Текст книги "Сумерки человечества"

Автор книги: Кирилл Тимченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)

Сейчас же мы возвращались как категория А, правда, не знаю, какой именно подгруппы.

Машина обогнала вереницу людей с лопатами, медленно шедших вдоль дороги под охраной конного автоматчика. На всех была одета одинаковая синяя форма и ноги скованы кандалами. Глаза опущены в землю, понурые плечи и покрытые свежими мозолями руки.

– Пленники, – пояснил водитель в ответ на мой вопрос о их происхождении, – те, кто сами сдаются. В основном бандиты и мелкая шпана с дорог, решивших, что беженцы больно много с собой увозят и должны делится. Мы их не расстреливаем, очень уж много работы, рук просто не хватает. Да и многие не такие уж прожженные убийцы, просто головы пустые. Пусть отрабатывают право на свободную жизнь.

Вот и сам полигон, раньше отделенный от всего остального мира старой, отсыревшей и разваливающейся стеной, вдоль которой иногда проходили патрули. Мальчишки из ближайших деревень нередко перелезали через эту ограду в поисках патронов и стрелянных гильз, а чаще просто ради того, чтобы пощекотать себе нервы. Сейчас бы у них такой трюк уже не прошел бы. Стену обновили и подлатали, протянули в три ряда колючую проволоку по верху, местами искрившуюся, а значит, под током. Топлива совсем не экономят, но мне казалось, что это только временная мера. Когда окончательно соберут внешний периметр, то туда же перенесут и все самые мощные укрепления оставив на внутренних рубежах только самое необходимое.

Ворота, в которые упиралась свежая дорога, тоже были сделаны совсем недавно. В этом месте стену разобрали и поставили раздвижные железные ворота, укрепив их смотровыми вышками, вооруженные пулеметами и гранатометами. Перед воротами, метров за сорок до них, дорогу надвое разбивал бетонированный дот с четырьмя амбразурами, из которых высовывались стволы полевых противотанковых пушек, снятых с хранения.

Здесь нас остановили, но задерживать не стали, просто проверили пропуска, выданные на первом посту. Одна створка ворот отъехала в сторону, открывая дорогу и мы смогли въехать. Просто войти на полигон так не получилось, сразу за воротами вставала другая стена, свежевыстроенная из кирпича. Места между ними хватало ровно настолько, чтобы машина могла повернуться на девяносто градусов и проехать в узкий проход, идущий с внутренней стороны стены. Во второй стене были заметны небольшие узкие бойницы, поблескивающие еще не до конца просохшим цементом. Через них можно было расстрелять любую машину, медленно ехавшую по проходу. Пятьдесят метров спустя был еще один разворот, где на виду широкой и приземистой квадратной башни с деревянным верхом и бойницами для пушек машина снова разворачивалась под прямым углом и утыкалась во вторые ворота, которые только монтировали. Такие же тяжелые и неповоротливые, как первые, с внешней стороны они снабжались тяжелыми отбойниками. Так что даже если нападающий попытается протаранить их, то ничего не получится – скорость набрать не получится, а веса и мощности машины так же не хватит. Пока будешь податься в ворота, сверху гранатами закидают. Рабочие, пропуская машины, недовольно косились на водителей, словно обвиняя их в вынужденной задержке, из-за которой они теряли время.

И только проехав вторые ворота, мы попали на сам полигон. Здесь шума было больше, чем в любом другом месте. Военные в буквальном смысле собирали здесь всех, кого успевали вывезти из города, но не успевали распределить. Кроме того, шуму добавляли разъезжающая техника и грузовики мародеров, едва ли не ежечасно прибывающих и отбывающих из города. Планы разграбления оставленных офисов и складов достигли наивысшего масштаба. Ведь грузовики сновали не только в пожираемую мертвецами Рязань, но и в другие города области, которые жители бросали едва ли не сразу, потому что ни организованного управления, ни нормальных сил правопорядка там не оставалось, а власть почти сразу же забирали мощные бандитские группировки, существовавшие еще задолго до наступления зомби.

Ведь всем известно, что банды девяностых годов никуда не делись, просто переместились из центральных районов в области. Из крупных городов их вытеснили гораздо более могучие силы, поставившие процесс собственного обогащения буквально на промышленные масштабы. А прежние рэкетиры и шестерки спокойно процветали в небольших городках, иногда буквально подчиняя себе всю экономическую жизнь. Достаточно вспомнить истории про золотодобывающий завод в Скопине, рядом с которым в нелегальных игорных домах проигрывались суммы, которым позавидовали бы даже в Монако. Только организованным военным отрядам, с броней и крупнокалиберным оружием такие банды, вооруженные пистолетами и ножами, противостоять все равно не могли. И военные увозили все, что считали нужным, не трогая даже зомби. И вправду, а зачем потенциальному врагу жизнь облегчать. Пусть бандиты сами с зомби и разбираются. Честно сказать, непонятно было, что хуже – зомби, неожиданно восставшие голодные трупы, или бандиты, словно сорвавшиеся с поводка. Отбиться можно было и от тех, и от других, но это в любом случае жертвы, расход боеприпасов и медленное расшатывание системы обороны.

Нас высадили на огромной автостоянке, занимавшей едва ли не половину обозримой территории. Десятки боевых машин стояли на расчерченном белой краской асфальте, еще поблескивая плохо стертой смазкой и остатками консервирующих веществ. Только что снятые с хранения, они должны немного отстояться, прежде чем их можно снова использовать. С другой стороны, здесь же стояла техника, вернувшаяся из города и нуждавшаяся в ремонте.

Разбитые фары, вмятины на броне, заляпанные кровью шины колес, из которых даже торчали обломки костей, небольшие отверстия от бронебойных пуль у тех машин, что попадали под обстрел. Военные даже не скрывали, что в самом начале несколько складов они потеряли, и скорее всего, по наводке. Больно быстрыми и спланированными были операции. Приезжали сразу на грузовиках, ускоряя выгрузку оружия. Оставалось только то, что увезти невозможно – тяжелая техника и ненужные бандитам снаряды для артиллерии. Один БТР, рядом с которым мы остановились, имел очень интересную модификацию – вместо пулемета из башенки торчал раструб огнемета, покрытый свежей копотью. Представив, что такое оружие может сотворить в умелых руках, я даже зажмурился.

– Значит, серьезно решил ехать с нами? – спросил меня, когда все уже выгружались, Кантемиров. Ни иронии, ни удивления я в его голосе не слышал, только желание убедится, что я не струсил.

– Да, – кивнул я головой, – я обязан это сделать. Вы должны меня понять.

– Понимаю, – сказал он, – только учти, что с собой никого не берешь, мне хватит следить за одним новичком.

– Я не новичок, – сразу же огрызнулся, словно меня оскорбили. Снайпер сделал вид, что ничего не услышал.

– Тогда запоминай, – ткнул он пальцем в асфальт, – здесь же через три часа. Не придешь, ждать тебя не буду. Я тебя не знаю, ты меня не знаешь.

Ясно?

Я кивнул головой, но он уже развернулся и ушел, оставив меня одного.

Точнее, вместе со Светой, но она все еще сидела в машине, откопав где-то зеркальце и пытаясь привести себя в порядок. Без своей обычной косметички у нее это плохо получалось, но она все же старалась.

Некоторое время понаблюдав за ней, я все же не выдержал, и позвал ее выходить.

– Ну что, теперь можно и отдохнуть, – хлопнул меня сзади по плечу один из солдат, – знаешь, я тут одно местечко знаю, там уже какой-то еврей самогоном приторговывает. Нелегально, конечно, но командирам не до него сейчас. А тебе самое то сейчас развеяться.

– Я бы с удовольствием, но надо своих найти. Они где-то здесь, на полигоне, – солдат предлагал от всей души, поэтому мне было как-то неудобно прямо отказываться, но и время терять не очень хотелось.

– Ладно, – пожал солдат плечами, больше задумываясь о будущей порции самогона, чем действительно расстроенный моим отказом, – мне же больше достанется. Если все же захочешь, то можешь присоединится.

Уверенной походкой солдат обогнул машину и присоединился к компании рядовых, настроенных, если судить по взрывам хохота и мечтательным улыбкам, примерно так же, как и он. Сопроводит веселую компанию взглядом, я снова заглянул в машину и сделал вторую попытку оторвать свету от зеркальца.

– Красивее все равно не станешь, – сказал я, когда она снова меня проигнорировала, – надо ребят наших найти, прежде чем они куда-нибудь отселятся. Времени у нас не навалом.

– Миш, ну как же я покажусь им в таком виде? – расстроено спросила меня

Света, все же в неохотой убирая зеркальце, а точнее, его осколок, в нагрудный карман.

– Совершенно нормально, – я провел пальцем по ее щеке, поправив отклеивающийся пластырь, – ничего страшного в этом нет. Знаешь, вообще, один философ сказал, что неважно, как человек выглядит, главное, что у него в душе.

– Скажи об этом ди Каприо, – сказала она, надув губки и немного озорно на меня поглядев, – он ведь красивее тебя.

– И не подумаю с ним разговаривать, – сказал я, направляясь к выходу с полигона, – я найду занятие гораздо интереснее, чем этот разговор.

– Знаешь ведь, что я права, – сказал она, беря меня под руку.

– Нет, просто о чем я с зомби буду разговаривать. Лучше сразу выстрелю, – после этих слов я едва успел закрыться от нее рукой, прежде чем она на меня накинулась. Со смехом я отстранился подальше и подождал, пока она успокоится.

Сама стоянка была обнесена высокой оградой из крупноячеистой железной сетки, с идущей по верху колючей проволокой. Об этом мы узнали только когда уперлись в нее, дав лишний повод Свете усомниться в моих топографических способностях, что она не преминула сделать. Пришлось идти вдоль забора, пока не наткнулись на выход. Как-либо серьезно он не охранялся, за исключением престарелого вида старичка в запачканном дорожном костюме, сидевшего за расцарапанным офисным столом и тщетно пытавшегося не спать. Один из эвакуированных, он явно принадлежал к самой ненужной группе, но для работы в работрядах был слишком стар, поэтому сидел здесь, выполняя скорее декоративную функцию, чем на самом деле занимаясь важной работой. Когда мы подошли, он снова начинал клевать носом, все сильнее и сильнее нагибаясь над столом. Это могло закончится полным соприкосновением, обещавшее спокойный и здоровый сон, но появились мы, быстро нарушив эту идиллию.

– Здравствуйте, молодые люди, – сказал старик, подскочив и пытаясь одновременно разлепить веки и подавить зевоту. Занятый этими вещами, он даже забыл, что мы, по идее, должны ему ответить.

– Здравствуйте, у меня к вам вопрос, – спросил я скорее из необходимости, чем действительно рассчитывая услышать ответ, – вы не видели ту группу студентов и их родителей. Они должны были приехать на автобусе с надписью «РГУ» на боку.

Старик попытался ответить, но именно в этот момент он проиграл в борьбе с зевотой и раскрыл рот, широко зевнув и едва не вывернув себе челюсть.

Разочарованно посмотрев себе под нос, он все же ответил.

– Нет, не видел, здесь очень много народу проходит, чтобы пытаться кого-то запомнить, но вы обратитесь в администрацию, там все новоприбывшие должны пройти регистрацию и получить пропуск на поселение.

Если не найдете, то спросите у работников. Достаточно имени с фамилией, и они вам все найдут.

– Спасибо большое, – поблагодарила Света и поспешно повела меня дальше.

Мы даже и отойти далеко не успели, как старик снова начал засыпать, сладко причмокивая в полудреме.

Зданием администрации оказалось большое здание из серого кирпича. Раньше здесь должно было располагаться командование полигона, только сейчас его перенесли поближе к городу, разместив в одной из деревень. Оттуда было легче командовать многочисленными мародерскими и эвакуационными отрядами и несколькими опорными пунктами на территории города. Здесь же остановилось сформированное на быструю руку гражданское управление полигона, занятое вопросами распределения эвакуированных. Сейчас там стояла относительно небольшая очередь народа, не больше трех десятков человек. Записываться нам не было нужды, как и распределяться. С этим можно разобраться уже после разговора с сержантом, к которому я должен привести себя и людей в подчинение, а вот поинтересоваться куда разместили тех, кто решил остаться, было нужно. Пробравшись без очереди, мы со Светой пристроились к большой, почти во всю стену, доске объявлений, где вывешивались списки прибывших и кого куда размещают.

Первой знакомую фамилию увидела Света. Ткнув пальцем куда-то в самый конец списка, и указав на родителей Алены, отмеченных как семейная пара с детьми. Их уже успели распределить в барак под номером восемь. Рядом висел план будущей застройки полигона, забитый номерами улиц и домов.

Слово барак, сразу ассоциировавшееся у меня с концлагерями фашистов, было самым распространенным. Экономя стройматериалы, военные пристраивали один домик к другому, используя смежную стену как общую. И всю такую конструкцию называли бараком. Переведя дух, я принялся высматривать, как же нам предстоит до них пройти. Оказалось снова надо выходить за пределы полигона и разыскивать один такой домик. Вообще интересно, как они так быстро успели получить жилье, если еще половина беженцев коротала время в палаточных лагерях и казармах, благо большая часть срочников разбежалась по домам. Идти нам предстояло не меньше получаса только в одну сторону. Значит, где-то два часа свободного времени на прощание у нас было.

– Пойдем? – просила Света, продолжая читать список.

– Конечно, тем более, узнаем, где все остальные. Может, успеем и нашего охотника найти со всем боевым отрядом.

К счастью, мы почти сразу же натолкнулись на очередной грузовик мародеров, выезжающий на разведку в город. Они как раз проезжали мимо нужного нам места, а потому с удовольствием согласились подвезти.

Несколько молодых ребят, оказавшихся бывшими страйкболистами из Твери.

Сюда приезжали на какой-то очередной слет, но попали в такую кашу. Сама зомби-инфекция обошла лагерь, разбитый в лесу почти не зацепив, только одного парня покусал вышедший из лесу, почти полностью одичавший мертвяк. После этого они практически всей компанией присоединились к военным. Эта компания реконструировала французские войска, поэтому я даже сперва обалдел, увидев французский спецназ на полигоне, да еще грузивший оружие в грузовик. Оказались совсем своими ребятами, у нас даже оказалось несколько общих знакомых из клубов. Про них ничего не было слышно, во всяком случае, сейчас, но тема для разговора была на весь короткий путь.

– Внимание, двери открываются, – с широкой улыбкой сказал водитель, поворачиваясь и глядя на нас через заднее окошко грузовика, – просьба не оставлять личные вещи…

– Заткнись, – беззлобно остановил его командир отряда, Вася Белов, которого все звали почем-то Беляком, – может, еще увидимся, – добавил он чуть позже, помогая спустится Свете.

– Должны, – приложил я два пальца к козырьку, – мир маленький, а сейчас еще меньше стал. Так что как-нибудь пересечемся.

– Если что, мы к Театральной приписаны, – сказал Беляк, махая на прощание.

Фырча мотором, машина поехала дальше, оставив нас перед аккуратной, еще пахнущей свежей краской дверью достаточно аккуратного домика из красного кирпича с двумя окошками по сторонам от двери. Тротуара, конечно, не было, машины проезжали мимо самых дверей, поэтому оставаться тут долго нельзя. Я постучал в дверь и через секунду услышал настороженный голос, интересовавшийся, кто стучится.

– Это я, Миша Трофимов, со Светой, навестить вас пришли, – сказал я в небольшой зрачок в двери, тщетно пытаясь разглядеть через него, кто там с другой стороны. Вот будет хохма, если пришли к совершенно незнакомым людям.

Мои опасения не оправдались, и дверь нам открыла Алена, одновременно обрадованная и удивленная. Ее мама была здесь же, а вот отца мы не застали, он сейчас как раз получал новую работу. Не без гордости Алена сказала, что его назначают начальником отряда электромонтеров, ответственных за прокладку освещения по всему полигону. А то даже в большинстве старых зданий на полигоне оно барахлило.

– Что вы стоите у порога, – возмутилась ее мама, уже готовившая, судя по запаху, что-то очень вкусное, – прямо как не родные. Проходите, чувствуйте себя как дома.

Сам домик состоял из трех комнат, если считать вместе с крошечной кухней, где работала плитка от генератора, ванной, где еще не было воды и, собственно, самой комнатой, разделенной почти пополам тонкой фанерной перегородкой. Мебели тоже было очень мало, пока только самая необходимая. Хотя, скоро мародеры могут начать вывозить и мебель, тогда обставят все дома полигона и еще целую кучу просто перед входом свалят.

– А где Саша? – спросила Алена, оборачиваясь обратно на дверь, словно ожидая увидеть, как он заходит.

Я не смог сказать просто так, что он погиб. Так, словно это было обычным делом. Цинично, но в такой ситуации это так бы и выглядело.

Единственное, на что меня хватило, это просто покачать головой. Света закусила губу и смотрела в пол, не зная, что говорить.

Алена тихо села за стол рядом с нами. Ее мама, до этого весело гремевшая над плиткой кастрюлями пришла в комнату с каменным выражением лица. Сашу она отлично помнила, поэтому ей тоже было не легко.

– Мы похоронили его на опушке леса, – сказал я тихо, – нарвались на засаду.

– Здесь? – удивленно спросила Алена, – тут же безопасно…

– Будет, – отрезал я, – все только начинается.

Настроение уже исчезло, и мне показалось, что тут мы уже лишние.

Ворвались, перевернули душу, а теперь сидим, чего-то еще ждем. Пора было уходить, когда в дверь снова постучали. Воспользовавшись моментом, Алена отошла к двери, старательно пряча лицо. Мне так показалось, что у нее были несколько более близкие чувства, чем простое знакомство или даже дружба. Почувствовал себя только еще хуже. Не надо было сюда приходить.

Вошел дядя Коля. Лицо уже помрачневшее, а рядом стояла почти плачущая Алена.

– Знаешь Миш, – сказал он мрачно, – а ведь в этом ты виноват.

  Глава 5. У порога.

– Я знаю, – обвинение было слишком справедливым, чтобы его отрицать. И если честно, спорить я и не хотел, – Но он сам знал, на что он идет.

Дядя Коля сел рядом, внимательно на меня глядя.

– Миш, знаешь, мне кажется, что ты начал забываться. Не таким ты пришел ко мне, когда мы познакомились. Тогда я видел парня, который хочет помочь другим людям. Потому и пошел с тобой. Только не это вижу сейчас.

– И что тогда ты видишь? – я даже наклонился над столом, прямо глядя ему в лицо. Он спокойно выдержал мой взгляд, а вот у меня не получилось. У него глаза были как маленькие угольки, только что вынутые из печки. И казалось, они прожигали мне душу. Не сумев это долго терпеть, я отвернулся. Охотник же успокоено вздохнул.

– Пошли покурим, – сказал он уже более примирительным тоном, доставая из нагрудного кармана пачку сигарет.

– Я не курю, – тихо сказал, понимая, что не этого он от меня просит.

– Тогда просто за компанию постоишь, – совершенно беззаботно сказал охотник, в упор глядя на меня. Наверное, считал, что хочу просто сбежать.

Согласно кивнув, я встал и вышел следом за ним. Остановились перекурить мы не около дома, как в тот момент подумал, а прошли еще несколько домов, прежде чем нашли специально отведенное для этого место. Небольшой участок девственной природы, огороженный при застройке невысоким, декоративным заборчиком. Там специально для отдыха сделали несколько деревянных скамеек, на которых еще болтались листочки с выведенной рукой надписью «окрашено». Молча достав сигарету, дядя Коля предложил ее мне.

Я молча отказался, тогда он сам ее закурил.

– Миш, ты не думай, что тебя обвинять буду, там тапками кидаться или истерики закатывать. Бабское это дело, а не наше, – начал охотник разговор, пока я просто стоял и ждал тех слов, ради которых он привел меня сюда, – хочу честно с тобой поговорить, пока мы одни.

– Упрекать меня будете? – спросил я спокойно, без злости или иронии, – Уже вышел из этого возраста. И я не знал, черт возьми, что там засада будет!

– Конечно, ты не знал. И никто не знал. Но я про другое тебе сказать хочу. Сашка, друг твой, погиб, потому что доверял тебе, слушался тебя, как верный солдат командира. А ты даже не знаешь, к чему приведешь их.

Даже нас, потому что тебя пока оставлять не собираюсь. Миш, послушай меня, не заигрывайся.

– С чем не заигрываться? – удивленно спросил я, ожидая несколько другого поворота разговора, – По-моему, я еще никогда не был таким серьезным.

– Не про это речь, – раздражаясь моей тупости, взмахнул руками охотник, едва не выронив сигарету, – Черт, Миш, неужели ты сам не замечаешь, как тут все с ума сходят. Сколько тут вас таких, рвущихся к этим самым перестрелкам, дракам и приключениям. Молодежь никогда не меняется, даже после конца света. Я понимаю, ты правильно делаешь, что стараешься не растворяться в этом месте. Мирная жизнь иногда переламывает хребет быстрее любого боя. Но здесь не компьютерная игра, понимаешь? И ничего назад не отмотаешь. Сколько вот таких уже осталось в городе. И сколько еще останется? А почему? Знаешь? Потому, что они лезут туда не ради того, чтобы спасти кого-то или что-то. Они бы туда полезли, даже если бы там были только голые стены. И все ради этого дурацкого адреналина.

Повсюду зомби, мутанты, а ты со стволом наперевес прокладываешь себе дорогу. Стрельба, шум, крики, и кровь весело бежит по жилам. Здорово, одним словом!

– Я не ради стрельбы прокладывал дорогу из универа до сюда. И не ради стрельбы мы повесили Ахмеда! И не ради стрельбы вывел людей из города! И не ради адреналина… – меня захлестнуло эмоциями, и я даже подавился словами, чувствуя, как в голове крутятся и сталкиваются мысли и чувства.

В голове словно оркестр заиграл, когда я вспоминал свои последние ощущения.

– Вот именно об этом и хочу тебе сказать, – заметил дядя Коля, словно чувствуя, что происходит у меня в душе, – Когда ты пришел ко мне домой, вооруженный только железкой и куском дерева, я видел, что тебе было страшно. Нет, я не хочу оскорбить. Ты не боялся этих трупов и вел себя очень смело. Страх был не здесь, а вот здесь,  – он сначала ткнул меня пальцем в лоб, а потом указал на сердце, – ты боялся того, что происходит. И тебе это не нравилось, хотел закончить со всем этим. А теперь я смотрю на тебя и вижу, что другого тебе уже не надо. Ты становишься таким же, как и те психи, что идут в мародеры. Нужно действие, мирная жизнь уже слишком скучна, чтобы просто в ней жить. Ты же просто хотел выбраться из всего этого. И вот, выбрался. Почему не остановится?

– Нет, не так, – отказался я, стараясь оборонятся, – не ради стрельбы и не ради адреналина я возвращаюсь туда. И не остановлюсь на этом, потому что это далеко не конец. Я вывел людей из города и дал им шанс начать новую жизнь. И пусть здесь все и остановится, но я пойду дальше. И даже не потому, что еще поеду во Владимир, как собираюсь, а потому, что если не останется таких, как я, готовых рисковать собой ради других… Не ради адреналина, а ради пользы! Тогда зомби снова придут. И будут приходить до тех пор, пока не останется ничего живого.

– Тебе я не могу даже указывать, – строго сказал дядя Коля, не обратив на мой выпад никакого внимания, – но пожалей хотя бы тех, кто еще жив.

Даже я, черт со мной, уже успел пожить, сунусь в любую дырку, но твои ребята достойны большего, чем бегать от зомби.

– А чего они достойны? Гнить на грядках под солнцем? – спросил я, – Или просто жить и бояться высунут нос за периметр? Вы не найдете здесь ответа, извините за прямоту. Каждый должен жить так, как считает.

– Я и не указываю тебе, но ты сам тянешь за собой других! Черт, они даже не понимают, чего ты хочешь. И я тоже не могу взять этого в голову! Чего ты добиваешься?

– Честно? – спросил я, собираясь с мыслями, – Ничего! Ничего вообще!

Выжить – вполне достойная цель, не находите? А все остальное на этом фоне принимает уже совсем другой оттенок. И я меняюсь. Потому что мало просто сбежать. Надо еще и сохранить то место, где спрятался. Потому что когда прячешься от опасности, она еще далеко. А если голову снова высунуть, то она уже совсем рядом. Извините, но мне уже нужно торопится…

– Куда? – удивился дядя Коля, – Ты же только что приехал.

– Бандиты из-за этого факта друг друга не перестреляют, – зло огрызнулся я, теряя терпение. И не столько из-за самого разговора, сколько из-за того, что я сам запутался в своих мыслях. Вроде все так четко и ясно, а стоит над этим задуматься, как границы расплываются в стороны, ослабевают цвета и краски. И все становится таким расплывчатым и непонятным, что невольно завидуешь зомби от того, что у них в голове все даже слишком просто.

– Миша, это не твое дело, – сказал дядя Коля, закуривая вторую сигарету, – Пусть военные сами решают эту проблему.

– Нет, черт возьми, это мое дело! – я так резко развернулся, что трава под ботинками порвалась, – Это мое личное дело! Не ваше, и не наших ребят! Мое дело! Они убили человека, которого я мог назвать другом, не оглядываясь и не задумываясь. И я спать не могу спокойно, зная, что та тварь, которая поставила там этих стрелков, жива и дышит со мной одни воздухом.

Бросив еще один гневный взгляд, я пошел прочь, не оборачиваясь. И надеялся, что он не увидит слезы у меня в глазах. На автомате вышагивая мимо пахнущих свежей краской и деревом домиков, построенных военными, я не раз и не два чуть не столкнулся с какими-то людьми, как и я, гулявшими по улице. Извиняясь, шел дальше, не отрывая глаз о земли. Мне не хотелось смотреть в глаза людям, потому что в душе накопилось слишком много всего, и я мог не сдержаться.

– Миш, постой, – на плечо легла рука, и я остановился, но не обернулся.

– Ты так несся, что я тебя едва догнал, – продолжил дядя Коля, обгоняя меня и снова заглядывая в лицо, – не бери все так близко, иначе на самом деле с ума сойдешь. Я тебе только одно хочу сказать. Береги себя, чтобы не выбрал.

– Спасибо, – сказал я искренне, и тут же вспомнил – и вот еще. Вот накладные на оружие и технику. У меня уже не остается времени их обналичить, а вы как раз сможете. Возьмите всех наших, кто будет возвращаться в город и получите оружие. С этим тоже нельзя откладывать.

А потом вместе с первым же конвоем идите к Театральной. Я к вам позже присоединюсь. Не бойтесь за меня.

– Так все же решил отправиться? – спросил дядя Коля, забирая бумажки.

– Конечно, и последнее, уж простите, что я вас так нагружаю…

– Ерунда…

– Позаботитесь о Свете? Хорошо? Я ей еще не говорил, что один еду. Она думает, что мы сюда приехали припасы пополнить, а потом обратно к спецназу.

– Без проблем, – сказал дядя Коля, по-птичьи посмотрев на меня и улыбнувшись, – Скажи только, как ей об этом сообщить?

– Не знаю, – честно признался я, пожав плечами, – так и не могу предугадывать ее реакцию. Наверное, это единственный человек, с которым у меня это не проходит.

Дядя Коля пожал руку на прощание, развернулся и ушел в сторону Алениного дома, в котором и осталась Света. Несколько секунд я стоял и смотрел ему в спину, раздумывая, а не пойти все же с ним. Тихая, ничем не примечательная жизнь, спокойная и мирная, как я и хотел, выбираясь из универа. С другой стороны, если я сейчас отправлюсь к солдатам, ожидающим выезда за охотой на напавших бандитов, то уже не смогу вернуться сюда и забыть обо всем. Перепутье… Столь незаметное и невыраженное, сколь же четкое и ясное, как чугунный запор на воротах. В какую бы сторону я сейчас не свернул, к другой повернуться уже не удастся. Глубоко вздохнув, я засунул руки в карманы и пошел… к остановке, где меньше чем через час должны собраться солдаты, чтобы получить новые данные и приказы командира. И тут же почувствовал себя легче, понимая окончательность сделанного решения. Мир не перестал крутиться, а я не перестал верить, что светлое будущее все же наступит.

Стоянка встретила меня неожиданным шумом и криками солдат, перебирающими амуницию. Несколько броневиком и даже одна боевая машина шумели , прогревая двигатели, пока рядом из большого, с крытым кузовом, грузовика, подошедшие солдаты разбирали оружие. Два пехотинца со значками интендантской службы, снова созданной по необходимости, прямо на выщербленный асфальт складывали ящики с патронами, противно воняющими на свежем воздухе маслом и подгнившим деревом. Рядом, возле БМП тоже лежали ящики, но уже поменьше, в которых аккуратными рядами, с простилками, предохраняющей от преждевременных толчков, гранаты. Дымовые и противопехотные. Отдельно лежал ящик, на котором белыми, ровными, словно выведенными по трафарету, буквами, было написано, что здесь держат кумулятивные гранаты, предназначенные для пробивания брони. С надеждой сунув туда свой нос, я не нашел ничего, кроме пыли, от которой сразу захотелось чихать. Это добро уже все успели разобрать.

Единственное, что мне было действительно нужно, так это немного запасных патронов к моему новому, трофейному АК-103, сейчас удобно висевшем за спиной. Интенданты с радостью выдали мне три сотни патронов, сразу предупредив, что забивать ими магазины буду я сам. Не в первый раз, так что очень даже неплохо. И в обязательном порядке мне выдали три простые осколочные гранаты Ф-1, которые, как сказали, можно и обратно принести, если не понадобятся. Приятно ощущая их вес в разгрузнике, я отошел, уже мысленно уверенный, что даже если хоть одна граната останется после всего этого, все равно запишу как боевые расходы.

Успевшие снарядиться и накуриться солдаты собирались возле Небольшого грузовика, на котором стоял, занимая весь кузов, мощный прожектор. Как не удивительно, такие штуки я видел только в кино про Вторую Мировую войну, и понятия не имел, что такое ненужное никому барахло до сих пор хранилось на складах. И все же одна такая штука там точно было. Сейчас же на кузове, рядом с прожектором, стоял офицер, и перечислял фамилии бойцов, записанных в рейд. Если солдат не откликался сразу, то он даже не ругался, а просто вычеркивал фамилию. Я подошел как раз вовремя, чтобы услышать слова «Трофимов, Михаил».

– Здесь, – крикнул я и по студенческой  привычке поднял руку. Офицер прижег меня к месту одним взглядом, и продолжил читать, временами, когда солдаты искали потерявшегося или не услышавшего собственную фамилию, он грыз карандаш, стреляя глазами во все стороны.

– Молодец, я думал, что ты не останешься, – я обернулся и увидел у себя за спиной солдата, с которым вместе приехали сюда на одной машине. Если ты уже подтвердился, то пошли к командиру, он как раз план составляет.