Текст книги "Ромейский Квест (СИ)"
Автор книги: Лев Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Попы меж тем не унимались.
– Опортунт Фикулийский, – богопотребнейший муж!..
– Пасхалий Лиллибейский, – цветок во Христовом саду!
– Этот ваш, местночтимый, мы его не канонизировали...
– Ну и ладно... Лампридий Нерониадский!..
– Дионисий Ираклеопольский!.. Гроза лукавых ариан-аномеев!..
– Примасий Нерониадский! Гонитель монофизитов!..
– Дезидерий Долихийский...
– Раввула Библосский!..
– Дамасий Амморийский!..
– Евлалий Элионопольский!..
– Перпетуй Пиктавийский!..
– Филипониан Олизиппонский!..
«Извести меня решили, – медленно сатанея стиснул зубы Федор. – Даже не знаю, что лучше, когда он ссорились, или как помирились».
...Гервасий и Протасий Маркианопольские! – Победно выкрикнул Парфений, от чего Окассий буквально застонал в экстазе.
Федор не выдержал:
-Да святые же вы отцы!.. – Простонал он сверху. – Я понимаю, что все, имена кого вы перечисляете, наверно, были почтенные люди...
– Весьма почтенные! – Громыхнул Парфений. – Весьма!!!
– Очень! – Поддакнул Окассий.
– Но нет ли у святой церкви нет достойных людей с именами... покороче?
– Как же нет? – Удивился Парфений. – Их есть! – Вот хотя бы....
– Вит Тирский, – воспомянул Окассий.
– А Пап Фивский? – Поддержал Парфений.
– Да. А Тавр Римский?
– Ну! А Мунд Лиддский?
– Это еще куда ни шло... – Утер пот Федор.
Коротких имен у святых отцов, однако хватило ненадолго.
– Элладий Лаодикии-Сирский! – вдруг вывалил Парфений.
– Филогоний Кесарии-Каппадокийский! – не остался в долгу Окассий.
– Фебадий Епифании-Киликийский!..
– Потамон Селевкии-Исаврийский!..
– Кандидиан Самосато-Сирский!..
– Флорентий Петро-Идумейский!..
– Там их еще много? – Уныло спросил Федор.
– Да мы еще даже и не начали! – Фыркнул Парфений.
– Только разминались. – Воодушевленно подтвердил Окассий.
– Сильна дедовским благочестием апостольская церковь!
– Глубока сокровищница святых мужей!
– Воспомянем лучших из них!
«Твою ж медь»... – Закрыл глаза рукой Федор.
– Эрект Евахиадский!..
– Факиан Павианский!..
– Фалассий Дрепанский!..
– Филокал Писсидийский!..
– Акакий Писсунитский!..
– Гавиний Кальский!..
– Что-то имена последних совсем никуда не годятся, – снова дал голос Федор.
– Чем это?! – Ревниво взъелись на него сразу оба святых отца.
– Не знаю... За такие имена в приличной казарме сразу морду бьют.
– Дикарь!
– Невежа!
– Солдафонщина!
– Продолжим, брат.
– Продолжим.
– Павлин Созопольский!..
– Примитив Капуйский!..
– Экспедит Птолемаидский!..
– Эпопей Костовальский!..
– Простатит Халкидонский!..
Федор тяжко вздохнул. Мелькнула мыслишка, что может, лучше бы его казнили. Усекновение головы дело быстрое. Хотя бы не мучился.
А путешествие обещало быть долгим.
С этой мыслью он соскочил с койки, протиснулся между богоносными мужами, и вышел из каюты вон.
***
Меж тем, выйдя на палубу, Федор застал там большое оживление. Корабль наконец-то снимался с якоря. Комес-помощник стоя на корме махал руками, забористо ругался и дудел в свисток. Пестро одетая матросня бегала по палубе и лезла вверх на мачты. Выглянув за борт Федор увидел, что из бортов в воду свесились весла, и забили по воде. Корабль начал разворачиваться от пирса, медленно, будто беременная свинья в загоне. Стараясь не попадать под ноги матросам, Федор забрался на самый верх носовой надстройки, с тем чтоб лучше узреть свой первый выход в море. Проходя мимо светового люка своей каюты, он услышал отзвуки голосов двух святых отцов, – похоже они все еще теребили отцовское благочестие...
Федор встал сбоку от бушприта, и окинул взглядом открывающийся вид. Корабль шел к выходу из гавани, стараясь держаться на расстоянии от других разнообразных кораблей, которые шли на вход и на выход из порта. Пролетел мимо, споро ударяя воду многочисленными длинными веслами императорский военный бегун-дромон. На его носу было нарисовано угольно черное крыло, и рядом было написано вполне соответствующее название – «карбоноптерон». Правее, на встречном контркурсе вползал в гавань толстобокий торговец с генуэзским флагом. Федор любовался на корабли, на пестроту парусов и флагов, на расстилающийся за гаванью просто мраморного моря. Вскоре, под аккомпанемент свистка, матросы распустили паруса, при каждой эволюции бегая от борта к борту, чтобы уменьшить риск переворота своей высокой посудины. Затем, весла втянулись к бортам, корабль поймал ветер, и весело вышел из гавани.
Тут Федор сообразил, что ведь он никогда не видел Константинополя со стороны моря... Он резво спустился по носовой лестнице, и взбежал по другой на кормовую надстройку, будто в форте с одной башни на другую пробежал, и встав у борта бросил назад. Константинополь, столица мира, – удалялся, блистая. Виднелись укрепления гавани, крыши домов, купола многочисленных церквей. Столица Нового Рима, – и сама же – Новый Рим, лежала на бликах воды, все более оттягиваясь к горизонту. Солнце играло блеском в пучинах волн, кричали морские птицы, да расходились все дальше по разным курсам паруса уходящих кораблей...
Однако, несмотря на прелесть вида, Федор вскоре почувствовал некое беспокойство. Неприятное чувство все нарастало, и наконец локализовалось в области желудка. Как только корабль вышел из гавани, волны стали выше. Судно и стоящий на его палубе Федор, взлетали и падали с каждой волной, а вот желудок Федора за ними не поспевал, и словно норовил оторваться от хозяина. Федор почувствовал, как его лоб усеяла испарина. Во рту стало сухо. Свет будто-бы померк. Еще несколько минут, и... Федор едва успел подскочить к борту, и переломиться за него. Весь замечательный завтрак с императорской кухни полетел за борт.
– Эй, дьявольское семя! Какая сволочь травит сверху на руль?! – Завопили снизу из-под палубы.
Федор заметил, что и правда, сбоку кормы прямо под ним торчит черен большого рулевого весла, в которое он попал с привычной меткостью гвардейца. Эту мысль тут же смыло очередным спазмом, и он едва только успел сделать шаг в сторону, – первые блюда завтрака догнали вторые.
Сзади на плечо Федор неожиданно легла крепкая рука. Обернувшись, он увидел улыбающуюся физиономию смуглого курчавого комеса.
– Господин впервые в море? – Поинтересовался комес.
– Да-а... – Вяло ответил Федор, утирая рот, и краем глаза ухватывая веселящихся матросов.
– Вам лучше спустится с надстройки на нижние палубы. Там не так сильна бортовая качка. Возможно вам будет полегче.
– Снизу могу до борта не успеть, – выдохнул Федор.
– Ничего. Кажется, все что вы могли отдать Нептуну, вы уже отдали.
– Хорошо...
Федор оттолкнулся ослабевшими руками от борта, и пошел вниз с надстройки. Веселое снисходительное презрение встречных матросов даже не вызвало у него гнева, до того ему было плохо. «Куда мне пойти? – Подумал он – в каюту? Нет. Эти два богослова там меня окончательно уморят. И каюта тоже высоко. Кромес сказал, мне нужно побыть где пониже»...
С этой мыслью он спустился на среднюю часть верхней палубы, под тент. Муторное состояние не отпускало, и он медленно побрел к люку, ведущему вниз. Там, потолкавшись вокруг каких-то бочек и ящиков, наступив на хвост обиженно завизжавшего порося, и бездумно обойдя пару раз вокруг какой-то колонны, (которая оказалось подпалубной частью мачты), он наконец, залез на какую-то бочку, на свернутый бухтой толстый канат, закрыл глаза, и решил, что это хорошее место, чтобы умереть.
Здесь он провалился в муторное полузабытье. Немного очнулся он оттого, что кто-то пытался стянуть с его ноги щегольскую туфлю оленьей кожи. С трудом открыв глаза он увидел перед собой вороватую рожу, видимо, матроса. Федор со второй ноги закатал матросу в лоб, и пообещал освежевать его на вертеле. После этого гвардейца перестали беспокоить, он пострадал еще немного. Успел подумать, – таковы ли муки ада для грешников, или все же чуть полегче? И с этой мыслью нырнул в спасительный крепкий сон.
***
Глава одиннадцатая.
Проснулся Федор резко, каким-то рывком. Во рту было такое ощущение, будто там перночевали кошки. Несколько секунд он пялился на палубный полумрак, и наконец, закряхтев выполз из канатной бухты. Пройдя проверку сном, она оказалась не такой комфортной, шея и плечо отчетливо ныли. Желудок в теле сотника был точно недавно усмиренная после бунта провинция: – не знаешь что с ним делать, не дай бог опять начнет бунтовать. Однако, были вместе с этим, и чувство жажды и чувство голода – хороший знак.
Федор на раскоряченных ногах обогнул бочку, и под тихий скрип корабельного нутра, поковылял к трапу на верхнюю палубу. Едва Федор ступил на трап, сверху, к нему в трюм промчался матрос с искаженным невыразимым ужасом лицом. Промчался, и исчез где-то в глубинах судна.
– Какого дьявола?.. – Буркнул Федор, и взбежав наверх, огляделся на палубе.
Здесь творилось что-то непонятное. Матросы остервенело работали со снастями, но на лицах их не было прежней деловитости, а было какое-то мрачное отчаянье. Тяжелая атмосфера висела над людьми, будто облако.
– Эй, ты!.. – Позвал Федор ближайшего матроса.
Матрос плеснул на Федора гневным взглядом, шикнул что-то короткое на неизвестном языке, явно не комплимент – и снова потянул свой канат.
Федор решил не тратить время, и забрался на кормовую надстройку. Там он увидел сразу все корабельной начальство. Капитан, помошник-комес и штурман, торчали у кормового планшира, выглядывая что-то по курсу, и не обратили на Федора ни малейшего внимания.
– Эй, патрон! – Позвал Федор капитана. – Что здесь творится?
Капитан Авксентий перевел взгляд на позвавший голос, – и Федор аж крякнул. Капитана было не узнать. С его лица слиняли все краски, осталась лишь мертвенно бледная тревога, судя по подергиванию черт, едва не переходящая в панику.
– Пират, – лаконично ответил за капитана кучерявый Комес.
– Где?! – Федор завертел башкой охватывая своим зорким взором горизонт за кормой.
– Там, – комес указал рукой в противоположную сторону, за спину Федору на нос корабля.
Федор резко развернулся на пятках. Матерь божья!.. – Буквально не более чем в десятке метров от носа «Наперстницы ветра», на волнах накатывал к ней другой корабль. Стройное хищное судно. На мачте его трепетал красный флаг, на котором была изображена кривая сабля, и отрубленная голова. А на носу и бортам рассыпалась орава вооруженных до зубов головорезов. Смуглые загорелые рожи, в основном, агарянского рода, но были и черные уроженцы Африки. Все эти люди со щитами саблями, луками, не кричали, а молча и зловеще смотрели на команду купеческого корабля, как волк смотрит на стадо.
На мгновение Федор буквально оторопел. "Как же я не увидел эту здоровенную посудину?! – закрутилось у него в голове. «А, он подходит с носа, а я вылез из люка на середине, и он был закрыт от меня нашей носовой надстройкой. Черт, да какая разница»...
Федор свирепо повернулся к троице мореходов.
– Каково черта эта посудина у нас на носу? – Свирепо спросил он. – Мы что, даже не пробовали бежать?!
– Он вышел из-за острова у нас по борту, – снова отозвался комес. – Оседлал правильный ветер. У нас не было шанса уйти Кто бы им не правил – он отличный пилот, и знаток этих мест.
– Я знаю кто им управляет, – ломким от ужаса голосом отозвался капитан. – Видите надписи на его парусе?
На переднем парусе корабля действительно виднелись крупные надписи. Выведенные каллиграфическими буквами, на самых ходовых языках, – латыни, греческом, и арабском, все они означали одно и то же: – «Фиг уйдешь!».
– На носу у него написано «фиг уйдешь», а на корме «фиг догонишь». – Подрагивая щеками продолжил капитан Авксентий. – Это корабль самого Батьки Махмуда. Его зовут Махмуд Ужасный. Латиняне зовут его Махнодус Барбанигра.35 А среди греков он известен просто как – Мавропогонатос – Черная Борода. Это самый свирепый пират во всем средиземноморье.
– Смилуйся вседержитель, – я слышал о нем! – Отозвался штурман, худой жилистый человек в широкополой шляпе. – Он сдерет с нас большой выкуп?
– Он не берет выкупа с христиан, – в глазах капитана было черное отчаянье. – Он просто заберет мой корабль. Нас всех продадут на рабских рынках, и мы очутимся где-нибудь в Мосуле.
По лестницы ведущей на средину судна раздались тяжелые шаги, и на кормовую надстройку взобрался поп Окассий. Одной рукой он держался за перила, а второй сжимал свой деревянный, обтянутый старой корой посох.
– А, вы проснулись? – Углядел он Федора. – Бене! Ну и что мы будем делать?
– Почему вы не разбудили меня раньше?! – Зашипел Федор.
– Я посылал моряка, – ответил Окассий, – но вы прогнали его пинком.
– Я... – Федор запнулся, пытаясь сообразить, был ли это тот моряк, который пытался спереть его оленьи туфли, или он еще кого угостил позже; – но это уж точно сейчас было неважным.
– Когда император послал всех нас в путь в одной каюте, – сузил глаза монах – я молчал. Я понимаю, что такое конспирация. Но почему нам не дали в эскорт отряд солдат, или военный корабль? Так-то в империи организуют дела? Наше путешествие сейчас закончится, не начавшись...
– Побухтишь потом, – отмахнулся Федор. – А сейчас мне нужен мой щит и меч.
– Поздно, – констатировал монах.
И правда, уже было поздно. Вражье судно подошло вплотную и ударилось по касательной – скула в скулу – так что от навала бортами «Наперстница Ветра» вздрогнула, будто раненное животное. Федор и все, кто был на мостике, едва удержались на ногах. Матросы внизу застенали. Пиратский корабль проскочил высокую носовую надстройку купца, и дошел до более низкой середины. Здесь в фальшборт вцепились абордажные крючья и багры, а затем на палубу посыпались свирепые головорезы, от которых буквально разило убийствами и жесткостью. Федор мрачно подумал, что теперь между его мечом, щитом, кольчугой, и прочим, что он так любовно выбирал в арсенале, – теперь стоит живая стена, и они так же недоступны, как на дне морском. И только в этот момент пираты завыли, – как волки над добычей.
– А где Парфений? – Вспомнив спросил Федор Монаха.
– Молится в каюте.
– Каждый делает, что умеет... – Качнул головой Федор. Он мацнул рукой свой серповидный нож, но одернул руку, потому что углядел кое-что получше. – В ящике у борта лежали толстые палки, которые использовались матросами как рычаги. Он подхватил один. Отполированный руками до блеска, тяжелый как дубина. Отлично!.. Здесь же у Фальшбортов в пазах стояло несколько щитов – это были не удобные щиты воинов, а ростовая защита для стрелков, когда они сопровождали судно, и использовали надстройку, как стрелковую башенку. Просто сколоченные доски с ручкой. Но неуклюжий ростовой щит, все же был лучше, чем ничего, – тем более, что у Федора не было кольчуги. Федор ухватил щит, и потащил его к единственной лестнице, ведущей вниз с кормы.
– Что вы делаете?! – Взвизгнул капитан Авксентий. – Бросьте оружие за борт, пока никто не видит! Они же поубивают нас всех!
– Умолкни балласт, – огрызнулся Федор, прикидывая, где лучше встать, и сможет ли он в одиночку хоть насколько-то перекрыть лестницу, чувствуя, как тело готовится к бою, и покрывается мурашками, а мир делается резче и ярче.
– Мы не настолько смазливы, чтобы нас взяли в гаремные мальчики, – сплюнул комес, – все что нам светит – кайло в каменоломнях; а я для этого староват. – И его морской нож тоже покинул ножны. Комес встал рядом с Федором.
Пираты между тем, растеклись по палубе, частью скатились в трюм. Но основная часть волчьей стаей шла к корме. Вел их колоритный человек, выделявшийся в толпе, будто лев среди шакалов. Высокий, могучий, в богатой кольчуге, на которой подбором колец разного цвета были исполнены изречения на арабском языке, в сверкающем шлеме, поверх которого был намотан богатый тюрбан, с тяжелой саблей, и развевающейся угольно черной бородой, которой он зарос почти до самых антарцитово-черных глаз. Не иначе, это и был пресловуто-ужасный Махмуд.
Эй там, на корме! – пророкотал бородач, сверкая очами. – Сложите оружие, и будете жить. Но если хоть один удар будет нанесен моим людям – клянусь бородой Пророка! – Я нарежу вас ломтями, чтобы рыбам было удобней обедать.
– Мы сдаемся! – Тут же пискнул Авксентий.
– Он сдается – Фыркнул Федор.
– А вы? – Уточнил снизу бородач.
– А нам и так неплохо.
Бородач меланхолично развел руки.
– Аллах свидетель, кафиры36, я пытался быть к вам милостив. – Он чуть повернул голову к своим людям, и махнул рукой, – убейте этих нечестивцев!
Орда пиратов рванулась по палубе, как псы спущенные с привязи. Федор половчее перехватил свою дубину. Но не успели пираты еще даже вскарабкаться по лестнице, как – свистнуло – и в тяжелом щите Федора дрожа засела стрела. Он поискал откуда был выстрел, и увидел нескольких лучников, которые сидели на мачтовой корзине и рее пиратского судна. Если бы не волна, качающая суда, быть той стреле у него в голове... – У, мерзавцы!.. Федор погрозил дубиной стрелкам, и повернул щит, пытаясь укрыть и от лучников, и от бегущих снизу. В этот момент комес подтащил второй щит, прикрыв Федора сбоку. Федор одобрительно кивнул. Теперь их щиты образовали угол, в котором Федор перекрывал лестницу, а комес закрывал от стрелков. Через секунду за двумя щитами стало тесно. Сперва сюда же, под защиту забрался и поп Окассий, а еще через мгновение Капитан Авксентий, дрожавший как осенний лист.
Первым по лестнице взлетел какой-то бербер, в широченных штанах до колен, с круглым щитом и клевцом в руках. Из-за крутизны лестницы он заведомо был в проигрышной позиции. Бербер не стал бесполезно долбится в щит, а попытался использовать пробойник клевца как крюк, – подцепил щит Федора сбоку внизу, и стал его оттягивать. Федор не стал играть в пертягайки, а сразу же влупил своей дубиной в щит берберу. Тот пошатнулся, и Федор добавил еще, смяв берберу руку так, что щит нахлобучил того по его собственной башке. Бербер потерял равновесие, и полетел кубарем вниз, попутно увлекая еще двух товарищей.
– Подходи на раздачу! – Рявкнул Федор.
Следующим после бербера под раздачу залез какой-то рябой, с восточным разрезом глаз и жидкой бородой. Щитом ему служил расширенный наруч, не сковывающий кисть, поэтому он держал в двух руках средней длинный копье. И с этим копьем он был хорош. Первый же его тычок так точно летел Федору в лицо, что тому пришлось спрятать голову под щит. Выглянув из-за своей защиты чуть в стороне, Федор снова едва успел убрать физиономию от острого пера, сбив его в сторону своей дубинкой.
Третий тычок едва не лишил его глаза, и Федор метнул в узкоглазого самый грязный матюг, из тех что он знал. Узкоглазый ощерился. Пока он стучал копьем, связывая Федора, мимо него уже пытался протиснуться по узкой лестнице другой пират – с каким-то гибридом копья, и пожарного крюка – вдвоем им будет сподручно сдвинуть щит, и попотчевать железом потерявшего защиту гвардейца. Противопоставить этому Федор ничего не мог, и он уже от отчаянья подумывал метнуть свою импровизированную дубинку, надеясь оглушить ловкого копьеносца, как вдруг... Что-то длинное вылетело по правую руку от Федора, и влепилось узкоглазому копьеносцу в грудь с такой силой, что-тот отлетел назад чуть ли не на метр, – и рухнул на головы своих товарищей. Оглянувшись Федор увидел, монаха Окассия, сноровисто втягивающего свой посох обратно за ограду.
– Добро монах! – Улыбнулся Федор.
Дротик влетевший в щит Федора, пробил его и едва не пригвоздил ему кулак сжимавший ручку. Щит был дешевкой, без стальной полосы для защиты руки... Еще один дротик застрял выше, пробив древесину своим клювом почти на уровне глаз.
Сбоку один худой жилистый пират, зажав короткий тесак в крепких зубах, невообразимым тигриным прыжком взлетел вверх, вскарабкался через перила, и оказался на кормовой площадке, минуя лестницу. Окассий, не успевший сбить появление пирата на перилах, встал перед ним, выставив свой посох, но стараясь не выходить из-за укрытия щитов. Пират перехватил тесак, и нанес мощнейший косой удар, мысля надрубить деревянную палку. Поп блокировал удар, раздался странный звук – отдача от удара едва не выломала пирату запястье. Пират в изумлении отступил, оглядывая соперника. Часть коры на посохе Окассия оказалась срублена, а под ней проступил до той поры спрятанный в деревянной оплетке металлический прут; который собственно настоящим посохом и являлся. По той же причине на лезвии тесака появилась здоровенная щербина. Пират горестно охнул, углядев, как испорчено его оружие.
– Что дружок, тесачок попортил? – ощерился Окассий. – Мой посох зовется – "Убийца Мечей".
Пират яростно зашипел, и бросился на Окассия, но тот ловко пнул его нижним концом посоха в голень, а на обратном движении верхним концом посоха так зарядил пирату сбоку, что тот влепился обратно в перила, перевалился через них и убыл обратно к своим товарищам. Еще одного молодца, который так же пытался подтянутся через перила, поп не чинясь оходил посохом по голове.
Федор, щит которого все вздрагивал от ударов смертоносных металок неприятеля, вдруг сообразил, что и его импровизированная дубина не одинока. Он ведь забрал её из ящика, где лежало еще несколько её товарок. Он обернулся за щитом, и углядев застывшего в прострации капитана, пнул его ногой, и показал палку в руках – тащи сюда все эти дубинки!
– Это вымбовки, – машинально пробормотал капитан.
– Мне начхать! Тащи! Только берегись стрелков!
Капитан хотел заспорить, но наткнувшись на Федоров взгляд, умолк, и скрючившись побежал к ящику.
По лестнице меж тем уже карабкался новый штурмовик. Необъятной ширины богатырь-тюрок, в паноплии – щит, кольчуга, островерхий шлем, и боевая секира, которую тот держал легко, будто клюшку для чогуна. Между шлемом и верхней кромкой щита шевелилась будто волосатая гусеница одна сросшаяся бровь, накрывавшая сразу оба злобных глаза. Могучий кривой нос, который сами тюрки почитали орлиным, а иные скорее попугайским, – хищно подергивался. Подельники подбадривали из-за его широкой спины богатыря одобрительными воплями.
Поп справа снова пробил посохом, и Федор успел поразиться тому, как поставлен удар у святого отца – не всякий воин так делал копейный выпад. Однако подступающий богатырь был готов – его щит вскользь принял удар комеля посоха, и сбил его в сторону. Это была хорошая, грамотная отбивка, и богатырь ничем не рисковал – он еще не подошел на удар дубины Федора. Однако Федор огорчил его иным способом: – прямо с плеча, сильным разгибом руки зашвырнул свою-дубинку богатырю в голову. Дубинка-биток с посвистом вмазалась аккурат в могучий нос. Богатырь всплеснул руками, выронил секиру, и повалился спиной на задних товарищей.
– Ловок, пассажир! – Вскричал комес.
– Молодец, ромей – сдержанно похвалил поп Окассий.
Федор обернулся. Капитан уже вернулся обратно, и сгорбился под щитом, неуклюже сжимая в руках несколько палок.
– Будешь подавать! – Приказал Федор, хватая у него из рук новую палку.
Снова свистнуло – еще стрела прошла мимо двух кромок щитов, и буквально прошла впритирку рядом с Федором. Снова стрелял лучник с вражеской реи. Федор крякнул, примерился и – вы еще не знаете, что такое славянские городки! – с могучим размахом запустил дубинку в лучника. Дубинка вертясь описала параболу, и шлепнула в лучника так, что тот выронил лук, и сорвавшись с мачты, поцеловал палубу, да больше и не шевелился.
– Еще! – Протянул руку назад Федор.
В руку ему легла новая дубинка.
Федор повел взглядом по ораве врагов внизу – ему глянулся губастый кучерявый негр в плетеном веревочном панцире, с целым колчаном дротиков. Дубинка поразила негритоса – прихоть случая – в самое греховодное место, и тот пал сжавшись в клубок, огласив море жалобным воем.
– Еще! – Новая дубинка приготовилась к полету.
На этот раз досталось какому-то экзальтированному типу, который вроде и не был воином, а видимо был кем-то вроде бродячего проповедника. Белобородый, с безумными глазами, и в лохмотьях. Оружия у того не было, но забравшись на ванты он так оглушительно вопил, подзуживая толпу, что Федор рефлекторно запустил дубину в него. Как раз на конце тирады, где крикун призывал «обрушить на слуг тагутов джихад меча» – дубинка бумкнула того в центр масс, после чего проповедь прекратилась, а сам пламенный оратор ухнул с вант за борт, – только булькнуло.
– Как ты говоришь, называются эти штуки? – Кратко обернувшись спросил Федор капитана.
– Вымбовки.
– Отличные штуки! Еще!
Следующая цель так и мозолила глаз, – Федор запустил дубинку в шикарного предводителя пиратов. Неумолимая деревяшка сверкнула в воздухе как молния, и... Ловок был чернобородый вожак – отбил на подлете, не щитом даже, а маховым движением плоскости меча.
– Еще! – Федор протянул руку назад, и получил очередной снаряд.
– Последняя! – Предупредил дрожащий голос капитана.
Федор досадно фыркнул и опустил руку, уже готовую запустить дубину в полет.
– Хватит этого балагана! – Проревел чернобородый. – Сдавайтесь!
– Я тебя на вымбовке вертел! – Рявкнул Федор.
Черноволосый побагровел.
– Полновесный золотой румейский солид37 из моей казны, тому, кто принесет мне голову этого клоуна – раздельно произнес предводитель Махмуд, и показал мечом на Федора.
Орда взревела. Губастый негр прекратил стонать, и пожимая левой рукой мошонку вскочил на ноги. Носатый богатырь, зажимая кровянку из носа, попытался оттолкнуть тех, кто его поддерживал, но его уже никто не поддерживал – все рванулись зарабатывать золотую монету. Пираты хлынули к корме с неодолимой силой речного разлива.
Федор схлестнул дубину с булавой какого-то египтянина, успел стукнуть по пальцам долговязому желтоволосому типу, который схватил его щит. Но щит уже вырывали откуда-то снизу. И одновременно в щит стучало чье-то длинное копье. И одновременно египтянин снова вознес булаву. А кто-то уже лез на перила в обход лестницы, и поп Окассий не успевал сбивать их посохом. Щит снизу уже буквально уходил, разгибая руку, – еще несколько секунд и его либо вырвут, либо просунут под него копье. От напряжения и отчаянья Федор закричал. И... руки, тянувшие его щит, отпустили, оружие стучавшее по щиту опустилось. Пираты отступили на шаг. И Федор даже не успел поразится волшебной силе своего вопля, как вдруг услышал нечто, что перекрыло его вопль, и понял – не он испугал пиратов – где-то над морем трубил боевой рог.
Пираты растерянно завертели головами. Батька Махмуд нахмурившись оттолкнул в сторону попавшегося на пути подчиненного ротозея, и подскочил к левому борту, где был пришвартован его собственный корабль. Федор подтянул к себе щит, и тоже посмотрел на море, пытаясь поймать направление звука. И увидел. С того же левого борта к ним на всех парусах шел корабль. Зоркий глаз Федора выхватил сидящих в ней молодцов в кольчугах и набивных рубахах. Часть из них, что еще не одела шлемы, была брита на лысо, а часть носила странные прически, где волосы были на лбу и боках, а на затылках выбриты. Момент – и лысины и странные прически сокрылись за коническими шлемами с наносниками, поднялись щиты, – молодцы готовились к бою. Один из молодцов взобрался на поднятый нос корабля, и сложив руки лодочкой, закричал.
– Я Роже де Бриуз, – младший сын барона. Ваши корабли – моя добыча. Вы все – мои пленники. Нужен ли вам бой, чтобы признать это?
– Это еще кто? – Удивленно пробормотал Федор.
– Похоже, что нортманны38. – Отозвался Окассий, разглядывающий чужаков, приложив ладонь ко лбу козырьком. – Из тех, что пришли с севера, отторгли часть древних галльских земель у франков, и осели там.
– Я вижу у некоторых из них кресты, – глянул на священника Феодор. – Они христиане?
– Они признали истинного бога.
– Может, они помогут нам, против муслимских нечестивцев?
– Сомневаюсь, – качнул головой Окассий.
– Но ты же поп по их укладу?
– Нортманны уважают священников. Но еще больше уважают трофейные трофейные корабли.
– Ясно...
Тем временем и батька Махмуд, оправившись от краткого замешательства, дал голос.
– Мы первые напали на этого купца! – Заорал он, гневно топорща бороду на приближающийся корабль – Это наша добыча по праву!
– Важно не кто начал, а кто закончит! – Крикнул в ответ здоровяк-нортманн. – В море одно право: – сильный берет!
– Мальчишка! – Разгневался бородач. – Ты хоть знаешь, у кого пытаешься отнять добычу? Я – Махмуд Барбанигра!
Нортманн на секунду замялся, переваривая такую новость.
– Я слышал о тебе, – Черная Борода!
– Так давай разминемся миром, – почуял возможность Махмуд. – Море – не горная тропа. Умные разойдутся. Плыви своей дорогой!
– Ты такой известный, что за тебя наверняка можно стрясти хороший выкуп! – Обрадовался сын барона Роже. – А если я убью тебя, то стану более известным, чем ты. Ты принесешь мне деньги, или славу!
– Ах ты ссыкливый щенок! – если черная борода Махмуда была цветом похожа на уголь, то теперь над ней вспыхнул огонь: – лицо его запунцовело от ярости, – Ну плыви сюда, огреби свою известность! Охотишься на льва – несешь завтрак льву!
– Парни, прибавьте! – Скомандовал Роже гребцам. Он так и не слез с носа, только принял щит от одного из ближних. Корабль его помчался к двум сцепленным абордажной сцепкой судам. Пираты засуетились. Большая их часть, во главе с Махмудом побежали обратно на свой корабль, так как тот был ближе к нортманну и оставлять пустой борт под высадку было нельзя. Некоторая часть, однако, осталась блокировать кормовую надстройку Федора сотоварищи.
– Слушай Окассий, – Федор схватил священника за рукав. – Разбойников на нашем корабле осталось не больше десятка. Мне нужно прорваться в нашу каюту на носу.
– Зачем?
– Увидишь! Удержишься здесь без меня?
– Какое-то время, – скупо улыбнулся монах.
– Добро. Держи щит!
Федор передал монаху ручку щита, и хлопнул его по плечу.
– Ну, не поминай лихом!
Федор глубоко вдохнул, резко выдохнул, и отстранив щит как коршун бросился по лестнице вниз. Брови у десятка бывших на средней палубе пиратов подскочили от удивления. Но парни они были тертые, ближний бусурман с коротким копьецом тут же выставил перо так, чтобы Федор бегущий вниз сам наскочил на него. Федор гневно крикнул, запустил в башку копьеносца последнюю дубинку-вымбовку, а сам сильно оттолкнулся от ступеньки – и воспарил. Гигантским прыжком перелетел он копьеносца, и большую часть пиратов, и приземлился ногами прямо на того самого многострадального негра, который так ужасно пострадал от него, немногим ранее. Негр даже не успел охнуть, и смялся под ногами как соломенное чучело, заодно и смягчив удар. Федор кубарем прокатился по палубе, вскочил на ноги, увернулся от удара подскочившего сбоку богатыря с разбитым носом, и помчался по палубе к носовой надстройке. Пираты, заревев от ярости бросились за ним. Но тут одного из них поразила в бедро невесть откуда упавшая стрела – не иначе, пущенная на удачу навесом с нортманского морского разбойника. Раненный пират закричал. Разбойники смешались. А с кормы из-за щита тем временем выглянул поп Окассий, и рыкнул как дикий медведь, случайно разбуженный посреди зимовки, кричит на охотников. Все эти разнонаправленные события смутили пиратов, они замялись, вертя головами, и остались у кормы. За Федором же грузно побежал один лишь горбоносый богатырь со щитом и секирой. Разбитый дубинкой Федора, нос богатыря был сворочен набок, и это подогревало его к мести.
