Текст книги "Ромейский Квест (СИ)"
Автор книги: Лев Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
– Святые отцы, подберите мой рюкзак, и догоняйте. – Приказал Федор. И хромая и морщась на каждом шаге устремился вниз по склону за пастухом. Несмотря на побитую ногу, двигался Федор куда быстрее, отягощенного стадом пастыря. Поэтому, через малое время гвардеец начал его нагонять. Пастух лицо которого было прикрыто широкополой шляпой, из-под которой были видны только роскошные вислые седые усы, явно занервничал, и судя по порывам, даже имел мысли бросить свое стадо, но пока крестьянская жадность оказывалась сильнее.
– Постой, добрый человек! – Вскричал хромающий по склону Федор.
– А мне некогда, добрый человек! – Надтреснутым от тревоги голосом отозвался пастух, повернув голову через плечо, и не сбавляя темпа. – Я очень спешу.
– Постой же хоть минутку, любезный!
– Нет у меня ни минутки, дорогой мой! – Отозвался пастух, пинком подгоняя ближайшую овцу, которая обиженно заблеяла.
– Я просто хочу у тебя кое-что спросить, – стараясь не давать волю чувствам крикнул Федор.
– А я не знаю!
– Да ведь ты даже не знаешь, чего я хочу спросить!
– А я ничего не знаю! Так что можешь не спрашивать, добрый человек. Иди своей дорогой!
– Да постой же! – Проклиная свою ногу крикнул Федор. – Я просто хочу с тобой поменяться.
– А у меня ничего нет!
– У тебя есть овцы. – Сообщил очевидное Федор. – Мне нужна одна.
– А на что ж ты хочешь их менять? – Не останавливаясь, с сомнением осведомился пастух.
– На твою жизнь, ущербан деревенский! – Решив, что подобрался уже достаточно близко, рявкнул Федор. – Ты сдал нас муслимам, подлый предатель!
– Меня ваши дела не касаются! – Крикнул пастух. – Я только пасу овец. Спросили – просто показал пальцем. Показать пальцем – не грех.
– Ты хоть понимаешь, что они с нами могли сделать, чурбан?
– Меня это не касается. Вся вина на них. Я же с вами ничего не делал.
Федор аж задохнулся от такой наглости, и несколько секунд пыхтел на ходу, пытаясь понять, как перемочь такое наглое понятие греха и невинности.
– Значит, сдать единоверцев и ромеев для тебя не грех, святотатец?!
– Я сицилиец. Нет мне дела ни до ромеев ни до муслимов. Не подходи, у меня злая собака.
– Не подойду, спасибо что предупредил, добрый человек, – процедил Федор. – Мне подходить без надобности.
С этими словами он остановился, снял с полки на щите оперенный дротик-матиобарбуллу, ухватил за конец, примерился, и с двойного подшага послал его по дуге, через голову пастуха, прямо в толщу овечьего стада. Дротик взмыл к солнцу, просвистел в голубом небе, и пал вниз как карающая десница. Одна из овец коротко заблеяла, и пала. Её товарки начали разбегаться в разные стороны.
– Что ж ты делаешь, ирод! – Взвыл пастух. – Это же была моя! Моя овца!
– Ну, ты просто показал пальцем. А я просто бросил дротик. – Объяснил Федор.
– Мерзавец! – Закричал пастух, теряя от ярости голову. – Фас его, Лайлап! Фас! Разорви его!
Пес, поименованный Лайлапом, огромный, косматый, мордастый, услышав приказ тут же дисциплинированно развернулся от стада, углядел куда хочет направить его хозяин, и бросился в сторону Федора. Пес был могучий, страшный, но против вооруженного и закрытого щитом человека, шансов у него не было. Федор поднял щит, подтянул в руку клевец, и приготовился отоварить пса по башке. Пастух, видать, тоже это сообразил.
– Фу, Лайлап! Фу! – Крикнул он. – Ко мне!
Пес послушно отвернул, и помахивая хвостом-колечком, направился обратно к стаду.
– Душегуб! Подлец! Безбожник! – Продолжал разоряться пастух. – Креста на тебе нет! Почто ты погубил мою животину?! Пошто других овец разогнал! Пошто хотел обидеть пса?! Нет у тебя совести, антихрист!
– Пшел вон отсюда, – леденея от бешенства рявкнул Федор. – А то у меня дротиков еще много.
– Чтоб тебя чума забрала лихоимец! Чтоб твои кости потерялись до судного дня! – Горестно завывая, и грозя посохом, пастух начал удаляться. – Век не забуду твоей подлости, пакостник!..
С такими напутствиями, пастух и его собака скрылся за ближайшим холмом. Овцы, разбежавшиеся по округе, тревожно блеяли. Федор же подошел к павшей овце. По прихоти случая, смерть её вышла милосердной. Утяжеленный свинчаткой дротик, вошел её в затылок, и погубил мгновенно. Гвардеец раскачал дротик, вынул его из головы, оттер от крови травой, и вложил на щитовую полку. Монахи подбежали, и встали рядом с ним.
– Подлец! – Глядя на холм, за которым скрылся пастух, процедил Федор. – Муслим с которым я дрался лучше его; он держит слово, знает честь. А этот... Как он нас сдал, так не грех. А вот как тронули его овцу...
– Не в овцу надо было целить, а в него – Посетовал Окассий. – Он же покажет, куда мы ушли.
– Не сообразил, – Покачал головой Федор. – Рука не поднялась. И правда, лучше бы его проткнул, чем невинную животину.
– Не судите строго, братия, – Сказал Окассий. – Островитяне на этой половине слишком давно живут под пятой муслимов. Они уже не ромеи. Когда империя вернет эти земли под свою руку, придется растить граждан с нуля.
Федор не стал вступать в дальнейшие обсуждения. Вынул из ножен древний меч.
– Вот, Солнцедар, – твоя овца.
– Отлично! – Воодушевился меч. – Теперь воткни меня, и дай несколько минут.
– Куда? – Хмуро осведомился Федор.
– Хоть куда. Главное не в копыто.
Федор примерился, и вонзил меч в шею павшей овцы. Отошел. Все трое с мрачным интересом уставились на клинок. Меч начал тихонько подрагивать. Но больше некоторое время ничего не происходило. Однако потом меч начал изменяться, – белые, словно бы лишайные разводы на его металле начали бледнеть, и наконец растворились совсем. Клинок остался все того же странного серого оттенка, но при этом заблестел матовым молодым цветом, будто его отковали только что. Через некоторое время меч сам каким-то образом вывалился из раны.
– А, хорошо! – Рявкнул он. – Прям помолодел лет на триста-четыреста!.. Ну, поели – можно и поспать. Загружай меня обратно в ножны, там подремлю маленько. Ежели будет драка, – буди.
– Всенепременно... – Федор всунул клинок в ножны, нахлобучил на себя свой рюкзак. Переглянулся со святыми отцами.
– Как-то это... – Федор не смог толком сформулировать свою мысль.
– Да-да, эхом отозвался Окассий. – Я тоже несколько не так представлял особый меч из славной эпохи Константина. Конечно он разговаривает, и все такое... Но какой-то он...
– Неэпический, – Дополнил Парфений.
– Как и все мы. – Хмыкнул Федор. – Видать, по Сеньке и шапка.
– Не продешевил ли ты со своим договором, гвардеец?
– Увидим. А теперь ходу, святые отцы. Путь до границы будет извилистым. Придется попетлять.
***
Через несколько дней, глубокой ночью, Федор с товарищами, выбрались и пересекли границу. В условленном мечте на той стороне их уже ждали люди из службы послухов с быстроногими конями. Перекладные быстро вынесли их на побережье, и доставили в город, где была ставка стратига. В город въехали утром. Обстановка в нем разительно отличалась от той, которая была несколько дней назад. Люди были встревожены. Количество патрулей увеличилось, со стражников сползла их сонность, и компаньонов несколько раз останавливали для проверки. По улицам строевым шагом шли отряды пехоты. В воздухе повисла незримая, но совершенно отчетливая нервозность.
Стратиг-полемарх Димитрий, как и в первый раз встретил компаньонов в своем кабинете, вместе с иппархом Николаем, и своим ординарцем. Федор поразился перемене в облике стратига. Под глазами нависли мешки, видимо следы бессонницы. Морщины на лице стали резче и заметнее – будто старость-камнерез в эти дни получила возможность вволю поработать над волевым лицом военачальника.
– Вон, – сказал Димитрий, не дожидаясь намеков, – и его блестящий породистый ординарец чеканя шаг, вышел за дверь. Федор проводил его взглядом. Было в нем что-то от несейских восточных скакунов-аргамаков...
– С возвращением, – Стратиг устало потер переносицу, и указал на стулья – садитесь.
Федор и оба священника уместились на стулья.
– Не скажу, что рад вас видеть. – В лоб сказал стратиг, глядя на Федора. – Так это и было ваше задание? Напасть на родственника эмира? Ну вы добились своего. Вся муслимская часть острова как потревоженное осиное гнездо. Они собирают войско. Мы тоже. Новая война неизбежна. Теперь мусульмане нас снесут. А если даже нет, победа обескровит нас настолько, что мы не сможем дать отпор нортманнам. Нет, но о чем думали в столице, когда посылали вас сюда?.. Это какое-то безумие.
Стратиг сжал кулаки до побелевших костяшек, и осторожно – очень осторожно опустил их на столешницу. Несколько секунд он сидел молча. Затем снова заговорил, глядя в мраморные разводы стола.
– Я уже приказал моей жене и детям отплыть с острова. Большинство из моих подчиненных не имеют такой возможности. Их родные встретят свою судьбу здесь. – Стратиг наконец поднял глаза на Федора. – Я вас не обвиняю. Вы выполняли приказ. Но вы заварили такую кашу, что мы её не расхлебаем. Я подписал вам пропуск на корабль, который идет в Антиохию. Капитан извещен. Ваши вещи приготовлены. Есть еще что-то, что я должен для вас сделать?
Федор медленно отрицательно качнул головой. Слов у него не было.
– Тогда... не буду вас задерживать. – Сказал стратиг.
Федор и святые отцы встали. Гвардеец медленно двинулся к двери. В голове у него была сумятица.
– Доместик!.. – Окликнул его у самых дверей стратиг. – Надеюсь... то что вы сделали все же имеет смысл, и он просто недоступен для понимания с моего поста. Скажи, доместик, – имеет?
Федор замялся под этим испытующим взглядом.
– Я выполняю приказ императора, – с трудом подыскивая слова сказал он. – И приказ этот такой важности, что для его исполнения забыли былые распри с Римской Державой и престол римского папы, и наместник Персии. Это все что я могу сказать.
Стратиг подумал, и все так же глядя в глаза Федору кивнул.
– Хорошо, посланник. Я буду верить в это. Мне надо верить в это...
Иппарх Николай, как и в первый раз взялся проводить Федора и его спутников из дворца. Они с Федором молча шли рядом, по анфиладе комнат, мимо стражей, отдающих честь ударами древками копий в пол. Федор чувствовал, что должен что-то сказать, но не знал, как начать разговор. Иппарх заговорил сам. На выходе из дворца, передав компаньонов попечению караульного командира, Иппарх повернулся к Федору:
– Помнишь наш разговор? – Иппарх улыбнулся. – Теперь я тебе завидую. Ты уплываешь. Но все же, свою службу на твою – я бы не променял. Моя честнее. И проще. Сражайся, – где прикажут. И умри – где прикажут. Разве не здорово? Бывай, доместик.
***
Глава семнадцатая.
– Имя корабля было – «Кобыла на сносях». Он и правда имел вид схожий с беременным животным, толстые борта были раздуты, чтобы вместить больше груза. Кобыла уходила в море. Сицилия оставалась за кормой. А Федор метался по палубе.
– Мы развязали войну. – Сказал Федор подошедшему Парфению. Руки его крепко сжимали планшир.
– Мы не хотели. Это случайность.
– Развязали. И уплываем.
– Что ты хочешь услышать, сын мой? – Парфений вздохнул. – Нет справедливости в этом мире. Мы можем отвечать только за свои дела, а не за их последствия. Древние философы называли это "Рок". Мы христиане – воля Божья.
Федор яростно огляделся. Ему хотелось куда-то бежать. Бежать с корабля было некуда.
– Я раньше воевал. И рисковал жизнью. Но никогда не развязывал войны. Это... омерзительное чувство. Мы обрекли на смерть и горе множество людей. И ради чего? – Он машинально коснулся ножен. – Чтобы добыть болтливого меча-недомерка? Это... того стоило? А муслим с которым я дрался... он показался мне человеком чести. У нас был поединок. Как же он мог сказать, что мы напали на него?
– Да жив ли он еще? – Пожал плечами Парфений. – А если жив – хотят ли его слушать? Возможно, его отцу эмиру и прочим муслимским главарям давно уже нужен был повод для нападения. Не бери на себя слишком много. Жернова истории крутятся не по нашему велению. Мы только попадаем в них, и они нас перемалывают.
– Да уж, перемалывают...
К Федору с Парфением подошел Окассий, положил тяжелую руку гвардейцу на плечо.
– В наших землях войны начинаются из-за меньшего. – Спокойно сказал Окассий. – Какой там сын эмира... Два барона просто могут поспорить из-за клочка на заливном лугу. Епископ и герцог собирают войска из-за мостков на для ловли рыбы на реке. Иногда это оборачивается настоящей войной, которая длится годами. Маршируют кольчужники, топчутся посевы, горят дома, гибнут люди. Как ты думаешь, что бы сказали те, кто погиб в этих воинах, если бы могли осмыслить, – за что погибли? Я пытаюсь посочувствовать тебе, Федор, но... не могу. Вы там слишком хорошо живете, в своей империи, раз тебя может ужаснуть такой повод для войны. А у нас, в наших несчастных землях, – это обыденность. Так-то, ромей.
***
Ближе к полудню, когда Федор чуть успокоился, все трое вернулись в свою каюту. На этот раз по жребию ночевать на верхних нарах досталось Парфению, так что Федор спокойно опустился на свою нижнюю койку. Он решил, что надо подремать, до обеда. Сон – великий утешитель, лечитель душевных ран. Федор протянул руки к ремню, и отстегнул пояс с мечом. Хотел уже положить его на кровать, но...
– Что за диво?.. – Федор задержал руку. С мечом определенно что-то было не так. Вместо полукруглой гарды древнего меча, теперь из ножен торчала привычная ему широкая крестовина. Гвардеец потянул меч из ножен, и на свет, вместо взятого в подземелье коротышки, появился тяжелый длинный клинок. Федор пораженно оглядел меч, взвесил его на баланс. Он держал точную копию своего сломанного меча, с отличием только в цвете металла – блестяще сером. Да еще навершие рукояти так и осталось орлиной головой. Щербины, которую Федор поставил о каменную скамейку – как не бывало.
Священники замерли на своих койках, пораженно уставились на Федора.
– Ну как? – Прошелестело в воздухе. – Лучше?
– Как... ты это сделал? – потрясенно прошептал Федор.
– Я же говорил тебе. Я могу залечить повреждение. Я расту. Я изменяюсь.
– Кто же ты такой, Солнцедар? – Спросил Федор.
– Я есть псевдокристаллическая метаморфная структура с искусственным интеллектом.
– Не понимаю...
– Значит тебе и не надо, воин. Много ли ты понимаешь в пакетной ковке, с помощью которой был создан твой прежний сломавшийся меч? То знают только кузнецы. Ты же просто пользовал продукт их труда. Кузнец, создавший меня в давние времена, тоже владел своими секретами, ныне забытыми. Все его племя в своем развитии стояло неизмеримо выше вас. Я отголосок древней, и намного более славной эпохи. А что из этого следует?
– А что?
– То, что мне нужны ножны изукрашенные драгоценными камнями! – Требовательно заявил меч. – Ты, надеюсь, не забыл?
– Гм... нет-нет, не забыл конечно.
– Вот так. Как только прибудете в порт, немедля обеспечь мне достойные условия для существования.
– Обязательно.
– А чего ты меня вынул-то кстати, – поинтересовался меч. – Будет рубилово?
– Нет... я это так... просто проведать.
– Тогда вложи обратно. Я еще покемарю мальца...
– Да, конечно. – Федор ввел острие меча в устье, и задвинул меч в ножны. – Э, спокойного тебе сна, Солнцедар.
Федор переглянулся со святыми отцами. Окассий только безмолвно развел руками. Парфений сжал в руках нагрудный крест. Каюту покачивало на волнах, тихо скрипело корабельное дерево.
– Если бы не те труды, с которыми мы добыли эту штуку. – Буркнул Парфений. – Если бы не приказы первоначальников. Шаг к борту, бултых... и дело с концом.
– Не будь строг, Парфений. – Федор покачал головой. – Это ведь... чудо.
– Божье ли? – Покачал головой Парфений.
Федор опустился на свою койку. Вытянулся, подтянул скатку под голову. Сон не шел. Парфений на верхней полке, тем временем опустил нос в свою астрономическую книгу. Окассий же, перематывал свой железный посох новой порцией молодой древесной коры, придавая ему обманный деревянный вид.
– Как ты управляешься в бою с этой железякой? – Спросил Федор. – Это какая ж сила нужна.
– Он не так тяжел, – улыбнулся монах. – Пустотелая трубка.
– Искусная работа.
– Для обычных кузнецов, да, – Окассий с легкой улыбкой кивнул на ножны рядом с Федором.
Опять помолчали. Сон к Федору все не шел. Он поворочался так и сяк. Наконец его осенила идея.
– Святые отцы, – гвардеец высунулся с койки к священникам. – Я вот все размышляю. Помните, когда мы еще только плыли на Сицилию, вы поспорили о сути частей, из которых состоит Божественная троица? Я вот не все тогда понял...
Парфений отложил книгу. Святые отцы оживились. Скоро из них водопадом посыпались незнакомые Федору слова и имена. Никейцы... Монотеизм... Суммус Деис... Оригенизм... Единосущий... Подобносущий... Филон... Иустин... Актус субстантиэ екс субстантиэ... Предвечное рождение... Ипса субстантиа Дэи... Арианство... Консубстантиалэм... Святой Афанасий... Святой Кирилл... Несторий... Глаза у Федора начали необоримо слипаться, он почувствовал приятную сладкую тяжесть во всем теле, и вскоре – тихонько засопел.
– Вот же щучий сын!.. – Улыбнулся Окассий, показав на Федора Парфению.
И святые отцы продолжили свой благородный спор.
***
Федору приснилась дама. Не то чтобы он описать её во всех подробностях. Но что дама была молодая и красивая – абсолютно точно. Сон был несколько беспорядочным, вот Федор шел по Константинополю, вроде как ему нужно было проверить патрули своих солдат. Но на очередном повороте он вдруг оказался на природе, в предгорной пограничной деревушке, где он родился, где прошло его детство. Как это часто бывает во сне, Федор не удивился такой перемене. Тем более, что во сне вдруг появилась девушка, которая увлекла его, повалила на кровать. Девушка жарко задышала, и приблизила к Федору свое прекрасное лицо.
– Поцелуй меня, Федя, – попросила девушка, и в томном ожидании чуть смежила очи, чуть приоткрыв свои сахарные уста.
В такой просьбе Федор отказать не мог, поэтому тут же подвинулся, чтобы прильнуть к девичьим бутонам. Не успел он, однако, приложить жар своих губ, как девушка прошептала.
– Просыпайся.
– Что? – Переспросил Федор.
Одновременно он заметил, что на белоснежном лице девушки вдруг откуда-то появилась трехдневная щетина. Федор в изумлении и ужасе отпрянул.
– Просыпайся, кустодий! – Зарычала девушка мужским басом. – Да просыпайся же!
Федор проснулся. Несколько секунд он ошалело лупал глазами на трясущего его за плечи Окассия.
"Монаху пора побриться", – отстраненно подумал он.
– Да вставай же ты! – Рявкнул святой отец.
– Что? Что? – Подскочил Федор, оглядывая каюту. За плечом Окассия стоял встревоженный Парфений. А в открытой двери – маячило лицо матроса.
– Вставай гвардеец. Пираты!
Федор скатился с койки, кое-как продрался сквозь рукава кольчуги, не зашнуровывая ворот, схватил ножны с мечом, перепоясался, повесил щит, и – опыт – метнувшись в угол сразу вооружился последним из оставшихся у него огнеметным «драконом». Повернулся к торчащему в дверях матросу.
– Веди, – Приказал Федор.
Окасий подняв посох устремился за ними. Парфений тоже увязался. Федор глянул на него, но ничего не сказал. Не факт, что остаться в каюте было бы безопаснее.
– Где враг? – Вывалившись из каюты спросил Федор моряка.
– Их корабль встретил нас на контркурсе, развернулся, и идет рядом, добрый господин. – На ходу объяснил матрос. – Сейчас наш капитан переговаривается с ихним, и решает, отбиваться, или решить дело откупом. У нас на корабле добрая охрана.
– Так в чем же дело? – Повернул голову Федор. – Всыпьте разбойнику стрел, и дело с концом.
– Пират, ваша милость, говорит, что его зовут Махмуд Черная Борода.
– Кто?! – Федор аж остановился, так что идущие следом Окассий и Парфений влетели в него, толкнув в плечи.
– Черная Борода, ваша милость, – повторил матрос. – Это имя известное, и принадлежит оно страшному пирату. От него всяко лучше откупиться, не испытывая судьбу. Однако же, наш капитан Велизарий сомневается – не самозванец ли это? Зовется черной бородой, – а бороды-то у него и нет...
– Вперед, – скомандовал Феодор. – Я встречался с Черной Бородой, и узнаю его.
Каюта Федора и святых отцов располагалась в кормовой надстройке. Компаньоны и ведущий их матрос, вышли на галерею, и поднявшись по лестнице быстро взобрались на самую верхнюю палубу надстройки, туда, где в данный момент находился капитан. Там же, вдоль борта за высокими щитами стоял кормовой отряд арбалетчиков. Здоровые парни в яркой богатой одежде, от пестроты которой могли заболеть глаза. Пояса их отягощали колчаны с арбалетными болтами, и короткие тесаки без гард, у которых сама ширина нижней части клинка служила руке защитой.
– Откуда вы парни? – Спросил Федор.
– Из Генуи, сеньор, – отозвался самый молодой из стрелков, в черно-красном полосатом кафтане, бросив на Федора короткий задорный взгляд. – Мы наемные стрелки под патронажем дома Каттанео. Стоим дорого, стреляем метко.
Федор кивнул, и попытался разглядеть пирата. Но из-за высоких щитов арбалетчиков, он видел лишь верхушки мачт чужого корабля, оснащенные косыми парусами.
Матрос тем временем живо подбежал к сухопарому высокому человеку в дорогой одежде, который стоял у одной из щитовых амбразур, и тревожно переговаривался с двумя своими подручными.
– Капитан – обратился матрос к начальнику, и показал на Федора – Вот наш пассажир, говорит, что встречался с Черной Бородой раньше, и может опознать того в лицо.
– Вы нас очень обяжете, господин, – Капитан повернул свое встревоженное лицо к приблизившемуся Федору. – Мне нужно точно знать, с кем я имею дело.
– У вас же лигурийские арбалетчики. – Заметил Федор. – Их схватит, чтобы уложить в могилу целый полк.
– Да, но если вы встречались с Черной Бородой, вы знаете, что и это может не помочь. Он дьявол! А у меня ценный груз. Риски слишком велики. Скажите же мне, это самозванец, или настоящая гроза морей?
– Не сомневайтесь, патрон, – Федор успокаивающе махнул капитану рукой. – Позвольте взглянуть...
Федор отодвинул одного из стрелков, высунулся из-за бортового щита, и наконец узрел пирата. Знакомый, хищный очертаний корабль плясал на волнах в опасной близости. Красный флаг с саблей и отрубленной головой, надпись «фиг уйдешь!» на переднем парусе. В многочисленной абордажной команде облепившей борта, мелькали знакомые по прошлому разу рожи. Вон бербер, вон мавр, вон и могучий богатырь Абубакр, орлиный нос которого уже совсем зажил, хотя остался немного свернутым на бок. Свирепый предводитель Махмуд торчал на носовой надстройке, сверкая черными очами. Подбородок его покрывала щетина, которую еще даже нельзя было назвать бородкой.
– Ну что? – Тревожно спросил Федора капитан. – Это знаменитый Махмуд? Это он?
Не успел Федор ответить, как искомый Махмуд заметил его, и закричал.
– Кафир!.. Ты!.. Опять Аллах наказал меня встречей с тобой! Ты знаешь меня. Мы встречались в море, переведывались на мечах! Скажи хоть ты этим глупым корабельщикам, кто я!
– А кто ты, бандитская рожа? – Деланно округлил глаза Федор. – Да, я встречал великого пирата Махмуда. В нем два метра ростом! Его сабля весом в двадцать пудов! Его глаза метают молнии. Его борода черна как душа антихриста! Как ты мог даже подумать, что сможешь хоть на миг сойти за этого величайшего короля всех пиратов – жалкий ты самозванец?
Махмуд, заслышав такие речи застыл и побелел, будто соляной столб. Потом он начал багроветь, так, что казалось, еще секунда, и его хватит апокалиптический удар. Пираты на борту яростно взвыли. Не дожидаясь, пока пират придет в себя, Федор повернулся к капитану:
– Успокойтесь патрон, это не Махмуд. – Небрежно сказал Федор, так, чтоб его слышали все окружающие. – Этого мерзавца зовут, э... Абубакр Апогонатос.57 Уже давно он взял моду прикрываться страшным именем Махмуда. Простодушные капитаны верят ему, сдаются без боя, а он делает на этом барыши. Хуже всякого нормального пирата, честное слово...
– Кровь Христова! – Облегченно выдохнул капитан. – Спасибо вам, господин. У меня просто камень с души свалился. Теперь-то я уж буду знать, как разговаривать с этим наглым проходимцем.
– Зачем ты соврал? – Делая страшные глаза, прошипел на ухо Федору Окассий.
– Ты когда-нибудь слыхал про боевой дух? – Так же шепотом осведомился Федор. -Невозможно победить там, где страх перед врагом сковывает людей еще до боя.
– А-а... – Сообразил монах.
Капитан тем временем высунулся из своей амбразуры.
– Плыви своей дорогой, жалкий прощелыга! – Храбро завопил он Махмуду. – Ты не получишь от меня и медяка! А попробуешь напасть, – мои стрелки живо утыкают тебя болтами!
На палубе купеческого корабля раздался издевательский смех матросов и стрелков. На пиратском в ответ горестно взвыли, и начали сыпать проклятиями. Махмуд сжал кулаки так, что казалось, у него треснут суставы, и наконец разродился воплями.
– Проклятый кафир! – Завопил глава пиратов. – Ты отнял у меня средство к заработку – мою кровью заработанную репутацию! А теперь лишаешь даже моего собственного имени! Порождение иблиса! Да будь ты трижды проклят, вонючий сын шайтана!
– Давай-давай, плыви отсюда! – Федор ненавязчиво показал в амбразуре жерло ручного огнемета – Отрастет твоя... репутация, года через два-три.
Федор едва успел отпрянуть от амбразуры, – у кого-то из пиратов не выдержали нервы, в воздухе просвистела пуля, выпущенная меткой рукой из пращи. Через секунду запели стрелы, и по щиты загудели, принимая на себя стрелы и дротики.
– Огонь, сеньоры! – Крикнул арбалетчикам капитан.
Команды, впрочем, и не требовалось. Воздух уже дрожал от непередаваемого звука распрямляемых арбалетных дуг. С пиратского корабля послышались крики раненных.
– Прекратить стрельбу! – Раздался мощный рык Махмуда, – Отворачивай Отворачивай!..
Вскоре перестрелка прекратилась, и пиратский корабль, провожаемый издевательскими улюлюканьями команды «Хромой Кобылы», начал быстро удаляться. На палубе купца царило необычайное воодушевление.
– Вот так-то, господа– довольно сказал капитан, обратившись Федору и Священникам. – Как видите, моя команда способна отразить любого агрессора! Путешествие на борту моего корабля – всегда безопасно, да. Спасибо вам за то, что помогли вывести на чистую воду эту жалкую каналью. Если вы не против, приглашаю вас отобедать в моей каюте. Лучшие вина, и запеченный молочный поросенок к вашим услугам.
– Не преминем воспользоваться вашим щедрым приглашением, – обрадовался Окассий.
– Не преминем! – согласились Парфений и Федор.
***
Глава восемнадцатая.
На небе творилось черти-что. Тяжелейшие свинцовые тучи висели так низко, что казалось, до них можно достать рукой. Ветер рвал облака, и они периодически изрыгали вниз тяжёлой ливень. На море был страшный шторм. Моряки, собравшись под палубой на средней части корабля, горланили удалую песню.
Лодка, – через океан,
Птица, – через ураган,
Утл челн, страшен шторм,
Так хрупки крыла.
Ветер-волны швыряют прочь.
Ты один, некому помочь.
Ты кричи, иль молчи.
Так плохи дела.
Эй, сильней на руль навались!
Эй, быстрей мах крылами ввысь!
Все, кто в этой жизни сдались.
На дне,
На дне!
Надо курс в буре найти
Галс сменить, от вала уйти.
Суждено погибнуть в пути
Не мне,
Не мне!..
Федор, приоткрыв дверь каюты, посмотрел на небо, и прислушался к моряцкой песне. Героизм и удаль её слов несколько смягчало то, что что шторм хоть и был страшнейший, – однако, он бушевал в море, а корабль, благодаря дальновидности капитана – своевременно успел укрыться в одной из закрытых бухт большого острова Кипр; где теперь и стоял со спущенными парусами, аж на трех якорях. Лишь иногда в бухту долетали короткие порывы шквального ветра, да палубы полосовало сверху дождем. Однако Федор подумал, что видать, не всегда морякам удавалось так удачно схоронится от божеского гнева. Бывало наверно, что приходилось им встречать шторм и в открытом море, полагаясь только на свое упорство, умение, да крепость корабля. Пение моряков было, чем-то вроде вызова страшному зверю, от которого сейчас удалось схоронится, но с которым еще придется столкнуться в будущем.
...Подними к небу взгляд,
Птицы там полет,
Опусти к морю взор,
Лодка там плывет.
Твердо идет в порт.
Не ко дну, не ко дну.
Птицу с неба не сбить,
Не сбить никому.
Эй, сильней на руль навались!
Эй, быстрей мах крылами ввысь!
Все, кто в этой жизни сдались.
На дне,
На дне!
Надо курс в буре найти
Галс сменить, от вала уйти.
Суждено погибнуть в пути
Не мне,
Не мне!
Шторм не вечен,
И ветер конечен.
Шторм утихнет,
И ветер потухнет.
Если только ты
Не опустишь рук.
Буря сдохнет,
Солнце проглянет вдруг.
И войдешь ты усталый,
В тихую гавань.
В порт куда шел.
И все хорошо.
Все хорошо.
Хорошо.
Федор прикрыл дверь.
– Ну что там? – Осведомился, не вставая со своей койки Окассий.
– Льет как из ведра. – Утирая попавшие на лицо брызги, сообщил Федор. – Страшно подумать, что сейчас в море.
Парфений возлежал сверху на своих нарах, уткнувшись в книгу.
– Илли робур эт аэс триплекс цирка пэктус эрат, кви фрагилэм труци коммисит пелаго ратэм примус!58 – Продекламировал Окассий.
– Аппарент рари нантэс ин гургитэ васто,59 – Не вынимая носа из книги, отозвался со своей койки Парфений.
– Э-ээ... да, шторм – дерьмо. – Внес свою лепту в культурный обмен Федор.
– Еще партеечку в табулу? – Предложил Окассий Федору.
– Нет, надоело... – Федор подошел к своей койке, и раздумчиво поглядел на ножны своего нового меча. – Я вот чего подумал. Мы до сих пор не знаем, зачем едем в пустыню, и что нас там ждет. Но может быть – он знает? Он ведь жил, ну... то есть был в то время.
– Мысль дельная, – согласился Окассий.
Парфений тоже опустил книжицу.
Федор взял ножны, собрался с духом, и резко наполовину выдвинул меч из ножен.
– У-ха-ха! Щекотно! – Заверещал на всю каюту меч. – Когда ты уже наконец обернешь рукоять, хозяин?
– Как только прибудем в порт, Солнцедар, – заверил Федор.
– А что, мы еще не прибыли? – Удивился меч.
– Нет.
– Ваши лохани плавают со скоростью умирающих черепах.
– Это да. Слушай, Солнцедар. Я хотел тебя спросить.
– Ну?
– Ты случайно не знаешь, что произошло во времена императора Константина в древнем городе Мари?
Меч помолчал, а когда заговорил, легкомысленности в его голосе поубавилось.
– Случайно знаю. Вспышка древней заразы.
– Там была какая-то эпидемия? – Приподнялся Парфений.
– Можно и так сказать – прошелестел меч.
– Какова же была природа этой болезни? – Оседлав своего конька уточнил Парфений.
Меч опять взял паузу.
– Я уже говорил вам. Племя, которое меня создало, стояло неизмеримо выше вас. Они владели искусством ковать небесные клинки. И они владели искусством изменения плоти. Один из древних – будь проклято его имя, – перековал часть людей. Превратил их в нечто иное.
