Текст книги "Элизабет Тейлор"

Автор книги: Китти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Пока жених пытался предусмотреть каждую мелочь свадебного торжества, его невеста нежилась на солнышке у края бассейна, потягивая шампанское в компании Эдди Фишера и Дебби Рейнольде, которым предстояло исполнить роли шафера и подневестницы. Поскольку Майк Тодд и Эдди Фишер были дружны между собой, обе пары проводили вместе почти все свободное время. Правда, Дебби частенько старалась под благовидным предлогом улизнуть в спальню, особенно если попойка и игра в карты затягивались до самого утра. Нельзя сказать, чтобы Эдди и Дебби особо симпатизировали Элизабет. В особенности Эдди, который ощущал, что ее капризы зачастую превосходят всякие границы. «Заноза в заднице», – называл он ее про себя. Однако и Эдди, и Дебби искренне любили Майка Тодда. Они были близко знакомы с ним и Эвелин Кейс в течение трех лет, поэтому им отлично была видна разница в отношениях Майка с Элизабет и ее предшественницей.

«Майк был готов носить ее на руках, – вспоминала Дебби Рейнольде. – Я знала его давно, еще до встречи с ней, и мне ни разу не приходилось видеть, чтобы он так суетился из-за женщины, но в те дни весь свет для него сошелся клином на Элизабет. Майк был без ума от ее мальчишек. Он постоянно твердил ей и всем окружающим, какая она замечательная мать, какая красавица, какая умница. Элизабет только смеялась в ответ и говорила: «Ладно, хватит тебе, Майк». Но ей нравилось слушать его комплименты, потому что он, в отличие от других мужчин, не только разбрасывался словами. Он покупал ей платья, дарил драгоценности, достойные королевы, он и обращался с ней как с королевой. Он сделал гак, что Элизабет ощущала себя большей красавицей, какой была на самом деле, – если это, конечно, возможно».

Хотя обеих женщин связывал контракт с «МГМ», единственное, что их роднило, – это дружба с главным модельером студии Хелен Роуз.

«Когда мне, наконец, предоставилась возможность познакомиться на «МГМ» с Элизабет, наши отношения не заходили дальше обычных приветствий при встрече, – рассказывала Дебби. – Мне было всего семнадцать, и я делала лишь первые шаги в шоу-бизнесе, тогда как Элизабет уже была звездой».

В 1957 году Дебби тоже успела превратиться в звезду. Своим свежим личиком и задорным курносым носиком она напоминала хорошенькую куколку. Неутомимая труженица, неизменно добивавшаяся поставленных перед собой целей, она собственноручно шила своим детям одежду. (Будучи подростком, Дебби вышивала на своих свитерах буквы Н. Л., что значит «Не лапать».) У нее было много подруг, она не курила, не пила, не сквернословила, каждое воскресенье ходила в церковь. «Мне в жизни хочется одного – стать матерью мальчишки или девчонки-скаута и совершать со своими ребятишками вылазки на природу», – признавалась она.

Элизабет, напротив, была смугла, темноволоса, чувственна. Ленивая и самовлюбленная, она беззаботно относилась к собственной карьере, носила наряды исключительно от знаменитых кутюрье, не имела близких подруг, курила, часто напивалась до бесчувствия, беспрестанно сквернословила, обожала секс и ни разу не переступила порог церкви с тех пор, как венчалась с Ники Хилтоном.

Второе существенное отличие заключалось в том, что Элизабет стояла на пороге своего третьего замужества, в то время как Дебби приближалась к своему первому разводу, несмотря на то, что муж был первым и единственным, кому она подарила любовь. В это время Фишеры испытывали серьезные супружеские проблемы, и каждый из них, стремясь сохранить семью, посещал психиатра.

«У Фишеров все не так уж гладко, – сообщил Тодд одному репортеру. – Эдди – любитель ночных развлечений, а Дебби – домоседка».

Поскольку Тодд считал Эдди Фишера и его жену кем-то вроде членов собственного семейства, то неудивительно, что он включил их, вместе с родителями Элизабет, ее братом Говардом и его женой Марой, Майком Тоддом-младшим и его женой Сарой, и Кантинфласом в список свидетелей, удостоившихся чести присутствовать на небольшой домашней вечеринке, состоявшейся перед многолюдным празднеством.

В урочный час приглашенные собрались в главном зале виллы Эрнандеса, ожидая появления жениха и невесты. Им пришлось дожидаться около часа, прежде чем в дверях появилась Элизабет, уже нетвердо стоящая на ногах после выпитого за день шампанского. Ее внесли в зал и бережно усадили на диван. На невесте было ярко-голубое шифоновоеплатье работы Хелен Роуз, на руке сверкал свадебный подарок Тодда – бриллиантовый браслет стоимостью 80 тысяч долларов. Сладкоголосый Эдди Фишер приветствовал чету новобрачных «Мексиканской свадебной песней», а Лепотоги объявил их мужем п женой. После чего Майк Тодд и Кантинфлас снова подхватили Элизабет под руки и вынесли её из зала.

«Лиз пьяна, что еле держалась на ногах», – вспоминал один из гостей.

На протяжении всего вечера Майк Тодд не отходил от жены ни на шаг. Стоило ему отойти от Элизабет котя бы на пару метров, как та начинала истошно кричать: «Майк! Майк! Ну куда же ты! Не бросай меня одну! Не бросай меня одну!»

На протяжении последующих шести месяцев Элизабет наслаждалась блаженством в обществе мужа, стараясь побороть утренние приступы головокружения и рвоты.

«Майк проявлял к ней особое участие, потому что она была беременна, – вспоминал секретарь Тодда. – Он был горд, что в его годы снова станет отцом».

В июле Тодды перебрались в Коннектикут, чтобы быть поближе к больнице «Харкнесс Павильон». Через месяц Элизабет почувствовала схватки. Майк вызвал машину скорой помощи и в сопровождении полицейского эскорта, расчищавшего им путь, отправил жену в больницу.

«Она испытывала адовы муки, – заявил Тодд репортерам. – Все время кричала и плакала».

6 августа над Элизабет колдовали шесть докторов. В результате их усилий и кесарева сечения на свет появилась девочка весом всего в пять фунтов. Врачи объявили Тодду, что его жене не перенести еще одних родов и во избежание риска предложили стерилизацию. Тодд дал согласие на операцию, однако Элизабет, придя в себя после наркоза и узнав эту новость, заявила следующее:

«Это самый страшный удар за всю мою жизнь – это все равно, что умереть».

Супруги нарекли дочку Элизабет Франсес и стали называть ее Лиза. Счастливый отец не мог сдержать переполнявшего его восторга. Он позвонил в Лондон, Париж и Голливуд, чтобы сообщить о рождении дочери и о том, что малютка не дышала целых четырнадцать минут.

«Я едва не умер, пока она не издала первый писк. Это были самые долгие четырнадцать минут в моей жизни, – говорил он. – Но крошка так хороша, что ее мать по сравнению с нею – Франкенштейн. Мы с Лиз по гроб жизни останемся благодарны врачам за то чудо, что они для нас сотворили».

На следующий день Майк Тодд купил новорожденной дочери подарок, хотя та все еще находилась в инкубаторе. Это была золотая щетка для волос, которую украшала выгравированная надпись: «Дорогая Лиза, эта щетка могла бы быть платиновой, если бы твоя мама не говорила, что я тебя слишком балую».

Майк заявил репортерам, что подумывает о том, чтобы преподнести супруге в знак своей признательности за рождение дочери Тадж Махал:

«Если это заведение продается, что ж, я, пожалуй, рискну, – заявил он. – Лиз держалась молодцом и, как мне кажется, заслуживает подарка. Я бы модернизировал этот Тадж Махал, потому что трубы там наверняка уже ни на что не годные. Я бы, пожалуй, мог сделать из этой развалины конфетку...»

Вместо этого Тодд заказал пять тысяч цветных открыток, которые они с Элизабет разослали по всему миру, возвещая о рождении дочери. На них был изображен пухлый херувим в золоченой колыбельке с белоснежным пологом, свисающим с усыпанной драгоценными камнями короны, перевитой гирляндами цветов. К этой изысканной миниатюре размером 8 на 12 дюймов прилагалась гравированная визитка Элизабет и Майка Тоддов. Об имени девочки и дате ее появления на свет не сообщалось.

И хотя в возрасте избалованной актрисы и неугомонного шоумена была разница в двадцать семь лег, они, казалось, были специально созданы друг для друга. Они оба не представляли себе жизни без острых ощущений, обожая ходить по краю пропасти. Болезни Элизабет и пристрастие к азартным играм Томе приятно щекотали обоим нервы.

«Мы не в силах жить так, как живут другие, – довил Тодд. – Подобная жизнь не для нас».

Им обоим обязательно требовались зрители. Казалось, им доставляло огромное удовольствие со всей откровенностью выставлять напоказ свои отношения – во всем кипении их необузданных страстей. На весь мир объявляя о своем любовном союзе, Элизабет, в частности, сказала:

«Мы сделали все, чтобы вечно оставаться вместе. Майк считает, что муж и жена должны быть неразлучны, и поэтому я говорю ему: «Куда бы ты ни пошел, я всегда последую за тобой».

«Я всегда одеваюсь так, как нравится Майку, – говорила Элизабет. – Я причесываю волосы так, как нравится ему. Я не устаю говорить о нашем брачном союзе. И все потому, что смысл брака стал мне понятен. Я знаю, что это значит».

На одном официальном завтраке в Новом Южном Уэльсе супруги импульсивно потянулись поцеловать друг друга через сидящего между ними премьер-министра – эта сцена вызвала возмущение австралийских газет, обрушившихся на молодоженов за «дешевое лобызание на публике». На вручении наград киноакадемии, когда Тодд получил «Оскара», снова не обошлось без прилюдных поцелуев. Фотографы умоляли их повернуться лицом к объективу, но пылкие супруги никак не могли оторваться друг от друга.

«Пошли они к черту, – произнес Тодд – Я хочу, чтобы целый мир знал, как я люблю эту киску».

В иные минуты их страсть выливалась в бурные ссоры. Элизабет визжала, Тодд рычал, и оба на чем свет стоит поносили друг друга. Весь мир обошли снимки их шумных скандалов – бывшие голубки кричали друг на друга, пуская в ход повсеместно понятные жесты.

«Эта девка всю свою жизнь только и делала, что искала на свою голову приключений, – говорил Тодд – Наконец-то теперь нашелся человек, который покажет ей, что к чему. До сих пор еще никто не давал ей отпора. Я совсем другое дело. Как только ей под хвост шлея попадет – будьте уверены, я не дам ей спуску. До сих пор мужчины ходили перед ней на задних лапках. Но только не я. Со мной такой номер не пройдет».

«Скажи это кому-нибудь другому», – не лезла в карман за словом Элизабет.

Бывший репортер агентства Ассошиэйтед Пресс Джеймс Бейкон вспоминал, как однажды, сидя между супругами в «роллс-ройсе», он угодил под перекрестный огонь их ссоры.

«Элизабет пришла в ярость от того, что Майк снял в «Вокруг света за 80 дней» Марлен Дитрих, – рассказывал Бейкон. – Было ясно как божий день, что эта молоденькая красотка ревновала Тодда к такому ветерану экрана, как Марлен Дитрих. Когда-то у Майка был мимолетный роман с Марлен. Вовек не забуду того шока, который я испытал, услышав как Элизабет своим хорошеньким ротиком истошно материла Майка. Очарования как не бывало. Каждая такая публичная сцена заставляла окружающих задаваться вопросом, как долго просуществует этот брак. Когда какая-то журналистка обмолвилась, что, мо ее мнению, не более полугода, Майк Тодд обозвал ее «сексуально озабоченной старой девой», добавив при этом:

«Я привык делать ставки и готов поспорить, что наш союз будет длиться вечно».

По утверждению Элизабет, скандалы вносили свежую струю в ее отношения с мужем. «Мы получаем большое удовольствие, ссорясь, – заявляла она – Больше, чем иные от занятия любовью».

Ее муж был того же мнения: «Жаль, что не все супружеские пары умеют ссориться так, как мы, – сказал он. – Это лучше всего на свете. Сначала вы ссоритесь, затем миритесь и еще сильнее любите друг друга.

Тодды начали совместную жизнь с кругосветного путешествия, рекламируя картину «Вокруг света за 80 дней». Они вылетели в Лондон, где состоялась шумная премьера фильма. Там супруги истратили 126 тысяч долларов, устроив в парке Баттерси праздник с шестнадцатью оркестрами для двух с половиной тысяч гостей. В память об этом событии Майк купил Элизабет красное бархатное платье от Диора и в тон ему рубиновое ожерелье.

На юге Франции Тодды всячески обхаживали жюри каннского кинофестиваля, закатив шикарную вечеринку в казино Ниццы – там были даже львы в клетках, специально взятые напрокат ради такого случая. После этого супруги вылетели в Париж, где устроили очередной шикарный прием в честь французского премьер-министра. В память об этом событии Тодд подарил Элизабет изумрудное ожерелье и бриллиантовые серьги-подвески.

Реклама своего детища стала для Тодда смыслом всего его существования. Дабы отпраздновать его первую годовщину, Майк задумал арендовать «Мэдисон Сквер Гарден» пригласив туда 18 тысяч гостей на «Небольшую дружескую вечеринку для хороших знакомых».

«Это будет самый грандиозный день рождения, который когда-либо видел мир», – поклялся он.

По приглашению Тодда, из Лондона Прилетел дизайнер Винсент Корда. Он должен был украсить просторную арену громадным восьмиметровым «Оскаром», составленным из желто-оранжевых хризантем.

Тодд выбил у фирмы «Суонсдаун» денег на начинку для изготовления торта на сумму в 15 тысяч долларов. Сей кондитерский шедевр возвышался на 5 метров и весил почти тонну. «Голубая глазурь, – поставил условие Тодд. – Бледно-голубая, для телекамер».

Далее Тодд соблазнил телевидение раскошелиться на 300 тысяч долларов и выпустить в эфир в самое дорогое время репортаж об этом грандиозном зрелище, чтобы его могли увидеть 50 миллионов зрителей по всей стране.

Владельцев фабрики Тодд уговорил предоставить разнообразные товары общей стоимостью несколько тысяч долларов с тем, чтобы ни один из гостей не ушел домой без подарка. Утешительные призы для гостей включали четыре «олдсмобиля», шесть мотоциклов, сто фотоаппаратов, шесть пишущих машинок, сорок норковых накидок, сто тысяч сигар, двести пятьдесят бутылок водки, шесть пистолетов и сорок кошек – лично подаренных королем Сиама.

Тодд пригласил Артура Филлера дирижировать оркестром, а сэра Седрика Хардвика уговорил прокатиться на слоне. Он носился по всей стране от атлантического побережья до Калифорнии, выпрашивая, требуя, уговаривая. Рекламные объявления величиной на всю страницу обещали бесплатное шампанское и призы – таким образом, устроенное Тоддом празднество стало самым широко разрекламированным событием Соединенных Штатов, затмив собой даже официальный визит в Вашингтон королевы Англии.

Вечером 17 октября 1957 года сотни знаменитостей стаями слетались в «Мэдисон Сквер Гарден» на устроенное Тоддом торжество. Шелли Винтерс, Тони Кёртис, Джанет Ли, Эммет Келли, Джинджер Роджерс, Эльза Максвелл, Берт Ларр, Стив Аллен, Джейн Медоуз и пять тысяч репортеров с удивлением смотрели друг на друга и на любителей дармовщины, которые с жадностью набросились на бесплатную выпивку, призы и сдобные булочки, которые позже полетели в филадельфийских клоунов-мимов.

Пройдохи-официанты тоже воспользовались моментом – под шумок они разбавляли шампанское, а затем продавали по десять долларов за бутылку. Продавцы горячих сосисок бросались хот-догами в укутанных в норку почтенных матрон. К продавцам сосисок присоединились девчонки, торгующие горячими пышками, – они принялись с азартом бомбардировать липким тестом тех несчастных, которые, словно в западне, оказались на галерке. Вскоре все переросло в настоящий хаос, грозя перейти в массовую истерию. Разодетые красотки и их спутники в смокингах все вместе подняли невообразимый шум, в котором терялись крики слонов и обезьян – бедные животные почти обезумели в этом гаме.

«Вся затея обернулась чудовищным кошмаром», – призналась Элизабет Тейлор. Журнал «Лайф» выразил с ней полное согласие, обозвав праздник «грандиозной показухой».

«Хуже не бывает», – вторил ему «Ньюсуик».

«Грандиозное суаре обернулось грандиозным пшиком», – вещал аршинный заголовок в «Чикаго Америкэн».

Чтобы избежать злобных нападок прессы, Майк с Элизабет пустились в очередное кругосветное путешествие, поклявшись никогда в жизни не устраивать прием больше чем на восемь гостей. Супруги повсюду оказывались в центре внимания прессы. Репортеры не давали им прохода, допытываясь о подробностях их личной жизни. В Париже эксцентричный продюсер заявил, что приобрел три картины общей стоимостью 71428 долларов.

«Когда об этом узнают в Голливуде, то наверняка подумают, что у меня крыша поехала, – сказал он. – Где это видано, чтобы платить такие деньги за картины, которые не движутся».

Элизабет при первой же возможности демонстрировала свои новые приобретения.«До этого я никогда не носила шляпки, – призналась она. – Но Майк сказал, что они ему нравятся, так что я пошла и купила себе целых пятьдесят».

«Видите это платье? – спросил Тодд, указывая на новый наряд жены из китайского атласа. – Вот увидите, начнется поветрие – и снова в моду вернется соблазнительность. Мы с ней в Гонконге купили таких двадцать пять штук. Погодите, вы еще увидите, как русские уставятся на Элизабет, когда она заявится к ним в своих новых парижских нарядах. Они у меня еще пожалеют, что когда-либо слышали о коммунизме».

В Гонконге Элизабет перенесла острый приступ боли в животе – она уверяла всех, что это аппендицит. Через несколько часов ей стало легче, однако Элизабет решила вернуться в Калифорнию, чтобы там ей удалили аппендикс. Майк Тодд отказывался понять желание супруги снова подвергнуть себя хирургическому вмешательству, однако дал согласие, и Элизабет легла в клинику «Ливанские Кедры».

«Даю слово, это последнее ее пребывание в больнице, – сказал Тодд. – В начале января мы с ней собираемся отбыть в Европу. Хватит с нас больниц».

Спустя годы Элизабет призналась, что в аппендоэктомии вовсе не было никакой необходимости, но, как она призналась, это был единственный способ подольше побыть с мужем. По требованию Элизабет, Майк поселился в соседней с ней палате-люкс – правда, без телефона.

Поскольку Майк постоянно был чем-то занят, он частенько не замечал собственную супругу, с головой уходя в работу. Дома он вечно висел на телефоне – в одну трубку он отдавал распоряжения, по другой, например, заключал контракты. В его расположении имелся еще и третий телефон, который оставался.свободным для того, чтобы в любую минуту ему мог позвонить букмекер. Элизабет в отчаянии распорядилась, чтобы часть дополнительных номеров была отключена. Таким образом уменьшалось число как входящих, так и исходящих звонков.

«У меня все равно еще остался один телефон в самолете и два в машине, – заметил на это Тодд,. – Лиз теперь не докучает мне ненужными звонками».

Случалось, Тодда охватывал азарт, и тогда он на несколько часов исчезал из дома, ни словом не обмолвившись о том, куда он идет и когда его ждать назад. Несмотря на результат игры, он неизменно возвращался с подарком, зная, что это единственный способ смягчить гнев супруги.

«Когда Майк сидел за игорным столом, – вспоминала его секретарша, – он обычно посылал кого-нибудь, например, своего помощника Дика Хенли, чтобы тот составил жене компанию, потому что Элизабет терпеть не могла оставаться одной. Ей вечно хотелось, чтобы при ней кто-нибудь находился».

Даже пускаясь в кругосветные путешествия, Тодд неизменно брал с собой секретаря, или приятеля, или кого-то из подчиненных, чтобы те, в случае чего, могли составить компанию его жене, выполнить ее поручения, сходить с ней по магазинам или помочь ей одеваться.

«Я столько раз помогала Лиз втиснуться в бюстгальтер, что просто со счета сбилась», – говорила драматург Бетти Фрингс, чей муж Курт был у Лиз агентом.

«Она была слишком скупа, чтобы держать горничную. Доктор Рекс Кеннамер был у нее на побегушках во время путешествия в Россию. Ему положили за это двадцать пять тысяч долларов, и он, где бы они не останавливались, должен был подбирать для нее одежду».

Покидая Москву, Тодд разговорился с репортерами. «Что больше всего произвело впечатление на русских, – заявил он, – так это то, что такой бездельник, как я, мог вырасти в Америке и стать мужем Элизабет Тейлор, а это в сто раз приятнее, чем быть президентом США».

Впоследствии Тодд сильно обиделся на русских, потому что те отказались купить его шедевр «Вокруг света за 80 дней».

«Им нужны только такие фильмы, которые изображают американцев как монстров и идиотов», – кипятился он.

Из Москвы Тодды направились в Прагу, затем в Афины, Белград, Ниццу, Мадрид, Нью-Йорк и Голливуд.

В пути до них дошла весть, что Элизабет удостоилась своей первой номинации на «Оскара» за роль красотки-южанки в фильме «Округ Рейнтри». Как только Майк Тодд прибыл в Голливуд, он сразу же принялся рекламировать картину в профессиональных журналах, надеясь тем самым повлиять на мнение членов академии киноискусства. Ему хотелось заручиться их голосами, чтобы Элизабет удостоилась звания лучшей актрисы года.

Тодд, прекрасно понимал, что это практически недостижимая цель, поскольку фаворитками тех дней, несомненно, были Джоан Вудворд (фильм «Три облика Евы») и Анна Маньяни (фильм «Безумный ветер»). Наград также удостоились Дебора Керр за работу в картине «Одному богу известно, мистер Аллисон» и Лана Тернер за фильм «Пейтон Плейс».

Единственной заботой Майка Тодда по-прежнему оставалась Элизабет. Он прекрасно знал, что она ужасно переживает из-за того, что ни разу не удостаивалась номинации, даже за отличную работу в «Гиганте».

.

«Хотя Элизабет постоянно грозилась уйти из кинобизнеса, она все еще была связана контрактом с «МГМ». В феврале Майк отправил ее на студию – сыграть роль Мэгги в картине «Кошка на раскаленной крыше».

«Мы заставили ее взяться за эту роль с помощью Майка, – вспоминал продюсер Пандро Берман. – Если вам что-то было надо, вы первым делом шли к Майку. В его руках она была словно глина. В те дни в ее голове не имелось ни одной своей мысли».

«Это классический сценарий, – заявил Тодд жене. – И из него получится классный фильм. Ты должна выиграть «Оскара» за «Рейнтри», но если это дело не выгорит, вот увидишь, ты получишь его за Кошечку Мэгги».

Элизабет с готовностью ухватилась за идею сыграть женщину, столь же сексуально озабоченную, как и кошка на раскаленной жестяной крыше. Это была ее первая роль по Теннеси Уильямсу. Играя соблазнительницу-жену, пытающуюся забеременеть от своего гомосексуалиста-мужа, Элизабет в интимных сценах красуется перед зрителем в весьма откровенной розовой атласной комбинации с кружевной отделкой. Кроме того, ей по сценарию требовался ансамбль из юбки и блузки, а также «простое повседневное платье», по замыслу режиссера Ричарда Брукса – платье-костюм. Не посоветовавшись с Элизабет, он поручил Хелен Роуз шить костюм белого цвета.

«У меня сразу же возникло предчувствие, что Элизабет он не понравится, – вспоминала модельерша. – И хотя Ричард уверял меня, что, мол, не стоит волноваться, он все уладит, меня все равно мучили опасения, что этот костюм здесь не совсем к месту».

За день до начала съемок Элизабет пришла в студию на первую из трех примерок. Она пришла в восторг от соблазнительной комбинации, одобрительно отнеслась к юбке и блузке, но впала в ужас при виде платья-костюма. Элизабет в сердцах сняла его с себя, швырнула на стул и, снова переодевшись в соблазнительную комбинацию, позвала режиссера к себе в гримерную.

Ричард Брукс вошел в дверь, и его взору пред стала красавица-кинозвезда в откровенной, не скрывающей ее прелестей комбинации.

«Ричард! Привет!» – радостно взвизгнула Элизабет.

«Дорогая, ты просто неотразима!» – отвечал Брукс.

Они поцеловались, обнялись и снова поцеловались, после чего Элизабет указала на лишенное всякой женственности платье, уныло свисавшее со стула.

«Послушай, киса, я просто не могу это надеть, – заявила она. – Оно на мне жутко смотрится».

Поскольку режиссер души не чаял в своей подопечной, то он даже не посмотрел в ту сторону.

«Дорогая, – произнес он, в очередной раз, одарив Элизабет поцелуем. – Надевай все, что тебе нравится. Я доверяю этот вопрос тебе и Хелен. Только не надо ничего вычурного».

После этого разговора Хелен Роуз сделала набросок короткого белого приталенного платья, с узким глубоким вырезом.

«Элизабет ахнула от восторга! – вспоминала модельер. – Лиф сидел на ней как влитой, на нем не было ни единой складочки. А чтобы подчеркнуть ее осиную талию, мы сделали к платью белый атласный пояс, шириной в два дюйма. Когда Лиз появилась в этом платье на съемочной площадке, Ричард остался ужасно доволен».

Как, впрочем, и Майк Тодд, который, чтобы быть поближе к жене, перевел свой офис на территорию «МГМ», Они каждый день вместе завтракали в кафетерии, а после съемок посещали просмотры. Короткие, еще не смонтированные сцены с участием Элизабет неизменно приводили Тодда в восторг.

Вообще Тодд ощущал себя баловнем судьбы – ведь у пего было красавица-жена, она же кинозвезда, хорошенькая малютка-дочь и награда академии за первый снятый им фильм. В свое время он то делал миллионы, то их терял, но теперь снова был богат и знаменит на весь мир.

«Как мне кажется, это лучшие годы в моей жизни, – признался он одному из друзей. – Я так счастлив, что это меня даже пугает. Поскольку я сам игрок, то кому как не мне знать закон среднего арифметического. Вот почему мне становится не по себе при мысли, что я обязательно должен что-то потерять, чтобы компенсировать это чертово везение».

В марте нью-йоркский «Фриарс Клуб» избрал его шоуменом года – честь, о которой он уже много лет тайно мечтал. На торжественный прием, устроенный в его честь в воскресенье вечером 24 марта 1958 года в отеле «Уолдорф Астория», было разослано более тысячи двухсот приглашений. Свое почтение среди прочих засвидетельствовали такие знаменитости, как Аверелл Гарриман, Лоренс Оливье, Герберт Броунелл-младший и звезда бейсбола Джеки Робинсон.

Тодд решил вылететь на празднество в Нью-Йорк собственным самолетом «Лаки Лиз». Это был небольшой двухмоторный самолет, рассчитанный всего на двенадцать пассажиров. На обратном пути он планировал также сделать остановку в Чикаго, чтобы посмотреть бой между Шугар Реем Робинсоном и Карменом Базилио, и лишь после этого вернуться в Голливуд. Тодда в этой поездке должен был сопровождать его биограф, Арт Кон. Кону казалось, что для книги «Девять жизней Майка Тодда», над которой он тогда работал, не помешает еще одно интервью.

Поскольку у Элизабет была сильная простуда и она не вставала с постели, а, соответственно, поехать. с мужем в Нью-Йорк не могла, Тодд пригласил с собой Манкевича.

«Ну давай, – уговаривал Тодд– – Это хороший, надежный самолет. Да я не позволю ему разбиться. Я беру с собой фото Лиз и ни за что не допущу, чтобы с ней что-то случилось. К тому же, у меня страховка на три миллиона. Я и тебя застрахую».

Когда же Манкевич отказался, Тодд позвонил Кирку Дугласу и Курту Фрингсу, которые тоже отвергли его приглашение. После этого Тодд позвонил репортеру ЮПИ Вернону Скотту.

«Почему бы тебе не поехать со мной? – спросил он. – А то мне не с кем играть в карты».

Скотт тоже отказался. Наконец Тодду удалось уговорить репортера агентства «Ассошиэйтед Пресс» Джеймса Бейкона, чтобы тот сопровождал его в десятичасовом полете через всю страну. Но за десять минут до вылета, назначенного на 10.21 вечера из аэропорта Бербенк, Бейкон позвонил Майку, чтобы сказать, что не полетит.

«Меня напугала погода, – признавался позднее Бейкон. – Это была самая кошмарная ночь за всю историю южной Калифорнии – дождь со снегом, молния, гром, словом, разверзлись хляби небесные. Откровенно говоря, я спросил себя тогда: «Что я там забыл?»

«Ах ты, мерзавец, – возмутился Тодд. – ты только потому отказываешься, что твоя подружка Лиз тоже осталась дома».

Поскольку Тодд не смог уговорить ни одного из своих закадычных друзей, ему ничего не оставалось, как вместе с Артом Коном и двумя членами экипажа лететь в проливной дождь с грозой. Перед тем как отравиться в аэропорт, он шесть раз поцеловал напрощанье жену. С аэродрома он позвонил ей, чтобы снова попрощаться, на этот раз по телефону, и пообещал позвонить еще раз, из Тулсы, штат Оклахома, где запланирована заправка. Это обещание ему не суждено было сдержать,

По пути в Тулсу «Лаки Лиз» угодила в грозовой фронт. Самолет упал на землю над горами Зуни в Нью-Мексико, разбившись о поросшую соснами долину. Взрыв испепелил всех, кто находился на борту, и поэтому опознание проводилось по остаткам зубов. Лишь одна из вещей среди этих обугленных останков была опознана безошибочно, а именно – искореженное золотое кольцо Майка Тодда, которое и было затем передано его вдове.

ГЛАВА 12

Ранним субботним утром доктор Рекс Кеннамер и Дик Хенли на всей скорости неслись в Беверли Хиллз, со скорбной вестью о гибели Майка Тодда. Они хотели доехать до Элизабет прежде, чем она увидит первые страницы газет или же услышит о кошмарных подробностях катастрофы по радио. Они вошли в дверь ее спальни – Элизабет взглянула на них из постели и улыбнулась. Не проронив ни слова, врач шагнул ей навстречу. Заметив странное выражение их лиц, Элизабет тотчас поняла, что что-то не так.

«Лиз, дорогая».

«О Господи, – вскрикнула она. – Нет! Нет! Но может быть! Нет, боже мой, я без него не выживу!»Одетая только в полупрозрачную ночную сорочку, Элизабет стремительно выскочила из постели и с диким криком босиком бросилась через весь дом.

«Она кричала так громко, что даже соседи её услышали, – рассказывал Дик Хенли. – Она впала в жуткую истерику. Когда же Элизабет кинулась к входной двери, чтобы выскочить на улицу, доктор Кеннамер сгреб ее в охапку, и мы снова перенесли ее в постель. Ей надавали всяких успокоительных, и в конечном итоге она немного успокоилась».

Весть о гибели Майка Тодда всколыхнула весь Голливуд. Улицу перед домом Элизабет вскоре наводнили телевизионщики и репортеры со всего мира. Сюда же прибыло и подразделение полиции с «МГМ», чтобы преградить путь в дом непрошенным гостям.

Представитель студии Билл Лайон взялся переговорить с представителями прессы.Внутри дома собрались друзья по студии – Хелен Роуз, Сидни Гилярофф, Анна Штраус, а также Майкл Уайлдинг и Фрингсы, Курт и Кэтти.

«Там была еще одна дамочка, которую я сразу не узнала – на ней были красные брюки, голова обвязана шарфом, волосы накручены на бигуди, – вспоминала Анна Штраус. – Я не поверила собственным глазам – но это действительно оказалась Дебби Рейнольдс – она пришла забрать детей Элизабет к себе домой. Бедный Эдди Фишер, его тогда не было в городе».

Все собрались в спальне Элизабет – ей дали выпить, и между глотками спиртного она изливала душу и перерывах между рыданиями.

«Как я умоляла его не ехать, подождать еще день! Мне кажется, что ему самому не очень хотелось лететь. Он поднялся ко мне наверх и шесть раз поцелвал на прощанье. О господи, как мне жить дальше! Как я любила Майка, как он любил меня! Вам не понять, никому нс понять, как мы любили друг друга! Господи, почему я не полетела вместе с ним».