Текст книги "Ромейский Квест (СИ)"
Автор книги: Лев Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
– Твои создатели были демоны? – Спросил Окассий.
– Я уже несколько раз слышу от вас это слово, – буркнул меч. – Когда я засыпал в последний раз, оно означало просто дух, суть вещи. Но вы произносите его так злобно, что видимо значение слова изменилось?
– Демоны есть павшие ангелы! – Сурово сказал Парфений.
– Павшие вестники?60 – Переспросил меч? – Речь о каких-то почтальонах, которые споткнулись по дороге?
– Это не почтальоны, но божьи ангелы, которые преступили перед Господом, и были за то сброшены с небес. Твои создатели были из них?
– Ну, мои создатели действительно спустились с небес. Но никакой бог их не сбрасывал. Они сами были как боги.
– Демонское богохульство! – Подскочив, взвыл Окассий.
– Если быть точнее, мои создатели спустились не с небес, а со звезд, – уточнил меч.
– Как это, – со звезд? – Посунулся вперед Парфений, на всякий случай осенив себя крестным знамением. Глаза его, однако, заблестели. Звезды были явной слабостью в щите веры Парфения.
– Ну, я ведь не навигатор, я просто узкоспециализированный инструмент. А в то время во мне было еще много логических блоков, чтоб я слишком много не думал и не спрашивал – оружию это вредно... Мои создатели были переселенцы. Их звездный дом вошел в Солнечную Систему, нашел среди находившихся в его гравитационном поле самое подходящее тело, опустился, и окончил здесь свое путешествие.
– Кровь Иисусова! – Крякнул Окассий. – Бесовские словеса, клянусь распятьем!
Парфений молчал.
– Вы все поминаете какого-то Иисуса, понтифики – осведомился меч. – Не тот ли это иудейский партизан, которого казнили в Палестине при императоре Тиберии? Когда меня отправили спать, культ обожествления сего смутьяна стал довольно популярным. Не его ли вы служители?
Федор поглядел на святых отцов, и пока они не разродились реакцией, – на всякий случай перекрестился, и громко хлопнул по столу.
– Не будем отвлекаться. Расскажи нам толком про болезнь. Что значит – перековать людей? Зачем твои создатели такое создали?
– Не мои создатели. – Опроверг меч. – Один. Отступник. Пришла блуждающая звезда, и едва не убила жизнь. Изменение орбиты. Сейсмическая волна. Землетрясения. Выброс пепла в атмосферу, долгая зима. Ресурсов стало не хватать, и брат пошел на брата. Я тогда пролил много крови... Город одного из царев-братьев был разрушен. И он попросил своего брата – моего создателя – принять его людей. Но тот не мог – не хватало энергии, погибли бы все. Мой создатель отказал. И первый брат сошел с ума от горя, видя, как гибнет его народ. Тогда он решил спасти своих людей сам. Он изменил их, чтобы они могли выживать там, где не может выжить человек. Но перекованные люди оскудели разумом и приросли злобой. Падший создал чудовищ.
– И... что?
– И тогда мой создатель отыскал падшего брата. – Меч помолчал, будто изымая из глубин памяти что-то очень давнее даже для его нечеловеческой памяти: – "Проклята будь блуждающая планета, что убила тела моих братьев, освободила их души, а у последнего брата убила душу, оставив жить тело. Ныне я – сирота. Доставай оружие! Будем биться". И они бились, – оружием куда более ужасным, чем я. Таким, что вам никогда не увидеть, – на ваше счастье. Но потом они сошлись в рукопашной. В тот день я единственный раз испил звездный ихор... Мой кузнец победил. И потом еще долго охотился на детей Падшего. Но те были как ржа, въевшаяся в металл. Очистишь все, но стоит перестать смазывать и дать волю влажности – ржа снова расползается. Всегда оставалось гнездо. Они могли спать веками. Ждать пока про них забудут. А потом снова появлялись, чтобы пить кровь, и рождать из людей подобных себе. Сгинул мой создатель. А эта дрянь все вылезает.
– А как связано появление этих чудовищ с Багряной Звездой? – Прервал молчание Парфений.
– Не знаю, – ответил меч. – Еще до катастрофы, часть странников пыталась укрыться от падающей звезды, поднялась в небеса, и возлегла там в ледяной сон. Они так и не вернулись, насколько я знаю. Возможно эта звезда, – один из малых звездных домов древних. Ныряя к земле, она может слать незримый сигнал. Но как с этим связаны дети Падшего, не могу сказать. Может быть, кто-то из ушедших в небо поддерживал Падшего? То было время сложных союзов... многое так и осталось неизвестным.
Некоторое время все молчали, пытаясь осмыслить речи одушевленного меча.
– Эти древние чудовища. – Наконец прервал молчание Федор. – Их можно убить?
– Любого можно убить. – Отозвался меч. – Этих тварей ранит и обычное оружие. Но их организм способен к необычно быстрому восстановлению. Чем больше они живут, – тем более живучи. Вся их сила в чужой крови, которой они накачивают свое тело. Хорошо, если удастся отрубить им голову. А лучший способ справится с ними, – я и мои братья. Я знаю их строение, и могу выпрыснуть в рану созданный мной яд, что обратит кровь этих тварей против них самих. Наши раны отравляют их, замедляют, губят. А если вогнать меня этой твари в сердце, я сам могу выкачать из этой погани всю кровь.
Клинок меча в руках Федора на миг будто бы покрылся крохотными приподнявшимися крючками – Федор пригляделся, и понял, что это нечто вроде пустотелых иголок, или малюсеньких твердых ртов. Зрелище было неприятным. Но миг – и иголки пустились, полотно снова стало гладким, будто обычный металл.
– Кровосос против кровососов, – буркнул Окассий.
– А ты не лопнешь? – С сомнением спросил Федор. – Выкачать в себя всю кровь?
– Я могу работать как прямоточный насос, – с достоинством сообщил Меч. – Кстати, если будешь у грязной воды, могу отфильтровать – будто из родника изопьешь.
– Ты и не меч будто, а какое-то неведомое животное, – Покачал головой Федор. – Разобраться бы только, где у тебя голова, где лапы... Интересно, за что я тебя держу?
– Лучше тебе и не знать, за что, – хохотнул меч.
– Значит, если окажется, что древние монстры появились вновь – у нас есть шанс на победу? – Уточнил Окассий.
– Я убивал таких тварей. – Отозвался меч. – И как видишь, мои братья загнали эту погань под лавку на много сотен лет. Так что не вижу почему бы нам не сделать это снова.
***
Глава девятнадцатая.
К полудню, «Кобыла на сносях» вошла в древнюю гавань Валании. Корабль прошел по широкому проходу, между двух огромных молов, охватывающих акваторию будто две заботливых руки, разминулся со встречными судами, и пришвартовался у пирса. Капитан Велизарий был настолько любезен, что дал троим компаньонам в провожатые матроса, чтобы те не заблудились в городе. Сердечно попрощавшись с отважным мореходом, который смог обратить в бегство самого Черную Бороду (пусть даже и не узнал этого) – путешественники спустились по трапу на берег.
– Наконец-то мы на Святой Земле, – благовейно произнес Окассий.
– Давайте определимся, что делать, – произнес Феодор. – Ты, Окассий должен свести нас с вашим хранителем меча. Тебе и кости в руки.
– Сего хранителя зовут Фабиан де Ластик. – Отозвался Окассий. – Это рыцарь, рожденный недалеко от города Динь, что в Провенсе. Он вступил в орден Иоанитов, и был послан ими в место рождения Господа нашего, дабы защитить этот благословенный край от муслимов.
– Отлично, – резюмировал Федор. – И где он, этот твой Фабиан?
– Здесь, недалеко от города, находится крепость ордена под названием Маргат. Брат де Ластик, как условлено, ждет нас там. Нам нужно найти в городе церковь святых мучениц Марты и Марии, там знают, что мы должны прибыть, и дадут нам провожатых до крепости.
– Хорошо поставлено дело у римского папы, – уважительно кивнул Федор. – Но погоди, прежде чем идти к твоим связным, мне сперва нужно купить моему мечу новые ножны. Я обещал. Если не выполню, – он же меня поедом заест...
– Не будем медлить, – кивнул Окассий, и повернулся к матросу. – Эй, любезный! Проводи нас, где можно купить ножны к мечу.
– Есть несколько лавок прямо у порта, патре, – отозвался матрос.
– Опять погодите, – поднял руку Федор. – Я буквально на минутку.
С этими словами Федор огляделся на проходящих мимо по пирсу, портовых гостей и завсегдатаев, и отбежав укрылся за двухколесной огромной телегой, которую очевидно, использовали для подвоза грузов. Там он вытащил меч из ножен.
– Солнцедар.
– Ага, – отозвался меч.
– Мы прибыли в порт.
– Ну наконец-то. Я, знаешь, не люблю этих морских путешествий. Это вы плавать умеете. А таким как я если что, одна дорога – на дно. Ползи потом до берега, и то... Большинство моих братьев, чтоб ты знал, терялись именно в море.
– Да-да, как видишь, все закончилось благополучно... Слушай, пришла пора купить тебе ножны.
– Давно пришла, – тут же показал сварливый характер меч.
– Справедливо. Но я вот чего подумал. Нельзя ли нам пока обойтись без украшений драгоценными камнями, золота и серебра? Видишь ли, края куда мы поедем, заняты нашими недругами. Дело наше почти шпионское. Если ты будешь изукрашен как одежды патриарха, – я буду привлекать слишком много внимания.
Меч задумчиво пошипел.
– Ну... Потерпел несколько сотен лет. Потерплю и еще пару недель. Чего не сделаешь для дела.
– Вот это спасибо! – Обрадовался Федор.
– Но как только закончим дело – немедля окуни меня в немыслимую роскошь!
– Да ясное дело. Как только – так сразу. Хоть все деньги моего казначея на это истратим; мне не жалко. Спасибо, что вошел в положение, Солнцедар.
За спиной у Федора хмыкнули. Он обернулся и увидел двух смуглых жилистых мужиков, одетых в бывшие здесь в ходу долгополые рубахи и балахонистые панталоны. Мужики с опаской посматривали на Федора. Тот сообразил, что человек радостно болтающий с собственным, наполовину вынутым мечом, наверно выглядит слегка странно.
– Это наша телега. – Сказал один из мужиков, что постарше. – Мы грузчики.
– Ваша, ваша, – на стал спорить Федор. – Я и не трогаю её. Вы что, не видите, я... эхм... воин-крестоносец, который прибыл на святую землю, и молюсь на крестовине своего меча?
– Я вроде слышал второй голос, – сказал один из грузчиков.
– Это я сам с собой говорю другим голосом. – Чувствуя, что краснеет отозвался Федор. – Я чревовещатель.
– Странные обычаи у франгов... – Переглянулись мужики.
– Да, да, у нас странные обычаи. Не мешайте, короче.
Федор забежал за угол телеги, снова высунул меч из ножен.
– Да, тут еще вон какое дело, Солнцедар.
– Ну.
– Если я буду разговаривать с тобой в таком многолюдном городе, меня могут попытаться упечь в дом для умалишенных. А если ты мне будешь отвечать – так полгорода разбежится в страхе, и слухов будет на всю Палестину. Ты не мог бы... пока мы здесь... эхм...
– Да чего-ты бубнишь-то? – хохотнул клинок. – Ты у меня первый хозяин что ли? Всегда одна и та же история. Короче, слушай. Если тебе надо будет услышать мой совет по-тихому – просто положи мой клинок на плечо, рядом с ухом. Я тебе тихонько прошепчу.
– Мда, но не могу же я везде шляться с обнаженным мечом. Люди неправильно поймут, стража будет напрягаться.
– На такой случай, – если тебе нужно что-то сказать, не вынимай меня, и обращайся как бы не ко мне. Я и из ножен все слышу. А если тебе нужно будет узнать что-то от меня, – тихонько вынь меня из ножен на два пальца, и приложи палец к основанию клинка. Если я провибрирую – это будет "да". А если дрожи нет – то это "нет". Запомнил?
– Запомнил, – кивнул Федор. – Добро. Так и будем делать.
Телега за который он скрывался, в этот момент тронулась. Грузчики решили отъехать от опасного умалишенца. Федор сплюнул, и подбежал обратно к компнаьонам.
– Все, готово. Можем идти.
– Веди любезный. – Величественно приказал матросу Окассий.
Матрос шустро лавируя между портовым людом, провел троицу к узкому кварталу торговых лавок. Там, в толчее и гомоне, под навесами, скаты которых почти смыкались друг с другом, действительно нашлась лавка кожаных изделий и металлической фурнитуры. Были там, среди поясов с пряжками и сумок с бляшками, фибул да брошей, и ножны – вернее их заготовки.
– Бари ор! Здравствуйте уважаемые! Лучший товар у меня! Глядите! Смотрите!.. – Зарокотал лавочник. – Господа надолго в нашем городе?
– Нет, мы проездом...
Федор прикинул. Подыскал наиболее подходящие на взгляд, на всякий случай вынул меч из старых ножен на два пальца, и раздумчиво спросил, как бы сам себя, подойдут ли такие ножны?.. Клинок задрожал, и Федор со спокойной совестью пошел покупать их у владельца.
– Покупайте, господин, – Вскочил с лавки хозяин, высокий, рыжебородый и остроносый – отличная кожа. Весь прибор, устье, наконечник, обоймицы – все из чистого серебра! Мой сын подгонит заготовку точно по размеру, буквально за несколько минут. Будет ваш меч в таких ножнах, как младенец в руках у матушки. Отдам недорого...
...И лавочник назвал такую цену, что Федор слегка икнул. Но потом гвардеец подумал, что почему бы и нет? Платит-то все равно не он, а император. А ножны были добротные. Не слишком броские, но достойные.
– Беру, – согласился Федор. – Парфений! Соверши транзакцию.
– Не напасешься денег на вашу военную сряду... – Пробурчал Парфений, доставая из-под глубин долгополой рубахи длинный кошель.
– Шат лав! Шат лав! А вы доставайте меч, добрый господин, – алчно поглядывая на кошель в руках Парфения, – предложил лавочник. Мой сын уже и начнет подгонять. Лавочник обернулся к двери, ведущий из-под навеса в глубь дома. – Авик! Авик! Иди сюда!
– Айо папа! – Отозвался из глубины дома детский голосок.
– Иди сюда сынок! К тебе пришла работа!
– Чем узум! Не хочу работы. Иду только из великого уважения к вам, отец!
– Беране паге. Цецем! Иди быстрей! Захвати инструмент.
– Иду, папа!
Федор тем временем вынул меч, и приложил его на прилавке поверх ножен, прикидывая в размер.
– Прибор на ножнах – не из серебра, – вдруг прошипело в воздухе. – Это начищенная латунь.
– Ов?! Кто? Кто это сказал? – Открыв рот начал испуганно оглядываться лавочник.
Парфений, который уже достал кошель, тут же подтянул его ближе к себе и положил вторую руку на его горловину. Окассий сдвинул шляпу на затылок.
– Как же тебе не стыдно, сын мой, – с ласковой укоризной сказал Окассий. – Обманывать покупателя в присутствии аж двух святых отцов?
– Кто обманывает?! – Искренне возмутился лавочник. – Я держу эту лавку уже пять лет! Ни одного недовольного покупателя! Все честно! Искренне! От сердца! Не знаю какой проходимец попытался меня опорочить. В моей лавке не бывает подделок! Чистейшее серебро!
– Скажи еще, что ты это серебро сам кайлом на руднике добыл, – процедил Федор.
– Чистейшее! У меня лучшие поставщики!
– Может быть, нам обратится с жалобой к квартальному голове, и потребовать проверки? Или нам лучше сразу направится к городскому главе? – С доброй улыбкой и глазами-ледышками спросил Окассий. – Ты даже не понимаешь, с кем связался, сын мой.
Лавочник наклонился над ножнами.
– Са инч э?! Вай! Что же это?! – Поразился он. – Правда, похоже, олово!.. Проклятые поставщики! Обманули меня! Портят мое доброе имя! Как же так могло случиться? Никогда такого не было, и вот опять!.. Позор на мои седины! Провели меня! Обманули меня, доверчивого! Вай!..
– Таки дорогой мой Ервандик, – Послышался меланхоличный голос из противоположной лавки с другой стороны улицы. Из-под навеса там вылез человек со скорбным взглядом и двумя длинными витыми клоками волос у ушей. – Заметь, что я как честный торговец словом не обмолвился твоим уважаемым покупателям, сколь часто тебя, доверчивого, обманывают поставщики. И почти всегда это случается, когда покупатели здесь проездом. Но раз уж они сами это заметили... – не хотят ли благородные господа зайти в мою лавку? Старый Моше таки чтит закон, и у него все без обману.
– Уйди Моше, не отнимай у моих детей хлеб! – Возмутился лавочник. – В такой деликатный момент, чтоб тебе малость помолчать!
– Чтоб и не помолчать? Если уважаемые господа уже поняли, что я продаю костяные гребни и разные шкатулки? Не хотите ли, уважаемые купить для своего меча деревянный ларец?
– Что ты пристал к уважаемым покупателям, Моше? Разве ты не видишь, что благородному господину нужны ножны?
– Нет, ну как тебе не стыдно? – Возвысил суровый голос Парфений. – Обманывать средь бела дня? Или ты не боишься, что я – как священник – пойду в твою церковь, и устрою тебе наказание?!
– Клянусь, – я сам стал жертвой обмана, святой отец! – Приложил руки к груди лавочник. – А церковного наказания я не боюсь, ибо вы священник ромейского обряду, а я из другой церкви.
– Вот рядом со мной и священник по обряду латинскому, – указал На Окассия Парфений.
– Я и не латинянин. Я из армян. Наших церквей в этом городе нет. И я честный торговец!
– Похоже, – Вашего гнева он не боится, святые отцы. – Качнул головой Федор, разминая шею, и поворачиваясь к лавочнику. – Придется по старинке, – намять бока.
– Наподдай ему хорошенько, – благословил, сурово сжав губы Парфений. – Он из армян, а значит – еретик-монофизит.61
– А, ты еще и подлый монофизит, что бы там это не значило... – Федор стукнул костяшками в ладонь. – Ну сейчас я тебе за все навешу.
– Ервандик, я буду за тебя скорбеть – донеслось с противоположной лавки.
– Что за беспредел?! – Взвыл лавочник, отступая за прилавком! Эй стража! Воры!
– Щас, получишь и за воров, – пообещал Федор, легко перескочив за прилавок, привычно намечая точку на пузе лавочника, куда мгновением позже прилетит его кулак.
Лавочник сжался, предчувствуя неотвратимое.
– Оставь моего папу, бандюга! – Крикнул звонкий голосок.
Федор повернулся. Из дверного проема, ведущего в дом показался мальчик, лет восьми-десяти. Черноволосый, черноглазый, он был до того хорошенький, что стиснутые в руках ножницы смотрелись почти комично. Но импровизированное оружие свое он держал крепко, и смотрел храбро. Федор подумал и опустил кулак.
– Сына благодари... – Буркнул Федор лавочнику. – Спас твою рожу, а то бы я её раскрасил в цвет. Значит так. Ножны куплю за четверть твоей цены.
– Ой, четверть! Да в них одной латуни на...
– За пятерню. – Сжимая кулак поправился Федор.
– Хорошо, за пятерню, – поглядев на костяшки Федора, согласился лавочник. – Только чтоб уважить благородного господина.
– Папа, – зови квартальную стражу! – Крикнул мальчик.
– Да-да, – зови, – ехидно улыбнулся лавочнику Окассий.
– Цыть, сынок! – Прикрикнул лавочник. – Или у тебя нет моего ума? Все нормально, мы просто спорим за цену. Это нормальный рыночный процесс. Что ты стоишь? Где инструменты? Разве ты не видишь, что благородный господин ждет, пока ты подгонишь его ножны?
– Ервандик, я радуюсь за твое здоровье! – Донеслось с улицы.
Федор вышел обратно через прилавок. Мальчик недоуменно пожал плечами, выложил инструменты, подтащил высокий стул, и уместился вместе с ножнами на прилавке.
– Совсем не в меня, – пожаловался компаньонам лавочник, – руки умелые, а к торговле не прилежает. Чуть что – в драку. Видно, пошел в покойную жену. У неё в дальней родне были воины, мне на горе... Не соблаговолите дать свой меч на примерку, господин?
Федор вытащил меч, положил на прилавок. Малец, восхищенно полыхнув глазами, взял оружие, быстро примерил. Пилой опилил деревянные плашки заготовки ножен, обернул в кожу, и начал аккуратно зашивать основу.
– Значит, душа к торговле у тебя не лежит, малец? – Спросил Федор, усевшись на прилавок.
– Нет господин, – споро работая иглой, кивнул маленький работник.
– Может быть, хочешь стать воином? – Спросил Федор.
– Хочу! – Полыхнул глазами мальчонка.
– Молодец, парень! – Хлопнул кулаком по прилавку Федор. – Правда! Бросай это подлое торгашье дело. Мужчину должен кормить настоящий труд; – плуг или меч. Как подрастешь, – отправляйся в Романию. У василевса в войске служит много смелых армян. Чем черт не шутит, может ты даже сам станешь императором.
Владелец лавки хотел что-то протестующе гукнуть, но глянув на раздурившегося Федора почел за лучшее проглотить слова, и только скорбно засопел.
– Разве может простой человек стать императором?! – Малец даже на секунду перестал класть стежки на кожу.
– Может, парень. – Кивнул Федор. – В Римской Империи – может. Это ведь не край убогих дикарей, вроде Британии или Франкии. В Романии тебя судят по твоим достоинствам, а не по крови и древности замшелого рода. Бывали в Риме императоры и из простых солдат, и из крестьян. А знаменитый ромейский император Иоанн Цхимисхий, как и ты – по крови был армянином.
– Он был похож на меня?! – Удивленно и радостно спросил малец.
– Ну... – Федор замялся: в романских песнях пелось, что император Иоанн был голубоглазым и рыжебородым; он происходил из древнего армянского рода, и видно уберегся от того, что пришлые темные тюрки начали покорять и вливать в армян свою кровь. Сбивать мальцу настрой, однако, не хотелось. – Как две капли воды! – Решительно кивнул Федор.
– Здорово! – Обрадовался малец. Увидишь, господин, я приду в Рим, и стану императором!
– Добро, – кивнул Федор. – Может быть, мне еще придется отдавать тебе честь, малец.
Мальчонка тем временем дошил кожу, насадил на ножны части прибора и молоточком аккуратно забил заклепки из мягкого металла.
– Готово, папа! – Обернулся мальчик к лавочнику.
– Готово, господин, – эхом отозвался к Федору торгаш.
– Экая ладная работа, взяв ножны полюбовался Федор. – Черт знает за что Бог послал тебе такого замечательного сына... Мне еще нужна обертка на рукоять меча. Кожа ската есть?
– Есть, господин! Есть! Самого лучшего ската!
– Чья она на самом деле?
***
Через полчаса троица компаньонов ведомая матросом пробиралась по узким улицам, вдоль лепившихся друг к другу желтых и белых домов. Федор шел довольный, придерживая рукой рукоять меча в новых ножнах. Путешествовать со святыми отцами по многолюдному городу оказалось одно удовольствие. Народ почтительно расступался перед священниками, благодаря чему идущий за ними Федор двигался безо всякой толкотни.
– Вот господа, – махнул рукой матрос, выведя троицу на небольшую площадь, – Церковь Марты и Марии.
– Спасибо сын мой, – Кивнул Окассий. – Теперь ты можешь идти. Благословляю тебе за помощь.
Окассий важно протянул руку, и моряк согнувшись подставил под ней свой лоб.
– Спасибо патре.
– Да не оставит тебя бог, сын мой...
Матрос удалился, и слился с толпой. А Федор тем временем осмотрел искомую церковь. Несмотря на тесноту улиц, церковь стояла от домов на почтенном расстоянии. Будто бы остальные дома отшатнулись от неё, теснее прижавшись друг к другу. Церковь была вполне ромейской архитектуры, может быть, чуть тяжеловесней тех храмов, что Федор привык видеть на защищенных улицах и площадях Константинополя. Такие храмы Федор видел в имперских фемах. Несколько полукуполов пристроенных к прямоугольному основному зданию с круглым окном, двускатная крыша. Высокие арочные окна первого этажа были узки, а деревянные рамы в них были такими толстыми, что выбить их было непросто. В случае нужды храм божий какое-то время вполне мог послужить и укреплением. Окассий двинулся вперед, подошел к церковным воротам, подергал их, и взявшись за дверное кольцо застучал им по двери.
Через малое время на воротах отворилось маленькое окошко, откуда на компаньонов глянуло скрытое полумраком лицо.
– Что вам угодно, святые отцы? – Осведомился привратник молодым голосом.
– Почему дом божий заперт днем? – Осведомился Окассий.
– По необходимости, – лаконично отозвались из-за двери, без особого почтения.
– Я отец Окассий, порученец при канцелярии папской курии первопрестола его святейшества. – С достоинством представился западный монах. – Отец Бертрад должен ждать меня.
За окошкам охнули, заскрипел сбрасываемый засов, и ворота поспешно отворились. В проеме обрисовался молодой длинноносый служитель.
– Добро пожаловать отче. Мы ждали вас.
– Как тебя зовут, клирик? – осведомился Окассий.
– Я здешний причетник, – представился длинноносый. – меня зовут Эдит.
– Проводи нас к отцу Бертарду, сыне.
– Досадная случайность, отче, – развел руки служка – Отца Бертрада вызвали к одной из прихожанок, что отдает Богу душу. Он ведь не знал точно, когда вы прибудете, а паства требует его внимания.
– Правда, досадно. – Согласился Окассий. – Как мы можем разрешить сие затруднение наилучшим образом?
– Зависит, насколько вы поспешаете, отец мой. – Склонив голову к плечу, задумался служка. – Если вы сильно спешите, я могу запереть церковь, и проводить вас до дому жены пекаря Паскеллы. Это, вишь, как раз ей вздумалось сегодня так некстати, представиться Господу... Если же вы не слишком поспешаете, вы можете подождать отца Бертрада в церкви. А ежели вы хорошо проголодались с дороги, то на другом конце площади есть прекрасная таверна под названием "Баранья нога". Там хорошая кухня, которой не брезгуют даже благородные. Когда отец Бертрад вернется, я приду за вами в таверну.
Окассий вопросительно взглянул на Федора, и тот изобразил рукой ложку, гребущую из миски ко рту.
– Жена, пекаря, ты говоришь, плоха, – сын мой? – Уточнил Окассий.
– Совсем плоха, отец. Что-то у ней разладилось в груди, она долго кашляла, потом уж даже и кровью, и теперь совсем зачахла. Слуга что пришел за отцом Бертрадом, сказал, что уж посинела, и едва дышит.
– Но ты думаешь, откушать-то мы успеем?
– Думаю, так успеете отец. – Согласился служка. – Хоть старая Паскелла и совсем плоха, но честно говоря, по жизни она никуда не торопилась. Думаю, так и помирать будет с проволокой.
– Тогда мы будем в таверне, – решил Окассий. – А как только отец Бертрад вернется...
– Я сразу прибегу за вами.
– Нет, сын мой. Не ты прибежишь за нами. А сам отец Бертрад придет за нами в таверну со всей поспешностью, какую даровал ему Господь. Если отец Бертрад не появится здесь до терции – ты сын мой, запрешь церковь, побежишь к дому почтенной Паскеллы, и – хоть души её сам на смертном одре. Отец Бертрад должен быть здесь. Понял ли ты меня, сын мой?
– Понял отче.
– Возможно, стоит позвать священника из другой церкви, чтобы он подменил отца Бертрада, у постели отходящей, – Вмешался сердобольный Парфений.
– Это мы оставляем на откуп Эдиту, – небрежно отмахнул рукой Окассий. – Я вижу он смышленый малый. А мы идем отобедать в таверну.
***
Глава двадцатая.
Таверна «Баранья нога» оказалась заведением зажиточным и благопристойным. Это можно было понять, еще по роскошно написанной вывеске, где, живописуя название, громоздилась на серебряном блюде упомянутая нога, обложенная овощами. Мастерство художника заключалось в том, что любой глядя на вывеску мог сказать – это именно жаренная нога. В менее почтенных заведениях понять, что за мазня на вывеске бывало можно лишь опираясь на помощь названия, и то не всегда. Внутренность таверны так же соответствовала. Высокий потолок, хорошо освещенный зал, чисто выскобленные столы и лавки, и многолюдный народ за ними. Стоял неразборчивый шумный гомон застольных разговоров, и стук посуды.
Заведение и правда пользовалось успехом. Публика сидела разношерстная, но отребья и откровенных нищебродов не было. Воины, не из простой солдатни. Паломники – но зажиточные. У левой стены на поднятом участке полы било несколько столов, за которыми, судя по яркости и красоте одежды сидела компания благородных, в том числе и несколько дам.
Троица компаньонов подошла к прилавку, за которым расположился упитанный благополучный детина, вся внешность которого говорила о постоянной близости к пищевому излишеству.
– Мир тебе сын мой, – поздоровался Окассий, к которому после попадания в земли латинян, негласно перешла инициатива в общении.
– Здравствуйте, святые отцы, – Поздоровался щекастый мужик, радушно, но без излишнего почтения; священников на святой земле было с избытком. – Простите, но свободных комнат нет.
– Мы не на постой. Хотим у вас отобедать.
– Это пожалуйста, коль отыщите место.
С местами за столами было не так чтоб очень. Однако, поскольку все столы и лавки – за исключением места для благородных – были изрядной длинны, то наличие места на них зависело от того, как плотно сдвинутся сотрапезники. Представительная и достойная внешность двух монахов и – как надеялся Федор – его самого, могла помочь обедающим потеснится. Главное было решить, в каком именно месте. Кое-кто, не обращая внимание на ищущих места компаньонов, продолжал сидеть над своим тарелкой и стаканом как сыч, но несколько пилигримов и христолюбивых воинов приглашающе показали на места рядом с собой. Однако, в людской многоголосице, Федор вдруг услышал за одним из столов знакомую речь. Группа воинов, судя по одежде, богатый рыцарь и люди его «копья», шумно звеня посудой и хохоча бросали фразы на языке, звучащем как музыка.
– Вы русы? – Спросил Федор у воина, на языке своего отца.
Компания замолчала, и переглянулась.
– Русы, да. – Ответил сидевший в центре компании рыцарь. Слова он коверкал, и все же Федор понимал их почти все. – И ты русс?
– Мой покойный отец, – Ответил Федор. – А мать – эллинка. Я дигенис – двухродный.
– Все одно наполовину ты наш. – Улыбнулся рыцарь. – Присаживайся. В этих краях языки стараются держаться вместе.
– Я со спутниками, – показал на монахов Федор.
– Найдем место и для святых отцов. Уплотнимся, ребята!
Воины поджались на лавках, и высвободили кусок доски. Федор с Парфением даже сели свободно. Но как подсел и широкозадый Окассий, все почувствовали локти друг друга.
– Меня зовут Велемир, – представился рыцарь. – А как зовут тебя?
– Я Федор.
– Из какой ты Руси, друг? – доброжелательно спросил рыцарь.
Вопросу Федор не удивился. Всяк знал, что русы расселились по земле широко, и потому Русских земель было много.
– Я сам живу в Романии, – ответил он. – А отец мой родом с той Руси, что у нас зовут Внешней Великой Русью. Которая богата крепостями на торговом пути от нортманнов, и с которой идут торговцы в Романию по великой северной реке Борисфен, тако же называемой Данаприсом. А ты, Велемире, из той ли самой Руси, или с другой?
– С другой, – признался Рыцарь. – Я с Руси Веринской, где княжили Ободричи, которая еще зовется Тюрингией.
– А, я знаю где твоя Русь, – кивнул Федор. – Она в землях восточных франков, где правят потомки архонта Оттона.
– Рэгнум тэвтоникорум,62 – вставил Окассий.
– Так и есть. – Подтвердил Велемир. – Моя Русь там, и я вассал ландграфа Тюрингии, а он вассал Императора Запада. А в здешних землях выходцы с нашей Руси основали крепость недалеко от реки Оронт, и конечно тоже назвали его – "Русса".
– Широко разошлись люди русского языка.
– Широко, – согласился Велемир. – Может быть, даже слишком. Кто слишком далеко зашел, того в дальних краях могут и потеснить... Но я наверно утомляю тебя разговорами, а ты голоден? Эй парень! – Велемир замахал рукой подзывая слугу. – Поди сюда!.. Здесь отличная грудинка, скажу я тебе Федор. Закажи, и не пожалеешь...
