Текст книги "В погоне за убежищем (ЛП)"

Автор книги: Коулс Кэтрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

2

Кай

За эти годы я неплохо научился держать себя в руках, сдерживая вспышки ярости и справляясь с чудовищем, что жил внутри меня. Но были вещи, которые всегда срабатывали, как мина-ловушка: когда кто-то причинял боль тем, кто слабее, когда обижали животных… и Фэллон.

Ничто не могло вывести меня из себя быстрее, чем если кто-то пытался задеть Воробушка.

Я ведь не дурак. Я прекрасно видел, как этот ее так называемый коллега на нее смотрит. Всегда смотрел. Единственная, кто, казалось, этого не замечала, – сама Фэллон.

Но он становился все наглее. Как сегодня – навис над ней, будто она его личная игрушка, к которой нельзя подпускать других. Или когда его взгляд был направлен вовсе не на экран компьютера, а в ее вырез.

Пальцы сами сжались в кулаки, татуировка на коже дрогнула от напряжения. Мне стоило огромных усилий не дать злости захватить контроль. Я не мог позволить себе срывов. Не с моей-то историей.

Не важно, что все это было в юности – все равно могло аукнуться, если оступлюсь. Драка. Незаконные бои. Связи с тем, что суд называл организованной преступностью. И пусть тогда у меня были свои причины, для досье это все равно оставалось черными пятнами. И для моей души тоже.

Ноа резко выдохнул и обернулся:

– Я не смотрел на ее декольте.

Я просто уставился на него, не двигаясь.

Фэллон устало вздохнула – так, что было ясно: она не знает, что со мной делать.

– Не обращай внимания. Его чрезмерная опека не знает границ.

– Не уверен, что дело в опеке, – пробормотал Ноа, возвращаясь к своему столу.

Я чуть расслабился, когда он отодвинулся от Фэллон. Понимал, конечно, что рано или поздно она кого-то встретит. Влюбится. Пойдет дальше, по-настоящему, а не так, как сейчас – пара случайных свиданий и все. Это убьет меня, но я буду рад, если тот мужчина окажется достоин ее. Потому что она заслуживает все самое лучшее, что может дать этот мир.

– Кайлер, – произнесла Фэллон, выгнув бровь и разворачивая кресло ко мне. – Что ты здесь делаешь?

Блядь, у меня даже член отреагировал на то, как она произнесла мое полное имя. Я жил ради этих мгновений. Они напоминали о том, что у нас почти было. О тех нескольких секундах, когда она была моей. Даже если сейчас она использовала это имя только тогда, когда я нарывался. Иногда я сам себя ловил на мысли, что злю ее нарочно, лишь бы услышать это «Кайлер».

Я поднял пакет с бирюзовой надписью The Mix Up.

– Подумал, тебе нужно что-то посерьезнее сахара, чтобы дожить до вечера.

Ее лицо смягчилось. Она встала с кресла, и на губах появилась улыбка.

– Скажи, что это сэндвич с шпинатом и артишоками.

– Я ж не такой, чтобы, принеся тебе обед, еще и подставить.

Уголки ее губ дрогнули.

– На тебя всегда можно положиться.

Всегда. В любое время суток, на любом конце света, если она позовет, я приду.

– К столикам на улице? – уточнил я, зная, что это ее любимое место для обеда, даже в мороз.

– Ага, – она накинула куртку, высвобождая из-под воротника копну своих светлых волос.

Пальцы зачесались, так хотелось зарыться в эти пряди, намотать их на руку. Все во мне было настроено на Фэллон – красота, которая только расцветала, чем дольше на нее смотришь. Изгиб ее улыбки, который хотелось потянуть зубами. Синий цвет глаз, что темнел до грозовой синевы при любом сильном чувстве. И ее фигура – как она идеально ложилась в мои объятия, когда я все-таки осмеливался их на нее замкнуть.

Блядь.

Я, как всегда, запихнул все это глубоко внутрь и пошел к выходу.

На улице температура держалась около восьми градусов, и сегодня я выбрал грузовик вместо байка. Хорошо хоть, что в Центральном Орегоне солнце хоть чуть, да смягчало холод.

Фэллон глубоко вдохнула, пока мы шли к одному из столов.

– Пахнет снегом.

– Даже не говори.

Она рассмеялась, усаживаясь на скамью, и этот смех отозвался в моей пустой груди, устраиваясь там как дома.

– Ты ведь никогда не любил белое безобразие, – сказала она, запахиваясь потуже.

– Все думают, что это волшебно, а на деле – холод, сырость и переломы на ровном месте.

Ее губы дернулись в сторону улыбки.

– Ладно, Гринч.

Я достал из пакета ее сэндвич, напиток и пару печенек.

– Я не Гринч. Новогодние фильмы? Конечно да. Особенно Крепкий орешек.

Фэллон закатила глаза.

– Крепкий орешек – не новогодний фильм.

– Тогда и Маленькие женщины – не новогодний, – парировал я.

Она развернула сэндвич.

– Ты играешь нечестно.

– А еще я люблю рождественское печенье, подарки и обязательный отпуск, – продолжил я.

– Ладно-ладно. Ты тайный эльф Санты. Доволен?

– Много кем меня называли, но тайным эльфом Санты – еще никогда.

Она ухмыльнулась.

– Огромный эльф?

Я хмыкнул и достал свой сэндвич с индейкой.

– Как у тебя дела?

Фэллон прищурилась.

– Это что, проверка?

Я пожал плечами. Правда в том, что я всегда буду ее проверять. Хоть до самой старости, когда будем орать на детей, чтоб не топтались по газону.

– Ты в последнее время сильно себя загоняешь.

– Нашел, кто бы говорил, – буркнула она.

Я ухмыльнулся.

– Работаем много – отдыхаем на полную.

Она скривилась.

– Мне не нужно знать о твоих… внекарьерных развлечениях.

В желудке неприятно заныло. Но так даже лучше – пусть думает, что мою постель греют десятки женщин. Правда же в том, что она пустая, как арктическая тундра.

– Ты не ответила на вопрос, – напомнил я.

Фэллон откусила сэндвич, тянула время.

– Просто дел побольше, чем обычно.

– Сколько?

Она потянулась за новым кусочком, но я перехватил ее запястье. Ее кожа всегда обжигала меня, оставляя после себя красивые ожоги.

– Сколько, Фэл?

– Тридцать два, – прошептала она.

Я выругался.

– Ты же загоняешь себя в могилу.

В ее глазах вспыхнул огонек, превратив синий в яркий сапфир.

– Я знаю, что могу выдержать.

– Правда? Или ты просто готова угробить себя ради других?

Огонек разгорелся сильнее.

– Они того стоят. И ты это прекрасно знаешь. Нет ничего важнее, чем убедиться, что у них есть безопасное место, пока их жизнь рушится.

– Ты важнее. Сколько детей ты спасешь, если попадешь в больницу от переутомления?

В глазах Фэллон мелькнула боль.

– Я не слабая.

Блядь.

Я отложил сэндвич и сделал то, что давно себе запретил. Зацепил ее мизинец своим и сжал.

– Последнее, что я о тебе думаю, Воробушек, – это что ты слабая. Но мы по тебе скучаем. Твоя семья скучает.

Если с ней что-то случится… я этого не переживу. Я слишком хорошо знаю, сколько грязи и жестокости в мире. И знаю, что Фэллон снова и снова лезет прямо в самое ее сердце.

Мой пикап зарычал, останавливаясь на моем месте перед Blackheart Ink. Все в нем было черным – от колес до салона. Фасад здания на окраине Спэрроу-Фоллс мы с Шепом покрыли темным мореным деревом, и он тогда сомневался, стоит ли так делать. Но потом мой брат-подрядчик использовал этот цвет и на других стройках и ремонтах, и он прижился. Вывеска магазина была матово-черной, ее можно было разглядеть только при определенном свете.

Джерико называл это глупостью – мол, что за смысл в вывеске, которую не видно. А я считал, что это добавляет месту таинственности. И оказался прав. После статьи в The New York Times под заголовком «Новое лицо татуировки» дела у меня пошли в гору. Чувство, что это почти подпольный клуб с секретным названием, только подогревало интерес.

Внимание, которое принесли эта статья и последующие, мне не нравилось. Но деньги, которые пришли вместе с ними, я не ненавидел. Продажа тату-расходников, оборудования и даже одежды обеспечивала мне больше, чем достойный доход. А когда я понял, что у меня есть талант к биржевой игре, этот доход вырос до суммы, которую я не смогу потратить за всю жизнь. Все это было настолько далеко от того, в чем я вырос, и уж точно от того, во что верил мой так называемый отец.

Вылез из пикапа, хлопнул дверью и направился к Blackheart. Пошевелил пальцами – мизинец все еще покалывал от того, что был переплетен с пальцем Фэллон. Хотелось выжечь это ощущение в коже навсегда… и одновременно забыть. Я привычно затолкал внутреннюю борьбу поглубже и сосредоточился на ближайших делах.

Прошел мимо ряда машин: ярко-розовый Cadillac Пенелопы, байки Бэра и Джерико, пара незнакомых тачек. Колокольчик звякнул, когда я толкнул дверь, и Бэр поднял на меня взгляд от стойки.

Этот медвежьего вида дед байкер оскалился:

– Опаздываешь, босс. Фэллон задержала?

Я нахмурился:

– Похоже, у тебя слишком мало работы.

Он откинулся на спинку стула и похлопал по своей ноге с протезом от колена вниз:

– Не знаю… Чую, снег пойдет. Нога у меня на снег реагирует.

Я фыркнул:

– Да ты и в метель на медведя кинешься и все равно успеешь печеньки испечь.

– Про печеньки не забывай, – крикнул Джерико от одного из тату-кресел, нанося изящные лотосы на руку симпатичной рыжеволосой клиентки.

Джерико был со мной с первого дня, как я открыл студию. Вместе мы вырвались из-под контроля Reapers и за это я обязан Трейсу. Он достаточно напугал мотоклуб, чтобы они держались от нас подальше. Постоянная слежка у их клуба им сильно мешала, и, чтобы от нее избавиться, они согласились отпустить нас и свернуть подпольные бои.

– Только печеньки и держат тебя на работе, – бросил я, проходя к своему месту.

У меня была отдельная комната в глубине, но я предпочитал работать в общем зале – видеть, что происходит и кто заходит.

Бэр скрестил руки на бочкообразной груди:

– Магазин бы развалился без меня.

Он был прав, и мы оба это знали, даже если его систему порядка никто не понимал.

Я достал карандаши и блокнот, устроился в кресле и принялся рисовать эскиз для продолжения рукава. Клиент дал пару значимых для него ориентиров, а дальше – полный карт-бланш. Так я любил работать: взять основу и воплотить ее в своем стиле. Когда тебе доверяют – это важно.

– Прист, поедем вечером в Haven побоксировать? – спросил Джерико, не отрываясь от работы.

Мне дико хотелось в ринг. Даже без подполья единоборства оставались одним из немногих мест, где я чувствовал себя по-настоящему свободным. Мои три кита: искусство, ММА и Фэллон.

Карандаш скользил по бумаге, выводя тонкие линии:

– Не выйдет. Семейный ужин.

Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Не Джерико – он был слишком сосредоточен. Не Бэр. Значит, рыжая.

– Вы ведь Кайлер Блэкууд? – ее голос подтвердил догадку.

Я взглянул мельком:

– Он самый.

Глаза у нее загорелись, зелень в них заискрилась:

– Я пыталась записаться к вам, но сказали, что очередь на полгода вперед.

– Пожалуйста, – отозвался Бэр.

Блядь.

Джерико оторвал машинку от ее кожи:

– А я кто? Сушеная селедка?

Она рассмеялась и послала ему влюбленный взгляд:

– Никогда.

Напряжение внутри чуть спало. В тату приходили разные люди. Одни ценили искусство, другим нужен был адреналин, третьи хотели увековечить потерю или событие. А были и те, кто приходил ради кайфа от самой атмосферы. Эта рыжая явно из последних.

Я снова погрузился в рисунок, но в зале послышались шаги.

– Вот ваш набор для ухода. Все по инструкции. Если кожа покраснеет или станет горячей – сразу к врачу, – говорила Пенелопа, провожая женщину средних лет с новой перегородкой в носу.

– Спасибо, Пен, – отозвалась та.

Пенелопа обняла ее, разноцветные волосы – розовые, сиреневые и голубые – мягко качнулись.

– Берегите себя.

Пока женщина расплачивалась, Пенелопа повернулась ко мне, оценивающе глянув:

– Ты устал.

А что нового? Мои демоны последние месяцы давили сильнее обычного. А после того, что недавно пережил Трейс из-за своего урода-отца, все только усугубилось. Порой казалось, что я каждую ночь воюю с ними насмерть.

Перед глазами вставало, как отец шел на меня с ножом. В ушах – голос матери, крутящийся по кругу:

– Никчемный. Все, к чему ты прикасаешься, ты ломаешь.

– Все нормально, – процедил я сквозь зубы.

Пенелопа фыркнула:

– Принести тебе поесть?

– Уже поел с Фаллон.

Ее губы чуть дрогнули – совсем немного, но я заметил. Как замечал и ее ненавязчивые намеки. Никогда ничего откровенного, и я всегда давал понять, что двери в ту сторону для нее закрыты. Но она, похоже, так и не поняла.

Джерико поднял голову от лотосов, над которыми работал, борода блондина блеснула в свете ламп:

– А почему ты мне никогда не предлагаешь поесть?

– Потому что у меня есть хоть капля вкуса, – парировала Пенелопа.

– Разбиваешь мне сердце.

Она только покачала головой, но с улыбкой:

– Пойду возьму что-нибудь в The Mix Up. Скоро вернусь.

Она вышла вместе со своей клиенткой, и тут воздух прорезал рев мотоцикла. Сколько бы времени ни прошло, этот звук всегда заставлял меня напрячься, пока я не знал наверняка, что байк свой. Я развернулся в кресле и поморщился, заметив его в окне. Узнал сразу.

Череп в кольце пламени – настолько пафосно и избито, что у меня скрутило губу. Но дело было не только в этом. Это значок Reapers. А маленькая эмблема на баке говорила, что мотоциклист – их боевик. И я знал его слишком хорошо.

Колокольчик звякнул, когда в дверь вошел Орен:

– Добрый день.

Я уставился на человека, которого когда-то считал другом, но понял, что он им никогда не был:

– Зачем пришел?

Он пожал плечами, кожаная жилетка скрипнула:

– Соскучился по вам, ублюдкам. Что, нельзя зайти поздороваться?

– Нет. – Ответ был коротким и окончательным. Он потерял это право в ту ночь, когда пытался помешать Джерико позвонить в полицию, а я едва не сдох на этом чертовом ринге.

Карие глаза Орена сузились. Он повернулся к Джерико:

– Он теперь и за тебя отвечает?

Джерико взглянул на него и снова опустил голову к работе:

– В этом случае – да.

– Ладно. Хотел предложить тебе возможность. Президент собирает бой. Призовой фонд – сто тысяч. Думал, может, захочешь участвовать.

В животе похолодело. Значит, бои не умерли, как я надеялся. Или снова набирают обороты. Для Reapers это чертовски рискованно.

– Пас, – отрезал я.

– Аналогично, – добавил Джерико.

Губы Орена стянулись, складки по бокам рта стали похожи на цепочку скобок:

– Тебе стоило бы гордиться, что он тебя позвал.

Теперь фыркнул я:

– Гордиться тем, что он хочет снова втянуть нас в ту же грязь, из-за которой нас арестовали? Из-за которой меня чуть не убили? Спасибо, но нет.

Орен сделал шаг ко мне:

– Запомни, ты сам сделал этот выбор.

– Парень, – подал голос Бэр с ресепшена, – убирайся, пока я на тебя Трейса не натравил. Или, что хуже, сам не взялся.

Орен метнул в его сторону злой взгляд:

– Думаешь, я испугаюсь какого-то уикенд-воина? Смешно.

Бэр даже бровью не повел:

– Настоящего мужчину определяет не количество глупостей, в которые он влез. Запомни это – пригодится.

Взгляд Орена скользнул по залу:

– Могли бы быть друзьями клуба. Запомните это тоже. – И он вышел, запустил двигатель и укатил.

– Блядь, – пробормотал Джерико, откладывая машинку.

– Он только языком чешет, – успокоил я его.

Хотя сам в этом не был уверен. Орен изредка появлялся, чтобы поддеть нас. Казалось, это было больше от скуки или одиночества. Но он никогда прежде не предлагал вернуться или драться. Значит, что-то изменилось.

Воспоминания о том времени полезли в голову, цепляясь ледяными когтями: мои голые кулаки врезаются в чью-то челюсть, удар в ребра, падение на бетонный пол, боль… пока не останется только пустота.

И пробуждение в больнице, где рядом бледная Фэллон, а в глазах у нее блестят слезы:

– Ты не можешь уйти, Кайлер. Пообещай, что не уйдешь от меня.

Я пообещал. И намерен был сдержать слово. Даже если у меня останутся от нее лишь осколки. Эти крошки были дороже всего остального.