Текст книги "Лучшая половина мафии (Крестная мать)"

Автор книги: Линда Ла Плант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)

Фредерико улыбнулся мальчишеской улыбкой.

Константино, рассмеявшись, налил виски в три стакана.

– Ладно, ребята, предлагаю тост, который никто чужой не поймет: выпьем за нас. Думаю, Фредерико прав: полиция схватила Пола Кароллу, убийца Майкла сидит за решеткой. Каролле конец, он никогда не выйдет на свободу.

Братья чокнулись.

– За Майкла, пусть покоится с миром и оставит нас в покое.

Они выпили, и Альфредо швырнул пустой стакан в камин. Стекло со звоном разбилось. За ним то же самое сделал Константино, потом Фредерико. Некоторое время братья стояли молча, виновато глядя на разбитые стаканы. Первым подал голос Константино:

– Ч-черт, мама с ума сойдет! Это был ее л-лучший хрусталь!

Охрана проводила Кароллу в маленькую комнатку для свиданий. Он сразу прошел к столу и положил ладони на пуленепробиваемую стеклянную перегородку, разделяющую заключенного и посетителя. По другую сторону перегородки Лука широко улыбнулся и положил ладонь на стекло со своей стороны. Каролла посмотрел на двух охранников, потом на сына и, прижимая губы к самому микрофону, хрипло зашептал:

– Я знаю, что ты сделал. Тебе нужно срочно убираться из Палермо. Я хочу, чтобы ты был подальше и от меня, и от этого города. Приказываю тебе, слышишь, Лука?

Лука небрежно держал трубку в руке. Одна его тонкая, почти невидимая светлая бровь чуть изогнулась, только это указывало, что он услышал отца. Когда Лука заговорил, его тихий шепот прозвучал как-то странно:

– Мне известно его имя, так что все будет в порядке.

Лука надел очки с зеркальными стеклами и помахал крошечным клочком бумаги.

Крысиные глазки Кароллы забегали. Он снова покосился на охранников, пытаясь понять, слушают ли они их разговор. Неужели Лука смог выяснить имя нового свидетеля? Вместо глаз сына он теперь видел только собственное отражение в зеркальных стеклах. Уродливое жирное лицо с двойным подбородком, к тому же искаженное отражением, даже самому Каролле показалось отвратительным.

Лука аккуратно разгладил клочок бумаги и приложил его к стеклу. На бумаге его тонким старомодным почерком было выведено имя свидетеля обвинения.

У Кароллы внутри все перевернулось, во рту появился горький привкус желчи, к горлу подступила тошнота, но он не мог оторвать глаз от узенькой полоски бумаги и снова и снова читал это имя: «Дон Роберто Лучано».

Водитель дона Роберто по радиотелефону сообщил охранникам на воротах, что через несколько минут они подъедут к вилле. По переносной рации сообщение было передано охране на крыше, и последний участок пути был тщательно осмотрен в полевые бинокли.

Вилла сияла огнями. Машина остановилась, но дон вышел не сразу, ожидая, пока откроют дверь. Его взгляд замечал все, не упускал ни единой мелочи. День выдался тяжелый, изнурительный, дон с десяти утра давал показания, вызывая в памяти болезненные воспоминания, бередя старые раны. Но сейчас он стоял совершенно прямо, на несколько дюймов возвышаясь над собственными телохранителями, и улыбался.

Потрепав слугу по щеке, он тихо поблагодарил его:

–  Grazie.

Дон стал подниматься по белым ступеням, и в ту самую минуту, когда он ступил на веранду, дверь открылась. Каждая спальня большой виллы была занята членами его семьи. И среди них не было ни одного, кто бы инстинктивно не почувствовал его присутствия. Дон Роберто Лучано вернулся домой.

Глава 17

Семья дона Лучано собралась за обеденным столом. Его сыновья, невестки, внуки, внучка и племянник – все сидели и громко разговаривали между собой. Только стул с высокой спинкой, похожий на королевский трон, пустовал, дожидаясь  Il Papa.

Грациелла первая увидела, что он входит в комнату. Ее стул, стоящий прямо напротив стула дона Роберто, в противоположном торце стола, находился ближе других к двойным дубовым дверям. Грациелла даже успела уловить смущенное выражение, промелькнувшее на лице мужа. Увидев всю семью в сборе, дон Роберто покраснел от удовольствия и немного растерялся, не зная, как их приветствовать.

Сыновья встали из-за стола, чтобы поздороваться с отцом за руку. Он поцеловал каждого, тепло улыбнулся невесткам и обратился к каждой по имени:

– София, Тереза, Мойра, добро пожаловать на виллу. – Дон Роберто посмотрел на Розу и улыбнулся ей особой улыбкой. – Добро пожаловать, Роза, наша прекрасная невеста, и ты, Эмилио. – Два внука смотрели на деда во все глаза, открыв рты. Подойдя сначала к одному, потом к другому, дон Роберто поцеловал каждого в лоб, обхватив детское личико своими большими ладонями. – И наконец, последние по порядку, но не по значимости, мои внуки. Милости просим, дорогие мои.

Грациелла подняла бокал и провозгласила тост:

– За папу.

Все выпили. Дон Роберто удивил всех родственников тем, что прослезился.

– Это от счастья, – пояснил он. – Я очень рад, что вы все собрались здесь. А теперь давайте есть, пока мамин обед не остыл.

Дон Роберто достал носовой платок и громко высморкался. Младший внук, используя вместо платка салфетку, последовал примеру деда, вызвав всеобщий смех.

За столом вино лилось рекой. Дон сумел сделать так, что каждый почувствовал себя желанным гостем, для каждого у него нашлись теплые слова, адресованные только ему. Грациелла принесла хлопушки, оставшиеся от Рождества, и все с громким смехом и радостными возгласами принялись их взрывать. Дон Роберто первым надел на голову ярко-розовый бумажный колпак. К тому времени, когда подали мороженое и сладости, ему успели прикрепить к носу черные пластиковые усики, а младший внук забрался на колени к деду. Старший устроился на подлокотнике его стула, обнимая деда за плечи.

Только Грациелла догадывалась, каким усталым должен быть ее муж после целого дня, проведенного с Эммануэлем. Кроме нее, никто из присутствующих не знал о намерениях дона, никто не мог даже предположить, что их мир вот-вот рассыплется на части.

На следующее утро вилла «Ривера» гудела от голосов, детского смеха и других звуков, которыми бывает наполнена жизнь большой семьи. Подарки жениху и невесте, по мере того как их доставляли, складывали в гостиной. Почти каждый подарок сопровождался подковой или свадебными колоколами, но лишь дон и его жена знали, что, перед тем как внести в дом, каждую посылку раскрывали, тщательно проверяли и снова заворачивали. Только дон Роберто и Грациелла знали, что делают все эти люди на крыше, в конюшнях, в саду и другие, которые сверяют имена каждого входящего или выходящего со списком персонала, нанятого для организации свадебных торжеств.

Прокурору Джулиано Эммануэлю пришлось принять не менее строгие меры предосторожности, чтобы чувствовать себя в безопасности в собственном доме. Предыдущий день выдался тяжелый, прокурор допоздна засиделся в своем домашнем кабинете, обрабатывая пленки с записью показаний Роберто Лучано, и за ночь Эммануэль не успел восстановить силы. Лишь в одиннадцатом часу он поехал на работу, где также бросались в глаза усиленные меры безопасности. Приехав, он далеко не сразу смог войти в свой кабинет: всяческие проверки занимали много времени, но Эммануэль, каким бы он ни был усталым и раздраженным, не мог пожаловаться на то, что охранники внимательно изучают его документы и сличают лицо с фотографией. Он сам настаивал на строжайших мерах безопасности.

Закрыв дверь кабинета, Эммануэль бросил портфель на рабочий стол. Не снимая пальто, плеснул себе в стакан неразбавленного шотландского виски и выпил, затем налил еще одну порцию, на этот раз разбавив виски содовой. Взяв стакан, он отнес и поставил его на рабочий стол, потом снял пальто и повесил на спинку стула.

Эммануэль знал, что если он чувствует себя как выжатый лимон, то дону Роберто должно быть еще хуже. Они с доном договорились, что за выходные Эммануэль занесет его записанные на магнитофон показания в компьютер. На протяжении последних недель они каждый день меняли место встречи, ухищрения, на которые приходилось идти, чтобы дон мог войти в очередное здание и выйти из него неузнанным, можно было бы назвать даже нелепыми, если бы дело не обстояло так серьезно. Все магнитофонные записи, прежде чем они попадут в суд, должны быть расшифрованы, и к тому времени Эммануэлю нужно подготовить список всех проблем, возникших в связи с предыдущими показаниями, и предполагаемых вопросов.

Эммануэль вынул из портфеля пленки, пододвинул магнитофон поближе и поставил пленку номер четыре, записанную в последний раз. Из-за слишком сильной громкости голос дона искажался, и Эммануэль прикрутил звук. Затем он открыл ноутбук и включил текстовый процессор.

Перед началом записи он набрал на клавиатуре текст:

«Показания Роберто Лучано, часть четвертая. Двенадцатое февраля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года».

Эммануэль работал до начала первого. Когда ему нужно было что-то уточнить или возникала какая-то неясность, он перематывал пленку назад и слушал нужный фрагмент снова, постоянно сверялся с записями предыдущих показаний, которые он уже обрабатывал раньше. Наконец он нажал клавишу «выполнить». Ничего не произошло. Нажал снова. Компьютер «завис», Эммануэль не мог не только выполнить задачу, но даже выйти из программы. Неожиданно на экране вспыхнула надпись: «Сбой энергоснабжения». Эммануэль молча в ярости смотрел на ненавистные слова, от всей души желая, чтобы произошло чудо и надпись исчезла. Дело в том, что вопреки всем инструкциям он не сделал резервную копию своих дисков и не сохранил изменения, которые вносил по ходу работы. Но чуда не произошло, и у него не оставалось иного выхода, кроме как выключить компьютер, чтобы устранить «зависание» и потерять все, что он сделал с начала рабочего дня.

Эммануэль потянулся к выключателю, кляня на чем свет стоит собственную глупость, когда зазвонил телефон. Он был так поглощен своими мыслями, что звонок заставил его вздрогнуть. Потянувшись к телефону, Эммануэль опрокинул стакан и, пытаясь не дать ему упасть на пол, выронил телефонную трубку. Она повисла на шнуре, ударяясь о боковую поверхность стола.

Из болтающейся трубки ему был слышен обеспокоенный голос жены, она спрашивала, что случилось. Крикнув жене, чтобы она не вешала трубку, Эммануэль потянул за провод. Но скрученный пружиной провод зацепился за угол стола. Снова выругавшись, Эммануэль провел пальцами по краю стола, чтобы снять провод. Внезапно он вздрогнул и отдернул руку, как будто его ударило током.

– Алло? Ты слушаешь? Алло? – кричала жена.

Эммануэль быстро схватил трубку.

– Я тебе позже перезвоню. Нет, ничего не случилось, просто я занят, перезвоню позже.

«Ничего не случилось? Господи Иисусе! Как бы не так!»

Эммануэль бросил трубку на рычаг и с бьющимся сердцем снова ощупал нижнюю поверхность столешницы. Он точно знал, что именно обнаружил на своем столе. Запаниковав, Эммануэль крикнул охраннику, стоявшему в коридоре, чтоб тот вошел внутрь. Потом подбежал к двери и распахнул ее.

Охранник оказался в дальнем конце коридора. Он шепотом переговаривался о чем-то с другим своим коллегой.

– Идите сюда! Да пошевеливайтесь же! – приказал Эммануэль.

Его кабинет прослушивался. Кто и как установил в нем «жучки», сейчас было не так уж важно, главный вопрос заключался в другом: когда это произошло? Как много пленок с записями показаний Лучано, его собственных телефонных разговоров было подслушано? Нервы Эммануэля были на пределе. Побелев от ярости, он уставился на компьютер. Может, кто-то его испортил или, хуже того, получил несанкционированный доступ к дискам?

Как это часто бывает, женщинам в последний момент понадобилось еще что-то купить, и они отправились по магазинам. Роза, не захотевшая пойти с ними, осталась в саду с Эмилио. Они выглядели совсем юными, пожалуй, даже слишком юными, чтобы вступать в брак.

Когда машина проезжала мимо них, жених и невеста помахали ей вслед. Оглянувшись на племянницу, София только сейчас заметила, что за ними в непосредственной близости следует другая машина. Но и тогда она не сразу поняла, в чем дело. Только когда лимузин, проехав по подъездной аллее, выехал за ворота и оставил позади стоящих у ворот охранников, женщины поняли, что их сопровождают, и удивились, что какая-то невинная поездка по магазинам требует столь тщательных мер безопасности. На все вопросы Грациелла отвечала только, что так пожелал дон Роберто и что лишняя пара рук не помешает, когда придется нести покупки.

– Охранник сидел у них на переднем сиденье рядом с водителем, а за ними ехала машина с еще двумя охранниками. Ладно, я понимаю, папа очень серьезно относится к предстоящему процессу, но, ребята, ведь охрана повсюду, можно подумать, это не вилла, а Форт-Нокс!

Константино пожал плечами. Он не высказал своих соображений вслух, однако не хуже Фредерико видел, какие принимаются предосторожности. Они не смогли продолжить обсуждение этой темы, потому что появился их отец. К немалому удивлению сыновей, дон Роберто был в ковровых шлепанцах.

– Альфредо откопал свой старый мотоцикл, и представляете, мотор заводится! Мотоциклом не пользовались лет десять, он местами поржавел, но Альфредо привел его в порядок. – Дон Роберто произнес это с таким изумлением, что Константино рассмеялся.

– Папа, разве ты забыл, что ему еще не было двенадцати, а он уже умел разобрать любой мотор и собрать его обратно!

– Ах да, запамятовал – старею…

Фредерико подтолкнул брата, чтобы тот спросил об охранниках. Константино уже собрался заговорить о том, что их волновало, как вдруг взревел мотоцикл – это Альфредо забавлялся со своей старой игрушкой. Все трое двинулись в дальний конец веранды. Внизу во дворе Альфредо остановился перед ними и поднял голову. Его лицо было перепачкано машинным маслом, руки измазаны в чем-то черном по самые локти.

– Хотите посмотреть, как эта штука ездит? Это же «Харлей», а они вечные. Папа, не желаешь прокатиться?

У Альфредо и в мыслях не было, что отец может согласиться, но он спросил так, как будто подзадоривает его, не особенно рассчитывая на ответ. Когда же дон Роберто вдруг согласился, он сразу заволновался, пошел на попятный и предложил отцу просто понаблюдать со стороны. Однако отец загорелся этой мыслью, и его уже невозможно было отговорить.

Дон Роберто неуклюже оседлал заднее сиденье мотоцикла.

– Что, думаешь, я слишком стар? Я когда-нибудь тебе рассказывал, как, бывало, мы с Майклом ездили в город на его «Ламбретте»?

Выражение лица Альфредо изменилось, он отвернулся и пробурчал:

– Я не Майкл, папа, и это не мотороллер. Так ты едешь или нет?

Дон обхватил сына руками за талию.

– Теперь обо мне позаботишься ты.

Старый «Харлей» носился по саду, делая круг за кругом. Дон Роберто сидел позади Альфредо, прижимаясь к его спине, и, радуясь как ребенок, смеялся от восторга. Когда они в третий раз проносились мимо веранды, он помахал сыновьям рукой и крикнул:

– Это просто здорово!

Вернувшись из города в половине пятого пополудни, женщины увидели такую картину: Фредерико и Константино сидели на веранде, а Альфредо с Карло, Нунцио и доном Роберто играли на лужайке в теннис. Грациелла заметила, что одна из ее цветочных композиций безнадежно испорчена, но промолчала.

Младший внук, Нунцио, первым увидел бабушку и побежал вниз по ступеням веранды.

– Бабушка, бабушка, дедушка катался на мотоцикле и упал!

Грациелла ахнула и всплеснула руками. Фредерико рассмеялся:

– Не волнуйся, мама, с ним ничего не случилось.

Дон Роберто позвал мальчиков обратно на лужайку и продемонстрировал подачу, посылая мячи по всему полю. Установилась настолько непринужденная, спокойная обстановка, что одного из охранников даже уговорили побыть в роли мальчика, подающего мячи. Дон Роберто окликнул жену:

– Знаешь, Грациелла, этот парень, оказывается, отличный механик. Он починил свой старый мотоцикл.

Дон обнял Альфредо.

– Я люблю тебя. Может, я иногда бывал с тобой слишком суров, но мы это исправим. Ты мой сын.

Альфредо не помнил, чтобы когда-нибудь был так счастлив, как в эту минуту. Братья, смотревшие на него с веранды, испытывали облегчение и радостное чувство семейного единения.

Константино спросил Фредерико, не имеет ли он отношения к этой перемене и не он ли поговорил с отцом об Альфредо. Фредерико отрицательно помотал головой. У него почти не было времени побыть с отцом наедине и уж тем более поговорить с ним о брате.

– Ты тоже заметил, что он изменился, правда? А как он часто повторяет, что стал стареть… Может, он собирается передать нам бразды правления? Я бы не сказал, что это преждевременно.

– Гм… может, именно об этом он собирается объявить сегодня вечером?

Фредерико кивнул:

– Да, возможно. А мы у него спросим насчет этой армии, которую он собрал на вилле. Готов поспорить, ее содержание обходится в целое состояние.

Грациелла повязала мужу галстук-бабочку и улыбнулась: дон Роберто выглядел безупречно.

– Ты собираешься рассказать им сегодня? – спросила она.

– Да, сегодня.

Грациелла поправила лацкан его смокинга, хотя он и без того безупречно сидел на стройной фигуре дона.

– Мне понравилось, как ты нынче держался с мальчиками, особенно с Альфредо. Он тебя очень любит, да и не только он, все сыновья. Наверное, это твое решение помогло тебе свободно выразить свою любовь к ним.

– Пришло время, чтобы душа Майкла обрела покой. Может, после того как наши сыновья узнают о моем решении, у них поубавится любви ко мне.

Лицо дона посуровело. «Неужели все его внимание к сыновьям и нежная забота – лишь способ подготовить почву для того, чтобы все, что он задумал сделать, прошло более гладко?» – подумала Грациелла. У нее пересохло в горле, она поспешно сморгнула неожиданно выступившие слезы.

– Майкл был их братом, они поймут. Я уверена, что наши сыновья поддержат твое решение.

– У них нет выбора. – Дон нежно дотронулся до щеки жены и взял ее за подбородок. – Не волнуйся, дорогая, и ничего не рассказывай женщинам – до поры до времени. Пусть их мужья, мои сыновья, сами им расскажут. Так будет лучше.

Грациелла позвала женщин, сказав, что мужчины уезжают. Те небрежно помахали им, смеясь и оживленно переговариваясь между собой. В каком-то смысле женщинам даже хотелось, чтобы мужья поскорее уехали и оставили их одних. Всеобщее возбуждение объяснялось тем, что София собиралась показать им свадебное платье невесты.

Сыновья Константино, уже выкупанные и переодетые в одинаковые пижамы, выбежали проводить отца. Константино велел им пообещать, что в его отсутствие они будут хорошими мальчиками. Глядя на их сияющие, улыбающиеся мордашки, он не сдержался и, перескакивая через две ступеньки, взбежал по лестнице, еще раз обнял каждого, прижимая к себе головки с влажными после мытья волосами, поцеловал и пожелал спокойной ночи. Константино покинул виллу последним.

София повела Розу наверх, чтобы примерить подвенечное платье. Тем временем Мойра и Тереза остались внизу, распаковывая подарки и выкладывая их для всеобщего обозрения в гостиной. Грациелла уложила обоих внуков в большую двуспальную кровать, заботливо подоткнула одеяло и подождала, пока мальчики произнесут вечернюю молитву. Вечер был теплый, и Грациелла оставила ставни приоткрытыми. Подойдя к окну, она с удивлением заметила, что охранники собираются у ворот. Грациелла посмотрела на часы: пятнадцать минут девятого, а их должны сменить только в десять. В это время послышался голос Розы, радостно сообщавшей, что она готова. Все поспешили в холл и стали ждать, когда невеста спустится по лестнице.

Роза медленно вышла на верхнюю площадку лестницы. Собравшиеся внизу женщины восхищенно ахнули. Платье было с длинными рукавами и глубоким декольте; тонкую талию невесты выгодно подчеркивала пышная, со множеством оборок, длинная юбка с кринолином, навевающая воспоминание об эпохе королевы Виктории. Спереди подол был чуть короче, а сзади переходил в небольшой шлейф. Кремовый атлас платья сверкал тысячами крошечных жемчужин, образующих мотивы из маргариток, перекликающиеся с маргаритками в венке, к которому прикреплялась вуаль. Платье идеально подходило смуглой темноволосой Розе, превращая ее в сказочную принцессу.

Переполненная счастьем Роза медленно спустилась по лестнице. При ходьбе юбка колыхалась, и со шлейфом, кажется, никаких проблем не возникло.

Девушка приложила ладони к раскрасневшимся щекам.

– Ах, мама, я так счастлива!

Эммануэль настоял на том, чтобы его жена и дочь с соблюдением строжайших мер безопасности были вывезены из Палермо этой же ночью. Семья была для него превыше всего, и его бросало в дрожь от мысли, что его близких могут похитить.

Его контора кишела полицейскими, пытавшимися выяснить, каким образом, несмотря на постоянную охрану, удалось установить в его кабинете подслушивающее устройство. Полиция тщательно изучала личные дела охранников, стоявших на дежурстве в последние несколько недель. Эммануэлю было приказано рассчитать всех нынешних охранников и поставить новых. Полиция проверила на предмет подслушивающих устройств кабинеты всех других прокуроров.

Эммануэль был вне себя от гнева. Он отстранил от должности начальника охраны. Тщательно охраняемая тайна – имя его главного свидетеля – раскрыта, и совершенно ясно, что этому свидетелю теперь угрожает смертельная опасность.

Когда он попытался отдавать приказы, полицейские начальники с застывшими лицами, похожими на каменные маски, явно не горели желанием их исполнять, а когда они все же что-то делали, то, на взгляд Эммануэля, они делали это невыносимо медленно. Никто не желал признавать себя виноватым, и все намекали, что с самого начала руководство всей операцией в целом никуда не годилось. Споры и критика продолжались до тех пор, пока Эммануэль не рявкнул, что, если с Роберто Лучано что-то случится, если хотя бы волос упадет с его головы, он возложит всю ответственность на полицию.

Эммануэль получил полный список людей, имевших отношение к охране Роберто Лучано, только после девяти часов. В основном это были надежные, не раз проверенные люди, но дополнительные охранники, нанятые доном, наверняка не были как следует проверены. Так как Эммануэль уже подчеркивал, что очень опасно обсуждать ситуацию с кем-либо, кроме самого дона, решение вопроса откладывалось. В конце концов Эммануэль принял на себя роль гонца, доставляющего дурные вести.

Он знал, что вся семья должна была собраться на вилле «Ривера». В какой-то степени эта мысль его успокаивала: он считал, что у себя на вилле, в окружении сыновей, дон будет в безопасности. Грациелла не сразу согласилась сказать Эммануэлю название ресторана, в который отправились мужчины, хотя она и знала, кто он такой. Эммануэль оказался в трудном положении: с одной стороны, ему нужно было убедить Грациеллу в серьезности положения, с другой – не запугать ее, к тому же он не знал, насколько синьора Лучано осведомлена о делах мужа. Стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, прокурор сказал только, что дело не терпит отлагательств и что ему крайне необходимо связаться с доном лично.

Наконец он услышал номер телефона ресторана «Сан-Лоренцо». Однако дозвониться не удалось, линия была постоянно занята. Эммануэль в досаде уже пожалел, что взял эту миссию на себя. Подумав, он решил, что самое безопасное – да, пожалуй, и единственное, что ему остается, – это поехать самому и поговорить с доном Лучано лично. К тому времени часы показывали четверть одиннадцатого.

Дон выбрал для ужина с сыновьями и племянником свой любимый ресторан по двум причинам. Во-первых, он являлся его фактическим владельцем и хорошо знал персонал. Во-вторых, на втором этаже ресторана имелся отдельный кабинет, безопасность которого очень легко обеспечить. Основной зал ресторана на ночь закрывался, так что после их прибытия двери должны быть заперты.

Дон Лучано приказал, чтобы в тот вечер их обслуживало ограниченное число людей. Телохранители должны были есть в нижнем зале, а водителям был отдан приказ ни на секунду не покидать машин и вернуться к ресторану в пятнадцать минут первого. Машины семейства Лучано хорошо известны, поэтому их нельзя было оставить на улице возле ресторана.

Мужчины вошли в отдельный кабинет только после того, как телохранители тщательно осмотрели каждый уголок. Когда они расселись вокруг резного дубового стола, на часах было девять.

Эммануэль доставил свою семью в безопасное место. Ему и самому предстоял еще долгий путь. Он направлялся в ресторан «Сан-Лоренцо».

Проехав примерно миль десять, он услышал громкий хлопок: лопнула задняя шина. Машину повело, Эммануэлю с большим трудом удалось затормозить на обочине. Нервы его были напряжены до предела, руки дрожали. Все еще сидя за рулем, он несколько раз повторил вслух: «Это всего лишь лопнула шина, лопнула шина». Но, пытаясь успокоить себя, он почти не сомневался, что в него стреляли.

Эммануэль тяжело дышал, в горле пересохло. С бешено бьющимся сердцем он открыл дверь… и вздохнул с облегчением: у него действительно лопнула шина.

Женщины оживленно обсуждали, кто в чем был одет на своей свадьбе. Грациелла не присоединилась к общей беседе. Она снова и снова прокручивала в голове разговор с Эммануэлем. Что случилось? Зачем ему срочно понадобился дон? Не придя ни к какому заключению, женщина попыталась думать о другом. Она устала, день был долгий, насыщенный, а завтрашний обещал быть еще более напряженным. К семи утра уже должны были прибыть сотрудники фирмы, обслуживающей свадьбы. Грациелла, которая очень серьезно относилась к любой мелочи, собиралась встретить их и проследить, чтобы все было сделано как следует.

Мойра подшучивала над Розой, заявляя, что самый полезный сон – до полуночи и невесте давно полагается лежать в постели. На лестнице пробили часы. Грациелла сверила свои часики и стала собирать со стола кофейные чашки и ставить их на поднос. София вызвалась убрать и предложила Грациелле сесть и расслабиться, но та отказалась от помощи. Придерживая перед свекровью дверь, София тихо заметила:

– Если не ошибаюсь, мама, вы собираетесь нагрянуть без предупреждения к своим внукам и проверить, чем они там без нас занимаются?

Грациелла рассмеялась и, выходя, бросила через плечо, что София прочла ее мысли.

В пятнадцать минут двенадцатого проезжавший мимо грузовик остановился, и водитель предложил Эммануэлю помощь. Вместе они сняли проколотое колесо и осмотрели при свете фонаря запасное. На вид оно казалось почти совсем спущенным.

Грациелла тихо открыла дверь в спальню, где поселили детей. Мальчики лежали на кровати лицом друг к другу, Карло покровительственно положил руку на плечо младшего брата. В большой двуспальной кровати они казались совсем крошечными, невинными младенцами, и при виде этой умиротворенной картины Грациелла не смогла сдержать улыбки.

Убедившись, что дети благополучно спят, Грациелла собиралась уже выйти, как вдруг услышала какой-то звук, словно с крыши упала черепица. Она на цыпочках подошла к окну и обнаружила, что щель между створками ставней чуть шире, чем она ее оставляла. Грациелла взглянула в окно. На лужайке было пусто. Она посмотрела вдаль, в сторону главных ворот. В темноте были видны маленькие светящиеся красные точки – огоньки сигарет охранников, стоящих у главных ворот. Охрана ждала возвращения дона. Грациелла тихо закрыла ставни, но в последний момент защелка громко звякнула, и женщина затаила дыхание, боясь, что разбудила мальчиков. Она повернулась к кровати.

Ни один из внуков даже не шелохнулся, они лежали в тех же самых позах, что и раньше. Теперь, когда глаза Грациеллы привыкли к сумраку, она разглядела на подушке между головами мальчиков темное пятно. Не понимая, что это, она подошла ближе и склонилась над мальчиками. Темная жидкость пропитала их подушки.

В гостиной Роза хихикала над шуточками Мойры, когда весь дом содрогнулся от страшного крика. Роза первая увидела потрясенное и перекошенное от страха лицо бабушки. Грациелла стояла на площадке второго этажа, в ее расширенных глазах застыло выражение ужаса.

Оттолкнув Розу, София бросилась вперед, и прежде чем девушка успела опомниться, она была уже на середине лестницы.

– Мама, что случилось?

Грациелла схватила Софию за руку, пытаясь ее остановить, и со слезами стала умолять ее не входить в комнату.

– Что случилось, мама? Что там? – спросила Тереза.

Не добившись ответа, она последовала за Софией, когда та издала страшный низкий стон, перешедший в пронзительный визг:

– Мои малютки!

Поднявшиеся наверх женщины увидели в открытую дверь душераздирающую картину: София упала поперек кровати, прижимая к себе безжизненные тела мальчиков. По подушкам расплылось большое красное пятно. Убив каждого мальчика выстрелом в висок, убийца развернул их на кровати лицом друг к другу, так что следы от пуль оказались не видны, и положил руку Нунцио поверх одеяла на плечо младшего брата.

Сейчас пулевые отверстия были заметны. София, испачканная кровью сыновей, рыдала над их бездыханными телами, трясла их, стараясь оживить, отталкивала Грациеллу, попытавшуюся ее поднять. Она никого к себе не подпускала и кричала, чтобы ее оставили в покое.

Эммануэль ждал, пока накачают запасное колесо. Механик автосервиса посмотрел на шкалу манометра, затем наклонился, чтобы пощупать шину. Удовлетворенный результатом, стал отсоединять насос. Эммануэль нервно расхаживал взад-вперед, то и дело посматривая на часы. Было около половины двенадцатого.

Водитель дона Роберто постучал в дверь ресторана. Дожидаясь, пока ему откроют, он слышал внутри музыку и пение – записанную на пленку арию из оперы Пуччини «Турандот» в исполнении Паваротти. Музыка играла очень громко, водитель отошел на несколько шагов и посмотрел на ярко освещенные окна второго этажа. Потом постучал снова. Тем временем подъехал второй водитель. Водитель дона Роберто чувствовал, что что-то не так, дверь давно должны были открыть – если не один из телохранителей, то хотя бы официант.

Дверь черного хода тоже оказалась запертой. В окнах кухни горел свет, внутри продолжал звучать голос Паваротти, вроде бы он стал даже громче, или двоим мужчинам, которые все больше волновались, это только показалось. Они стали бить в дверь парадного входа ногами – безрезультатно. Тогда они несколько раз выстрелили в замок и выбили его.

Дверь распахнулась. В пустом ресторане ничто, казалось, не давало повода для беспокойства. На покрытых свежими скатертями столах уже лежали столовые приборы, все было готово к утреннему открытию. Ни один стул не был даже сдвинут с места. Но в зале не было ни телохранителей, ни работников ресторана.

Мужчины остановились рядом, с пистолетами на изготовку. Водитель дона Роберто медленно двинулся к двери с табличкой «Кухня». Когда он пнул дверь ногой, та свободно закачалась на петлях туда и обратно.