Текст книги "В погоне за убежищем (ЛП)"

Автор книги: Коулс Кэтрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

25

Трейс

Я наблюдал за Элли на ринге дольше, чем готов был себе признаться. Пришел в Haven, чтобы выплеснуть ту жгучую потребность, что не отпускала меня со вчерашнего вечера – с того самого момента у нас в прихожей, который почти стал «тем самым». Но вместо этого снова оказался в эпицентре ее чертового волшебства.

То, как она смеялась, когда у нее не получался новый прием, как упрямо пыталась довести движение до идеала… Я видел, как дрожат мышцы под этим чертовым обтягивающим костюмом, как спандекс подчеркивает каждый изгиб. Пальцы ныли от желания запомнить их на ощупь.

Я не мог сдержать сжатые до скрипа зубы, пока Кай ставил ее руки в нужное положение. Черт, я ревновал к собственному брату, потому что именно он к ней прикасался. Но потом движения стали жестче. Когда Кай резко дернул Элли к себе, во мне что-то хрустнуло.

А когда она с силой рухнула на мат ринга, во мне вспыхнула злость, какой я никогда не испытывал. Тот огненный зверь, которого я всю жизнь держал взаперти, яростно рвал стены своей тюрьмы.

Я перемахнул через канаты за секунду, оттолкнул Кая и зарычал на него. Думал только об одном – оттащить его от Элли. Не дать ей испытать еще хоть крупицу боли.

Она уже слишком многое пережила. Потеряла мать. Вынесла жестокость отца. Пережила, как бывший поднял на нее руку.

В глазах Кая мелькнули удивление и легкое беспокойство. Он поднял руки ладонями ко мне, показывая, что не собирается лезть в драку.

– Спокойно. Мы просто спарринговали.

– Правда? – рыкнул я.

Элли поднялась на ноги, чуть покашливая после удара о мат.

– Трейс, со мной все нормально.

Я обвел взглядом их обоих, чувствуя себя диким зверем, загнанным в угол:

– Он тебя ударил.

Щеки Элли порозовели.

– Он меня учил.

Я снова сверкнул взглядом на Кая:

– Она могла серьезно пострадать.

Кай чуть наклонил голову, будто пытаясь понять, что со мной.

– Может, для первого дня мы и переборщили, но с Элли все в порядке. Видишь?

Я снова пробежался взглядом по ней, ища хоть малейший след травмы. Но видел только учащенное дыхание и злость в глазах. А потом понял, что весь зал замер, наблюдая за нашим «шоу».

– Я сама знаю, на что способна, – процедила она. – И мне не нужен ты или кто-то еще, чтобы решать, что я могу, а что нет.

С этими словами она пересекла ринг, нырнула под канаты и ушла к раздевалкам.

Я проводил ее взглядом, и с каждым ее сердитым шагом понимал, насколько сильно облажался. Пустота внутри разрослась в самое мерзкое чувство, что я лишь добавил ей ощущений, будто ее снова пытаются контролировать.

– Ты совсем с катушек съехал? – вырвала меня из мыслей Арден.

Я повернулся к сестре и встретил ее злой взгляд. Заслуженный.

– Я… сорвался, – признался я.

Кай подошел ближе:

– На секунду подумал, что ты врежешь мне.

Я снова зыркнул на него:

– Ты давил слишком сильно.

– Нет, – Кай выпрямился. – Я сказал это, чтобы ты успокоился. Все было нормально, пока ты не вломился. В спарринге синяки – обычное дело.

– Он прав, – вставила Арден. – Вспомни синяк под глазом у Шепа пару месяцев назад.

Кай покачал головой:

– Второй раз так не сделаю. Тея меня до смерти напугала.

Обычно я бы рассмеялся, вспомнив, как Тея грозилась отрезать ему глаза садовыми ножницами за тот случай. Но сейчас не мог ни выдавить смех, ни даже улыбнуться.

Кай заметил это, сжал мое плечо и тихо сказал:

– Я знаю, что ее уже обижали.

Я резко на него посмотрел:

– Она что-то тебе говорила?

– Ни слова. Но когда через мои тренировки проходит достаточно людей, пострадавших от насилия, появляется чутье. Я умею замечать триггеры и никогда не принимаю доверие за данность.

Я сглотнул.

– Прости. Я знаю, ты осторожен. Просто…

– Она для тебя что-то значит, – сказал Кай.

Это не был вопрос. Но я ответил:

– Да. Значит. – Я провел рукой по волосам. – Прости, что толкнул тебя.

– Все нормально. Просто дыши, – ухмыльнулся он. – Ты же ревновал, да?

– Заткнись.

Кай расхохотался:

– Тебе она реально нравится.

– Да пошел ты, – отрезал я.

– Ты выругался, – ахнула Арден. – Все, теперь тебе это припомнят.

Кай лишь шире улыбнулся:

– Ты в нее втрескался. И ты в полной заднице.

– Не знаю, как Линк к этому отнесется, – добавила Арден.

Я одарил ее своим самым страшным взглядом старшего брата:

– Только попробуй ему сказать.

Она прикусила губу:

– Трейс… я не знаю, что именно случилось, но она прошла через многое.

– Знаю, – отозвался я, чувствуя, как пустота внутри снова ноет.

– Она во всем в себе сомневается. Пытается снова найти почву под ногами.

– Знаю, – повторил я, глядя ей прямо в глаза.

В ее взгляде что-то изменилось.

– Вы разговаривали.

– Разговаривали, – признался я.

Глаза Арден увлажнились:

– Господи, эти гормоны меня убивают. Я не плачу, – бросила она на нас с Каем.

– Конечно, – поднял ладони Кай.

– Заткнись, – отрезала она. – Мне нужно уйти.

Она ушла к выходу, а мы с Каем переглянулись.

– Будут долгие девять месяцев, – пробормотал он.

Он был прав. Но сейчас я мог думать только об одном – найти Элли и все исправить.

26

Элли

Я швырнула свитшот в спортивную сумку и с силой захлопнула дверцу шкафчика. Грохот отозвался эхом по пустой раздевалке, даже сквозь гул рока, пробивавшийся сквозь стену. Я злилась на всех и на все.

На отца – за то, что он создал ту ядовитую и жестокую атмосферу, с которой все началось. На брата – за то, что он ушел и вырвался, когда я нуждалась в нем. На мать – за то, что она сдалась и перестала бороться. На Брэдли – за то, что ему было плевать, кто я на самом деле и счастлива ли я. На Трейса – за то, что он усомнился в том, на что я способна.

Но больше всего я злилась на себя. Гнев, который я направляла внутрь, был сильнее всего остального. Потому что я осталась. Я не боролась. Я не сказала вслух, что мне нужно. Я не отстояла свое право на счастье. Злость, вина и стыд перемешались в отвратительном вареве.

Я смахнула злые слезы, которые жгучими дорожками катились по щекам. Злилась и на них. Рванув дверцу, я выскочила в коридор и врезалась в стену из мышц.

Я подняла взгляд… выше… еще выше и встретилась с темно-зелеными глазами. Как только Трейс заметил мои слезы, его лицо потемнело. Он схватил меня за руку и потянул по коридору.

– Что ты…?

Трейс распахнул дверь в кабинет, который Арден называла офисом Кая, втолкнул меня внутрь и с грохотом захлопнул за нами.

Я вскинула на него взгляд, полный злости, хотя он явно терял остроту из-за того, что глаза все еще были мокрыми.

– Чего ты хочешь?

– Ты плачешь.

– Спасибо, Капитан Очевидность. Знаю. И, наверное, думаешь, что это делает меня слабой, да?

– Ты не слабая, – рыкнул Трейс. – Это последнее, что я вообще мог бы о тебе подумать.

Я шумно втянула воздух, пытаясь найти слова и осмыслить его заявление.

– Что-то раньше это было не похоже на правду.

По лицу Трейса скользнула боль.

Но я не могла позволить, чтобы это сбило меня. Он должен был понять.

– Сегодня мне нужно было почувствовать себя сильной. Начать путь к тому, чтобы наконец-то стоять на собственных ногах. Быть сильной. А ты пришел и попытался это у меня отнять.

– Знаю, – выдохнул он. – И мне чертовски жаль. Но все, что я видел, – это как он причиняет тебе боль. Я не смог это вынести. Одного взгляда на синяк на твоем лице, когда ты приехала в Спэрроу-Фоллс, было достаточно. Ты так отчаянно пыталась скрыть, что кто-то поднял на тебя руку. Когда ты рассказала мне, что сделал твой бывший, мне хотелось отплатить ему в десять раз хуже, потому что это правда обо мне. Но увидеть, как это происходит снова, прямо сейчас?.. Я не смог. Не могу вынести твоей боли.

Сердце колотилось о ребра, пока я смотрела, как Трейс тяжело дышит, заново переживая ту же боль. Я шагнула ближе, подняв руки к его небритым щекам.

– Боль всегда будет. Я просто хочу, чтобы она была моей.

В его скуле дернулся мускул.

– Ладно.

– И все? – я прищурилась.

– Я всегда буду хотеть тебя защитить. Это никогда не изменится, – он сделал шаг, поднимая руку и едва касаясь кожи под глазом, где был синяк. – Я бы отдал все, лишь бы стереть каждую крупицу боли, что ты когда-либо испытала.

– Трейс…

Он наклонился ближе, проводя ладонью по моей челюсти.

– Но я не собираюсь контролировать тебя так, как этот ублюдок-бывший.

Сердце колотилось все сильнее, пока его теплый, пряный аромат с нотами сандала и черного перца окутывал меня.

– Хорошо, – это единственное слово застряло на языке.

– Ты заслуживаешь куда большего, – его ладонь опустилась на мое бедро, мягко оттесняя меня к двери. Он наклонился, едва коснувшись губами моего лба. – Ты заслуживаешь быть сильной.

Его губы скользнули ниже, легкими касаниями добираясь до моих губ. И, оставаясь там, он произнес:

– Ты заслуживаешь того, чтобы кто-то стоял перед тобой на коленях, а не заставлял тебя опускаться на них.

Я чувствовала каждое его слово, как они проникали в меня, поднимали и делали смелее, и не смогла не сократить расстояние. Я поцеловала его, и он позволил, впуская меня. На языке смешались вкус мяты, легкая горчинка кофе и что-то, что было только Трейсом.

Я застонала, пока его язык переплетался с моим. Выпустила все, что так долго держала в себе. Злость и желание боролись на равных, и единственным лекарством был Трейс.

Пока он не оторвался, тяжело дыша. Я уже готова была обрушиться на него за очередную попытку «спасти мою невинность», но он вдруг опустился на колени.

– Что ты делаешь? – выдохнула я.

– Показываю, что ты заслуживаешь, – его взгляд снизу был чуть безумным. – Скажи, что я могу это сделать.

Сердце колотилось так, что отдавало в горле. Но на языке были только два слова:

– Покажи мне.

В темно-зеленых глазах Трейса вспыхнул огонь, делая их похожими на светящиеся изумруды. Он стянул с моей ноги туфлю.

– Одна сплошная радуга, – прохрипел он. – Магия. Точно как ты.

Я сглотнула.

– Пытаюсь снова найти эту магию.

Взгляд Трейса смягчился, пока он снимал вторую туфлю.

– Ты ее никогда не теряла. Она всегда была в тебе. Просто теперь ты позволяешь миру ее видеть.

Сердце сделало рваный скачок. Каждое его слово взрывалось внутри меня, принося одновременно боль и удовольствие.

Его руки скользнули вверх по моим ногам, пальцы прошлись вдоль радужной отделки.

– Убиваешь меня в этом, чертовом, наряде. Как и в той юбке школьницы прошлой ночью – я едва не словил инфаркт. Все в тебе создано, чтобы ставить меня на колени, да?

Мои губы тронула улыбка.

– Приятно знать, что мои старания не пропадают зря.

В глазах Трейса вспыхнули искры, пока он большим пальцем провел по шву леггинсов на самом их верху.

– Вспышка, я это очень ценю.

Я резко вдохнула, откинув голову к двери. Его палец двигался туда-сюда, дразня через ткань, и по коже побежали искры.

– То, как ты двигаешься. Спина изогнута. Грудь вздымается. Хочу запомнить каждую линию, каждый изгиб.

– Трейс… – выдохнула я.

– Мало? – хрипло спросил он.

– Нет, – это было совсем не то, что мне хотелось. Когда речь шла о Трейсе, я хотела всего. Неважно, что время было неподходящим и рисков – целая пропасть. Было в нем, в этом моменте, что-то такое… что заставляло верить: я смогу снова найти ту дикую, свободную часть себя. Свою магию.

– Я покажу тебе, Вспышка. Все, что ты заслуживаешь, – пальцы Трейса зацепили пояс леггинсов, и он медленно потянул их вниз, костяшки его пальцев скользнули по моим бедрам. В воздухе прозвучал хриплый, почти звериный звук. – Без гребаных трусиков?

Я уперлась затылком в твердую дверь сильнее, на губах заиграла улыбка.

– С ними такое не наденешь.

– Блядь… – выдохнул он, – придется узнать твой график тренировок, потому что я не смогу находиться здесь, когда ты. Буду с постоянным стояком, пока пытаюсь спарринговаться.

Из меня вырвался смех, и, Господи, как же это было хорошо – словно сбросить все, что копилось внутри. Но он быстро сошел на нет, когда Трейс стянул с меня леггинсы с одной ноги и наклонился к самой сердцевине моих бедер.

– Пахнешь как рай… – его губы и язык скользнули по внутренней стороне бедра. – На вкус – чистый грех.

Я приоткрыла губы, судорожно хватая воздух. Трейс снова двинулся, закинул мою ногу себе на плечо. Я уперлась в дверь и наклонила голову вниз, чтобы видеть его. И что-то в этом зрелище… в том, как он расположился, сделало меня сильнее, чем я когда-либо себя чувствовала.

– Трейс… – прошептала я.

– Мне нужен лучший доступ, чтобы поклоняться своей девочке. Хочу видеть ее всю.

Моя девочка.

Эти два слова кружились в голове, словно лучший комплимент и самое доброе признание. После всего, что я пережила, я бы подумала, что это «моя» вызовет во мне протест. Но оно не звучало как присвоение. Оно было… как принадлежность. Лучшая из возможных.

Его язык коснулся моего клитора, круговым движением лаская его. Я выгнулась, уткнулась затылком в дверь, а дыхание сорвалось на рваные вздохи. Каждый его штрих был серией крошечных взрывов под кожей – тех, что обещают скорое, сладкое разрушение.

Я потянулась рукой к его плечу, пытаясь удержаться в реальности. Он ввел в меня два пальца, и у меня все перехватило от этого медленного, упоительного скольжения, от того, как он растягивал меня, расширяя все сильнее.

Мои пальцы вцепились в его плечо, ногти впились в кожу. Он замурлыкал, вибрацией пронизывая самое чувствительное, еще сильнее закручивая невидимую пружину внутри меня.

Пальцы Трейса скользили и закручивались, цепляя меня изнутри, а язык все так же дразнил клитор. У меня начали подкашиваться ноги, и я знала, что едва держусь. Его язык обводил мой центр, пальцы расходились, растягивая меня.

– Отпусти, – прорычал он в самую мою уязвимость.

В какой-то части себя я понимала – мне страшно. Страшно сорваться, распасться на куски, выпустить наружу то, что я так отчаянно держала в узде. Последние крошки контроля.

– Элли… – тихо произнес Трейс, его пальцы впились в мое бедро. – Я держу тебя. Отпусти.

Его губы сомкнулись на клиторе, язык закружился, а пальцы задвигались глубже и быстрее. Все мое тело дрожало – борьба контроля и свободы. И его слова звучали в голове: Я держу тебя. Отпусти.

Я выбрала дикость. Я отпустила.

Оргазм накрыл меня как цунами – таким мощным, что боль от разрушения была почти невыносима. Но эта боль только усиливала наслаждение. Все стало ярче.

Я зажмурилась, а он сопровождал меня через каждую волну – пальцами, языком. В темноте за веками взрывались искры радужного света – крошечные кусочки свободы.

Все тело трясло, и когда ноги почти отказали, Трейс просто держал меня у двери, не позволяя упасть. Волна за волной, он не отпускал. Пока я не отдала ему все, что могла.

Он опустился на пятки, медленно вынул пальцы, поставил мою ногу на пол. Но его ладонь так и осталась на моем бедре, пока он убеждался, что со мной все в порядке. Его темно-зеленые глаза нашли мои, и не отрывая взгляда, он облизал пальцы.

Я застыла, глядя на него.

– Трейс…

– Рай, – прошептал он.

И снова двинулся, натягивая на меня леггинсы, мягкими, бережными движениями скользя по обостренной коже. Но и этим он не ограничился, надел один кроссовок, потом другой, а затем крепко взял меня за бедра.

– Ты достойна всего мира, Вспышка. Не соглашайся на меньшее.

27

Элли

Я сидела в машине, уставившись на фасад Haven, и пыталась понять, что, черт побери, только что произошло. Почти наверняка у меня случился какой-то вызванный оргазмом разрыв с реальностью, но, опустив взгляд на кроссовок и увидев аккуратный бантик, который заново завязал Трейс, я поняла – все это было на самом деле.

Тепло его губ все еще отдавало на моих – вместе с ощущением слов, которые он прошептал на них:

– Напиши, когда доберешься домой. Хочу знать, что ты в безопасности.

Почему такая простая фраза ощущалась как бальзам? Потому что она значила гораздо больше.

Я уставилась на стену перед собой, рассматривая, как на фасаде Haven появилась еще одна потрясающая роспись. Кай нарисовал цветы и живых существ, обитающих в этих краях. Ласточки, колибри, бабочки парили над названием спортзала.

Впервые за долгое время я почувствовала себя легче. Свободнее. Будто и сама могла взлететь, как все эти создания. Губы тронула улыбка, пока я любовалась тем, как Кай сумел вписать свое искусство в окружающую среду, но при этом сохранить свой почерк.

Наверное, в этом все и дело. В том, что я нашла в себе ту же дикость – вместе с Трейсом. Завела двигатель, но поехала не домой. Я направилась к хозяйственному магазину на окраине города – в голове уже складывалась идея. Возможно, для кого-то она показалась бы чрезмерной, но мне было все равно. Потому что это была я.

Припарковавшись в конце ряда, где было много свободного места, я направилась внутрь. В магазине было немноголюдно – рабочий день заканчивался. Симпатичная блондинка чуть старше меня махнула рукой от стеллажа, который она заполняла товаром.

– Добро пожаловать. Кричите, если нужна помощь или касса. Я просто пытаюсь сегодня закончить завтрашнюю работу.

Я улыбнулась:

– Удачи с этим. И спасибо.

– Мара, если что.

– Спасибо, Мара. Чуть позже попрошу у тебя краску.

– Будет сделано, – откликнулась она, пока я углублялась в один из проходов.

Я остановилась перед стендом с образцами красок. Казалось, вариантов здесь было бесконечно много. Учитывая, какой маленький наш Спэрроу-Фоллс, выбор приятно удивил.

Закрыв глаза, я представила картину, которую хотела создать. Держа в голове нужные оттенки, открыла глаза и начала собирать образцы почти всех цветов радуги и еще парочку для верности. Сравнивала тона, нюансы пигмента и наконец определилась с выбором.

И тогда я почувствовала это – характерный взгляд в спину. Мышцы невольно напряглись, в памяти всплыли недавние наставления Кая. Я подняла голову и встретилась с холодными, прищуренными глазами.

Мужчина был крупный, плечистый, в видавших виды джинсах и клетчатой рубашке, на которой пристало немного опилок. Лет на пятнадцать старше меня и килограммов на сто тяжелее. И явно не из дружелюбных.

– Ты та самая богатенькая сука, чей папаша поубивал людей и украл их деньги, да?

Мои мышцы окаменели. Все было не совсем так, но в подобной ситуации это не имело значения. Сделав глубокий вдох, я развернулась к нему.

Больше не убегаю.

– Да, это я, – сказала я, не отводя взгляда.

Он оскалился:

– И ты думаешь, можешь жить на все эти кровавые деньги и выйти сухой из воды? Да тебя вместе с этим ублюдком вешать надо. Может, тебе стоит устроить немного местного правосудия.

Он сделал два широких шага ко мне, но тут из-за угла появился кто-то и встал между нами.

– Джимми, это, черт возьми, звучит как прямая угроза. Я хоть сейчас и не при исполнении, но обязан блюсти закон.

Я, кажется, никогда не видела Харрисона без формы. В джинсах, футболке и бейсболке он выглядел по-мальчишески обаятельно, словно собирался на бейсбол или, что вероятнее, на работу во дворе.

Джимми, как выяснилось, нахмурился на него:

– Не твое дело, парень.

– Ты сам сделал это моим делом. И раз уж наша команда занималась этим делом, могу сказать: Элли не имела к этому никакого отношения, кроме как пыталась помочь привлечь отца к ответственности. Так что передай это дальше, – голос Харрисона стал жестче.

Челюсть Джимми ходила туда-сюда, потом он злобно глянул на меня и ушел прочь:

– У меня нет времени на эту чушь.

Из груди вырвался резкий выдох, и я поняла, что смяла образцы краски в руках. Попыталась их распрямить, пока Харрисон обернулся ко мне.

– Прости за это.

Я покачала головой, уткнувшись взглядом в краску:

– Это не твоя вина.

Он нахмурился:

– Часто такое случается?

Я пожала плечами:

– Не редкость.

Вена на шее Харрисона напряглась:

– Если кто-то прицепится, звони мне. Поговорю с ними.

Я хотела возразить, но смысла не было. Не хотелось объяснять ему, что сейчас мне нужнее всего стоять на собственных ногах.

– Ладно.

Харрисон вздохнул:

– Все равно ведь не позвонишь, да?

Я улыбнулась, хоть и натянуто:

– Что я собираюсь сделать прямо сейчас – так это нарисовать фреску.

Я включила свой плейлист из хитов начала двухтысячных на переносной колонке и водила карандашом по огромной белой стене. Весь мебель я сдвинула в центр комнаты и накрыла полиэтиленом. Даже потратила время, чтобы заклеить малярным скотчем плинтусы, хотя это было самым скучным занятием в мире. Но *NSYNC помогли пережить этот этап.

Гремлин тявкнул со своей лежанки в углу и метнулся к двери. Я нахмурилась. Я ничего не слышала, но все равно пошла посмотреть. В тот же миг в дверь раздался стук – такой, что Гремлин сорвался в яростный лай.

– Вспышка, убери этого дикого зверя, потому что я вхожу.

– Потерпи, шеф, – ответила я, подхватив Грема на руки и отомкнув замок. Открыла дверь – на пороге стоял очень хмурый Трейс. – Кто тебе испортил завтрак?

Его нахмуренность только усилилась.

– Ты мне не написала.

Я поморщилась.

– Прости. Я отвлеклась.

– Я тебе написал, и ты не ответила.

Я пробормотала ругательство:

– Забыла сказать. Я сменила номер на местный, из Спэрроу-Фоллс.

Зеленые глаза Трейса потемнели, взгляд стал внимательным и цепким.

– Сменила номер?

– Да. Ну… мне же больше не нужен нью-йоркский, правда? – Это была не ложь, но и не вся правда. И учитывая, насколько он был на взводе в спортзале, я не хотела нагнетать еще больше.

Трейс окинул меня взглядом с ног до головы, будто пытаясь что-то понять. Наверное, видел только мои заляпанные краской комбинезоны и пучок, торчащий на макушке.

– И что это на тебе?

Я просияла, радуясь смене темы.

– Мой малярный наряд.

– Твой… малярный наряд?

– Угу.

Он потянулся к выбившейся пряди и слегка накрутил ее на палец.

– У тебя в волосах розовая краска. И еще зеленая, – он отдернул руку, чтобы показать… но тут Гремлин зарычал, щелкнув зубами возле его пальцев.

Трейс резко убрал руку, зыркнув на моего пса.

– Господи. Ты уверена, что у этой твари нет бешенства?

– Не смей так говорить о моей родственной душе, – отрезала я. – И вообще, я возила Грема к ветеринару. Он абсолютно здоров. Ну, немного худоват.

Губы Трейса скривились в ухмылке.

– Родственная душа, значит? Вполне подходит. Ты ведь оставила на моем плече царапины.

Я ахнула:

– Не оставляла.

Он ухмыльнулся еще шире:

– Оставила. Не переживай, я ношу твои отметины с гордостью.

Щеки у меня вспыхнули, и я отвела взгляд.

– Извини… я, наверное, просто увлеклась. Я не… ну… я не привыкла…

Трейс шагнул ближе, не обращая внимания на рычание Грема, и взял меня за подбородок, приподняв лицо. Его взгляд потемнел, почти почернел.

– У тебя еще никто никогда… не делал этого?

Я сглотнула, подбирая слова:

– У меня было мало отношений. Папа сразу после школы стал толкать меня к Брэдли, а он… ну… не любил такое.

В глазах Трейса сверкнула тень и гнев.

– Для меня это значит много, что ты доверилась мне в этом. И я не буду врать: мне чертовски приятно знать, что я был первым, кто подарил тебе такое.

– Оу…

– Такая милая, – пробормотал он, и в голосе стало меньше грозы.

В этот момент снаружи хлопнули дверцы машины. Трейс вышел на крыльцо:

– Сюда, Килс!

При упоминании своей любимой подружки Гремлин начал вертеться и визжать от радости. Я пошла следом за Трейсом и увидела, как Кили бежит через лужайку, рюкзак подпрыгивает у нее за спиной.

Гремлин, трясясь от восторга, метнулся к ней. Кили тут же присела на траву, позволяя ему облизать ее поцелуями.

– Похоже, я больше не лучший друг, – пробормотала я.

Трейс усмехнулся:

– Знаю, каково это. Жестоко.

Тут я заметила незнакомую женщину, идущую к нам. Красивая блондинка с аккуратным каре чуть ниже подбородка. Одежда – деловая, но аккуратная, с небольшой изюминкой в виде пояса с золотой пряжкой в форме цветочного узора. Лицо же… настороженное, в глазах – неуверенность.

Это, без сомнения, была бывшая Трейса и мама Кили. И, конечно, встретить ее я должна была в заляпанных краской комбинезонах и с растрепанными волосами. Отлично.

– Элли, что ты делаешь? – спросила Кили, смеясь, пока Гремлин облизывал ей щеку.

– Рисую радугу на стене в гостиной, – ответила я с улыбкой.

Лицо бывшей Трейса отразило искреннее недоумение.

– Вы… рисуете радугу… на стене гостиной?

Трейс прикрыл смешок кашлем:

– Лия, это наша соседка Элли. Элли, это мама Кили, Лия.

Я отметила, что он не уточнил, кто мы друг другу. И не знала, как к этому относиться. Хотя чего я ждала? «Лия, это моя соседка Элли. Всего несколько часов назад я довел ее до такого оргазма, что она подумала, будто у нее инсульт».

Надо было взять себя в руки.

– Приятно познакомиться, Лия.

– Взаимно, – ответила она, чуть растерянно.

– Можно я помогу тебе красить? – спросила Кили, прижимая Грема к себе.

Я быстро оглядела всех, не желая наступить на чьи-то чувства:

– Не знаю, какие у тебя планы с родителями, но если они не против – я только за.

– Час, – сказал Трейс. – Потом ужин и спать.

– Ура! – Кили вскочила и помчалась в дом. – Вечеринка лучших подруг с красками!

Я рассмеялась и повела ее внутрь, но, оглянувшись, увидела, что Трейс и Лия стоят друг напротив друга в каком-то напряженном противостоянии. Пришлось заставить себя отвернуться и заняться делом.

– Не мой цирк, не мои обезьяны, – пробормотала я.

– А ты собираешься завести обезьяну? – спросила Кили с круглыми глазами.

Я усмехнулась и покачала головой:

– Думаю, с Гремом и нашей козой мне хватает забот. Которую ты, кстати, еще должна помочь назвать.

– О-о-о! – Кили подпрыгнула, опуская Грема на пол. – Я придумала!

– Ну-ка, выкладывай, подруга. Мне нужно знать.

– Бампер! Потому что она вечно во все врезается.

Я рассмеялась, не сдержавшись:

– Это идеально. Ты просто гений. Что скажешь, одолжишь свой гений, чтобы помочь мне с этой стеной?

Кили подняла взгляд на мое творение. Пока что это был в основном карандашный набросок, с несколькими мазками краски, чтобы проверить оттенки.

– Ух ты… Это таааак красиво.

– Спасибо. Думаю, это принесет в дом много радости.

Идея пришла ко мне после того, как я увидела фрески Кая, но это была моя собственная версия. Стиллизованная радуга, вокруг которой летали разные создания. Светлячки – чтобы освещать мой путь. Воробьи – в честь нового дома. Стрекозы – на удачу. Пчелы – чтобы заботиться о доме, который я строю. Колибри – чтобы напоминать мне быть смелой. И бабочки – как символ моего преображения. Любимые из всех.

– Моя мама никогда бы не разрешила мне такое, – пробормотала Кили.

В груди сжалось от воспоминаний об отце.

– Такое нравится не всем, и это нормально. У каждого может быть что-то свое.

Кили нахмурилась, уставившись в пол:

– Ее «что-то свое» – это домашка и девять миллионов кружков.

Я постаралась не выдать, как меня передернуло.

– Может, вам просто нужно найти что-то свое, общее для вас обеих.

– Может быть, – неуверенно сказала Кили, зашуршав носком ботинка по полу.

Мне не нравилось видеть ее такой подавленной.

– А пока давай поможешь мне сделать так, чтобы эта стена запела?

Улыбка Кили чуть вернулась:

– Давай!

Я протянула ладонь для «пятерки», и Кили звонко хлопнула по ней. Пока я надела на нее одну из своих старых футболок, в голове все равно вертелась мысль о Кили и ее маме и о том, как сама я никогда не могла быть собой. Я не хотела, чтобы у Кили было так же. Все, что я могла сделать, – это быть для нее тем местом, где можно быть собой. И, черт возьми, я разрешила бы ей раскрасить хоть весь мой дом, лишь бы она это чувствовала.