разговаривала с музыкантами.
«В этой девушке нет ничего особенного». Я заметил, что он был трезв и скучал. «Она полностью полагается на пару озорных глаз и очень откровенную одежду; её танцевальная техника очень примитивна».
«Да ну?» Я знаю девушку, которая танцует со змеями и говорит, что люди смотрят только на одежду... или на её отсутствие. Так ты...
Хороший знаток испанской хореографии?
«Как и любой, кто путешествовал по провинции», – ответил он, сопроводив это жестом безразличия.
Я улыбнулся. Элиано должен был понимать, что его юношеский опыт в мирной Бетике не произведёт впечатления на имперского агента, специализировавшегося на работе на самых опасных границах Империи. Границы, которые он пересекал, когда это было необходимо.
– И как у вас сложилась жизнь в Испании?
– Довольно хорошо. – Элиано предпочёл бы перестать со мной разговаривать.
– И теперь вы предоставляете свои экспертные знания в распоряжение Общества производителей оливкового масла Бетики! Знаете ли вы товарищей Квинсио Атракто?
–Немного. В Кордубе я был другом молодого Аннея.
– А как насчёт внука Лициния Руфия? Он сейчас в Риме.
«Думаю, да». Элиано явно не собирался говорить о друзьях. Ему не терпелось поскорее от меня избавиться.
«Полагаю, он сегодня вечером куда-то ушёл. Я думала, ты будешь с ним».
Я настоял.
«Ну, вот я и здесь! А теперь, Фалько, если ты не против, я хочу увидеть танцовщицу».
«Она замечательная девушка, – солгал я. – Я с ней хорошо побеседовал».
Комментарий не возымел никакого эффекта. Элиано ответил раздражающим намёком:
«Понимаю. Ты, наверное, голодаешь. При моей сестре в её состоянии…» Как мы с Хеленой жили – это было наше личное дело. Я мог бы ответить, что совместная постель с ребёнком, которому оставалось ещё несколько месяцев, не помешала нам прожить счастливую супружескую жизнь; это просто добавило проблем. «А теперь ты оставляешь её дома бегать за юбками художника. Если Хелена узнает, она может потерять ребёнка от шока…»
«Ни в коем случае!» – воскликнул я.
Последние полгода я была сосредоточена на том, чтобы успокоить Хелену (которая действительно потеряла ребёнка во время беременности, хотя, вероятно, её брат об этом так и не узнал). Теперь же,
Мне было трудно убедить её, что она родит без проблем и переживёт это испытание. Она была в ужасе, да и я не стала спокойнее.
«Возможно, я тебя брошу!» – горячо возразила она. Такая возможность всегда существовала.
– Я вижу, что вы действительно заботитесь об их интересах.
«Ах! Рад видеть её с вами. Думаю, когда буду баллотироваться в Сенат, построю свою кампанию на осуждении ваших отношений. Я буду изображать из себя человека настолько порядочного, наделённого такими традиционными моральными принципами, что способен критиковать даже собственную сестру».
«Ты не достигнешь своей цели», – заявил я. Но я не был так уверен. Рим любит напыщенных ублюдков.
Элиано рассмеялся:
«Вы, наверное, правы. Я уверен, что мой отец откажется финансировать выборы».
Камило Веро, отец моей возлюбленной и этого ядовитого молодого хорька, производил впечатление некомпетентного старика, ничего не понимающего, но Элиано, очевидно, был достаточно проницателен, чтобы понять, что старик очень любит Элену, и что я тоже её люблю; как бы он ни сожалел о наших отношениях, сенатор понимал, что ему придётся смириться с тем, как обстоят дела. К тому же, у меня было предчувствие, что мой будущий свёкор с нетерпением ждёт возможности стать дедушкой.
«Клянусь Юпитером, Фалько! Теперь ты, должно быть, доволен, да?» Обида, которую брат Елены питал ко мне, оказалась даже сильнее, чем я себе представлял. «Ты появляешься откуда ни возьмись и практически похищаешь единственную дочь патрицианской семьи...»
«Чепуха. Твоя сестра была рада покинуть гнездо. Ей нужен был кто-то, кто её спасёт. Елена Юстина исполнила свой долг и вышла замуж за сенатора, но куда привёл её этот брак? Пертинакс был катастрофой, предателем государства, который плохо обращался со своей женой и пренебрегал ею».
Елене пришлось так плохо, что она развелась с ним. Ты хочешь для неё этого? Теперь она со мной и счастлива.
–Ваше сожительство незаконно!
–Простая формальность.
– Вас обоих могут обвинить в прелюбодеянии.
–Мы считаем себя женатыми.
–Заявите об этом в цензорском суде.
«Я бы с радостью, но никто нас к нему не отведёт. Твой отец знает, что Хелена приняла решение и что она с мужчиной, который её обожает. Он не может выдвинуть никаких моральных возражений».
На другом конце зала танцовщица, не обладавшая достаточной техникой, откинула волосы, доходившие ей до пояса. Этот номер она выполнила очень хорошо. Я понял, что она видела, как мы спорим, и почувствовала сильное беспокойство.
Я решил закончить разговор. Я встал и приготовился вернуться к своему дивану.
–Итак, Камило Элиано, что привело вас в уважаемое Общество производителей оливкового масла Бетики?
Разгневанный молодой человек сумел успокоиться настолько, что гордо заявил:
– Мои высокопоставленные друзья! И кто привёл тебя сюда, Фалько?
«Есть еще более заслуживающие рекомендации друзья, занимающие еще более высокие государственные должности», – прямо ответил я.
Возвращение к Анакриту было почти облегчением. До того, как он приказал покушаться на мою жизнь, мы с начальником шпионской сети работали вместе. Анакрит был человеком непростым, но, как и я, умел наслаждаться жизнью. Он любил хорошее вино, крепко держал своего парикмахера и был известен тем, что иногда отпускал шутки об аристократии.
Учитывая, что император стремился сократить расходы и выступал против чрезмерных мер безопасности, Анакрит, должно быть, чувствовал угрозу. Во-первых, он, безусловно, хотел держать меня подальше. Некоторое время назад он пытался меня дискредитировать и даже замышлял казнь по приказу коварного иностранного властителя, но к тому времени я уже точно знал, в каком положении мы оба. Ну, насколько это вообще возможно, имея шпиона.
«Что случилось, Фалько? Мой молодой друг благородного происхождения донимает тебя своими злобными обвинениями?»
Я ответил, что его юному другу грозит разбить нос. Мы с Анакритом возобновили нашу обычную враждебность.
Я поднял глаза и остановил свой взгляд на полированной бронзовой лампе, по форме напоминавшей эрегированный фаллос, которая горела чистым, лишенным запаха пламенем добра.
Бетиновое масло. То ли диковинный сосуд качался сильнее, чем следовало, то ли вся комната закружилась в головокружительном кивке…
Я решил, что с меня хватит красного вина из Барсино. И
В этот самый момент, как это часто бывает, раб наполнил мою чашу. Вздохнув, я приготовился к долгому вечеру.
Должно быть, в последующие часы я выпил ещё немало, хотя и не могу сказать точно, сколько. В результате ничего интересного не произошло. По крайней мере, для меня. Другие, несомненно, бросились на риск и интриги.
Вероятно, кто-то устроил свидание с танцовщицей из Hispalis.
Похоже, это был тот фестиваль, где соблюдались все традиционные обычаи.
Я ушёл, когда атмосфера ещё была оживлённой. Я не видел ни одного упавшего в обморок, и уж точно, в тот вечер, трупов не было. Единственное, что я помню из моего последнего часа, – это тот деликатный момент, когда я взвалил амфору на плечо. Она доходила мне до пояса, и в моём состоянии её невозможно было сдвинуть с места. Молодой человек в тунике цвета овса с другого ряда лож тоже поднял тогу; он казался относительно трезвым и заботливо предложил мне нанять ещё нескольких рабов, чтобы отнести тяжёлый, громоздкий сосуд к моему дому, подвешенный на шесте. Внезапно я понял, что это лучшее решение, и мы рассмеялись. Я был слишком пьян, чтобы спросить его, кто он, но он показался мне приятным и умным человеком. Я удивился, что он пришёл на пир один.
Не знаю как, но мои ноги сами нашли путь от Палатина до Авентина. Квартира, где я прожил несколько лет, находилась на шестом этаже ветхого дома. Рабы отказались подниматься.
Я оставил амфору у подножия лестницы, спрятав её под кучей грязных тог из прачечной Лении, занимавшей первый этаж. Это была одна из тех ночей, когда моя левая нога шла в одну сторону и натыкалась на правую, которая шла в другую. Не помню, как мне удалось уговорить их помочь и отвести меня наверх.
Наконец, я проснулся от беспокойной темноты, услышав далёкие крики рыночных торговцев и спорадический звон колокольчиков на упряжи. Я понял, что шум с улицы под моим окном беспокоит меня уже давно. Было первое апреля, и улицы…
Поднялся большой переполох. Собаки лаяли на кур, а молодые петухи кукарекали от чистого удовольствия. Солнце уже давно взошло. Под тентом окна ворковал голубь, тревожно воркуя. Полуденный свет с почти болезненной интенсивностью лился через балкон.
Мысль о завтраке пришла в голову автоматически. Но тут же исчезла.
Я чувствовал себя ужасно. Сев на неудобном диване для чтения, на котором я вчера рухнул, я оглядел квартиру, что только усугубило ситуацию. Я не собирался звонить Хелене, даже извиняться. Моей девушки дома не было.
И я оказался не там, где думал.
Я не мог поверить, что сделал что-то подобное, но голова, пульсирующая от боли, подсказала мне, что я не ошибся. Я был в нашей старой квартире. Мы там больше не жили.
Елена Юстина будет у нас на новом месте и будет ждать меня всю ночь. Конечно, если она ещё не ушла от меня просто потому, что всю ночь тусовалась. Любая разумная женщина истолкует это так, будто она была с другой девушкой.
В
Наш дом представлял собой тёмную квартиру на первом этаже дома на теневой стороне площади Фонтанов. На первый взгляд, эта часть выглядела лучше остальной площади, но лишь потому, что солнце не достигало обветшалого вида, покрывавшего все эти здания, словно слой мха. Ставни облупились. Двери плохо прилегали. Жильцы часто теряли терпение и переставали платить за аренду; зачастую они предпочитали уморить себя голодом, чем быть избитыми мускулистыми головорезами арендодателя в наказание за неуплату.
Все, кто там жил, намеревались уехать: плетень корзин, владелец лавки с дверью, выходящей на улицу, хотел уйти на пенсию в Кампанию, а арендаторы менялись с такой скоростью, которая красноречиво говорила о...
Бытовые удобства (точнее, полное их отсутствие) и мы с Еленой, субарендаторы корзинщика, мечтали о побеге в роскошную виллу с водопроводом, сосновой изгородью и хорошо проветриваемыми колоннадами, где прохожие могли бы вести изысканные беседы на философские темы. По правде говоря, всё было бы лучше, чем эта тесная трёхкомнатная лачуга, где ругающиеся и ругающиеся обитатели верхних этажей имели преимущественное право прохода мимо нашей двери.
Дверь здания была отшлифована и выровнена плотницким рубанком и готова к покраске. Оставив её позади, я поплелся по коридору, заваленному сложенными вещами. В первой комнате, выходящей из коридора, стены были голыми, и мебели я не увидел. Вторая была такой же, если не считать невероятно непристойной фрески напротив входа. Елена потратила немало времени, кропотливо соскребая изображения совокупляющихся похотливых парочек и чувственных сатиров в пышных гиацинтовых венках и с флейтами, прячущихся за лавровыми деревьями, украдкой наблюдающих за происходящим. Снятие их было медленным процессом, и в тот момент все скребки и влажные губки валялись брошенными в углу. Я мог догадаться, почему.
Я продолжил идти по коридору. Под ногами доски, недавно прибитые к полу, казались твёрдыми. Я потратил несколько часов, выравнивая их.
На стене висела серия небольших греческих табличек с изображениями олимпийских сцен, подобранных Еленой. Ниша в стене создавала впечатление, будто она ждала пару домашних богов. За дверью задней комнаты я заметил незнакомый красно-белый ковёр; на нём спала лохматая собака, которая недовольно встала и ушла, когда я подошла.
–Привет, Нукс.
Накс тихонько пукнул и повернул голову, чтобы с легким удивлением осмотреть свою заднюю часть.
Несколько раз легонько постучав по дверному косяку, я открыл её. В глубине души я надеялся, что постоянный жилец вышел прогуляться, но не тут-то было.
Там была Елена. Мне следовало бы знать. Я приказал ей, что если она выйдет из дома без меня, она должна взять с собой собаку. У Елены не было причин для этого.
Да, он привык подчиняться моим указаниям, но я очень привязался к этому животному.
–Привет, кареглазый. Здесь живёт Фалько?
–Судя по всему, нет.
«Не говори мне, что он сбежал, чтобы стать гладиатором! Вот свинья!»
– Он уже достаточно взрослый. Он может делать всё, что захочет.
«Ни в коем случае», – сказал я себе. Если бы у меня сохранилась хоть капля ясности сознания, я бы вёл себя очень осторожно.
По традиции, новый офис Фалько был обставлен как спальня. Работа информатора – грязное дело, и клиенты ожидают, что атмосфера, которая их окружает, будет ошеломлять.
Более того, всем известно, что информатор тратит половину своего времени на обучение своего бухгалтера тому, как обманывать клиентов.
Оставшееся свободное время он тратит на соблазнение своей секретарши.
Моя жена откинулась на удобное изголовье кровати в форме раковины и читала греческий роман. Помимо того, что я был моим секретарем, я также выполнял обязанности бухгалтера, что, возможно, объясняло её разочарованный вид. Я не пытался соблазнить её. Высокая, молодая и талантливая, её выражение лица поразило меня, как внезапный глоток ледяного вина. Она была одета в белое, её великолепные чёрные волосы были свободно собраны по бокам двумя гребнями из слоновой кости. На маленьком столике лежали маникюрный набор, ваза с инжиром и экземпляр « Диана Газетт» . Всё это помогало ей занять время, пока она ждала возвращения своего хозяина, чьё отсутствие предоставило ей предостаточно возможностей для придумывания ядовитых ответов.
«Как вы себя чувствуете?» – спросил я, нежно интересуясь состоянием его здоровья.
«Я очень зла», – Хелена любила говорить прямо.
–Это вредно для ребенка.
«Не впутывайте в это ребёнка. Надеюсь, он не пожалеет, что его отец – тусовщик-дегенерат, чьё уважение к семейной жизни так же минимально, как и его вежливость по отношению ко мне».
«Отличная тирада, Демосфен! Ты действительно сердита, Елена, дорогая!»
– Да, и это плохо для тебя.
–Я могу объяснить, что произошло.
–Избавь себя от хлопот, Фалько.
– Я попытался придумать что-нибудь остроумное и умное. Хотите послушать?
– Нет. Я буду очень рад, когда услышу твои причитания, когда тебя увезет взвод солдат.
– У меня произошла глупая путаница. Вчера вечером я выпил слишком много и оказался не в том доме.
«Хитроумное оправдание», – ответила она с лёгкой улыбкой. «Но оно хитро лишь в том смысле, что нелепо... В чьём доме?» Подозрения рассеиваются со временем.
Я повернул голову в сторону нашей старой квартиры:
– Наш. Тот, что через дорогу. О каком вы думали?
Я привык к поведению Хелены: она постоянно критиковала меня за мои поступки, но потом я признал, что говорю ей правду. И это правда. Моя девушка была слишком умна, чтобы поддаваться обману. С неожиданным вздохом облегчения она закрыла лицо руками и разрыдалась. Это была непроизвольная реакция, но это было худшее наказание, которое она могла себе представить.
Я всё ещё был полупьяным, и, вероятно, моё зловонное дыхание выдавало это, с грустью подумал я. Я провёл рукой по подбородку и заметил жёсткую двухдневную щетину. Затем я пересёк комнату и обнял свою бедную беременную возлюбленную, воспользовавшись случаем, чтобы скользнуть на кровать рядом с ней.
Момент, когда я прилегла, чтобы утешить Елену, оказался очень кстати.
Мне нужно было лечь. Иначе последствия прошлой ночи довели бы меня до обморока.
Час спустя мы всё ещё лежали там, уютно обнявшись. Елена прижалась ко мне, глядя в потолок. Я не спал, я просто медленно приходил в себя.
«Я люблю тебя», – наконец пробормотал я, чтобы изгнать из ее головы все мрачные мысли.
«Ты точно знаешь, когда вставить романтическую фразу!» Он схватил меня за подбородок, ощетинившийся щетиной, и пристально посмотрел в мои затуманенные, усталые глаза. Елена была девушкой большой смелости, но даже она слегка побледнела. «Но хуже всего, Фалько, твой плутоватый взгляд».
– Вы очень добры.
«Я дура!» – сказала она, нахмурившись. Елена Юстина знала, что позволила втянуть себя в жалкую и неудовлетворительную жизнь, которая принесёт ей лишь сожаления. Она убедила себя, что ей нравится этот вызов. И её влияние уже облагородило меня, хотя я всё ещё умудрялся это скрывать. «Чёрт возьми, Марко, я думала, ты поддался безумию оргии и оказался в объятиях какой-нибудь танцовщицы».
Я улыбнулся. Даже если Хелена беспокоилась обо мне до раздражения, всегда оставалась надежда.
«Да, на банкете была танцовщица, но я не имел к ней никакого отношения. Она была одета как Диана, в очень откровенный наряд и весь танец откинулась назад, чтобы все взгляды были прикованы к ней...»
–На тарелке, если вы благоразумны.
– Вот именно, – заверила я свою любимую.
Елена крепко обняла меня. Неожиданно у меня вырвалась отрыжка.
–А я думал, тебя ограбили, и ты истекаешь кровью в какой-нибудь одинокой канаве.
«Слава богу, ничего подобного не произошло. У меня с собой было ценное количество соуса высшего качества, который я получил на банкете в подарок для своей возлюбленной, чья беременность развила в ней ненасытную тягу к самым дорогим соусам».
– Мой безупречно хороший вкус! Для взятки – более чем достаточно!
Елена, всегда справедливая, дала согласие.
–Это целая амфора.
– Вот как надо проявлять раскаяние!
–Мне пришлось одолжить пару рабов, чтобы привезти ее домой.
– Мой герой! Так ты из Бетики?
–На печати на крышке написано Гадес.
– Вы уверены, что это не одна из тех дешевых, которые привозят из Мурсии?
«Я что, похож на второсортного торговца тунцом? Потроха макрели высшего качества, обещаю». Он не пробовал эскабеше из амфоры, но был уверен в своих словах. Учитывая качество еды, поданной на банкете, приправы должны были быть превосходными. «Так что, простите меня?»
«Потому что я не знаю, где ты живешь?» – саркастически заметила она.
– Да, мне действительно стыдно.
Елена Юстина улыбнулась мне:
«Боюсь, тебе придётся столкнуться с ещё более неловкими обстоятельствами. Видишь ли, Марко, дорогой мой… я так переживала из-за твоего отсутствия, что с первыми лучами солнца помчалась к Петронию Лонгу…»
Петроний, мой лучший друг и следователь городской стражи, тоже довольно саркастически отнесся к моим выходкам. Елена приятно промурлыкала. «Она ужасно волновалась, Марк. Я поговорила с Петронием и настояла, чтобы он приказал своим офицерам искать тебя повсюду…»
