Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 27."
Автор книги: Лев Толстой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 52 страниц)
Вместо:т. е. не верят в сущности кончая:без всякого руководства. – в лит. ред.:потеряли истинный идеал целомудрия, данный Христом, и только по внешности приняли вымышленное, ни на чем не основанное церковное учение таинства брака и не верят в него.
Стр. 87, строки 2—7.
Вместо:От этого то и происходит то, кончая:чем у так называемых христиан. – в лит. ред.:От этого то и произошло то кажущееся сначала странным явление, что семейное начало и супружеская верность без сравнения тверже в народах, признающих внешние религиозные учения – у евреев, магометан, чем у так называемых христиан.
Стр. 87, строки 8—12.
Вместо:У тех есть определенное наложничество, кончая:под видом воображаемого единобрачия. – в лит. ред.:У тех есть ясные, точные внешние определения брака, у христиан же нет никакого.
Стр. 87, строки 13—16.
Вместо:Только потому, что над некоторой частью соединяющихся кончая:что живут в единобрачии. – в лит. ред.:Только изредка над некоторой малой частью из совершающихся в действительности половых общений производя через духовенство известную церемонию, называемую ими церковным браком, люди нашего общества живут в полной распущенности многоженства и многомужества, не подчиняясь в половых общениях никаким определениям и предаваясь в этом отношении ужасающим половым порокам, воображая, что они живут в том единобрачии, которое исповедуют.
Стр. 87, строки 17—18.
Вместо:Христианского брака быть не может и никогда не было, как никогда не было и не может быть – в лит. ред.:Христианского брака быть не может, как не может быть
Стр. 87, строки 24—28.
Вместо:Идеал христианина есть любовь к Богу и ближнему, кончая:и потому с христианской точки зрения – падение, грех. – в лит. ред.:Идеал христианина не есть брак, но любовь к Богу и ближнему, и потому для христианина плотское общение в браке не только не может представляться законным, праведным и счастливым состоянием, каким оно представляется в нашем обществе, нашими церквами, а всегда падением, слабостью, грехом.
Стр. 87, строка 29—стр. 88, строка 11.
Вместо:Вступление в брак не может содействовать служению Богу и людям кончая:т. е. быть вполне целомудренным (Мф. XIX, 10—12) – в лит. ред.:Христианского брака никогда не было и не может быть. Христос не женился и не устанавливал брака, и ученики его не женились. Брака христианского не может быть, но есть христианское отношение к браку. Отношение это таково: христианин, я говорю не про того человека, который считает себя христианином потому, что его крестили, и он говеет каждый год, а про христианина, руководящегося в своей жизни учением Христа, христианин не может смотреть на плотское общение иначе как на отступление от учения, как на грех, как это и сказано в Матф. V, 28 (так называемый христианский обряд брака не может ни на волос изменить этого), и потому никогда не будет желать брака, а всегда будет избегать его.
Если же христианина застанет познание истины уже в браке, или, не преодолев слабости любви, христианин вступит в половое общение, при условиях церковного брака или без них, то он не может делать ничего иного, как, не покидая жены (или жена мужа, если говорить о женщине), стремиться вместе с участницей (или участником) греха к освобождению себя от него – к наибольшему целомудрию в браке и к конечному идеалу, к замене плотской любви чистыми отношениями брата и сестры. Таково христианское отношение к браку, и иного нет и не может быть для человека, руководящегося в жизни учением Христа.
Стр. 88, строка 12.
Вместо:мысли эти покажутся странными – в лит. ред.:мысли, высказанные в рассказе и здесь, покажутся странными и неясными.
Стр. 88, строки 15—16.
Вместо:мысли ли эти или жизнь миллионов людей и моя? – в лит. ред.:мысли ли, которые кажутся справедливыми, или жизнь людей и моя?
Стр. 88, строки 17—18.
Вместо:когда приходил к тем убеждениям, которые теперь высказываю: – в лит. ред.:когда писал свой рассказ.
Стр. 88, строки 20—21.
Вместо:не верить нельзя было. – в лит. ред.:не верить нельзя и разуму и совести.
Стр. 88, строка 21.
Вместо:И как ни противоречат – в лит. ред.:И как ни странны, как ни противоречат
Стр. 88, строка 24—стр. 91, строка 30.
Слов:Но всё это общие соображения, кончая:но единственно возможно. – в лит. ред. нет.
Стр. 91, строка 31.
Вместо:«Человек слаб, – в лит. ред.:«Но человек слаб,
Стр. 91, строка 31.
Вместо:говорят люди. – в лит. ред.:говорят на это.
Стр. 91, строка 32.
Вместо:«руки мои слабы, и я не могу – в лит. ред.:«рука моя слаба, я не могу
Стр. 91, строка 37 – стр. 92, строка 13.
Слов конца« Послесловия»: Нельзя, познав христианское учение идеала, кончая:А и то и другое дано нам. – в лит. ред. нет.
НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ
** [ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ «КРЕЙЦЕРОВОЙ СОНАТЫ».]
Мы ѣхали 2-е сутки.
Въ вагонъ входили и выходили ѣдущіе на короткія разстоянія, но трое ѣхали уже 2-ю ночь. Это были [47]– невысокій человѣкъ въ хорошемъ платьѣ, съ пріятными мягкими пріемами, лѣтъ 50, молодая некрасивая [48]дама, скромно, хорошо одѣтая, съ [49]умнымъ и пріятнымъ лицомъ, и [50]средняго роста худощавый человѣкъ, съ желтымъ цвѣтомъ лица, черными блестящими глазами, быстро перебѣгавшими съ предмета на предметъ, [51]и съ [52]быстрыми нервными движеніями и съ рано посѣдѣвшими густыми и вьющимися жесткими волосами. Этотъ господинъ везъ съ собой дѣвочку 3-хъ лѣтъ и ухаживалъ за ней, какъ нянька или мать. И дѣвочка миленькая, очевидно, привыкла къ нему, какъ къ нянькѣ или матери, и властвовала надъ нимъ. Со всѣми пассажирами и кондукторами этотъ госдодинъ былъ какъ будто грубъ: такъ онъ рѣзко отрывалъ свои слова, какъ будто онъ говорилъ: что нужно, я вамъ скажу, сдѣлаю, а въ остальномъ оставьте меня въ покоѣ. Не желаю съ вами сближаться и не нуждаюсь ни въ комъ. A вмѣстѣ съ тѣмъ мнѣ казалось, что ему мучительно одиночество и что ему нужно говорить съ кѣмъ нибудь. Онъ видѣлъ, что я понимаю это, и когда глаза наши встрѣчались, что случалось часто, онъ отворачивался и все таки не вступалъ ни съ кѣмъ въ разговоръ. Когда въ вагонъ попала старуха съ мѣшками и не могла успѣть внести ихъ, онъ вдругъ выскочилъ, какъ будто онъ хотѣлъ ее вытолкать, и схватилъ ее мѣшки, испугавъ ее (она, вѣрно, думала, что онъ ихъ выкинетъ), внесъ ихъ, уложилъ ихъ ей и, сунувъ, посадилъ ее и быстро вернулся на свое мѣсто, издавъ какой-то странный звукъ, которымъ онъ и все время пугалъ пассажировъ, звукъ похожій или на начатую и оборванную рѣчь или на сдержанный не то смѣхъ, не то рыданіе. Господинъ пріятный въ обращеніи и съ хорошими сафьянными мѣшочками познакомился ужъ въ началѣ перваго дня съ дамой и со мной, и мы ѣхали какъ знакомые, неразъ услуживая другъ другу. И то читали книжки или газеты, а то разговаривали другъ съ другомъ и съ входящими разговорчивыми пассажирами. [53]Сѣдой господинъ сидѣлъ все одинъ съ своей дѣвочкой наискосокъ противъ меня, глядя передъ собой и быстро поворачиваясь на каждое входящее лицо и изрѣдка испуская свои странные звуки. Господинъ съ хорошими вещами хотѣлъ было заговорить съ нимъ. Дама хотѣла черезъ дѣвочку сблизиться, но онъ не давался, обрывалъ свои рѣчи и отзывалъ дѣвочку. Только со мной, какъ съ сосѣдомъ, онъ вошелъ въ нѣкоторое общеніе. Я уступилъ ему свое мѣсто. На 2-е сутки путешествія, когда смерклось, кондукторъ зажегъ фонарь, и на большой станціи вышло и вошло нѣсколько новыхъ пассажировъ. Господинъ съ хорошими вещами и пріятная дама пошли пить чай, [54]вернулись оживленные и еще болѣе добрые и общительные. Противъ ихъ лавочки сѣлъ [55]высокій желтый старикъ въ длинномъ пальто и бобровомъ картузѣ съ длиннымъ козырькомъ. [56]Молодой человѣкъ, прикащикъ, познакомившись съ господиномъ съ хорошими вещами и съ дамой, хотѣлъ услужить имъ и сказалъ старику, что мѣсто это занято. [57]Старикъ, не отвѣчая, сѣлъ, прямо глядя передъ собой. Когда вошелъ господинъ съ хорошими вещами съ дамой, прикащикъ опять обратился къ старику:
– Я говорилъ вамъ, что занято.
Старикъ также упорно смотрѣлъ передъ собой, какъ будто готовый разразиться чѣмъ-то дурнымъ, но господинъ съ хорошими вещами не далъ ему времени.
– Сдѣлайте одолженіе, – сказалъ господинъ съ хорошими вещами, – всѣмъ мѣсто будетъ; спать еще рано. Побесѣдуемъ. И сѣлъ съ дамой. Старичекъ сказалъ, что онъ только на 3 станціи. [58]Господинъ съ хорошими вещами обратился къ сосѣдкѣ и сталъ продолжать разговоръ. У нихъ нашелся общій знакомый. Общій знакомый ихъ имѣлъ несчастье съ женой: онъ ли, она ли его оставила, но они разошлись, и у нихъ было разводное дѣло. Я прислушивался къ разговору. [59]
– Да, сколько теперь этихъ разводовъ, – сказалъ господинъ съ хорошими вещами. – У насъ въ Петербургѣ это безпрестанно.
– А это все отъ того, что я и говорила, что женщина была раба совсѣмъ, а теперь полураба, – сказала дама.
– Въ этомъ я не согласенъ съ вами, – улыбаясь сказалъ господинъ съ хорошими вещами, какъ бы о предметѣ, который уже былъ разобранъ имъ, и, взглянувъ на старика, сидѣвшаго противъ и смотрѣвшаго на него, спросилъ, отчего это прежде не было.
– Было и прежде, только меньше, – сказалъ старикъ. – По нынѣшнему времени нельзя этому не быть.
– Отчего же вы думаете? – спросила дама. – Отчего нельзя этому не быть?
– А потому, что [60]волю себѣ дали, сударыня, – сказалъ старикъ.
– Какъ? [61]Какую волю?
– Прелесть разводить стали, – сказалъ старикъ. – И женются-то не по людски. [62]Всякій пупленокъ ужъ объ любви говоритъ. По любви и женятся, а не какъ Богъ велитъ.
Дама даже разсмѣялась.
– Да какъ же безъ любви? [63]
Съ этихъ словъ начался оживленный разговоръ, и я пересѣлъ на сосѣднюю лавочку, чтобы слушать. [64]
– Да какъ же, вѣдь это единственная связь. Напротивъ, отъ того, что этаго нѣтъ, нѣтъ настоящей любви между молодыми людьми, а ихъ женятъ, отъ этаго и выходятъ дурные браки.
Господинъ съ хорошими вещами не далъ отвѣчать старику и тоже напалъ на него.
– Такъ неужели же лучше бракъ по домострою, когда брачущіеся не видали даже другъ друга, не знали, есть ли симпатія, а выходили изъ-подъ фаты по волѣ родителей?
– Да позвольте, – оживленно говорилъ старикъ.
Голоса такъ оживились, что прикащикъ съ другого конца пересѣлъ къ проходу и перегнулся въ темнотѣ къ разговаривающимъ.
– Нѣтъ, ужъ это время прошло... – заговорила дама.
Но господинъ съ хорошими вещами остановилъ ее:
– Нѣтъ, позвольте имъ выразить свою мысль.
Старикъ дожидался. Когда затихли, онъ сказалъ:
– Вотъ то-то и бѣда, сударыня, – сказалъ онъ, обращаясь все къ дамѣ, – что [65]по любви женятся, а не по закону.
– Да что жъ вреднаго въ любви? Вѣдь это самое высшее чувство.
– Позвольте мнѣ вамъ доложить такъ: живу я, примѣрно, у родителей, возращаютъ они меня. У меня умъ ребяческій, ничего я не знаю, а кровь играетъ, вотъ я на ту дѣвушку погляжу, на эту, ахъ, хороша! и эта хороша. И всякія глупости у меня въ головѣ. Ну, что какъ мнѣ не будетъ устраху, a мнѣ еще внушеніе будетъ отъ умныхъ людей и въ книжкахъ, что это самое хорошее чувство, какъ у нашихъ у купчиковъ, у богатенькихъ, да и у господъ (отъ нихъ то и научились). Я про себя скажу. Въ родительскомъ домѣ прислуга тоже. И дьяволъ сбиваетъ, а пуще товарищи дурные. Ну, да страхъ есть. Думаешь себе: родители знаютъ, что къ худу, что къ добру. У меня, Богъ далъ, родители были богобоязненные. Ну и воздержался. Понялъ, что это глупость одна и прелесть. Книгъ я тоже скверныхъ не читалъ, да и некогда было, все при дѣлѣ. Такъ и не повадился, а потомъ слышу, женить хотятъ. Тутъ тоже объ любви какой то. Но романсовъ этихъ не было. А думаю, какъ новую жизнь поведу. Вотъ показали невѣсту. Мнѣ 19 лѣтъ было. Красоты особенной не было, a дѣвица какъ надобно. 19 лѣтъ все хорошо. У кого зубы есть, все сгложетъ. Ну и принялъ законъ. Такъ и понималъ, что законъ Божій принимаю, такъ и старушка понимала. Ну вотъ и живемъ 63-й годъ женатые. И никакихъ глупостей не было. Потому [66]– не поважены.
– Ну что же, и не было у васъ искушеній? – улыбаясь сказала дама.
– Сказать, что не было. Потому закрѣплено, въ сердцѣ у насъ закрѣплено отъ родителей. [67]
– Ревности неужели не было?
– Ревности? Было, – улыбаясь сказалъ старикъ. Было и это, да какъ не поважены мы съ ней, такъ и ничего.
– Что же, она васъ ревновала или вы ее?
– Не запомню. [68]Нѣтъ. Ну, былъ разъ прикащикъ у насъ щеголь, бабникъ такой скверный. Молодцы про него сказали мнѣ разъ. Ну и запало мнѣ въ голову, что какъ станетъ онъ за ней виснуть, глупости какія говорить. И запало мнѣ въ голову, что и она чаще на крыльцо выходитъ. И такъ скучно мнѣ стало. Я и говорю ей: «покаюсь я тебѣ: такъ и такъ. Смущаетъ меня объ тебѣ нечистый». Вся сгорѣла она. Эхъ, думаю, ужъ и ей не запало ли что въ мысль? Думаю, бабочка молодая, изгадится. Такъ жалко, жалко мнѣ ее стало.
Въ это время вдругъ подлѣ самыхъ разговаривающихъ раздался громкій звукъ оборвавшагося смѣха или рыданья. Всѣ оглянулись. На ручкѣ кресла сидѣлъ сѣдой господинъ и, впиваясь глазами въ разскащика, слушалъ. Когда на него оглянулись, онъ быстро всталъ, повернулся, пошелъ въ свой уголъ, что-то покопался надъ дѣвочкой и сейчасъ же опять вернулся.
Старикъ продолжалъ:
– И жаль было прикащика, хорошій малый былъ, разсчелъ – вотъ и все. И такъ и вѣкъ прожилъ, не знаю, что за любви эти такія. Все это отъ романсовъ, сударыня.
– Да какъ же отъ романовъ, – улыбаясь сказала дама. – Ну, а какъ проснется любовь, да увлечется. Ну, какъ бы вы не хватились во время, да (извините меня, я вѣдь только къ слову) жена бы ваша влюбилась да въ связь вошла бы?
– Ну такъ чтожъ? Развѣ она бы другая стала, развѣ убудетъ что? Ну чтожъ, скучно, извѣстно. А все же ее жаль. Еще жалче. Помочь надо.
– Ну да развѣ вы бы могли съ ней жить?
– Отчего жъ?
– Да она бы не захотѣла.
– Эхъ, какъ не захотѣть. Легче мужниныхъ хлѣбовъ нѣту. Законъ вѣдь.
– Да вѣдь любви бы ужъ не было.
– Отчего же любви бы не было? Любовь, сударыня, христiанская, братская сильнѣе каменныхъ стѣнъ. А что вы изволите говорить, это не любовь, это романсы. А отъ романсовъ-то и любви нѣтъ.
Опять крикнулъ что-то черный и остановился. Всѣ помолчали.
Прикащикъ пошевелился, еще подвинулся и, видимо страстно желая говорить, улыбаясь началъ:
– Да-съ, вотъ тоже у нашего молодца такой же скандалъ одинъ вышелъ. Тоже разсудить весьма трудно. Тоже попалась такая женщина, что распутевая. И пошла чертить. А малый степенный и съ образованіемъ. Сначала съ конторщикомъ, уговаривалъ онъ тоже добромъ. Не унялась. Всякія пакости дѣлала и его деньги стала красть. И билъ онъ ее. Чтожъ, все хужѣла. Съ Евреемъ свела шашни. Чтожъ ему дѣлать? Бросилъ ее совсѣмъ. Такъ и живетъ холостой, а она слоняется.
– Неправильно, – сказалъ старикъ.
Въ это время пришелъ кондукторъ спрашивать, у кого до Варвина билеты. Старикъ подозвалъ кондуктора и отдалъ билетъ.
– Скоро Варвино то, голубчикъ?
– Подходимъ.
– А неправильно. Терпѣть надо, – сказалъ онъ, доставая мѣшокъ. – Кабы законъ понималъ, была бы любовь христіанская, не прогналъ бы, пожалѣлъ бы. Прощенья просимъ.
Онъ всталъ, поднялъ картузъ и пошелъ. Черный господинъ проводилъ его глазами и остался на ручкѣ кресла.
Только что старикъ, завладѣвшій разговоромъ, ушелъ, поднялся разговоръ въ нѣсколько голосовъ.
– Стараго завѣта папаша, – сказалъ прикащикъ.
– Вотъ домострой живой, – сказала дама.
– Есть доля правды, – сказалъ господинъ съ хорошими вещами. [69]
– Ему кажется это просто при той почти животной жизни, дальше которой онъ не видитъ, – сказала дама. – Для него не существуетъ еще вся та сложная игра страсти, которая составляетъ поэзію человѣческой жизни.
– Да, но на его сторонѣ выгода та, что вопросъ все таки разрѣшается для него, тогда какъ для насъ, въ нашемъ сложномъ цивилизованномъ обществѣ, онъ представляется неразрѣшимымъ.
– Совсѣмъ не неразрѣшимымъ, – сказала дама. – Рѣшеніе въ свободѣ, въ признаніи правъ.
Прикащикъ слушалъ во всѣ уши и улыбался, желая запомнить для употребленія сколько можно больше изъ умныхъ разговоровъ.
– Свобода? Какая свобода? – вдругъ неожиданно сказалъ мой сосѣдъ. – Какъ это свобода разрѣшаетъ вопросы? Позвольте узнать.
Дама какъ бы испугалась сначала, но потомъ отвѣчала:
– Свобода разрѣшаетъ вопросъ тѣмъ, что нѣтъ насильно навязанныхъ узъ.
– Да и безъ навязанныхъ узъ страсть можетъ быть, ревность. Я хочу женщину и другой хочетъ. Какъ быть?
– То есть какъ? Вѣдь женщина человѣкъ. Что она хочетъ?
– А если она не знаетъ, чего она хочетъ? Она хочетъ и того и другого.
– Я васъ не понимаю.
Онъ только крикнулъ, дернулся и замолчалъ.
Господинъ съ хорошими вещами вступился, желая разъяснить.
– Они говорятъ, – сказалъ онъ, указывая на даму, – что если бы была свобода, то какъ женщина, такъ и мущина, будучи вольны избирать себѣ по своей симпатіи, было бы больше согласія. А въ случаѣ ошибки могли бы свободно расходиться. Тогда только и правильнѣе бы сходились, и не было бы столкновеній при исправленіи разъ сдѣланныхъ ошибокъ. Такъ ли я васъ понялъ? – обратился онъ къ дамѣ.
– А страсти? – А развитыя, какъ онъ говоритъ, романсами страсти куда дѣть?
– Подчинить разсудку.
– Распустить во весь ходъ паровозъ, снять тормаза, а потомъ сразу остановить?
– Нѣтъ, почему же не отказаться добровольно, свободно избрать наилучшій выходъ? [70]Положимъ, я люблю своего мужа, – сказала дама, – но вижу, что онъ любитъ другую. Какже я могу жить съ нимъ? Развѣ не очевидно, что только одно средство выдти изъ того ада, въ который мы поставлены, – это дать ему свободу. Иначе мы будемъ страдать оба. [71]И я знаю такихъ супруговъ. Я вамъ разсказывала, – обратилась она къ господину съ хорошими вещами, – про моего шурина. Онъ любилъ ее и всетаки отказался для другаго. И самъ спокоенъ и счастливъ. [72]
– Онъ никогда не любилъ, – рѣзко сказалъ мой сосѣдъ.
– Нѣтъ, почему же. Вотъ я знаю, товарищъ мнѣ...
И господинъ съ хорошими вещами разсказалъ, какъ его знакомый, узнавъ о невѣрности жены, вызвалъ на дуэль того, ранилъ, а потомъ развелся и женился, и тотъ женился на его женѣ и живутъ прекрасно. [73]
– Гмъ! это не любовь даже. Это удобство. Такъ холостяки живутъ не любя.
– Почему же не любовь? – сказала дама.
– А потому, что если есть любовь, какже разойтись, уступить другому? Рыбамъ разойтись можно, молоки и икру класть, одной другой не мѣшать, а животныя не расходятся такъ легко. [74]
– Да зачѣмъ же говорить про животныхъ, когда мы говоримъ про людей?
– Про людей... Люди тоже не расходятся. Про людей! [75]А то то и дѣло, что мы выставляемъ принципъ, а потомъ не держимся его. Если любовь, любовь къ одной женщинѣ, – великое, высокое чувство – романсы, такъ какже я отдамъ другому ту женщину, которую я люблю? Во имя чего? Нельзя отдать, если есть эта любовь. [76]А если могу отдать и быть доволенъ съ другою, то и любви ее этой нѣтъ, а есть самое низкое рыбье свойство.
– A человѣкъ что сдѣлаетъ, по вашему? – спросила дама.
– Человѣкъ настоящій, какъ я понимаю, сдѣлаетъ нѣчто особенное, да не о немъ рѣчь. Рѣчь о человѣкѣ нашего общества, вѣрящаго въ высоту чувства любви и любящаго. Если такой человѣкъ не рыба, онъ не разойдется [77]и не отдастъ. Нетъ того, во имя чего отдать. [78]Есть рыбы – всѣ рыбы, есть животныя, есть иногда и люди, только рѣдко.
– Почему же не можетъ человѣкъ, любя, отдать?
– А оттого что нельзя. Это хорошо разсуждать, что дѣлать, когда крушеніе будетъ, а какъ начнется крушеніе, того не сдѣлаешь. Вы слышали, вѣрно, дѣло разбиралось въ К. судѣ – Позднышева, – сказалъ онъ оглядываясь, какъ будто вошелъ кто-то.
Никто изъ насъ не слыхалъ про Позднышева.
– Не слыхали, такъ я вамъ скажу: убилъ [79]жену, потому что любилъ ее. И не могъ не сдѣлать этаго. [80]
– Ну ужъ это я не понимаю. [81]
– Женился Позднышевъ какъ всѣ. Работалъ въ университетѣ, работалъ потомъ, добился своего. Потомъ заговорило это чувство. Встрѣтились. Она молода, красива, очень красива, [82]съ состояньицемъ, въ пансіонѣ была, не доучилась. Локоны, платьицы модныя, хорошенькая, глупенькая, добренькая, главное – хорошенькая. Чтожъ, думаетъ, развѣ я не человѣкъ? Кромѣ моей химіи, есть тамъ еще эти радости, красота, любовь. [83]Чтожъ, я такъ и буду глазами хлопать, пока другіе разберутъ, да и года пройдутъ? Нѣтъ, дудки, и моя денежка не щербатая. Взялъ, женился. Все продѣлалъ какъ надо. Всю собачью сватьбу. Онъ домострой? При домостроѣ, когда женили по волѣ родителей, и не видали невѣсты, и романсовъ не было, тогда и перины, и бѣлье, и платья, и смотрины – все чисто и честно. Но у насъ, когда въ душѣ-то у всѣхъ, кто участвуетъ въ сватьбѣ, одна собачья сватьба, когда и въ таинство-то не вѣрятъ (онъ ученый, стало-быть, не вѣ[ритъ], тогда всѣ эти постели, бѣлье, халатъ, туалеты, капоты, шоколады – вѣдь это просто пакость. Ну, продѣлалъ всю эту пакость, женился и узналъ, что кромѣ химіи еще вонъ какія пріятныя штучки есть. И понравилось, очень понравилось. Пойдетъ, работаетъ, вернется, а дома, вмѣсто пыли, скуки, прелесть, грація, изящество, красота, наслажденіе. [84]Чего лучше? Какъ, думаетъ, я давно не догадался? Такъ и думалъ, что кромѣ этихъ всѣхъ удовольствій ничего не будетъ. Анъ съ первыхъ же недѣль явилось новенькое и совсѣмъ неожиданное. Явились слезы, досады, требованія чего то для себя такого, что не сходилось [съ] тѣмъ, что нужно было для него. Случилось, какъ это всегда случается, что то подобное тому, что вы бы испытали, если бы вы завели себѣ удобство – кресло у камина, чтобъ отдыхать, и вдругъ кресло поворачивается кверху ножками и заявляетъ свои желанія – какія? – поиграть, отдохнуть. Вы удивляетесь, какъ можетъ кресло чего то для себя желать. Ведь оно – кресло. Вы поворачиваете кресло, хотите сѣсть, а оно опять свое. Вотъ тоже со всѣми бываетъ. И начинается разладъ, ссоры. Да какія ссоры! Такія, какія бываютъ между людьми, которые совсѣмъ не понимаютъ, не хотятъ понимать требованій жизни другъ друга. И эти ссоры озадачиваютъ: какъ такъ? Была такая сильная любовь 6 часовъ тому назадъ, и вдругъ ничего не осталось – кресло было мягкое, покойное, и вдругъ торчатъ одни рожны. Не можетъ же быть, чтобъ была такая сильная любовь, и ничего не осталось, хоть кусочка. Хвать-похвать, ничего нѣтъ, ни капельки. Совсѣмъ чужой озлобленный человѣкъ, и начинается потасовка. Вѣдь это секретъ, который всѣ другъ отъ друга скрываютъ, но всѣ знаютъ. Начинаются ссоры, злоба, какъ между звѣрями, и тѣмъ сильнѣе, чѣмъ сильнѣе было то, что называется любовь. Такія злобы, которыя доводятъ до искренняго желанія смерти себя и ея, его и себя. Такъ и идетъ, пока опять обманъ страсти не заслонитъ. Такъ шло. А кромѣ того явилось и еще неожиданное обстоятельство, а именно то, что онъ, устроивъ себѣ удовольствіе, не разсчиталъ, что охотниковъ на эти удовольствія очень много, да еще такихъ умныхъ людей, которые нетолько знаютъ, что иногда очень пріятно жить съ женщиной, но знаютъ еще и то, что для этаго не нужно всѣхъ этихъ хлопотъ и непріятностей, связанныхъ съ женатой жизнью. А что гораздо пріятнѣе и безъ хлопотъ собирать сливочки съ того подоя, который другіе устроятъ. Жена была прекрасивая, знаете, съ вызывающей замѣтной красотой. Ну и замѣтили тѣ-то, болѣе умные. Вотъ одинъ изъ этихъ болѣе умныхъ и взялся за дѣло. А! Да. Ну вотъ тутъ и начинаются всѣ эти вопросы, какъ разойтись по согласію, по свободѣ. Какъ разойтись такъ по свободѣ, что вотъ имъ – онъ указалъ на прикащика – понадобилась ваша вотъ эта рука, такъ чтожъ, – очень просто. Чѣмъ стѣсняться, пускай онъ возьметъ мою руку да и пойдетъ. У него будетъ три руки, а у меня одна. И я спокойно такъ и отдамъ. Вотъ и началось это, что по вашему такъ просто рѣшается. Главная трудность просто то рѣшать та, что никогда вопроса не ставится. А чортъ его знаетъ, хочетъ моя жена обмануть меня, обманула ли ужъ давно или вотъ только приладилась сегодня обмануть? Это никто не знаетъ – ни мужъ, ни жена, ни тотъ, кто чужую жену караулитъ. Онъ говоритъ: «авось, нынче подвинется дѣло». У него это дѣломъ называется. А жена говоритъ себѣ: «какія-то странныя чувства и хорошія, какъ люблю», а кого, сама не знаетъ. А мужъ думаетъ: «нѣтъ, это мнѣ показалось»; а черезъ минуту думаетъ: «это удивительно, что я не видалъ, что у нихъ ужъ все кончено». А черезъ минуту думаетъ: «а можетъ быть, и нѣтъ. Надо не думать». И начинаетъ заниматься тѣмъ, чтобы не думать о бѣломъ медвѣдѣ. Пріятное занятіе. Кто не испыталъ, тотъ пріятности этой понять не можетъ.
Вотъ это то и началось. И пошло, и пошло, и пошло. Такъ шло 2 года. Оказалось, что удовольствіе то – удовольствіе, и пріятности и удобствъ много, но и жестко. Ухъ, жестко! [85]
– Она была женщина безъ образованья, – сказала дама.
Опять онъ разсердился на даму и, не глядя на нее, отвѣчалъ господину съ хорошими вещами:
– Образованья она была того самаго, при которомъ женщины про себя говорятъ: женщина образованная. Вѣдь если женщина по англійски говоритъ, она про всѣхъ тѣхъ, которые не говорятъ, говоритъ – необразованные, а если она, помилуй Богъ, про естественный подборъ знаетъ, тогда всѣ необразованы. Она знала про подборъ. Онъ развивалъ ее, давалъ ей читать, самъ читалъ съ ней. Она читала, поднимала вопросы, особенно въ присутствіи тѣхъ умныхъ, которые ее караулили. Это все было, но это была все ложь. Онъ зналъ, зачѣмъ онъ ее взялъ, – развитія ему ее никакого не нужно было. А такъ ужъ заведено такъ, для приличія развивалъ. И она знала, что она, и зачѣмъ она нужна, и въ чемъ ее сила, и такъ только дѣлала видъ, что ее что-нибудь интересуетъ. Интересовало ее (У!), бѣдняжку, одни ее лицо, и тѣло, и его покровы, и дѣти. Былъ ребенокъ. Ну чтожъ, ребенокъ тоже очень красиво: и колыбель, и ванночка, и платьицы – все занимало, но и въ дѣтской кокетничала очень хорошо. Такъ что нельзя разобрать было, что она моетъ, чтобы вымыть, или чтобы локти свои бѣлые показать, и ласкаетъ, что[бы] приласкать или рядомъ свою голову съ головкой ребенка поставить.
Такъ шло, шло и дошло, что что-то какъ будто случилось.
Да и случилось такъ, что нельзя было знать, случилось или не случилось. Для мужа осталось не то что тайной (кабы тайна, лучше бы), а то все тотъ же бѣлый медвѣдь, про котораго надо не думать, чтобы не разорвалось сердце.
– Да чтожъ случилось?
– А вотъ что: было дѣло на дачѣ. У! (Я тамъ же жилъ). Жилъ съ ними рядомъ художникъ. Милый такой мальчикъ, одинъ изъ тѣхъ, что поумнѣе, тѣ, которые и безъ женитьбы устраиваются, лѣтъ 28, хорошенькій, бѣлый, глазки блестящіе, голубые, губки красненькія, усики съ рыжинкой. Ну, чего же еще? Писалъ онъ все какія то деревья съ желтыми листьями и все съ мѣста на мѣсто ходилъ съ своимъ мольбертомъ въ шляпѣ и пледѣ. И познакомился съ ними и бывалъ. [86]Все та же началась эта паутина, которая стала обматывать его со всѣхъ сторонъ и въ которой онъ все больше и больше путался. Все тоненькія ниточки, совѣстно ихъ разрывать – за что? Но одна за другой, одна за другой, и не успѣлъ оглянуться, какъ ужъ онъ весь запутанъ по рукамъ, по ногамъ. Она любитъ живопись, еще въ пансіонѣ оказывала способности, но не было руководителя. Начинала нѣсколько разъ, но тутъ какъ не воспользоваться такимъ удивительнымъ случаемъ? Знаменитость, и такой любезный, услужливый, и такая простота. Никакихъ интересовъ нѣтъ, очевидно, между ними, кромѣ высокаго искусства. Ахъ, какая прелесть это пятнышко, какъ свѣжо. Покажетъ мужъ признакъ ревности, чуть выпуститъ когти, сейчасъ же оскорбленная невинность, намеки на то, чего и въ мысляхъ не было. «Только вызываетъ дурныя мысли». И спрячетъ опять ревность. А она есть. Простота отношеній удивительная, ровность, веселость, шутливость. Присутствіе мужа ни на волосъ не измѣняетъ простоты тона. И мужъ принимаетъ этотъ же тонъ, а въ душѣ адъ. Разъяснить дѣло нельзя, не выдавъ себя. Начать разъяснять хоть съ ней – значитъ снять запоры съ звѣрскаго чувства. А не разъяснить вопросъ – еще ужаснѣе. Главное дѣло, вѣдь самое ужасное въ этихъ случаяхъ то, что онъ видѣлъ, что то самое, что она для него – услада нѣкоторыхъ минутъ жизни, то самое она должна еще въ большей степени быть для другихъ. И то самое, что онъ для нея, для нея въ сто разъ больше должны быть другіе и по новизнѣ и просто по внѣшности. [87]По здравому смыслу ей надо предпочесть того. Внутреннихъ преградъ вѣдь никакихъ мужъ ни за собой не знаетъ, ни за ней. Стало-быть, ей надо это сдѣлать, если она будетъ не дура. Одна помѣха – это огласка, худая слава, непріятности, стало-быть, она должна сдѣлать такъ, чтобъ никто не узналъ. А если она такъ станетъ дѣлать или уже сдѣлала, то я не узнаю.
Но нѣтъ, она не сдѣлала, а между тѣмъ она уже все лѣто была въ связи съ художникомъ. И [88]если тонко разбирать, то онъ зналъ это, несомнѣнно зналъ, [89]не такъ зналъ, какъ знаютъ то, на что имѣютъ внѣшнія доказательства, но какъ зналъ свои ощущенія – несомнѣнно, но не видно. Знаю я одинъ характерный эпизодъ изъ ихъ жизни за это время. Вѣдь чтобы понятно было послѣдующее, надо дать понятіе объ ихъ чувствахъ.
Одинъ разъ она поѣхала въ городъ. Нужны оказались тѣ вещи, которыя, вы знаете, всегда нужны дамамъ, до зарѣзу нужны. Онъ, художникъ, долженъ былъ особенныя деревца на пруду дописывать. [90]Она поѣхала. Очень спѣшила. Очень хороша была собой, онъ говорилъ. И она раза два между разговора упомянула, что ей скучно дѣлать порученіе художника въ городѣ, давая понимать, что онъ на дачѣ.
Вдругъ на него нашло сознаніе, что все кончено. Она измѣнила. Онъ пошелъ къ художнику; его сожитель сказалъ, что онъ въ ночь уѣхалъ въ городъ. [91]Тутъ вспомнились ему поѣздки въ городъ частыя, въ пыль, безъ достаточныхъ предлоговъ. [92]
Стало быть, все уже было. Она уже сдѣлала такъ, какъ ей по здравому разсудку слѣдовало сдѣлать. [93]Онъ не могъ усидѣть дома и поѣхалъ въ городъ. И не просто поѣхалъ, а взялъ ривольверъ, чтобъ убить ее и его.
Это страшное рѣшеніе пришло ему какъ самое естественное. Но вышло совсѣмъ другое. Они встрѣтились на дорогѣ. Онъ увидалъ ее еще издалека. Она возвращалась домой свѣжая, веселая, довольная. И въ первую минуту встрѣчи онъ увидалъ на ней то сіяніе счастья, которое было для него всегда главнымъ внутреннимъ доказательствомъ ея измѣны. Когда она увидала его, она улыбнулась, ему показалось – насмѣшливо (надъ нимъ смѣется и съ нимъ), но сейчасъ же выразила безпокойство.
– Что съ тобой. Куда ты?
Онъ хотѣлъ солгать, но не могъ. Онъ сѣлъ къ ней въ пролетку и раздавилъ картины, которыя она везла. Это разсердило ее. Какъ будто она имѣла еще право сердиться.
– Что съ тобой? Что ты какъ шальной?
– Я не могу такъ больше.
Они вышли и пѣшкомъ пошли до дома.
– Я измучался.
– Ахъ, это Леонидъ Николаевичъ? Полно, какъ тебѣ не совѣстно.
