Текст книги "Отравленный памятью (ЛП)"

Автор книги: Лина Манило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

24. Арчи

И она рассказывает мне.

О том, что в детстве любила лазить по деревьям, растущим вдоль дороги на городской площади; как разбивала колени в кровь – до самого мяса, бегая по крышам гаражей, но никогда не плакала; о маленьком мальчике с синими глазами, который так трогательно подкладывал ромашки в почтовый ящик. О своём деде, воспитавшем её, но так рано ушедшем из жизни, что это стало самой большой и жгучей болью. Она не говорит об этом напрямую, скрывая тоску под полуопущенными тёмными ресницами, но мне, потерявшему однажды, понятно и без лишних пояснений.

Её рассказы – просты и бесхитростны, а мне с каждым произнесённым словом становится всё интереснее, что именно осталось за кадром. Хочется влезть под её бледную, будто не тронутую лучами летнего солнца, кожу и узнать все секреты.

И это желание – вторгнуться в её личное пространство – растёт и крепнет с каждой проведённой наедине минутой. Не могу больше сдерживать себя. Устал думать и размышлять о последствиях. Хочется отпустить вожжи, плюнуть на всё и просто поцеловать её.

Интересно, оттолкнёт или нет?

Никогда такого со мной не было раньше. Наташа – бесконечно любимая моя Нат – не имела от меня секретов. Я знал, что тревожит её, кто обижает, о чём она думает и мечтает. Мы так долго находились вместе, что сроднились, сплетясь однажды душами под раскидистой кроной старой вишни. Может, это и звучит банально, но только смерть и смогла разлучить нас, потому что, по сути, я никогда не боялся её потерять, хоть с Наташей порой бывало слишком сложно. Моя огненная девочка никогда не знала покоя, увлекая всякого, кто рискнул попасть в её окружение, в вихрь своих диких и необузданных эмоций.

Но никогда после её гибели меня не интересовала ни одна девушка как личность. Да, это жестоко, мерзко, отвратительно, но каждую рассматривал только как сексуальный объект, и никак иначе. Даже не задумывался, что, кроме Наташи может существовать в этой Вселенной та, кто способна проникнуть под рёбра.

Но Кристина...

С первого взгляда показалось, что между нами много общего. Нас роднит боль – внутренняя, затаённая, что липкой жирной плёнкой затянула всё нутро. И только глаза выдают, насколько ей плохо. Насколько вообще может быть плохо человеку.

Я давно уже не верю в любовь с первого глаза – только лишь в возбуждение, страсть, похоть. Только эти ощущения возникают первыми, если встречаю симпатичную девушку. Любовь – нечто большее, что не рождается на фоне красивой внешности.

Но сейчас, слушая эти бесхитростные рассказы, всё больше понимаю, что Кристина нравится мне. Как человек, как женщина. Она та, которую захочу увидеть завтра и послезавтра, хотя разве это возможно представить? Думал, что уже нет. Но жизнь вносит свои коррективы.

Любовь ли это? Не знаю. Но мне интересно с ней. И хочется верить, что это взаимно.

– Я тебя не слишком утомила своими россказнями? – спрашивает Кристина. – Что-то я сама себя не узнаю – разболталась, аж неудобно.

В серых со стальным отливом глазах мелькает страх. Протягиваю руку и дотрагиваюсь до её, сжатой в кулак, ладошки. Кристина нервничает, я вижу это, а мне так хочется её успокоить, только не знаю, каким образом. Что сказать, чтобы она поверила, что у меня нет умысла причинять ей боль? Хотя разве мне можно хоть в чём-то доверять?

– Совсем нет. – Улыбаюсь, наблюдая, как от моих прикосновений её рука расслабляется. – Я вообще-то любознательный товарищ.

– Ты? – смеётся Кристина. – Неужели тебя что-то, кроме мотоциклов интересует?

Ну, не только мотоциклы. Девушки, например, меня тоже очень интересуют, но не Кристине же об этом рассказывать. Не сейчас, не здесь, не ей.

– Ещё меня волнует музыка, хороший алкоголь. – Ладно, любой, но и об этом не будем. – Здоровье близких людей меня тоже беспокоит. Скорость, ощущение полной свободы. Как видишь, у меня много интересов.

– Типично холостяцкий набор, – говорит и чуть наклоняет в бок голову, глядя на меня.

– Ну, что поделать? – пожимаю плечами, беру яблоко и принимаюсь вертеть его в руке. – Такой уж я.

– Быть холостяком не такой уж страшный грех. Даже убеждённым. Не всем по душе семейная жизнь, поэтому тут нечего стесняться.

– А ты?

– Что я? – удивляется Кристина и широко распахивает свои красивые глаза.

– Ну, ходят слухи, что ты тоже свободна.

Несколько секунд она молчит, подбирая слова, наверное. А может быть, я её обидел, влезая носом не в своё дело. Но мне слишком интересно, есть ли у неё кто-нибудь. Чёрт, с каких пор я завёл привычку выпытывать у девушек подробности их личной жизни?

– Ладно, извини, можешь не отвечать, – говорю то, что, как мне кажется, она хочет слышать. – Это не моё дело.

– Ты прав, не твоё, но, если сильно интересно, скажу, что мужа у меня нет – тут слухи не врут.

– А кроме мужа? Не мужем же единым женщина жива. – Твою мать, что я несу? Откуда это навязчивое желание узнать, спит ли кто-то с ней под одним одеялом хоть изредка. Что это изменит? Во мне, в ней, в нас? И хочу ли знать правду? И что буду потом делать с этой правдой?

Кристина снова сжимает руки в кулаки, потом разжимает и резко берёт стакан, чуть не выплеснув остатки вина. Наблюдаю, будто нехотя, как она одним глотком допивает, а потом в упор, с вызовом смотрит прямо в мои глаза. В её стальных озёрах плещется паника, смешанная с отчаянием. Так, наверное, смотрят самоубийцы, прежде чем нырнуть с моста в ледяные воды быстрой реки.

– У меня никого нет, – произносит она после продолжительной паузы. – И никого не было... уже довольно давно. Доволен?

Доволен ли я? О, да. Не передать даже словами, насколько. Честно признаться, не ожидал от себя, что буду настолько удовлетворён её ответом.

– Я рад, – говорю и беру её руку в свою. У неё красивая ладонь: изящная, музыкальная, с тонкими длинными пальцами. Потом подношу её к губам, переворачиваю тыльной стороной вниз и целую – осторожно, бережно. – Правда.

– Это что-то меняет? Или что-то решает? – тихо спрашивает, но руки не отнимает. Смотрю на неё снизу вверх и вижу, как она покраснела.

– Не знаю, честное слово. Но я рад.

– Хоть кто-то этому рад, – смеётся Кристина, но её смех не кажется весёлым. – Зачем?

– Что "зачем"?

– Зачем ты это делаешь?

– Целую тебя? Любуюсь тобой? Что именно я делаю не так?

Кристина вздыхает и вырывает руку. Хм.

– Арчи, мы же не дети, – произносит, спустя невыносимо долгое мгновение. – Я понимаю, чего ты добиваешься. И я даже согласна, может быть, тебе это дать. Да только зачем всё это? Мне не нужны отношения на одну ночь, а ты же по-другому не умеешь. Подожди, пожалуйста, дай сказать.

Но я и не думал перебивать.

– Ты мне нравишься, сильно. В тебе есть что-то такое, что манит, притягивает. Но я не хочу – слышишь? – становиться той, которая раздвинет ноги при первом удобном случае, а на утро её выкинут не только из постели, но и из памяти.

Вот это поворот. Похоже, слухи о моём мировоззрении и образе жизни догнали её.

И я молчу, потому что мне нечего сказать. Она права, права во всём, да только, что мне делать с этой правдой – ума не приложу.

– Знаешь, этот день так прекрасен, что я не хочу его портить, но и врать самой себе не умею, понимаешь? Лучше я сейчас уеду, сама уеду, чем потом буду жалеть, что выставила себя полной дурой.

– Не выставишь. Откуда эти мысли?

И самое главное: что тебе уже успели наплести? Хотелось бы, конечно, знать масштаб катастрофы.

– Оттуда, Арчи, – произносит со вздохом и снова цепляется тонкими бледными пальцами за несчастный ремешок лежащей рядом сумки. Точно когда-нибудь разорвёт его. – Прости меня, я всё испортила, но по-другому не могу.

Внутри меня что-то съеживается и начинает болеть. Будто какой-то камушек впивается в жилы, рвёт кожу, проходя по венам. Сейчас, сидя здесь и выслушивая её странные, путаные речи, смысл которых мне нов, понимаю, какой я засранец. Потому что знать это самому – одно. Слышать каждый день от друзей и родителей – неприятно, но до лампочки, в самом деле. Но понимать, что тебя таковым считает девушка, которая так неожиданно понравилась – неприятно вдвойне. Неужели я настолько пропащий, что со мной или случайный секс или "иди на фиг"?

– Я так понимаю, что вечер подходит к концу? – От моего вопроса Кристина будто съёживается, становится меньше ростом.

– Наверное. – Её голос тих и немного печален, но я совсем не знаю, что с этим поделать. Я вообще уже ничего не понимаю. Одно желание: рвануть на всех парах в "Ржавую банку", выпить виски и забыться хоть на время. На душе муторно и гадко. – Я сама доеду, не беспокойся.

– Не нужно, – говорю, поднимаясь на ноги. – Я отвезу, мне не сложно. В конце концов, я тебя сюда завёз, поэтому до дома подвозить тоже мне.

– Хорошо, спасибо.

Не знаю, правда ли она мне благодарна или это дежурная вежливость, да и разбираться в этом не сильно интересно.

Нет, я снова вру. Сам себе вру. Мне интересно, но страшно. Боюсь, что только придумал себе ответную симпатию.

На обратном пути мы не говорим друг другу и десятка слов, однако я зачем-то в мельчайших подробностях запоминаю дорогу к её дому. Это происходит как-то машинально, хотя знаю точно, что у меня нет ни единого повода хоть раз ещё сюда приехать. Всё кончено, даже не успев начаться. Хочется винить весь мир, судьбу-злодейку, даже саму Кристину и её чёртовые принципы, – тоже мне недотрога нашлась – но на самом деле никто, кроме меня самого в этом не виноват. Только я, мои привычки, пороки и безумный образ жизни.

– Спасибо ещё раз. – Кристина слезает с мотоцикла, когда я торможу возле панельной многоэтажки в одном из спальных районов города.

В голове всплывает, что где-то здесь неподалёку есть отличный кабак, где наливают лучшую в городе текилу. Вроде бы я пил её, поднимая стопки с тела пышногрудой красотки. Твою мать, что я за человек такой? Но вообще-то весело было, чего уж?

– За что?

Кристина хлопает ресницами, по всей видимости, подбирая слова.

– А разве не за что? – спрашивает, удивлённо глядя на меня. – За этот прекрасный день – я же, словно в сказке побывала, красота необыкновенная. Ещё за то, что слушал меня – давно уже отвыкла, что меня просто согласны слушать. И пусть я несла малоинтересную чушь, ты не зевал и не морщился, а это уже немало.

– Прекращай, мне было действительно интересно, – улыбаюсь и, сложив руки на груди, наблюдаю, как Кристина наматывает прядь длинных волос на палец. – Ещё за что мне "спасибо"?

Вот сейчас, когда она стоит напротив, краснеет и ёжится, избегая моего взгляда, понимаю, что не хочу, чтобы всё закончилось вот так. Нет уж, я докажу ей, что не такой, как ей наплели. Просто потому, что ради Кристины готов попытаться измениться.

– Спасибо, что до дома довёз.

– Очередная глупость.

– В смысле?

– Ну, это вообще не стoит упоминать. Ещё варианты. Ведь не уеду, пока самого главного не скажешь.

Она непонимающе смотрит на меня, но потом огонёк догадки зажигается в глазах, и она говорит:

– Спасибо за то, что ты такой замечательный.

Я смеюсь, заводя мотор. И уже, почти сорвавшись с места, выкрикиваю:

– Ты даже представить себе не можешь, насколько я замечательный, милая Крис. Но скоро поймёшь.

И уезжаю, зная, что, когда скроюсь из вида, она поймёт, что я оставил на асфальте сумку с продуктами. Надеюсь, вечером, когда нальёт себе вина в стакан с нарисованной белкой, будет вспоминать меня.

И если она решила, что от меня так просто избавиться, то ей придётся поменять свои убеждения.

25. Кристина

Мотоцикл срывается с места, оставляя за собой столб пыли. Слежу за ним, пока не скрывается за поворотом. Мне так стыдно за то, что я наговорила. Так хочется отмотать время назад и просто никуда с Арчи не ехать, чтобы сейчас, стоя посреди залитого солнцем двора, не мучиться раскаянием.

Вдруг взгляд цепляется за стоящий на щербатом асфальте пакет – именно в нём Арчи приносил продукты на пикник. Зачем он мне их оставил? В чём смысл? Или ему стало так неприятно, что решил избавиться от малейшего напоминания обо мне, пусть даже это и колбаса с сыром? Не знаю.

Надо будет взять у Ирмы его телефон и отправить хотя бы сообщение с извинением за испорченный день. Всё-таки мне не нужно было говорить ему всего того, но сказанных слов не воротишь, и теперь даже в глаза не смогу ему смотреть, потому что такой идиотки он, наверное, в самых страшных снах не видел. И кто меня за язык вообще дёргал? Могла же просто сказать «нет», мол, не готова, и всё происходит слишком быстро. Нет, мне нужно было нести всю ту чушь про его образ жизни, словно я что-то в этом понимаю.

Как ему объяснить, что за меня говорил страх? Страх повторения прошлых ошибок и предательства? Никак не объяснишь, потому что всё это будет лишним и никому не нужным.

Смотрю на битком забитый пакет – мы же почти ничего не съели – и понимаю, что нужно выкинуть его в мусорный бак, чтобы ничего не напоминало о пережитом позоре. Ладно-ладно, позор – слишком громкое слово, но неловкая ситуация точно была.

– Кристина! – слышу знакомый голос, только сейчас в нём столько истерических ноток, что даже удивительно. Соня никогда не отличалась сдержанностью, но чтобы так вопить на весь двор? Что у неё на этот раз стряслось? – Это был он? Да?!

Она произносит всё это с придыханием, словно имя священного бога. Это даже забавно и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Не трудно догадаться, кого она подразумевает под этим протяжным «он», да только мне сейчас меньше всего хочется обсуждать персону Арчи, тем более с Соней. Её восторги и пошлые намёки всё только портят и путают.

Подруга выбегает из подъезда. На ней лёгкий полупрозрачный сарафан, платиновые волосы с серебристыми бликами убраны в высокий хвост, а на лице макияж а-ля свежая майская роза. Думаю, если бы Арчи увидел её, то равнодушным не остался. Во всяком случае, Соня не для того по три часа проводит у зеркала, чтобы её красоту игнорировал противоположный пол.

– Кто «он»? – делаю вид, что вообще не понимаю, о чём она. Соня сверкает глазами и упирает руки в тонкую талию, перетянутую бежевым атласным пояском.

– Не придуривайся, подруга! – произносит с таким видом, словно видит меня впервые. – Вот скажи, Арчи привёз тебя домой, а ты его даже на чашку чая не пригласила. Так получается, да?

Не понимаю, чем она-то возмущена?! И какое ей до этого дело, скажите, пожалуйста.

– А зачем мне его приглашать? – дёргаю плечом, словно она сказала такую дикую глупость, от которой даже не смешно. – Привёз и спасибо ему, только чай я с посторонними мужчинами не пью.

Господи, откуда во мне всё это? Что я, словно девочка из пансиона? Аж самой противно.

– То есть на мотоцикле с ним кататься он тебе не посторонний, – прищуривается Соня, – а как чаем напоить человека, так сразу «мы два берега у одной реки»? Странная ты, подруга. Мне казалось, ты умнее.

В её голосе – недоумение и досада, а мне становится вдруг так весело, что не сдерживаюсь и начинаю смеяться, словно от этого зависит моя жизнь. Я знала, что моя соседка со знатной такой придурью, но чтобы до такой степени...

– Отстань, Софья, – говорю, между приступами смеха. – Пошли лучше вино пить будем.

– Пошли ко мне, – предлагает бойкая подруга. – Чего на твоей кухоньке ютиться?

– Не всем же в таких хоромах, как некоторые жить.

Соня фыркает и смеётся.

– Нужно мужика правильного искать, тогда и хоромы будут и тачки с соболями.

– А если мне это не нужно, что тогда? Может, мне и в пуховике тепло, а на трамвае быстро?

– Но мужик-то хороший ещё никому не мешал в этой жизни, согласись.

Я бы согласилась, конечно, если хоть что-то в хороших мужиках понимала. Да вообще в любых. Мой опыт ограничивается Никитой и нашими странными, до боли в подреберье ненормальными отношениями, поэтому меня вряд ли можно назвать специалистом в вопросах взаимоотношений с противоположным полом.

Пока размышляю о бренности своего женского бытия, мы уже подходим к Сониной квартире – большой и гулкой, в которой царит роскошь, пустота и одиночество.

– Твой снова в командировке? – спрашиваю от нечего делать, потому что и так знаю ответ на свой вопрос.

Сан Саныч всегда и постоянно пребывает в разъездах, что его благоверной только на руку – она всегда знает, как себя развлечь.

– Ну, а как иначе? – Соня пожимает плечами, проходя в большую гостиную, где на столике лежит пачка сигарет и початая бутылка коньяка. – Зато каждую неделю деньги присылает и даже звонит иногда, а большего мне и не нужно. Не хватало его унылую рожу видеть каждый день.

И то верно: Соня явно не для круглосуточных лобызаний с Сан Санычем замуж выходила. Она часто повторяет, что однажды, встретив мужа, совершила самое удачное вложение единственной своей ценности – красоты. Мужик получил красавицу, с которой может ходить, горделиво выпятив, покрытую густой растительностью, грудь, на всякого рода светские рауты. Ну, а Соня получила массу бонусов материального характера. И её всё устраивает. Во всяком случае, она научилась очень ловко изображать счастье. И только лишь разной степени наполненности бутылки со спиртным, выглядывающие из разных углов шикарной квартиры, рушат весь её театр на подступах к вешалке.

– Сейчас посмотрим, что там у тебя за винишко. – Соня принимается бойко разбирать пакет с провизией. Достав бутылку, смотрит на этикетку, присвистывает и восклицает: – Недурно!

– Хорошее вино? – Я совсем не разбираюсь в алкоголе, поэтому мне не понять, что там такого особенного она увидела на этикетке. – Мне показалось вкусным, хотя, какой из меня сомелье? Смех один.

– Отличное! И дорогущее...

Для Сони вопрос цены – главный показатель и наивесомейшее мерило качества.

– Арчи странный тип, конечно, но точно не жадный.

– Я заметила, – произносит, шурша пакетом, и извлекая на волю прочие продукты. – Чего он накупил столько всего? На неделю, что ли, хотел в бункере с тобой запереться?

– Мы на пикнике были. – Мне не хочется вдаваться в подробности, но, зная Соню с её приставучестью и буйной фантазией, решаю ничего не выдумывать. – Вот он и затарился.

– Точно мужик сбрендил, – говорит, когда все покупки разложены на столе. – Рассказывай, как всё прошло!

В голубых глазах подруги живой интерес и жгучая жажда подробностей.

– Нормально прошло. В общем-то, ничего особенного. Выпили немного, поговорили и разъехались.

– А как он целуется? – Соня ёрзает в кожаном кресле, переполненная любопытством. – Не врут девки? Потрясно, да?

Девки? Сколько их? И что именно должно было быть «потрясно»?

И разве я была не права, когда говорила ему всё это?

Я не имею права ревновать, злиться. Тем более после того, как сама же и послала Арчи. И пусть мне всё ещё стыдно за свои слова, но быть очередной девахой в его постели нет никакого желания. Хочу сохранить хоть какие-то остатки гордости.

Но, чёрт возьми, почему так больно?

– Какие ещё девки? – не выдерживаю. – О ком ты?

– Ой, Кристина, я тебя умоляю, – машет на меня рукой Соня, – ты же не маленькая девочка. Наверное, он уже полгорода через себя пропустил. Наверное, только ты, я да глухая тётя Маша из соседнего подъезда им до сих пор неокучены. Хотя после вашего пикника я уж не уверена, что мы не вдвоём с Марусей остались.

– Да не было у нас ничего!

Я не должна ничего доказывать, но мне не хочется, чтобы Соня выдумывала себе несуществующие подробности.

– Почему это? – таращит васильковые глаза Соня. – Никогда не поверю, что он не пытался. Не такой он человек.

И откуда она знает, какой он человек? И почему все про него всё знают?

– Он мне руку поцеловал, – говорю, сама не зная, зачем. – Но больше ничего не было. Я не захотела.

Сонины и без того огромные глаза увеличиваются до размера лемурьих.

– Он тебе не нравится, что ли? – интересуется, и в голосе сквозит неприкрытая жалость, словно я дурочка какая-то полоумная. – Да, понимаю, внешность у него специфическая, но он настоящий мужик, а такие не могут не нравиться. Ты видела его руки? В таких руках хочется от всего мира спрятаться.

Ну что за чушь из любовных романов? Что у этой женщины в голове?

– Так, всё, отстань! – прошу, пока разговор не принял совсем уж угрожающих моему психическому здоровью форм. – Это совсем неважно. Потому что вряд ли он захочет ещё раз меня видеть.

Вот кто меня за язык тянул, а? Почему я не могу молчать, когда это просто необходимо?

– Рассказывай, подруга, что ты там устроила! – Соня, приготовившись слушать, устраивается удобнее в кресле, берёт сигарету и, чиркнув зажигалкой, обращается в слух.

Делать нечего, рассказываю. Потому что сама не могу уяснить, что чувствую сейчас. Мне нужен кто-то, опытный в этих делах, чтобы посоветовать, вразумить. Никого ближе Сони у меня нет.

– Знаешь что, подруга? – говорит Софья, когда мой рассказ о неудачном пикнике окончен. – Ты самая настоящая идиотка. Это ж надо было мужику такую дичь нести: "я против отношений на одну ночь", – передразнивает меня. – Ну и жди свой трамвай!

– В каком это смысле?

– В самом прямом. – Соня явно возмущена моим поведением, да и я с ней солидарна, потому что только такая идиотка, как я могла так поступить.– Я вообще не понимаю, как ты могла до такого додуматься? Он же на тебя не набросился, в постель не тащил. Может быть, Арчи вообще спать с тобой не собирался!

– Ну, спасибо, подруга...

– Ты не поняла! – вскрикивает Соня, жестикулируя. – Я имела в виду, может быть, ты ему так понравилась, что он захотел бы от тебя большего.

Что-то не верится, что закостенелый бабник всё бросит и падёт к моим ногам.

– Думаешь, такое вообще возможно?

– Чтобы Арчи решил с кем-то завести серьёзные отношения? – Она задумывается на мгновение, потом пожимает плечами и продолжает: – Зная, какие ходят о нём слухи и, зная тех, кто был с ним, отвечу, что это маловероятно. Понимаю, что неприятно такое слышать, зато, правда. Но! – Соня поднимает вверх палец, тыча в потолок, украшенный лепниной. – Никто не знает, что у него в голове. Он же странный, ты заметила?

– Сложно было не заметить, – улыбаюсь, вспоминая, как он назначил мне встречу в хлебном магазине. – Но мне почему-то не верится, что я настолько уж прекрасна, что ради меня он согласен хоть немного измениться. Чёрная собака не побелеет.

– Тут ты права, конечно, только вот, говорят, он не всегда был таким.

– Кобелиной, в смысле?

– Не только. – Соня понижает голос до шёпота, будто нас кто-то может подслушать, наклоняется ко мне и шипит: – Говорят, у него была девушка, которую любил очень. Она погибла, и после этого Арчи очень изменился: не заводит отношения, с головой ушёл в работу, друзья, пьянки, драки. Вроде бы раньше он таким не был.

Вот же, засада. Тут уж точно без вариантов: бороться с призраком горячо любимой девушки у меня вряд ли хватит сил. Значит, всё-таки правильно поступила. Хоть и выглядела при этом странно, зато не вляпалась в ещё большие неприятности. Всё-таки моя дурь иногда оборачивается во благо.

– А всё-таки жаль, что ты с ним не поцеловалась, – произносит Соня, чуть растягивая слова и мечтательно закатывая глаза. – Такой шанс профукала.

– Не думаю, что я совершила, прям фатальную ошибку.

– Фатальную или нет, я не знаю, но хоть рассказала бы мне, как он целуется. Говорят, что потрясающе.

Вот бы и мучила тех, кто «говорит» – их вон целая толпа, по всей видимости.

– Да ты и без меня уже обо всём в курсе, в подробностях, наверное, даже, – смеюсь, глядя на Соню, которая болтает вино в высоком бокале. – Вряд ли я так бы тебя удивила.

– Согласна, подробностей я много знаю, – соглашается она, – но, когда дело касается Арчи, подробности лишними не будут.

– К сожалению, ничем не могу помочь.

– Вот и дурочка, – смеётся Соня. – Ладно, давай выпьем и поедим, а то от всех этих разговоров в горле пересохло, и аппетит проснулся волчий.

Я согласна, потому что этот, кажущийся бесконечным, день порядком вымотал меня. Мысли роятся в голове, и у меня одно желание: поскорее избавиться от неприятного осадка, который давит на сердце, словно я камни глотала.

Увижу ли его ещё хоть раз? Не обиделся ли он?

И что, чёрт подери, значила последняя фраза, которую услышала от него перед тем, как он газанул на полной скорости, поднимая пыль столбом?

«Ты даже представить себе не можешь, насколько я замечательный, милая Крис. Но скоро поймёшь».