Текст книги "Сумерки человечества"

Автор книги: Кирилл Тимченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

– Ты это тоже видишь? – я резко потянул военного за рукав, не спуская глаз с таинственной фигуры, – Прошу, скажи, что это мне не мерещится!

Солдат, в это время наклонившийся к проводам, чтобы разглядеть какую-то одному ему заметную вещь, чуть не потерял равновесие, когда я дернул его. Ругнувшись, он вырвал у меня свой рукав и встал рядом, пытаясь разглядеть то, что привело меня в такое нервное состояние. Сначала, естественно, ничего не видел, только бурчал что-то себе под нос о чрезмерных увлечениях видеоиграми, но когда взгляд пересекся с той же точкой, на которую я указывал, то на несколько секунд потерял дар речи.

Чтобы там ни было, на других людей действовало так же сильно, как и на меня. Зажженная сигарета, только что вынутая из пачки, упала на пол, но он даже не глянул на это. Взгляд был полностью прикован к неподвижной фигуре.

– Может, это нас глючит? – неуверенно предложил он, пытаясь сглотнуть слюну в мигом пересохшем горле, – Больно на монаха смахивает…

– Ты часто видел монахов, разгуливающих по крышам? – спросил я, боясь даже моргнуть. Силуэт мог исчезнуть в любую секунду, но мне страстно хотелось видеть, как это произойдет.

Солдат даже ничего не ответил, просто покачал головой из стороны в сторону в знак отрицания, так же не спуская взгляда с загадочной фигуры.

Она так же продолжала стоять, не двигаясь и не шевелясь, только полы балахона чуть шевелились на ветру, подергиваясь от налетающих порывов.

Странно, но они не могли сдернуть капюшон, даже мельком не открывая лица.

В эту секунду рация в кармане разгрузки военного завибрировала, резко зазвучав в, казалось, абсолютной тишине. Противный монотонный звук вывел нас из состояния ступора, налетев так неожиданно, что мы оба едва не подпрыгнули от страха. Непреднамеренно, подчиняясь давно выработанным рефлексам, я бросил взгляд на надрывающийся аппарат, но тут же спохватился и вернулся к  человеческому силуэту в балахоне. К моему удивлению и ужасу там уже никого не было, только обыкновенная, крытая потускневшей нержавейкой, крыша со старой, разваливающейся кирпичной трубой, на верхушке которой оставалось брошенное птичье гнездо.

Посмотрев на военного, я увидел в его глазах такое же удивление и разочарование, так как и он тоже на секунду отвлекся от странного существа. Оно как-то умудрилось исчезнуть с абсолютно гладкой поверхности крыши меньше чем за секунду, пока мы отвели взгляды. И как оно это сделало, я тоже не мог понять, ведь не дожидалось, пока мы отвернемся.

С не сходящим с лица выражением шока, солдат механически вынул продолжавшую трезвонить рацию из кармана, поднес к уху и нажал на кнопку.

– Слушаю…

– Это я тебя слушаю! – чуть искаженный помехами голос все равно кипел от гнева, готовый, казалось, вырваться из переговорной мембраны и вцепится в горло слушателю, – Черт возьми! Где вы пропадаете? Немедленно спускайтесь, я все же не по скайпу вам связь настраивал! И вечно вас не будут на другом конце провода дожидаться. У людей, вообще другие дела тоже имеются!

– Так ты связался? – спросил солдат, прослушавший большую часть всего гневного монолога, не уловив там никакого смысла.

– Да, черт возьми, я связался! – голос в трубке словно вышел за доступные ему рамки децибел, странно булькнул и пропал, оставив после себя еле слышное шипение оборванной линии связи.

– Пошли, – солдат кивнул головой в сторону спуска, – кажись, твой

Токарев все же не забыл о тебе, – сказано было с таким видом, будто я сам додуматься до этого никак не мог. Проглотив вставшие в горле слова объяснения насчет уровня моего интеллекта и где соответствующее мнение его объяснениям, просто спокойно пошел за ним следом, по пути подбирая слова, как мне казалось, наиболее подходящие для будущего разговора.

Напрямую ведь сказать точно не получится.

Охранник вышки не обратил на нас никакого внимания, снова уткнувшись в свою приставку, только издал какой-то нечленораздельный звук. Нечто похожее на мычание должно было, наверное, известить нас о том, что нас увидели, разглядели, убедились, что ничего не своровали, а постольку можем спокойно проходить, не отнимая ни его времени, ни своего собственного. Как, оказывается, людям иногда нужно мало слов, чтобы описать всю происходящую ситуацию. Жаль, что я вот так не умею.

Приходишь вот так на экзамен, мыкнешь пару раз, преподаватель мыкнет тебе в ответ, получаешь оценку и уходишь, довольный и собой, и экзаменатором, и окружающим миром. Хотя, может, именно из-за такой деградации на нас и обрушились все эти страсти? Зомби ведь тоже все свои чувства выражают рычанием да хрипением. Иногда мычат…

Внизу нас встретил связист, чуть приплясывающий от нетерпения. Приборы за его спиной нервно стрекотали, переводя радиосигналы в разговорную речь, а большие, пропахшие сигаретным дымом наушники теперь лежали на столе, не издавая ни единого звука.

– Вот вы где! – раздраженно тявкнул связист, испепеляя по очереди взглядом то меня, то военного, – Здравствуйте гости дорогие! Не желаете ли отдохнуть после столь долгого пути? Не устали ли? Ведь даже по рации ответить тяжело сначала!

– Да заткнись ты, будь другом, – одной рукой военный отодвинул связиста, подходя к столу, – Связь нормальная?

– Настолько, насколько это вообще возможно, – развел руками связист, делая уже известное мне выражение лица «а вот в этом я вообще не виноват». Так иногда смотрела моя кошка, когда интересовался у нее, кто залез в кастрюлю и слопал пару котлет. У нее всякий раз было искреннее удивление, что я ее подозреваю, столь невинное сознание, вообще непонятно как оказавшееся на этой грешной земле.

Ладно, упрашивать меня не надо было, да связисту и так спасибо, что хоть какую-то связь наладил. Я бы даже согласился на азбуку Морзе, лишь бы больше не висеть в таком подвешенном состоянии, когда, кажется, все на тебя смотрят и чего-то ждут, а ты даже не представляешь, что им нужно.

– Кто на линии? – резво спросили в наушниках, да так быстро, что мне показалось, именно мое сердцебиение было слышно даже через радио.

Переключив на передачу, я вступил в диалог. Связь была далека от идеальной, в ушах постоянно что-то потрескивало и шипело, а при передаче отвратительно шелестело, словно где-то посреди провода пытались скомкать толстую тетрадь.

– Михаил Трофимов, – сглотнув, сказал в микрофон, – а с кем говорю? – и вернул тумблер обратно на прием.

– Мишка! Ты ли это? Это Токарев, – удивился человек на другом конце провода, – а я уж почти и забыл о тебе. Да о тебе и сюда слухи доходят, будто ты даже на полигоне бандитов отыскать сумел? И как ваши «ничего»?

– Свинья везде грязь найдет, – немного самокритично заметил я, – только к вам не по этому поводу обращаюсь, за жизнь толковать некогда. Мне ведь к вам в отряд все же надо возвращаться. И еще, скажите, у вас на заводе случаем знакомых нет? Ну, те, что помогали мне оружие выписывать, – прошелся по очень тонкой черте между тонким намеком и бредом, оставалось только надеяться, что и у Токарева не менее острый ум, чем я рассчитывал, иначе окажусь в очень дурацком положении. Тумблер был в перекинутом на прием положении примерно с минуту, когда я уже успел подумать обо всем на свете, особенно сильно сосредоточившись на мысленном самобичевании, прежде чем поступил ответ.

– Есть мои знакомые, – сказал мигом посерьезневший голос, – даже несколько. Что-то случилось? Просят о чем-то или как?

– Нет, не просят, – приходилось импровизировать на ходу, при этом постоянно оглядываясь на стоявших чуть позади связиста и военного, о чем-то разговаривавших, – как раз наоборот, привет передают, говорят, что очень важный. И мне самому надо с вами об очень важном поговорить, друзья ваши рекомендовали.

– Да? – голос в наушнике немного засомневался, – Ладно, если это очень срочно. Значит так, Миша, слушай меня внимательно. Если хоть половина из того, что ты сказал, то, о чем я думаю, тогда ты мне нужен здесь и сейчас. При этом немедленно. Ты ведь с Кремлевским отрядом?

– Так точно, – я обернулся на связиста. Тот с самым безмятежным видом разглагольствовал о каких-то глупостях с военным, постоянно прикладываясь к тлеющей сигарете. Интересно, засунул ли он куда-нибудь в эту общую мешанину проводов и приборов пару прослушивающих или записывающих устройств. Почти наверняка, что так. Поговорить бы с ним начистоту, да нельзя, тогда мигом выдам себя с головой. А допрашивать военные умеют, этому я личный свидетель.

– Тогда я вышлю к тебе машину, – чуть подумав, сказал Токарев, – по поводу… – снова задержка, заполненная помехами, – немедленного доклада о твоем путешествии до полигона и обратно, с предъявлением полученного оружия. Ты ведь один?

– Так точно…

– Хорошо, все остальные твои уже здесь, приехали с утренним конвоем.

Приедет БТР-60, в серых разводах. Чтобы ни секунды он тебя не ждал.

Машина подъезжает, а ты уже стоишь с запакованными чемоданами. Ясно?

– Яснее не бывает, – сказал я, – прямо сейчас отпрашиваюсь у начальства и полностью в вашем распоряжении. Только… Мне ведь тоже какая-то награда за операцию причитается? Не зря же я под пули лез?

Токарев расхохотался прямо по радио, пытаясь одновременно что-то с этим сказать, но каждый раз давясь очередным наплывом смеха.

– Знаешь, а именно из-за этого ты мне и понравился, – наконец выговорил, – тогда же так же лез, не обращая внимания, свое или чужое. Хотя ты прав, доля у тебя есть, но на нее никто и не покусится. Может, прямо сейчас тебе ее и отдадут, а может, когда на полигон вернешься. С этим все строго. Все, я высылаю машину… Чтобы как штык, ясно? – спросил он в последний раз и отключился.

Положив наушники, я позвал связиста, сказав, что сеанс связи окончен.

Пожав руки на прощание, пошел забирать свои вещи и заодно получать разрешение об уходе. Сейчас с этим дисциплина снова восстановилась, дезертиров вешали без суда и следствия. Уйти можно было, но только проведя целую волокиту, где убеждались, что твой уход никак не повредит анклаву и ты не унесешь с собой ничего запрещенного. Кстати, в этот весьма обширный список входили и некоторые личные вещи. Право собственности еще соблюдалось, хотя и несколько изменилось за последнее время.

Наша стоянка на глубине, все быстрее терявшая враждебный вид, отчасти из-за договоренности, отчасти из-за того, что заводские явно старались понравиться военным и всячески выставляли напоказ свои дружелюбные отношения. Дежурство около пулеметов уже никто не нес, да и сами грозные орудия уничтожения стояли с надетыми чехлами и разряженные. Это говорило о полном доверии, и явно было специально продуманным шагом. Я уже неплохо знал командование отряда и прекрасно понимал, что без тщательных раздумий ничего они делать не будут, разве только напьются. И то убедившись, что вокруг все в полной безопасности.

– Здравия желаю! – я направился прямо к лейтенанту, уже вернувшемуся с собрания. Он и еще несколько офицеров стояли у штабной машины, держа в руках какие-то тетради, исписанные мелким почерком. С ним было и несколько заводских, что-то яростно черкавших уже в других тетрадях, толстых амбарных книгах с одинаково замшелым видом, на обложках которых даже оставались следы пыли.

– Отойди, не мешай, – буркнул он под нос, о чем-то сверяясь с записями заводских. У тех от усердия даже пот на лбу выступил, но дело свое знали прекрасно, заполняя однообразным канцелярским почерком целые страницы в считанные минуты, да так, что никто, кроме них самих ничего понять не мог.

Оглядевшись, я понял, отчего происходит вся такая писанина. Дележ, видно, все же состоялся, заводские урвали часть трофеев, только каким образом, еще не совсем понял. Вооруженные автоматчики в одинаковых «горках»вытряхивали из грузовиков пленных бандитов, сковывали наручниками и гуськом отправляли в сторону лифта, с рук на руки передавая на руки охране. С других машин так же вытаскивались мешки и ящики на пробу заводских экспертов. Одного из них я узнал, это был тот самый психолог с белом халате. Сейчас он откровенно скучал и явно задумывался над тем, что мог бы сделать, если бы здесь не терял времени.

Еще трое, в таких же белых халат относились к содержимому с гораздо большим интересом, энергично перетряхивая ящики и отчаянно споря с нашими интендантами. Те тоже размахивали руками и гораздо менее благозвучно матерились, то поднимая тяжелые ящики обратно в машины, то спуская другие на землю.

После еще двух безуспешных попыток подобраться к лейтенанту я начал нервничать. Броневик, за мной посланный уже наверняка в пути, покрывая метр за метром по замертвяченной территории. Особенно быстро двигаться он не мог, но все же его путь проходил гораздо быстрее, чем мой. Так вполне и опоздать можно было, если и дальше такими темпами продвигаться.

Неожиданно мне на глаза попался Кантемиров, так и не расставшийся со своей винтовкой, а сейчас резкими приказами пытаясь как несколько охладить претензии заводских специалистов, так и разбушевавшихся интендантов, уже готовых к тому, что ломать эти самые ящики заводским об головы. В отличие от лейтенанта, он обратил на меня гораздо больше внимания, на какое-то время забыв о своей обязанности орать на всех сразу, причем так, что его слушались. С какой-то степенью это даже можно было назвать талантом.

– Миш, – сказал он, отпустив очередного подчиненного, секунду назад распекаемого с угрозами всех кар небесных, если ящики с крупой не будут засунуты обратно, откуда их достали, – У тебя вечно какие-то проблемы!

Как ты жить-то умудряешься, столько всего нахватав?

– Долгий опыт, – пожал я плечами, – у меня к вам дело. Вы ведь знаете, что я у вас только во временном распоряжении. А вот сейчас уже мне пора возвращаться к своему прямому начальству, за мной даже транспорт выслали.

– Даже так, – протянул Кантемиров, уперев руки в бока, – жаль конечно, парень ты хороший, отличный бы солдат из тебя вышел. Ну, всем командирам нужны хорошие бойцы. А от меня, как полагаю, нужно разрешение?

– Так точно, – я расплылся в довольной улыбке, радуясь, что все так просто, – боюсь, как бы меня за дезертирство потом где-нибудь на суку не повесили.

– Ну, до этого уж точно не дойдет, – сказал Кантемиров, хитро улыбаясь, – но вообще, опасения правильные. Я тебе расписку напишу, от кого и куда ты командирован, а вот твой командир тебе уже настоящий бланк выпишет.

Черт, с этим сейчас одни проблемы, наверное, скоро опять к паспортам будем возвращаться, а то нельзя уже со всеми этим любезными, – он кивнул головой в сторону освобожденных рабов, некоторые из которых уже разговаривали с заводскими, – часть даже здесь решила остаться, представляешь? А запретить им не могу, свободные люди… Ладно, вот твоя расписка, нечего тебе голову забивать моими проблемами. Да, раз ты нас уже покидаешь, тебе надо заплатить за участие.

– Даже так? – удивился я, сам просто не зная, как спросить об этом, – Был очень вам за это признателен. Только как вы расплачиваться будете?

– Очень просто, старым, но вполне надежным способом, – Кантемиров повел меня к грузовикам  трофеями, по пути продолжая говорить, – Деньги уже никто не принимает, что вполне объяснимо, а вот натуральный обмен у нас процветает. Ты и так, я погляжу, уже немного подлохматился во время штурма, так что знаешь, что платить тебе будут из тех же трофеев. Если что не устраивает, говори сразу.

– Да все устраивает, – пожал я плечами, – стволы мне не очень нужны, лучше бы едой и патронами, этого дела мало никогда не бывает.

И все же моя доля оказалась даже меньшей, чем я рассчитывал. Большая часть трофеев уходила в казну анклава, обеспечивая в шутку называемый «золото-валютный фонд», который был необходим для безопасности его существования. Немалая часть трофеев отошла и заводу, что еще сильнее сократило процент, выплачиваемый участникам. Моя доля, с учетом всех моих заслуг, внесенных в успех операции, вполне поместилась в одном рюкзаке. Хорошо, что хоть оставили свободу выбора, поэтому вместо подержанного АКМ я взял четыре десятка патронов плюс полную обойму от самого автомата. Стандартно высчитывали в патронах калибра 7.62, как самого распространенного, его запасы на складах Росрезерва были самыми большими. При этом калибр 5.45 уже высчитывался как три «пятерки» за две «семерки». Вся моя оставшаяся доля насчитывала сотню «семерок», на которую я взял двадцать банок консервов, пока еще по три патрона за банку, тактический фонарь под мой АК-103 и очень приглянувшийся мне «разгрузник на руку», как назвал его интендант. Прежде таких вещей никогда не видел, но сразу оценил его возможные достоинства. Длинный, от кисти до локтя, он крепился прямо на руку эластичными ремнями на липучках. Туда можно было воткнуть сменные магазины или какую-нибудь мелочь, а достать было дело секунд. Если нацепить на правую руку, то магазин достать получалось гораздо быстрее, чем вытаскивать из карманов на груди, особенно в положении лежа. После это у меня даже остались три «пятерки», полученные на сдачу.

Запихав все набранное добро в рюкзак, и повесив на спину, я отдал честь офицеру и поднялся во внутренний двор завода. По странному течению обстоятельств, нормального подъема во двор не было, только внутрь здания, а там еще надо пробираться с широким рюкзаком и в полном вооружении по всем коридорам, что меня не прельщало, если учесть, что внутрь с автоматическим оружием и не пускают. Пришлось подниматься по автомобильным пандусам чем тоннель. Там меня вскоре подобрал грузовик заводских, выезжавший на очередной рейд в город. Даже в кабину не стал подниматься, просто на подножке доехал до выхода. Там и слез, в то время как водители направили свою машину к воротам.

Как я уже говорил, двор был маленький, окруженный со всех сторон высокими стенами завода, а внутри стояли машины заводских, разгружаемые или подготавливаемые для новых выездов. Народа, правда, было немного, в основном вспотевшие от постоянно беготни грузчики или водители, наслаждавшиеся минутами отдыха от баранки и жутких зрелищ погибшего города. БТРа, который меня должен забрать, еще не было, поэтому я присел на деревянную лавку в углу, над которой, прибитой к стене, висела табличка «место для курения». В настоящее время, пожалуй, единственное, где курили меньше всего. Кроме меня никого не было. Рядом, правда, стояла урна в которой копалась внушительных размеров крыса, совершенно не боящаяся человека. Крыс старались истреблять, они наперегонки с человеком подхватывали заразу, превращаясь в таких же медлительных и неуклюжих зомби, но и их тянуло кусать людей, превращая в напичканные ядом бомбы. Эта же казалась вполне здоровой  и даже бойкой. Заметив человека, высунула острую мордочку из-за края и посмотрела на меня умными глазами. Сил не хватило шарахнуть ее чем-нибудь тяжелым. В конце концов, так же, как и мы, от мертвяков здесь прячется.

Заметив, что я не предпринимаю агрессивно настроенных действий, грызун полностью выбрался из урны, уселся около скамейки и принялся умываться, все же иногда поглядывая на меня. Умное животное словно понимало, что нападать на нее не будут и вело себя относительно спокойно. Я даже улыбнулся и достал из кармана завалявшийся с последнего сухпайка кусок хлеба, завернутый в целлофан. Про него совсем забыл и он успел подсохнуть и зачерстветь. Развернув упаковку, протянул его грызуну.

Зверек принюхался, держась на расстоянии, а потом подошел ближе и взял кусочек в зубы. Отбежав подальше, наверное, испугавшись, что я передумаю и заберу его обратно, начал торопливо есть, благодарно пискнув.

Ворота снова раскрылись с протяжным металлическим звуком и во двор медленно въехал БТР-60 в серых камуфляжных разводах. Подхватив рюкзак, я поднялся и подошел к машине. Медленно остановившись, машина раскрыла бортовой люк с приветственным гудком, даже не глуша мотор. Бросив сначала внутрь рюкзак, забрался следом. В освещенном только маленькой лампочкой под потолком салоне, кроме одного солдата никого больше было.

Забрав у меня рюкзак и засунув его подальше, он помог мне подняться, после чего закрыл дверь люка.

– Едем! – крикнул он невидимому водителю, и машина снова тронулась.

– Когда к Токареву прибудем? – поинтересовался я, усаживаясь на сиденье и ставя автомат в сторону. Автомат солдата, как заметил, вообще висел на стенке, даже слишком беспечно, по моему мнению.

– К Токареву не пойдем, – неожиданно отозвался водитель, – Он и так здесь.