Текст книги "Сыщик, ведьма и виртуальный покойник"

Автор книги: Кит Хартман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

Затем я связался с нашим лучшим режиссером-постановщиком Ричардом и попросил его поработать над новым видео, который зрители могли бы посмотреть на нашем сайте.

– Минут на двадцать. Больше чем на двадцать минут, обыватели сосредоточиться не способны. Это надо сделать быстро. Поищи в наших архивах интервью с каким-нибудь парнем, пережившим издевательства сатанистов, разбавь его рассказ сценами с танцующими ведьмами. Пусть голые ведьмы и любители металлического рока истребляют животных. Используй, пожалуйста, документальную съемку марша геев, того самого, в котором участвует жуткий парень в кожаном костюме. На него наша публика всегда правильно реагирует. Если потребуется, можешь поставить некоторые сцены с актерами, но я хочу, чтобы это появилось на экранах не позже, чем завтра утром. Я направляю тебе список наших политических противников, вставь их каким-нибудь образом в видео, а в конце сообщи публике, что мы собираем средства, чтобы прогнать с насиженных мест этих слуг Сатаны, и привести на занятые ими по недоразумению посты добрых христиан.

Отключив телефон, я посмотрел на часы. Всего лишь 6:30. Масса времени до того, как пора будет начинать готовиться к девятичасовому шоу. Я откинулся на спинку кресла и стал размышлять о предстоящей нам борьбе. До президентских выборов оставалось всего полтора года, и их следовало использовать с максимальной пользой. Эти два инцидента были для нас просто Божьим даром, позволявших нам установить контакт с теми избирателями, до которых мы никак не могли достучаться раньше. Президентские выборы не станут для нас легкой прогулкой. Для того чтобы победить на них, нам следует несколько смягчить свои позиции и сильнее напирать на те моменты, с которыми большинство людей согласны. Например, на то, что между понятиями "добра" и "зла" зияет непреодолимая пропасть. Ключ к победе давали не те 10%, которые ненавидят нас всеми своими потрохами. Врата храма победы могли распахнуть для нас те, кто стоит в центре – люди, которые веруют в Бога, но забыли Его законы. И теперь, когда зло показало свой свирепый оскал всему миру, я должен стать тем человеком, который напомнит людям, почему Он создал Свои законы.

А что потом? Президент Стоунуолл... Звучит совсем неплохо. Но я не настолько наивен, чтобы льстить себе надеждой на то, что, даже став президентом, смогу за одну ночь полностью изменить курс, по которому движется эта страна. Наши враги трудились много лет, и потребуется время, чтобы очистить государственную систему от того яда, который они день за днем в неё вводили. Начать придется с судов. Я стану назначать судьями тех, кто понимает, что лишь Бог является истинным творцом всех законов. Для них все созданные людьми уложения не должны ничего значить по сравнению законами Божьими, и последние должны всегда иметь приоритет перед первыми. У меня уже есть несколько кандидатов на должности судей. Ну хорошо, с юридической системой ясно. А что же потом?

Потом следует сделать все, чтобы помочь людям открыть глаза. Наши враги ухитрились превратить терпимость в достоинство. По их мнению, вы заслуживаете похвалы за то, что отворачиваетесь, когда слуги дьявола творят свое беззаконие. Мы заставим людей прямо взглянуть на те ужасы, которые они сейчас просто игнорируют под видом всеобщей терпимости. На тех, кто поклоняется Дьяволу. На убийц детей в утробе матери. На сексуальных извращенцев. На тех, кто исповедует мусульманство. На поклонников шаманов Вуду. Одним словом, мы заставим их по-новому взглянуть на всех неверных. Я отдам все свои сила для того, чтобы американцы наконец узрели, какие опасности подстерегают их со всех сторон. Если мне удастся достаточно запугать соотечественников, то они согласятся и со всем остальным, что я для них задумал. После этого Америка снова станет христианской страной свободной и могучей. А хранить её будет сам Бог.

Я увидел в своих приятных мечтах страну, граждане которой могли без страха ходить по ночным улицам. Страну с нерушимыми и здоровыми семейными устоями и с улыбающимися детишками...

Сигнал телефона прервал эти прекрасные мечтания.

– Слушаю.

– Простите за беспокойство Ваше преподобие, – это была моя секретарша Берта. – Мы получили для вас довольно странное послание и решили, что вы можете пожелать сами взглянуть на него.

– И в чем же эта странность?

– Во-первых, в конверт вложена банкнота достоинством в тысячу долларов. Тысяча долларов наличными?!

– Теперь я тебя понимаю -такое действительно не совсем обычно.

– Да, сэр. Кроме того, автор дает понять, что знал вас в прошлом, и я решила, что он может входить в круг ваших друзей.

– Что же, ничего удивительного, я знаком с множеством людей. Как его зовут.

– Здесь только инициалы "И"и "Х", сэр.

– "И" и "Х"? И больше ничего.

– Ничего, сэр.

Мне была известна личность с инициалами И.Х. Но сомневаюсь, чтобы Эта Личность сошла на землю для того, чтобы поучаствовать в моей избирательной кампании.

– Любопытно.

– Да, сэр. Кроме того в конверт вложена еще пара предметов, которые с моей точки зрения выглядят несколько необычно. Это завязанная узлом прядь волос и очень, очень странный детский рисунок.

– Ты сказала, волосы?

– Да, сэр. Каштановые, если это имеет какое-нибудь значение.

Письмо выглядело действительно странно.

– А что же там нарисовано?

– Я...я не могу сказать, сэр.

– Хм... Что же давай его мне, Берта. Я на него, пожалуй, всё же взгляну.

Глава двадцать седьмая: Певец.

Вторник десятого. 9 час. вечера.

Я услыхал, как машина Линды въехала в гараж. Это хорошо. Вот уже два часа я сижу за кухонным столом, наигрывая на гитаре какие-то дурацкие мелодии. Она сильно запаздывала, и я уже начинал за неё беспокоиться.

Хлопнула гаражная дверь, и спустя несколько секунд Линда вошла в кухню. Волосы её пребывали в полном беспорядке, а колготки и строгий деловой костюм были усеяны репьями и иными колючками растительного происхождения. Ни слова не говоря, она подошла к холодильнику, извлекла двухлитровую бутылку кока-колы и принялась пить прямо из горлышка.

– Что случилось? – спросил я.

– Знаешь что, Джастин, – сказала она, вытирая губы, – по-моему, тебе все же следует держать в доме выпивку. Бог, изобретая бурбон, имел в виду именно такие дни.

Линда закрыла бутылку и вернула её в холодильник, затем подошла к раковине и сполоснула лицо.

– Что случилось? – повторил я.

– Не знаю, – ответила она, вытираясь. – В штаб мы попали без проблем. Дрю отправился вниз на поиски Джен. Довольно скоро взорвались дымовые шашки, и я решила, что Джен уже с ним, и ему потребовалось прикрыть отход...

Она замолчала.

– Ну, а что потом?

– Наше рандеву так и не состоялось. Я прождала на парковке минут десять, но затем была вынуждена уехать. Если баптисты его схватили, подумала я, то они очень скоро начнут разыскивать и меня. Одним словом, я выехала с территории штаба, отъехал на полмили, или около того, и стала ждать. Если Дрю был на свободе, то ему могла потребоваться помощь, поэтому я решила остаться поблизости.

Она достала из шкафа стакан и открыла кран с ледяной водой.

– Прошел час, но от Дрю не было никаких вестей. Я попыталась вызвать его, но ответа не получила. Я вернулась пешком к штабу и прошла по всему периметру, рассчитывая понять, что затевают милиционеры, и в надежде увидеть перелезающего через ограду Паркера. Битых три часа я ползала в кустах и зарослях репейника и поняла лишь то, что баптистов что-то очень сильно испугало. Они дали ток в ограду, и изнутри вдоль ограды ходили патрули. Я насчитала по меньшей мере двадцать человек.

Линда сделала здоровенный глоток ледяной воды и продолжила:

– Я почувствовала некоторое облегчение, так как это означало, что схватить Паркера им пока не удалось, и они продолжают поиски. – Прости, Джастин, что не смогла порадовать тебя более приятным известием, закончила Линда, опершись спиной о кухонную стойку.

– Ничего страшного, – успокоил я её. – Возможно, мне удалось найти выход из ситуации. Мне кажется я нашел кое-что, что можно обменять на свободу Джен и Дрю.

Линда поставила стакан и, вопросительно подняв, брови, спросила:

– Ну и что же ты нашел?

– Сдается мне, что я обнаружил Ахиллесову пяту Заха. Я сегодня был в его офисе и...

– Ты был где?!

– Я побывал в его офисе. Ведь кто-то должен был попытаться выяснить, что задумал Захария. И мне кажется, что я...

– Это называется "жажда смерти", Джастин! Давно ли она у тебя стала проявляться? Мы ведем смертельно опасную политическую игру, Джастин, и Стоунуолл...

– ...никак не мог отдать приказ застрелить меня в его кабинете, как бы он того ни хотел. Если бы Зах задумал меня прикончить, то устроил бы это дело так, что мою смерть никоим образом нельзя было связать с ним. Для меня на всей планете нет места более безопасного, чем его кабинет. Но самое главное – я нашел нечто такое, что мы могли бы использовать.

Я поманил её пальцем к кухонному столу, открыл ноутбук и вывел на экран картину, которую прошлым вечером показывал нам Дрю.

– Помнишь это?

– Да. Это картина, с которой работала Джен.

– Верно. А знаешь где висит подлинник?

Линда взглядом показала мне, что не испытывает ни малейшего желания играть в "угадайку".

– Ну хорошо, – сказал я, – подлинник этой картины висит в кабинете Стоунуолла напротив его письменного стола.

Это сообщение не произвело на Линду никакого впечатления.

– Ну и что? Мы знали, что Джен для нас копается во всех его делах. Да, она увидела на стене картину. Что здесь такого?

– Это означает, во-первых, что она каким-то образом получила приглашение посетить офис Стоунуолла. Во-вторых, Джен сочла, что картина играет в нашем деле какую-то важную роль. Я знаю, почему она так решила. Жаль, что ты не видела реакции Захарии, когда я обратил внимание на картину. Он вел себя так, словно я вылил ведро ледяной воды в его подштанники.

– И что же из этого следует? – равнодушно произнесла Линда, возложила ногу на стол и принялась извлекать репьи из нейлона.

– Ты помнишь, как Паркер сказал, что картина никогда не выставлялась и не поступала в продажу? Возникает вопрос, каким образом она оказалась у Стоунуолла?

Линда поднесла к глазам веточку ежевики, которую сняла с колготок, внимательно её изучила и неспешно произнесла:

– Итак, ты решил доказать, что сенатор имеет дело с крадеными произведениями искусства. Проснись, Джастин. Стоунуолл – слишком крупная личность, чтобы заниматься подобной чепухой. Но даже если это и так, то он не такой дурак, чтобы выставлять похищенный шедевр на всеобщее обозрение.

– Дело совсем не в этом. Я вовсе не думаю, что он украл картину. Я полагаю, что картину ему подарил художник.

Линда добыла еще одну веточку ежевики, затем огромный репей, с отвращением посмотрела на свою добычу, поднялась со стула, стянула колготки и снова уселась.

– Послушай, Джастин, – сказала она устало. – Я целых три часа ползала по кустам и траве. Я с ног до головы утыкана разнообразными колючками, меня кусали многочисленные букашки, я скрывалась от парней, которые считают, что лучшим средством приобщения к богу является крупнокалиберный пулемет. Поэтому брось метод рассказа, который так обожал Сократ – если ты помнишь, его именно за это и отравили, – давай выкладывай все напрямую.

Она отпила еще немного холодной воды и со стуком поставила стакан на стол.

– Хорошо, постараюсь изложить всё, как можно проще. Во-первых, вглядись как следует в картину. На ней изображен Стоунуолл. Там сенатор выглядит лет на пятнадцать моложе, но это бесспорно он.

Линда поднесла к глазам ноутбук, внимательно посмотрела на картину и кивнула с довольно безразличным видом.

– Во-вторых, художника зовут Алисия Халэрант Сен-Клод. Тебе это имя что-нибудь говорит?

Линда ответила мне непонимающим взглядом.

– Разве ты не помнишь об одном нашумевшем деле? Лет пятнадцать тому назад оно проходило по всем новостям. Алисию в припадке ревности убил муж. У неё с кем-то был роман. Но никто так и не узнал имя любовника.

Я сделал паузу, чтобы лучше понять реакцию Линды, но та лишь пожала плечами.

– Если верить художественному критику, отвечавшему на письмо Джен, картина написана в стиле поздней Халэрант Сен-Клод, то есть где-то в течение двух лет перед её смертью, – продолжил я.

Линда посмотрела в потолок и, снова пожав плечами, сказала:

– Я высоко ценю твою лекцию по искусству, Джастин, но что из неё следует?

– Как что? Женщина имела любовную связь. Одним из её последних шедевров был портрет Захарии, который она ему и презентовала. Неужели ты утомилась настолько, что не можешь сложить два и два?

Линда склонила голову и, взглянув на меня краем глаза, сказала:

– Значит ты утверждаешь, что Зах был тем таинственным парнем, который пятнадцать лет тому назад был любовником убиенной художницы?

– Именно!

– И ты делаешь этот вывод лишь на основании того, что в его кабинете висит эта картина?

– Тебе следовало бы там быть, – ответил я. – Надо было видеть его реакцию, как только я упомянул о картине. Я точно тебе говорю, картина его чем-то пугает.

– И поэтому он повесил её напротив своего письменного стола?

– Не знаю, почему он её там повесил. Может быть, только для того, чтобы она напоминала ему о прошлых ошибках.

Линда взяла со стола стакан с остатками ледяной воды и приложила его ко лбу.

– Не знаю, Джастин, но по-моему всё это притянуто за уши.

– А мне кажется, что в этом есть большой смысл, – не сдавался я. Именно поэтому Джен так интересовалась картиной. Она поняла, что картина до смерти пугает Заха. Зах догадался о находке Джен и поэтому её похищает. Это объясняет страх Заха, когда я упомянул о шедевре. И я, по правде говоря, не могу его за этот страх осуждать. Супружеская измена сама по себе считается большим грехом. А супружеская измена, повлекшая за собой убийство, тем более. – Здесь я хихикнул, и это хихиканье прозвучало довольно отвратно. Ты же знаешь, что Христианский союз, прознав об этом, не колеблясь отправит сенатора на политическую свалку.

– Возможно, Джастин, возможно... Если, конечно, подобное действительно произошло, и если мы сможем это доказать.

Скептицизм Линды начинал меня злить, но в её словах, увы, была доля истины.

– Что будем делать, если я смогу добыть доказательства?

– Каким же это образом?

– Я могу вернуться к нему, имея в кармане магнитофон. Если лишь одно упоминание о картине нагоняет на него страх, то прямое заявление о том, что нам все известно, повергнет его в ужас и он расколется. Я заставлю его сделать признание перед магнитофоном. После этого мы сможем не только обменять пленку на свободу для Джен и Дрю, но и вынудим Заха отойти от руководства Христианским союзом. Уверен, это сработает в лучшем виде!

Джен поставила стакан на стол и, делая ударение на каждом слове, сказала:

– Во-первых, мне необходимо принять душ и выспаться, и я не имею ни малейшего желания далее обсуждать эту тему.

Она поднялась со стула и продолжила, глядя мне прямо в глаза:

– И, во-вторых, ты впредь не посмеешь приблизиться к его офису и на пушечный выстрел. Ты меня хорошо понял, или мне придется приковывать тебя к батарее отопления каждый раз, когда я выхожу из дома?

Я заскрипел зубами, но тут же, овладев собой, кивнул согласно и послал ей улыбку, означавшую : "Я очень хороший мальчик". Эта улыбка неоднократно выручала меня в прошлом. Вот и Линда сейчас на неё купилась.

Ну и прекрасно. Ведь завтра мне предстоит провести светскую беседу с Захом, беседу, которая положит конец всему этому делу.

Глава двадцать восьмая: Художник.

Вторник десятого. Вторая половина дня и вечер.

Я сижу в твоем любимом чайном заведении, Рейвен, пью твой любимый чай и жду твоего появления. Мои маленькие мышки следят за тобой вот уже несколько недель и рассказывают мне обо всех твоих привычках. Мне известно, что ты любишь жасминовый чай без сахара, я знаю, что перед отходом ко сну ты выпиваешь чашку теплого молока, знаю я и то, что ты заходишь сюда каждый день после того, как кончаются уроки в школе.

Ты, как и говорили мои маленькие мышки, являешься в 3:45. На тебе свободное зеленое платье, а твои длинные серебряные волосы связаны на затылке и ниспадают на спину пышным конским хвостом. Я слежу за тем, как ты заказываешь чай, как садишься за столик и как смотришь через окно на пробегающие по улице машины. Мои мышки, Рейвен, сообщают мне, что теперь стала ведьмой. Ты – ясновидящая, и способна заглянуть в будущее. Интересно, получаешь ли ты сигнал о том, что я здесь, и видела ли ты огненные письмена на стене, предвещающие мое появление? Если это так, то события принимают еще более драматический оборот.

Ты несколько минут неторопливо потягиваешь чай, а когда чашка пустеет, внимательно вглядываешься в неё. На твоем лице появляется изумление, и ты сердито хмуришь брови. Создается впечатление, что ты что-то узрела на дне пустой чашки. Неужели расположение чаинок может тебе что-то сказать? Неужели оно предупреждает тебя об опасности? А может, чаинки говорят тебе о приближении часа справедливого возмездия?

Ты выходишь на улицу, а я следую за тобой, незаметно наблюдая с противоположной стороны улицы за тем, как ты неторопливо проходишь два квартала, между чайным заведением и твоим домом. Я вижу, как ты останавливаешься, чтобы полюбоваться игрой солнечных лучей в листве клена. Может быть, ты что-то видишь в этой смене яркого света и легкой тени? Ты видишь знамения, говорящие о том, что эта ночь уготовила для тебя? А может быть, тебе просто нравятся те причудливые пятна, которые танцуют на тротуаре? Ты смотришь на свой, непонятный мне мир еще несколько минут а затем входишь в дом.

Ты входишь в свой дом, а я залезаю в свой микроавтобус, чтобы там дождаться наступления вечера. Сгущается темнота, передо мной появляются мои маленькие мышки Джек и Люсьен, мы тайком проскальзываем в садик за твоим домом и продолжаем наблюдать за тобой через окна. Ты готовишь себе ужин, но почти к нему не притрагиваешься. Ты зажигаешь камин и долго сидишь перед ним, вглядываясь в пламя. Не слышишь ли ты в потрескивании поленьев отзвука прошлых преступлений? Не видишь ли ты в пляшущих языках огня лиц старинных друзей, которых надеялась забыть навсегда?

Наконец ты отходишь от камина и направляешься в кухню, чтобы согреть для себя молока. Если ты и ощутила в напитке присутствие наркотика, то по твоему лицу этого не видно. Затем ты отправляешься в кровать.

Я выжидаю тридцать минут, а затем знаком даю понять Джеку и Люсьену, что час настал. Они проникают в твой дом быстро и бесшумно. Высокие профессионалы! Ключ к успеху любого начинания – высококлассные исполнители. А тот, кто проводит много лет в тюрьме, неизбежно обзаводится кругом великолепных помощников. Мы осторожно поднимаемся по ступеням на второй этаж к спальне Рейвен. Скорее всего, она нас не слышит, транквилизатор в молоке должен сделать свое дело. Но стоит ли рисковать понапрасну?

Мы подходим к спальне. Джек и Люсьен готовы сразу приступить к реализации моего плана, но я знаком прошу их подождать. Мне хочется посмотреть, как она спит. Не мучают ли её дурные сны? Помнит ли она то, что когда-то сделала?

Она что-то бормочет во сне, затем вдруг садится в кровати и смотрит мне в лицо.

– Это ты? – говорит она и в её голосе я улавливаю скорее не страх, а удивление и любопытство.

– Да, – отвечаю я. – Ты должна была знать, что я появлюсь.

Она пытается встать, но понимает, что не может. Растворенный в молоке реагент, видимо, лишил чувствительности её конечности.

– Да, знала, – отвечает она после долгой паузы. – И в какой-то степени ощущаю облегчение...ожиданию пришел конец.

Люсьен и Джек готовят оборудование для ночной работы.

– Я хочу, чтобы ты знал, – говорит она, – что в этом я им не помогала. Я ни о чем не знала. До тех пор, пока все не было кончено.

– Я тебе верю, – отвечаю я. – Но ты так ничего и не сказала. Ты всё знала, но хранила молчание.

Её голова снова опускается на подушку.

– Я не могла...Не могла в это поверить. Вначале.

– А потом?

– Потом... Потом у меня не было никаких доказательств. Это прозвучало бы как безумное обвинение, безумная выдумка безумной женщины. И...

– И...?

– И...я чувствовала себя виноватой. За то, что верила в него. За то, что не увидела всего раньше.

По щеке Рейвен катится слезинка. И я тронут.

– Это всё равно должно произойти, – говорю я, а Люсьен, тем временем, затягивает на её руке жгут. – Но прежде мне хочется сделать тебе подарок. Я наклоняюсь и шепчу ей в ухо: – Из всех тех, кто замешан в это дело – ты единственная, кого я прощаю.

Она улыбается, но я не знаю, является ли эта улыбка следствием моих слов, или на Рейвен действует наркотик. На какой-то краткий миг у меня возникли сомнения. Я вижу насколько она изменилась за эти пятнадцать лет. У меня возникает желание бросить всё и уйти.

Но я вспоминаю об Алисии, и все мои сомнения исчезают.

Мои маленькие мышки приступают к работе.

Глава двадцать девятая: Ведьма.

Среда одиннадцатого. 8 час. 30 мин. утра.

В трубке послышался гудок. Затем второй. Лишь после третьего сигнала я услышала голос своего редактора.

– Слушаю?

Проклятие! Я рассчитывала на то, что ответит мне её голосовая почта. Врать машине гораздо легче, чем человеку.

– Привет, Анжела, – сказала я, пытаясь придать своему голосу хрипотцу. Оставалось только надеяться, что хрип звучит достаточно убедительно. Последний раз симулировать болезнь мне приходилось еще в школе, и я несколько утратила навыки. – Это Холли.

– Холли?! У тебя ужасный голос! Что с тобой?

Да, похоже, я слегка переборщила. Мне следовало изобразить всего лишь простуду, а вовсе не рак горла.

– Грипп, видимо. Он просто жрет меня заживо. Скорее всего, его притащила из школы одна из моих девчонок. Так или иначе, но работать сегодня я не могу.

– Глубоко сочувствую, – совершенно искренне ответила Анжела, тем самым усугубив мое чувство вины. – Может быть, ты попытаешься потрудиться дома?

– Хм... Не думаю, что из этого что-нибудь получится. У меня высокая температура, и связность мыслей куда-то испарилась. Думаю, что ты не захочешь, чтобы я в таком состоянии принялась живописать разнообразные мировые кризисы.

– Что же, в таком случае посиди пару-тройку дней дома. Почему бы тебе сейчас не заползти в кроватку и поваляться в ней некоторое время?

– Спасибо. Я именно так и поступлю.

– Береги себя и выздоравливай, как можно скорее. Позвони завтра утром и скажи, как себя чувствуешь.

– О`кей. Еще раз спасибо, Анжела.

– Не стоит благодарности, – ответила она и положила трубку.

Фу... По крайней мере хоть с этим покончено. Терпеть не могу врать. Во-первых, это у меня получается плохо, и, во-вторых, всякая ложь рано или поздно обращается против тебя. Даже самая крошечная и совершенно невинная. Я лелеяла надежду, что эта не обернется бумерангом, пока текущий кризис не разрядится.

Девочки находились наверху. Я решила подержать их сегодня дома. Может быть, я чрезмерно осторожничаю, но развитие событий начинает меня пугать. Винтер страшно ворчала из-за того, что ей пришлось сидеть дома. Она терпеть не может вставать по утрам, но обожает общаться а друзьями. Я ожидала, что Саммер окажет мне более серьезное сопротивление – она в таком возрасте, когда общение со сверстниками очень много значит, но со вчерашнего дня дочь пребывала в мрачном расположении духа, ни с кем не разговаривала и большую часть времени проводила в своей комнате. Так или иначе, но я заставила их подключиться к сети домашнего обучения, чтобы они могли слушать лекции и знать о том, что происходит в классе. Я попросила Саммер навещать Винтер каждые десять минут, чтобы проверить, насколько усердно та слушает своих учителей.

Вообще-то, мне следовало самой присматривать за младшей дочерью, но я была слишком занята расшифровкой записей, найденных мною в доме Джен. Прошедшим вечером мне удалось собрать информацию обо всех четырнадцати соответствующих описанию мальчиках, и теперь я знала о них значительно больше, чем раньше. Мне было известно об их увлечениях вне школы. Я прочитала об их родителях, об их братьях и сестрах, но не нашла ничего такого, что могло даже теоретически заинтересовать поклонников чёрной магии. Одним словом, я оказалась в тупике..

Я приготовила себе чашку чая из листьев гаультерии и уселась за стол, чтобы прочитать об этих четырнадцати всё с самого начала. Я еще надеялась, что пропустила нечто важное, надеялась на то, что на глаза мне попадется какая-то деталь, которая позволить воскликнуть "Вот оно! Это тот самый мальчишка! Тот, который сможет пролить свет на происходящее!"

Я перечитала все материалы, и если там был ключ к загадке, то я его не нашла.

Ужасно огорчившись, я перешла к тем семи мальчикам, которые входили в рубрику "Возможные". Это были юноши, родившиеся в нужный день, но фотографиями которых мы не располагали. Материалов о них было очень мало. Я начала со статей, в которых упоминалось о том мальчике, который погиб в два года. Это была автомобильная авария, и родители вчинили иск против изготовителей детского кресла безопасности. Условия внесудебного соглашения не оглашались. Отец младенца был преподавателем физвоспитания в одной из престижных школ в Бакхеде, а мать – логопедом. И здесь ничто не указывало на поклонников Сатаны или на средневековых охотников за ведьмами.

Об остальных возможных кандидатах – тех, которые исчезли из поля зрения сразу после рождения, – сведений было и того меньше. Скорее всего, их усыновили. Если быть точным, то я располагала лишь свидетельствами о рождении. Однако, я изучила их еще раз в надежде, что фамилии родителей мне чего-нибудь да скажут. Или я увижу в них нечто такое, что подаст мне сигнал.

Именно так и произошло в тот момент, когда я смотрела на сертификат, значившийся у меня под номером пять.

" Имя: Джон Доу. Имя отца: Не разглашается. Имя матери: Не разглашается. Характер плодоношения: Искусственная матка".

Но мое внимание привлекли не эти, вполне заурядные сведения, а крошечная деталь в самом конце документа. Там было написано: "Место рождения: Клиника планирования семьи. Адрес: Восьмая и Персиковая".

Клиника планирования семьи на Персиковой улице – та самая, где отслужили вторую мессу адепты черной магии.

Вполне возможно, что это всего лишь совпадение. Но чем больше я смотрела на свидетельство о рождения, тем более странным казались мне обстоятельства, связанные с появлением на свет этого мальчишки. Почему не указаны имена родителей? Я проверила еще раз все свои материалы, нет ли там сведений, имеющих отношение к этому ребенку. Ничего. Ни статей в газетах, ни свидетельства о смерти. А это означало, что Салли права – этот мальчишка был усыновлен и получил имя приемных родителей.

Но в этом не было никакого смысла. Вынашивание плода в искусственной матке дело весьма дорогостоящее. Возникает вопрос, зачем тратить несколько сот тысяч долларов лишь для того, чтобы отдать ребенка на усыновление. Да, с этим мальчишкой произошло нечто необычное. Видимо, именно его я и разыскиваю.

Ну и что из того, что разыскиваю? Сколько-нибудь заметно продвинуться в поисках мне не удалось. У меня есть свидетельство о рождении. Замечательно. Но мне не известно, как его сейчас зовут, где он живет, и я даже не знаю имен его биологических родителей.

Но зато я знала имя человека, способного всё это выяснить.

Я подняла телефонную трубку и набрала номер Салли. Она схватила свою трубку еще до того, как закончился первый гудок.

– Слушаю?

– Привет, Салли. Это я, Холли. Мне снова нужна твоя помощь.

– Холли?! Интересно, с какой стати ты звонишь мне по городской линии.

– Это довольно сложно объяснить. Я сказалась больной, чтобы спокойно заняться подготовкой грандиозной статьи. Но это – государственная тайна. Даже мой редактор о ней ничего не знает. Поэтому прошу тебя держать всё в секрете.

– Ух-ты! Конечно сделаю. А о чем речь?

Зная Салли, я не сомневалась, что она теперь сделает для меня все. Этот вундеркинд обожает всякого рода таинственные заморочки.

– Пока сказать не могу. Но помощь мне необходима. Не могла бы ты провести для меня поиск?

– Кончено. Что искать?

– Слушай. Я нашла свидетельство о рождении того мальчишки, который мне нужен. Он родился в "Клинике планирования семьи" – той, что на Персиковой улице. Имена родителей держаться в тайне. Никаких более поздних сведений о ребенке нет, следовательно, его, скоре всего, усыновили. Есть ли...

– Персиковая улица... Эй, да ты, видимо готовишь материал о Сатанизме! Разве не так? Ты уже установила тех, кто свершал этот вонючий ритуал?

– Близко к тому, – сказала я, стараясь, стараясь подпустить как можно больше таинственности.

– О`кей. Я тебе помогу. Но при одном условии. В своей речи при получении Пулитцеровской премии ты обязательно упомянешь меня.

– Замётано. Итак, можно ли узнать, где этот мальчишка находится сейчас? Кроме того, мне хотелось бы узнать имена его биологических родителей. Это возможно?

– Хм... Ты делаешь серьезный заказ, сестренка.

– Поэтому и обращаюсь к самой лучшей. Итак, ты сможешь это сделать?

– С биологическими родителями ничего не получится. Все эти клиники планирования семьи просто больны по части секретности. Опасаются, что фундаменталисты могут прикончить их доктора или пациента. Но даже если я и найду волшебника хакера, то пользы не будет. В случае попытки взлома, все их файлы запрограммированы на самоуничтожение. Так, во всяком случае, об этом говорят.

– Откуда тебе это известно?

– Да потому, что моя работа состоит в том, чтобы знать подобные вещи, – фыркнула она. – Кроме того, у меня есть приятельница, которая трудится в Бюро специальных расследований, в лаборатории обработки данных. Так вот – все последние сутки она пытается выловить хоть какие-нибудь сведения из обгорелых осколков того, что осталось от базы данных интересующей тебя клиники. Пока у неё ничего не получается.

– Жаль.

– Однако, к счастью, я могу сделать кое-что, чтобы установить сегодняшнее местонахождение мальчишки. Тебе известно имя учреждения оформлявшего усыновление?

– Мне стыдно признаться, но...

– Хм. Это несколько усложняет дело...

После этих слов последовала длинная пауза.

– Попробуй что-нибудь, Салли, – поторопила её я. – Ведь речь идет о твоей репутации вундеркинда.

– Я сказал "усложняет"! – рявкнула она в ответ. – Я не сказала "делает невозможным". Дай мне подумать!

Я принялась ждать, прислушиваясь к тому, как она выстукивает кончиками пальцев какую-то дробь. Через некоторое время в трубке раздался её голос.

– Итак, я хочу сказать тебе, что собираюсь сделать. Я снова обращусь к школьным ежегодникам и проведу поиск всех школьников Атланты соответствующего возраста и отвечающих твоему описанию. После этого устраним тех, у кого имеются действующие свидетельства о рождении. В итоге мы получим сравнительно небольшой список усыновленных мальчиков четырнадцати лет от роду, и чей облик не противоречит определенным параметрам. С этого момента ты начинаешь работать самостоятельно. Согласна?