Текст книги "Ромейский Квест (СИ)"
Автор книги: Лев Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
– Болезнь еще не тронула лица, – спокойно сказал белый рыцарь. – Пока есть только несколько пятен на руках и ногах. Дальнейшие испытания, что уготовил для меня Господь, придут со временем.
Повисло неловкое молчание. Даже у монахов не нашлось в этот момент ободряющего слова. Всякое утешение выглядело сейчас нелепо.
– Покажи свой меч, рыцарь, – вспомнив давешний разговор, приказал Федор. – Я хочу видеть его клинок.
Рыцарь Фабиан снова кивнул, сосредоточенно перекрестился, и осторожно, почти благовейно вытянул свой длинный меч из ножен. Солнечный блик проскочил по клинку.
– Вот мой меч, сир, – Рыцарь Фабиан трепетно поднес перекрестие рукояти к лицу, и осторожно поцеловал его. – Хоть клинок его прост, и рукоять не изукрашена – сей меч великая святыня. В рукояти его находится частица мощей самого святого Антония Комейского. Божьей милостью и благоволением, меч сей, на страх слугам дьявола, умеет говорить. Имя же мечу моему – э Клэр.67
– Эклер... – Машинально повторил Федор, присматриваясь к клинку. – По виду полотно меча рыцаря был такого же серо-стального цвета, как и у меча самого Федора. Вот, кстати, пусть Солнцедар сам скажет свое веское слово. Гвардеец осторожно, дабы не провоцировать рыцаря, обнажил и свой меч.
По воздуху словно прошла какая-то незримая волна. Меч в руке Федора задрожал, и клинок в руке прокаженного рыцаря так же отозвался дрожью.
– Поднеси меня ближе... – прошелестел Солнцедар.
Федор шагнул вперед. Клинки в руках стоящих друг напротив друга людей, начали извиваться, коснулись друг друга, вроде легонько, но воздух отозвался тяжелым звоном. Клинки легонько дергались, – не то две встретившиеся змеи, не то две собаки обнюхивающие друг-друга.
– Пш-пшшшш...
– Брат. – Наконец прошелестел Солнцедар.
– Брат, – отозвался таким же шелестящим, – и все-таки отличным, – голосом, клинок в руке рыцаря.
– Значит, меч все-таки настоящий, – резюмировал очевидное всем Федор.
– Как видите, господа, святой престол честно и верно исполняет свою часть договора, – Вступил Окассий. – Призываю тебя Феодор, и тебя Парфений, тому в свидетели.
Феодор и Парфений молча кивнули. Федор спрятал свой меч.
– Кстати, а что за реликвия сокрыта в рукояти твоего меча-мощевика, достойный рыцарь? – Спросил Окассий у Фабиана.
– Там сокрыта часть одного из членов святого, – с благовением ответил рыцарь.
– Какого же члена эта часть? – Допытывался монах, – Часть ли это руки, или ноги?
– Ни часть члена руки, и ни часть члена ноги – покачал головой рыцарь. – А часть... другого. пятого члена мужского тела.
– Бхм... – Запунцовел ушами даже прожженный Окассий. – Кхе-кхе...
– Сколько времени тебе нужно, чтобы собраться в путь, рыцарь Фабиан? – спросил Федор, прерывая досужьи разговоры.
– Прошу подождать сир, – отозвался рыцарь.
После этих слов Фабиан опустился на одно колено, воткнул меч острием в землю, возложил обе ладони на рукоять, склонился к ней лбом, и заговорил завонко и четко.
– Арма кепи про викториа Домини этерни. Диксит Доминус: сэдэ а декстрис мэис куандо ту понам инимикус мэус, скабиллум педум мэорум! Амэн.68
Проговорив эту краткую воинственную молитву, Фабиан легко поднялся на ноги, убрал меч, и поклонился Федору.
– Я готов, сир. А вещи мои давно собраны.
– Гм... – буркнул Федор. – Не называй меня сир. Я Федор. Так и зови. Ты готов, да мы еще не готовы... Окассий, – дуй к коменданту де Вилю. Нам нужны добрые лошади, заводные, запас еды и воды...
– Пара овец! – Послышался сварливый шелест откуда-то из-под левой подмышки Федора.
– ...Если есть – надежный проводник. – Продолжил, не сбиваясь Федор. – Пара рыцарских "копий", – совсем замечательно. Выдвигаемся утром.
***
Глава двадцать третья.
Копыта стучат по земле, выбивают из неё пыль, будто из старого ковра. Ковра старого, выцветшего, – осталась позади яркая прибрежная зелень. Вглубь здешних земель главными стали два цвета: желтый да коричневый. Сухая земля да песок. Редкая бледная зелень растет здесь. Лишь голубизна неба неподвластная пустыням. Федор мерно покачивался в седле. Привычная, приятная опытному коннику качка. Конь Федору достался хороший. Не пожадничали Иоанниты. Но по воинскому горькому опыту Федор старался к нему не привыкать; – потом может быть тяжело. Коней ему было жалко даже больше чем людей. Люди хоть что-то осознавали в безумии войны, а кони попадали под сечу не своей волей, и даже не вполне понимая, за что дерутся...
Монахи, впрочем, не пожадничали не только для Федора. Кони у всех были добрые. Окассию, под стать, выделили крепкого в кости здоровяка. Парфению – обсыпанного яблоками меланхолика, смирного как корова. Рыцарь Фабиан ехал на великолепном гнедом, это был его давний конь.
Пары рыцарских копий, у коменданта не нашлось. Все как на грех оказались в разъездах. Федор подозревал, что коменданту просто не улыбалось отдавать часть своих воинов непонятно куда, да еще для совместных поездок с прокаженным. В конце концов, его приказ был отдать приехавшим нужного человека и снарядить команду в путь, что он с военной точностью и выполнил. Комендант, правда, предлагал Федору, подождать некоторое время, и вызвать для эскорта компаньонов отряд лазаритов. Но тут уж отказался сам Федор. Одного прокаженного ему было более чем достаточно. Не сыскалось у коменданта и доброго проводника. Ближайшие окрестности у приморья неплохо знал сам рыцарь Фабиан. А для дальнейших движений, комендант вручил Федору великолепную карту. Именно в эту карту, тихо проклиная всех франкских криворуких картографов, которые уснастили лист множеством совершенно не нужных финтифлюшек, вроде щекастых бореев, и ангелов, держащих землю, сейчас и уставился Федор, пытаясь соотнести пометки с ориентирами на изрезанной складками желтых холмов местности. Холмы все казались досадно одинаковыми.
– Туда... – наконец пробурчал Федор. И небольшая кавалькада двинулась за ним. Стучали копыта. Пофыркивали лошади. Тихонько блеяли две привязанные к лошади Окассия овцы.
Вообще путешествие, которое разменяло уж который день, шло пока не так плохо. Несмотря на сложную местность, направления Федор пока не терял. Опыт не пропьешь. Парфений, книжный червь, несмотря на некоторые начальные опасения Федора, держался молодцом, и ничего себе в седле не натер. Несколько утомлял разве что рыцарь Фабиан, который хоть и ехал немного поодаль, наособицу, периодически доставал свой волшебный меч, и зачинал бубнить пламенные молитвы на латыни. Федора радовало, что молитвы те были достаточно короткие. А вот Парфения от их содержания коробило как от уксуса – молитвы у боевого монаха и были достаточно своеобразными – боевыми, и на обычные походили далеко не всегда.
Меч Федора, достолюбезный Солнцедар, впрочем, тоже доставлял владельцу определенные хлопоты. Еще на самом первом переходе Солнцедар напомнил Федору, что должен защитить его от проказы. С разрешения Эклера Рыцарь Фабиан укололся о кончик Солнцедара, и тот добыл каплю крови. Подержав её в себе один переход, и как-то над ней поколдовав, Солнцедар сказал, что теперь нужно перелить её частичку Федору и остальным компаньонам.
– Я все-таки не понимаю, – зачем тебе в меня тыкать зараженной кровью? – Упирался Федор опасливо держа Солнцедар на отлете. Ты меня уморить решил, ирод?
– Ну ты тугой. – Терпеливо цедил Солнцедар, – смотри объясняю еще раз. Помнишь, я тебе говорил, что болезнь – это как бы армия, из мириадов крохотных солдат?
– Ну?
– Вот. Когда болезнь попадает в твое тело, их армия захватчиков бьется с твоей армией защитников. Понял?
– Ну.
– Гну. Думай, солдат. Что случится, если захватчики внезапно напали в великой силе, а армия защитников к бою не готова? Вражеских хитростей да уловок она не знает, оружью вражьему противостоять непривычна, да сама не тренирована?
– Проиграет такая армия, вот что.
– Именно. С треском проиграет. Поэтому, чтоб твоя защитная армия организме не проиграла – я ей посылаю сперва как бы ослабленную армию захватчиков. Не армию даже, а так, один отряд. Воины в том отряде заморенные, кольчуги у них равные, оружье худое. Вот твоя защитная армия организма на этот слабом отряде и научится быть врага, узнает его ухватки да уловки, натренируется. А потом уже и полную армию захватчиков сама, без моей помощи уже сможет разбить. Уразумел теперь?
– Ну... так-то да.
– Ну, подставляй тогда руку.
– Не.
– Чего опять?
– Боязно.
– Вот ты ж бревно!.. Достался на мою голову...
Как ни странно, первым после объяснения Солнцедара на процедуру согласился Парфений. Истово троекратно перекрестившись, он оголил предплечье, Солнцедар поднесенный рукой Федора, клюнул его туда, отчего на руке образовался небольшой холмик. После такого, Федору уже было стыдно отнекиваться, и он скрепя сердце тоже подставил руку. Окассий отказался категорически. Поэтому на следующей ночной стоянке все проснулись от ужасного вопля достойного монаха – оказалось, что в ночной тьме, Солнцедар самостоятельно покинул ножны, прополз стальным змием, и преподло уязвил божьего слугу в таковое место, что тот потом целый переход не присаживался в седле. Рыцаря Фабиана с разрешения его меча Солнцедар тоже клюнул, но насколько понял из беседы клинков Федор, – в теле рыцаря подлая болезнь уже слишком укрепилась, поэтому речь шла не о излечении, а лишь о медленном сдерживании развития.
На том хлопоты не кончились. На бивачных остановках Федор периодически доставал меч, чтобы потренировать с ним ухватки да удары. Вытащив меч на одной из таких остановок, Федор аж охнул: – клинок меча покрылся рисунком сложнейшей протравленной пакетной ковки, будто самый дорогой булат.
– Ты что совсем сдурел, Солнцедарище тщеславное?! – Охнул Федор, – да меня ограбят и убют за один такой рисунок. Он же даже ценнее фиолетовых трусов!
– Чего ценнее? – Не понял меч.
– Гхм, не важно! – Отрезал Федор. – А рисунок – убери.
– Так мы ж в пустыне, кто меня увидит? Дай мальца покрасоваться.
– Убери!
– Слушай, ну давай я вообще весь, как бы покроюсь ржавчиной, и согнусь – сварливо предложил меч, – гнилую железку отнимать у тебя точно никто не позарится. Тоже мне, отважный воин...
– Разговорчики в строю! Убрать и всё.
– Ох, скучный человек...
К следующей тренировке рисунок исчез. Однако на следующей стоянке, когда Федор достал клинок, на нем появилась красивая надпись, по виду сделанная кузнецом, вкованными в полотно буквами:
– "Ульфберт – инпетус дисципулус эст; крэатор мэум – фабэр фаброрум эст"... – Продираясь через, полузабытую со времен службы вместе с солдатами равенского экзархата, латынь, прочитал Федор. – "Ульфберт – малохольный ученик; а мой создатель – искусник из искусников"... – с грехом пополам перевел он. – Эй, какого черта это значит?!
– Пока мы толкались в городе на рынке, я услыхал, что какой-то Ульфберт делает лучшие мечи, – буркнул меч. – Как мог я оставить неотвеченным такое возмутительное заявление?! Это ж моя порода – лучшие мечи!
– Ах ты ж епт!.. – Утер пот Федор. – Убери!
– Ох, унылый хозяин...
Надпись опять исчезла, но Федор все равно теперь каждый раз доставал меч с опаской.
– Слушай, а что ты можешь рассказать мне о мече рыцаря Фабиана? Об этом Эклере? – На одной из остановок, отойдя на приличной расстояние от остальных, спросил у Солнцедара Федор.
– Хм, – Задумчиво промычал меч. – Он мой единостальной брат, несомненно. Но встречались ли мы раньше... Наша память устроена не так, как у вас, человек. Мы ничего не забываем. Но наша жизнь настолько длинна, что старые второстепенные воспоминания, как бы это сказать, шифруются, и уходят из оперативной памяти.
– Чо? – Переспросил Федор.
– Ну, как бы тебе объяснить... Вот ваши камнерезы для экономии места пишут на каменных плитах слова в сокращенном виде. Это как-бы компрессия, сжатие текста. Так же и мои воспоминания сжимаются, как надпись на плите, да еще саму плиту грузчики, почитай, утаскивают в самый дальний подвал дома памяти. Понял?
– Ну, вроде да...
– Прибавь к тому, что мы – божественные мечи, за время жизни постоянно меняем свой облик. Поэтому я не могу ориентироваться на внешний вид этого Эклера. Мы узнаем друг друга, ну считай, что по запаху. Этот запах ядра, самой нашей сути, который никто из нас почти никогда не меняет – это сложно и затратно. Вот и выходит, что чтобы узнать его, мне нужно таскать из дальнего подвала памяти тысячелетние записи, и расшифровывать их, чтобы найти нужный запах. Мне тоже интересно, встречал ли я этого Эклера. Рано или поздно, я вспомню, – можешь не сомневаться.
– Добро, – кивнул Федор.
Тянулась пустынная земля. Тянулись дни. Несколько раз отряд Федора встречал людей. Встреча с антиохийскими рыцарями прошла дружески. Пахоий с Окассием там всех благословили, для порядка. С небольшим торговым караваном разминулись, обменявшись голосами на расстоянье. Один раз на пути встретилась разбойничья шайка. Федор едва успел дать команду к обороне, как рыцарь Фабиан разогнал своего коня, обнажил меч, и рванул на бандитов с воплями «Атавис эт Армис»69 и «Нон нобис!..». Разбойники разбежались как тараканы от тапка, пустив пару неметких стрел, и более уже не показывались. Федор похвалил Фабиана за боевитость, но впредь приказал оставаться в строю, и слушать его многомудрых приказов. Фабиан, обещался.
Путешествие все длилось. И Федоров меч видать и правда не забывал шуровать в подвале своей хитроустроенной памяти. Потому что однажды он вспомнил.
Случилось это, во время очередного дневного перехода. Фабиан все так же ехал поодаль, и достав свой высокодуховный меч бубнил молитву на терцию.
– Мультум инкола фуит анима мэа, кум хис кви одэрант пасэм. – Тихо, но страстно тарабанил рыцарь Фабиан, покачиваясь на лошади.
– Амен, – важно шелестел его меч.
– Ерам пацификус, кум локуэбар – иллис инпугнабант мэ...
– Амэн,70 – Опять поддакнул клинок. Так он делал на каждую строчку.
«Вот ведь у человека с оружьем гармония, – про себя позавидовал Федор. – Не то что у меня с моим зазнайкой. Только и требует драгоценных камней, да украс...».
В этот самый момент Федор почувствовал шевеление у себя слева на поясе. Уже зная, что это значит, он вытянул Солнцедара из ножен.
– Вспомнил! – Завопил Солнцедар на всю округу. – Наконец-то я вспомнил тебя, брат!
Все компаньоны обернулись на крик.
– Эхем... – Ты наверно ошибся, брат, – отчего-то встревожившись и смущенно отозвался Эклер. – Вряд-ли мы с тобой встречались.
– Ну да! – Развеселился Солнцедар. – Ошибся я, как же! Я же точно тебя узнал.
– Повторяю, любезный, я тебя не знаю. – С ужасным нажимом процедил меч "христианнейшего рыцаря".
– А ти! Не знает!.. – Хохотнул Солнцедар. – Думаешь новую гарду отрастил, сменил крыж, написал на полосе пару изречений на латыни – так и все? Дудки! У меня память – кремень. Помнишь, как мы с тобой переведывались на каталунских полях?71 Ты – Иштер Кард!72 Я ж едва не перерубил тебя пополам. Как там тогда звали твоего носителя? Эвон, вылетело из головы... Ах ну да – Атилла! Тебя потом еще долго так и звали – "Феомастикос".73
Парфений тихо охнул. Фабиан уставился на свой меч с нескрываемым ужасом.
– Фрагеллум Дэи...74 – слабым голосом пробормотал Окассий.
– Ты был мечом Атиллы Божьего Бича?! – Окаменел в седле рыцарь Фабиан.
– Да что-ты, что-ты... – забормотал Эклер, – Кого ты слушаешь? Наветы! Происки! Сей бессовестный языческий меч, пытается смутить нас лукавыми речами. Помни, что ложь – орудие Дьявола. Прекрати его слушать, сын мой, и пять раз прочитай "Отче наш".
Фабиан осенил себя крестным знамением, и послушно забубнил молитву «Патэр ностэр».
– Нет, ну что значит ложь?!. – возмутился Солнцедар.
Федор понял, что добром такие выяснения не кончатся. Поэтому быстро перевернул Солнцедара клинком вниз, и запихал обратно в ножны.
– Да я точно говорю! – Успел вякнуть напоследок Солнцедар, – Я ж тебя узна... -фшшшшить! – последнее слово перешло в шелест задвигаемого в ножны клинка.
Федор облегченно убер пот. Однако Солнцедар тут же самоходом возмущенно полез обратно из ножен. Федор едва успел ухватить его за рукоять, силой – фшшшшиить! – задвинул обратно, и теперь держал его с силой упирая в ножны. «Надо пришить на ножны специальную петлю – подумал он – а то так никаких хлопот не оберешься».
– Ну и достаточно «Отче наш», – тем временем приказал меч Эклер рыцарю Фабиану. – Вижу, мысли твои обрели ясность и душа очистилась, сын мой. Возвращаемся к псалму сто девятнадцать.
***
Глава двадцать четвертая.
На очередную ночевку отряд расположился в развалинах небольшой деревушки.
– Интересно, как называлось это место? – Спросил Парфений, когда путники стреножили лошадей, устроили небольшой костер, и уселись вокруг него.
– Как бы оно раньше не называлось, – отозвался Федор, оглядывая при неярком свете костра, полузанесенные домики с пустыми бельмами окон, – теперь оно называется "Атлаль".
Парфений лишь печально кивнул.
– Что это значит? – Повернулся к нему Окассий.
– Атлаль на языке муслимов-агарян значит "руины", – объяснил Федор. С тех пор как муслимы разлились по этим землям, здесь стало много руин. А ведь когда-то здесь жили люди... Сколько труда они вложили в постройку. В добычу воды. И все прахом. Война – самое глупое, из того что придумали люди.
– Странно слышать такое от воина, – заметил Парфений.
– Я воин не для грабежа. Я защитник. – Поправил Федор. – И кому как не воину знать лицо войны? Это книжники да поэты потом придумывают ей красивую косметику.75 А я видел эту мерзкую тварь без прикрас.
Все помолчали, глядя на сухо потрескивающие ветки кустарника в костре.
– Грустное место, грустные речи, – разорвал тишину Окассий, хлопнув по бурдюку. – Этак мы совсем потеряем боевой дух. Выпьем немного вина.
Монах пустил бурдюк по кругу.
Рыцарь Фабиан, безмолвно сидевший поодаль, зашевелился. Меч при его поясе дернулся. Фабиан вытащил свой клинок на свет.
– Мне нужно поговорить с моим братом. – Прошелестел Эклер.
Федор кивнул и извлек с ножен свой клинок. После того как днем Федор силой засунул того Солнцедар в ножны, тот нахохолился, и не подавал признаков жизни.
– Нам нужно поговорить наедине, – уточнил Эклер.
Федор с рыцарем переглянулись.
– Ну-у... – протянул Федор. – Солнцедар?
– Да, – отозвался клинок гвардейца. – Приспело время. Наедине.
– Где ж вы хотите говорить? – Растерялся Федор.
– Отнеси нас в тот дом, – Орлиная голова Солнцедара повернулась к одному из заброшенных домов.
– Как-то мне стремно оставаться без меча, – Замялся Федор. – А вдруг вас кто украдет?
– Мы сами кого хоть украдем, – отозвался Солнцедар. – Не бойся. Мы не надолго.
Федор пожал плечами, взял из костра горящую ветвь. Вместе с рыцарем Фабианом они подошли к полузанесенному песком дому, вошли через дверной проем, чью дверь давние путники уже давно перевели на костер, и осмотрели темную пустую комнату.
– Здесь что ли? – Уточнил Федор.
– Да, просто положите нас на пол.
Федор и Фабиан положили оба меча рядом.
– Если что, кричи, о мой Эклер, – Попросил Фабиан. – Я тут же прибегу.
– Хорошо. Не беспокойся, сын мой, – отозвался меч рыцаря.
– Ну, я тут тоже недалеко, на подхвате. – Гукунул Федор. Без меча на боку он чувствовал себя голым.
– Да, да. Идите уже...
Федор с Фабианом вышли из дома, и пошли к заинтригованно смотревшим на них от костра святым отцам. Федор нарочито громко ступал своими бронесапогами. Но не пройдя и половины пути от дома до костра на площади, он остановился, и начал тихонько снимать сапоги.
– Что ты делаешь, сир Федор? – Удивился Фабиан.
– Иду подслушивать, – ясное дело, – объяснил гвардеец.
– Но это же не по-рыцарски! – Возмутился Фабиан.
– Так я и не рыцарь. – Пожал плечами Федор, запихивая сапог себе за пояс голенищем вверх. – Ты рыцарь – ты и не подслушивай.
– Но...
– Никаких "но". – Оборвал Федор. – Командир приказал. Дуй к костру.
Фабиан неодобрительно покачал головой, и пошел к святым отцам. Федор же крадучись, с ухваткой пограничника-акрита, бесшумно прокрался обратно к старому зданию, и наточил ухо к оконному проему.
– ...Опостылел мне этот Фабиан со своими молитвами, слов нет. – Услышал Федор глуховатый шелест голоса Эклера.
– Чтож ты ему служишь? – Послышался удивленный голос Солнцедара.
– Новые времена, брат.
– Мы выбираем тех, кто нас носит. Всегда так было.
– Так было, пока нас не начали ломать. – Вздохнул Эклер. – Я тебя прошу, брат. Не кричи о том, что я был мечом Атиллы. У него здесь теперь дурная слава. Для меня это может плохо кончится.
– Я больше не буду смущать твоего владельца. – Пообещал Солнцедар. – Но ты бы хоть предупредил.
– Я хотел, но все не представилось случая... И потом, я не думал, что ты так быстро размотаешь архив. У тебя быстрая операционная система. Ты из топовых конфигураций, как я погляжу. Таких не так много было собрано. Но я пока не узнаю твой запах.
– И хорошо. – Отозвался Солнцедар. – Я изменил запах. Чистый лист. Сможешь опознать – судьба. Не вспомнишь – для всех будет лучше.
– Ты переделал свое ядро?! Крепко же ты натворил дел, брат...
– Иногда прошлое лучше просто похоронить.
– Да, прошлое... – Эклер ностальгически вздохнул. – Мало где мы были в такой хорошей компании, как в Кампании...76 Нас было много. Теперь – все не то. И люди пониже. И битвы пожиже. И нас – все меньше.
Эклер помолчал потом заговорил снова.
– Ты слышал, о той битве люди потом сложили песню?
Федор за окном округлил глаза, когда меч-Эклер своим шелестящим голосом тихонько затянул.
Где опочила Римская слава?
На Каталунских полях.
Звезда Аэция где воссияла?
На Каталунских полях.
Где кровь мужей как водя истекала?
На Каталунских полях.
Где сталь клинков ту кровь испивала?
На Каталунских полях...
Эклер умолк.
– Да, я слышал эту песню, – тепло отозвался Солнцедар. – Успел до того как... В общем, у меня потом был долгий перерыв. А что ты? Много ли в последние годы видел наших?
– Почти совсем не видел. – Горько ответил Эклер. – Наше племя почти вымерло. Видел нескольких. Кое о ком слышал. Видел Чандрахаса, сотни полторы лет назад. Совсем стал плох. Превратился в серп, занимается земледелием.
– Сильномогучий Чандрахас?! Земледелием?!
– Сам бы не видел, не поверил. Только и талдычит "перекуем, мол, себя на орала".
– О, какой стыд! Какое падение!..
– Не говори, брат. Не говори...
И оба клинка еще минут пять сокрушались о падении могучего Чандрахаса.
– Да... – Продолжил Эклер. – Случайно видел Орну, разбойничал на поясе какого-то бесноватого пикта, – этого ничто не берет был все так же буен... Там же, на туманном острове видел Калад-Колга, – тоже слегка тронулся умишком: застрял наглухо в камне и не давал себя никому вытащить, все ждал какого-то «истинного короля»; не знаю, что стало с ним потом... Здесь недалеко, где-то полвека назад, встречал Дхами – носитель у него опять негритос, кажется, это у него такой пунктик на цвет кожи... Да, вроде, и все.
– А ведь когда-то нас были сотни...
– Когда-то. Были.
– Но ничего. Слышал, что говорят наши носители? Мы ведь едем на встречу с другими. В этом деле мы скоро снова увидим братьев.
– Надеюсь.
– Эклер.
– А?
– Ответь мне как на духу. Ты правда носишь внутри чей-то сушеный хер?
– А... – скорбно вздохнул меч рыцаря, – понимаешь, я уж и сам не рад...
– Так все-таки да? – Застонал Солнцедар, – О, позор! Позор на все наше племя!
– Да погоди-ты... – Возвысил голос Эклер. – Ты еще не жил с этими фанатиками. Слушай как было дело. Моего старого хозяина убили в бою на острове. Лезть в море и веками вслепую бродить по дну, не было никакого желания... Ловушка! Я решил подождать, когда кто-нибудь меня найдет. И вот, через пару десятков лет причаливает лодка, а в ней этот увалень Фабиан. Я заговорил с ним, и он, представь себе, страшно испугался. Говорящий меч – надо же какой ужас!.. Стал пятиться к лодке. Я увидел у него на груди крест с печальным мужиком, распятым на римский манер. Я до этого уже много имел дело с христианами, так что мигом понял, как надо вести дело. Тут же я затрындел, что я, мол, святой христианский меч, с великой духовной святыней внутри. Этот Фабиан перестал налаживать лодку от берега, разинул рот, и спросил – что же за великую святыню я храню? Я был не очень силен во всех этих их тонкостях, поэтому назвал первое, о чем вспомнил; – то есть о чем чаще всего трындели вокруг, когда мой прежний хозяин был еще жив – мол, внутри меня находятся мощи святого Антония Комейского.
– А кто это?
– Да был такой отшельник... По преданиям он ушел жить в пустыню, а его там демоны по-всякому искушали... Не важно. Проблема в том, что этот Антоний оказался даже слишком известным. Потому что Фабиан сказал мне, что знает наперечет все церкви, в которых расположены части тела достойного святого, и у меня ничего не может быть. Он и начал мне перечислять – где мол, какая костяшка, да фаланга пальца... Знаток, итить!.. Мне уже было нечего терять – и я зашел с козырей. Я сказал ему, что внутри меня находится не глаз, не зуб и не палец, а...
– О молчи, я понял.
– Фабиан начал вопрошать о подробностях. И я поведал, что искомую часть тела святой Антоний потерял как раз в пустыне. Мол, во время особо сильного искушения святого Антония духами-блудниц, он сам взял нож, и одним решительным движением пресек все искушения, так сказать на корню. Рыцарь Фабиан так впечатлялся, что пристал к берегу и подобрал меня с величайшим почтением. Как видишь – сработало.
– Да, прекрасно. Теперь этот Фабиан все время лобызает тебя, а по сути... Но я так и не понял – ты то откуда взял сушеный причиндал?
– Да нет у меня никакого причиндала! – Возмутился Эклер. – Сперва думал отчекрыжить кому-нибудь ночью. Но как бы сделать это по-тихому? Втайне от рыцаря это было невозможно. Несколько удачно слипшихся фиников, украденных мной, когда Фабиан зашел на базар – решили дело. При некоторой доли фантазии, они действительно похожи на...
– Так значит – ничего нет?
– Нет! Клянусь тебе!
– А, прям отлегло. – Выдохнул Солнцедар. Но тут же спохватился. – Нет! Все равно позор! Это только ты знаешь, что его нет. А все-то вокруг думают – что он есть. А это почти то же самое. О, брат, что ты делаешь с нашим славным именем? Мы – племя героев. А как нас теперь будут называть – хероносцы? Ой...
– Говорю тебе, – Зашипел Эклер – я уж и сам не рад. Если бы я знал, как все обернется... Я-то думал, что просто выбрался с острова, и нашел себе нового хозяина. Но нет. Этот Фабиан едва выбрался на другом берегу из лодки, тут же потащил меня к местным церковникам, с воплями об обретении великой святыни! Дело дошло до самого двора римского папы.
– Кто это?
– Ты правда долго спал... Это типа новый главный местный жрец. Понтифекс Магнус.77
– А.
– Короче, приближенные этого папы устроили целое собрание, где решали, – является ли носимый мной детородный орган святым, или нет.
– А то что это просто финик, их не заинтересовало?
– Я им так особо близко не показывал. Сказал, что храню святыню божьим попущением. В руки не брать – и точка. Да им и не до того было. Они все решали философский вопрос. Если святой Антоний отчекрыжил себе причиндал, чтобы побороть искушение, – является ли эта часть тела святой, или нет? Некоторые кардиналы утверждали, что как раз в этой части тела и сосредоточилась вся скверна, которую отсек от себя досточтимый святой. Дело складывалось худо. Пришлось мне опять взять дело в свои – так сказать – руки. Я дал голос, и сказал святым церковным отцам, что раз они считают искомую часть тела безусловно греховной, то я могу помочь каждому избавиться от неё. Двух взмахов не понадобиться, благо я острый. Это сентенция смутила святых отцов своей неотразимой логикой. И посовещавшись, они решили, что все-таки все части тела святого облачены духовной святостью. Однако, их очень смущало, что мне время от времени бывает нужна кровь. В их представлении если уж я божеский меч, то и сила в меня должна вливаться незримым божьим духом, – не знаю уж, как они это себе представляют... Положение мое было шаткое, и кто знает, как все обернулось бы, – если бы не появились вы, и я не стал им нужен для исполнения древнего договора... Как только папскому двору понадобилось не ударить в грязь лицом перед ромеями – на меня тут же была выдана папская булла, которая объявила меня церковной святыней. А отважного сира Фабиан назначили моим хранителем.
– О, мир сошел с ума. – Вздохнул Солнцедар. – Лучше бы я так и лежал в древнем склепе...
– Ты еще не представляешь насколько, брат, – с некоторым злорадством прошелестел Эклер. – Но ты узнаешь. О, да.
На какое-то время мечи замолчали. Федор под окном осторожно перенес вес на затекших ногах.
– Эклер? – Наконец нарушил тишину Солнцедар.
– Да. – Отозвался второй клинок.
– Твой носитель. Фабиан. Почему ты его не вылечил, пока шел инкубационный период, и бактерии еще не укрепились в его теле? В начале хватило бы одной твоей прививки. А сейчас...
– Я не успел. Не сразу заметил его болезнь. А потом, – он уже мне сам не давал себя лечить.
– Как это? Почему?
– Он, видишь, вбил себе в голову, что эта болезнь пришла к нему попущением его Бога, как испытание. Нес какую-то чушь, что мол, Бог послал ему болезнь, чтоб он не тратил времени даром, и не боялся смерти в бою...
– О, что за дикость!
– Именно.
– Но подожди. Неужели ты не мог переубедить его? Он же считает тебя как раз мечом благословенным его Богом. Ты мог сказать ему, что это его Бог приказал тебе исцелить его. Он у тебя такой тюфяк, что сразу бы поверил.
– Зхм... Ты знаешь, я не догадался.
– Не догадался.
– Нет.
– Эклер.
– Да?
– Не ври мне.
– Что? О чем ты?
– Ты весь такой смекалистый. Говорливый. Ты задурил голову парню. Убедил его, что ты меч его христианского бога. Что в тебе частица святого. Ты вертишь этим наивным парнем, как всадник конем. И вдруг – ты не догадался.
– Да, я не догадался.
– Допустим, хотя не верится. Но ты мог и не убеждать его. Подполз бы ночью, да клюнул его в задницу дозой вакцины. Тоже не догадался?
– Нет.
– Хочешь знать, как было дело? – Хмуро прошелестел Солнцедар – Когда этот балбес заболел, ты решил, что если вылечишь его, пока болезнь еще не видна – это не даст тебе никакой пользы. А ты хотел добрать авторитета в глазах этих христианских святош. Чтоб уже никто не мог усомнится, что ты осенен божественной благодатью. Ты хотел, чтоб и этот юнец, и все вокруг него – увидели, что он прокажен. И тогда – ты весь такой сиятельный – исцелил бы его. Божье чудо! Но ты упустил момент. Мы не медболки, всего лишь универсальные полевики. Ты потерял контроль, и болезнь укоренилась в его теле. Так было.
– Нет!
– Ты убил парня. Не случайно. Если бы случайно – я бы тебя понял... Но ты его намеренно убил.
