Текст книги "Женщина-лиса"
Автор книги: Кий Джонсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
37. Дневник Кицунэ
Для того чтобы поехать к толкователю снов, нам пришлось выехать из нашего мира в реальный. Я испытала шок, когда мы въехали в реальный мир, как будто шагнула через блестящую стену водопада. Я боялась, что мой облик может измениться, но, к счастью, я осталась женщиной даже на другой стороне. Со мной было полдюжины женщин и дюжина мужчин, которые несли наш паланкин, остальные полдюжины мужчин обеспечивали нашу безопасность. Джозей знала, где найти толкователя, и давала указания ведущему.
Меня никогда до этого не носили в паланкине. Я со своим большим животом неуклюже втиснулась в эту маленькую коробочку со стенами из плетеного тростника, с внутренней стороны отделанными бледным шелком. Там было единственное крохотное окошечко. Я не смогла бы увидеть хоть что-то сквозь это окошко, даже если бы захотела. Я изо всех сил схватилась за раму паланкина, боясь упасть. Думаю, мы двигались со скоростью медленного шага лисицы.
Наконец, мы остановились. Мужчины отошли на приличное расстояние, и мои служанки помогли мне выйти.
Я ступила на заросшую сорняками полянку перед разваливающейся хижиной с соломенной крышей.
– А, снова ты! – раздался голос из-за покосившейся двери.
– Кто… – Я наклонилась, чтобы разглядеть что-то в темноте и нос к носу столкнулась с человеком, который когда-то не захотел отдать мне свой череп. Он хихикал.
– Не ожидала увидеть меня живым, да?
– Я не искала тебя. Мне нужен толкователь снов.
– Это я! – Он хлопнул себя по груди и закашлялся. – Заходи, не заставляй меня смотреть на тебя против света.
– Только не внутрь, – сказала стоящая позади меня Джозей. Я обернулась и посмотрела на нее: не думала же она, что он может напасть на меня? – Минутку, госпожа. – Джозей махнула рукой, и подошел слуга с тканью в руках и положил ее передо мной.
– Так это ты толкователь снов? – спросила я и села на ткань.
– Конечно. Неужели ты думаешь, что я все еще был бы жив, если бы не понимал так хорошо, что значат мои сны? Теперь они говорят мне, что проблема в легких. А! Что они знают, эти сны? Итак, лиса, я вижу, ты получила то, что хотела?
Я не могла скрыть гордости:
– Как видишь.
– Я готов поспорить, что в первый раз тебе было легче сюда добраться, чем сейчас. Стоило это того, девица?
– Я не девица, – сказала я с гордостью. – Я замужняя женщина и жду ребенка.
– Так зачем же ты пришла? Наверное, не за моим черепом, – колко сказал он. – Ведь он все еще принадлежит мне, ты это знаешь?
– Он мне не нужен, – сказала я. – Мне приснился сон, и мне сказали, что ты можешь объяснить мне, что он значит.
– Кто тебе это сказал? Ну, могу. Если захочу. Если ты что-нибудь мне оставишь.
Я кивнула. Одна из моих служанок вышла вперед и положила перед ним лакированную коробочку для пикников.
– Мертвый кролик? – с сомнением сказал он. – Ну, допустим. А теперь расскажи мне, что же снится лисе, которая стала девицей – нет, женщиной?
Я рассказала ему свой сон, запинаясь и пытаясь подобрать нужные слова. Когда я закончила, он не произнес ни слова.
– И все? – наконец, после долгого молчания сказал он. – Ничего больше?
– А что еще должно было быть? – огрызнулась я. – Ты же толкователь снов. Вот ты и скажи мне!
– На тебя садится и кусает паук, лисы говорят стихами, которые не написаны словами, а составлены из образов. – Он засмеялся.
Я нахмурилась:
– Не играй со мной! Я лишь хочу знать, что этот сон значит.
Он вздохнул и лег, натянув грязное засаленное платье себе на ноги.
– Ты не была бы готова услышать это, даже если бы у меня были силы сказать тебе.
– Скажи мне! – зарычала я. Трудно быть сдержанной со старым сумасшедшим.
– Хорошо, – сказал он, лег на спину и закрыл глаза. – Паук может означать, что ты загнала себя в большую сеть, чем ты предполагала. Или это может значить, что придет любовник и будет звать. Но кто этот любовник и кого он будет звать? Непонятно. Непонятно также и то, почему паук кусает тебя. Или это может означать что-то другое. Лисы? Хм! Это может значить, что твой ребенок умрет. Может значить, что ты на самом деле женщина, для людского бога, пусть даже бога риса, раз он посылает к тебе своих прислужников. Зачем тогда еще лисам беспокоить тебя? Может означать, что ты лиса – по той же причине. Может, тебе следует преподнести Инари подарок. А может, и нет, – он открыл глаза и пристально посмотрел на меня. – Ну, как тебе? Я ответил на твой вопрос?
Мне хотелось плакать от разочарования.
– Но ты же ничего не сказал!
– Ну что ж. Тогда, может, мне стоит спросить тебя? На какой именно вопрос ты хочешь получить ответ?
Он смотрел на меня своими узкими насмешливыми глазами.
– Мой ребенок. Кем он будет: человеком или лисом? А я? Кто я? Лисы сказали, что никто: ни то, ни другое. Это правда? Сон говорит что-нибудь об этом?
– С твоим ребенком все будет в порядке, как и с тобой. Несмотря ни на что. А теперь оставь меня.
– Ты не знаешь этого! Ты все выдумываешь!
– Умная лиса! Раскусила нас. Мы все выдумываем: свою жизнь, мечты, воспоминания, надежды. Будь осторожна, когда будешь возвращаться домой, – сказав это, он тут же заснул, легко и безвозвратно, как закат солнца.
Я становилась все тяжелее и тяжелее. Я едва узнавала свое тело. Мне стало труднее спать по ночам. У меня постоянно болели ноги, поясница и грудь. Ребенок внутри меня все время толкался. С каким-то жестоким юмором я подумала, что мой ребенок точно будет человеком: ни одна лиса еще так не страдала, когда вынашивала своих детенышей.
Я много думала о словах старика. Но так и не смогла понять, что они значили. Тогда не смогла. Только сейчас, когда я стою у окна и жду, когда раздастся стук башмаков, мне кажется, что я могу это понять.
38. Дневник Кая-но Йошифуджи
Я никогда не читал моногатари-истории, которые так нравятся женщинам в столице, – это низкая литература, не стоящая внимания мужчин (по крайней мере, так говорят). Но мне случалось слышать, как женщины читают их вслух друг другу: «Цветы удачи», «Принцесса, которая искала труп», «История Дженжи», странная история под названием «Сказка летучей мыши». И я заметил в них несколько общих моментов.
Первый в том, что эти рассказы – идеализированная версия того, что может произойти на самом деле. В рассказах описывается совершенный мир: каждая благородная женщина обязательно обладает уникальной красотой; каждое стихотворение – чудо ясности и остроумия; каждая церемония достойна внимания богов.
Это всегда казалось мне странным. В столице мы постоянно жаловались, что живем во времена упадка, так сильно отличающиеся от прошлого золотого века. Но тогда я не мог даже представить себе, что все действительно так сильно изменилось. Многие из нас жили в красивых домах, которые, правда, часто плохо построены и остаются без должного ухода. Даже императорский дворец обычно грязный, с текущей крышей. Он кажется красивым только при тусклом освещении ламп. Наши платья трудно стирать, поэтому мы часто ходим грязными. Наши духи лишь отчасти скрывают запах немытого тела, когда табу запрещают нам мыться. Конечно, есть красивые женщины – с лицом, круглым, как луна, густыми волосами до пола, с бледной нежной кожей, как цветки лотоса. Однако все чаще попадаются некрасивые женщины, с кожей, покрытой шрамами от оспы, с редкими волосами или с накладками, сделанными из волос крестьянок.
Но потом я пришел в дом моей милой жены. Он действительно похож на те прелестные домики из женских сказок. Он идеален, он – желание любого мужчины.
Я даже не думал, что такое может быть на самом деле.
39. Дневник Шикуджо
Я получила послание из провинции Хида через день после того, как обнаружила мертвую рыбу. После этого я ожидала подобного послания, но все же было нелегко увидеть его. Обыкновенная белая бумага, свернутая в трубочку, на которой были кривые иероглифы:
В большой спешке этот человек прибыл из имения в долине Тами и теперь просит встречи с женой Кая-но Йошифуджи.
Онага приняла его немедленно. Быстрые шаги, шелест платья об пол, когда он опускается на колени по другую сторону ширмы.
– Ну? – говорит Онага (конечно же, я молчу – я не могу разговаривать со слугой). – Моя госпожа нездорова и не хочет, чтобы ее беспокоили. Я всего лишь ее служанка, но ты можешь передать мне свое послание. Я ей доложу о твоем визите.
Это все условность: он знает, что я слушаю, так же, как я знаю, что он знает.
– Мне очень жаль, что она нездорова, – начинает он.
– Рассказывай же, – перебивает его Онага. – Что случилось в имении?
Я вижу его расплывчатую фигуру через полупрозрачный шелк ширмы. Он беспомощно развел руками:
– Меня зовут Табибито. Главный слуга моего хозяина Кая-но Йошифуджи Хито послал меня к вам. Я уехал из имения пятнадцать дней назад, я добирался в ужасной спешке. Когда я уезжал, мой господин, муж твоей госпожи, не появлялся в имении десять дней.
– А! – Онага мрачно улыбнулась мне. – Хорошо, что я не потревожила госпожу. Зачем тебе понадобилось тратить драгоценное время моей госпожи? Он просто отправился в очередное паломничество.
– Нет, – возразил мужчина. – Мой господин доверяет Хито, и он не говорил ему ничего о паломничестве.
– Ну, тогда, – сказала она не без удовольствия, – он нашел себе любовницу из крестьянок по соседству.
– Мой господин достойный человек, он занимает слишком высокое положение, чтобы оставаться с такой женщиной больше одной ночи. Им просто не о чем было бы говорить – в этом не может быть сомнений.
– Так, может быть, они не разговаривали?
– Он даже ничего не взял с собой из своих вещей. Только расческу.
– Может, он ушел в монастырь? – спросила Онага.
– Он бы предупредил нас о том, что оставляет этот суетный мир ради жизни с благословенными. Мы очень беспокоимся о нем. Возможно, что-то случилось…
– Или он уже вернулся и жалеет, что ему пришлось оставить свою любовницу низкого происхождения.
– Или нет, – сказал он колко. – Может быть, он уже мертв и его съели волки.
– Ты думаешь, что присутствие моей госпожи как-то поможет? В любой из этих двух ситуаций?
– Возможно, он был немного расстроен ее стремительным отъездом. Может быть, узнав о том, что она приехала, он вернется, если он находится в уединении неподалеку в каком-нибудь монастыре. Если его уже нет в живых, Кая-но Тамадаро его сын. Он должен вернуться, чтобы исполнить церемонии, которые позволили бы душе моего господина успокоиться перед тем, как переродиться.
– Я передам ей твои слова, – сказала Онага. Слуга, не говоря ни слова, поднялся и ушел.
– Моя госпожа? – Онага опускается на колени возле меня. В чашке какое-то лекарство. Я чувствую запах женьшеня и можжевельника.
– Как он мог исчезнуть? – шепчу я, имея в виду: «Как он мог быть таким неосмотрительным?» И меня приводит в ярость одна лишь мысль о том, что он, возможно, не пропал и не умер, а лишь пугает нас всех, пугает меня из-за своего эгоизма и вечной жалости к себе.
Онага молчит даже тогда, когда я начинаю плакать. Мертвая рыба была дурным предзнаменованием, которого я так боялась.
Мы возвращаемся в имение.
40. Дневник Кицунэ
Я родила ребенка легко и безболезненно – если сравнивать с тем, как это обычно бывает. У меня отошли воды и меня перенесли на высокую кровать, накрытую белой тканью. Меня окружал лабиринт ширм, я не видела ничего из того, что происходило у меня в комнате, но слышала голоса мужчин, которые вносили все новые и новые ширмы. Священнослужители, монахи и предсказатели – все святые люди, которых только могла создать лисья магия, – пели и читали какие-то молитвы или сутры, которые, как им казалось, были для меня важны в этот момент. Мужчины играли в су-гороку-триктак на удачу, громко выкрикивая ставки. Я закусила губу, во время очередных схваток, которые разрывали мой живот, чтобы не кричать в присутствии целой толпы незнакомых мне людей. Лиса рожает своих детенышей одна, в тесной темной норе, в которой слышится только ее частое дыхание и редкое царапанье когтей о землю. Я же была окружена людьми, мое тело отчаянно сопротивлялось и держало в себе ребенка, прежде чем вытолкнуть его и расслабиться.
Мать опять куда-то исчезла: наверное, обернулась лисой и убежала в лес, в реальный мир. Джозей держала меня, уговаривая дышать и тужиться. Я едва могла расслышать ее голос через весь этот шум, который издавали мужчины.
После того как родился ребенок, Джозей позволила моему мужу войти ко мне за ширмы. Испачканные простыни, на которых я лежала, были заменены на новые, блестящие шелковые.
– Позволь мне увидеть моего сына! – сказал он. – Ты моя чудесная жена!
Я махнула рукой, и няня принесла ребенка. Он распеленал ребенка:
– Что за ребенок! Жена, ты просто великолепна! Какой здоровый красивый мальчик!
Я ничего не сказала. Сквозь полузакрытые веки я видела тень мужчины, копошащегося в грязи, темноте, в изорванных одеждах, целующего детеныша лисы в слипшиеся глазки.
41. Дневник Шикуджо
Иногда, когда человек знает, что расставание – это к лучшему, прощание может быть довольно простым. Но даже тогда это все равно больно.
Самым трудным прощанием для меня было прощание с принцессой. У меня не было возможности вернуться к ней до того, как я получила это ужасное письмо из деревни. И теперь я вынуждена была уехать, даже не навестив ее. Я написала ей письмо: широкие мазки чернил на белой бумаге в бежевую крапинку, перевязанной травинкой бледно-золотого цвета. Я все ей объяснила и в конце написала стихотворение:
Ночи стали длиннее, чем дни.
Они мне кажутся бесконечными,
Когда я понимаю, что не увижу вас перед отъездом.
Она написала мне ответ на бумаге шафранового цвета, перевязанной высушенной астрой:
Там, куда я ухожу сейчас, ночи бесконечны.
У меня будет время для моей грусти.
Мы больше не встретимся в этой жизни.
Мы встретимся в Чистой Земле.
Будь сильной и живой.
Она написала, что ей становится хуже. Она уедет в монастырь сразу же, как табу на движение на юг позволит ей это сделать. Я подумала о ее длинных волосах, которые придется обрезать, и заплакала – как будто волосы были женщиной, как будто они были ее жизнью. Я молилась восьми миллиардам богов и всем Буддам – всем, о которых я могла вспомнить.
В последнее время у меня было слишком много прощаний. Я думаю, их должно быть меньше.
42. Дневник Кицунэ
Люди постоянно усложняют себе жизнь. Так и время после рождения ребенка было осложнено всевозможными церемониями. У лис все проще: мать спит и ухаживает за детенышами, чистит их, ест пищу, которую ей приносит самец.
У людей все было сложнее. Первые семь дней мы носили белое – не самый удачный выбор цвета, когда сидишь с новорожденным. Мне приходилось думать о каких-то церемониях и ритуалах, когда все, чего я хотела, – это спать и заботиться о ребенке. Первая церемония – перерезание пуповины. Потом – первое купание (и многие последующие купания с обязательными ритуалами дважды в день); чтения, преподнесения пеленок в подарок, подарки священнослужителей и слуг, подарки родственников – все это сопровождалось неизбежными ритуалами.
У изголовья ребенка мы ставили специальные амулеты на счастье: веточка сосны, дикий апельсин, золотая монетка, щепка дерева, вырезанная так, чтобы она была похожа на кожу носорога, пучки травы. От всего этого ребенок плакал, что было вполне предсказуемо, но мы не могли сказать, было ли это благоприятно или нет.
Каждый день в течение месяца устраивались банкеты, но, к счастью, мое присутствие на них не предполагалось. Знатные и влиятельные люди из столицы приезжали на эти банкеты. Они поздравляли Йошифуджи, произносили тосты в честь его сына (которого мы назвали Шонен, «мальчик», потому что никак не могли придумать другое имя), играли в триктрак, читали стихи и пили.
Во время последнего банкета Йошифуджи подарил сыну меч. Я даже не думала, что в магическом мире могло быть столько людей, но мой муж был важным человеком. Все мужчины, приезжавшие из столицы, были без исключения красивыми, умели красиво говорить и четко излагать свои мысли. Иногда сквозь сон я слышала их голоса; я видела, как они приезжали и уезжали, но никогда не видела их ни до, ни после этого.
После того как я родила ребенка, я перестала уделять такое внимание условностям и правилам приличия.
На пятнадцатый день пришел Йошифуджи и покормил Шонена рисовым пирожком – наверное, на удачу. Позже в этот же вечер Йошифуджи хвастался, что у его сына вылез новый зуб – первые два уже появились.
Я все время была как во сне.
43. Дневник Шикуджо
Путешествие назад в имение напоминало ночной кошмар.
За несколько дней пути дорогу размыло, пыль превратилась в грязь, липкую и тягучую, как сироп. Ось моей кареты сломалась. Две служанки выпали из кареты на дорогу, но, к счастью, дело обошлось парой испачканных платьев и истериками. Слуги-мужчины помогли нам перейти через грязь, потом отправились в соседнюю деревню за кузнецом, чтобы тот починил карету.
На то, чтобы заменить ось, ушло три дня. За это время Тамадаро и его няня успели простудиться, и нам пришлось искать местного целителя, чтобы он приготовил им имбирный сироп и сделал примочки. Они поправлялись медленно, и мы вынуждены были задержаться еще на несколько дней, чтобы дать им полностью выздороветь. Ужасно было еще и то, что мы все почти не могли спать из-за постоянного стука пугал на поле.
На то, чтобы вернуться в имение, ушло три недели.
44. Дневник Кицунэ
Время – вещь непостоянная. Перемены времен года – зима на весну, весна на лето, лето на осень – постоянны, но само время – чередование событий, мыслей и желаний – изменчиво. Некоторые дни я вспоминаю так ясно, будто все время ношу их с собой, вырезанными, как сутра, золотыми иероглифами на ляпис-лазури, чтобы, когда понадобится, я могла их прочесть. А бывает, что целые годы я вспоминаю словно в тумане, они перемешались у меня в памяти, будто я услышала разговор, в котором кто-то вскользь упомянул о том, что эти годы все же были. И все же я знаю, что все это происходило со мной, день за днем.
Я сказала, что перемены времен года постоянны, но для нашего волшебного мира это было не совсем так. У нас всегда была осень. Я не беспокоилась о том, что Йошифуджи сможет это заметить.
Когда Шонену исполнилось три года, у нас была еще одна церемония. Дедушка подарил мальчику его первые хакама-штаны, и мы обставили его комнату миниатюрной мебелью в тот же вечер – в знак того, что он постепенно приближается к взрослой жизни.
Мальчик рос здоровым, но был диким и иногда совершал такие поступки, которые шокировали Йошифуджи. Однажды мой муж взял его с собой наблюдать за стрекозами, но Шоннена не интересовали насекомые, которыми кишела трава, он был занят тем, что ловил и ел маленьких голубых жучков. Они хрустели у него на зубах, дергали лапками, а он смеялся. Йошифуджи пришел ко мне вечером и рассказал об этом.
– Ты не остановил его? – спросила я. Во рту у меня пересохло.
– Нет, – ответил он удивленно. – А зачем? В конце концов, это в его природе.
Его слова испугали меня. Мой муж замечал одно, но не видел другое. Я даже не могла себе представить, каким он видел окружающий его волшебный мир. Иногда мне казалось, что он видит более ясно, чем все мы. Но по какой-то причине меня это не беспокоило.
45. Дневник Кая-но Йошифуджи
Я должен об этом написать.
Мы с братом моей жены взяли собаку и пошли на большую поляну, где он убил барсука несколько дней назад (или месяцев? Или лет? Нет, этого просто не может быть: сейчас все еще осень), практиковаться в стрельбе из лука. Погода была хорошая и не по-осеннему теплая, хотя прошлой ночью была буря, которая опрокинула в саду несколько горшков с растениями. На листьях у пруда до сих пор остались клочки пены.
Наши слуги несли мишени (неуклюжие соломенные чучела; брат моей жены находит забавными стрелять в чучела, сделанные наподобие людей). Они установили их на поляне и оставили нас наедине с нашими мишенями и многочисленными, заполненными едой корзинками для пикника.
Сначала мы немного попрактиковались в стрельбе. Собака носилась от цели к стрелку и назад, заливаясь лаем, пока наконец не уставала и не плюхалась в тень кустов. Когда нам надоедало это занятие, мы начинали стрелять по выбранным мишеням: по ветвям ивы, стволам деревьев, по голубю. Я чаще попадал, чем промахивался, брат моей жены всегда попадал точно в цель.
Когда у нас заканчивались стрелы, мы открывали маленькие коробочки и приступали к еде. Саке всегда было просто превосходное, и мы выпивали слишком много.
Я указал на едва видную в зарослях тропу:
– Ты когда-нибудь был там?
– Не думаю. Она ведь реальна, да?
Я не имею ни малейшего понятия, что он хочет этим сказать.
– Там наверху есть одно место, среди гор. Расселина, по которой стекает вода и образует маленький бассейн. Вода в нем всегда горячая. Божественно.
– Это объясняет запах, – сказал он. В тот момент – он показался мне очень мудрым – я ничего не чувствовал.
– Там есть храм. Очень старый, возможно, старше, чем все мои предки или даже первый император. Раньше я часто ходил туда, оставлял рис и воду.
– Там был священник?
– Нет, ни одного. Он выглядел полностью заброшенным. И никогда не видел там даже чьих-то следов, только я один что-то туда приносил.
– Зачем кому-то понадобилось строить монастырь в таком диком безлюдном месте? – спросил он лениво.
Я нахмурился.
– Это место не такое уж дикое.
– Только если для оленей, тануки-барсуков и волков. Разве не так? Здесь никто не живет, никто не посещает этот храм. В чем тогда смысл?
Это еще один из бесконечных вопросов, которые часто задает его семья и которые ставят меня в тупик, но заставляют бороться.
– Здесь живут горы. Горам приятно, что между ними стоит такой храм. Если он, конечно, только для гор, а не для источника, не для деревьев или еще чего-нибудь.
– Ты даже не знал, чему ты поклонялся, – недоверчиво проговорил он. – И ты все равно оставлял рис?
Я перевернулся и лег на спину.
– Ну, я не мог разобрать иероглифы на храме: он весь порос мхом. Кому бы ни поклонялись там, он был достаточно почитаем, чтобы у кого-то появилась мысль построить ему храм. Это достойно уважения.
Тучи в небе стали темно-фиолетового цвета, но на западе их освещало яркое солнце. Скоро будет гроза. Я поймал себя на мысли, что с нетерпением жду этого: мне всегда нравились осенние грозы.
Он засмеялся. Я был готов отстаивать свою точку зрения.
– Как ты можешь не знать этого? – говорю я. – Ты и твоя сестра! Я не хочу оскорблять вашего дедушку, но иногда мне кажется, что вас воспитали демоны или стая волков.
Он нахмурился:
– Это как с поэзией и со многими другими вещами. Иногда мне кажется, что в них есть какой-то смысл. И я слышу, что ты говоришь моей сестре, когда она спрашивает тебя о поэзии или о Будде, или о чем-нибудь еще. Но ничто из того, что ты говоришь, не имеет смысла.
– Может, и не имеет. Но что тогда религия, поэзия и живопись? Попытка создать что-то из ничего? Попытка наделить смыслом бессмысленное? Тогда жизнь – это то же самое.
Я перевернулся на бок и увидел, что брат моей жены с любопытством смотрит на меня. Какое-то мгновение он кажется мне похожим как две капли воды на свою сестру. Они все хорошо выглядят в этой семье Мийоши.
Он вскочил на ноги. Собака тут же подбежала к нему.
– Поднимайся, пойдем к источнику.
Я не узнаю местность: деревья вокруг нас такие густые, на размытой вчерашним дождем тропинке не видно ни одного следа кроме наших и следов какого-то животного, которые я никак не могу распознать. Небо быстро темнеет.
– Может, нам стоит… – начинаю я, но он уже бежит вперед с луком и стрелами, собака несется следом за ним.
Брат моей жены уже скрылся из виду, я даже не слышу, как он бежит, хотя до меня доносится лай собаки. Я бегу за ним. Через несколько минут я начинаю задыхаться – быстрее, чем ожидал. Что ж, наверное, старею.
Лес словно охвачен огнем. После вчерашней бури большая часть листьев опала, но больные сосны горят ржавчиной на вершине горы. Дикий виноград, который оплел соседние деревья, стал малинового цвета.
Мы почти подошли к источнику и храму. Тропинка превратилась в выложенную камнями дорожку, усыпанную опавшими листьями. Небо совсем черное. Стало холодно. Сильные порывы ветра срывали листья и иголки с деревьев и швыряли их нам в лица. Я задумался о тенгу-демонах и споткнулся.
Впереди раздался крик: это был ликующий голос брата жены, который вдруг сменился возгласом испуга и удивления. Я выбежал на поляну с маленьким домиком на ней. Лук и стрелы брата у него в руках, но он не целится. Что-то красно-ржавое вспыхивает у ручья и исчезает в зарослях папоротника под деревьями. За ним бежит собака.
Они выследили лису.
Я кричу, но уже слишком поздно. Собака стремительно бежит вперед. Кусты словно взрываются: рыжий мех вперемешку с черно-белым выкатываются на поляну. Сквозь злобное рычание пса слышится звук, похожий на жалобный всхлип, который издает лиса.
– Нет! – Я стреляю, перепрыгиваю через ручей и бегу к лисе. Но уже слишком поздно. Возможно, она и выжила бы, если бы собака не схватила ее за горло и не начала трясти. Она швыряла ее тело из стороны в сторону.
Мы кричим на собаку: она отпускает лису и исчезает в кустах.
Лиса мертва. Старая самка лежит на боку на примятой траве. Я не могу сказать: возможно, это одна из тех лис, которых я видел раньше, когда еще жил с Шикуджо. Нет, это ведь другая долина (я так думаю), и к тому же, это было годы (или всего лишь месяцы?) назад.
Ни одного вздоха, который приподнял бы ее ребра; один открытый золотой глаз придавлен к земле. Из ее пасти течет кровь.
Брат моей жены стоит позади меня: жестокий блеск в глазах исчез, уступив место ужасу и шоку.
– Нет, – произносит он ошеломленно.
Я медленно поворачиваю голову назад, стараясь сдержать слезы. Только что здесь произошло что-то ужасное. Я только не знаю, что именно.
Вспышка сине-белого света, потом гром. Я чувствую остроту вспышки. Даже сквозь звон в моих ушах я слышу, как в лесу падает дерево. Еще одна вспышка – снова грохот. Такое ощущение, будто из моих легких вышел весь воздух. Деревья вокруг поляны зашумели. На меня падает первая градина. Начинает медленно падать хиноки-кедр.
– Град! – кричит один из нас. – Храм! – Я даже не знаю, кто из нас сказал это. Промокшие до костей, с ушибами от градин, ослепленные яростью, мы бежим к храму – нам во что бы то ни стало надо найти убежище.
Новая вспышка молнии освещает храм. От пруда с горячей водой поднимается струйка пара, когда в него падает очередная градина. Мы бежим под своды храма.
В храме нет внутренней комнаты – это лишь стена и два кипарисовых столба, поддерживающие крытую щепой крышу. Я думаю, когда-то здесь был обтесанный камень, или деревянная табличка, или статуя. Теперь под крышей стоим только мы, дрожащие, в промокших шелках. Кожа моего компаньона светится при вспышках молнии, а губы кажутся синими.
А потом вдруг я, к своему собственному удивлению, начинаю смеяться и кричать, чувствуя себя сумасшедшим из-за грозы. Мое тело напряжено, я возбужден. Я чувствую, словно меня омывает дикостью. На мгновение я вспоминаю сказки о том, как лисий дух вселялся в человека, и думаю, не вселилась ли в меня эта мертвая самочка? Я не понимаю, что меня так веселит, но я начинаю смеяться еще сильнее.
Потому что, даже несмотря на то, что лиса мертва (и, несмотря на смех, я чувствую, как по моему лицу текут слезы горя), я жив. И в этот самый момент мне кажется, что я забывал об этом долгие годы.
