Текст книги "Элизабет Тейлор"

Автор книги: Китти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Элизабет на собственной шкуре успела убедиться, что значит подвергаться гонениям. Их с Эдди предали остракизму, и поэтому им пришлось проводить большую часть времени вдвоем, в доме, который Элизабет на время сняла у Линды Кристиан. А поскольку их чувствительные к общественному мнению театральные агенты советовали им не показываться на людях вместе, Эдди с Элизабет на протяжении нескольких месяцев жили в полной изоляции. Им также пришлось нанять охрану, круглосуточно дежурившую вокруг их дома. Это делалось ради себя самих, но в особенности – ради детей Элизабет, чтобы оградить их от возмущенных правдоискателей, грозивших забросать их камнями, или же религиозных фанатиков, готовых читать проповеди прямо у них на парадном крыльце. Кроме того, охранникам вменялось в обязанность не пропускать никаких представителей прессы – ни репортеров, ни фотографов.

Публичное осуждение глубоко задело Элизабет. Она никак не могла взять в толк, почему люди отвернулись от нее. Вечно заплаканная, она звонила таким своим старым друзьям, как, например, Сидни Гилярофф, Затем она пыталась искать правды в судах, подав иск по обвинению в клевете по меньшей мере против шести изданий, которые, по ее мнению, печатали откровенную ложь. Вскоре судебные разбирательства вошли у нее в привычку.

«Она никак не может поверить, что чужой муж – это непозволительная роскошь, за которую приходится заплатить даже ей», – заметил писатель Джо Хайемс.

Спустя годы Эдди Фишер признавался:

«Она не любит читать о себе неприятные вещи. Она читает всю светскую хронику и все великосветские журналы и каждый раз ужасно злится, если вдруг кто-то осмелится изобразить ее иначе, кроме как невинным созданием времен «Нэшнл Велвет». По-моему, она до сих пор думает о себе как о милом, невинном создании. Она никак не может привыкнуть к тому, что зрители теперь воспринимают ее совершенно по-другому».

Элизабет отказывалась показываться на публике в обществе Эдди Фишера до тех пор, пока Дебби Рейнольде не подала на развод.

«Мы не осмеливались, – признавалась она. – Друзья – по крайней мере, те, кого мы считали друзьями, – казалось, не желали иметь с нами ничего общего».

В феврале – спустя одиннадцать месяцев после того, как Элизабет овдовела, и шесть – с тех пор как Эдди Фишер ушел из дома – Дебби переступила порог лос-анджелесского суда. Не называя Элизабет по имени, она заявила судье, что ее муж увлекся другой женщиной. Через пять минут она получила развод, который должен был вступить в силу через год. Кроме того, ей присудили компенсацию в миллион долларов. Развод, тем не менее, больно ударил по Дебби, и она впоследствии всячески открещивалась от своего бывшего мужа. Спустя годы она сказала:

«У меня от него двое детей, но они могли быть от кого угодно. Так что невелика заслуга с его стороны. Я сама вырастила их, сама воспитала, сама о них заботилась. От него не было никакой помощи».

В узком кругу друзей Элизабет передразнивала Дебби, называя ее «Маленькая домоседка». Щеголяя огромным бриллиантовым кольцом, подарком Майка Тодда, она, тем не менее, подражала Дебби, которая публично отказалась от своего обручального кольца с небольшим, всего в 7 карат, бриллиантом, которое получила от Эдди в 1955 году.

«Иногда мне просто неприятно его надевать, – заявила Дебби репортерам. – Кольцо ведь такое большое. Многие девушки, у которых есть только маленькие бриллианты, из-за него только расстраиваются».

«Когда Эдди, в качестве предсвадебного подарка, преподнес Лиз браслет с пятьюдесятью крупными бриллиантами, знаете, что она сказала? – вспоминал кто-то из знакомых. —

«Иногда мне просто неприятно его надевать. Кольцо ведь такое большое. Многие девушки, у которых есть только маленькие бриллианты, из-за него только расстраиваются», – она передразнила Дебби один к одному».

Эдди баловал Элизабет точно так же, как это делал до него Майк Тодд, одаривая ее драгоценностями, которыми она затем любила прихвастнуть. На двадцать седьмой день рождения Элизабет он подарил ей вечерний ридикюль, усыпанный двадцатью семью бриллиантами – по одному за каждый прожитый год. Кроме того, Эдди закатил веселую вечеринку в доме Кэтти и Курта Фрингсов, куда пригласил всех тех, кто с ними по-прежнему общался – в числе гостей оказались Джанет Ли и Тони Кертис, Джордж Беркс и Грейси Аллен, Рок Хадсон, Питер и Пэт Лоуфорды, Ричард Брукс, Джо Пастернак, Рональд и Нэнси Рейган.

Весной Эдди начал полуторамесячные гастроли в клубе «Тропикана» в Лас-Вегасе. Он решил на это время также и поселиться – это давало ему возможность поскорее получить развод и без проволочек жениться на Элизабет – согласно калифорнийскому законодательству подобный шаг в течение целого года не мог быть предпринят без предварительного согласия бывшей супруги. Дебби, разумеется, была против.

«Я уже дала ему развод, – заявила она. – Я не сторонница разводов, особенно таких, какие осуществляются в Неваде. Моим детям было бы крайне неприятно узнать, что у их отца две жены одновременно».

«О, Господи! – жаловалась Элизабет одному из знакомых. – Я готова придушить эту сучку».

Однако вместо этого она сняла за 500 долларов в неделю ранчо «Потайной Колодец» в Парадиз-Вэлли – для себя, детей и Эдди. Репортерам она заявила, что обожает знаменитого певца и они собираются пожениться в самое ближайшее время.

«Дебби поначалу ужасно оскорбилась, узнав, что мы с Эдди любим друг друга, – сказала она. – Но теперь, как мне кажется, она больше не держит на нас зла и согласится дать Эдди развод. Какая ей выгода от того, если она и дальше будет упираться ?»

На следующий день Дебби Рейнольдс была вынуждена признать, что упираться дальше ей действительно не имеет смысла, и, скрепя сердце, дала согласие.

«Лиз ликует, – объявил Эдди, услышав эту новость. – Она от радости скачет по комнате!»

В тот вечер Эдди вышел на сцену «Тропиканы», сияя от счастья и широко улыбаясь.

«Я впервые выступал здесь два года назад, – сказал он. – И с тех пор у вас тут мало что изменилось».

Публика разразилась одобрительными возгласами, а Элизабет, пока Эдди пел, смотрела на него влюбленными глазами. Свою программу Эдди закончил следующим куплетом: «Еще одна невеста, еще один жених, еще один солнечный медовый месяц...»

После концерта Эдди удостоился бурной трехминутной овации. Элизабет отправилась к нему в гримерную. За ней последовали ее родители, оба сына, ее секретарь и личный парикмахер. Элизабет бросилась в его объятия.

«О, дорогой! – воскликнула она. – Ты просто прелесть! Просто прелесть!»

«Да нет, это вы, Элизабет, просто прелесть», – выкрикнул какой-то репортер и пояснил, что именно поразительная преданность со стороны Элизабет стала залогом колоссального успеха Эдди на его первом концерте.

«Нет-нет, я здесь вовсе не причем, – возразила актриса. – А то кто-нибудь еще подумает, что Эдди обделен талантом. Наоборот, он великий талант. Он умеет расположить к себе публику. Не думаю, чтобы наши отношения могли каким-то образом сказаться на его успехе. Не думаю, что покривлю душой, если скажу, что Эдди один из самых лучших исполнителей нашего времени».

Журналист Эрл Вильсон позднее заметил: «Самое сильное впечатление на меня произвело то, как на протяжении всего концерта Элизабет не сводила с Фишера влюбленных глаз, буквально пожирая его взглядом».

Несомненно, Элизабет была безумно увлечена Эдди Фишером.

Она уверяла друзей, что не выходит за него замуж по ряду весьма деликатных причин.

«Когда Эдди привлек меня как мужчина, я спросила себя, а не вижу ли я в нем Майка, – пояснила она. – Я долго пыталась разобраться в собственных чувствах. Ведь, согласитесь, бессмысленно искать в одном человеке замену другому. И если я пытаюсь сделать именно это, то в конечном итоге погублю нас обоих. Майк не из тех, кого можно с легкостью забыть – даже если этого очень захочется. Я всегда буду любить Майка, но с Эдди это нечто совершенно особенное. У Эдди нет многих тех качеств, которыми был наделен Майк, но ведь я и не собираюсь искать себе нового мужа по его образу и подобию. Я знаю лишь то, что испытываю к Эдди самую искреннюю и глубокую привязанность. У нас с ним удивительные отношения – полные взаимного понимания и теплоты. Нам хорошо вместе».

Лас-вегасское бракосочетание было назначено на 12 марта в храме Бет Шалом и состоялось через три часа после того, как Фишер получил в Неваде окончательный развод. Его шафером стал Майк Тодд-младший, а свидетельницей со стороны Элизабет – ее золовка Мара Тейлор. Накануне вечером жених и невеста устроили вечеринку с шампанским. На ней присутствовали родители Эдди, родители Элизабет, вице-президент «МГМ» Бенни Тау, Сидни Гилярофф, супруги Фрингс, доктор Рекс Кеннамер, Дик Хенли, комик Джо Форман, пресс-агент Элизабет Патриция Ньюком, пресс-агент Фишера Глория Люкенбилл, Эдди Кантор с супругой и Милтон Блэкстон со своим адвокатом Мартином Гангом.

«Элизабет, как и следовало ожидать, опоздала на церемонию на целых полчаса, однако была так хороша, что мы наверняка согласились бы ждать ее целую неделю», – вспоминал один из гостей.

В роскошном шифоновом платье темно-зеленого цвета с высоким воротом, длинными рукавами и изящной накидкой, Элизабет, опершись на отцовскую руку, гордо прошествовала в храм.

Эдди, в традиционной ермолке, терпеливо поджидал ее. Они с Элизабет дважды произнесли брачный обет – по-английски и на идиш. Затем поставили свои подписи в «кезуба», или брачном контракте, и нежно расцеловались. После чего сияющая невеста, обернувшись к гостям, произнесла:

«В моей жизни не было счастливее дня, чем этот»!

На улице полиция изо всех сил сдерживала напирающую толпу зевак в шортах и сандалиях, чтобы молодожены могли беспрепятственно проследовать в расположенный по соседству спортивный зал, где их уже поджидали репортеры и фотографы. Заметив Вернона Скотта из ЮПИ, Элизабет злобно бросила в его сторону:

«Катился бы ты, Верной, к такой-то матери».

«Она ужасно злилась на меня за то, что за несколько дней до этого я подготовил материал о них с Эдди, но в котором отнюдь не собирался лизать им задницу», – вспоминал Скотт.

К другим репортерам невеста проявила большую благосклонность. Она поведала журналистам, что проведет медовый месяц в Европе, а затем приступит в Лондоне к съемкам своей новой картины «Неожиданно, прошлым летом».

«Я так счастлива, так счастлива, – ворковала Она. – Нас с Эдди впереди ждет медовый месяц длиной в тридцать, сорок лет. И как только мой контракт истечет, я целиком посвящу себя мужу и детям». Кое-кто из репортеров поинтересовался, почему она, в очередной раз выйдя замуж, заявляет, что намерена уйти из кино, но Элизабет пропустила мимо ушей этот вопрос.

На следующий день обозреватель Роберт Руарк опубликовал свои впечатления о свадьбе. По его мнению, это было не что иное, как результат незаконной связи всего каких-то пять месяцев спустя после смерти Майка Тодда.

«Этот союз, который разрушает семьи других людей, это настоящий пример надругательства над такими понятиями, как вдовство и девичья любовь, обернулся дешевым спектаклем», – писал Руарк.

Макс Лернер из «Нью-Йорк Пост» выступил в защиту новобрачных:

«Мне нравится... что они абсолютно откровенны в своих чувствах друг к другу. Это тот самый случай, когда искренность намного предпочтительнее лицемерной показной добродетели. Я приветствую это нескрываемое торжество человеческих чувств».

Растроганные подобными словами, Элизабет и Эдди признались Мильтону Блэкстону, что хотели бы познакомиться с обозревателем. Лернер собирался в Лондон, где ему предстояло освещать встречу между президентом Эйзенхауэром и британским премьер-министром Макмилланом.

«Я позвонил им в отель, – вспоминал Лернер. – И затем провел с ними замечательный вечер – в непринужденных беседах и шутках. Мы с первого взгляда понравились друг другу. Элизабет, как обычно была сама соблазнительность, и я в нее сразу же влюбился. Она весьма деликатно поведала мне, что Эдди накануне ночью проявил в постели всю свою пылкость. «Три с половиной раза, Макс, три с половиной раза», – похвалялась она. В то время они неустанно наслаждались любовью».

Совершенно очарованный Элизабет, пятидесятисемилетний политический обозреватель вступил с ней в любовный роман, который продолжался до самого 1961 года.

«Это было головокружительное ощущение, – вспоминал он. – В какой-то момент мы так увлеклись друг другом, что даже поговаривали о том, чтобы пожениться».

Все это время Элизабет публично клялась в вечной любви к Эдди Фишеру, что, однако, не мешало ей тайком встречаться с Лернером в лондонских пабах или в отеле Дорчестер, где, если верить Лернеру, Элизабет по секрету призналась ему, что ее новый брак тоже дал трещину.

«Мне казалось, что таким образом я сохраню память о Майке, но вместо этого получила лишь его бледное подобие», – сказала она Лернеру.

Однако те, кто присутствовал в ту пору на студии «Шеппертон» на съемках фильма «Неожиданно, прошлым летом», вспоминают, что Элизабет буквально не отпускала Эдди от себя, пожирая его полным обожания взглядом.

«Она в высшей мере чувственная женщина, – вспоминал кто-то из мужчин. – Тогда она все свое свободное время проводила в постели с Эдди. Время от времени она делала короткую передышку, чтобы узнать, кто присматривает за детьми, а затем снова отправлялась заниматься с ним любовью. С ней тогда были Дик Хенли и Джон Ли, которые взяли на себя заботу о ее детях, так что ей особенно не приходилось о них волноваться».

«Безусловно, в это время Элизабет была увлечена Эдди,– говорит кинообозреватель Гарольд Салемсон. – Она была от него без ума, а он, в свою очередь, имел на нее огромное влияние. Если вам что-то было нужно, следовало действовать через Эдди. Он шел к Лиз, и она делала все, что он скажет. Однажды я был вынужден попросить его, чтобы он убедил ее не сквернословить на съемочной площадке Англичане приходили от этого в ужас. Она вечно орала кому-то: «Эй, ты, хрен моржовый», или «Эй, ты, жопа», и все вокруг были готовы сгореть от стыда. Так что я пошел к Эдди и сказал ему, чтобы Лиз попридержала язык. Моя просьба сработала – правда, ненадолго».

Съемки фильма «Неожиданно, прошлым летом» стали для всех его участников тяжким испытанием. Мрачная, готическая история, в основу которой была положена одноактная пьеса Тенесси Уильямса, повествовавшая о сексуальности, каннибализме и психохирургии, казалось, перекликалась с переживаниями тех, кто был занят ее воплощением на экране.

«Все до единого, кто был причастен к созданию картины, были несчастны, – вспоминала Мерседес Маккембридж. – Сама обстановка и атмосфера съемок так или иначе отражались на людях».

Продюсер Сэм Шпигель собрал актерский состав, каждый участник которого обладал гипертрофированным самомнением, причем в ту пору творческие способности актеров оказались поставлены под угрозу терзавшими их изнутри их же собственными проблемами. Кэтрин Хепберн глубоко переживала смертельную болезнь Спенсера Трейси. Монтгомери Клифт истязал себя алкоголем и наркотиками. Что касается Элизабет Тейлор, то она была вне себя от того, как британская пресса отзывалась о ее браке с Эдди Фишером, и даже потребовала закрыть на съемочную площадку доступ репортерам и фотокорреспондентам.

С самого первого дня съемок Элизабет тоже буквально излучала враждебность. Все эти проблемы настолько измучили режиссера Джозефа Манкевича, что у него на нервной почве на руках высыпала экзема, и он был вынужден носить перчатки. Он обрушился на критиков с обвинениями – те якобы слишком превозносят продюсера, забывая о нем, режиссере. У Манкевича постоянно возникали конфликты с Кэтрин Хепберн, которая игнорировала его указания. Он выходил из себя из-за Монтгомери Клифта, который вечно бывал пьян или одурманен наркотиками и поэтому не мог вспомнить ни одной реплики. Он сражался с Элизабет из-за того, что она то и дело пыталась досадить ему в отместку за его отношение к Клифту.

Личные проблемы актерского состава усугублялись той леденящей душу историей, которая разыгрывалась перед камерой. Гор Видал написал сценарий, в котором речь идет о нейрохирурге – его сыграл Монтгомери Клифт, – которого в свою очередь призывает к себе одна своенравная южанки (Кэтрин Хепберн), с тем чтобы он произвел лоботомию ее истеричной красавице-племяннице (Элизабет Тейлор). Роль ее жадной, словоохотливой мамаши была отдана Мерседес Маккембридж.

Сам сюжет вращался вокруг гомосексуалиста, Себастьяна – кстати, он так ни разу и не показывается на экране, – который использует собственную мать (Хэпберн) в качестве приманки, дабы завлекать мужчин для своих сексуальных утех.

Он безжалостно отталкивает ее от себя, когда красота ее блекнет, и завлекает на ее место свою красавицу-кузину, ради чего берет ее с собой в Испанию. Там он покупает ей весьма откровенный купальный костюм, который якобы, намокнув, становится прозрачным. Девушка надевает костюм и отправляется на пляж, чем привлекает к себе внимание целой орды уличных мальчишек. Она в ужасе наблюдает, как они в ярости обрушиваются на Себастьяна – разорвав его тело в клочья, беспризорники-каннибалы пожирают растерзанную жертву. Под впечатлением этой кошмарной сцены девушка возвращается домой, что-то истерично бормоча о чудовищной гибели кузена. Тетка помещает девушку в психиатрическую клинику и договаривается о лоботомии – им самым она надеется стереть из ее памяти воспоминания о кошмарной сцене, а заодно и уберечь память о любимом сыне. События достигают кульминации в гот момент, когда нейрохирург, нанятый для проведения операции, собирает вместе семью в отчетной попытке помочь молодой женщине разблокировать. ее память. Его план срабатывает – героиня на одном дыхании разражается потоком невообразимых воспоминаний. По мнению многих критиков, этот монолог стал высшим актерским достижением Элизабет Тейлор за всю ее кинокарьеру.

«И если у кого-то еще остались сомнения на тот счёт, способна ли мисс Тейлор выражать сложные неоднозначные эмоции, радовать зрителей убедительной и прочувствованной игрой, то этот фильм призван их развеять», – замечала «Нью-Йорк Геральд трибьюн».

Однако не все разделяли это восторженное мнение. Теннесси Уильямс по поводу картины сказал следующее: «Меня едва не стошнило». По мнению драматурга, выбор Элизабет на роль племянницы был крайне неудачен. «С трудом верится, чтобы такая модная куколка, как наша Лиз, не понимала, что ее используют в каких-то темных целях. По-моему, Лиз за уши затащила бы домой этого Себастьяна и спасла героев фильма от дурацкого положения».

Босли Кроутер из «Нью-Йорк Тайме» заклеймил картину как «слезливую мелодраму». По его мнению, агония Элизабет не что иное, как театральное кривлянье на публику.

Джо Манкевич встал на защиту своей звезды, ведь она вместе с Кэтрин Хепберн была выдвинута на награду киноакадемии.

«Это лучшая роль Элизабет с тех пор, как она начала сниматься», – заявил он.

Элизабет была того же мнения. «Неожиданно, прошлым летом» – самая сложная, самая трудная картина за всю мою кинокарьеру. Это не какой-то там мюзикл. Кэтрин Хепберн, Монти Клифт – да, собственно, все мы были вынуждены напрячь свои силы, чтобы получилось так, как задумано. Тема, конечно, неожиданная, но даже идея каннибализма, как мне кажется, представлена в фильме красиво и артистично».

«Как мне кажется, Элизабет особенно хорошо удаются те роли, в которых замешан секс, – заметил Гарольд Салемсон. – Она профессиональная киноактриса, и я делаю особый акцент на слове «кино», потому что она знает, как вести себя перед камерой. Каждый раз Элизабет даже моргала на одном и том же слоге. Каждый эпизод она играла с величайшей точностью и могла часами, дубль за дублем, без видимых усилий повторять одну и ту же реплику. Сравните отснятые кадры, и они покажутся почти неотличимыми. С другой стороны, от Кэтрин Хепберн такого гладкого исполнения уже не добиться, и все дубли у нее разные». Обеспокоенный тем, что фильм содержал такие запретные в ту пору темы, как каннибализм и гомосексуализм, отдел общественных связей задумал провести необычную рекламную кампанию. С этой целью была использована соблазнительная картинка, изображавшая Лиз в весьма откровенном купальном костюме, и подпись: «Неожиданно, прошлым летом Кэти поняла, что ее используют для каких-то темных целей».

«Чтобы добиться от Лиз рекламного снимка, мне потребовались нечеловеческие усилия, – вспоминал Гарольд Салемсон. – Она ни за что не желала делать хоть что-либо, не предусмотренное контрактом. Поэтому мне пришлось пообещать ей, что мы подыщем на Коста-Брава пляж без туристов. Она согласилась позировать лишь при этом условии. Мы были вынуждены поклясться ей, что больше ничего не потребуем от нее для рекламы картины. Мы подыскали пляж, привезли туда Лиз и начали снимать. Поскольку ей то и дело приходилось то входить в воду, то выходить из нее, я постоянно держал наготове огромное махровое полотенце. В какой-то момент я пошутил, вернее, попытался пошутить: «Ой, Элизабет, признайся мне, ведь ты это делаешь только потому, что тебе нравится, как я тебя вытираю». Лиз повернулась ко мне и сказала: «Мне платят деньги за то, чтобы я снималась в кино, а не в рекламе».

В те дни Элизабет Тейлор была не просто звездой. 500 тысяч долларов, заработанные ею за восемь недель работы над картиной «Неожиданно, прошлым летом», прекратили её в самую высокооплачиваемую актрису в мире. Попав в десятку самых популярных в Америке кинозвезд, Тейлор получила возможность диктовать собственную цену. Она известила продюсера Уолтера Вагнера, что за 1 миллион долларов согласна сыграть Клеопатру для студии «XX век – Фокс», хотя все еще была должна «МГМ» одну картину. Лишь исполнив свои обязательства перед «МГМ», Элизабет получала возможность организовать свою независимую компанию и по собственному усмотрению выбирать сценарий. В предвкушении этой свободы Эдди уже пытался застолбить для нее такие проекты, как «Имперская женщина» и «Анна Каренина». Они вместе образовали несколько корпораций с тем, чтобы финансировать независимые проекты, планируемые Эдди Фишером к постановке.

У Элизабет возникло желание оставить кино, но ведь им с Эдди нужно было поддерживать ставший для них привычным экстравагантный образ жизни.

«У меня совсем не осталось денег, – говорила она. – Да и у Эдди тоже. Зато Дебби Рейнольдс – простите меня за выражение – заграбастала все себе». Тем не менее, деньги на подарки у них еще водились. Во время съемок в Лондоне Эдди отправил Элизабет в Париж сделать кое-какие покупки у Диора. Там же он купил ей десять платьев от Ив Сен-Лорана. Элизабет, в свою очередь, купила ему автомобиль «Ягуар» и подбитый бобром плащ. Вдобавок к вилле на Ямайке, которую Элизабет окрестила «Раем для Эдди», был куплен особняк в тринадцать комнат из белого кирпича в городке Перчес, штат Нью-Йорк, с участком земли в пять акров, где разместились теннисные корты и бассейн. Кроме того, Эдди приобрел для супруги шале за 325 тысяч долларов в Швейцарии, в Гштааде, а в ответ получил темно-зеленый «роллс-ройс». Чтобы отпраздновать шестимесячный юбилей супружеского союза, Эдди подарил Элизабет норковый свитер, а она ему – пару золотых запонок, украшенных бриллиантами. На запонках была выгравирована надпись:

«Я люблю тебя и не могу без тебя до конца моих дней».

Тронутый подобным выражением любви со стороны супруги, Эдди изо всех сил стремился отвечать на любовь любовью. Пожалуй, одним из самых дорогих подарков к первой годовщине их свадьбы стала переплетенная в кожу библиотека всех ее фильмов.

«Эдди подарил ей набор из тридцати книг по каждому из фильмов, в которых она снималась, – вспоминал его биограф. – Каждая книга включала в себя сценарий плюс двенадцать фотографий с кадрами из фильма. Все это было переплетено в кожу цвета лаванды. Каждое заглавие сияло на обложке настоящим золотым тиснением. К книгам прилагались лавандового цвета закладки с надписью: «Моей жизни, моей жене Элизабет. С любовью, Эдди».

«Она едва не лишилась чувств от радости, когда уиидела все эти книги. По-моему, она поняла, насколько широк был этот жест и скольких трудов все это стоило. Ведь на составление этой библиотечки ушло несколько месяцев, и стоила она бешеные деньги, ведь каждая книжка являла собой шедевр переплетного искусства.

«Мне выпало счастье выйти замуж за человека, который так же, как и я, ценит жизнь, – сказала Элизабет. – Именно потому, несмотря на все выпавшие на мою долю переживания и невзгоды, я не побоюсь заявить., что судьба благосклонна ко мне. Я дважды в жизни изведала настоящую любовь. Некоторым не дано это испытать даже однажды».

И память о своей первой любви, Элизабет повсюду носила с собой фотографию Майка Тодда. Кстати, Эдди это только поощрял.

«А почему нет? – говорил он. – Мы оба его любили. Его влияние на меня было огромно, как, впрочем, и на Элизабет... Собственно говоря, он научил ее любить... Майк дал ей многое, но самый главный его дар – это дар любви».

Для Элизабет любовь значила никогда не расставаться с любимым. Она нуждалась в постоянном внимании и заботе, подобно тому, как цветку необходим солнечный свет и тепло. Перед тем как выйти замуж за Эдди, она заставила его поклясться, что они никогда не будут расставаться больше, чем на одну ночь. Эдди пообещал ей, что будет сопровождать ее во время съемок, куда бы она не поехала. Элизабет, в свою очередь, дала ему обещание, что будет при нем во время его концертов в ночных клубах. Таким образом, они всегда будут вместе.

Присутствие Элизабет в Лас-Вегасе или Нью-Йорке способствовало успеху концертов Эдди Фишера. Сверкая бриллиантами и обнаженными плечами, она гордо шествовала к своему месту, не обращая ни малейшего внимания ни на присутствующих, ни на слепящие вспышки блицев. Вставив сигарету в длинный, украшенный драгоценными камнями мундштук, она курила, улыбалась, потягивала шампанское, ожидая, когда же ее муж появится на сцене.

В антракте Эдди благодарил тех, кто оказал ему помощь в организации концертов, и представлял публике присутствующих в зале знаменитостей. В конце он говорил: «Ну вот и все. Кажется, я перечислил всех». И тогда публика, разумеется, начинала кричать: «А как же Лиз? А как же Лиз?»

Эдди изображал полную растерянность, после чего переводил любящий взгляд на жену.

«Я так горд, я так счастлив, что она сегодня здесь со мной, – говорил он, – мне кажется, вам понятны те чувства, которые я испытываю. Леди и джентльмены, позвольте вам представить – миссис Эдди Фишер!»

При этих словах Элизабет поднималась со своего места. Помахав зрителям рукой, она затем посылала воздушный поцелуй Эдди, а тот, не сводя с нее взгляда, начинал свой коронный, заключительный номер, «Это лицо»:

«Эти глаза, эти губы, эта ни с чем не сравнимая улыбка...»

В Нью-Йорке Элизабет устроила по поводу премьеры мужа банкет в отеле «Уолдорф-Астория», куда пригласила семьдесят два человека, среди которых были Глория Вандербильт, чемпион по боксу Ингмар Йохансон, Али Хан и его подружка – французская манекенщица Беттина, Артур Лоу-младший и отец Эдди Фишера, Джо Фишер. Элизабет заказала шесть столиков и на каждый из них распорядилась поставить массивные банки с икрой и разнообразных напитков на сумму в полторы тысячи долларов.

Буквально за считанные минуты перед тем, как Эдди предстояло выйти на сцену, Элизабет вошла в зал и увидела, что за одним из зарезервированных ею столиков сидят, как она выразилась, «пара охламонов из Бруклина». Элизабет подошла к ним, чтобы сказать, что этот столик заказан, но те только рассмеялись ей в лицо. Она велела непрошенным гостям убираться, но те даже бровью не шевельнули.

«Черт побери, – визжала актриса. – Ну-ка давайте, выметывайтесь отсюда».

«Послушайте, дамочка, мы знали Эдди еще с тех пор, когда он был официантом у Гроссинджера, и наши деньги ничуть не хуже ваших».

Понося нахалов на чем свет стоит, Элизабет подозвала официанта, заплатила по их счету 500 долларов и потребовала для ошарашенных гостей новый столик. Чтобы как-то загладить возникшую неловкость, отец Эдди начал разговор с Али Ханом.

«Не стесняйтесь, принц, – сказал он. – Угощайтесь икрой. Правда, лично я предпочитаю селедку».

«Разумеется, месье Фишер-отец, – серьезно отвечал по-французски Али Хан. – Когда селедка хороша, она ну очень хороша, а когда не очень – то просто ужасна».

Кто-то из гостей вспоминал: «До Лиз не дошла эта шутка, но оно даже к лучшему, если принять во внимание ее дурное настроение в тот вечер. Али насмехался над ней, перефразируя детский стишок о маленькой девочке, у которой посередине лба завиток, ну точно как у Лиз. В хорошем настроении она ну очень хороша, а если в дурном – то просто ужасна».

ГЛАВА 14

Элизабет помнила, что задолжала «МГМ» еще один фильм, за который ей заплатят 125 тысяч долларов. Правда, сначала ей хотелось сыграть за миллион долларов Клеопатру. Поскольку студия дала согласие «Коламбия Пикчерс» на ее участие в съемках ленты «Неожиданно, прошлым летом», то Элизабет решила, что ее с той же легкостью отпустят для работы на «XX век – Фокс».

«Она с жадностью ухватилась за эти деньги, поскольку ей казалось, что «Метро» не станет упираться и даст ей новую «увольнительную», – рассказывал Пандро Берман. – Однако в мои планы не входило так запросто ее отпускать. Я уже наметил ее на главную роль в картине «Баттерфилд-8». Я закупил эту картину, имея в виду Элизабет, ведь она была просто создана для этой роли».

Элизабет было известно, что «МГМ» собирается хорошо нагреть руки на ее скандальной известности. Ей уготована роль «девочки по вызову» в экранизации романа Джона О'Хары. Она отказалась сниматься.

«Главная героиня почти что настоящая проститутка, – заявила актриса. – Она ненормальная, нимфоманка. Вся эта затея – совершенная безвкусица, и я отказываюсь принимать в ней какое-либо участие, при любых условиях».

Она отправила своего агента Курта Фрингса передать это заявление заведующему постановочной частью «МГМ» Солу Зигелю, а вслед за ним еще целую команду адвокатов – в надежде, что те отыщут в контракте лазейку. Но Зигель твердо стоял на своем.

«Если Тейлор откажется сниматься для «МГМ» в «Баттерфилд-8», – заявил он, – студия отстранит её от работы и, согласно условиям контракта, в течение двух лет не позволит ей принимать приглашения от других работодателей».

Наконец Элизабет лично отправилась на встречу с Зигелем, в полном убеждении, что сумеет добиться его согласия на участие в съемках «Клеопатры». Она даже предложила использовать миллион долларов, который получит от студии «XX век – Фокс» в качестве залога, гарантировавшего ее возвращение на «МГМ». Однако Зигель с ходу отверг это предложение. Уж он-то знал, что «Метро» озолотится, снимая картинку с участием Элизабет Тейлор. Ее репутация женщины, которая не гнушается ничем, лишь бы прибрать к рукам понравившегося ей мужчину, в том числе лучшего друга покойного мужа, превратила кинозвезду в самую прибыльную эмгеэмовскую собственность. В 1960 году производительность «МГМ» опустилась до самой низкой отметки – из Калвер-Сити вышло лишь двенадцать полнометражных картин. Неудивительно, что студия вцепилась в свою актрису мертвой хваткой.