Текст книги "ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета"

Автор книги: Кристофер Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 46 страниц)

Подход Мэри Миллз к ветхозаветной этике основан на ее, прежде всего, литературном отношении к Ветхому Завету. Не осталась без ее внимания и область новой литературной критики. В книге «Библейская нравственность» (Biblical Morality,2001) она анализирует девять частей ветхозаветного повествования, три из которых отводятся каждому из главных факторов повествовательного искусства соответственно – персонажу, сюжету и окружению. В каждой части она отмечает нравственные сложности, вплетенные в повествования, и терпимость в их весьма разнообразной этической оценке. Ее книга предлагает множество полезных обобщений взглядов широкого спектра ученых по всем аспектам критического изучения ветхозаветных повествований, но мне хотелось, чтобы она больше поработала с этической глубиной самих текстов.

Дэвид Пенчански (David Penchansky).Возвращаясь к проблеме подражания Богу, мы вновь сталкиваемся с вопросом – какого Бога мы призваны отображать. Дэвид Пенчански весьма провокационен в этом вопросе. В своей книге «Грубый зверь» (What Rough Beast?,1999) он рассматривает шесть повествований, в которых характер Яхве представляется в лучшем случае загадочным, в худшем – дурным: грехопадение Адама и Евы (Быт. 3); смерть Озы (2 Цар. 6); перепись Давида (2 Цар. 24); наказание сыновей Аарона (Лев. 10); нападение на Моисея (Исх. 4); и проклятие Елисеем дразнивших его детей (4 Цар. 2, 23–25). Что нам делать с подобными повествованиями, и что мы можем сказать о богословии и этике людей, которые рассказали и включили их в Писания? В руках Пенчански рассказы представляют Яхве (по собственным словам Пенчански) как ненадежного, иррационального, мстительного, опасного, недоброжелательного и жестокого. Размышления Пенчански иногда глубоки, но также (на мой взгляд) тенденциозны и спекулятивны. Несомненно, эти истории чрезвычайно важны (и прочие, подобные им), но часть проблемы кроется в выбранном Пенчански методе, состоящем в том, чтобы задавать вопросы своим читателям (говорят, он спрашивал своих студентов: «Если бы вы имели о Боге только информацию из этих отрывков, как бы вы описали это божество?»). Но, несомненно, это невсе, что мы знаем о Боге. В библейском каноне присутствует более сложное полотно, в котором эти необычные истории нашли свое место, чтобы рассматривать и объяснять их в свете всего остального, что мы знаем. С каждой из них не просто работать. Но изолировать их и затем пытаться описать характер Бога исключительно на основании этих повествований кажется очень странным подходом к Писаниям.

Уолтер Брюггеман (Walter Brueggemann).Итак, неужели Яхве слишком неоднозначный Бог, чтобы его характер можно было обобщить и тем более подражать ему? Вовсе нет, считает Брюггеман. В 1999году, в том же сборнике, где находится и реанимация концепции подражания Богу Эрила Дейвиса, Брюггеман утверждает, что, несмотря на многообразие свидетельств Ветхого Завета, Бог Израиля, о котором мы узнаем из «уст Израиля» – последовательная личность с последовательным характером. Брюггеман настаивает на том, что существует

тесное родство всех этих высказываний, когда они сравниваются с альтернативными описаниями реальности, древними или современными… Бог в Ветхом Завете опознаваем, известен по характерным действиям, узнаваемым в том или ином контексте, по прямым высказываниям, что сохранялись и передавались дальше, и проявлениям, которые можно разместить в тексте и устах свидетелей. [375]375
  Brueggemann, 'Role of the Old Testament Theology', pp. 78–79.


[Закрыть]

Р. Е. Клементе (R. Е. Clements).Фраза Брюггемана об «устах Израиля» привлекает наше внимание к традициям поклонения в Ветхом Завете, ранее упущенному свидетельству о нравственном понимании и ожиданиях Израиля. Поскольку поклонение является откликом на присутствие, характер и действие Бога, уместно здесь связать его с вопросом подражания Богу в библейской этике. В том же году (1999)появились две статьи, сосредоточенные на поклонении Израиля и некоторых интересных этических следствиях этого поклонения. Во–первых, статья Рональда Клементса «Поклонение и этика» ('Worship and Ethics') утверждает строго дидактический характер того псалма, в котором «народ отождествляет себя как группу верных поклонников Господа Бога и провозглашает свою солидарность в принятии осознанного и социально ответственного стандарта поведения» (с. 85). Ценности, которые имеют выражение в поклонении, обращены как на Яхве, так и на них самих. Поклонение и этика неразрывны.

Тимоти М. Уиллис (Timothy М. Willis).Тимоти Уиллис в статье «Насыщайся и радуйся пред Господом» (`Eat and Rejoice before the Lord') отмечает, что отрывки, описывающие круг израильского поклонения и праздников, предполагаютпереживание благословений Яхве и не являются средствами, благодаря которым благословения могут быть вырваны у сопротивляющегося божества. То есть в Израиле следовало поклоняться Яхве потому,что он благословил вас, а не для того,чтобы заставить его благословить вас. Тем не менее, после получения этих благословений и благодарения за них, должным ответом было не просто прославление, но этическоепослушание в горизонтальном векторе отношений. Ответ на Божьи благословения «перетекает в повседневную жизнь поклоняющихся Богу… В частности, они должны «совершать свое благословение и, подражая Яхве, заботиться о тех, кто зависит от них» (с. 292).

Кэрол Дж. Демпси (Carol J. Dempsey).Первое десятилетие двадцать первого столетия началось столь же многообещающе, как и последнее десятилетие двадцатого. В 2000году Кэрол Демпси опубликовала обзор этических тем у пророков, в книге «Надежда среди руин» (Hope Amid the Ruins).Она исследует сферы творения и завета, Торы и отношений, поклонения и надежды. Демпси утверждает, что не только представит этические взгляды самих пророческих текстов, но также оценит их с точки зрения современной мысли. Таким образом, она находит в пророческих книгах много того, что, по ее мнению, открыто к этическому обсуждению. Это включает, например, пророческую мысль о карающем наказании или использовании насилия (особенно в метафоре сексуального насилия) как божественного ответа на неверность Израиля. К сожалению, большая часть размышлений Демпси просто поднимает подобные вопросы, вместо того чтобы решать их. В своей последней главе она расширяет обзор, чтобы исследовать то, что этика пророков может сказать в отношении экологических и мировых вопросов, будоражащих христианскую и светскую мысль.

Гордон Дж. Уэнхем (Gordon J. Wenham).В 2000году Гордон Уэнхем присоединил к своим прекрасным комментариям работу об этической силе ветхозаветного повествования. В книге «Рассказ как Тора» (Story as Torah)он использует инструментарий риторического анализа для исследования этических ценностей книг Бытия и Судей и делает далеко идущие выводы об отношениях между законом, повествованиями и этикой.

Дж. Дэвид Плайнс (J. David Pleins).Два тома, вышедшие в 2001году, подводят этот обзор к завершению, показывая, что область ветхозаветной этики будет продолжать развиваться в дальнейшем будущем. Объемная книга Дэвида Плайнса «Социальные представления еврейской Библии» (Social Visions of the Hebrew Bible)основательно использует социологический подход к Ветхому Завету, история которого насчитывает практически сто лет и сейчас называется «общественно–научным» подходом. Он осознает, что тексты одновременно отображают и скрывают сложную историю социальной борьбы, интересов и публичной защиты, конкурирующих идеологий и альтернативных представлений. Сознавая это, он тем не менее прорабатывает каждую из основных частей еврейского канона – закон, повествование, пророков, поэзию и мудрость – и анализирует социальные и этические представления, которые обнаруживаются в них. Работа амбициозна по своему масштабу и достижениям. Плайнс не умаляет сложности и разнообразия, но заключает, что эта поливалентная природа предлагает «контроль и баланс в библейской этике». Таким образом,

материал законов указывает путь этике долга… пророческие голоса взращивают этику совести и публичной защиты общества в его состоянии разрушения… голос повествования, в свою очередь, производит этику наблюдения… голос мудрости предлагает этику последствия… голос поклонения дает нам этику расположенности. [376]376
  Pleins, Social Visions,pp. 530–531.


[Закрыть]

Это приводит Плайнса к вполне позитивной и оптимистической оценке того вклада, который Ветхий Завет может внести в наши современные этические интересы, несмотря на то, что он, как кажется мне, чаще, чем это желательно или необходимо, приспосабливает разнообразные прихоти ученых по всему спектру методов ветхозаветной критики. Подобно Хабелю (Habel) и прочим, он склонен видеть идеологический конфликт и текстуальные противоречия (название «Социальные представления» преднамеренно и осознанно содержит множественное число) там, где другой более осторожно постулирует дополняющие взгляды. Но все же Плайнс считает, что Ветхому Завету есть что предложить современным христианским этическим размышлениям о социальной этике.

Сирил Родд (Cyril Rodd).Напротив, важная работа Сирила Родда, после длительного интереса и исследований в области ветхозаветной этики, характеризуется подавляюще негативным настроением. Его книга «Знакомство с неизвестной страной» (Glimpses of a Strange Land,2001) просто грандиозна по своему охвату. Каждая глава содержит исторический обзор исследований ряда вопросов, от подражания Богу до заботы о природе. Они чрезвычайно полезны и информативны для любого исследователя, желающего знать, что многие ученые сказали о ветхозаветных взглядах в отношении прелюбодеяния, убийства, экономики, нищих, войны, животных, природы, женщин и прочего. Представленный Роддом охват тем и соответствующей литературы является исчерпывающим. С другой стороны, книга характеризуется необычайно подрывным и разрушительным настроением в отношении ее главной темы.

Проблема в том, как полагает Родд, что большинство ученых привнесли в Ветхий Завет современные этические интересы, которых на самом деле не было в древнем Израиле; что они были тенденциозны в отношении материала, который извлекали из Ветхого Завета для современной публичной этической защиты; и что они игнорировали некоторые интересы, имевшие первостепенную важность для самого Израиля, таких как честь и ритуальная чистота. Другими словами, мы, считает Родд, недостаточно уделяли внимания тому, что мир ветхозаветного Израиля культурно чужд современному миру (отсюда название книги). Зачастую мы просто недостаточно знаем о культурном мировоззрении Израиля, чтобы делать уверенные заявления об этике, внутренне присущей данному повествованию, закону или пророчеству. Большая часть того, что происходило в Ветхом Завете по повелению или с одобрения изображенного в нем Бога поражает нас, в лучшем случае как странное, а в худшем – как нравственно неоправданное. Те современные этические проблемы, что заботят нас– войны, судьбы нищих, экологический вред и угнетение женщин, утверждает Родд, для древнего Израиля вовсе не были этическими проблемами. Подобные вещи, хоть они сильно беспокоят нас, для них были всего лишь печальными, но приемлемыми проявлениями устройства их мира. Родд считает, что большая часть того, что мысчитаем этическими проблемами, не были таковыми в Израиле, а большая часть того, чем страстно интересовались они,будет для нас либо нравственно нейтральным, либо сомнительным. Не вызывает сомнения, что большая часть аргументации Родда действительно эффективно и оправданно обличает ошибки, допущенные некоторыми людьми при использовании Ветхого Завета в христианской этике, и его предостережения следует принять к сведению (хотя я считаю, что Израиль не был столь равнодушен в отношении вопросов нищеты и войн, как полагает Родд).

Это приводит Родда к решению отвергнуть все попытки ученых, пытающихся построить своеобразный мост от Ветхого Завета к современному миру, считая, что Библия является нормативным, раскрытым авторитетом для этики. Род полагает, что эта предпосылка просто не выдерживает веса проблем, исключений и оговорок, которые порождает. Таким образом, хотя Родд подробно и честно обобщает мои труды, а также труды таких ученых, как Бирч, Янцен, Голдингей, Бокэм, которые пытались построить подобный мост, он считает, что наши усилия в конечном итоге обречены на провал. Напротив, в соответствии с Дейдуном (см. выше), которого Родд цитирует в поддержку своей позиции (к которой мы еще вернемся в следующей главе), которая состоит в том, что мы должны вовсе отвергнутьсвязанные концепции откровения и авторитета: «Первое требование – вовсе отказаться от пропозиционного представления об откровении, а вместе с ним и от веры в Библию как внешний авторитет. Нам следует оставить Ветхий Завет там, где он находится – в его собственном мире, точнее, – мирах, потому что он тянется через различные периоды истории и содержит этику многих разнообразных групп людей. Затем мы можем пойти и посетить его…». В своем беглом ознакомлении с неизвестной землей мы обнаружим, что Библия может «предложить помощь в нашей попытке решить множество сложных моральных вопросов, с которыми мы сталкиваемся сегодня», [377]377
  Rodd, Glimpses,pp. 327–329.


[Закрыть]хотя как это теперь сделать, или какой ценностью будет обладать подобная помощь, остается тайной.

Подводя итог данной главы, мы вернулись к проблеме, с которой начиналась глава предыдущая. Похоже, что в начале третьего христианского тысячелетия вопрос авторитета Ветхого Завета для христиан остается столь же животрепещущим и спорным, каким он был в начале первого тысячелетия. Поэтому мы неизбежно должны снова обратиться к нему в следующей, заключительной главе. [378]378
  Поскольку данная глава представляет собой своего рода аннотированную библиографию, я не включил в нее раздел для дополнительного чтения. Все книги, которые упоминались в главе, можно найти в общей библиографии в конце книги.


[Закрыть]

14. Герменевтика и авторитет в ветхозаветной этике

Выполнима ли стоящая перед нами задача? Несмотря на многочисленные сомнения некоторых ученых, создается впечатление, что дисциплина ветхозаветной этики живет и процветает. Но широкое многообразие подходов, бегло просмотренных в двух последних главах, может заставить нас задаться вопросом о том, можно ли вообще представить некое целостное описание того, что мы подразумеваем под этими двумя словами – «ветхозаветная этика». Но если, даже оценив широкую палитру доступных сейчас исследований, мы рискнем безрассудно устремиться вперед в окружении такого великого облака свидетелей, с намерением внести свой скромный вклад в область ветхозаветной этики, нас ожидают, по крайней мере, три вызова.

Наша первая задача – «отсюда туда», то есть каким–то образом перенестись в мир ветхозаветного Израиля и затем поставить вопросы нравственности, актуальные для нашего контекста. Выполнение поставленной задачи ставит методологические вопросы. Во–вторых, нам необходимо «вернуться оттуда сюда», то есть понять, как мы в своем мире должны реагировать на то, с чем встретились при исследовании библейского мира. На данном этапе нам неизбежно придется столкнуться с некоторыми идеологическими предпосылками. То, что мы решим заимствовать, будет до некоторой степени зависеть от отношения, с которым мы исследовали библейский мир, кто выступал нашим проводником, что, по нашему мнению, мы увидели, что посчитали ценным и каковы наши контекстуальные ценности. Отправляясь в прошлое, мы не можем быть нейтральными наблюдателями и не должны вернуться таковыми. В–третьих, нам следует понять, действительно ли то, что мы выносим из мира ветхозаветного Израиля, имеет этический авторитет для нашего времени. Это неизбежно поднимает вопрос, что мы подразумеваем под авторитетом и как он функционирует в библейской этике.

Проблемы методологии

Намерение исследовать нравственный мир Ветхого Завета ставит перед нами несколько методологических проблем. К настоящему времени они уже достаточно известны, – похоже, что для того чтобы войти в «гильдию специалистов» по ветхозаветной этике, достаточно просто перечислить все присущие этой дисциплине проблемы. [379]379
  См. обзор исследований в тринадцатой главе.


[Закрыть]Некоторые ученые уже и не пытаются найти какое–либо конструктивное решение. Поэтому я постараюсь не тратить много времени на этот вопрос, но привести список проблем здесь все же надо.

Все сводится к тому, что мы подразумеваем под фразой «ветхозаветная этика». Здесь возможны три различных варианта. Во–первых, она может относиться к исторической задаче описания того, как израильтяне на самомделе жили в ветхозаветные времена. Во–вторых, она может касаться канонической задачи – определения некоего свода законов или правил поведения, содержащихся в ветхозаветных текстах и написанных для древних израильтян. Исполнялись эти законы или нет – вопрос для этой задачи второстепенный. И, в–третьих, фраза «ветхозаветная этика» может относиться к предписательной задаче – определению свода законов или правил поведения, содержащихся в ветхозаветных текстах и актуальных для нас сегодня.

Историческая задача

Это может показаться очень просто – читай Ветхий Завет и отмечай то, как поступали израильтяне. На самом деле все гораздо сложнее. Следует спросить: Какие израильтяне? Где? В какой исторический период? Согласно какому автору (относится как к библейским авторам, так и к современным ученым)? Это ставит перед нами задачу реконструировать историю Израиля в ветхозаветные времена. Как отмечалось в тринадцатой главе, в труде Дэвида Плайнса (David Pleins) упоминается, что в настоящее время пользуются большой популярностью социологические подходы. Поэтому задача извлечь прямую информацию о том, как поступали израильтяне в любое время их пестрой истории, в высшей степени противоречива. И критическая реконструкция рождает свои трудные вопросы. Ведь чем дальше подобная реконструкция уводит нас от повествования самого канонического текста, тем больше мы должны задаваться вопросом: наблюдаем мы реконструированную этику или этику тех, кто реконструировал, и действительно ли каждая из них подлинно отражает этику реальных древних израильтян.

Каноническая задача

И эта задача на первый взгляд может показаться несложной. У нас есть закон, прямо заявляющий, что израильтяне должны и что не должны делать. У нас есть повествования с их тонкими нравственными оценками, иногда непосредственными, но чаще сформированными при помощи разных литературных приемов и взаимодействия читателя со взглядами автора. У нас есть пророки, проливающие яркий свет на нравственные неудачи сменяющихся поколений израильтян, и в процессе этого показывающие альтернативное нравственное поведение на фоне обнажаемой ими отрицательной реальности. У нас есть культ Израиля, полный этических предпосылок и суждений. И также у нас есть мудрость Израиля, по дружески кладущая руку на плечо общества и дающая нравственные предостережения и советы по широкому спектру вопросов, решений и отношений.

Все эти текстуальные традиции следует анализировать в поисках нравственной оценки того общества, в котором они возникли. Но у текстов есть авторы, составители и покровители. И у этих действующих лиц есть контексты, программы действия и конфликты. Поэтому выплывает еще один уровень вопросов. Кто написал или покровительствовал этим конкретным текстам? В чьих интересах они делали это? Какова связь между нравственным увещеванием и социальной, политической или экономической властью? То есть в чьих интересах тексты учили израильтян тому или иному поведению? Какое представление (или представления) об обществе подпитывает каноническое выражение этических ценностей? И опять ученые отвечают на подобные вопросы с приводящим в замешательство разнообразием. Некоторые находят в писаниях Израиля целую политическую программу борьбы за равноправное общество, а также религиозные санкции в ее поддержку (например, Готвальд). Прочие, размышляя с позиции герменевтики подозрения, считают, что большая часть этической риторики Ветхого Завета нацелена на сохранение патриархального и иерархического status quo. Более того, как показывает Плайнс, в каноне существует такое разнообразие, что нам следует задаться вопросом – имеет ли смысл вообще говорить о какой–либо официальной или унитарной позиции, заслуживающей ярлыка «ветхозаветнаяэтика». Мы можем рассчитывать на последовательность канонической этики, но точно не на единообразие.

Предписательная задача

Здесь вопрос таков: когда мы, наконец, добрались «туда» и нашли какие–либо удовлетворительные ответы на первые два вопроса, как много мы захотим взять с собой, когда решим вернуться «сюда»? Какого этического учения Ветхого Завета должны придерживаться христиане? В каком смысле оно функционирует авторитетно для нас сегодня, да и функционирует ли вообще?

На самом деле, как мы видели в обзоре двух последних глав, этот вопрос настолько же стар, как и сам Новый Завет, и с того времени он является предметом серьезных богословских дискуссий. Некоторые из основных сложностей в использовании христианами Ветхого Завета для этики были хорошо обобщены Джоном Голдингеем, как отмечалось в тринадцатой главе. [380]380
  John Goldingay, Approaches.Также хороший обзор методологических и герменевтических проблем см. в Kaiser Jr, Toward Old Testament Ethics,chs. 3–4. Комментарии по поводу обоих ученых и их трудов см. в тринадцатой главе.


[Закрыть]Их можно просто перечислить здесь.

1. У Ветхого Завета и его учений уникальная природа.Они даны нам не в форме вневременных нравственных истин, а в рамках местных культурных контекстов или обращены к определенным людям или группам. Поэтому, если они вообще могут нам что–то сказать об этике, нам необходимо предпринять ряд герменевтических шагов, чтобы попасть оттуда сюда. И даже это предполагает, что подобные особенности были задуманы, чтобы говорить к последующим поколениям, включая наше, хотя это может и не быть верным во всех случаях или, по крайней мере, может быть верным косвенно только в некоторых случаях. [381]381
  Книга: John Barton, Ethics,содержит много ценного о конкретике этических материалов Ветхого Завета, особенно в первой главе.


[Закрыть]

2. Материал разнообразен —не только в смысле своего объема и многих литературных жанров, но также в том смысле, что даже в самом Ветхом Завете есть место различным этическим взглядам, расширенным или измененным законам, допущению, что новые ситуации формируют новые обязанности и так далее. Мы слышим не один голос, даже не один гармоничный хор, но несколько хоров, исполняющих различные песни, и несколько протестующих групп, создающих диссонанс.

3. Материал имеет этические ограничения.Во–первых, Ветхий Завет описывает множество событий, сомнительных с точки зрения этики, и это заставляет нас испытывать чувство нравственного превосходства по отношению к древним израильтянам. Во–вторых, ограниченность Ветхого Завета может быть чисто хронологической: ведь он предшествует более полному откровению Бога в личности Иисуса Христа.

Следовательно, нам необходим метод, который бы учитывал каждый из перечисленных выше вызовов. Во–первых,отвечая на описательный вопрос, следует сказать, что описание ветхозаветной этики должно серьезно учитывать исторические, культурные и социальные реалии миров древнего Израиля. Нам необходимо тем или иным образом быть там, одновременно признавая частичный и непостоянный характер всего исторического знания. В то же самое время, чтобы заняться ветхозаветнойэтикой, которая отличается от сугубо описательной антропологии или этнографии библейского Израиля, нам необходимо предоставить окончательное слово текстам Писания, выражающим изучаемые нами этические ценности, а не критически реконструированному миру затекстом. [382]382
  Вспомните критику Бреварда Чайлдса в тринадцатой главе касательно попытки выстроить библейскую этику исключительно на социологической реконструкции.


[Закрыть]Точно так же, например, хотя важно понимать социальный мир древнего Коринфа в среде греко–римской макрокультуры I века, мы заимствуем соответствующую часть нашей новозаветной этики из посланий Павла к церкви в Коринфе, а не из исторической реконструкции ее окружения, хотя последнее поможет нам лучше понять первое.

Во–вторых,в ответ на канонический вопрос мы должны быть чувствительны к чрезвычайному разнообразию текстов еврейских Писаний и множественным контекстам и программам, породившим их. Слушая любой из текстов, мы должны спрашивать: чей это голос? О чем он говорит? И все же, с другой стороны, мы должны уважать сильный этический феномен самого канона. Эти тексты – не разрозненные документы, ведь недаром на протяжении поколений они известны нам как Писание. Существует некое органическое единство, гармония, удержащие вместе всю эту огромную и разнообразную систему. Поэтому задача ветхозаветной этики имеет обоснованное синтетическое и синхронное измерение, а также необходимость осуществить свою аналитическую и диахроническую домашнюю работу.

В–третьих,в ответ на нормативный вопрос, говоря словами Кристофера Зайтца (Christopher Seitz), [383]383
  Christopher Seitz, Word without End.


[Закрыть]мы должны с уважением относиться к голосу Ветхого Завета, слышать в нем то, что он говорит, и ничего лишнего. Нам нельзя вносить в древний текст нравственные понятия современности и уж совершенно не стоит делать из ветхозаветных героев приятных глазу святош. Тогда, и только тогда, мы будем читать Ветхий Завет как Библию Иисуса Христа, как Библию его церкви. Поскольку ветхозаветные тексты повествуют о Боге, которого мы признаем и которому поклоняемся как Святому Израиля, Богу и Отцу нашего Господа Иисуса Христа, уже не мы выступаем их судьей, а Ветхий Завет Ветхий Завет судит и учит нас.

Так, во всяком случае, представляется мне. Без сомнения, методологические проблемы ветхозаветной этики обескураживают, но они не должны удерживать нас от поиска решений. За это стоит взяться (что я и делаю в этой книге), а уж право судить о результатах можно смело предоставить другим.