Текст книги "Элизабет Тейлор"

Автор книги: Китти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

«У Лиз было весьма специфическое чувство юмора, – вспоминает один из ее знакомых. – Достаточно вспомнить случай в отеле «Плаза» с Монти и Родди, швыряние торта в лицо, и все такое прочее. Она обожала дать кому-нибудь по морде, плюнуть в лицо и получить в ответ то же самое. Может, это как-то связано с ее неистощимой половой энергией – кто знает?»

Кто бы мог подумать, что к девятнадцати годам в послушной дочери Сары Тейлор проснутся поистине агрессивные инстинкты. Она преследовала Майкла Уайлдинга с целеустремленностью охотника, загоняющего свою добычу, пропуская мимо ушей замечания скептиков, указывавших ей на огромную разницу в возрасте.

«Мне нет никакого дела, что вы или кто-то иной думает по этому поводу, – заявила она Хедде Хоппер. – Я люблю этого человека и обязательно выйду за него замуж. Я люблю его, я люблю его, я люблю его».

Большую часть жизни Элизабет тянуло к пассивным, уступчивым мужчинам вроде Майкла Уайлдинга.

«Не знаю почему, – говорит один из друзей Элизабет. – Но Лиз неизменно тянуло к мужчинам вроде Майкла или Монти Клифта, что довольно странно для такой цветущей, страстной женщины».

Позднее она увлекалась то Эдди Фишером с его пристрастием к наркотикам, то Ричардом Бартоном с его алкоголизмом. Как мне кажется, они представляют собой тот тип мужчин, которыми она легко могла управлять и командовать, точно так же, как ее мать помыкала ее отцом.

Оба – и Майкл Уайлдинг, и Монтгомери Клифт – были увлечены другими, более старшими по возрасту женщинами, знаменитыми и недосягаемыми. В случае с Клифтом это была певица по имени Либби Холман. В случае с Майклом – Марлен Дитрих. Собственно говоря, когда Майкл наконец присоединился к Элизабет в Нью-Йорке осенью 1951 года, он заявил в прессе, что не считает, что обручен с ней. Да и сам его приезд в Нью-Йорк непосредственно не связан с их отношениями.

«Я приехал сюда в первую очередь из-за Герберта Уилкокса и Анны Нигл... Они попросили меня выступить в качестве сопровождающего лица во время их публичных появлений по случаю выхода в прокат фильма «Женщины с фонарем», в котором Анна играет Флоренс Найтингейл».

Майкл продолжал видеться с Марлен Дитрих. Продюсер Сэм Маркс вспоминает, как однажды ночью колесил по Манхэттену и увидел нечто такое, что заставило его предположить, что Уайлдинг по-прежнему предпочитает Дитрих.

«Я увидел Элизабет в отеле «Сент-Реджис», – вспоминал Маркс. – Они с Монтгомери, сидя рядом, пили водку. Я подсел к ним. Атмосфера была напряженной. Позже тем же вечером я увидел Элизабет вместе с Уайлдингом. Вид у него был скучающий. А еще через пару часов той же самой ночью я оказался в клубе «21» и увидел там Уайлдинга в обществе Марлен Дитрих. Его было не узнать, разница так и бросалась в глаза. «Интересно, – подумал я про себя. – И во что это ввязывается Элизабет?»

Элизабет последовала за неуступчивым Уайлдингом в Калифорнию, где тот остановился у своего лучшего друга Стюарта Грейнджера и его жены Джин Симмонс. Лиз тоже остановилась у них и продолжала обрабатывать Уайлдинга. Его самым серьезным аргументом против этого брака были деньги. В то время он был связан контрактом с Гербертом Уилкоксом и Анной Нигл – ему надлежало сыграть роль юного романтического возлюбленного – и к тому же был королем кассовых сборов в Британии. Однако как британский подданный, покидая Англию, он лишался всего того, что не успеет заполучить после развода его первая жена.

Элизабет направилась со своими проблемами на «МГМ» – к Бенни Тау. Она заявила, что хочет замуж за Майкла Уайлдинга и желает жить в Голливуде, но вот Майкл не может позволить себе покинуть Англию. И если только МГМ» не предложит ему выгодный контракт, продолжала Элизабет, она тоже оставит студию, бросит карьеру актрисы и уедет вместе с мужем за границу. Тау немедленно вступил с Уайлдингом в переговоры. Уайлдинг тотчас же ухватился за предложенный «МГМ» контракт. После чего с улыбочкой сообщил Герберту Уилкоксу и Анне Нигл, что их сотрудничество окончено. Он также заявил им о своей уверенности, что они не будут силой удерживать его в Англии, если пребывание там окажется ему не по душе.

Такого Уилкокс никак не ожидал. «Так закончилось самое счастливое и самое удачное сотрудничество за всю историю британской киноиндустрии – печально, бесполезно, трагично», – заявил он.

Щедрый контракт, предложенный «МГМ», позволил Элизабет сломить сопротивление Майкла. Он согласился «подумать» о женитьбе на ней. В это время Ники Хилтон объявил о своей помолвке с Бетси фон Фюрстенберг, и обуреваемая ревностью Элизабет начала терзаться мрачными думами из-за белокурой, голубоглазой графини. Зная, что Ники вместе с невестой обязательно будет присутствовать на одной премьере, Элизабет появилась там с Уайлдингом. В вестибюле они прождали почти целый час, пока мимо них не прошли толпы народу – и все потому, что Элизабет непременно захотелось бросить «Привет!» бывшему мужу. Однако Ники Хилтон не попался на эту удочку. «Позднее Ники мне сказал, что она только потому поджидала нас в театре, что ей ужасно хотелось посмотреть, как я выгляжу, – вспоминала Бетси фон Фюрстенберг. – «Неужели ты веришь этой суке? – спросил Ники. – Ей просто надо тебя оценить». Я никак не могла понять, почему Майкл Уайлдинг позволил втянуть себя в эту игру. Но, может быть, в то время он еще не подозревал, на какие выходки способна Элизабет».

Уайлдинг был милым, спокойным человеком, который, как говорится, мухи не обидит. Ему и в голову бы не пришло отказать Элизабет. Он был слишком мягкотел, чтобы вступать с кем-либо в спор.

«Я из тех, кто избегает любых скандалов, – признался он. – Я просто не выношу подобных сцен. Они выше моих сил».

Спустя годы Уайлдинг признался, что когда Лиз пыталась устроить ему сцену, он молча позволял ей выпустить пар.

«Я просто говорил ей: «Да, моя дорогая», или: «Разумеется, моя драгоценная», «Хорошо, милая», – однако это не имело на нее ровно никакого воздействия. Она распалялась еще больше».

Только такой уступчивый человек, как Майкл Уайлдинг, мог позволить втянуть себя в голливудские игры по тем правилам, по которым привыкли играть Элизабет и Сара Тейлор. Не успел британский актер прибыть в Калифорнию, как Сара Тейлор тотчас принялась названивать Луэлле Парсонс. Хедду Хоппер она тут же пригласила на чай. Оставив, наконец, всякую надежду, что ее дочь когда-нибудь помирится с Ники Хилтоном, Сара, скрепя сердце, приняла неизбежное – ее дочь во что бы то ни стало решила выйти замуж за человека, являвшегося точной копией своего отца. Правда, это было куда лучше, чем выскочить за Стенли Донена, но все равно, Сара была раздосадована из-за Майкла Уайлдинга. Кумир британских подростков, в придачу к своему безвольному подбородку, катастрофически лысел и был вынужден всячески это маскировать. Но, что еще хуже, за душой у него не было ни гроша. Более того, он задолжал британской налоговой службе сто тысяч долларов. Поэтому, поскольку новоявленный жених ее дочери не мог похвастаться богатством, Сара решила сосредоточить все свое внимание на его аристократическом происхождении. Она сообщила Луэлле и Хедде, что Уайлдинг является потомком архиепископа Кентерберийского, некогда короновавшего королеву Викторию. На голливудских сплетниц это не произвело ровно никакого впечатления, и они обе публично призвали Элизабет почаще напоминать суженому, чтобы тот тщательнее прикрывал лысину.Майкл Уайлдинг никогда не скрывал того, что его самой большой мечтой в жизни было «стать богатым и поменьше работать, чтобы не изнурять себя работой». Будучи по природе ленив, он радовался деньгам, которые давала ему актерская профессия, однако театральная карьера вовсе не являлась для него смыслом жизни.

«Я никогда не считал себя выдающимся актером, – признался Уайлдинг. – Я всего лишь напрягаюсь ради денег. А все остальное меня просто не волнует, в особенности моя работа».

«Он любит сидеть дома, покуривая свою трубку; читает, рисует – делает именно то, чем я тоже намерена заняться, – рассказывала Элизабет, – мне просто хочется быть вместе с ним, быть его женой и как можно скорее обзавестись ребенком».

После того, как она в открытую преследовала его, сделала ему предложение, сама купила себе обручальное кольцо, а затем добилась для жениха выгодного контракта в Голливуде, Элизабет заявила, что они с Уайлдингом поженятся, как только оба их развода вступят в силу. Вернувшись к себе в Англию, Уайлдинг был весьма удивлен, услышав это заявление.

«Заявление Элизабет явилось для меня неожиданностью, – сказал он. – Я думал, что мы подождем еще несколько недель и... как бы вам сказать...» Однако, как истинный джентльмен, он тотчас нашелся, сказав, что их планы столь туманны, что он точно не знает, где и когда состоится свадьба.

Однако Элизабет уже завела разговор с Хелен Роуз относительно фасона своего второго свадебного наряда. На следующий день после того, как ее развод с первым мужем вступил в силу, она начала собирать вещи, чтобы отправиться в Лондон. Сара Тейлор, взбешенная тем, что ее дочь уезжает, не получив от жениха окончательного согласия, во всеуслышание выразила свое неодобрение. Элизабет велела ей проваливаться к черту. Она прибыла в Англию 11 февраля 1952 года, а через десять дней уговорила Уайлдинга жениться на ней. Церемония состоялась в Кэкстон-Холле. На невесте был голубовато-серый костюм, жених выглядел весьма растерянно.

ГЛАВА 8

Ну и цирк вышел из всего этого! – вспоминал Герберт Уилкокс, сопровождавший Майкла Уайлдинга до зала для особо важных персон для встречи невесты. – Когда Лиз вышла к нам, она быстро окинула Майкла взглядом и уже в следующее мгновение повисла у него на шее. Они стиснули друг друга в крепком объятии. Обо мне и о репортерах было забыто. Объятия длились столь долго и были столь страстными, что мы оставили нашу пару в покое, а сами удалились в бар».

Элизабет появилась с тремя сундуками и тридцатью чемоданами и была настроена во что бы то ни стало добиться, чтобы Уайлдинг на ней женился.

Зная, насколько Уайлдинг стеснен в средствах, Анна Нигл и Герберт Уилкокс предложили взять на себя свадебные расходы. Они заплатили за все, включая шампанское на приеме в «Клэридже». Элизабет согласилась оплатить расходы во время медового месяца.

Во время репетиции свадебной церемонии Элизабет не сводила влюбленного взгляда со своего жениха, отчего все присутствующие в зале ощутили некоторую неловкость. Когда же чиновник, руководивший церемонией, велел Майклу поцеловать невесту, Элизабет вцепилась в него и не отпускала.

«Они вошли в такой клинч, что вы даже не поверите», – вспоминал Герберт Уилкокс.

В день свадьбы Элизабет прибыла в Кэкстон-Холл в «роллс-ройсе» с шофером и без всяких сопровождающих. Она отказалась пригласить мать, а Фрэнсис Тейлор наверняка не согласился бы приехать один, без Сары. Ее брат Говард в это время принимал участие в боевых действиях в Корее. Поэтому накануне своего второго бракосочетания Элизабет осталась без родственников. Бен Гетц, глава британского отделения «МГМ», и его супруга взяли на себя роль посаженных отца и матери.

Майкл Уайлдинг, выпив для смелости бутылку шампанского, уже поджидал невесту в Вестминстере вместе со своими родителями – которые, кстати, не скрывали своего неодобрения. Здесь же находились и Анна Нигл с Гербертом Уилкоксом. Церемония заняла десять минут. Когда чиновник объявил новобрачных мужем и женой, Элизабет спросила:

«Могу я сейчас поцеловать жениха?»

И снова набросилась на Уайлдинга. После чего пара удалилась из зала. На улице их уже поджидала неистовствующая толпа девчонок-подростков, выкрикивавших поздравления. Толпа напирала все сильнее, и Элизабет крикнула своему новоявленному мужу:

«Держи меня крепче, Майкл, держи меня крепче!»

У Уайлдинга был явно испуганный вид, но в следующее мгновение, растолкав толпу, к ним пробился здоровенный полицейский. Подхватив невесту на руки, он отнес ее к поджидавшему неподалеку лимузину.

«Боже милостивый, тяжкое это дело – жениться», – пробормотал Уайлдинг.

Вскоре к ним протолкались репортеры, желая узнать, как молодожены намереваются провести медовый месяц.

«Надеюсь, что вместе», – ответил Уайлдинг.

«Мистер Уайлдинг, не могли бы вы дать нам рецепт счастливого брака?» – не унимались репортеры.

«Хотел бы я сам знать».

«Скажите, почему вы женились на мисс Тейлор?»

«Она милый ребенок, и у нее отличное чувство юмора».

«Выходит, вскружила вам голову, дружище?»

Отбившись наконец от толпы зевак, жених сумел-таки добраться до лимузина, забраться в него и пригладить помявшийся костюм. Лиз обернулась к беснующейся толпе и выкрикнула:

«Надеюсь, в один прекрасный день вы будете так же счастливы, как и я сегодня. Для меня это начало счастливого конца!»

Когда Саре Тейлор в Голливуде сообщили, что ее дочь принесла в Лондоне брачный обет, она сказала:

«Что ж, замечательно. По-моему, оно только к лучшему, что Элизабет вышла замуж за человека старше ее. Мужчина в возрасте, как правило, терпимее, уравновешеннее, проявляет большее понимание. Я надеюсь, что благодаря ему она тоже станет более терпимой и уравновешенной».

Фрэнсис Тейлор, не имевший привычки перечить жене, промолчал.

После медового месяца во французских Альпах, во время которого Элизабет отпраздновала свой двадцатый день рождения, Уайлдинги вернулись в Лондон, где Майкл начал работу над лентой «День на скачках» – это был его шестой фильм с участием Анны Нигл. Тем временем у Элизабет истекал подписанный в 1945 году контракт с «МГМ», и студия во что бы то ни стало стремилась не выпустить из своих цепких лап первую красавицу съемочной площадки.

Склонность к паникерству, и без того присущая киноиндустрии, в начале пятидесятых расцвела пышным цветом. Параноидальное выслеживание коммунистов в Голливуде, возглавляемое Джо Маккарти и его оголтелой кликой, разрушительно сказывалось на творчестве, душа всякую свободу, натравливая друг на друга бывших друзей. Подлило масла в огонь и совместное решение крупнейших студий, направленное ими в Департамент юстиции. Согласно условиям этого договора, киностудии были вынуждены отделиться от прокатных компаний и сети кинотеатров. Иными словами, это означало конец эры безраздельного господства студий, позволявшего им контролировать дальнейшее продвижение своей продукции, а соответственно, и получать доходы на каждом этапе. Усугубило кризис и широкомасштабное вторжение телевидения, которое не замедлило сказаться на доходах киноиндустрии. Еженедельная посещаемость кинотеатров упала с 125 миллионов в 1945 году до 60 в 1952-м. Неудивительно, что громоздкая, неповоротливая студийная система оказалась на грани краха.

Корпорация «Loew’s Inc», родительница студии «МГМ», не на шутку переполошилась. Доходы за текущий год упали на три миллиона долларов, то есть опустились ниже самой нижней отметки – депрессии 1933 года, – и корпорация была вынуждена экономить буквально на всем. Оскары» перестали сыпаться на «МГМ» как из рога изобилия, а звезды, некогда безраздельная собственность студии, освобождались от оков навязанных им контрактов, чтобы основать свои собственные компании. Луис Б. Майер, на протяжении многих лет царь и бог «МГМ», а также самый высокооплачиваемый чиновник в стране, был вынужден подать в отставку. Его кресло занял Дор Шэри. Таким актерам, как Кларк Гейбл, Спенсер Трейси, Микки Руни, Джейн Пауэлл, Грир Гарсон и Эстер Уильямс, была дарована полная свобода. Однако студия вознамерилась во что бы то ни стало сохранить за собой Элизабет Тейлор.

Агент Элизабет, Гладстон, посоветовал ей также распрощаться с «МГМ» и образовать собственную компанию. Он объяснил ей, что, став независимой, получит возможность требовать для себя лучших сценариев, самостоятельно выбирать роли, контролировать ход съемок и, соответственно, зарабатывать больше денег, которые, благодаря увеличению капитала, будут облагаться меньшим налогом. Однако Элизабет предпочла уверенность в завтрашнем дне, которую давала ей студия. Кроме того, Элизабет понимала, что, став независимой, она утратит доступ в костюмерный отдел студии.

«Она была просто помешана на нарядах, – вспоминает Гладстон. – Частенько, когда мне удавалось уломать «МГМ» и те уже были готовы пойти на то, чтобы увеличить ей жалованье, в кабинет входила Элизабет – с просьбой подарить ей платья, которые она носила во время съемок предыдущей картины. Этого для нее оказывалось достаточно».

Позже «МГМ» привела кинозвезду в восторг, предложив ей пятилетний контракт из расчета 5 тысяч долларов в неделю, сорок недель гарантированной работы в год и триста долларов в неделю Саре Тейлор, которая умудрилась сохранить за собой место опекунши. Уайлдинг тоже удостоился трехлетнего контракта из расчета три тысячи долларов в неделю, плюс по желанию еще два года по четыре тысячи, Как часть нового контракта, Элизабет добилась от студии кредита в 50 тысяч долларов, чтобы приобрести для себя, мужа и будущего ребенка дом с бассейном. Затем она собрала 47 тысяч долларов облигациями займа, которые накопились из отчислений ее жалованья, когда она снималась, будучи еще ребенком. На эти деньги она обставила дом.

Уайлдинг остался в Лондоне, чтобы продать квартиру, а Элизабет в июне вернулась в Голливуд, собираясь начать работу над очередной ролью богатой девицы в фильме «Девушка, у которой было все». Благодаря своей изысканной красоте, Элизабет получала подобную роль в каждой новой эмгеэмовской картине. Картины эти следовали одна за другой, образуя нечто вроде семейной саги, а Элизабет порхала из одной ленты в другую, меняя только драгоценности, наряды и меха.

К тому времени как съемки нового фильма завершились, Элизабет уже испытывала все прелести беременности. Ее вес увеличился со 112 до 155 фунтов, и «МГМ» была вынуждена отправить ее в частично оплачиваемый отпуск из расчета две тысячи долларов в неделю. Происшедшие в ее внешности изменения сделали невозможным ее участие в новых проектах.

Первый ребенок Элизабет, Майкл Говард Уайлдинг, названный так в честь мужа и брата, появился на свет 6 января 1953 года посредством кесарева сечения. Спустя месяц после его рождения Элизабет все еще была не в состоянии сниматься, однако студия продолжала выплачивать ей две тысячи долларов в неделю, ожидая, что Элизабет сбросит лишний вес. Когда же, по причине чрезмерной полноты, Элизабет упустила шанс сыграть главные роли в картинах «Все братья были храбры» и «Юная Бесс», она согласилась сесть на диету, чтобы затем предстать перед студийным начальством.

С помощью диеты Элизабет удалось-таки сбросить свой вес до ста семнадцати фунтов. Она успела как раз вовремя – МГМ» одолжила ее «Парамаунту» для участия в съемках «Слоновьей поступи», где она заменила Вивьен Ли, поскольку та перенесла нервный срыв. Прославившись на весь мир как Скарлетт О'Хара в «Унесенных ветром» и Бланш Дюбуа в ленте «Трамвай Желание», Вивьен Ли впоследствии стала жертвой маниакально-депрессивного психоза. За годы их совместной жизни с Лоренсом Оливье, она время от времени впадала в безумие, а во время натурных съемок, проходивших на Цейлоне, у нее начались галлюцинации. К моменту возвращения в Голливуд для завершения работы над картиной в звукооператорской Вивьен Ли была уже не в состоянии делать что-либо.

Благодаря физическому сходству двух актрис, выбор пал на Элизабет Тейлор, а иначе на всем проекте пришлось бы поставить крест. Впоследствии «Тайм» так прокомментировал эту замену: «Элизабет Тейлор, хотя и хороша собой, однако слишком молода и неопытна как актриса, чтобы сыграть роль, предназначавшуюся Вивьен Ли».

Когда Элизабет появилась на съемочной площадке, продюсер все еще никак не мог прийти в себя после шока, вызванного нервным срывом у Вивьен Ли.

«Даже после того, как Ли нас покинула, меня преследовали проблемы, – вспоминал Ирвинг Эшер. – Питер Финч продолжал без умолку трещать о своей огромной любви к Вивьен и их романе, который имел место на Цейлоне, а Эндрюс запил горькую, и нам частенько приходилось переносить съемки. Работать же с Элизабет было одно удовольствие. Она приезжала вовремя, хорошо знала свои реплики, проявляла завидное терпение к Эндрюсу и всегда стремилась ему помочь. Иногда он пребывал в таком плачевном состоянии, что мы были вынуждены снимать его со спины, а в их совместных сценах Элизабет брала инициативу на себя. Она была профессионалка до мозга костей».

Во время сеанса рекламной фотосъемки для «Слоновьей поступи» Элизабет пережила первый из череды пугающих случаев, которые будут преследовать ее на протяжении всей жизни. Она вместе с Питером Финчем и Эндрюсом сидела в джипе, а мощный вентилятор гнал в их сторону воздух, имитируя ураганные порывы ветра. Элизабет закинула назад голову, и ей в глаз попал крохотный заржавевший кусок металла. Врач вынул осколок и наложил на глаз повязку, однако позднее на месте раны появилась язвочка, потребовавшая хирургического вмешательства.

«Стоило мне моргнуть, как у меня сразу ужасно начинало чесаться в глазу, – вспоминала Элизабет. – Потом, когда ранка стала нарывать и из глаза потек гной, я пошла к доктору. Он все как следует осмотрел и сказал: «Милочка, у вас в глазу инородное тело». Другой врач зажал мне голову небольшими тисками и произвел операцию, чтобы извлечь это инородное тело. Оно глубоко впилось мне в глаз и там заржавело. У врачей была игла с малюсеньким ножичком на конце, и было хорошо слышно, как мне резали глаз. Звук ужасно похож на тот, когда кусаешь арбуз, только не так громко».

Элизабет описывала этот случай спустя десять лет. Она с огромным удовольствием смаковала подробности всех своих хворей и перенесенных операций. Впоследствии она совсем зациклилась на своих физических мелодрамах и даже хвасталась, что перенесла более тридцати хирургических вмешательств. Все ее интересы так или иначе связаны с ее нездоровьем, она была готова в мельчайших подробностях расписывать свои недомогания любому, кто согласился бы выслушать. Монтгомери Клифт, сам ипохондрик со стажем, умилялся ее извращенным пристрастиям. «Бесси Мей – единственная из тех, кого я знаю, у кого больше хворей, чем у меня самого», – говорил он.

Как только Элизабет выздоровела после воспаления глаза, она тотчас же взялась за очередную роль богатой избалованной девицы в фильме «Рапсодия» – шикарной романтической драме с участием Витторио Гассмана. По мнению «Нью-Йорк геральд трибьюн», эта картина «была не более чем средством показать Элизабет Тейлор в сногсшибательных нарядах – то она рыдает от одиночества, то сияет от счастья, сидя на концерте... Ее движения – всего лишь движения куклы, которую незаметно дергают за ниточки. В этих нелегких обстоятельствах, когда и в сценарии, и в режиссуре напрочь отсутствует искра божья, даже ее поразительная природная красота подчас производит впечатление искусственной».

Пока Элизабет была занята в «Рапсодии», Майкл Уайлдинг снимался в картине «Факельная песнь» с участием Джоан Кроуфорд. Они регулярно встречались за обедом в кафетерии, находившемся при студии, и Элизабет часто навещала супруга прямо на съемочной площадке. Кроуфорд, вернувшаяся на «МГМ» в возрасте сорока восьми лет, все еще ожидала, что с ней будут обращаться как со звездой.

«Как-то раз Лиз заявилась на съемочную площадку и даже не соизволила поздороваться с Джоан, чем ее ужасно задела, – вспоминает Дор Фриман, давний сотрудник «МГМ». – Джоан подозвала меня к себе и сказала: «Передай этой сучонке, чтобы она больше не смела сюда являться, если ей трудно со мной поздороваться. Я хочу, чтобы ты научил ее хорошим манерам». Разумеется, Лиз я ничего не сказал, но случай этот врезался мне в память».

Ни Элизабет, ни Уайлдинг были не в состоянии понять ту серьезность, с какой Кроуфорд относилась к своей профессии. Они испытали шок, узнав что Джоан действительно проводит в студии все двадцать четыре часа в сутки.

«Господи, да она здесь днюет и ночует», – рассказывал Майкл жене. Подобное рвение было выше его понимания. Сам он предпочитал днями просиживать дома, заниматься живописью или нежиться на солнышке возле бассейна. Студия нередко лишала его жалования – всякий раз, когда Майкл отказывался от роли, студия прекращала выплачивать причитающиеся ему три тысячи долларов, а отказывался он довольно часто – например, от небольшой роли в «Латинских любовниках» с участием Ланы Тернер. Кроме того, Уайлдинг не пожелал пройти пробу к фильму «Лебедь», в котором снималась Грейс Келли.

Подобное прохладное отношение к работе мало беспокоило Элизабет – до тех пор, пока счета не стали накапливаться, а долги расти. Когда же Майкл отказался взяться за роль Рекса Харрисона в «Моей прекрасной леди», Элизабет позвонила Хедде Хоппер и стала умолять ее хоть как-то повлиять на мужа. «Поговори с Майклом, Хедда. Урезонь его, – твердила она. – Ведь это такая чудесная роль». Но Уайлдинг эту роль тем не менее отверг и продолжал отвергать другие. «Я просто был слишком ленив, чтобы за них браться», – признался он позднее.

К этому времени Элизабет уже была беременна их вторым ребенком. Чтобы не терять денег из-за отпуска с неполным содержанием, она согласилась продлить контракт со студией на год. Ее супруг был вынужден взяться за работу. «Поскольку мы ждем в семье прибавления, мне ничего не остается, как немного себя расшевелить, – сказал он. – Откровенно говоря, все дело в том, что мы привыкли к такому образу жизни, который требует, чтобы мы оба работали».

Уайлдинги купались в роскоши и вечно что-то покупали, соря деньгами направо и налево. У них вошло в привычку дарить друг другу новые машины. Элизабет объявила, что два ее самых любимых увлечения – это наряды и бриллианты. Уайлдинг стремился потрафить супруге, для чего щедро одаривал ее бриллиантовыми колье, сапфировыми браслетами и кольцами с изумрудами. Но поскольку сам ни денег не имел, то покупки оплачивала Элизабет. Вскоре она уже жаловалась Монтгомери Клифту, что когда-то мечтала о сильном, здоровом парне, которым будет заботиться о ней, покупать ей драгоценности и меха, а в результате дело кончилось тем, что теперь она сама оплачивает все счета.

Осенью 1953 года студия отправила Элизабет в Англию, где ей предстояло сыграть главную роль в картине «Бо Бруммель». Было решено оплатить ей дополнительные шесть недель пребывания в Европе, чтобы прежде чем приступить к съемкам, Тейлор могла насладиться с Уайлдингом чем-то вроде второго медового месяца. Во время путешествия она с энтузиазмом предалась своему любимому занятию, и студия не раз была вынуждена приходить ей на выручку.

«Пожалуйста, будьте так добры, дайте телеграмму в Нью-Йорк, чтобы мне дополнительно выделили еще 1600 долларов для оплаты моих драгоценностей, – телеграфировала она на студию «МГМ». – Я умру от стыда, если ювелиры явятся в Копенгаген, чтобы требовать их обратно. Прошу простить меня за беспокойство, но дело срочное. С сердечным приветом, Элизабет».

Через два месяца, на этот раз увлекшись покупкой нарядов, она послала по тому же адресу еще одну телеграмму:

«Мой дорогой Бенни, – телеграфировала она Бенни Тау. – Терпеть не могу причинять тебе беспокойство, но дело ужасно важное. Мне срочно требуется кое-что из моего гардероба к «Рапсодии», потому что здесь страх как холодно. Я могу составить для Хелен Роуз список, если ты даешь согласие, чтобы мне все срочно доставили самолетом. Будь добр, дай мне знать как можно скорее. Горячий привет. Заранее благодарю, Элизабет».

Вместе Уайлдинги зарабатывали более 350 тысяч долларов в год, но расходы едва не разорили их. Вдобавок к «слабостям» Элизабет, требовалось делать ежемесячные взносы по закладной, платить проценты по эмгеэмовскому кредиту, выплачивать жалованье личному секретарю Элизабет, Пегги Ратледж, а также садовнику, повару, горничной и няне новорожденного младенца, Кристофера.

По дому бродили четыре собаки, пять кошек и две утки. Кошки когтями в лохмотья разодрали дорогие обои, утки клевали мебель, а собаки откладывали свои ежедневные кучки прямо на толстом белом ковре в гостиной. Элизабет держала своего пуделя, Джи-Джи, и всех щенков в детской комнате вместе с младенцем, чем приводила няню в бешенство – ведь ей то и дело приходилось спотыкаться возле колыбельки о кучи затвердевшего собачьего дерьма.

Этот зверинец поверг в ужас даже Сару Тейлор, которой теперь было позволено навещать дочь раз в неделю.

«Я все-таки не удержалась и сказала: «Послушай, Элизабет, не разрешай Джи-Джи лизать младенца!» Она только уставилась на меня в изумлении: «Господи, мама, подумай, что ты говоришь! Неужели тебе не известно, что собачья слюна – самая чистая вещь в мире – она убивает микробы! Природа нарочно так придумала, чтобы позаботиться о животных и их потомстве!»

Элизабет понятия не имела, как готовить, убирать, закупать провизию, но это ее мало заботило.

«Она разбрасывает вещи по всему дому, – вспоминал Уайлдинг. – Все равно где. После нее кажется, будто по дому прошел ураган с той разницей, что ураган не перевернет все вверх дном так, как она».

Уайлдинг терпел неряшливость Элизабет, однако никак не мог привыкнуть к ее нерасторопности.

«Никак не могу взять в толк, почему у нее напрочь отсутствует чувство времени, – говорил он. – Наверно, это у нее от природы».

Вечно опаздывающая Элизабет заставляла людей ждать часами, пока сама она в это время занималась макияжем, причесывалась или красила ногти. Казалось, она всем своим видом давала понять: «Я буду делать все, что хочу и когда хочу». Она никогда не извинялась за свою вопиющую медлительность, а если ей делали замечания, то не лезла за словом в карман.

«Я бы советовал вам не перечить ей, – предупреждал Уайлдинг. – Она легко раздражается».

Уайлдинг, который избегал какой бы то ни было конфронтации, в начале их брака во всем потакал жене. Он ублажал ее как только мог – рисовал ее портреты, увешал все стены в доме ее фотографиями. На кофейном столике копились кипы журналов, с Элизабет на передней обложке. И, тем не менее, даже этих знаков внимания ей было недостаточно.

«Актеры нуждаются в любви на разных уровнях, и Элизабет требовалось нечто большее, чем просто любовь ее супруга, или ребенка, или родителей, – говорит режиссер Ричард Брукс. – Она нуждалась в любви-одобрении ее таланта, и я решил, что если только сумею, то дам ей такую возможность в картине «Последний раз, когда я видел Париж».

В это время Элизабет Тейлор хотя и считалась звездой, но тем не менее еще ни разу не удостоилась наград киноакадемии. Нельзя также сказать, чтобы она побила все рекорды кассовых сборов. Самыми громкими именами в кинобизнесе тех дней были Джон Уэйн, Дин Мартин, Джерри Льюис, Гари Купер, Джеймс Стюарт, Мерилин Монро, Алан Лэдд Уильям Уолден, Бинг Кросби, Джейн Уайман и Марлон Брандо. Закончив в Лондоне съемки «Бо Бруммель», Элизабет вернулась в Голливуд, чтобы начать работать у Ричарда Брукса в картине по мотивам произведения Ф. Скотта Фитцжеральда «Возвращение в Вавилон» – истории о скитающихся по свету американцах. Главную мужскую роль в ней исполнял Ван Джонсон, бывший партнер Элизабет по «Большому похмелью». Эта лента 1950 года подвигла «Нью-Йоркер» на следующее высказывание: