Текст книги "Сумерки человечества"

Автор книги: Кирилл Тимченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)

Аукционер, в этот момент просившего у кого-нибудь цену в тридцать пять, ткнул молоточком в его сторону.

– Пятьдесят патронов от молодого человека в черной куртке! – довольно воскликнул работорговец, – Отличный выбор, у вас явно есть вкус!

Пятьдесят патронов ра…

Не успел он даже стукнуть, когда другой голос из зала сказал, что дает шестьдесят патронов. Андрей разочарованно замолк и сразу посерел. Видно, эти пятьдесят патронов были всеми его свободными деньгами, на которые он рассчитывал. Предыдущую девушку продали за сто двадцать патронов, и я даже почувствовал укол удивления, решив, что он надеялся получить Аню назад за такую малую сумму. Андрей под моим взглядом, а также вопросительно кидаемыми взорами аукционера, решившего, что это его потенциальный покупатель, набивающий цену во время торга, продолжал копаться в карманах. К тому моменту, когда он закончил, цена выросла до восьмидесяти патронов. Это его прибили еще сильнее.

– Миш, – разочарованно обратился он ко мне тихим шепотом, – у меня всего девяносто патронов. Это если с теми, что из автомата вытащить. Я не смогу…

– Успокойся, – прошипел я, в очередной раз мило улыбнувшись посмотревшему на нас аукционеру. Решив, что Андрей так просто из борьбы не выйдет, тот все еще ожидал от него возгласа, что поднимет цену почти вдвое, – Я тебе помогу. У меня есть пара запасных магазинов, но тогда с тебя желание.

– Да хоть десять, – в глазах моего друга появились те же молящие нотки, от каких уже успел отвыкнуть, – по гроб жизни тебе обязан буду. Клянусь, только помоги мне ее вытащить отсюда. Всю жизнь себе простить не смогу, если оставлю ее.

– Одно желание, – повторил я, указывая на два магазина в разгрузнике, которые еще оставались, – Только ничем больше я тебе помочь не смогу, они требуют оплаты здесь же. И вот еще, ты не подрывайся сразу, подожди, пока они друг с другом грызутся, может, цена даже ниже получится, чем рассчитываем.

Снова обретя уверенность, Андрей на глазах распрямился и уверенно глянул на аукционера. Тот, закрутив цену уже до сотни патронов, чувствовал, что постепенно зал теряет оживление, теряя все новых и новых участников торга, превысивших свой лимит цены за одного раба и становясь обыкновенным наблюдателем, решив побороться за следующий лот.  После цены в сто десять маслят торговаться продолжали только четверо, среди них и мой сосед с тремя подбородками, алчно разглядывающий почти полностью раздетую девушку и судорожно, в перерывах между выкриками цен, сверяясь со своим блокнотом, исчерканном помарками.

– Итак, сто тридцать пять монет раз, – ударил работорговец молоточком по своей трибуне, алчно сверля глазами зал, надеясь увидеть новую поднятую руку, – сто тридцать пять монет два! Неужели никто не даст больше?

Великолепный экземпляр красоты и молодости, способный радовать глаз.

Такой шанс редко выпадает…

– Сто пятьдесят патронов! – выкрикнул Андрей, почти одновременно с этим подняв вверх руку, – Даю сто пятьдесят патронов за нее!

Кавказец обрадовано посмотрел на нового покупателя, при этом на лице расплылась почти отеческая улыбка, обозначающая только одно: «я в тебе не ошибся, мой мальчик». Мой же сосед, как раз и предложивший цену в сто тридцать пять патронов, возмущенно глянул на нас, выхвативших покупку буквально из рук, с таким видом, будто ему только что сообщили, что именно мы и есть убийцы его родной матери. Мне только и оставалось, как смущенно улыбнуться и пожать плечами. Зашуршав своим блокнотом, он уткнулся в какой-то листок, а потом, к моему ужасу, снова поднял руку.

Аукционер снова прервался на цифре два и принял новую сумму, сказанную гадливым голосом этого богатея, в сто семьдесят патронов. Если бы не мое плечо рядом, Андрей бы упал на пол, а так, успев за него схватиться, только и смог выдавить из себя пару матерных слов в его адрес.

Победоносно смерив взором нас обоих, соперник что-то прошептал своему охраннику и сделал новую пометку в блокноте. А работорговец снова начал считать, оставляя нам на решение всего несколько секунд.

Андрей, обретя опору на свои ногах, шепотом поинтересовался у меня, сколько здесь берут за автомат сорок седьмого года выпуска. Естественно, я даже приблизительно не знал, о чем ему и сказал. Рискнув, он все равно снова поднял руку.

– Сто пятьдесят патронов и АК-47, – крикнул он в последний момент.

– Сто восемьдесят патронов! – обрадовался работорговец, остановив молоточек рядом с трибуной, – Молодой человек в черной куртке! Да вы влюбились! Так отчаянно за нее бороться! Я за вас болею. Итак, сто восемьдесят патронов!

– Двести тридцать патронов! – раздался голос слева от меня, – Я не собираюсь проигрывать каждому мальчишке! Двести тридцать патронов и мы заканчиваем!

Мне стало понятно, что в этот раз мы проиграли. Совесть еще говорила мне, что можно одолжить патронов у ребят и даже заложить пару стволов, у меня все равно еще оставались лишние, но в то же время я со всей очевидностью понимал, что этого мужика нам не переиграть и если собрать все наши патроны, все равно он назовет большую цену. Дело пошло в принцип, и этот покупатель сделает все, лишь бы нас обставить, даже если после этого сам разорится. С разочарованным видом я посмотрел на Андрея, выглядевшим совсем убитым таким поворотом. Оказаться так близко и потерять ее снова только из-за чьей-то непомерной гордости. Ситуацию он понимал не хуже меня, только среагировал он по-другому.

Обида, ненависть и разочарование, собравшись в один коктейль, выплеснулись наружу, больше ничем не сдерживаемая. Оттолкнув меня как мягкую игрушку, он бросился на этого коротышку, намереваясь его придушить. Тот испуганно отпрянул, тряся всеми подбородками, но натолкнулся на собственного охранника, уже поднимавшего оружие. Один удар Андрей провести успел, с такой силой, что даже я услышал хруст носа под ударом кулака, но потом охранник, не решившись стрелять в такой толпе, ударил его прикладом в голову. Дальнейшая схватка прервалась из-за того, что Андрея сразу несколько пар рук оттащили от противника, попутно награждая ударами кулаков по спине и по ребрам.

– Выведете их из зала! – потребовал аукционер, ткнув в нашу сторону своим молоточком, – Немедленно! Пока я не позвал охрану!

– Успокойся, ты, глупый мальчишка! – зашипел я в ухо Андрею, все еще пытавшему вырваться и снова навешать державшему за разбитый нос мужичку, – Так ты ничего не решишь, только хуже сделаешь. Немедленно уходим.

Андрей никогда особой сдержанностью не отличался, обладая только хорошим чувством юмора и отлично умея драться. Такие вещи, как сдержанность и манеры никогда не были в числе его достоинств, но сейчас, услышав мой голос, он словно поверил мне и несколько успокоился. Охрана, пытавшаяся пробиться к нам сквозь толпы, увидев, что мы выходим, оставила свои попытки и вернулась на прежнее место, решив не удостаивать нас своим пристальным вниманием. Меня, к тому же, почти не замечали, обратив все недовольство на Андрея, теперь уже разочарованного и почти безответно снося тычки и оскорбления, сыпавшиеся на него, пока мы, побитые и униженные выбирались из помещения, оставив этот торг за спиной. В суматохе я еще оставил там одну вещь, которую никто и не заметил под ногами, а может, не посчитал нужным обращать свое внимание. Обыкновенный подсумник из выцветшей ткани остался лежать на полу. А у себя в руке я держал небольшой пульт с одной единственной кнопкой. И не чувствовал никаких угрызений совести.

Когда плотная пробка сбежавшихся на дешевый живой товар торговцев выплюнула нас из помещения Большого торга, я схватил Андрея за шиворот и потащил дальше, не давая сказать ни слова. Он, немного придя в себя, понимал, что происходит что-то откровенно странное, поэтому не возмущался и только блеял что-то непонятное про справедливость и возмездие, почему-то обязательно с крыльями. Завернув за угол и завалившись в одну из палат, где сейчас заморенного вида небритый мужик в шерстяной шапочке и грязном спортивном костюме продавал пучки сушеной конопли, предлагая прямо у прилавка набить один косячок на «пробу».

Заметив новых посетителей, он было ринулся к нам, но получил от меня настолько жесткий отрицательный ответ, когда я, на нервах, злой и взбудораженный, не повторяясь, тщательно, в течение минуты, описал ему кто он такой и куда должен идти со всем своим товаром, что продавец отшатнулся, испуганно причитая о своей непричастности ко всему происходящему, в том числе к собственному прилавку.

– Слушай меня, – прижав Андрея к стенке, сказал ему прямо в лицо, – возмездие я тебе гарантирую, но не на крыльях и не очень справедливое. И для того, чтобы ты уже вечером мог снова обнять свою Аню, надо собраться и ничего не боятся. Понял?

– Да я ему лично горло разорву, – уже осмелевшим голосом заверил Андрей, заражаясь моей злобой, кипевшей буквально в каждой капле тела, – Только как?

– Для начала беги к своим и скажи, что в любую секунду должны быть в отъезде. Хотя нет, лучше сейчас найдем моих и объединимся. Надо поговорить. Хватит мне одному решать все проблемы. Да и так всем неприятности грозить будут. Лишние двадцать минут нас не спасут. Вот сейчас так и поступим… К бару…

Влада мы нашли там, уже перебравшегося к барной стойке и зачарованно разглядывавшего танцовщиц. Когда я его окрикнул, он даже не подумал развернуться, а когда подошел к нему ближе, убедился, что мой напарник оказался в доску пьяным. Заказав у бармена стакан воды, вылил Владу за шиворот. С храбростью пьяного он вскочил на ноги, шальным голосом обещая все возможные муки тому, кто это сделал, но слишком быстро наткнулся на выставленный мной кулак. Упав обратно на стул, он сфокусировал на мне взгляд и выматерился. Тогда я схватил его за грудки и с силой встряхнул, отчего Влад едва не откусил себе язык, звучно клацнув зубами.

– Слушай меня, пьянь, – в душе заговорил маленький человечек, предлагавший оставить его здесь, а потом пусть на него все и свалят. О милосердии местных можно было не надеяться, но я боялся, что в таком случае, спасая свою шкуру, он расскажет обо всем, что видели слышал, по именам и местам, да еще запишет и подпись поставит. Поэтому приходилось и дальше с ним возиться, – Сейчас ты поднимаешь свой зад и ищешь мне тут

Свету. Если не сделаешь, Богом клянусь, я тебя убью, медленно и мучительно, так что на том свете меня помнить будешь.

Поразившись злобе в моем голосе, он закивал головой и тут же сообщил, что Света здесь, на этаже, решила присмотреть себе что-нибудь из «интересного». Точнее сказать не мог, потому что и сам плохо помнил, когда она его одного оставила. Велев ему немедленно бежать к машине и предупредить дядю Колю, я, в сопровождении Андрея, вышел из бара, напряженно размышляя, что здесь могло понравиться Свете. Хотя, с другой стороны, этаж был не очень большим, поэтому обойти все палаты труда не составляло, за что немедленно и принялся.

Свету заметил Андрей чуть позже, почти на другом конце коридора, возле прилавка с декоративными цветами. Горшки с яркими цветками ровными рядами стояли на столиках, привлекая большое количество покупателей, разглядывавших такую красоту. В городе, окутанном зловонием разлагающихся мертвецов и смогом непрекращающихся пожаров, в том числе и лесных, цветов осталось очень мало. Растения тоже реагировали на эту заразу, но не как живые существа, а просто очень быстро высыхая и сморщиваясь. Поэтому живой цветок, словно выхваченный из прошлого, не мог не привлекать внимание. Многим хотелось оставить хоть какое-нибудь упоминание о прошедшем, а такая красота как нельзя лучше под это подходила. Поэтому там и стояла Света, как зачарованная разглядывая обыкновенную комнатную орхидею в самом цвету и неосмысленно качая головой в ответ на болтовню продавца, толстой бабы лет пятидесяти с гаком, наряженную в испачканную землей спецовку, едва застегивающейся на необхватной груди. Без умолку треща, она расписывала ей прелесть любого убежища или укрытия от зомби, украшенном такими цветами, совсем за незначительную цену в шестьдесят патронов. И возмущенно закудахтавшей, когда я довольно грубо схватил Свету за руку и оттянул от прилавка. Она тут же на меня накинулась, в очередной раз обвиняя меня в самодурстве, но, увидев мое лицо, успокоилась, ожидая объяснений. Вкратце рассказав ей сложившуюся ситуацию, я полностью предугадал ее реакцию. Будучи человеком, остро чувствующим чужие эмоции и воспитанной на всяких романтических историях и комедиях, Света сразу же согласилась помочь.

Решив, что нужны патроны, она тут же начала доставать из разгрузника выданные мною обоймы, пока я ее не остановил.

– Это нам уже не поможет. Если согласна помочь, то немедленно отправляйся к нашей машине и там жди нас. Влад тоже уже должен там быть, скоро и мы подойдем.

– Но… – не понимая причин такого поворота, Света требовала объяснений, на которых у меня не было времени. Острым гвоздем в голове сидела мысль, что подсумник в любую секунду могли обнаружить и узнать, что в нем. От неправильного вскрытия все могло взорваться, но такие события меня тоже не устраивали, в момент взрыва мы все должны находится на порядочном расстоянии от здания.

– Потом все объясню, у машины, просто поверь мне. Я еще не давал повода сомневаться в состоянии моего рассудка, так что, заклинаю, сделай, о чем прошу.

Света кивнула и почти бегом направилась к автостоянке. Развернувшись, я посмотрел на Андрея, тоже слабо соображавшего, что происходит. Ключевой пункт моего плана знал только я один, для всех остальных он представлялся, без знания этого пункта, в бессмысленную беготню и отчаявшееся метание из стороны в сторону.

– Теперь твоя очередь, – сказал я, все еще раздумывая, неужели настолько произвожу впечатление самодура, – Веди к своей машине. И быстро, в темпе.

– Зеленый грузовик, марку точно не скажу, но очень старый, – уже на ходу сообщил Андрей, – Нашли его в одном из дворов, единственный, у которого ключ в замке зажигания оказался. Ребята там самые разные подобрались, но не оказалось ни одного, что толком знал, как угонять автомобили, поэтому пришлось тыкаться в каждую в поисках ключей. Говорили, что на трассах с этим проблем нет, но там и мертвецов не меньше. Даже в городе мы двоих потеряли от того, что полезли в машину, а водитель все еще там сидел. Не совсем живой, но кусаться еще был способен, – он нервничал не меньше моего и невероятная болтливость, которую раньше за ним не замечал, была следствием такой нервозности. Слушая его вполуха, я мысленно запоминал дорогу. Припарковали свой грузовик выжившие из Скопина совсем не там, где мы, подъехав, к тому же, с другой стороны. Стоянок здесь было несколько, вот нас и разделило. Неприятное обстоятельство, но вполне решаемое. Вышли мы во внутреннем дворе больницы, где раньше стояли машины скорой помощи, ожидающие вызова.

Теперь их место заняли более высокие грузовики и переделанные легковые машины, с решетками и листами брони, идеально подходящие для небольших поездок и рейдерских операций. Часть стоянки так вовсе была загорожена высоким решетчатым забором с протянутой по верху колючей проволокой.

Стоявшие там машины были тщательно подобраны и разделены по категориям.

На каждой был рисунок из пяти скрещенных молний, обозначавший, наверное, знак Свободной Республики. Сейчас проезд на эту огороженную часть территории был открыт, а охрана, обязанная стоять на посту, курила вместе с другими охранниками, так же отлынивающими от службы, либо не видевшие смысла в несении дежурств. Задержавшись на секунду, я предупредил Андрея, что отойду на секунду, снял с пояса второй подсумник и, молясь, чтобы на меня не обратили внимания, зашел на огороженную зону. Окрика или приказа остановиться, за этим не последовало, и я чуть расслабился. Сунув вторую сумку под днище ближайшей машины,  как можно быстрее вышел. На обратном пути даже заметил расставленные ровными рядами позади машин канистры, под которыми были характерные радужные разводы на асфальте, весело блестевшими под бледными солнечными лучами, с трудом пробивавшимися сквозь слои смога.

– Быстрее отсюда к твоей машине, – шепнул я Андрею, все это время с опаской наблюдавшим за моими маневрами. Он был далеко не дураком, поэтому определенные выводы для себя он уже сделал. Я даже не удивился, когда он наклонился ко мне чуть ближе и шепотом спросил:

– Там ведь бомба? – заглянув мне в глаза, он пытался понять, совру я сейчас или нет. Вместо этого я нацепил противогаз и посоветовал ему сделать то же самое, если не хочет схватить рак легких. Разочарованно вздохнув, он все же последовал моему примеру, все равно решив для себя, что я делал. Самое обидное, что ответ был правильным.

Быстрым шагом мы направились к череде разнокалиберных средств передвижения, смазано выглядевших на фоне стройного ряда машин, куда я только что сунул бомбу. Это были обыкновенные автомобили, местами переделанные для лучшей защиты водителей. Некоторые даже ограничились тонкими решетками на стеклах, способные защитить разве что от обыкновенного мертвяка, каким-то чудом оказавшегося на капоте, на большее они не были способными. Среди них и стоял старый советский грузовик, когда-то давно армейский, но явно списанный задолго до того, как начали воскресать первые мертвецы. Мне понравилось, что умельцы уже полностью закрыли радиатор, раньше загороженный только решеткой. Для чего-то, наверное, в целях защиты от перегревания, из капота вывели отдельную трубку, которая, извиваясь, выходила на крышу. Туда же были выведены обе выхлопные трубы. И сама кабина была забрана толстой решеткой, а справа, на месте пассажира, так и вовсе листами железа с одной узкой прорезью, предназначенной для стрельбы.

Около машины нас встретил молодой и чувствующий себя не в своей тарелке парень, затянутый в старый охотничий камуфляж. В кабине сидел второй мужчина, уже несколько старше, почти сразу же схватившийся за свою винтовку, увидев, что Андрей подходит не один.

– Здравствуй, друг, – пожал мне руку молодой, представившись Яковом, – друг моего друга – мой друг. Что тебя к нам привело, кроме вежливости?

– Вот он,– кивнул я на Андрея, а потом, обернувшись к нему лицом, добавил, – Излагай, у нас и так мало времени.

Историю Андрея о его потерянной подруге они наверняка слышали, поэтому только обрадовались, узнав, что он снова ее нашел. Продолжение же заставляло их хмуриться все больше и больше. Когда же мой приятель закончил, первым взорвался тот, кто был постарше. Выйдя из машины и присев на подножку, он тоже выслушал весь рассказ, но потом поднялся и развел руками.

– Нет, это не пойдет. Вы затеяли какую-то глупость, по глазам вижу. И я со всей ответственностью заявляю – нет. Ни за что, можете даже не просить. И не потому, что я такой злой или бессердечный. За нашими спинами все наше поселение. И местные не хуже нас самих знают, откуда мы приехали и где нас надо искать. А после того, как вы украдете девчонку из лап этого извращенца, я уверен, эти сволочи точно решат с нами поквитаться. И нам с ними не справиться. Выбирая между тобой, Андрей, и всем Скопином, я выбираю город. Он не может погибнуть даже из-за такого хорошего парня как ты. Извини, но я повторяюсь – ни за что.

Молодой, похоже, был таким же горячим, как и Андрей. Разочарованно посмотрев на снова севшего водителя, он с вызовом, обращаясь больше к нему, чем к моему другу, четко сказал:

– А я готов рискнуть. Нельзя так просто оставлять здесь его девушку. Мы же люди, в конце концов, а не звери. Сделаем все быстро, никто и ничего не узнает.

– Здесь каждая, кто продается, была чьей-то девушкой. Что нам прикажешь, всех их спасать? – спокойно, но с тщательно скрытым раздражением, произнес водитель.

– Как бы быстро мы все это не провернули, они все равно узнают, кто это сделал, – спокойно сказал я, оглядывая всех троих споривших.

– Вот, послушайте первого разумного человека, – ткнул в меня пальцем старший, решив, что сейчас я встану на его сторону, а потому столь беспардонно меня прерывав. Дальнейшие мои слова, однако, его несколько разочаровали.

– У меня есть план такой, чтобы все вышли сухими из воды, – добавил я, не без удовольствия отметив быстро вытягивающееся выражение лица водителя, – но для того, чтобы он прошел успешно, мне нужна ваша помощь.

  Глава 14. Частокол проблем.

Излагать свои идеи толком я никогда не умел. В голове выстраивается все четко и ясно, хоть сейчас исполняй, но зато, как только я пытаюсь это объяснить, выходит сущая околесица, которая обезумев, сама по себе куда-то летит на всех парах. Нет, не потому что придумываю я всякий бред, почти все мои идеи оказываются или правильными, или, по меньшей мере, почти правильными. Проблема в том, что я никогда не умел доносить до людей самую суть своих планов, почему-то каждый раз переходя к размахиванию руками и описыванию именно результата. Возможно, именно поэтому слушать меня такая мука. Каждый раз достается гора вопросов, на которые я и отвечаю. Только такими мучительными усилиями меня и слушающих удается подойти к самой сути сказанного, в результате я слышу однозначное «так что же ты сразу не сказал», хотя именно это я и пытался объяснять.

С другой стороны, проблема сейчас была не в моих ораторских талантах, а о тех предметах, которым уделялось едва ли не главное место, но происхождение которых я все так же пытался скрыть. Объяснение детали моего решения, опираясь на предметы, которые «просто нашел», могло закончиться лишь просьбой отправиться так далеко, куда небезызвестный

Макар даже не водил своих телят. Хотя зачем он с ними вообще таскался, а может, и продолжает таскаться, так же осталось в потемках истории.

Поэтому я и не стал распространяться, сославшись на острую нехватку времени, объяснив приезжим из Скопина, куда им самим следует отправиться и кого по случаю прихватить. Как не странно, такой подход оказался гораздо более успешным. Особенно понравился он вечно недовольному водителю, аж крякнувшему от удовольствия, услышав четкие и ясные инструкции. Видимо, тема «хватай-тащи» была ему более, чем близка.

Сообразно этому он и взял на себя общее руководство, принявшись распихивать своих товарищей по машине, при этом неустанно продолжая осыпать меня угрозами насчет моего будущего, особенно той его части, где он снова со мной встретится, и какие ощущения я испытаю при этой встрече, если дело не выговорит. Происходило это все так резко, что едва успел выдернуть Андрея из машины, которому уже отвели место рядом с водителем в кабине, пояснив это наличием автоматического оружия.

– Он мне нужен, – безапелляционно доложил я, становясь рядом на подножку, – если дадите еще, то будет совсем отлично, – естественно, я не рассчитывал на дополнительную помощь, в чем меня окончательно убедили пара резких словечек, сорвавшихся с языка водителя, чуть не потерявшего баранку от такой наглости.

Выехать с маленькой, огороженной парковки, где и места свободного для машин почти не было, оказалось значительно более легким путем, чем перегнать автомобиль из одной точки охраняемой территории в другую.

Многие, обрадованные крушениям всего и вся из старого государственного аппарата, а особенно дорожной службы, отвечавшие за хоть какое-то соблюдение правил на дорогах, парковались как хотели и где хотели.

Местная охрана, охранявшая периметр, не смотря на то, что всем своим видом показывала полную декоративность такой службы, хоть и с абсолютно реальной угрозой, тоже не думала брать на себя обязанности по размещению машин, если только два особенно забористых водителя не пересекали друг другу дорожки, начиная с упоением ругаться, бряцая оружием и всеми возможными понтами, о которых только вспоминали. Тогда охрана, естественно, вмешивалась, избивая и правых, и виноватых, заканчивая весьма солидным штрафом обеим сторонам, за которые те как хотели, так и расплачивались. Это называлось «порядок».

Машины, припаркованные и вкривь, и вкось, образовывали тщательный и непродуманный лабиринт, по которому ползли выезжающие автомобили в сторону выхода. Его хотя бы можно было легко увидеть, отмеченного низкими и толстыми башнями, возвышавшимися над крышами машин. Зато нам, особенно мне, как единственному знающему вероятное нахождение той развалюхи, что гордо именовалась «УАЗ», приходилось только ориентироваться на стены и корпуса больницы, похожие друг на друга до неузнаваемости. Нелестным словом упомянув строителей, ударившихся в характерную для советского периода однотипность, я с трудом припомнил расположение главного входа, на какой и указал, решив уже там разобраться на месте.

Прежде чем мы доехали до конечной точки, я заметил еще одну интересную вещь. Рядом со входом, в котором продолжал толпиться народ, стоял армейский БТР. Его принадлежность к полигону подтверждалась стилизованными буквами А и Р, которыми военные стали отмечать свою технику, выделяясь из общего безликого фона машин, которые теперь ездили по дорогам. От прежних автомобильных потоков практически ничего не осталось, машины больше стали редкостью, особенно в городе, где даже не везде теперь проехать могли, но все же были. А вместе с ними появлялись и извечные претензии водителей друг к другу, но к военным претензий почти не возникало, в частности из-за их огневой мощи. Что именно этот автомобиль здесь забыл, мне уже было известно. Больше всего к такому подходило определение «дружеский визит», который мог определять только успешное окончание переговоров. Если военные приезжают сюда не большим вооруженным караваном, а одиночной машиной, то явно не затем, чтобы стрелять или показывать, какие они крутые.

Зато местная охрана, видимо, считала, что военные находятся чуть ли не в подчиненном положении, если судить по столь вызывающему поведению. Почти все внешние посты были заброшены, а собравшиеся вокруг бронетранспортера бандиты всячески изгаляясь, выражали свое отношение к приезжим. Нарочито громкими голосами они рассказывали неприличные анекдоты про военных или же в открытую рассуждали, как интереснее убить человека в форме. Больше всех выделялся лысый бандит, внешне похожий на шкаф, одетый в старые поношенные камуфляжные штаны и некогда белую майку, сейчас пестревшую всеми цветами радуги. Этот громила, даже по внешнему виду не очень далеко ушедший от наших далеких предков, не говоря уже об уровне интеллекта, не нашел ничего более умного, кроме как освободить свой мочевой пузырь на одно из колес броневика. Под общий гогот он, зачем-то уперев руки в бока и довольно улыбаясь, мочился, выражая тем самым свое отношение к военным анклавам в общем и к приехавшим в частности.

– Видал? – спросил Андрей, проследив за моим взглядом, – друзья прямо.

Как ты думаешь, сколько им понадобится, чтобы снова друг другу в горло вцепиться?

– Мало, наверное, – туманно ответил я, пожав плечами, но, заметив нашу машину, сразу сменил тему разговора, – Андрей, мы слезаем, а всем остальным действовать по плану. Забираете моих и дуете отсюда подальше.

Только не забудьте ключи оставить, а то нам за вами пешком не угнаться.

– Да не дергайся, сделаем в лучшем виде, – заверил меня голос из кабины, но чей именно, я не обратил внимание.

Машина немного затормозила, и я спрыгнул с подножки, чуть не потеряв равновесие. Еще немного, и растянулся бы на асфальте, но каким-то чудом сумел сохранить вертикальное положение. Рядом спрыгнул Андрей, с надеждой глядя на меня. Мне бы тоже хотелось обрести уверенность в правильности принятых решений. Быть очередным мучеником в непрерывном конвейере поставок невинно убиенных в рай иди ад, кому как повезет, совершенно не хотелось.

– Пошли, – кивнул своему другу, указывая на главный вход.

Пришлось идти мимо глумившихся над броневиком охранников, но те были так заняты своим чрезвычайно важным делом, что не стали отрываться и расходовать на нас драгоценное время. Даже стоявший у входа офицер, бесстрастно наблюдавший за происходящим, окинул нас внимательным взглядом, признал входящих и не стал занимать себя и нас повторением короткой лекции о правилах поведения на Рынке. Даже учитывая тот факт, что сейчас я собирался разом нарушить почти все из них.

– У тебя автомат заряжен? – спросил у Андрея, как только зашли внутрь.

Гам и толкучка внутри медленно сходили на нет, поскольку день так же медленно клонился к вечеру и большая часть товара была распродана, а посетители уже нашли все, что хотели или искали.

Сейчас люди больше собирались вокруг не торговых ларьков, а развлечений, желая расслабиться после тяжкого труда. Несколько маленьких борделей и пара баров вполне обеспечивали всех желающих всем необходимым. Вместе с ними продолжал свою деятельность и Торг, грозивший, судя по объявлениям, продлится всю неделю, вместе с перерывами на сон и еду. Каждый желавший продать что-либо достойное аукциона, мог использовать эту возможность, поэтому даже с приближением вечера алчные крики покупателей и хвалебные дифирамбы товарам от аукционера не ослаблялись ни на секунду. Я подвел

Андрея к месту неподалеку от входа на Торг, прикидывая площадь поражения и ударную мощь волны от взрыва. Тонкие переборки стенок вряд ли выдержат разрыв артиллерийского снаряда, поэтому стоять слишком близко мне не хотелось, но и далеко тоже. В таком бы случае мы могли бы не добежать.

Вытаскивать же дистанционный пульт посреди коридора было делом, по меньшей мере, глупым. Заметив рядом стоящий прилавок с небольшим выбором одежды и сопутствующих товаров, если это можно было так назвать, я подошел к нему. Улыбчивый продавец, усатый и толстый мужик лет шестидесяти на вид, сидевший на пластиковом стуле рядом со столом, на котором и выложил весь товар, учтиво приподнялся и поинтересовался, что именно мы подыскиваем. Я неопределенно покрутил пальцами в воздухе и попросил дать время осмотреться, после чего нас оставили в покое. Выбор здесь был небогатым, несколько стопок связанного в пачки армейского камуфляжа, кое-что из туристических или охотничьих моделей, удобное и практичное, но не впечатляющее. Мелочевка была представлена наколенниками, патронташами, какими-то куцыми разгрузниками, непонятно как надевающимися, очками и масками. Приглядев две черных вязаных маски, похожими на те, что иногда использовались спецназом, только не так добротно сделанных, я поинтересовался ценой.

– Пятнадцать патронов за штуку, – не моргнув глазом, сказал продавец, внимательно оглядывая нас сверху донизу. Впечатления бедствующих мы не производили, потому он и решился так заломить цену. Я даже растерялся, услышав такую цену, только со щелчком закрыл рот, как выброшенная на берег рыба, но Андрей еще успел сказать мысли, сразу возникшие в голове.