Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 27."
Автор книги: Лев Толстой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 52 страниц)
Нет, не бойся, тут худого ничего нет. А это значит только то, что он медиум, – просто медиум. Я и прежде знал, что он медиум.
Таня.
Вот что... А я-то боялась!
Леонид Федорович.
Нет, не бойся, ничего. (Сам с собой.)Вот и прекрасно. Капчича не будет, мы его нынче и испытаем... Нет, ты, милая, не бойся, он и хороший муж будет, и всё... А это особенная сила, она во всех есть. Только в одних слабей, в других сильней.
Таня.
Покорно вас благодарю. Я теперь и думать не буду. А то и боялась... Что значит неученье-то наше!
Леонид Федорович.
Нет, нет, не бойся. Федор!
ЯВЛЕНИИ 59-е.
Те же и Федор Иваныч.
Леонид Федорович.
Я пойду со двора. К вечеру приготовить всё для сеанса.
Федор Иваныч.
Да ведь Капчич не изволит быть.
Леонид Федорович.
Ничего, всё равно. (Надевает шинель.)Пробный сеанс будет с своим медиумом. (Уходит. Федор Иваныч провожает его.)
ЯВЛЕНИЕ 60-е.
Таня (одна).
Таня.
Поверил, поверил! (Взвизгивает, прыгает.)Ей-Богу, поверил! Вот чудо-то! (Взвизгивает.)Теперь сделаю, только бы Семен не сробел.
ЯВЛЕНИЕ 61-е.
Таня и Федор Иваныч (возвращается).
Федор Иваныч.
Ну что же, сказала свой секрет?
Таня.
Сказала. Да я и вам открою, только после... А у меня и к вам, Федор Иваныч, просьба есть.
Федор Иваныч.
Какая же это ко мне-то просьба?
Таня (стыдливо).
Вы мне как второй отец были, я вам как перед Богом откроюсь.
Федор Иваныч.
Да ты не виляй, прямо к делу.
Таня.
Да что дело? Дело-то, что Семен на мне жениться хочет.
Федор Иваныч.
Вот как! То-то я примечаю...
Таня.
Да что ж мне скрываться? Мое дело сиротское, а вы сами знаете здешнее городское заведение: всякий пристает; хоть бы Григорий Михайлыч, проходу от него нету. Тоже и этот... знаете? Они думают, что у меня души нет, что я только им для забавы далась...
Федор Иваныч.
Умница, хвалю! Ну, так что же?
Таня.
Да Семен писал отцу, а он, отец-то, нынче меня увидал, да сейчас и говорит: избаловался, – про сына-то. Федор Иваныч! (Кланяется.)Будьте мне заместо отца, поговорите с стариком, с Семеновым отцом. Я бы их в кухню провела, а вы бы зашли, да и поговорили старику.
Федор Иваныч (улыбаясь)
Это сватом я, значит, буду? Что ж, можно.
Таня.
Федор Иваныч, голубчик, будьте заместо отца родного, а я век за вас буду Бога молить.
Федор Иваныч.
Хорошо, хорошо; пройду ужо. Обещаю, так сделаю. (Берет газету.)
Таня.
Второй отец мне будете.
Федор Иваныч.
Хорошо, хорошо.
Таня.
Так я буду в надежде... (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 62-е.
Федор Иваныч один.
Федор Иваныч (кивает головой).
А ласковая девочка, хорошая. А ведь сколько их таких пропадает, подумаешь! Только ведь промахнись раз один – пошла по рукам... Потом в грязи ее уж не сыщешь. Не хуже, как Наталья сердечная... А тоже была хорошая, тоже мать родила, лелеяла, выращивала... (Берет газету.)Ну-ка, что Фердинанд наш, как изворачивается?...
Занавес.
–
ДЕЙСТВИЕ II.
Театр представляет внутренность людской кухни. Мужики, раздевшись и запотев, сидят у стола и пьют чай. Федор Иваныч с сигарой на другом конце сцены. На печке Старый повар, не видный первые четыре явления.
ЯВЛЕНИЕ 1-е.
Три Мужика и Федор Иваныч.
Федор Иваныч.
Мой совет, ты ему не препятствуй. Если его желание есть и ее тоже, так и с Богом. Девушка хорошая, честная. На это не смотри, что она щеголиха. Это по-городски, нельзя без этого. А девушка умная.
2-й мужик.
Что ж, коли его охота есть. Ему жить с ней, а не мне. Только уж оченно чиста. Как ее в избу введешь? Свекрови-то она и погладиться не дастся.
Федор Иваныч.
Это, братец ты мой, не от чистоты, а от характера. Коли доброго характера, так будет покорна и уважительна.
2-й мужик.
Да уж возьму, коли так малый усетился, чтобы беспременно ее взять. Тоже с немилой жить беда! Со старухой посоветуюсь, да и с Богом.
Федор Иваныч.
Ну, и по рукам.
2-й мужик.
Да уж видно, что так.
1-й мужик.
И как тебе фортунит, Захар: приехал за совершением дела, а глядь – сноху за сына какую кралю высватал. Только бы спрыснуть значит, чтобы хворменно было.
Федор Иваныч.
Этого совсем не нужно.
(Неловкое молчание.)
Федор Иваныч.
Я ведь вашу жизнь крестьянскую очень понимаю. Я, вам скажу, сам подумываю, где бы землицы купить. Домик построил бы, да крестьянствовал. Хоть бы в вашей стороне.
2-й мужик.
Разлюбезное дело!
1-й мужик.
Двистительно, при деньгах можно в деревне себе всякое удовольствие получить.
3-й мужик.
Что и говорить! Деревенское дело, скажем, во всяком разе свободно, не то, что в городу.
Федор Иваныч.
Что ж, примете в общество, коли у вас поселюсь?
2-й мужик.
Отчего же не принять? Вина старикам выставишь, сейчас примут.
1-й мужик.
Да питейное заведение, примерно, или трактир откроете, житье такое будет, что умирать не надо. Царствуй, и больше никаких.
Федор Иваныч.
Там видно будет. А только хочется на старости лет спокойно пожить. Жить мне и здесь хорошо – жалко и оставить: Леонид Федорович ведь редкой доброты человек.
1-й мужик.
Это двистительно. Да что же он наше-то дело? Ужели ж так, без последствий?
Федор Иваныч.
Он-то бы рад.
2-й мужик.
Видно, он жены боится.
Федор Иваныч.
Не боится, а тоже согласия нет.
3-й мужик.
А ты бы, отец, постарался, а то как нам жить? Земля малая...
Федор Иваныч.
Да вот посмотрим, что выйдет от Татьяниных хлопот. Ведь она взялась.
3-й мужик (пьет чай).
Отец, помилосердствуй! Земля малая, не токмо скотину, – курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
Федор Иваныч.
Да кабы в моих руках дело было. (Ко 2-му мужику.)Так так, братец, сваты мы с тобой будем. Кончено дело об Тане-то?
2-й мужик.
Да уж сказал коли я, и без пропою назад не попячусь. Только бы дело наше вышло.
ЯВЛЕНИЕ 2-е.
Те же, входитКухарка, заглядывает на печку, делает туда знаки и тотчас же начинает оживленно говоритьс Федором Иванычем.
Кухарка.
Сейчас из белой кухни позвали Семена в верх; барин да энтот, что вызывает с ним, лысый-то, посадили его да велели на место Капчича действовать.
Федор Иваныч.
Что ты врешь!
Кухарка.
Как же! сейчас Тане Яков сказывал.
Федор Иваныч.
Чудно это!
ЯВЛЕНИЕ З-е.
Те же и Кучер.
Федор Иваныч.
Ты что?
Кучер (к Федору Иванычу).
Так и скажите, что я не нанимался с собаками жить. Пускай другой кто живет, а я с собаками жить несогласен.
Федор Иваныч.
С какими собаками?
Кучер.
Да привели от Василья Леонидыча трех кобелей к ним в кучерскую. Напакостили, воют, а приступиться нельзя – кусаются. Злые черти! – того и гляди сожрут. И то хочу поленом ноги им перебить.
Федор Иваныч.
Да когда же это?
Кучер.
Да нынче привели с выставки, какие-то дорогие, пустопсовые, чтоль, леший их знает! Либо собакам в кучерской, либо кучерам жить. Так и скажите.
Федор Иваныч.
Да, это непорядок. Я пойду спрошу.
Кучер.
Их бы сюда, что ль, к Лукерье.
Кухарка (горячо).
Тут люди обедают, а ты кобелей запереть хочешь. Уж и так...
Кучер.
А у меня кафтаны, полости, сбруя. А чистоту спрашивают. Ну, в дворницкую, что ль.
Федор Иваныч.
Надо Василью Леонидычу сказать.
Кучер (сердито).
Повесил бы себе на шею кобелей этих, да и ходил бы с ними, а то сам-то, небось, на лошадях ездить любит. Красавчика испортил ни за что. А лошадь была!.. Эх, житье! (Уходит, хлопая дверью.)
ЯВЛЕНИЕ 4-е.
Те же, без Кучера.
Федор Иваныч.
Да, непорядки, непорядки! (К Мужикам.)Ну, так так-то, пока прощайте, ребята!
Мужики.
С Богом.
(Федор Иваныч уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 5-е.
Те же, без Федора Иваныча.
(Как только Федор Иваныч уходит, на печке слышно кряхтенье.)
2-й мужик.
Уж и гладок же, ровно анарал.
Кухарка.
Да что и говорить! Горница особая, стирка на него вся от господ, чай, сахар – это всё господское, и пища со стола.
Старый повар.
Как чорту не жить, – накрал!
2-й мужик.
Это чей же, на печке-то?
Кухарка.
Да так, человечек один. (Молчание.)
1-й мужик.
Ну, да и у вас, посмотрел я давеча, ужинали, капиталец дюже хорош.
Кухарка.
Жаловаться нельзя. На это она не скупа. Белая булка по воскресеньям, рыба в постные дни по праздникам, а кто хошь, и скоромное ешь.
2-й мужик.
Разве постом лопает кто?
Кухарка.
Э, да все почитай. Только и постятся, что кучер (не этот, что приходил, а старый), да Сема, да я, да икономка, а то все скоромное жрут.
2-й мужик.
Ну, а сам-то?
Кухарка.
Э, хватился! да он и думать забыл, какой такой пост есть.
3-й мужик.
О, Господи!
1-й мужик.
Дело господское, по книжкам дошли. Потому умственность!
3-й мужик.
Ситник-то каждый день, я чай?
Кухарка.
О, ситник! Не видали они твоего ситника! Посмотрел бы пищу у них: чего-чего нет!
1-й мужик.
Господская пища, известно, воздушная.
Кухарка.
Воздушная-то, воздушная, – ну, да и здоровы жрать.
1-й мужик.
В аппеките, значит.
Кухарка.
Потому запивают. Вин этих сладких, водок, наливок шипучих, к каждому кушанью – свое. Ест и запивает, ест и запивает.
1-й мужик.
Она, значит, в препорцию и проносит пищу-то.
Кухарка.
Да уж как здоровы жрать – беда! У них ведь нет того, чтоб сел, поел, перекрестился да встал, а бесперечь едят.
2-й мужик.
Как свиньи, в корыто с ногами. (Мужики смеются.)
Кухарка.
Только, Господи благослови, глаза продерут, сейчас самовар, чай, кофе, щиколад. Только самовара два отопьют, уж третий ставь. А тут завтрак, а тут обед, а тут опять кофий. Только отвалятся, сейчас опять чай. А тут закуски пойдут: конфеты, жамки – и конца нет. В постели лежа, – и то едят.
3-й мужик.
Вот так тàк. (Хохочет.)
1-й и 2-й мужики.
Да ты чего?
3-й мужик.
Хоть бы денек так пожить!
2-й мужик.
Ну, а когда же дела делают?
Кухарка.
Какие у них дела? В карты да в фортепьяны – только и делов. Барышня, так та, бывало, как глаза продерет, так сейчас к фортепьянам, и валяй! А эта, что живет, учительша, стоит, ждет, бывало, скоро ли опростаются фортепьяны; как отделалась одна, давай эта закатывать. А то двое фортепьян поставят, да по-двое, вчетвером запузыривают. Так-то запузыривают, аж здесь слышно.
3-й мужик.
Ох, Господи!
Кухарка.
Ну, вот только и делов: в фортепьяны, а то в карты. Как только съехались, сейчас карты, вино, закурят, – и пошло на всю ночь. Только встанут – поесть опять!
ЯВЛЕНИЕ 6-е.
Те же и Семен.
Семен.
Чай да сахар!
1-й мужик.
Милости просим, садись.
Семен (подходит к столу).
Благодарю покорно.
(1-й мужик наливает ему чай.)
2-й мужик.
Где был?
Семен.
Вверху был.
2-й мужик.
Что ж, какие же там дела?
Семен.
Да и не поймешь. Не знаю, как сказать.
2-й мужик.
Да что ж, дело какое?
Семен.
Да и не знаю, как сказать, силу какую-то во мне пытали. Да я не пойму. Татьяна говорит: делай, мы, говорит, нашим мужикам землю охлопочем, продаст.
2-й мужик.
Да как же она сделает-то?
Семен.
Да не пойму от нее, она не сказывает. Только, говорит, делай, как я велю!
2-й мужик.
Что ж делатъ-то?
Семен.
Да сейчас ничего. Посадили меня, свет потушили, велели спать. А Татьяна тут же схоронилась. Они не видят, а я вижу.
2-й мужик.
Что ж это, к чему?
Семен.
А Бог их знает, – не поймешь.
1-й мужик.
Известно, для разгулки времени.
2-й мужик.
Ну, видно, этих делов не разберем мы с тобой. А вот ты сказывай: денег ты много забрал?
Семен.
Я не брал, всё зажито, 28 рублей, должно.
2-й мужик.
Это ладно. Ну, а коли Бог даст, о земле сладимся, ведь я тебя, Семка, домой возьму.
Семен.
С моим удовольствием.
2-й мужик.
Набаловался ты, я чай. Пахать не захочешь?
Семен.
Пахать-то? Давай сейчас. Косить, пахать, это всё из рук не вывалится.
1-й мужик.
А всё, примерно, после городского жительства не поманится.
Семен.
Ничего, и в деревне жить можно.
1-й мужик.
А вот дядя Митрий на твое место охотится, на великатную жизнь.
Семен.
Ну, дядя Митрий, наскучит. Оно, глядеться, легко, а беготни тоже много. Замотаешься.
Кухарка.
Вот ты бы, дядя Митрий, посмотрел балы у них. Вот подивился бы!
3-й мужик.
А что ж, едят всё?
Кухарка.
Куды тебе? Посмотрел бы, что было! Меня Федор Иваныч провел. Посмотрела я: барыни ― страсть! Разряжены, разряжены, что куда тебе! А по сих. мест голые, и руки голые.
3-й мужик.
О, Господи!
2-й мужик.
Тьфу, скверность!
1-й мужик.
Значит, клеймàт так позволяет.
Кухарка.
Так-то и я, дяденька, глянула: что ж это? ― все телешом. Веришь ли, старые, ― наша барыня, у ней, мотри, внуки, ― тоже оголились.
3-й мужик.
О, Господи!
Кухарка.
Так ведь что: как вдарит музыка, как взыграли, ― сейчас это господа подходят каждый к своей, обхватит, и пошел кружить.
2-й мужик.
И старухи?
Кухарка.
И старухи.
Семен.
Нет, старухи сидят.
Кухарка.
Толкуй, я сама видела!
Семен.
Да нет же.
Старый повар (высовываясь, хрипло).
Полька-мазурка это. Э, дура, не знает! ― танцуют так...
Кухарка.
Ну, ты, танцорщик, помалкивай, знай. Во, идет кто-то
ЯВЛЕНИЕ 7-е.
Те же и Григорий.
(Старый повар поспешно скрывается.)
Григорий ( Кухарке).
Давай капусты кислой!
Кухарка.
Только с погреба пришла, опять лезть. Кому это?
Григорий.
Барышням тюрю. Живо! С Семеном пришли, а мне некогда.
Кухарка.
Вот наедятся сладко так, что больше не лезет, их и потянет на капусту.
1-й мужик.
Для прочистки, значит.
Кухарка.
Ну да, опростают место, опять валяй! (Берет чашку и уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 8-е.
Те же, без Кухарки.
Григорий (Мужикам).
Вишь, расселись. Вы смотрите: барыня узнает, она вам такую задаст трепку, не хуже утрешнего. (Смеется и уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 9-е.
Три Мужика, Семен и Старый Повар (на печке).
1-й мужик.
Двистительно, штурму сделала давеча – беда!
2-й мужик.
Давеча хотел он, видно, вступиться, а потом как глянул, что она крышу с избы рвет, захлопнул дверь: будь ты, мол, неладна.
3-й мужик (махая рукой).
Всё одно положение. Тоже моя старуха, скажем, другой раз распалится – страсть! Уж я из избы вон иду. Ну ее совсем! Того гляди, скажем, рогачом зашибет. О, Господи!
ЯВЛЕНИЕ 10-е.
Те же и Яков (вбегает с рецептом).
Яков.
Сема, беги в аптеку, живо, возьми порошки вот барыне!
Семен.
Да ведь он не велел уходить.
Яков.
Успеешь. Твое дело еще, поди, после чаю... Чай да сахар!
1-й мужик.
Милости просим.
(Семен уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 11-е.
Те же, без Семена.
Яков.
Некогда, да уж налейте чашечку для компании.
1-й мужик.
Да вот предлегает разговорка, как давеча ваша госпожа очень как себя гордо повела.
Яков.
О, эта горяча – страсть! Так горяча, – сама себя не помнит. Другой раз заплачет даже.
1-й мужик.
А что, примерно, я спросить хотел? Она что-то давеча предлегала макроту. Макроту, макроту, говорит, занесли. К чему это приложить, макроту эту самую?
Яков.
О, это макровы. Это, они говорят, такие козявки есть, от них, мол, и болезни все. Так вот, мол, что на вас, они. Уж они после вас мыли-мыли, брызгали, брызгали, где вы стояли. Такая специя есть, от ней дохнут они, козявки-то.
2-й мужик.
Так где же они на нас, козявки-то эти?
Яков (пьет чай).
Да они, сказывают, такие махонькие, что и в стекла не видать.
2-й мужик.
А почем она знает, что они на мне? Може, на ней этой пакости больше моего.
Яков.
А вот поди, спроси их!
2-й мужик.
А я полагаю, пустое это.
Яков.
Известно, пустое; надо же дохтурам выдумывать, а то за что бы им деньги платить? Вот к нам каждый день ездит. Приехал, поговорил, – десятку.
2-й мужик.
Вре?..
Яков.
А то один есть такой, что сотенную.
1-й мужик.
Ну! и сотенную?
Яков.
Сотенную? Ты говоришь: сотенную, – по тысяче берет, коли за город ехать. Давай, говорит, тысячу, а не дашь – издыхай себе!
3-й мужик.
О, Господи!
2-й мужик.
Что ж, он слово какое знает?
Яков.
Должно, что знает. Жил я прежде у генерала, под Москвой, сердитый был такой, гордый – страсть, генерал-то! Так заболела у него дочка. Сейчас послали за этим. Тысячу рублей, – приеду... Ну, сговорились, приехал. Так что-то не потрафили ему. Так, батюшки мои, как цыкнет на генерала. А! говорит, так так-то ты меня уважаешь, так-то? Так не стану ж лечить! – Так куда тебе! генерал-то и гордость свою забыл, всячески улещает. Батюшка! только не бросай!
1-й мужик.
А тысячy-то отдали?
Яков.
А то как же?..
2-й мужик.
То-то шальные деньги-то. Что б мужик на эти деньги наделал!
3-й мужик.
А я думаю, пустое все. Как у меня тады нога прела. Лечил, лечил, скажем, рублей пять пролечил. Бросил лечить, а она и зажила.
(Старый повар на печке кашляет,)
Яков.
Опять тут, сердешный!
1-й мужик.
Какой такой мужчинка будет?
Яков.
Да нашего барина повар был, к Лукерье ходит.
1-й мужик.
Кухмистер, значит. Что ж, здесь проживает?
Яков.
Не... Здесь не велят. А где день, где ночь. Есть три копейки – в ночлежном доме, а пропьет всё – сюда придет.
2-й мужик
Как же он так?
Яков.
Да так, ослаб. А тоже человек какой был, как барин! При золотых часах ходил, по сорока рублей в месяц жалованья брал. А теперь давно с голоду бы помер, кабы не Лукерья.
ЯВЛЕНИЕ 12-е.
Те же и Кухарка (с капустой).
Яков (к Лукерье).
А я вижу, Павел Петрович опять тут?
Кухарка.
Куда ж ему деться, – замерзнуть, что ли?
3-й мужик
Что делает винцо-то! Винцо-то, скажем... (Щелкает языком с соболезнованием.)
2-й мужик.
Известно, окрепнет человек – крепче камня; ослабнет – слабее воды.
Старый повар (слезает с печи, дрожит и ногами и руками).
Лукерья! Говорю, дай рюмочку.
Кухарка.
Куда лезешь? Я те дам такую рюмочку!...
Старый повар.
Боишься ты Бога? Умираю. Братцы, пятачок...
Кухарка.
Говорю, полезай на печь.
Старый повар.
Кухарка! пор-рюмочки. Христа ради, говорю, понимаешь ты – Христом прошу!
Кухарка.
Иди, иди. Чаю вот на!
Старый повар.
Что чай? Что чай? Пустое питье, слабое. Винца бы, только глоточек... Лукерья!
3-й мужик.
Ах, сердешный, мается как.
2-й мужик.
Да дай ему, что ль.
Кухарка (достает в поставце и наливает рюмку).
На, вот, больше не дам.
Старый повар (хватает, пьет дрожа).
Лукерья! Кухарка! Я выпью, а ты понимай...
Кухарка.
Ну, ну, разговаривай! Лезь на печку, и чтобы духа твоего не слышно было.
(Старый повар лезет покорно и не переставая ворчит что-то себе под нос.)
2-й мужик.
Что значит – ослаб человек!
1-й мужик.
Двистительно, слабость-то человеческая.
3-й мужик.
Да что и говорить.
(Старый повар укладывается и всё ворчит. Молчание.)
2-й мужик.
Ну, что я хотел спросить: эта вот девушка живет у вас с нашей стороны – Аксиньина-то. Ну что? Как? Как она живет, значит, честно ли?
Яков.
Девушка хорошая, похвалить можно.
Кухарка.
Я тебе, дядя, истину скажу, как я здешнее заведение твердо знаю: хочешь ты Татьяну зà сына брать – бери скорее, пока не изгадилась, а то не миновать.
Яков.
Да, ото истинно так. Вот летось Наталья, у нас девушка жила. Хорошая девушка была. Так ни за что пропала, не хуже этого... (показывает на Повара).
Кухарка.
Потому тут нашей сестры пропадает – плотину пруди. Всякому манится на легонькую работу да на сладкую пищу. Ан глядь, со сладкой-то пищи сейчас и свихнулась. А свихнулась, им уж такая не нужна. Сейчас эту вон – свеженькую на место. Так-то Наташа сердешная: свихнулась – сейчас прогнали. Родила, заболела, весною прошлой в больнице и померла. И какая девушка была!
3-й мужик.
О, Господи! Народ слабый. Жалеть надо.
Старый повар.
Как же, пожалеют они, черти! (Спускает с печи ноги.)Я у плиты тридцать лет прожарился. А вот не нужен стал: издыхай, как собака!.. Как же, пожалеют!
1-й мужик.
Это двистительно, положения известная
2-й мужик.
Пили, ели, кудрявчиком звали; попили, поели – прощай, шелудяк!
3-й мужик.
О, Господи!
Старый повар.
Понимаешь ты много. Что значит: сотей а ла бамон? Что значит: бавасари? Что я сделать мог! Мысли! Император мою работу кушал! А теперь не нужен стал чертям. Да не поддамся я!
Кухарка.
Ну, ну, разговорился. Вот я тебя!.. Залезай в угол, чтоб не видать тебя было, а то Федор Иваныч зайдет, или еще кто, и выгонят меня с тобой совсем.
(Молчание.)
Яков.
Так знаете мою сторону-то, Вознесепское?
2-й мужик.
Как же не знать. От нас верст 17, больше не будет, а бродом меньше. Ты что же, землю-то держишь?
Яков.
Брат держит, а я посылаю. Я сам хоть здесь, а умираю об доме.
1-й мужик.
Двистительно.
2-й мужик.
Анисим, значит, брат тебе?
Яков.
Как же, брат родный! На том концу.
2-й мужик.
Как не знать, – третий двор.
ЯВЛЕНИЕ 13-е.
Те же и Таня (вбегает).
Таня.
Яков Иваныч! что вы тут прохлаждаетесь? Зовет!
Яков.
Сейчас. Что там?
Таня.
Фифка лает, есть хочет; а она ругается на вас: какой, говорит, он злой. Жалости, говорит, в нем нет. Ей давно обедать пора, а он не несет!.. (Смеется.)
Яков (хочет уходить).
О, сердита? Как бы чего не вышло!
Кухарка (Якову).
Капусту-то возьмите.
Яков.
Давай, давай! (Берет капусту и уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 14-е.
Те же без Якова.
1-й мужик.
Кому же это обедать теперь?
Таня.
А собаке. Собака эта ее... (Присаживается и берется за чайник).Чай-то есть ли? – а то я принесла еще. (Всыпает.)
2-й мужик.
Обедать собаке?
Таня.
Как же! Коклетку особенную делают, чтобы не жирная была. Я на нее, на собаку-то, белье стираю.
3-й мужик.
О, Господи!
Таня.
Как тот барин, что собаку хоронил.
2-й мужик.
Это как же так?
Таня.
А так, – рассказывал один человек, – издох у него пес, у барина-то. Вот он и поехал зимой хоронить его. Похоронил, едет и плачет, барин-то. А мороз здоровый, у кучера из носу течет, и он утирается... Дайте налью. (Наливает чай.)Из носу-то течет, а он всё утирается. Увидал барин: «что, говорит, о чем ты плачешь?» А кучер говорит: «как же, сударь, не плакать, какая собака была!» (Хохочет.)
2-й мужик.
А сам, я чай, думает: хоть бы ты и сам издох, так я бы плакать не стал... (Хохочет.)
Старый повар (с печки).
Это правильно, верно!
Таня.
Хорошо, приехал домой барин, сейчас к барыне: «какой, говорит, наш кучер добрый: он всю дорогу плакал, – так ему жаль моего Дружка. Позовите его: на, мол, выпей водки, а вот тебе награда – рубль». Так-то и она, что Яков собаки ее не жалеет.
(Мужики хохочут.)
1-й мужик.
Хворменно!
2-й мужик.
Вот так тàк!
3-й мужик.
Ай, девушка, насмешила!
Таня (наливает еще чай).
Кушайте еще!.. То-то, оно так кажется, что жизнь хорошая, а другой раз противно все эти гадости за ними убирать. Тьфу! В деревне лучше.
(Мужики перевертывают чашки.)
Таня (наливает).
Кушайте на здоровье, Ефим Антоныч! Я налью, Митрий Власьевич!
3-й мужик.
Ну, налей, налей.
1-й мужик.
Ну как же, умница, дело наше происходит?
Таня.
Ничего, идет...
1-й мужик.
Семен сказывал...
Таня (быстро).
Сказывал?
2-й мужик.
Да не понять от него!
Таня.
Мне сказать теперь нельзя, а только стараюсь, стараюсь. Вот она – и бумага ваша! (Показывает бумагу за фартуком.)Только бы одна штука удалась... (Взвизгивает.)Уж как бы хорошо было!
2-й мужик.
Ты смотри, бумагу-то не затеряй. За нее тоже денежки плачены.
Таня.
Будьте покойны. Ведь только чтобы подписал он?
3-й мужик.
А то чего ж еще? Подписал, скажем, и крышка. (Перевертывает чашку.)Да будет уж.
Таня (сама с собой).
Подпишет, вот увидите, подпишет. Еще кушайте. (Наливает.)
1-й мужик.
Только охлопочи насчет свершения продажи земли, миром и замуж можем отдать. (Отказывается от чая.)
Таня (наливает и подает.)
Кушайте.
3-й мужик.
Только сделай: и замуж отдадим и на свадьбу, скажем, плясать приду. Хоть отродясь не плясывал, плясать буду!
Таня (смеется).
Да уж я буду в надежде. (Молчание.)
2-й мужик (оглядывая Таню).
Так-то так, а не гожаешься ты для мужицкой работы.
Таня.
Я-то? Что ж, вы думаете, силы нету? Вы бы посмотрели, как я барыню затягиваю. Другой мужик так не потянет.
2-й мужик.
Да куда ж ты ее затягиваешь?
Таня.
Да так на костях исделано, как куртка, по сих пор. Ну, на шнуры и стягиваешь, как вот запрягают, еще в руки плюют.
2-й мужик.
Засупониваешь, значит?
Таня.
Да, да, засупониваю. А ногой в нее ведь не упрешься. (Смеется.)
2-й мужик.
Зачем же ты ее затягиваешь?
Таня.
А вот затем.
2-й мужик.
Что ж, она обреклась, что ль?
Таня.
Нет, для красоты.
1-й мужик.
Пузу, значит, ей утягивает для хвормы.
Таня.
Так так стянешь, что у нее глаза вон лезут, а она говорит: «еще». Так все руки обожжешь, а вы говорите: силы нет.
(Мужики смеются и качают головами.)
Таня.
Однако я заболталась. (Убегает смеясь.)
3-й мужик.
Вот так девушка насмешила!
1-й мужик.
Да уж как аккуратна!
2-й мужик.
Ничего.
ЯВЛЕНИЕ 15-е.
Три Мужика, Кухарка, Старый повар на печке. ВходятСахатов и Василий Леонидыч. У Сахатова в руках ложка чайная.
Василий Леонидыч.
Не то чтобы обед, a déjeuner dînatoir. [8]И прекрасный, и вам скажу, был завтрак: поросячьи окорочка – прелесть! Рулье отлично кормит. Я ведь только сейчас приехал. (Увидев Мужиков.)А мужики опять здесь?
Сахатов.
Да, да, это всё прекрасно, но мы пришли спрятать предмет. Так куда же спрятать?
Василий Леонидыч.
Виноват, я сейчас. (К Кухарке.)А собаки где же?
Кухарка.
В кучерской собаки. Разве можно в людскую?
Василий Леонидыч.
А, в кучерской? Ну, хорошо.
Сахатов.
Я жду.
Василий Леонидыч.
Виноват, виноват. А, что? спрятать? Да, Сергей Иванович, так вот что я вам скажу: мужику, одному из этих, в карман. Вот хоть этому. Ты послушай. А, что? Где у тебя карман?
3-й мужик.
А на что тебе карман? Ишь ты, карман! У меня в кармане деньги.
Сахатов.
Ну, где кошель?
3-й мужик.
А тебе на что?
Кухарка.
Что ты! Молодой барин это.
Василий Леонидыч (хохочет).
А вы знаете, отчего он испугался так? Я вам сейчас скажу: у него денег пропасть. А, что?
Сахатов.
Да, да, понимаю. Ну, так вот что: вы поговорите с ними, а я покамест незаметно положу вон в эту сумку – так, чтоб и они не знали, не могли ничем указать ему. Поговорите с ними.
Василий Леонидыч.
Сейчас, сейчас. Ну, так как же, ребятушки, купите землю-то? А, что?
1-й мужик.
Мы-то предлегаем как всей душой. Да вот всё не происходит в движение делу.
Василий Леонидыч.
А вы не скупитесь. Земля – дело важное. Я вам говорил – мяту. А то можно табак еще.
1-й мужик.
Это двистительно, всякие продухты можно.
3-й мужик.
А ты, отец, попроси батюшку. А то как жить? Земля малая, – курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
Сахатов (положил ложку в сумку 3-го мужика).
C’est fait. [9]Готово. Пойдемте. (Уходит.)
Василий Леонидыч.
А вы не скупитесь. А? Ну, прощайте. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 16-е.
Три Мужика, Кухарка и Старый Повар ( на печке).
3-й мужик.
Я говорил: на фатеру. Ну, по гривне, скажем, отдали бы, по крайности покойно, а тут помилуй Бог. Деньги, говорит, давай. К чему это?
2-й мужик.
Должно, выпимши.
(Мужики переворачивают чашки, встают и крестятся.)
1-й мужик.
А ты помни, как он слово закинул, чтоб мяту сеять? Тоже понимать надо.
2-й мужик.
Как же, мяту сей, вишь. Ты попытай-ка, горбом поворочай, – запросишь мяты, небось... Ну, благодарим покорно!.. А что ж, умница, где нам лечь тут?
Кухарка.
Ложитесь – на печку один, а то по лавкам.
3-й мужик.
Спаси Христос. (Молится Богу.)
1-й мужик.
Кабы Бог дал свершения дела. (Ложится.)Завтра после обеда на машину бы закатились, во вторник и дома бы.
2-й мужик.
Свет-то тушить будете?
Кухарка.
Где тушить! Всё прибегать будут: то того, то другого... Да вы ложитесь, я заверну.
2-й мужик.
На малой земле как проживешь? Я нынче ведь с Рожества хлеб покупаю. И солома овсяная дошла. А то закатил бы четыре десятинки, Семку бы домой взял.
1-й мужик.
Твое дело семейное. Без нужды! Землю уберешь, только подавай. Только бы свершилось дело.
3-й мужик.
Царицу Небесную просить надо. Авось смилосердуется.
ЯВЛЕНИЕ 17-е.
Тишина, вздохи. Потом слышны топот шагов, шум голосов, двери растворяются настежь и стремительно вваливаются:Гросман с завязанными глазами, держащий за рукуСахатова, Профессор и Доктор, Толстая барыня и Леонид Федорович, Бетси и Петрищев, Василий Леонидыч и Марья Константиновна, Барыня и Баронесса, Федор Иваныч и Таня. Три Мужика, Кухарка и Старый повар (невидим).
(Мужики вскакивают. Гросман входит быстрыми шагами, потом останавливается.)
Толстая барыня.
Вы не заботьтесь: я слежу, я взялась следить и строго исполняю свою обязанность. Сергей Иваныч, вы не ведете?
Сахатов.
Да нет же.
Толстая барыня.
Вы не ведите, но и не противьтесь. (К Леониду Федоровичу.)Я знаю эти опыты. Я сама их делала. Я, бывало, чувствую истечение, и как только почувствую...
Леонид Федорович.
Позвольте попросить соблюдать тишину.
Толстая барыня.
Ах, я это очень понимаю! Я это на себе испытала. Как только внимание развлеклось, я уж не могу...
Леонид Федорович.
Шш...
(Ходят, ищут около 1-го и 2-го мужика и подходят к 3-му. Гросман спотыкается на скамейку.)
Баронесса.
Mais dites moi, on le paye? [10]
Барыня.
Je ne saurais vous dire. [11]
Баронесса.
Mais c’est un monsieur? [12]
Барыня.
Oh! oui. [13]
Баронесса.
Ça tient du miraculeux. N’est-ce pas? Comment est-ce qu’il trouve? [14]
Барыня.
Je ne saurais vous dire. Mon mari vous l’expliquera. [15] (Увидав Мужиков, оглядывается и видит Кухарку.)Pardon... Это что?
(Баронесса подходит к группе.)
Барыня (Кухарке).
Кто пустил мужиков?
Кухарка.
Яков привел.
Барыня.
Якову кто приказал?
Кухарка.
Не могу знать. Федор Иваныч их видели.
Барыня.
Леонид!
(Леонид Федорович не слышит, занят отыскиванием и шикает.)
Барыня.
Федор Иваныч! это что значит? Разве вы не видали, что я дезинфицировала всю переднюю, а теперь вы мне всю кухню заразили, черный хлеб, квас...
Федор Иваныч.
Я полагал, что здесь не опасно; а люди по делу. Итти им далеко, а из своей деревни.
Барыня.
В том-то и дело, что из Курской деревни, где, как мухи, мрут от дифтерита. А главное – я приказывала, чтоб их не было в доме!.. Приказывала я или нет? (Подходит к кучке, собравшейся около Мужиков.)Осторожнее! Не дотрогивайтесь до них: они все в дифтеритной заразе!
(Никто ее не слушает; она с достоинством отходит и неподвижно стоит, дожидаясь.)
Петрищев (сопит громко носом).
Дифтеритная – не знаю, а некоторая другая зараза в воздухе есть. Вы слышите?
Бетси.
Полноте врать! Вово, в какой сумке?
Василий Леонидыч.
В той, той! Подходит, подходит.
Петрищев.
Что это тут, диху или дỳхи?
Бетси.
Вот когда ваши папироски кстати. Курите, курите, ближе ко мне.
(Петрищев нагибается и окуривает.)
Василий Леонидыч.
Добирается, я вам скажу. А, что?
Гросман (с беспокойством шарит около 3-го мужика).
Здесь, здесь. Я чувствую, что здесь.
Толстая барыня.
Истечение чувствуете?
(Гросман нагибается к сумочке и достает ложку.)
Все.
Браво! (Общий восторг.)
Василий Леонидыч.
А? так вот где наша ложечка нашлась! (На Мужика.)Так ты так-то?
3-й мужик.
Чего так-то? Не брал я твоей ложечки. И что путает? Не брал я, и не брал, и душа моя не знает. А вольно ему! Я видел, он приходил не за добрым. Кошель, говорит, давай. А я не брал, вот-те Христос, не брал.
(Молодежь обступает и смеется.)
Леонид Федорович (сердито на сына).
Вечно глупости! (3-му мужику.)Да не беспокойся, дружок! Мы знаем, что ты не брал; это опыт был.
Гроссман (снимает повязку и делает вид, как бы очнулся).
Воды, если можно... позвольте. (Все хлопочут около него.)
Василий Леонидыч.
Пойдемте отсюда в кучерскую. Я вам покажу, какой кобель один там у меня. Epâtant! [16]А, что?
Бетси.
И какое слово гадкое. Разве нельзя сказать: собака?
Василий Леонидыч.
Нельзя. Ведь нельзя про тебя сказать: какая Бетси человек épâtant? Надо сказать: девица; так и это. А, что? Марья Константиновна, правда? Хорошо? (Хохочет.)
