Текст книги "Сумерки человечества"

Автор книги: Кирилл Тимченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)

И никого. Абсолютно гладкое, чистое поле, даже без высокой травы, в которой можно спрятаться. И не было шума выстрела. Словно с небес рухнула кара на голову человека, забывшего о всех возможных законах, небесных и человеческих. Второй бандит широко раскрытыми от ужаса глазами обводил горизонт, а затем резко обернулся в сторону леса.

Что там он увидел, не знаю, мешал корпус машины, но неожиданно закричал и об бедра принялся расстреливать магазин по деревьям, даже и не пытаясь прицелиться, мешала раненная рука.

Вторая пуля, выпущенная невидимым снайпером, попала уже не в голову. Так же бесшумно и так же метко она попала между ног бандита, выпустив целый фонтан кровавых брызг. Заорав страшным голосом, тот упал, пытаясь зажать рану, из которой хлестала кровь. Не отказывая себе в удовольствии, я несколько раз пнул его в лицо, благо дотягивался. Удары были не сильными, больно позиция неудобная, поэтому лишить его сознания не получилось. Он крыл матом все на всеете, путаясь и захлебываясь словами, повторяясь и плача от боли.

Из-за машины вышли пять или шесть человек военных, вооруженных одинаковыми сорок седьмыми Калашниковыми. Кто стрелял, стало ясно, когда со стороны поля, взявшись словно из ниоткуда, вышел человек, одетый в «лешего», державший с руках обмотанную грязными тряпками СВД с мощным оптическим прицелом и здоровым набалдашником глушителя. Говорил он удивительно глубоким и уверенным голосом человека, привыкшего командовать и которому беспрекословно подчинялись.

– Что, жив еще, – перевернул он ботинком лежащего на земле бандита, сильно побледневшего и едва шептавшего что-то быстро синевшими губами.

Снайпер велел солдатам перевязать раненного, чтобы не умер раньше времени, а так же осмотреть остальных убитых. Двоих он выделил, чтобы помочь нам со Светой, хотя от мертвых мы мало отличались, изгвазданные в грязи и крови.

– Ну что, ребята, повезло вам, – сказал снайпер, присаживаясь перед нами на корточки, – крепкие вы, однако.

– Сейчас не захочешь, таким станешь, – ответил я, растирая руки, освобожденные от веревок, – извиняюсь, но кому обязан своим спасением?

За маскировочной были видны только общие черты лица, и то зарисованные краской.

Улыбнувшись, снайпер снял и маску, и капюшон. Почти квадратное лицо с весьма суровыми чертами лица и аккуратным, словно специально оставленным шрамом на левой щеке. Небрежно побритая щетина еще больше добавляла ощущения оправданной жестокости и жестких правил, исходящего от человека.

– Кантемиров Павел Вячеславович, – пожал он мне руку без всякого намека на сарказм, – доброволец в связи с введенным чрезвычайным положением в стране. А с кем имею честь разговаривать?

Я тоже представился, назвав себя студентом очного отделения, что привело снайпера в весьма веселое состояние. Он с удовольствием смеялся, открыв идеально чистые зубы, какими и я сам не мог похвастаться.

– Нет, ну рассмешил. Никогда не видел студентов, способных разобраться с бандой профессиональных убийц, да еще играя на их поле. Если все студенты такие, то я вообще удивляюсь, что мертвецы на этом свете делают, одного курса будет достаточно, чтобы страну отчистить, – сказал он, неожиданно и резко успокоившись.

– Пришлось учиться не по специальности работать, – сказал я, оглядываясь в сторону Светы, которая так еще и не пришла в сознание, – сами понимаете, по-другому сейчас никак не получается.

– Это ты правильно заметил, – кивнул доброволец, а проследив мой взгляд, добавил, – а за девчонку свою не беспокойся, все с ней хорошо будет.

Подобрав рядом с телом Саши аптечку, уже вскрытую мной ради бинтов и обезболивающего, он достал оттуда пузырек нашатыря и поднес Свете под нос. Она сразу дернулось, сморщилась и, наконец, открыла глаза. С пару секунд несколько очумело взирая на окружающую обстановку, она икнула и ее полностью вытошнило, так, что снайпер едва успел отскочить в сторону.

– Все нормально, – сказал он, увидев мой испуганный взгляд, – так иногда бывает. Не каждый же день по хребту прикладом дают.

– Что случилось? – слабо спросила Света, – кто эти люди?

– Успокойся, – я, уже не стесняясь, обнял ее, – они друзья, с нами все в порядке. Не волнуйся, все хорошо.

Солдаты тем временем у дороги уже вырыли могилу и стаскивали туда трупы убитых бандитов, предварительно снимая с них все более или менее ценное.

Как было не обстояло, но сейчас даже простое обмундирование стоило достаточно значительно, обогнав по расценкам гораздо более красивые и роскошные, но менее функциональные бренды дизайнеров и фирменных магазинов. Часть из этого они почему-то откладывали в сторону, а большую кучку всего вооружения оставили около машины.

– Ваш трофей, – кивнул взглядом снайпер, указав на нее, – с этим делом все строго, никакого воровства не будет.

Из наших трофеев оказались четыре автомата АК-103 и десять полностью заряженных магазина под них. Бандиты снабжались очень щедро, не скупились на экипировку. Колламоторные прицелы, тактические фонари и лазерные целеуказатели имелись на каждом стволе, а к одному даже привинтили подствольный гранатомет. Разгрузная лента на двенадцать зарядов прилагалась. К тому же нам достались с десяток осколочных гранат и один прибор ночного видения, похожий на иностранный, во всяком случае, похожих у армейцев я не видел.

– И не думайте отказываться, – посоветовал снайпер, увидев выражение недоверия на моем лице, – такое добро еще никому не мешало.

– Если бы не вы, мы бы сами себе уже не мешали, – сказал я, пытаясь отдать все это как благодарность за наше спасение, – так что это все ваше по праву.

– Вот мы как раз сделали то, что и называем своей работой, – отрицательно покачал головой снайпер, отходя на шаг от пододвинутого к нему оружия, – как раз зачисткой мы все это и называем, чем и занимаемся. И не мы их даже и убили. А на ваше спасение я потратил два патрона, так что, уговорили, их я и возьму из вашего арсенала. А если в командовании еще и узнают, что пользуясь положением, обираю гражданских, тогда меня точно повесят. И не думайте, ни полушки больше не возьму.

– Спасибо вам, – сказала Света, с трудом поднимаясь на ноги, но почти сразу же свалилась обратно, – погибли бы без вас.

– А что вы, вообще, одни в такую даль отправились? – спросил снайпер, присаживаясь рядом на траву.

Я с облегчением сел рядом, поскольку еле держался на ногах.

– Новости везем из деревни, что отсюда, – ответил ему, – там тоже бандиты напали, всех вырезали или зомби скормили. Из той же банды, что на нас засаду устроила. Форма такая же. Гнали прямо напрямую к полигону, чтобы быстрее, хотели подкрепление вызвать, чтобы догнать убийц и уничтожить. Радиста не было, поэтому так связь не получилось установить.

– Ага, – задумчиво произнес снайпер, что-то ковыряя палочкой в грязи, – значит, вот уже и в нашу песочницу полезли какие-то мальчики и ломают куличики. Пока просто палочкой тыкают, получается, проверяют. И у мальчиков игрушки дорогие, а самих папа на машине привозит, как получается. Деревню значит, разграбили. Показывают, что никого не бояться, получается. А потом устраивают засаду на кратчайшем пути от деревни до полигона. Зачем?

– Они меня хотели на допрос отвести, – вспомнил я, – к хозяину своему. А

Свету… – продолжать не стал, но снайпер кивнул головой, что, мол, все понял.

– Теперь уже чуть яснее, – сказал он, – в деревне не было никого, кто хоть что-то знает о планах обороны. А им это важно. Потому что пугать одно – а бить по-настоящему совсем другое. В первый раз повезло просочиться, благо, посты нормальные пока только вдоль дорог асфальтированных, объезжай – не хочу. А так ведь можно и на танк, скажем, нарваться, им тогда никакой пулемет не поможет. Вот и сделали засаду, ожидая, что тут проедут вестовые. А вестовые – это служба, эти кое-что знают, и уж точно знают, у кого можно спросить нужное. Только вот не ожидали вестовых, которые огрызнуться. И точно не ожидали подоспевшую к ним помощь, – продолжай снайпер, больше разговаривая сам с собой, чем с нами.

– Возможно, – кивнул я, – но новости все же следует доставить.

– Успокойся, – махнул он рукой, – у нас три машины в лесу, и рация, сейчас все передадим. А вас самих надо в госпиталь, после всего пережитого.

Я покачал головой, отрицая даже такую возможность. Свету можно положить, а вот меня никак не получится, мне еще надо обратно в город возвращаться, там дел не полно. Не хватало еще записаться все же в ряды боевой части выживших и в первый же день с треском оттуда вылететь, угодив в госпиталь из-за пары синяков и царапин.

– Свету надо отправить на обследование, – сказал я, – а мне только отдышаться и снова готов к бою. Тем более, что у меня еще в городе дела остались.

– Вот это резвость, – в притворном удивлении сказал снайпер, отрываясь от своих размышлений, – прямо как герой! Ты же и так еле на ногах держишься, не в обиду будет сказано, тебе не на передовую, а в тыл будет надо.

– К черту тыл! – неожиданно резко сказал я и даже закашлялся, когда кровь из разбитых десен попала не в то горло, – мне надо с этими гадами разобраться. У меня с ними теперь личные счеты.

– Вот оно что, – протянул снайпер, посмотрев на меня теперь совсем другим взглядом, – а ты парень, видать, на самом деле старше, чем по возрасту. И зря я тебе недооцениваю.

Если человек мстит, то уже на кое-что способен. Хорошо, под твою ответственность. И учти, полноценным рядовым я тебя не беру, поскольку не знаю, как ты себя ведешь в бою. Будешь, так сказать, кандидатом. Ты уже в каком-нибудь отряде состоишь?

– По возвращении собирался, – сказал я, отрицательно покачав головой.

– В город? – удивленно поднял глаза снайпер, сообразив, о чем я говорю.

– Так точно, у меня рекомендации от сержанта Токарева и выписки на оружие со складов, – открыл я все карты, понимая, что этому человеку доверять можно, особенно после того, как он поделил трофеи с убитых бандитов.

– Тогда ладно, когда вернемся на полигон, тогда со всем и разберемся, – решил снайпер, вставая на ноги, – а сейчас друга твоего похороним, и займемся делом.

Сашу мы похоронили около самого леса, под кроной молодой березки. Я был еще не в состоянии копать, поэтому могилу вырыли солдаты, достаточно глубокую, чтобы потом случайный зомби не смог ее раскопать. Тело завернули в брезент и засыпали свежей землей, оставив небольшой холмик.

Крест сделали тоже в ручную, срубив несколько молодых деревцев. Жаль, не из чего было сделать иконку, но выручил снайпер, повесивший на верхушке креста обычную камуфлированную шапку, которую Саша носил до того, как его убили.  Я согласился с его словами, что покойник будет доволен.

Кратко и ясно сказано, что за человек тут лежит. И я сам лично вырезал имя убитого, дату рождения и дату смерти на горизонтальной планке креста.

– Покойся с миром, друг, – сказал я в самом конце, стоя с непокрытой головой перед могилой, – ты был хорошим боевым товарище и отличным человеком. Извини за то, что не смог, как обещал, привести тебя в безопасность, не смог прикрыть в трудную минуту, не смог помочь… Ты сделал все, чтобы называться героем. Я буду помнить тебя.

Света ничего не смогла сказать, а просто плакала, уткнувшись мне в плечо. Саша ведь успел толкнуть ее на землю, когда увидел вспышки. Она была настолько отвлечена от всего, беспокоясь обо мне, что поняла происходящее только когда рядом он упал рядом, с попаданиями сразу в нескольких местах. Я обнял ее за плечи и сам чувствовал, что по щекам медленно стекают слезы. За нашими спинами дружно выстрелили автоматы военных, отдавая последнюю честь погибшему.

Вот и еще один человек ушел из моей жизни, моргнул и исчез, как будто его и не было. И только тихо шелестит листва над могилой, словно лишний раз напоминая о краткости человеческой жизни. Пройдут годы, подтачиваемый ветром и дождями сгниет крест, рассыпавшись в мелкую труху, вырастет и огрубеет березка, которая сейчас выше меня всего в два раза, размоет холмик над могилой и он порастет травой, умру я и всего кто его знал, забудут, кто тут лежит и отчего погиб. И все равно каждый, кто будет проходить мимо, хоть на секунду остановится и бросит хоть один короткий взгляд на небольшую могилку под корнями старого дерева и вспомнит о тех тяжелых временах и почтит память того, кто погиб, спасая мир от вещей, гораздо худших, чем смерть.

– Пошли, – мне на плечо легла тяжелая ладонь, выведя из состояния задумчивости и возвратив в день сегодняшний, – я думаю, ты захочешь быть при этом.

Я кивнул и посмотрел на Свету. Она смотрела мне прямо в глаза, словно читая прямо душу. Правду говорят, что женщины не ушами, а сердцем слышат. Вот слетела с нее за это время все шелуха глянцевых журналов и напускной моды, все еще предсмертно вскрикивавшей каждый месяц, так сразу и человеком стала, настоящим, а не разукрашенной куклой. И вот сейчас, держа меня за складки на одежде, она словно мне в душу глядела, вытаскивая оттуда самые скрытые мысли и читая их как по белому листу.

– Куда ты идешь? – спросила она тихо и как-то испуганно.

– Не думай об этом, – я аккуратно провел рукой по ее волосам, все еще удивительно чистым и расчесанным, как и до этих дней, – просто иди к машинам солдат, и забери наши трофеи, это все еще пригодится.

Я отстранил ее от себя, понимая, что дальнейшего ей лучше не видеть и даже не слышать, она не должна марать себя о такое. А я… Я уже ничем не испачкаюсь.

– Миш, – сказала она мне уже издалека, – я знаю, ты добрый, помни об этом.

Не хотел поворачиваться, боясь, что она увидит те чувства, что обуревают мной, поэтому молчаливо помахал ей рукой. Снайпер, словно понимая, что творится у меня в душе, не пытался разговаривать или как-то привлечь мое внимания, а просто мерно шагал по еще низкой и ярко-зеленой траве, набиравшейся сил под ярким солнцем. Я не видел ни травы, ни деревьев, ни весело бегущих по небу белых облаков, мелких и расплывчатых, обещавших солнечную погоду. Трели птиц больше не занимали меня, а тени от деревьев приобретали зловещий и недобрый вид, словно чувствуя ту темноту, собиравшуюся в душе и пытаясь коснуться ее.

Ненависть, яркая и жгучая в начале, когда переболит, меняется, сбрасывает первую накипь и становится совсем другим чувством, зарытым глубоко в душе и грызущем сознание медленно, но очень заметно. Воздух кажется не таким чистым, а солнце не таким светлым, пока в тебе остается ненависть. Она переходит в идею, навязчивую и неотступную, мешающую нормально жить. Очень сложно передать все те чувства, что я испытывал к человеку, сейчас сидящему под деревом с завязанными руками и ногами, раненому и беззащитному. Даже не конкретно к нему, а и к тем людям, что остались лежать вырытой яме в грязи рядом с дорогой, накиданными вповалку, к тем, кто их послал и еще жив, к тому хозяину, что ими командует, к каждому, кто хоть как-то относится к этим людям, переставшими быть людьми. Даже к зомби я не ощущал такой ненависти. Они лишь тупые твари, порожденные непонятной пока силой, у них нет ни эмоций, ни разума. Движимые лишь инстинктом пожирания всего живого, он все же оправданны в своих действиях, иначе они не зомби, а научный феномен. А этот, что сидит передо мной… Зная об общей беде, он и не подумал кому-то помогать, не стал бороться с этой угрозой. Он и такие, как он, пользуются общей бедой, чтобы стать богаче, сильнее, напыщеннее и… злее. Каждому из нас пришлось через что-то переступить, но он переступил через само понимания человечности.

Рядом с пленником стоял один из солдат, уже не молодой и явно однажды уже проходивший службу. И поздоровался он со снайпером не как с начальником, а скорее как с другом. На меня смотрел как на птенца, случайно залетевшего ко взрослым орлам, и даже с некоторой толикой сочувствия.

А вот сам бандит метался взглядом от одного к другому, как крыса, зажатая в углу. Чем-то он напоминал тех, кого мы линчевали во дворе жилого дома, только этот казался не таким мерзким. Те сами были мерзостью, а это всего лишь мелкая шестерка, попавшая под раздачу. Никто из его боссов не пошевелит даже пальцем, чтобы спасти его, посчитав слишком незначительным. Я сплюнул от отвращения.

Бандит остановился на мне взглядом и побледнел, наверное, даже на фоне военных я выглядел страшно. Казалось, он почувствовал, что я думал, и понял, что живым отсюда он уже не уйдет.

– Теперь у тебя отсюда только два пути, – сказал солдат, присаживаясь перед бандитом, – длинный или короткий. Длинный будет, если посчитаешь себя смелым и будешь умничать, крайне тебе не советую. Короткий путь будет, если ты нам все быстро и в подробностях расскажешь. Итак, какой выбираешь?

Бандит затравленным взглядом окинул всех троих и кивнул, стараясь смотреть в землю. Ему было одновременно страшно и стыдно, но первое чувство явно перевешивало. Боли он явно боялся гораздо сильнее, чем позора предательства.

– Вот и молодец, – сказал снайпер, – а теперь рассказывай, кто ты и откуда такой, сколько вас и где. Быстро и в подробностях, а то я могу расстроиться и уступить просьбам нашего общего друга, – с этими словами он кивнул на меня, все еще буравившего бандита злым взглядом, отчего тот снова вздрогнул.

– Слушай, начальник, я серьезно не знаю, что на вас нашло… – это начало диалога прервал резкий удар по ране, наспех забинтованной. Бандит взвыл о боли и замолил о пощаде, клянясь мамами, папами и прочими родственниками о том, что он ни в чем не виноват, и он вообще ни в кого не стрелял. Это вызвало еще один удар.

– Хорошо, я все скажу, – заговорил бандит, давясь слезами, – мы всего лишь засада…

– Это мы уже поняли, – сказал снайпер, небрежно что-то ковырявший в коре дерева большим ножом, – кто вас поставил и зачем? Зачем вы разграбили деревню…

– Мы ничего не грабили… – он не успел договорить, снова заорав от боли, когда я пнул его ботинком в изуродованную пулей промежность.

– Врешь! – даже сам удивился злобе, которая прозвучала в голосе, – Мы откопали там одно тело, с таким же обмундированием, как твое.

– Ничего не знаю, – заорал бандит, корчась от боли, пронзившей все его тело.

– Значит так, – с этими словами солдат сунул ему под подбородок пистолет, – я вижу, ты не очень понял наш разговор. Тогда я скажу проще, может хоть так до тебя дойдет. Ты уже труп, живым отсюда ты не уйдешь.

Но ты можешь выбрать, как умереть, быстро и легко, успев попрощаться с

Богом, если ты в него, конечно, веришь, а можешь умирать так, что твои предки это почувствуют. И так долго, как я этого захочу. Если хочешь по второму, продолжай пудрить нам мозги, если нет, то говори по делу. И быстро, пока я не потерял терпение.

– Хорошо, – сдался бандит, – я все скажу, если только…

Это он тоже не успел договорить, потому что снайпер выстрелил из пистолета, туда же, куда попала первая пуля. Бандит заорал так, словно из него душу вынимают.

– Ладно, – проговорил он сквозь слезы, – это мы были. Хозяин так велел, сказал, что военные должны знать, у кого власть на районе. А еще рабы нужны были, в городе не сыскать, уже разбежались все, а кого нашли, не хватает, – бандит говорил так быстро, что мы едва успевали запоминать, – Хозяин еще злится, что вы Ахмеда повесели, они с ним почти братья были, к нему ехал, когда поймали. Все злится, что из-за какой-то девки такого человека повесили. Говорит, что это только начало войны, что мы за каждого своего десятерых вояк положим. Он с друзьями уже и план продумал. Говорит, что и Рязань, и Москву, и Тулу под себя подомнем, что снова заводы оружейные пустим, что теперь мы хозяева тут. Только начинать надо с малого.

– Зачем деревню разграбили? – спросил снайпер с каменным лицом, – говорю же, пугаем, а заодно рабов набираем, они на все услуги нужны.

– Где главная база? – спросил солдат, но бандит отрицательно замотал головой.

Солдат замахнулся для удара, но пленник завопил как резанный:

– Да не знаю я, на самом деле! Никто из наших не знает, мы его даже живым не видели, он только по радио с начальником разговаривает. Мы в городе окопались, в двух местах. Я с Глобуса, гипермаркет такой, должны знать, когда оттуда все вывезли, мы его и заняли. Замертвячено там все, вот и не думаем, что кто-то к нам сунется. А еще у нас точка есть в

Кремле, там почти все наши. А хозяин под Москвой где-то, ну не знаю я, никто из наших не знает.

– Откуда оружие?

– Не знаю. Когда все началось, мы тоже много парней потеряли, никто не понимал, что происходит. А потом вкурили, чем все это светит. Собирались где как, связывались, шантрапы с улицы набрали как бойцов. С Москвой связались, нам сказали уже конкретно, что делать. В тюрьмах ведь тоже не дураки сидят, положили охрану и начали реальную власть ставить, так и хозяин наш вышел. А оружие он уже сам нам выставил, у нас точка была, магазин его тогдашний, туда машины и приезжали. Тогда и менты к нам кучками перешли, кто понял, с какой стороны ветер дует. От них наводку на пару складов получили, что еще вояки подмять не успели. Больше ничего не знаю…

– Машина есть? Или как вас забрать собирались?

– Машина своя, – прохрипел бандит, – в лесу оставили, прямо в этом, метрах в ста к северу, наверняка найдете.

Снайпер посмотрел на солдата, но тот только пожал плечами, вроде все на правду похоже. Большего от бандита и не требовалось. Вытащив из кармана пистолет, снайпер бросил его мне.

– Кончай его, – сказал он спокойным голосом, словно предлагал мне чаю.

Я сначала прицелился в голову, но потом передумал и опустил ствол чуть ниже, а уж после спустил курок. Пуля, тихо шлепнув, пробила бандиту горло, выпустив целый фонтанчик крови и заляпав кору дерева. Тот так и дернулся, хрипя разорванной глоткой и захлебываясь своей же кровью. Ноги забились о землю, вырывая траву тяжелыми подошвами, пока он тщетно пытался вздохнуть, глаза выкатились, а рот уже полный крови, раскрывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Минута или две агонии продолжались его муки, и все это время он не отрывал от меня взгляда, полного одновременно обиды, боли и страха.

Возможно, он еще какой-то частью надеялся, что я сжалюсь и выпущу вторую пулю, но давать ему пощады никто не собирался. Потом уже, когда пленник перестал подавать признаки жизни, ему сделали контрольный, чтобы в зомби не превратился, а после кинули в яму к остальным его дружкам.

– Да, несладкое выстраивается положение, – сказал снайпер, плюнув в яму на лежащие тела, – что такое ОПГ надеюсь, знаешь?

Он спросил это настолько обыденным тоном, что я не нашелся, что сказать и просто кивнул, ожидая от него продолжения. Он сам посмотрел на меня с вопросительным видом, словно одного кивка головы было мало для ответа.

– Организованные Преступные Группировки, – сказал я, – наследие лихих девяностых. Слышал я про такие вещи. И про то, что они ни куда не делись, я тоже слышал. Думаете, этот из таких вот банд?

Снайпер некоторое время просто стоял, покачиваясь на носках ботинок, перед самым краем, а после развернулся и пошел обратно к машинам, словно принял нужное решение. Продолжения разговора не последовало, а настаивать мне как-то не хотелось. К тому же я все чаще задавался вопросом, почему этот человек, с отменной военной выучкой и командирскими замашками состоит как простой доброволец, а солдаты, стоящие вроде выше по служебной лестнице, безропотно ему подчинялись. С ним было не чисто, но встревать туда я не собирался.

Машины, на которых приехали солдаты, были припаркованы в небольшом овраге, разрезающем лесок почти пополам. Один УАЗик старой армейской модели с жестким верхом, перекрашенный в грязно-зеленый свет грузовик с крытой крышей,, из которой торчала длинная антенна, чуть покачивающаяся на ветру. Замыкал все большой джип, похожий на «Хаммер», но гражданской комплектации, уже немного побитый и потерявший прежний лоск дорогой игрушки. В крыше сверху просверлили люк, выставив наружу крупнокалиберный пулемет, спаренный с мощным фонарем.

Всего в отряде было около двенадцати человек и у каждого было свое место с четко разграниченными полномочиями. И от их точного выполнения зависел не только успех операции, но и жизни каждого члена отряда. Я с завистью смотрел на отработанные действия солдат, понимая, что нас, студентам, до такого никогда даже близко не подойти.

Из грузовика показался человек, голый по пояс, но в перчатках, и крикнул, что снайперу, что приказание выполнено и на полигоне все приняли, прямо сейчас формируют ударный отряд. Пока соединение работает, может, что еще нужно передать?

Меня снайпер тут же отпустил, сказав что я могу чувствовать себя как дома, а ему нужно передать новые сведения. Он ушел к грузовику, а я некоторое время просто стоял, осматриваясь. Наконец, я заметил Свету, сидевшую на подножке «Хаммера» с чашкой в руках.

Выглядела она, скажем, неважно. На порезы уже наложили пластырь и дали ей умыться, стерев кровь с лица и одежды, только это помогло лишь внешне. Подсев к ней, я рассказал о том, что поведал бандит, умолчав только о том, что после его все равно убили.

– И что теперь? – спросила она вяло, держа чашку обеими руками.

– Снова драться, – пожал я плечами, – уже ничего не исправить, время такое.