Текст книги "Элина и Орбус (СИ)"
Автор книги: Лера Зима
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Я пролистнула несколько страниц и остановилась на картинке с изображением многострунного музыкального инструмента.
«Загадка дутара все еще не раскрыта. Те, кто слышали, говорили, что музыка его подобна целому оркестру. Легенды гласят, что мелодия сопровождалась звучанием литавр, гонгов и колокольчиков. В попытке восстановить звучание, мы снабдили корпус инструмента, над которым протянуты струны, еще тремя небольшими резонаторами и натянули на них кожаные мембраны. Это бубны, постукивая по которым в ходе исполнения, можно аккомпанировать ритм».
– Да… чудесная неведомая конструкция, – подумала я.
«Мы создали инструмент с похожим внешним видом и, насколько можно, похожим звучанием, опираясь на описания. Но это не был оригинальный дутар. Секрет его навеки потерян в глубине веков…»
– Печально, – подумала я.
– Ну вот и пошумели, – Никколо выключил пилу, – так и рождается новое оружие.
Вошла Наталия.
– Никколо, сориентируй, когда мы вооружим Элину?
– Сейчас сообразим, – мастер зачесал подбородок. – Вряд ли понадобится топор или двуручный меч. Нужно что-то легкое. У тебя как с координацией?
– Если честно, не очень.
– А с меткостью?
– Получше.
– Хорошо. Приходи после обеда, – и, немного задумавшись, добавил. – Здесь оружие есть у каждого. Будет и у тебя.
– А как же Наталия? – подумала я. – Неужели у нее тоже где-то припасен лук или меч? – но пока промолчала.
* * *
– Наталия, Никколо сказал, что в лагере каждый вооружен! А где ты прячешь свой огромный меч? Шпильки же не в счет?
Наталия звонко рассмеялась.
– Не меч вовсе, а лук. Он в комнате, в шкафу.
– В шкафу? А если нападут?!
– Надеюсь, козлы нас больше не потревожат. Брешь нашли и скоро заделают. Пока поставили охрану. Будет нужно, – расчехлю лук и стрелы.
– А если все также внезапно?
– Есть шпильки. Еще стилет в чулке.
– Шутишь?
– Напомни вечером, покажу.
– Да… Наталия несмотря на грациозность и доброту, похоже, просто начинена всяким опасным оружием. И кажется мне, что даже и стилетом дело не ограничивается, хотя тоже очень интересно! – подумала я.
* * *
Наталия показала остальное хозяйство. Полевую кухню, где мы успели перекусить: работницы столовой встретили нас гостеприимно.
Маленькую библиотеку, где на полках томились пожелтевшие от времени фолианты. Будет что почитать.
Колесное хозяйство повозок и телег, укрытых от непогоды навесами. В дальней части ангара мое внимание привлекла модель железной дороги, стоящая на второй полке у стены. На длинных рельсах был установлен миниатюрный состав. Красный, зеленый, синий вагончики, желтый подъемный кран, черный паровоз с крашеными колесами.
– Это Никколо сделал. А на праздник Йултад, на гуляния с фонариками и огнями, он покатает нас на железной дороге.
– На этом маленьком паровозе? А как? С помощью увеличительного стекла изменит размер?
– На востоке от нашего лагеря есть тайник, где на старых путях спрятан настоящий состав. Там же заброшенная железная дорога, примыкает к действующей.
– Ух ты!
* * *
– А это наша конюшня. Войди, я подожду тебя у входа. – Наталия знала, что здесь мне предстоит встреча с другом и предпочла оставить нас наедине.
Я прошла мимо рядов стойл. Лошадиные головы не обращали на меня ни малейшего внимания. Некоторые продолжали жевать жом, как ни в чем не бывало.
Наконец, мне удалось найти верного друга. Конь, казалось, закручинился, но, узнав меня, оживился и поднял голову.
– Не грусти, Мангольд! Скоро мы снова с тобой будем в пути, – прошептала я, поглаживая его по гриве.
* * *
Наталия ждала меня на улице.
Солнце светило ярко, достигая кромки снега снопами лучей, падающих между кронами сосен.
Наталия достала из кармана кольцо на цепочке и подняла к солнцу. Через отверстие в обечайке хордой пронесся бирюзовый луч и коснулся одной из цифр.
– Какие изящные солнечные часы, – подумала я.
– Уже за полдень! – сказала моя спутница.
– Ой, Натали, я чуть не забыла, мастер просил зайти за орудием.
– Тогда пойдем к Никколо!
* * *
Я переступила порог мастерской.
– Чуть позже зайду за тобой, – сказала мне вслед Наталия.
Мастер встретил меня улыбкой.
– Садись, – предложил мне табурет и направился к выходу. – Сейчас, подожди тут, скоро вернусь!
– Ой! – только сейчас я заметила, что у верстака, на табурете, сидел юноша и закручивал шурупы в странное изделие: то ли в арфу, то ли в лук. Я не ожидала, что встречу здесь кого-нибудь, кроме Никколо.
– Привет! – решилась я начать разговор.
– Привет! – немного засмущавшись, ответил он.
– А как тебя зовут? – осмелев, спросила я незнакомца.
– Валентин. А тебя?
– Элина. А что ты делаешь?
– Пытаюсь изготовить боевую арфу.
– Это как? – удивилась я.
– В струнных инструментах натянутые жилы рождают звук. Музыка позволяют поднять дух в бою, но арфы и барабаны сами по себе бессильны против вражеской атаки.
Валентин дернул толстую струну, и она низко загудела.
– В луках и арбалетах, когда стреляешь, тетива тоже звучит, как струна. Хочу сделать музыкальный инструмент, который можно было бы использовать и для стрельбы, как многозарядный лук.
– Боевую арфу?
– Да, так я ее назвал.
– Ты музыкант? – воодушевилась я.
– Да! Хочешь послушать, как я играю?
– Конечно!
Вошел Никколо. Я машинально сделала вид, будто не знакома с молодым человеком, что сидел поодаль. Валентин с неожиданным усердием погрузился в работу над своим инструментом. Мы старательно изобразили, будто каждый из нас находится в комнате в одиночку.
Никколо, казалось, заметил нашу взаимную симпатию, но виду не подал, лишь улыбнулся.
– Вот, все твое, – сказал он, выгрузив на свободную половину верстака небольшой арбалета и охапку зарядов.
– Надо же, – воскликнула я… – это же запретная вещь.
– Кому запретная… А кому – совершенно необходимая, – и со словами «пойдем на улицу, испытаем», вышел.
Схватив арбалет и заряды, я поспешила за ним.
– Приходи сегодня, вечером, когда луна взойдет, к малому озерцу у ручья… – только и успел сказать мне вдогонку Валентин.
– Обязательно! – неожиданно согласилась я.
* * *
– Уж и тяжелые арбалеты мы делаем, с учениками, а маленькие самострелы, как для тебя – наши пострелы ваяют, как горячие пирожки. – Продолжал рассказывать Никколо про свою работу. Свою… и Валентина.
За мастерскими к стволам сосен были прикреплены несколько мишеней. Никколо показал, как правильно взводить арбалет, как заряжать, с какой силой давить на спусковой крючок. Мы сделали несколько выстрелов, добиваясь кучности стрельбы.
– А ученика моего не пугайся. Хороший он парень. Не бойся, Валентин мухи не обидит, – подвел итог Никколо, – если, конечно, эта муха не окажется внезапно козлорогом, – весело добавил он.
Подошедшая Наталия спасла меня от смущения.
– Спасибо огромное! – сказала я Никколо. Мастер улыбнулся и скрылся в мастерской.
* * *
Не сильно преувеличу, если скажу, что предвкушала вечер, как малые дети ждут подарков от Йултадского дела под праздничной елью. И вот, пронзительная синева неба стала окрашиваться темными красками. Пора!
Я поспешила туда, где меня утром встретили Наталия и Брод. Ручей петлял среди снежного ковра, образуя озерцо, частично покрытое коркой льда, сквозь которую у края местами проглядывались остовы замерзших водолюбивых трав, и лишь вдоль противоположного его берега течение не позволяло сковать речушку полностью. Над полыньей взошла луна, серебристым светом роняя свой пепельный блеск на извилистую водную ленту.
У одинокого дерева меня ждал он. Ветер нежно гладил его распущенные черные волосы, снежинки мягко садились ему на плечи.
– Меня ждете, молодой человек? – подошла к нему я, посмотрев снизу-вверх на героя этого свидания.
– Валентин Туули, к Вашим услугам, прекрасная девушка, – кавалер учтиво поклонился, приложив руку к сердцу, другую же отведя в сторону вместе с краем плаща.
– Элина Вейль… очень приятно, – неловко попыталась я сделать книксен.
– Э-ли-на Вейль, – тягуче выговорил он, – Дочь самого Лона Вейля?!
– К сожалению, я не знаю, кто это такой. Холодно стоять, пройдемся?
– Да нет, ничего. – Попытался соврать Валентин, хотя я заметила, что он слегка замерз. – Но предложение мне нравится. Люблю пешие прогулки!
– Валентин, мне сказали, что все в этом лагере вооружены. А ты? Где твой меч?
– Предпочитаю луки, – и, внимательно посмотрев на меня, добавил, – и арбалеты так же, как и Прекрасное Создание.
– И где лук? Или пока не сделаешь боевую арфу, будешь безоружным ходить? – заволновалась я.
– Не беспокойся. И кое в чем ты права. Хотя и не меч, но небольшой топорик есть. На поясе, под полой пальто.
Мы немного помолчали.
– Элина, а ты откуда родом?
– Из Знича.
– Древний город.
– Да. Жаль только, что никто об этом не помнит…
Мы минули мостик через ручей, за которым, по ту сторону, утопала в темноте поляна.
Тропа вдоль ручья, по которой мы следовали, была утоптана. Судя по всему, ею часто пользовались обитатели лагеря. А мы уже шли по молодой еловой аллее. Снег повалил сильнее. Я протянула руку, Валентин взялся за нее.
– А ты откуда? Как попал сюда? Давно знаешь Наталию, Никколо, всех здешних?
– Раньше моя семья жила в большом городе, в Нерзке. Там я провел детство. Когда воцарился Морринг, родители решили вернуться на родину своих предков, в маленький городок Куроёж. Там мы и поселились, построив дом в лесном поселке недалеко от города. Как-то на фестивале, шесть лет назад, я познакомился с Бродом, он и рассказал про орден. Так я и попал сюда. А здесь уже и познакомился с Никколо, с Наталией, а теперь, вот, и с тобой.
– А почему решил покинуть родной дом?
– Нигде я не чувствовал себя свободным. Лицемерие, принесенное Моррингом и наполнившее общество, было для меня нестерпимо. Только здесь, в Последней Слободе, я обрел свою свободу.
Мы вышли к большому озеру. Здесь соединялись все водные потоки лагеря. Ближний край был расчищен, в дальней части водоема течение образовало протоку, не скованную кромкой льда. Над водой стояла почти полная луна, озаряющая снежные верхушки елей и озеро волшебным серебристым светом.
– А можно я тебя обниму? – набралась я смелости и сама не заметила, как повисла у него на шее.
– Ты такой высокий, – восхитилась я, утопая в нахлынувшем ощущении безмятежности, – почему?
– Наверное, чтобы ты могла повиснуть на мне. – Улыбнулся Валентин. Он ласково смотрел на меня загадочными серо-зелеными глазами.
А за его спиной светила луна, окруженная синим ореолом в просвете облаков, и падали снежинки. Его руки нежно окружили мою талию.
Я все никак не хотела отпускать моего принца.
– Валентин, ну давай еще немножечко постоим!
И мы простояли еще чуть-чуть, ласкаемые светом луны и падающим маревом снежинок, и даже холод не смог помешать нам.
– Элина, пойдем, наверное? – наконец, сказал мой герой.
– Ты устал?
– С тобой можно простоять под луной целую вечность. Но скоро ночь. Приглашаю зайти на чай в мой музыкальный домик.
– А что мы там еще будем делать? – спросила я, разжав руки и плавно опустилась на землю.
– Познакомлю со своим творчеством. Хочешь?
– Конечно! – Я готова была уже бежать с ним рядом вприпрыжку, по волшебной лесной аллее, под сизым полыхающим небом, под светом луны и в блеске падающей снежной пыли.
* * *
– Да-а-а-а. Дела аж пипец! – послышалось позади меня. Я обернулась. Пара глаз успели нырнуть в дупло.
– Валентин, ты слышал это?
– Что?
– Там, похоже…, наверное, белка. Говорящая.
– Да ну, ты что?
– Правда. Она выглянула среди ветвей, и сказала: Да… дела пипец.
Казалось, можно было забыть о курьезе, но шорох заставил нас оглянуться. Действительно, на нас смотрела белка. Фонари ярко осветили ее белую шубку. Теперь Валентин уже не мог не заметить.
– И куда это мы такие собрались? – вальяжно произнесла пушистая чертовка и, махнув хвостом, нырнула в черноту дупла.
– Неужели такое бывает? Я разговаривала с животными, но, чтобы они со мной, это впервые, – поделилась я мыслями.
– Признаться, я тоже удивлен. Но, с другой стороны, почему бы и нет? – мой спутник призадумался и продолжил, – Даниил Алигьери писал, что животные – это наши братья меньшие, и что они по злому умыслу недобрых сил лишены речи. Так, может, что-то смогло преодолеть этот барьер.
* * *
Интересно, как он живет? Где запрятался его домик? Мне почему-то казалось, что где-то за мастерскими. Но вокруг были другие постройки. Мы прошли аккуратную поленницу довольно внушительных размеров, а когда завернули за угол, я поняла, что это вовсе не склад дров под навесом, а забавный домик, стены которого аккуратно сложены из чурок. С этой стороны жилое помещение выдавали окошки.
– Валентин, ты, ты обманул меня!
– Как обманул? Почему? – удивился он.
– Заставил меня считать, что это дрова.
– Это, действительно, дрова. Из них сложны стены домика.
– Ну ты и проказник!
– Милости прошу, принцесса! – Валентин отворил дверь.
Я вошла, задев висящие у входа серебряные трубочки-колокольчики, послышался приятный перезвон.
Валентин закрыл дверь и зажег свет.
В углу теплилась печь. На маленькой варочной плите стоял чугунок. Вкусно пахло кукурузной кашей.
Напротив входа висела картина: пара пушистых котят в корзинке: черный и белый. Вспомнилось, как в детстве я любила играть с черной кошечкой. Среди всех наших кошек Сарра был самым послушной. Посажу ее на санки и везу по снегу. А она сидит, не шелохнется. И с горки спускала и за собой таскала, а кошечка моя не пытался спрыгнуть. Потом она ушла от нас, а другие кошачие не хотели, чтобы их так катали – спрыгивали сразу.
– Мне бы маленькую картину черной кошечки, я бы носила всегда ее с собой! – подумала я. А вслух спросила: а почему у тебя такой оригинальный дом?
– Не захотел жить в тех комнатах, что предложили. А долго строить не было возможности. Вот и сделал по технологии «глиночурка», быстро и так, как хотелось мне самому.
– У нас тоже экологичный дом в Зниче, из самана.
– Ой, что мы стоим все? Раздевайся, садись, – предложил Валентин и попытался помочь мне снять пальто.
– Нет, сама! – заупрямилась я, – и вмиг верхняя одежда оказалась висящей на вешалке конструкции «оленьи рога». Там же очутилось и пальто Валентина. Он, похоже, немного обиделся, хотя и старался не подать виду.
Вдоль двух стен тянулись маленькие диванчики, смыкаясь на углах комнаты. Я плюхнулась на сидение, прямо среди подушек. В печурке медленно потрескивал огонь. Было уютно, тепло и спокойно.
– Сейчас, приготовлю чай, – с этими словами Валентин придвинул круглый столик к диванчику.
* * *
– Ты доделал боевую арфу? – спросила я, отпивая из дымящейся кружки.
– Нет еще. Никто не верит, что у меня получится. Смеются. Утверждают, что глупая затея, и кроме далекого сходства между арфой и луком ничего общего нет. Только Никколо говорит: не слушай никого, берись и делай!
– У тебя обязательно все получится!
– Спасибо тебе! Давай перекусим?
– Давай.
Мы поужинали и теперь молча сидели рядом. Я слушала его дыхание и даже не заметила, что снова обняла его. Как же хорошо рядом с ним.
– Покажешь, как ты играешь? – Я чуть было не забыла о цели моего визита сюда.
– Да, – закивал Валентин и со словами «сейчас ты услышишь мелодию, которую я назвал «Заснеженную пустошь»[1] вытащил из-под сидения один за другим два небольших барабана, похожих на кувшины, лежащие на боку, к каждому из которых была прикреплена колотушка с педалью.
– Только ты мне поможешь, хорошо?
– Попробую.
– Тогда, когда я начну играть на этом джембе, – с этими словами он достал еще один барабан-кувшин, я, наконец, заметила, что сделан он был из дерева, только украшен резьбой и покрыт черным лаком, – подыграешь мне.
В отличие от предыдущих, этот он поставил на основание.
– Ой, я же не музыкант, не получится.
– Получится. – Следующее, что он достал из своей сокровищницы инструментов была бронзовая чаша, похожая на ступку для размалывания приправ. К ней прилагался пестик. – Держи. Когда я возьму в руки джембе и стану отбивать ритм, начни вращать пестик по ободку чаши.
– Но я не умею.
– А ты не бойся. Просто делай. Как заиграю ритм, чуть-чуть подожди и, как почувствуешь, что пора, вращай.
Я даже не успела удивиться. Так быстро Валентин оказался за установкой из своих небольших барабанов. На колени он положил гитару с двумя грифами и…
Я услышала свист, шум ветра. Мне почудилось, что поднялась вьюга за окном, но, посмотрев на Валентина, увидела: это был мастерский свист в его исполнении. Как у него так удавалось?
А он тем временем взял ручную колотушку и завертел, то ускоряя, то замедляя. Две бусины, закрепленные на ниточках по обе стороны кожаного барабанчика с росписью, стали ударять то по одной, то по другой его стороне. По-моему, такие колотушку использовали сторожи-обходчики.
Мне представилось заснеженное поле, поваленная ограда, покинутая деревня, ветер отворял и закрывал ставни, задевал бубенцы над опустевшими входами. Скрипела калитка, посреди покосившегося забора, позвякивал старый флюгер.
Зазвучал перебор струн.
Да, в этой деревне еще не так давно была жизнь.
К мелодичному рисунку добавились протяжные звуки странного духового инструмента, закрепленного на обечайке гитары, сильно отличавшегося от того, как в моем представлении должна выглядеть флейта.
– Не буду отвлекать. Доиграет, тогда спрошу, что это, – подумалось мне.
Серебристые звуки, словно шепот праздничных снежинок, продолжали аккомпанировать, пока к струнам и протяжному звуку флейты не прибавился барабанный ритм. В дело вошла та самая установка, которую Валентин поставил перед собой, и которая управлялась педалями. Ритм добавил мелодии стройность. Музыка, казалось, приносила некое умиротворение на опустошенную землю.
– В возрождении – жизнь! – подумалось мне.
Высокие протяжные звуки стихли, но Валентин стал задевать пальцами струны второго грифа и использовать толстые стволы флейты, что добавило мягкого густого призвука баса в игру. Внезапно грянул гром среди идиллии. Звук гитары стал суровым и искаженным. Это было горловое пение, звучащее как необычный инструмент в исполнении Валентина. Он отпустил гитару, поставив ее рядом и, расположив барабан-джембе, стал отбивать ритм. Благодаря шаманскому пению музыка не прекращалась.
И я увидела, как над некогда жилой деревней, на возвышенности, был разбит лагерь рогатых. Зоркий козлорог смотрел на еще обжитое селение. Его соратник держал высоко воздетое знамя с грубо вышитой на ткани рогатой бородатой головой. Третий козлорог со всей силы стучал в боевой барабан. Армия рогатых за ними ждала приказа.
Я вспомнила о поющей чаше и сделала, как Валентин попросил. Инструмент издал долгий пронзительный, я бы сказала, магический звук. Теперь только утихающий шум барабана и скрежет чаши доносились над разоренной далью. Снова ветер, свист вьюги, снова пустошь. Козлороги ушли, унеся с собой все награбленное добро, как и смерть унесла с собой прочь души тех, кто только еще жил в деревеньке.
Послышались звуки колокольчика. Это вновь продолговатый поющий дождь, по отдельным колокольцам-трубочкам которого ударял Валентин.
И вновь зазвучали гитара и флейта. Музыка была опустошенной, но при этом, как мне показалось, и несколько умиротворяющей. Чувствовалось, что жизнь должна вернуться опять на разоренную землю, вновь зацвести буйным пламенем. Я машинально взяла чашу и вновь повела пестиком по ее краю.
Звук гитары прервался. Остановилась и я, а утихающий звук поющей чаши унес меня из забытого разоренного поселения среди бескрайних снегов обратно в этот маленький уютный музыкальный домик.
– Спасибо за аккомпанемент! – промолвил Валентин.
– Вот это ты мне историю показал!
– Из жизни. Рогатые разграбили деревню недалеко, а потом попытались напасть на нас. Мы сумели их опередить и разгромили их стан.
– Да, у тебя получилась говорящая, сюжетная мелодия.
– Спасибо! Значит, мне это и, правда, удалось.
Поставила на полочку поющую чашу, в ряд с такими же другими.
– А это что за инструмент? – спросила я, показывая на расписную колотушку, которая только что сыграла одну из партий в этой музыкальной пьесе.
– Это «гал-гал», барабанчик-колотушка.
– Я бы сказала, что это колотушка «тук-тук-тук», – улыбнулась я. Красивая.
– Мне его подарила Флорентина, как и этот музыкальный поющий ветер. У меня был похожий «гал-гал», который я в качестве трофея забрал у козлорогов. (Что-то во мне перевернулось при этой фразе. Но не подала и виду). Он был более грубой выделки, из чуть более толстой кожи и без росписи. Подарил Флорентине, чтобы использовала в ритуалах. А она сказала, что мой подарок чудесен, но ей, в свою очередь, не хотелось бы лишать меня музыки и взамен дала эту колотушку. Немного другую, но, как видишь, в музыкальной партии ничего не изменилось.
– А шум моря сможешь изобразить?
– Ладно, слушай.
И снова подул ветер. Но не вьюги. А шум прибоя. Он гнал волны, ударял их о прибрежные скалы, и с шумом отступал. Над морем кружили чайки, а в воде барахтались крабы и медузы.
– Море. Голубая-голубая вода, в которое переливаются блики солнца. И я стою по колено в воде, и смотрю на морское дно. Вода успокаивается, и я вижу песчаное, словно из мелких золотых крупинок, дно, на котором лежат перламутровые раковины, ленивая морская звезда и плывут стайки необычных цветных рыб.
– Ты так красочно описываешь, – заметил Валентин.
– Фантазия хорошая. Скажи, а можешь ли сыграть что-нибудь без битв и сражений? Просто, чтобы захотелось радоваться и жить?
– Хорошо, я придумал еще одну музыку, «Весеннее возрождение»[2] – называется. Слушай! И я уселась удобнее на угловом диванчике, подложив подушки.
Три барабанных удара разной высоту, с самого высокого до низкого, и музыка началась гитарным перебором. К переливу струн добавились басовые ноты второго грифа и такие же низкие звуки толстых резных стволов флейт. Валентин как-то умудрялся переключаться с нижнего на верхний гриф, обратно и возвращаться, и мне иногда казалось, будто две гитары играют одновременно.
Я услышала весеннюю капель. Гулкие звуки барабанов напоминали мне капли, что падали в бочку у стены дома каждую весну и дождливым летом, когда я жила в Зниче. К ним прибавилась мелкая дробь крупных капель, ударявших по забору-штакетнику, по еще не одетым листвой деревьям, по деревянному крыльцу. Сквозь падающие капли радостно преломлялся свет яркого весеннего солнышка. Я открыла глаза, и на месте весенней благодати увидела Валентина, который уже играл на деревянном ксилофоне. Так и рождались звуки капели! Партия ксилофона закончилась и послышался звук флейты, как гудок уходящего вдаль паровоза или парохода. Вновь зазвучала гитара, финальные переборы которых вместе с утихшим гудком умчались куда-то вдаль, завершив мелодию.
Валентин снял свою чудо-гитару с колен и поставил рядом с собой на диван.
– А что за флейта, прикрепленная к гитаре? Свирель?
– Нет, это мое изобретение. Каждая из флейт настроена только на одну ноту, поэтому я могу играть еще одну мелодическую линию, пока пальцы заняты игрой на гитаре. С обычной флейтой так не получилось бы, а звук губной гармошки мне не нравится. Вот я и придумал инструмент.
– Ты такой изобретательный. Создаешь и новые музыкальные инструменты, и оружие. Разве еще кто придумает такое?
– Я не раз замечал, насколько же они близки. Лук и арфа. Флейта и духовое ружье.
– Ну а что удивительного? Музыка – то еще оружие, которое сражает сердца раз и навсегда.
Валентин задумался о чем-то, а я о том, что пора возвращаться.
– Ты проводишь меня? – спросила его.
* * *
Совсем стемнело. Только лунный свет освещал дорогу.
– А у тебя, наверное, много поклонниц. Вот завтра придет к тебе какая-нибудь кукла, и будете с ней… – я сгримасничала, изображая поцелуй.
Не успела закончить мысль, как ощутила его горячие губы на своих. Мурашки пошли по моему телу.
Когда наши губы разомкнулись, я не могла сказать ни слова.
– Это было… это было… ах… чудесно – наконец вымолвила я.
– Я не смог устоять, милая.
– Ах ты проказник!
– Такой же, как и ты!
Мы подошли к дому, и стояли у самой двери.
– Пора прощаться? – как-то нехотя сказал мой спутник.
– Ну Валентин, ну постой еще чуть-чуть со мной.
Все казалось каким-то волшебным, я так долго о таком мечтала. Мы как маленькие дети, только ощутившие первую влюбленность, обнимались украдкой, стоя за углом дома, чтобы, не дай бог, родители не застали. Только нам никто не мог помешать.
Наконец, я сказала:
– Все, пора. Пока, обворожительный Принц!
– До встречи, очаровательная красавица! В следующий раз уже я наведаюсь к тебе в гости.
И Валентин развернулся и пошел, не оглядываясь. А я позволила себе немного посмотреть ему вслед.
* * *
Я чувствовала, что сильно утомилась и села рядом с Наталией. Казалось, стоит закрыть глаза, и усну прямо тут, на кухонном диванчике. Веки становились тяжелыми, все таяло в дымке, и я видела его лицо.
– Ах! – томно произнесла я.
– Устала, дорогая? – сказала Наталия, приняв мой восклик за нечаянный стон усталости.
– Да, немного! – очнулась я. Мое внимание вернулось из мира фантазий обратно в залитую светом фонаря комнату.
– Пойдем наверх. – предложила Наталия мне и уже обращаясь к Броду, продолжила мысль, – Брод! Ведь ты нас отпустишь?
– А разве тебе можно поперечить? – улыбнулся он. – Спокойной ночи!
– И тебе приятных снов! Долго не сиди тут!
Мы покинули столовую и направились вверх. На секунду остановилась у узкого окна напротив лестницы. Там стояли покрытые снегом деревья, припорошенная белой шалью ель, а в свете фонаря летали в разные стороны потоки снежинок. Я, было, принял их за клубы дыма. Они мчались и кружились за окном с такой скоростью, что я не успевала их рассматривать. Ворох снега змеился, пока не превратился в едва различимые, клубящиеся очертания восточного змея-дракона.
– Привет! Как ты? Помнишь меня? Ты спросила, как меня зовут! – едва уловимые слова пронеслись в моей голове.
Видение растаяло. Лишь снежные потоки в вихрях зимнего ветра продолжали падать вниз. Мы поднялись на второй этаж. Пока Наталия открывала ключом дверь, я вновь погрузилась в мысли о нем. Невольно я подняла глаза в небо, и увидела среди звезд, мерцавших далеким светом через прозрачный потолок, что удивил меня сегодня утром, портрет. Его волнительный образ не хотел покидать меня. На небе мерцали созвездия, а между ними плыли темные облака. Край одного из них засветился ядовитым отблеском, лицо, которое я видела в своей памяти, сквозь звезды, побледнело, а на месте его, освобожденном тучами, заняла злая звезда, светящаяся среди остальных звезд мутным зеленым пятном – Орбус.
Я почувствовала тревогу. Этот Орбус грозил нам. Мне и Валентину. Он хочет разлучить нас! – Мысли обожгли меня огненным вихрем
– Слышишь? Слышишь? Ты меня слышишь, Валентин?! Никакой Орбус не сможет разлучить нас, только ты и я. – прошептала я.
– Как ты себя чувствуешь? – забеспокоилась Наталия.
– А, ничего, – растерянно промолвила я.
– Элин, как ты? Ты так устала сильно? Мне показалось ты засыпаешь на ходу?
– А? Нет! Все хорошо! Я давно не видела столько нового – ответила я. А про себя продолжила: Фух, хорошо, не проболталась. А собственно зачем пробалтываться, когда можно итак все рассказать родной, и ставшей уже близкой, располагающей к себе тете?!
– Наталия, а Валентин… ты знаешь его?
– Да, это помощник Никколо. Талантливый и умный.
– Да, он такой замечательный. Ах-х!
– Понравился тебе?
– Не то слово. Наталия… мне кажется я его полюбила. Он вроде неприступный, а при этом открытый и добрый. У него обворожительная улыбка, Наталия, и такой чарующий взгляд. Он очень воспитан, и такой обаятельный, я не думала, что такие бывают в жизни, только в книгах! И да, он талантливый! Такую красивую музыку пишет, и сам играет, и сам инструменты делает! Мне кажется, я теряю голову!
– Ты находишься в таком возрасте, когда хочется мечтать о любви. Это здорово!
– Я надеюсь, он приснится мне!
– Если хочешь, пусть так и произойдет. Но вы же не последний раз виделись. Еще встретитесь, много-много раз.
– Хорошо это. Только, пусть же все равно приснится.
– Ну коли так, пожелаю, чтобы твое желание исполнилось. Сладких снов. Если хочешь, можешь не выключать торшер.
– Спасибо! Я боюсь темноты. И тебе приятных снов, тетя.
Я закрыла глаза, утопая в приятной неге, и мысли… мысли проносились в моем сознании.
– Еще совсем недавно тебе так хотелось найти единственного и любимого мужчину, который будет идти с тобой по жизни, рука об руку, рядом с тобой до конца жизни. Ласкать, говорить нежные слова, признаваться в любви. И наконец, ты нашла. У вас будет много детей. Он – любящий муж, ты заботливая жена. – говорила сама себе я.
– Но постой, ты забегаешь слишком далеко вперед! – укоряла я себя. – Не надо так быстро гнать коней.
– Ах, он такой замечательный! Такой невинный милый парень. От которого идет какая-то положительная, солнечная энергия.
Твое сердце бьется часто-часто, его переполняет самое прекрасное из всех чувств. И в нем находишь утешение. Оно придает тебе сил, бодрости, уверенности в себе.
Я вновь открыла глаза. Торшер мягким светом освещал половину комнаты, в которой мы находились. На прикроватном столике лежали несколько книг. Решила почитать. Взяв одну из книг, я листала ее, затем другую. Что-то про освоение Америки, дела давно минувших дней. Совсем не интересно. Вскоре я почувствовала, как веки тяжелеют. Положив книгу обратно, сомкнула глаза и опять погрузилась в размышления и грезы.
– У нас будет самая лучшая свадьба. И чувства любви не угаснут, а будут нарастать с каждым днем. Он самый нежный, ласковый, заботливый. Безоблачное счастье.
– Девочка, но это только мечты. – Возражала я сама себе. – В настоящей жизни никогда не бывает полной идиллии. Разногласия и раздоры случаются во всех семьях!
– Но он такой особенный! Мы будем с ним жить душа в душу, без единой ссоры, без размолвок и обид. Может, нам судьба преподнесет такой подарок?
Так размышляла я, пока сознание не растворилось в приятной расслабленности сна.
* * *
Я шла по тихой улице, перешагивая через узоры мостового покрытия, в тени старинных стен, украшенных лепными карнизами балконов и затейливыми арочными окнами. Ничто не предвещало беду.
Но странно! Вокруг – ни души. Осознав это, я ощутила, как становится гнетуще-тревожной тишина.
Предчувствия не обманули. Порывами ветра, с гвалтом, неизвестно откуда, со всех сторон меня окружили вороны, не похожие на тех, что я видела когда-либо прежде. Чернее и больше размером, щелкая огромными клювами, они зловеще смотрели на меня, выжидая.
Я поняла: ничего хорошего ждать от них не придется, и попятилась к закоулку, в надежде скрыться. Но было поздно.
Одна из ворон сделала стремительный выпад. Она летела, как снаряд, ее клюв метил в мою голову. Я успела уклониться, но не смогла полностью избежать атаки: птица запуталась в моих волосах.
