Текст книги "Ромейский Квест (СИ)"
Автор книги: Лев Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Хмурая складка на лбу священника еще больше усугубилась. Он непроизвольно тоже схватил запястье Федора, и только после пары потряхиваний отпустил, и убрал руку, машинально обтерев её об рясу. К мимолетному злорадству Федора, однако, притесалось ощущение, – несмотря, что рука священника была узка да костлява, хватка у того была вполне ощутимая. Федору уже приходилось сталкиваться с такими костлявыми, но цепкими, а иногда даже и сильными. Такая сила была не наработанная упражненьем, а природная. Или же наработанная трудом, который не развивал стать, но какие-то части тела – так часто бывало у крестьян. Сутулые от труда, не имеющие красивого постава и лепой округлости мышц, но цепкие будто сами черти что тащат в пекло.
– Позвольте мне представить себя, – тем же ласковым голосом прорек иностранный поп, – я состою при канцелярии папской курии первопрестола его святейшества папы римского. Мое скромное имя – иеромонах30 Окассий.
Поименованный отцом Окассием умолк, и выжидательно глянул на ромейского священника. Федор присоединился.
– Порученец канцелярии первочтимого константинопольского патриарха, – иеромонах Парфений, – отозвался православный священник. Голос у него оказался без присущей коллеге кошачьей мягкости, но тоже напевный, хоть и делал акценты на другой лад.
«Вот странное дело – отметил Федор, – оба монахи. Им бы в монастырях положено сидеть, а они у своих пап в особых поручениях...».
Оба священника теперь воззрились на Федора.
– Из отряда священной особы автократора римской державы, – слово и рука императора, – доместик-протектор Федор. – Отбил он, старательно проговаривая новое для себя, почетное звание.
Западный священник Окассий еще раз поклонился, обоим наперстникам. После чего все еще несколько мгновений лупали друг на друга глазами. Федор решил, что надо уже брать инициативу на себя, и открыл уже рот, как вдруг, – почти синхронно с его ртом – отворилась еще одна дверь в залу. Федор на всякий случай закрыл рот обратно, и очень вовремя. Потому что через ту дверь вошел, плавно плывя в своем белом с золотыми нашитыми травами одеянье, евнух Игнат. Этот благостный человек, носил звание паракимомена, суть – рядомспальника императора. И как и полагает человеку обличенному такой близостью к телу императора, власть он имел огромнейшую. Федор стукнул себя в левую часть груди старым ромейским военным салютом, и за тем глубоко поклонился. Парфений успел согнуть стан чуть ли не раньше его. Мгновением позже, их примеру последовал иностранец Окассий.
Игнат метнул в каждого из них быстрый пытливый взгляд. Несмотря на приятную округлость лица, он не наел пухлых телес, которые так часто одолевали лишенных мужественности евнухов. Говорили, что Игнат не чужд физическим упражнениям, стараясь, сколь можно, держать в узде свою природу.
– Вижу, вы уже успели познакомиться, – звонко обратился ко всем разом Игнат.
– Успели, рядомспальник, – почтительно ответил Федор, стараясь не вспоминать, и не пускать в лицо, как буквально день назад Игнат свирепо требовал его казни.
– Хорошо, – энергично сомкнул ладони Игнат – потому что именно вам предстоит исполнить древний договор, от лица римского императора – он кивнул на Федора, – константинопольского патриарха – кивок на Парфения, – и досточтимого италийского папы – клевок головой на Окассия. Прошу всех помнить, что это военная экспедиция, под юрисдикцией и главенством Римской Державы. Старшим в вашей миссии, как это и положено по рангу, будет доместик – представитель императора римской державы. За ним общее и военное руководство. Досточтимый Парфений выступит казначеем, на него ляжет финансовое обеспечение экспедиции. Почтенный отец Окассий будет наблюдателем от папского престола, а также поможет связаться с хранителем единственного – увы, единственного! – уцелевшего у италийцев меча. Так святой отец Парфений выступит советником и светочем веры, – буде такая помощь понадобится. Окассий же восподдержит его в этом, насколько ему позволят его латинские догматы. Так же святые отцы помогут, если где в пути, вы сочтете нужным изобразить религиозное паломничество. Надеюсь, с распределением полномочий все понятно?
Все трое кивнули. Федор, за заметно большим удовольствием, чем святые отцы.
Игнат повернул свой взор к отцу Окасиию, и обратился к нему.
– Как я уже сказал легату его святейшества, который доставил тебя сюда, – на территории богохранимой римской державы с древних времен бережно сохранены пятьдесят, – то есть пять полных десятков – особых клинков. Древние документы об месте и способе хранения мы вам предоставили.
– Слава и благосостояние Ромейского государства неоспоримы, – с почтением кивнул Окассий.
– Однако, данные клинки находятся на страже столицы славного Нового Рима, – града Константинова. Цель же вашего путешествия – предварительная разведка возможной угрозы. В древности, таких клинков было больше, чем сейчас. Поэтому, с целью собрать все возможное, мы дали поручение нашему доместику, отправится еще в одно древнее хранилище; прежде чем встретится с вашим и персидскими хранителями клинков. Твой легат сказал, что ты хочешь сопровождать доместика и в этой части путешествия. Но должен предупредить – миссия предстоит опасная, ибо хранилище находится ныне на землях занятых безбожными муслимами. Не передумал ли ты сопровождать доместика? Не лучше ли тебе дождаться его возвращения здесь, под крышей гостеприимства императора?
Окассий вежливо отступил на шажок, однако медленно качнул головой в твердом отрицании.
– Сам его святейшество, наместник первочтимого престола святого Петра, дал мне прямое поручение: – наблюдать за ходом этой миссии на всем её протяжении, и дать ему полнейший отчет. Поэтому, я должен увидеть все, что... Ромейская держава не сочтет нужным скрыть от нас.
– Ромейская держава ничего не скрывает от союзников. – Нахмурился Игнат. – Речь лишь о твоей безопасности.
– Под Божьей дланью буду невредим и в гуще битвы, и в сердце бури. – Отмолвил Окассий. – Если же Господь решит призвать – не проживу и лишнего мига в постели своей. Так мы понимаем христову веру.
– Так понимаем её и мы! – Поспешил ввернуть со своего места Парфений.
Игнат бросил неодобрительный взгляд на некстати вклинившегося Парфения, и снова обратился к Окассию:
– Но если с тобой что-то случится, кто сведет наш отряд с хранителем папского меча в Антиохии?
– Это сделает один из аколитов, что прибыли с легатом к вашему двору.
– Хорошо, – развел руки Игнат. – Ты предупрежден, и в этом вопросе волен поступать, как сочтешь нужным.
Евнух собрал группу взглядом, и обратился уже ко всем.
– В полдень из гавани Феодосия отбывает купеческий корабль "Наперстница Ветра". Он идет с грузом к Сицилии. На нем вы, не привлекая внимания, достигнете острова. Хозяину заплачено. Места для вас забронированы. Теперь – собирайте вещи.
***
Глава десятая.
Часа за два до полудня, слуги без опознавательных знаков императорской службы, подали три одиночных паланкина, посадили в них Федора, Окассия и Парфения, каждого в свою кабинку, вынесли их из боковых ворот Большого Дворца, и споро понесли их по шумным улицам самого большого города мира. Народ спешил по своим делам, гомонил. Пред Федором за завесой окна мелькали сотни платьев и лиц. Горожане, мастеровые, солидные купцы, городская стража, уличные мимы... Навесы торговых лавок, и телеги, подвозящие к ним товар... Пестрая одежда, многоголосье, где в привычный греческий вплетались и десятки других языков... Все это проносилось, а Федор вдруг неожиданно подумал – доведется ли ему вернуться, и увидеть все это когда-нибудь? Пред ним, несомым спорыми ногами слуг, проходили знакомые виды многолюдного форума Феодосия, и Федор машинально подумал, что были пути к гавани Элевтерия, и покороче. Но для папского посланника выбирали наиболее величественные и красивые виды, из тех, что были в этой части города. Наконец носильщики свернули на одну из боковых улиц, и скоро внесли паланкины к порту.
Гавань встретила запахом морского ветра, смолы, рыбы, пота, скрипом телег, кряхтением носильщиков и руганью купцов и приказчиков, волновавшихся за свой товар. Здесь, по совету слуг они спешились. В многолюдье портовой толкучки паланкины двигались бы слишком медленно. Федор пробирался за головным слугой мимо зданий торговых товариществ, между тюками и бочками. Покрикивали в небе и на пристани говорливые наглые чайки. Скрипели каким-то сложным, мелодичным скрипом корабли у пирсов. Идя за слугой Федор отметил, что двое его спутников – святых отцов, сменили свои богатые платья на более подходящие к путешествию. Изумрудная зелень одежд Парфения, уступила место темной долгополой рубахе, и такому же клобуку. Окассий же переоделся в серое верхнее платье, вышитое более темными крестами... Чтож, это было разумно – не стоило священникам светить в дороге слишком богатым платьем. Это лишь привлекало бы внимание, и без большой свиты вызывало много вопросов. Сам Федор так же оставил во дворце почти ненадеванную форму Доместика, и оделся просто – серые штаны, серая же наддоспешная рубаха, а поверх – коричневая накидка, которую можно было одеть и как плащ, и как верхнее платье, благодаря широким рукавам, – что было чрезвычайно удобно, при одетом на плечи рюкзаке.
«Наперстница Ветра» оказалась пузатым многопалубным кораблем, таким высоким, что впервые увидев его, Федор поразился, – как эта плавучая башня не переворачивается? Из его палуб на корме и носу вырастали две надстройки, которые торчали над водой метров на шесть. А мачты, коих было три штуки, были еще выше! Все это было опутано немыслимом количеством веревок и лестниц, а в стороны торчали еще лопасти сушащихся весел, которые выглядели как недоразвитые плавники какой-то фантастической перекормленной рыбы.
Слуги подвели Федор со спутниками к сходням, перемолвились парой слов с вахтенным, и отступили в сторону. Федор и святые отцы вскарабкались по крутой доске с набитыми планками и одним боковым поручнем, вверх, на палубу, где и были встречены сперва комесом, – как тут было принято называть помощника капитана, а затем и с самим капитаном, который носил тут звание «патрон»31. Несмотря на то, что команды и звания тут были на латинский лад, капитан представился Авксентием Килликийцем, и Федор так и не понял, было ли второе слово указанием на родину морехода, или просто прозвищем. Энергичный, краснощекий, дорого одетый, и надушенный так, будто искупался в бочке духов, капитан вызвался препроводить своих гостей к их каюте. Обходительно лавируя он умудрился вести гостей за собой, при этом почти не поворачиваясь к ним спиной.
Сперва Федор, несколько ошеломленный могучим парфюмом капитана, шел за ним на расстоянии. Но затем, буквально через несколько шагов, ему в нос ударил такой отвратный шмон, что он едва не схватился за нос. Пахло дегтем, скотьим навозом, и человечьим не-навозом, давно немытыми телами, тухлой рыбой, испорченным мясом, прогорклым жиром, кислыми нотками рвоты, и еще чем-то не менее отвратительным. Федор на ходу заозирался, пытаясь понять, откуда идет столь мерзостная вонища, но через несколько секунд понял, что это разит сам корабль, каждой своей доской. Федор был военным, и сам знал толк в запахах. Несколько недель похода оравы мужиков в полных доспехах под солнцем, да еще смазанных жиром для предохранения от ржи, могли натренировать любой нос. Портянки размотанные на привале могли удивить богатством оттенков запаха даже свинью из давно не чищенного загона. Однако, не имея доселе близко дел с кораблями и моряками, воин почему-то был уверен, что постоянная близость к воде дает им некие преимущества в гигиене. Сейчас эти иллюзии полностью разбились, и Федор, дотоле сторонившийся капитана, постарался идти к нему как можно ближе. Увы, – сильно лучше от этого не стало. Запахи только смешались, будто полк больных диареей солдат справил нужду в разгромленной парфюмерной лавке... Обернувшись на спутников, Федор увидел, что Парфений с осоловелыми глазами откровенно пытается зажимать лицо рукавом своей долгополой рубахи, а – видать – более опытный в морских путешествиях Окассий, напрыскал на полотняную тряпочку ароматической воды из какого-то пузырька, и угнездил свой нос в это спасительное прибежище.
– А, я вижу вы морщите нос, благородные господа, – разглагольствовал на ходу Авксентий – пробираясь по палубе. – Ничего не поделаешь, – запах моря, запах странствий. Вижу, один из святых отцов запасся мускусом. Что ж не подсказал остальным? И времени нет вам купить в порту благовоний, – мы скоро снимаемся с якоря. Впрочем, если хотите, могу по свойской цене продать вам крепких духов. Держу их как раз для такого случая. Не хотите ли? – И капитан озвучил цену, изрядно чрезмерную.
– Такие деньги платить за твой парфюм, что в воду метать, – буркнул Парфений. – Может, договоримся на мену, взаимообразно?
– Это как? – заинтересовался капитан.
– Ну, ты уступишь нам толику духов, – а я благословлю твой ковчег, и испрошу у Господа нашего для него благодати, и всякой удачи в путешествии.
– Э, благодати... – Выдул через щеку капитан. – Да я ж католик.
– А это по-твоему кто? – Тут же указала Парфений на Окассия. – Хочешь, так думаю, не откажет святой отец благословить твое судно и по латинскому обряду.
– Истинно, – кивнул Окассий, – дабы не страдали спутники мои, – не откажу.
– Эх, досточтимые отцы, – Взмахнул руками капитан. – Благодать-благодатью, а если я начну продавать товар не за деньги, так и разорюсь. Если соберетесь купить за честную монету, обращайтесь. – Он глянул на Федора – А ты, благородный господин. Вижу, ты не из святых людей, может тебе надобно духов?
Федор подумал о мошне, которой распоряжался рачительный Парфений, и покривил рожу.
– Я, видишь ли, солдат. К запахам привычный.
– Эх, – хохотнул Авксентий, – где моряк запах, – там солдат прослезился. Ладно, не отставайте господа мои.
– Вам повезло, – жизнерадостно блажил капитан, взбираясь по крутому трапу на носовую надстройку, – обычно в это время бывает много пассажиров. – Но сейчас почему-то затишье. Раз на раз не приходится, да. Всех пассажиров кроме вас, только какой-то малый купчина, который везет несколько племенных телушек. Бог ты мой, мы еле подвесили их на лямки. Видели бы вы эти туши! Боюсь, как бы они не проломили мне борта при качке... Трюм забит амфорами с вином. Хозяин встретит их в порту, груз сопровождает один из его доверенных слуг. Вино у него дрянь, покупает его где-то у булгар. Самую дешёвку, бог знает, из чего они его гонят, а поди-ка ты, – еще и возит его через море, и имеет навар, а? Еще немного холстины, тоже грубая, для бедняков. Этот армянин торгует с бедняками и богатеет на этом. Предприимчивый муж, чего говорить... Здесь осторожно, господин, осторожно святые отцы! – крутые ступеньки... Да, груз у меня в этот раз средний, хорошо еще, что вы подвернулись в качестве пассажиров. Но надо во всем стараться находить хорошее, господа мои. Груз с малой ценой, – значит и малые проблемы с пиратами. Не правда-ли?
– А что пираты? – заострился Федор, поспевая за хозяином.
– О, пираты! – Сплюнул за борт Авксентий. – Бездельники, наживающиеся на честных мореходах. Такое ощущение, что они рождаются из лягушачьей икры, такое их несметное количество. Говорят, когда-то, века назад, ромейская держава почти вычистила от них и мраморное, и черное, и в все средиземное море. Можете в такое поверить? Хотел бы я плавать в те времена... Увы, с тех пор как Романия сражается на море с арабами, и с нортманнами, пиратам полное раздолье. Много войны, мало порядка. Если корабль не сопровождает военный дромон, пираты тут как тут. Большая удача проскочить, не встретив этих лихоимцев.
– А что же, если встретить? – Уточнил Федор.
– Тут уж ничего не попишешь. Придется им заплатить пиратскую пошлину. Этим прохиндеи ведь взымают налог за проход, будто они сами королевская стража на дорогах.
– И много им надо платить?
– Как повезет. Тут отношения договорные. Он смотрит сколько у него сил, сколько у меня воинов на борту... Вот сейчас, кроме матросов у меня охраны на борту нет. Невыгодно нанимать на такой рейс. Тут уж пират сам назначает цену. Порядочный пират не возьмет больше десять-пятнадцать процентов от стоимости груза. Они ведь понимают, что если разорят купцов, – то им самим не с чего станет кормиться. Но ведь встречаются и наглецы, которые берут тридцать, а то и сорок процентов! Это уже не по-божески, как ни крути.
– А могут ли попасться такие, которые захотят взять все?
– Ну это уж форменные беспредельшики! Бывают и такие, но редко. Это, чаще, если попадешься не к единоверцам. Эти могут и корабль отнять, и самого продать как живой товар, оборони нас господь... Так что если уж вдруг встретим пиратов, вы уж держите денюжки наготове, и постарайтесь с ними не пререкаться. Это нам всем может выйти боком. Хотя есть среди пиратов и порядочные люди, клеветать не буду. Вот в позапрошлый рейс, вез я одного знатного вельможу из Рагузы. Пираты тут как тут, выскочили из-за острова, вскарабкались на борт, досмотр, то да сё. Вельможа то вышел из каюты, весь важный... Пираты его сперва хотели в плен взять и ждать выкупа, но тот такой-сякой, речистый. Убедил их, что выкуп долго, и еще дойдет ли. Убедил их, что лучше он их наймет честным образом, чтобы, значит, они его сопроводили до конечного порта. И что вы думаете? Те взяли деньги, и действительно, исправно сопровождали мой корабль, честь по чести. Правда, на третий день мы встретили другого пирата, на огромной галере, и наши сопровождающие все же сбежали. Пришлось вельможе еще раз платить, на этот раз просто за проезд. Вельможей быть хорошо, крестьяне в имении работают, деньги тебе приносят. Можешь деньги спокойно отдавать, твои люди тебе еще наработают. Не то, когда все твое состояние – это корабль, только и трясешься, как бы не отнял его какой лихоимец. Не правда ли, господа мои? Но вот, прошу, ваша каюта.
Каюта располагалась в носовой надстройке, и её крыша служила самой верхней носовой палубой, на которой уже шел фальшборт. Это оказалась вполне сносная, если не считать все того же запаха, комната, похожая на нишу в казарме, или комнату в дешевой гостинице. Было в ней двое деревянных нар, пристроенных прямо к стенам, с лежанкой снизу и сверху на каждой – всего стало быть четыре. Между был расположен стол – толстая доска висела на четырех прикрученных к потолку канатах. Напротив двери было маленькое круглое смотровое окно. В потолке еще одно отверстие – зарешеченный световой люк, который мог задвигаться дверцей. Под люком на полу застыл птичий помет, видимо на нем любили посидеть морские птицы. В стороне от дверного проема – принайтованный к полу сундук, и двухдверный шкафчик. Все.
– Ну вот, ваше жилище на время путешествия. – Махнул рукой капитан. – Есть у меня на корме каюты и пороскошнее. Но те одноместные. Раз вы хотите ехать втроем в одной, – придется довольствоваться этой. Располагайтесь.
Федор машинально подумал, что императорская казна могла бы расщедрится и по каюте на каждого. Впрочем, нет худа без добра. Когда вместе и каюту не обворуют, и приглядится друг к другу проще будет.
Троица путешественников зашла в каюту. Пока Федор прикидывал, как лучше разместить между шкафом и сундуком связку с пиросифонами и щит в чехле, – Окассий тут же запихнул под кровать свой посох, хлопнул свою котомку на одну из нижних полок, а затем и сам свалился на ней объемистым задом. Парфений, следуя его примеру метнул свою переметную суму на другую нижнюю полку, и приземлил на неё свой афедрон. К тому моменту, как Федор обернулся к нарам, обе нижние койки были заняты. Вот блин!.. Рассудив, что негоже при посторонних дрючить по пустякам святых отцов, Федор забросил свои пожитки на оду из верхних коек. Ничего, солдату не привыкать...
– Кормежка на судне два раза в день, вам будут приносить. – продолжал инструктаж стоящий у дверей капитан. Сухари у нас двойной закалки, так что рекомендую их размачивать, если бережете зубы. Вода на камбузе, с ней проблем нет, благо мы не уходим далеко от берегов. Стол на подвесе, это позволяет не проливать еду на волне. Но если будет штормить, не забудьте прицепить его крюком снизу, – а то он вам всем переломает ребра.
– А как мы узнаем, что будет штормить – решил уточнить Федор.
– О, вы узнаете! – Смял лицо в веселой улыбке капитан. – Это пропустить невозможно... Что еще?.. Каюта врача на корме, если понадобиться, он же у нас и за цирюльника. Ниже главной палубы лучше не спускайтесь. Трюмы запечатаны, а на твиндеке живут галеоты.
– Кто упомянутые сии? – заинтересовался Парфений.
– Так мы зовем гребцов. Они люди низкие, подлого происхождения. Живут в скотстве, и так же развлекаются. Таким почтенным людям как вы, не стоит опускаться до их общества. – Капитан отступил на шаг, выходя за проем двери. – Чтож, не буду вам мешать обживаться. За время плавания мы еще увидимся не раз.
С этими словами капитан аккуратно притворил дверь. Федор удовлетворённо приметил, что изнутри дверь оснащена добрым железным засовом.
Все трое завозились, устраивая личные вещи. Федор положил скатку с кольчугой и меч на ту сторону нар, что спрягались со стеной, чтоб не свалились. Провел рукой по одеялу, хлопнул по подушке. Ткань на подушке была жирной на ощупь. Одеяло тоже не внушало доверия. Ночью, скорее всего, на беззащитную троицу совершат свой злодейский налет вши, и прочая живность. Чтож, и к этому солдату не привыкать... Сгрузимся с этого корыта, – повыведем.
Утвердив свои вещи, Федор свесил ноги с койки вниз.
"Вот – подумал он – путешествие уже. Считай и началось. А я про своих спутников еще и ничего толком не знаю. Нужно к ним присмотреться, перетолковать, прикинуть кто из двоих чего стоит. Мало ни мало, возможно жизнь моя от них будет зависеть".
Мысль была верная, однако, Федоту в жизни своей почти не случалось общаться со священниками, за исключением службы в храме. Поэтому он не очень представлял, как завязать разговор. Нужно было как-то закрутить беседу, а уж дальше оно само пойдет. А святые отцы меж тем, тоже закончили возиться с постелями и поклажей. Иностранный поп Окассий сел, ссутулившись на койке всем своим широким телом, и благожелательно улыбнулся. Парфений, приложив переметную суму рядом с подушкой, сел напротив, прямо как палка, затем откашлялся и огладил бороду.
«Спрошу-ка я этого Окассия, часто ли ему приходилось до того путешествовать на кораблях – наконец придумал Федор. – Он видать, в морских ходках человек бывалый. Спрошу у него совета. Советовать, да поучать, всяк любит – вот и закрутится беседа!»
Обрадовавшись своей находчивости, Федор уже открыл рот, но – как и в случае с кроватью, – не успел.
– Славен Бог, – вдруг важно изрек Парфений, – испытующе глядя на Окассия.
– Во веки-веков, – тут же, не менее важно отозвался Окассий.
– Аминь. – Припечатал Парфений.
Оба святых отца помолчали. Федор решил, что теперь-то самое время ему заговорить, и... – опять опоздал.
– Рад я, что и на западе, в варварских землях, хранят святую христианскую веру, не забывают отцовское благочестие, – снова подступился Парфений.
– И я рад, что в ваших греческих землях не иссякли богоносные мужи взыскующие к святой истине. – Немедленно отозвался елейным голосом Окассий.
Федору отчего-то внезапно свело рот судорогой, и он зевнул.
– Гм-м... – Прочистил рот Парфений. – Да, храним лампаду истинной веры, как нам святые апостольские мужи заповедовали. Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рожденного от Отца прежде всех веков...
– Голос Парфения звонко бубнящего, стал напевным, да еще на световом люке сверху закурлыкала какие-то птицы, и Федор почувствовал, что почти засыпает, как в детстве, под материнскую колыбельную. Вернее, начинает дремать тем особым образом, с открытыми глазами, как умеет любой опытный солдат. Федор встряхнул головой, и решил, что раз на него накатывает сон, нечего спать сидя, – когда можно сделать это лежа? Поэтому он закинул ноги обратно на свою полку, и растянулся. Ладно, пусть святые отцы поговорят о своем. Время прощупать их еще будет. С тем Федор и прикрыл глаза, уплывая в сон под звук приятного голоса.
– Веруем и в Духа Святого, – Продолжал свой напевный речитатив Парфений – Господа, подающего жизнь, исходящего от Отца...
– ...и от Сына. – тихонько прибавил на заднем фоне Окассий.
– Не-ееееет!!! – Громоносным гласом вдруг рявкнул Парфений.
...Федор подскочил на койке, судорожно сжимая сам-собой оказавшийся в руках меч, и свесил голову вниз.
– Нет! – Еще раз громыхнул Парфений, голосом, утратившим всякое благозвучие. – Нет духа святого от Сына!
– Идет дух святой и от Сына тоже!32 – Упрямо дёрнув головой взвизгнул Окассий.
– Не идет!
– А вот идет!
– Скверное и богопротивное глаголение! – Заревел трубным басом Парфений. – Святые отцы-каппокадийцы о том еще в древности изрекли золотое слово на втором вселенском соборе! Только от Отца исходит дух!
– А блаженный Августин Иппонийский, что же? – Приподнялся на постели Окассий. – Разве перестал он считаться отцом матери нашей церкви, святейшим и богоносным мужем?!
– Августин – муж апостольской святости, – Гукнул Парфений – и что?
– А то! Что называл Августин Отца и Сына одним началом для духа! – Победно возгласил Окассий.
– Превратно уразумели, и дерзновенно переврали вы Августина, – отмел широкой ладонью Парфений. – Запутались в душевредных умствованиях! Нашел себе диавол скудельные сосуды! Не идет святой дух от Сына! Понимаешь ты это? Или совсем дурак?!
– Сам дурак! – Взвизгнул Окассий. – Да искаплют горы сладость и холмы правду! Как есть говорю – идет от Сына дух святой! А кто глаголет противу, того святая католическая церковь анафемствует!33
– Нет правды против Бога! Это вас святейшая православная церковь анфемствует!
– Да ты схизматик!34
– Сам схизматик! Защитник нечестия!
– Э-ээ! – Протянул руку вниз Федор. – Святые отцы? Вы чего?..
Голос Федора, однако, потерялся в реве двух священников.
– Безумствующий нечестивец! – Завопил Парфений потрясая кулаком.
– Демонский слуга! – Брызнул слюной Окассий.
– Китовидное чудище!
– Женоподобный муж!
– Сам ты педри!..
– МОООООЛЧАААААТЬ! – Рявкнул Федор так, как рявкал на новобранцев на плацу. – Ветер пронесся по каюте. С бритой макушки Окассия слетела его широкополая шляпа, и повисла за спиной на тесемочках. Парфений испуганно смял в кулаке бороду. Со стороны светового люка раздались заполошные взмахи крыльев, и вниз свалилась еще толика свежего помета.
Наступила тишина.
Вы что морды поповские, совсем нюх потеряли? – Зловеще зыркнул потемневшими синими глазами Федор, на оторопевших святых отцов. – Послал мне бог спутников... Вам сам римский император, да константинопольский патриарх, да твой заморский папа римский в довесок – дали приказ: Ехать вместе по наиважнейшему делу за тридевять земель. А мы еще от гавани столичной отплыть не успели, как вы перелаялись из-за какой-то неведомой херни, – копье мне в печёнку!
– Не херня это, а символ веры! – Возбух на койке Парфений.
– Святые апостольские заповеди! – Поддакнул Окассий. – На этом столпе вся...
– МОООООЛЧАААААТЬ! – Снова продрал глотку Федор. (Птицы снова возмущенно взвились над люком). – Заткнитесь оба! Я даже не понимаю, что вы тут несете, прости меня Господи!.. – Федор на всякий случай размашисто перекрестился, и выпустил воздух. – Вы что, милостивые господа, еще не поняли, как мы влипли? – Зловещим и проникновенным голосом спросил он, давая волю думам, которые начали обуревать его с утра, когда прошла эйфория от внезапного помилования. – Да ведь нас послали туда – не знаю куда. Найти то – не знаю что. В белый свет, – как в копеечку. И велели, пока не выполним приказ, – не возвращаться.
– И что? – Пожал плечами Окассий. – Дали нам перовначальники важный приказ. Обличили высоким доверием.
– Да это почти ссылка, – тряхнул рукой Федор. – К смерти в лапы. На такое дело посылают или самых лучших, или...
– Или что? – Уточнил Парфений.
– Или таких как вы. – Буркнул Федор. – Другие остались сидеть в уютных монастырях, да в светлицах у патриарших палат. А вас послали в... Как думаете, почему? Да потому что вы начальство свое достали, – как геморрой писаря.
– Чем же это? – Насупился Парфений.
– Откуда я знаю? Может жрете много. Может, слишком умные. Меня вон, за пять минут довели. А уж как вы должны были своему начальству надоесть...
Парфений и Окассий переглянулись.
– Ну а ты сам? – Спросил Окассий.
– Что я? – Буркнул Федор.
– Ты-то с нами как оказался? Тоже, выходит, проштрафился?
Федор почесал затылок.
– Я, это... Меня за вами послали присматривать.
Парфений и Окассий молча скептически ухмыльнулись. Федор вдруг заметил, что когда оба попа перестали ругаться, оба вдруг оказались очень похожи лицом – чисто родные братья. Разве что Окассий был щеками потолще и с выбритой лысиной на голове, а Парфений повыше и с длинной бородищей.
– Солдат, хоть глуп и невежа, – Окассий искоса взглянул на Федора, – однако же прав. Сложное нам предстоит дело. Негоже нам сейчас ссорится.
– И верно, – огладил бороду Парфений. – на время общего дела, позабудем разлады, брат. Хоть и по-разному славим мы Бога, все же оба мы добрые христиане.
– Заключим на время путешествия крепкий союз! – Предложил Окассий. – Не будем искать вражды, давая рост дьявольским козням.
– Верно! – Поддержал Парфений. – Будем говорить не о том, что разъединяет, а о том, что объединяет. Поговорим о богоносных мужах церкви, которых признают и у нас на востоке, и у вас на западе!
Немало таких мужей в истории церкви! Богато жито Христово! – Воодушевился Окассий. – Вот, вспомнить хотя бы... Помпония Путетольского.
– Помпоний Путетольский – боголюбезный муж, – подумав, согласился Парфений. – Его выступление на первом Вселенском Соборе до сих пор есть завет отцовского благочестия. А что же Пасхазин Кордубский?
– Истинный божеский угодник! – Радостно подпрыгнул на койке Окассий. – Медоречивый златоуст!
Федор нахмурил брови, почувствовав недоброе. Святые отцы же воодушевились, и скоро имена посыпались как сильный град.
– Дульсидий Мираликийский!..
– Экзюперий Антиохийский!..
– Мундиций Халкидонский!..
– Лампридий Капуйский!..
– Нумериан Аретузский!..
– Санктиссим Фессалоникийский!..
– Плусиан Долихийский!..
– Хрисорит Птолемаидский!..
«Что ж за имена-то у древних святых отцов? – Мрачно подумал Федор, ерзая на кровати. – И как их только нынешние святоши выговаривают? А я даже большинства названий городов откуда они родом не знаю, наверно их уж и нет давно. Велика была в древности Ромейская держава...»
