Текст книги "Отравленный памятью (ЛП)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
14. Арчи
Ночь опустилась на город, а с ней пришла прохлада, но даже самый сильный мороз не в силах остудить горячую голову. Оставшись один на один со своими мыслями в пустой квартире, кажется, что даже стены давят, сжимая в тисках. Мой дом давно перестал приносить покой и умиротворение, хотя когда-то казалось, что именно здесь живёт счастье. Но сейчас он напоминает мне гроб, в котором задыхаюсь.
В этой квартире всё пропитано воспоминаниями о Нат – о том времени, когда она жила здесь, дышала этим воздухом, наполняя пространство своей кипучей энергией. За пять лет никто так и не смог заменить её, хотя многие отчаянно пытались. Но я даже в мыслях не допускал такой возможности.
Впервые я увидел её летом – она сидела на дереве и плевала вниз вишнёвыми косточками. Её голые коленки, расчерченные узорами-царапинами разной степени свежести, мелькали в густой зелени, а на левой ноге болтался сандалик с оторванным ремешком. Второй – валялся в траве в нескольких метрах от могучего ствола. Нам было по шесть, и до этого я ещё ни разу не встречал таких девочек – с копной огненно-рыжих волос и толпами чёртиков в глазах. Чёртики водили хороводы, разжигали костры и плясали при свете луны странные танцы.
– Чего пялишься, белобрысый? – крикнула она, когда я подошёл к стволу и, подняв голову, посмотрел на неё снизу вверх. Следом за словами в меня полетела косточка. Попав в щёку, она отрикошетила и упала в траву.
Мне не было больно, но стало до ужаса обидно – никогда раньше, ни одна девчонка не позволяла себе такого. Мама всегда учила быть обходительным с барышнями, потому что они слабее и не могут дать отпор, но про таких Ге?кльберри Финнов в юбке она ничего не рассказывала.
– Удобно? – спросил я, доставая из кармана перочинный ножик, подарок отца, который всегда носил с собой. – В попу ветка не давит?
– Не давит! – огрызнулась она, хмыкнув и смешно передёрнув плечами. – Хочешь, сам залезай, если не слабо. Вот и проверишь. – Или тебе мамка не разрешает по деревьям лазить?
В её голосе звучал вызов. Потом она часто признавалась, что больше всего на свете боялась, что я рассержусь и уйду.
– Вот сейчас залезу, заберу все твои вишни, и тебе плеваться будет нечем, – пригрозил я, а в ответ услышал смех, будто колокольчик зазвенел в кроне большого дерева.
После этот смех часто преследовал меня во снах и даже периодически мерещился наяву. Особенно, когда Наташа погибла, он долетал до меня отовсюду, словно стал лейтмотивом моего одиночества.
– Ага, конечно! Держи карман шире.
Она принялась болтать ногами, и вот уже второй сандалик красной вспышкой спикировал в траву, присоединяясь к своему несчастному, искалеченному вечными приключениями хозяйки, напарнику.
Но меня всегда было опасно провоцировать, даже в шесть. Поэтому, сохраняя молчание, принялся взбираться по шершавой коре, нагретой летним солнцем, остро пахнущей древесиной и сладковатым вишнёвым клеем. И хоть тогда я был не большим профессионалом в деле древолазания, но азарт, испытанный от её слов, подогревал мою кровь и придавал решимости.
– Какой ты шустрый, – засмеялась она, кидаясь в меня вишнями. – Сейчас штанишки треснут.
Я молчал и лез, только лишь, крепче стиснув зубы, потому что впереди виднелась цель: дать этой наглой девчонке по шее. И пусть мама учила, что девочек бить – последнее дело, но разве это девчонка? Клубок ехидства и противная до чёртиков.
– Это не ты штаны потерял? – глумилась она, продолжая забрасывать меня вишнями. Они с противным хлюпающим звуком разбивались о мою кожу. К тому времени, как я достиг нужной ветки, и, сдерживая вырывающееся на свободу прерывистое дыхание, сел рядом с задирой, она замерла и несколько секунд смотрела на меня круглыми, голубыми до прозрачности, глазами.
После часто думал, что именно в тот момент, когда Нат притихшая сидела рядом и, кажется, боялась вздохнуть, я в неё и влюбился.
– Ты уже тут все вишни слопала, – сказал, оглядывая ветки вокруг нас.– И куда в тебя столько влезает?! Тощая же, как спичка.
– Там ещё выше есть, – проговорила, поправляя ярко-рыжую чёлку. На носу тёмными крапинками выделялись веснушки, а царапина на левой скуле добавляла ей сходства с буйными мальчишками. – Но я туда пока ещё ни разу не лазила.
– Боишься, да? – Она окинула меня надменным взглядом, вздёрнув свой курносый носик и уперев тонкие, словно ивовые прутики руки в бока. – Так и знал, что ты трусиха.
– И ничего я не боюсь! – выпалила, стягивая непослушные кудри чёрной бархатной резинкой. – Доказать?
– Не надо! Потому что точно навернёшься – видишь, какие там выше ветки тонкие? Свалишься же!
– А я попробую, – не унималась девчонка и через секунду уже лезла вверх, ловко подтягиваясь на руках.
И именно в тот момент мне показалось, что если она сорвётся и рухнет вниз, то мне будет очень плохо. Я ничего ещё не знал о любви, да и не хотел знать – девочки совсем меня не интересовали, но эта босая непоседа в выгоревшей на солнце футболке, расцарапанными коленками и диковатым взглядом стрелой вонзилась в моё сердце.
Раз и навсегда.
Воспоминания скорым поездом несутся на меня, кромсают, уничтожают. Кажется, куда больше? Я и так почти сошёл с ума от тоски по прошлому и боли.
Когда усталый, охрипший от табака и чужих несчастий женский голос сообщил, что Наташа погибла, я, кажется, явственно услышал, как разрывается на части сознание и осыпается кругом гнилыми лоскутами. Хотелось раствориться в ночном городе, где сырость пронизала старые дома, а мшистые стены кренятся и заваливаются под напором безжалостного времени. Думал, выйти на улицу, пройти совсем немного – несколько сот метров, впитывая кожей, сознанием дождевые капли, стремительно и обильно заливающие окружающий мир, раскинуть руки и вонзиться всем телом в летящий на полной скорости автомобиль. Тоска, заполнившая изнутри, в тот же момент уступила бы место боли – не той, что рвёт сердце на кровоточащие, пульсирующие по инерции ошмётки меня прежнего, а внешней. Простой и понятной физической боли, когда раздробленные кости разрывают натянутую тугую кожу, и разливается вокруг ярко-красная, остро пахнущая железом и войнами, кровь.
Но я не вышел. Меня, как всегда, остановил Фил – человек, способный вытянуть из любого дерьма. Ухватив за плечи, обвив собою, словно не человек он был в тот момент, а гуттаперчевая субстанция наполненная болью не меньше моего, повалил на пол и что-то сухое и обжигающее, как горящее пшеничное поле, шептал на ухо. И горячие слёзы выливались из нас, прорываясь на свободу, вымывая и умывая душу, которой, уже казалось, тесно внутри. Душа хотела свободы, хотела попасть туда, где ждёт на перекрёстке мироздания полупрозрачный дух той, что посмела бросить, оставить одного в этом пылающем, словно бензин океане боли.
«Я слишком сильно тебя люблю. Никогда об этом не забывай».
Эта фраза выбита рукой Брэйна на моей груди – фраза, сказанная Наташей на прощание. Никто не мог представить, что эта простая по сути фраза сможет так сильно ранить. Фраза, что услышал от моей огненной возлюбленной, сотканной из противоречий, риска и любви.
Не в силах больше терпеть, подхожу к холодильнику, в котором всегда найдётся алкоголь на любой вкус. Мне нужно бросать это дело, но, когда прошлое давит на сердце, сжимая его в каменном кулаке, что дышать, не только больно – невозможно, я не могу по-другому.
Сегодня у меня выходной. От общения, от секса, от друзей. Иногда моё нутро переполняется впечатлениями, разговорами, эмоциями, и мне жизненно необходимо остаться в одиночестве, хотя оно для меня и невыносимо. Но порой ловлю себя на мысли, что нет-нет, да и упиваюсь своим горем, словно только оно и даёт ощущение жизни. Я так привык к боли, сроднился с ней, что, наверное, и не стремлюсь избавиться полностью.
А ещё я, к вящему неудовольствию своих родителей, не ищу серьёзных отношений. Не только потому, что не способен влюбиться. Может, и способен, просто не пробовал. Нет, я не завожу себе девушку, ограничиваясь случайными связями без обязательств, потому что кажется: этим предам Наташу. Мне немыслимо заменить её кем-то другим, словно появись у меня постоянная девушка, с которой не противно будет встретить рассвет и не гадко увидеть в своей рубашке, как последняя ниточка, связывающая с Нат, с оглушительным треском лопнет.
"Так нельзя, – шипит Филин каждый раз, когда мы вместе выпиваем. – Ты должен попробовать. Сколько ты ещё собираешься прыгать по краю могилы? Когда-нибудь потеряешь себя окончательно и рухнешь в пропасть. Не дури, не будь задницей".
Только я никому ничего не должен.
Одумайся.
Не твори херню.
Угомонись.
Брат, посмотри на себя. Во что ты превращаешься?
Она бы этого не одобрила.
Всё это дерьмо я слышу постоянно. Наплевать – живу так, как нравится.
Обжигающее ви?ски пахнет рухнувшими мечтами и несбывшимися грёзами. Отпивая прямо из узкого горлышка, лезу на подоконник. Там, за тонкой перегородкой тройного стеклопакета гулкая ночь, усеянная яркими бриллиантовыми звёздами. В детстве мы с Нат верили, что если поймать упавшую звезду, то она будет прохладная и острогранная, как красивые камушки в серьгах моей мамы. Я хотел найти такую звезду, чтобы подарить её Наташе. Она бы носила небесную стекляшку на длинной булатной цепочке, каждый раз вспоминая обо мне. Каждый август, когда звёзды с неба срываются так часто, что не успеваешь загадывать желание, мы бегали с Филом по полям, выискивая в высокой траве сияющие самоцветы.
Я и до сих пор верю, что когда-нибудь у меня получится найти звезду, притаившуюся в зелёной поросли.
– Эй, – кричу в антрацитовую бездну, нависшую над головой. – Есть там кто-нибудь? На хрена, а? На хрена именно она должна была погибнуть? 7
Ответом мне служит гудение города под ногами и мигающая лампочка в окне напротив.
А небо хранит преступное молчание. Где-то там, в вышине, продолжает жить моя Наташа. Она всё также много смеётся и пьёт имбирный эль, ест пирожные в форме лебедей и нетерпеливым жестом поправляет непослушные огненные кудри, норовящие залезть в глаза.
Иногда мне чудится, что из звёздных узоров с причудливыми названиями складывается её образ. Наташа следит за мной – я верю в это.
Прости, моя девочка. За то, что стал таким. За то, что перетрахал половину города. Что много пью и заполняю лёгкие смердящим дымом.
Но мне так тяжело без тебя, что я готов выть от тоски, лёжа на рельсах и ожидая скорой кончины от проезжающего на полной скорости товарняка.
"Я люблю тебя, Наташа. Я так сильно тебя люблю. Никогда не забывай об этом", – шепчу угольному небу и выбрасываю пустую бутылку за окно.
15. Кристина
Стою у зеркала, в сотый раз, рассматривая себя со всех сторон. Я так нервничаю из-за предстоящего собеседования, что не могу справиться с лихорадочно дрожащими руками. Сжимаю ладони в кулаки так крепко, что даже немного больно, но эти ощущения успокаивают. Главное, в обморок не упасть прямо в центре торгового зала знаменитого на весь город «Арчибальда». Представляю, какая потеха будет, когда рухну без чувств. На работу после этого, конечно, не примут, зато посмеются.
Ещё раз окидываю взглядом своё отражение в зеркале – всё-таки я неплохо выгляжу. В связи с предстоящим собеседованием пришлось надеть своё лучшее платье. Лучшее оно, конечно, потому что единственное, но это не умоляет того, что мне оно идёт. Чуть выше колен, тёмно-синее, в белую тонкую полоску, оно довольно выгодно подчёркивает сомнительные достоинства моей фигуры. Вполне себе вариант для такого события, как знакомство с потенциальной работодательницей.
Всунув стопы в удобные летние туфли на невысоком каблуке, отправляюсь навстречу неизвестности. И будущему.
* * *
До часа Х чуть больше пятнадцати минут, а я уже с тоской и интересом поглядываю на входные двери с противоположной стороны улицы. Так меня не заметят из магазина, что даст возможность собраться с мыслями и привести в порядок расшалившиеся нервы, связанные под ложечкой тугим узлом. Сердце стучит, а пальцы мелко дрожат – такое чувство, что я, как минимум, готовлюсь ограбить банк, а не собеседование проходить. Вдыхая раскалённый полуденной жарой воздух маленькими порциями, пытаюсь настроиться на позитив.
Всё будет хорошо! Главное, в это верить. Да и Ирма показалась мне довольно адекватной, приятной женщиной. Особенно ощутимо потеплел её голос, когда в разговоре всплыло имя Филиппа. Наверное, у них хорошие отношения, раз она так обрадовалась, услышав о нём.
Я наблюдаю, как мигрируют в дверях "Арчибальда" покупатели – входят, выходят с фирменными пакетами в руках. В основном это, конечно, мужчины – холёные, респектабельные, статусные. Некоторых сопровождают спутницы – длинноногие красавицы, которым я буду в пупок дышать, даже если обую туфли на самых высоких каблуках. Парковка возле бутика забита автомобилями, словно сошедшими со страниц журналов о буржуйском элитном автопроме.
Я никогда не принадлежала к сильным мира сего. Даже не представляю, каково это – иметь на банковском счёте сумму, достаточную для покупки такой дорогой машины. Да и не слишком интересно мне, если честно – честолюбие, стремление к роскоши и амбициозность точно не мои сильные стороны.
Время медленно, но неумолимо приближается к двенадцати, а это значит, что мне нужно "отклеиваться" от своего наблюдательного пункта и двигать в сторону "Арчибальда", где, если всё пойдёт как надо, меня ждёт хорошая работа со стабильным и совсем не маленьким, если верить Соне, доходом.
Мысли о том, что, возможно, если всё сложится удачно, мой сын не будет голодать и получит в своё владение те игрушки, о которых давно мечтает, придают мне сил.
Переходя дорогу, краем глаза замечаю какое-то движение на парковке. Что-то чёрное приближается к асфальтному пятачку и направляется к одному из свободных мест. Это же мотоцикл. Большой, с блестящими на солнце стальными деталями и нарисованными на одном из угольно-чёрных боков разноцветными вспышками огня. Где-то я его уже видела, но не могу вспомнить, где именно. Или просто не хочу помнить.
Водитель спрыгивает с мотоцикла, но я не вижу его лица, пока мужчина не снимает с головы громоздкий шлем. Сердце стремительно падает в пятки, да там, похоже, планирует задержаться надолго.
"Только не смотри на него, не смотри, не надо", – мелькает в голове мысль, когда до меня доходит, что это не кто иной, как Арчи собственной персоной.
Но куда там? Конечно, я пялюсь на его бритый затылок, как юная школьница на выпускника. Точно, с ума сошла.
Дура, он тебя даже не вспомнит! Отвернись, иди прямо, не глупи.
Уговариваю себя, не в силах отвести взгляд. Вот что в нём такого особенного? Обычный мужик, ничего необычного. Ну, бритый, в татуировках, с самыми яркими глазами на свете. Да таких миллионы!
Отвернись!
Арчи не замечает меня, поглощенный разглядыванием чего-то, только ему видимого, присев на корточки у переднего колеса. Что его там заинтересовало? Что-то сломалось? И почему меня это интересует? Кто он мне? Случайный знакомый? Который меня и не помнит вовсе. Может, стоит подойти и поздороваться, узнать как у него дела?
Да ну, не буду. Вечно какие-то глупости в голову лезут. Представляю его взгляд, когда он будет силиться вспомнить, откуда его знает эта серая мышь.
Подхожу на ватных ногах к входу и, взявшись потной ладонью за хромированную, блестящую на солнце, ручку, глубоко вздыхаю и тяну тяжёлую дверь на себя.
Замираю на пороге, оглядываясь по сторонам. Вокруг развешены костюмы, пиджаки, на высоких стеллажах стопки разноцветных рубашек. Торговый зал небольшой и довольно уютный, выполненный в тёплых оттенках натурального дерева. Чувствуется, что сюда вкладывают всю душу, настолько каждая мелочь гармонично вписывается в интерьер.
– Добрый день. – Приятный женский голос выводит из ступора. Поворачиваю голову вправо и упираюсь взглядом в массивную стойку, выполненную из чёрного дерева. – Вам чем-нибудь помочь?
За стойкой замечаю красивую женщину на вид примерно лет тридцати пяти. Да что там красивую, роскошную! Она ослепительная: медового оттенка волосы стильно уложены, тонкая шея, светло-серая льняная блузка. В зелёных глазах сквозит неподдельный интерес. Она улыбается, но её улыбка не кажется натянутой или фальшивой, а по-настоящему искренней.
Груз волнений и тревог постепенно спадает с плеч, и я даже немного расслабляюсь и растягиваю губы в ответ. Очень надеюсь, что мои потуги не выглядят как оскал.
– Здравствуйте, – говорю, накручивая на палец тонкий ремешок тёмно-синей, в тон платью, сумки, висящей на плече. – Я Кристина. Мне назначено собеседование на двенадцать.
Женщина окидывает меня мимолётным оценивающим взглядом. И пусть это длится всего долю секунды, кажется, будто меня облучили мощными рентгеновскими лучами.
– О, а вы пунктуальны, – продолжая улыбаться, произносит женщина. – Это замечательное качество, между нами говоря.
Но тут её взгляд привлекает что-то за моей спиной. Решаю не поворачиваться, чтобы не показаться излишне любопытной, но слышу, как дверь открывается, впуская в магазин, пахнущий разогретым асфальтом воздух и...
– Арчи, – восклицает женщина, и в глазах её мелькает смесь удивления и восторга. – Здравствуй, сынок. Не знала, что ты сегодня решишь заехать.
Сынок? Так это и есть Ирма? Сколько же ей тогда лет?
– Неужели не рада сюрпризу? – Ох, этот голос. А я ведь уже успела забыть, какое влияние его тембр способен оказывать. – Было рядом небольшое дельце, на обратном пути решил с тобой повидаться.
Ну, почему именно сегодня? Других дней, что ли, для свидания с мамой, нет? И как мне себя вести с ним? Ладно, буду ориентироваться по ситуации.
– Иногда твою голову посещают на удивление хорошие идеи, – смеётся Ирма, выходя из-за стойки. Теперь я могу с полной уверенностью сказать, что владелица магазина "Арчибальд" – самая красивая женщина из всех, кого доводилось встречать. – Проходи, сынок, присаживайся, а я пока пообщаюсь с девушкой. Представляешь, Кристина – знакомая нашего Фила.
– Да и не только его. – Слышу еле скрываемый смех в низком голосе. – Здравствуйте, Кристина.
Ох, больше нет смысла притворяться глухой и слепой, а также парализованной. Поворачиваюсь и встречаю взгляд ярко-зелёных глаз. Это вообще законно иметь такие глаза? А ещё на грубом, словно вытесанном из камня, мужественном лице блуждает наглая улыбка.
– Добрый день, Арчи, – выдавливаю из себя, а он, чуть сощурив один глаз и наклонив голову в бок, впивается в меня взглядом. Всё-таки он помнит! На незнакомых так не смотрят. Только теперь не пойму, хорошо это или плохо. – Как дела?
Так, хоть не заикаюсь. Я почти молодец!
– Лучше всех, – отвечает, ещё сильнее прищурившись, от чего становится похожим на вышедшего на охоту опасного зверя. Под его взглядом неловко, очень жарко и слегка тошнит. Наверное, я покраснела, как перезревшая малина. – Удачи в собеседовании.
– Спасибо.
Вот и поговорили. Ну, хоть в обморок не рухнула – уже победа. И вообще я сюда пришла не лясы точить с красивым мужчиной, а работу получать. Вот об этом и буду думать.
С трудом отвожу взгляд и перевожу его на явно заинтересованную нашей немногословной беседой Ирму. У неё странное выражение лица, но через секунду она берет себя в руки и жестом указывает на чёрную деревянную дверь слева от стойки.
– Последи пока за магазином, – бросает она сыну, и, сделав мне знак рукой, открывает дверь и произносит: – Проходите.
Кабинет оказывается небольшой комнатой, в которой из мебели только высокий и узкий шкаф, где на полках стоят разноцветные папки, небольшой стол, кожаное кресло и невысокий стул с гнутыми ножками.
– Присаживайтесь пока, а я кофе заварю, – произносит Ирма, а мне становится неловко, что ради меня она будет беспокоиться. Хочу возразить, отказаться, но пока нахожу правильные слова, кофеварка заправлена и готова исторгнуть из своих недр ароматный напиток.
– Спасибо, – произношу, садясь на стул и складывая руки в замок.
– Вы знаете, а я удивлена. – Ирма садится напротив, поставив на стол две чашки с ароматнейшим кофе. Наверное, только от одного запаха можно утратить рассудок и присягнуть на верность ярко-красной громоздкой кофемашине. – Обычно, такие девушки, как вы – нормальные – не входят в круг интересов моего сына. Не расскажите о том, как познакомились с Арчи?
Меньше всего на свете я могла предположить, что первым делом на собеседовании меня будут спрашивать о нём. Ну вот, зачем он приехал? Только хуже стало.
Делать нечего, и я начинаю рассказывать о байк-шоу, о своём сыне и его страсти к поэзии и мотоциклам; о том, как мы пили чай в павильоне и ели конфеты. Ирма улыбается, когда я упоминаю, как Филин и Арчи называли Женечку по имени-отчеству и требовали продолжения поэтического вечера.
– Интересная история, – произносит Ирма, когда я заканчиваю свой рассказ. – У вас есть сын? Это чудесно. Дети – счастье, хоть с ними и тяжело.
– Согласна.
– Ну, а ваш супруг не будет против, что в "Арчибальде" покупатели в основном мужчины?
– Я не замужем, – говорю, внутренне сжимаясь. Никто не любит матерей-одиночек, я знаю об этом, но врать не умею и не хочу.
Если уж и начинать новую жизнь, то точно не со лжи.
– Да? – удивляется Ирма. – Ну, тогда ладно.
Мы ещё немного говорим о разном. На удивление, мне так легко общаться с этой красивой женщиной с мудрыми зелёными глазами. Конечно, я не могу рассказать ей всего, что было в прошлом, но в общих чертах обрисовываю ситуацию. Мои ответы, по всей видимости, её устраивают, потому что, в конце концов, Ирма произносит:
– Ну, что ж, Кристина, думаю, мы сработаемся. – Эти слова эхом гудят в голове, пока их смысл доходит до меня. Неужели принята? – Думаю, с понедельника можете приступать. Приходите к девяти, и будем обучаться.
– Хорошо, конечно! – Ничего не могу с собой поделать. Я счастлива, чёрт. Наверное, моя улыбка сейчас больше похожа на нервный оскал, руки трясутся, а левое веко чуть подрагивает.
– Вы даже не спросили, какова заработная плата, – улыбается Ирма. А ведь и правда. – Но, думаю, если мы действительно сработаемся, в чём я почти не сомневаюсь, то сумма оплаты не разочарует.
Ирма озвучивает размер ежемесячного вознаграждения за труды, и у меня чуть глаза от удивления не лопаются. Действительно? Это не розыгрыш?
– Но от вас я, конечно же, буду требовать полной отдачи. Имейте это в виду.
– Я понимаю.
– Тогда жду вас в понедельник, не опаздывайте.
Киваю, допиваю остывший кофе одним глотком и, поднявшись, направляюсь к двери. Ирма не идёт за мной, что странно. Неужели ей не нужно вернуться в торговый зал?
Выхожу из кабинета и почти что сталкиваюсь с Арчи.
– Приняли? – спрашивает, глядя куда-то в сторону.
– Попросили прийти в понедельник.
– Значит, приняли, – улыбается Арчи, переводя на меня взгляд. – Как сын?
– Нормально.
– Отлично.
– Не спорю.
– Ещё бы спорила, – ухмыляется Арчи, будто ощупывая меня глазами. – Домой сейчас едешь?
– Да. – Интересно, долго это продлится? Такой странный разговор.
– Удачи.
– Спасибо.
Надо уходить, пока могу, потому что ещё немного и начну глупо хихикать, говоря попутно какую-то чушь. Я не знаю, что со мной происходит, но близость Арчи действует каким-то странным образом. От одного его взгляда моё тело будто наполняется изнутри гелием, от которого могу взлететь в любую секунду. Свобода, лёгкость, какое-то безрассудство волной поднимаются внутри, заставляя чувствовать себя лет на десять моложе.
Цепляюсь пальцами за ремешок сумки, как за спасательный круг, откашливаюсь и говорю:
– Я пойду.
– Иди, конечно. – Арчи складывает руки на груди и опирается плечом на косяк.
Это неплохое зрелище, если бы тем самым он не загородил проход.
– Пропусти.
– А я пройти мешаю? – вскидывает удивлённо светлую бровь, а на губах играет ленивая ухмылка. – Вон ещё места сколько. Иди. 5
Ага, только мне не выйти, не дотронувшись до него. Набираю в грудь побольше воздуха и делаю маленький шаг вперёд, потом чуть в сторону. Ура! Свобода! Правда всё равно пришлось коснуться предплечьем его руки, от чего бросает в дрожь.
– До скорой встречи, Кристина, – несётся вслед.
Последним, что слышу перед тем, как выскочить на улицу – смех Арчи.
