Текст книги "ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета"
Автор книги: Кристофер Райт
Жанры:
Религиоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)
Во–вторых, опыт ветхозаветного Израиля подготавливает нас принять тот факт, что общество испорчено. Даже Бог принимает этот факт! Такова суть высказывания Иисуса о браке. Хотя в начале Бог предусмотрел брак на всю жизнь, тем не менее, он «позволил» развод «по жестокосердию вашему» (Мф. 19, 8). Если к разводу относились терпимо в Израиле, хоть и не без критики и не без обучения высшему образцу, мне кажется, что нам необходимо согласиться с терпимым отношением к нему в светском обществе. Это не означает, что его не следует критиковать, более того, нужно стремиться придерживаться высших, абсолютных стандартов и помочь людям приблизиться к ним. Однако закон должен быть терпимым и регулировать ситуации, которые не соответствуют нравственному идеалу.
Как мы видели в предыдущей главе, Гордон Уэнхем (Gordon Wenham) предлагает обсуждение отличий того, что закон предписывает или запрещает и того, что общество считает нравственно желательным или нежелательным:
Во многих странах разница между тем, что требует закон, и тем, чего желает большая часть населения, – огромна. Между нравственными идеалами и законом существует некая связь, однако закон имеет тенденцию представлять собой компромисс между идеалами законодателей и тем, что может быть реально осуществлено на практике. Закон проводит в жизнь минимальные стандарты поведения… этика – больше, чем простое соблюдение закона. Если сформулировать это библейским языком – праведность больше, чем просто жизнь согласно Декалогу и другим законам в Пятикнижии… Как правило, законы только «настилают пол» для поведения в обществе, они не предписывают «нравственный потолок». Следовательно, изучение сводов законов в Библии скорее раскроет не идеалы законодателей, а только пределы их толерантности… множество неправовых наставлений в ветхозаветном законе указывают, что нравственные идеалы законодателей выше, чем буква закона [292]292
Wenham, Story as Tora,p. 80, из пятой главы «Нравственные идеалы и требования закона» ('Ethical Ideals and Legal Requirements').
[Закрыть] .
Этот принцип должен применяться к широким сферам социальной и политической жизни. Христиане обычно находятся в таком положении, когда им приходится жить, работать и справляться с ситуациями и структурами, о которых известно, что они не соответствуют Божьим стандартам. К некоторым вещам следует относиться терпимо, пока мы пытаемся, подобно соли или закваске, произвести перемены.
Например, полигамия уже может не являться актуальной нравственной проблемой на Западе, но в других частях мира христиане все еще сталкиваются с ней, и она требует этического и пасторского отклика. С точки зрения библейской этики нам, конечно же, следует настаивать, что полигамия нравственно ущербна по сравнению с Божьим намерением моногамного брака. Слова Иисуса о том, что тот, кто разводится и женится на другой, прелюбодействует, по сути, не дают христианам обоснованного права брать других жен. Вне всякого сомнения, христианин не может статьмногоженцем. Но как быть с ситуацией, когда мужчина в полигамной культуре уже имеет несколько жен, и затем становится христианином? Следует ли нам говорить, что его единственный выбор – развестись со всеми женами, кроме одной? Можно быть уверенным, что Ветхий Завет рассматривал бы такой выбор, как замену меньшего зла большим, с точки зрения жен. Ветхозаветное учение, как мы видели, посчитает большим злом развод, а не полигамию. Израильтянин мог предоставить некоторое прагматическое оправдание терпимого отношения к полигамии. В том обществе, где женщины были лишены независимого доходного занятия, где не было системы социальной защиты для одиноких, разведенных или овдовевших женщин, где бездетность была глубочайшим позором, можно утверждать, что всякая женщина выбрала бы стать женой почти на любых условиях, даже в полигамном браке, чтобы избежать альтернативы – обычно проституции или тяжелой судьбы вдовы. Судя по всему, Ветхий Завет предлагает некоторую терпимость, сопряженную с радикальной и богословской критикой, а также провозглашением более высокого идеала. [293]293
Следует отметить, что в африканских церквях, в которых полигамия остается актуальной проблемой, на протяжении многих десятилетий подчеркивался аккуратный и зрелый библейско–богословский подход. Если при обращении мужчина имеет несколько жен, от него не требуется разводиться со своими женами. В этом смысле полигамия частично допустима. Однако если верующий вступает в полигамные отношения после обращения, это наказывается в соответствии с церковной дисциплиной (например, недопущением к причастию). Для христиан полигамия считается грехом. Также, согласно учению Нового Завета, мужчина, у которого несколько жен, не может быть руководителем церкви.
[Закрыть]
Можно также обратить внимание на то, как Павел решает подобную нравственную проблему, обращаясь к вопросу брака и развода. Павел повелевает верующему не вступать в брак с неверующим. Однако если один из супругов в нехристианском браке сталхристианином, он – или она – не должен разводиться с неверующим, разве что сам неверующий пожелает развода, в случае чего Павел дает верующему супругу свободу.
Похоже, его принцип состоит в том, что обязательства, взятые дообращения, должны почитаться новообращенной христианской стороной. Остаться в браке с неверующим предпочтительнее развода, инициированного христианской стороной. Можно утверждать, что Павел мог предложить подобный подход и терпимость в отношении обращенного многоженца (ср. 1 Кор. 7, 12–24).
Точно так же, хотя мы официально и упразднили рабство (сомнительное утверждение, если вспомнить о том, что торговля рабами процветает во многих уголках мира), все еще остаются структуры экономической и индустриальной жизни, которые далеки от Божьих стандартов человеческого достоинства. Христиане должны терпеть их в той степени, в которой они способны трудиться в них и реагировать на них. Тем не менее, в то же самое время они должны стремиться бросать им вызов и изменять их в свете ясных ветхозаветных принципов справедливости, честной торговли и сострадания к слабейшим.
Мы даже можем рассмотреть факт израильской терпимости к рабству в том аспекте, было ли оно предпочтительней других альтернатив. Тут же следует сказать, что это вовсе не является попыткой оправдать порабощение человека в обычном значении этого слова. Никто из людей не имеет права владетьдругим человеком как собственностью или относиться к нему подобным образом. Но если мы смотрим на проблему израильского общества, в котором рабский труд принимал такие формы, как долговое рабство, возникает вопрос, а нет ли в этом хоть каких–нибудь оправдательных аспектов? Должник брал на себя долговое обязательство. Он был связан с кредитором и отрабатывал свой долг физическим трудом. Если сравнить ситуацию с альтернативами в современном обществе, то можно, по крайней мере, посочувствовать. Современная реакция на неоплаченный долг варьируется от банкротства, где кредитор ничего не получает (что представляется несправедливым), до заключения в тюрьму за долги, от которого никто не выигрывает и которое дорого обходится обществу. Действительно, как мы видели в предыдущей главе, если рассматривать его просто как законное наказание, можно доказать, что ограниченное по времени долговое рабство на израильских условиях было более гуманным, чем заключение на наших условиях. Раб оставался жить дома. Он трудился в окружении людей, в нормальном обществе. Он ходил по Божьей земле и под Божьим небом. Заключение лишает всего этого, и интересно, что заключение никогда и нигде в Торе не предписывалось, хотя и практиковалось в поздней монархии. Конечно же, задачей этого сравнения не является отстоять повторное введение рабства, или же показать, что существуют простые альтернативы заключению в современном обществе. Скорее это предположение, учитывая наше инстинктивное отстранение от рабства и спокойное отношение к заключению, что Ветхий Завет стимулирует нас внимательней продумать нравственные (и не только нравственные) аспекты того и другого. Мы можем обнаружить, что научимся у ветхозаветной модели большему, чем предполагали.
В–третьих, Ветхий Завет показывает, что существуют такие аспекты человеческой культурной и социальной жизни, которые можно утверждать позитивно, хотя и с некоторыми оговорками. На протяжении веков церковь делала это многообразно. Например, она использовала искусство, музыку, живопись и театр для собственных целей. Она взяла языческие праздники и наполнила их благотворным христианским содержанием. С того времени, как первые христиане в Новом Завете столкнулись с задачей помочь евангелию укорениться в греческой почве, необходимостью четко сформулировать евангелие на греческом языке и нуждой соотнести его с греческой философией, важнейшей сущностью христианской миссии стало конструктивное и творческое взаимодействие с разнообразными культурами человечества. Поскольку все люди созданы по образу Божьему, в любойкультуре будут измерения, отражающие характер Бога, утверждающие благость творения, воплощающие что–то из нравственных стандартов Бога и как–то способствующие процветанию человека. В то же самое время в этих же культурах могут быть измерения, попирающие истину Божью, разрушающие творение, искажающие Божьи стандарты и вступающие в сговор ради обнищания человека. Однако это не должно уменьшать наше восприятие благости культур там, где ее можно найти и одобрить.
Христиане и семья
Вернемся еще раз к ветхозаветному установлению семьи,находящемуся в самом сердце социальной структуры Израиля. Вот уж действительно установление, которое христиане могут одобрить в любой культуре, какие бы ни были их отличительные черты, правда? Ведь мы знаем, что семья дана Богом, и поэтому обязаны прилагать все усилия для ее поддержания. Все это так, но нам следует быть осторожными в том, как и где мы применяем свои библейские прозрения, а также, действительно ли наше понимание учитывает всюбиблейскую модель.
Как мы только что видели, библейские данные о семье представляют ряд парадоксов и двусмысленностей. Это неизбежно, потому что семья отображает двусмысленность самой человеческой жизни. Это означает, что человеческой семье присуща противоречивость, как и каждому человеку – он сотворен по образу Божьему и в то же время испорчен и грешен.
С одной стороны, семья, состоящая из отдельных личностей, сотворенных по образу Божьему, отражает некоторые аспекты личности Бога, а также является приемлемым контекстом и инструментом поклонения Богу. Масса библейских текстов утверждает высокое представление о семье в таком виде, в каком ее задумал Бог. В ней начинается жизнь человека, его первое познание мира. В семье проходит его воспитание согласно стандартам, угодным Богу. В семье человек учится жизненно важным навыкам общения, которые в будущем будут ему опорой, где бы он ни находился и какое бы он ни занимал социальное положение.
С другой стороны, семья состоит из личностей падших и грешных. Она иногда учит и другим «навыкам»: искусству унижения и угнетения своих собратьев. Если семье отдать высшее положение в обществе, в ней же тогда могут преподаваться и первые уроки идолопоклонства. Как мы уже видели, в Библии есть немало примеров неблагополучных, разбитых или сокрушенных семей, а также семей, совместно восстающих против Бога. Семья как установление открыто признается потенциальным источником идолопоклонства и, конечно, потенциальным «соперником Бога в борьбе за высшую верность», которая принадлежит одному Господу через Христа.
Поэтому нам следует избегать наивного или упрощенного представления о семье и предполагать, что Библия повсеместно и радостно утверждает, что это просто хорошо. Конечно, как и на всем в Божьем творении, на ней стоит знак Божьего одобрения – «весьма хорошо». Но она имеет силу, подобно всему человеческому, искажаться и превращаться в нечто очень плохое. Иногда христиане употребляют слово «семья» с теплотой, похожей по своей эмоциональной привлекательности на слово «сообщество». Мы говорим о семейных ценностях и ценностях сообщества, и думаем, что знаем, что это такое. Но это, вне всякого сомнения, может быть – и на это ясно указывает Библия – сообщество воров и преступников. А также в семейные модели могут проникнуть ужасное угнетение и несправедливость. Нам следует быть проницательными. Нам необходима критическаяоценка.
Я полагаю, что ветхозаветное учение о семье может применяться этически в двух направлениях: с одной стороны, с учетом семьи в обычном светском обществе, и с другой стороны, с учетом церкви, особенно поместной церкви, как семьи или семейства Божьего. Если вновь воспользоваться нашими различными уровнями толкования, в первом случае наше толкование должно быть прагматическим,во втором – типологическим.
Увидев центральное место семьи в Израиле, проще всего было бы встать на защиту идеи о первостепенной важности семейного института для общего здоровья и блага современного общества. А затем, ожидая от нее слишком многого, взвалить на семью такую ответственность, что она (и в особенности родители) уже будет виновата за все социальные проблемы и болезни. Здесь существует опасность увидеть не всю ветхозаветную модель, действующей частью которой была семья. Нам следует помнить о всей модели,то есть о социальной, экономической и богословской системе Израиля. Ведь мы видели, что в Ветхом Завете семья находилась в центре концептуальной схемы, отводившей ей важнейшее место в социальной и экономической поддержке этой системы. И только как часть большей структуры, семья могла осуществлять свою важную роль в нравственной и религиозной жизни народа. Поэтому, если мы хотим провозглашать важность семьи в обществе согласно подлинно библейским направлениям, нам также следует ставить серьезные критические вопросы о характере самого общества.
Сегодня многие традиционные общества все еще имеют модель родства, напоминающую библейский Израиль. Определенные африканские и азиатские культуры говорят, что у них вовсе не существует трудностей в позитивном отношении ко многим особенностям ветхозаветных семейных обычаев и законов. Этого, однако, нельзя сказать о современном западном обществе и западной культуре, сильно отличающихся от древнеизраильских. Израиль был сравнительно простым обществом, основанным на относительно стабильных родственных связях, в которых родственные узы – и горизонтальные в нынешнем живущем поколении, и вертикальные в генеалогическом потомстве, были чрезвычайно важны. Обычная семья была расширенным семейством. В эту группу, возглавляемую одним человеком, входило несколько семей, насчитывающих до четырех поколений, вместе со слугами и другими наемными работниками. Такая семья была в значительной степени экономически независимой, а с кланом и коленом связывалась соображениями коллективной безопасности. Подобные родственные связи удовлетворяли большую часть социальных и экономических потребностей большинства людей.
Современное западное общество, каким оно стало после индустриальной революции, породило огромное разнообразие прочих социальных связей, вовсе не родственных, связанных с профессией, родом занятий, спортом, региональными объединениями, этнической и религиозной идентичностью в пестром обществе. Размер семьи значительно уменьшился. К одному месту семья уже прикреплена не так прочно, что негативно сказалось на ее собственной крепости. Во многих семьях дети растут без одного родителя, а в некоторых – с двумя, но только одного пола. Разного рода общества, ассоциации, благотворительные общества, правительственные ведомства, школы и больницы, банки, страховые компании и так далее взяли на себя многие социальные функции, которые ранее выполняла расширенная семья.
Это еще одна сфера, в которой серьезное социологическое исследование должно быть сопряжено с библейскими правилами и принципами. Проделанные исследования, как христианские, так и светские, вовсе не свидетельствуют, что родство и семья неуместны и неважны в современном обществе, но, мне кажется, они указывают на неотложную необходимость переосмысления и укрепления роли семьи в обществе. [294]294
Хорошим примером подобной работы, пытающейся связать библейскую модель расширенной семьи с реальностями современного общества, является Michael Schluter and Roy Clements, Reactivating the Extended Family.
[Закрыть]
Предположим, что мы не можем возложить на маленькую семью такие же бремена, как на широкоплечую расширенную семью прошлого. Тем не менее, семья по–прежнему остается таким же фундаментальным фактором в обществе, как и в прошлом, а также основной ячейкой расширенного семейства. Расширенное семейство в Израиле было подобно молекуле, составленной присоединением нескольких родовых ядер. Оно не являлось открытой для всех коммуной. Расширенная семья в Израиле не была, как пишет один автор, общежитием, заполненным двуспальными кроватями. Наоборот, внутренние границы законных и незаконных сексуальных связей в близком родственном окружении определялись очень тщательно, чтобы защитить цельность составляющих семей (см. Лев. 18; 20).
Учитывая также, что ни одно современное общество не является искупленным народом завета, находящимся в таких же троичных отношениях, в каких находился Израиль, мы, тем не менее, можем позволить этой модели функционировать как образец в этом вопросе так же, как и в вопросах, рассмотренных ранее. Применяя его шире, ко всему человеческому обществу, мы все–таки можем устремляться к модели «семьи–в–обществе», которая в некотором смысле отражает ветхозаветный идеал. Это означало бы, что мы трудимся для достижения благих целей в обществе. Мы думаем, что в таком случае
• семьи могли бы знать, что они имеют важное значение и ценность в обществе, вместо того чтобы просто быть статистической пешкой государственной машины (социальный ракурс);
• семьи могли бы пользоваться определенной степенью экономической независимой жизнеспособности, основанной на справедливом распределении национального богатства (экономический ракурс);
• каждая семья могла бы иметь возможность услышать весть о божественном искуплении во всей ее полноте, свободу откликаться на нее и жить в соответствии с ней на протяжении сменяющихся поколений (богословский ракурс).
Идеалистично? Возможно. Но это, по крайней мере, идеализм, основанный на всеобъемлющей библейской модели. Это, может быть, более реалистично, чем стремиться к нравственному оздоровлению общества, призывая к большему семейному единству, в то же самое время не касаясь экономического давления и зла, подрывающего то, к чему призываем. Другими словами, хотя направление «поддержим семью» достойно в определенной мере уважения, оно не отдает должное всей библейской модели, разве что мы стремимся одновременно создать социальные условия, в которых сплоченность семьи становится экономически возможной, социально стоящей и духовно привлекательной.
Еще более бесполезным представляется повторение лозунгов вроде «во всем виноваты родители». Конечно, в целом Библия возлагает большую ответственность на плечи родителей. Это не вызывает сомнений и должно по–новому утверждаться в каждом поколении. Наряду с примерами сыновей Илия (1 Цар. 2, 12 – 3, 18) и Самуила (1 Цар. 8, 1–3), были также законы и наставления мудрости. И закон признает проблему упрямства и неисправимости среди молодежи, ведущей себя антисоциально (Втор. 21, 18–21). Но когда Израиль начал разваливаться нравственно, духовно, экономически и политически в последние столетия монархии, за социальное зло в обществе пророки обличали не семьи. Скорее наоборот, во всех грехах они обвиняли тех, чья жадность, угнетение и несправедливость эти семьи разрушали.Губительное, расщепляющее влияние нищеты, долга и абсолютной бесправности обычных семей перед лицом беспощадной экономической жадности позже нашло острое выражение в обращении отчаявшихся родителей к Неемии: «Мы занимаем серебро на подать царю под залог полей наших и виноградников наших… мы должны отдавать сыновей наших и дочерей наших в рабы, и некоторые из дочерей наших уже находятся в порабощении. Нет никаких средств для выкупа в руках наших;и поля наши и виноградники наши у других» (Неем. 5, 4–5; курсив автора). Подобный вопль можно услышать и в наши дни.
Переходя, наконец, к Новому Завету, мы встречаем подобную же неоднозначность семьи, которая еще острее определена в утверждениях Христа, требованиях царства Божьего и эсхатологической эпохи, в которой мы живем.
Из Евангелий ясно, что у Иисуса было положительное восприятие семьи, брака, детей и ответственности родителей. [295]295
Очень полезный обзор различных взглядов о семье в каждом Евангелии предлагает S. С. Barton, 'Family'.
[Закрыть]Например, существуют некоторые повествования о рождении и детстве Иисуса в Евангелиях Матфея и Луки. Лука особенно подчеркивает роль Марии, матери Иисуса, как в евангельском повествовании, так и в начале Книги Деяний (1, 14). Лука пишет неоднозначное повествование о маленьком Иисусе в храме, который, судя по всему, поставил дом или дело своего Небесного Отца выше обеспокоенности родителей, но после этого следует наблюдение, что во время взросления в Назарете Иисус был послушен своим земным родителям (Лк. 2, 49–51). Также упоминается о присутствии Иисуса на бракосочетании в Канне, и о его выдающемся подарке смущенной паре (Ин. 2).
Что касается учения Иисуса, то мы не можем не вспомнить его убеждений о благости брака, когда он выступал против развода (Мк. 10, 2–12; Мф. 5, 31–32; 19, 1–9), а также его убеждений об обязанностях перед родителями, о которой говорит пятая заповедь, обличая желающих избежать ее, прикрываясь благочестием (ситуация с корваном, Мк.7,9–13;Мф. 15,3–6).
Более того, Иисус чудесным образом исцелил множество людей в ответ на мольбы об этом их членов семей: детей по просьбе их родителей, или тещу Симона по его просьба. И даже на кресте его сострадание к матери на какой–то момент перевесило собственную агонию (Ин. 19, 26–27).
С другой стороны, Евангелия ясно показывают, что следование за Иисусом означало радикальную переоценку семейных уз. Ученичество могло серьезно подорвать всю социальную и экономическую сферу семьи и семейства. Марк, едва только начиная говорить о служении Иисуса на земле, тут же описывает призвание им первых учеников. Эти мужи сразу оставляют свое семейное дело и следуют за Иисусом. Это отображается во многочисленных христианских проповедях как акт восхитительного, полного посвящения, которому нам следует подражать. Но их поступок также был скандальным в социальном смысле и нравственно безответственным в культуре того времени. Даже Иисусу, в лице которого пришло на землю Божье царство, пришлось пересмотреть устрой собственной семьи и подчинить ее задаче провозглашения царства. Поэтому все, посмевшие последовать за ним и поверить его вести, обязаны ставить царство Божье превыше всего, включая, при необходимости, даже семейные обязанности. Признаки приоритета царства над семьей таковы:
• Слова Иисуса, обращенные к матери и братьям, намеренно удаляют его от их требований и называют подлинной семьей общность людей, исполняющих волю Божью (Мк. 3,31–35). Вопрос «Кто матерь Моя и братья Мои?» был крайне шокирующим ответом на их требования. Они должны были звучать как фактический отказ от своего родства. Мы знаем, что Иисус, конечно же, неделал этого, но довольно резко представил реальность родства с собой в царстве Божьем выше человеческих родственных обязательств.
• Таким же шокирующим был его ответ человеку, который хотел стать учеником, но попросил сначала разрешить пойти и похоронить своего отца. Подобное сыновнее почитание было, и во многих культурах по сей день остается, высочайшим социальным и религиозным приоритетом, ожидаемым от любого сына. Знаменитый ответ Иисуса «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» подразумевает не только то, что требования ученичества и неотложность царства должны предшествовать высочайшим человеческим обязанностям, но также то, что отказывающиеся поступать в согласии с этим приоритетом сами исключили себя из жизни царства и, по сути, мертвы (Лк. 9, 59–60).
• Подобное же резкое столкновение приоритетов выражено в требовании, что в сравнении с любовью к Иисусу любовь ученика к своим родителям и семье должна считаться ненавистью – характерная форма еврейской гиперболы, или сравнительного отрицания (Мф. 10, 37; Лк. 14, 25–26). Оно относится к той же категории, что и требование взять крест и не возлюбить души своей. На фоне подобных радикальных и бескомпромиссных требований вовсе не удивительно мнение Иисуса о том, что его приход принесет на землю вовсе не мир, но прежде всего меч – разделение между его последователями и врагами, которое пройдет через семьи и семейства, а также через остальное общество (Мф. 10, 34–36; Лк. 12, 49–53). Ненависть и преследования ради имени Христова не будут подчиняться правилам семейных связей (Мк. 13, 12–13). История христианских миссий и мученичества на протяжении веков показала, что он прав.
• Столь радикальное обособление от семейной преданности и безопасности ради Христа и царства Божьего, тем не менее, будет компенсировано абсолютно новым опытом семьи, семьи Божьей во Христе. Обещание Иисуса о том, что оставившие дома, или семью, или имущество ради царства получат во сто крат больше благословений, дано в контексте его требования молодому человеку раздать свое имущество и последовать за Иисусом. При этом Петр несколько неуверенно заявил, что он и его собратья–ученики уже сделали это (Мф. 19, 16–30; Мк. 10, 17–31; Лк. 18, 18–31). Так мы естественно подходим в наших рассуждениях к заключительному пункту.