Текст книги "Уроки разбитых сердец"
Автор книги: Кэти Келли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)
Глава 17
Аннелизе отыскала на дюнах островок короткой зеленой травы и тяжело опустилась на землю, вытянув ноги. Она так устала, что не в состоянии была шевельнуть даже пальцем. Обычно ходьба придавала ей сил, но сейчас Аннелизе чувствовала себя вконец истерзанной и разбитой. Мышцы постоянно ныли, самая обычная лестница превращалась в непреодолимое препятствие. Неужели, нервное потрясение может привести к болезни? Вроде бы некоторые аутоиммунные заболевания поражают эмоционально неустойчивых людей. Может, посмотреть про них в Интернете? А с другой стороны, какая разница?
В тридцать пять лет ей случилось пережить глубокую депрессию, совпавшую по времени с самым трудным периодом взросления у Бет. По сложившейся традиции Аннелизе удалось загнать глубоко внутрь собственную боль, чтобы помочь дочери справиться с трудностями подросткового возраста.
В конечном счете семейство выкарабкалось из кризиса, Бет влюбилась в своего первого мальчика, Жана-Поля, и ее взгляды на жизнь резко переменились, а Аннелизе получила небольшую передышку и смогла подумать о себе. Но покой длился недолго: новый, сокрушительный приступ депрессии обрушился на нее, как предательский удар, нанесенный невидимым противником. Никогда еще ей не было так плохо, и она по-настоящему испугалась.
Страх, уныние и безнадежность парализовали ее. Жалкие попытки проанализировать собственное состояние ни к чему не приводили. Бессмысленно было твердить себе, что существует множество вещей, за которые стоит благодарить судьбу, что у нее есть любимый муж и чудесная дочь, что черная полоса пройдет. Все эти банальности прокручивались в ее мозгу снова и снова, а огромная черная дыра в голове все разрасталась, поглощая силы и волю к жизни. Не помогало ничего, даже таблетки.
Каждое утро Аннелизе отвозила Бет в школу, шла на работу, но чернота не отступала, и дни превращались в бесконечный кошмар. Она где-то вычитала, что в таких случаях помогает музыка, включала плейер и крутила кассету с концертами Вивальди, но все было бесполезно.
Она сметала с книжных полок литературу серии «Помоги v себе сам», но и это не действовало. Попробовала найти утешение в вере, проводила целые дни в церкви Святого Кейниса, моля Господа о спасении, но благодать так и не снизошла. Напрасно искала она в лучах света, льющегося сквозь цветное стекло витражей, тайный знак, понятный лишь ей одной. Отчаяние и одиночество душили ее.
Наконец, перепробовав все, что только возможно, Аннелизе остановилась на пеших прогулках. Она отмеривала милю за милей, шла не останавливаясь, все вперед и вперед, до полного изнеможения, изгоняя из сердца боль. Она хотела почувствовать облегчение. Сразу, немедленно.
И вот постепенно что-то начало меняться, словно одна маленькая пружинка привела в действие весь сложный механизм, и шестеренки медленно завертелись.
Были и другие способы побороть депрессию, кроме ходьбы, но все они действовали медленно, исподволь, а Аннелизе не могла ждать. Ей нужно было ощутить результат немедленно. Прошло два месяца с тех пор, как Эдвард ушел, и с каждым днем Аннелизе все глубже погружалась в страшную черную трясину.
Это был страх перед самой жизнью. Безотчетная, необъяснимая боязнь будущего.
Ей хотелось укрыться от людей, замкнуться в привычной раковине и никого не видеть. Так она рассчитывала избежать боли.
Многие пытались ей помочь.
Брендан несколько раз приглашал ее на ужин.
– Я сказал Эдварду, что он круглый дурак, – заявил отец Иззи, – и я не стану принимать у себя в доме Нелл, сколько бы они ни прожили вместе.
– Очень мило с твоей стороны, Брендан, но в этом нет нужды, – заверила его Аннелизе.
Она всегда считалась ярой защитницей женских прав и сейчас должна была бы заметить, что Эдвард и Нелл одинаково виновны. Они оба совершили предательство, так почему Нелл должна нести наказание одна? Но как ни старалась Аннелизе проявить великодушие и простить Нелл, ей это не удалось. «На сестринскую любовь редко отвечают взаимностью», – горько усмехнулась она про себя.
Ивонна звонила каждый день, бодро здоровалась и спрашивала, как дела, а в дни, когда Аннелизе работала в благотворительной лавке, настаивала на совместных обедах.
– Тебе не мешало бы подкормиться, – твердила Ивонна с регулярностью часового механизма. – Ты слишком худенькая, Аннелизе. В нашем возрасте, знаешь ли, приходится выбирать между лицом и фигурой, а если фигура такая худая, лицо становится бледным, как у мертвеца. Я не хочу сказать ничего плохого о твоем лице, но…
Милая Ивонна, она так старалась…
Даже Стивен из садового центра несколько раз робко заговаривал с Аннелизе. Для молчаливого и крайне застенчивого человека, привыкшего выражать свои чувства в цветочных композициях вместо слов, это что-то да значило.
Он пришел в восторг, когда Аннелизе попросилась обратно на старую работу, и разразился необычайно длинной для него тирадой, едва ли не речью: «Я был бы очень рад, нам вас не хватало».
Аннелизе не раздумала о том, что ушла из садового центра только из-за Эдварда, он давно ее об этом просил. «Тебе не нужно больше работать, милая, ты достаточно поработала», – повторял он. Забавно, что когда она поддалась наконец на его уговоры и уволилась, Эдвард не особенно обрадовался. Наверное, из-за Нелл.
Уступив нажиму Бет, Аннелизе съездила ненадолго в Дублин, но ничего хорошего из этой затеи не вышло. Поездка оказалась сущим кошмаром. Одержимая предстоящим материнством, Бет не могла говорить ни о чем другом, кроме своей беременности и родов. Если бы ударами молний спалило дотла оба соседних здания по сторонам ее хорошенького домика, она бы и бровью не повела, разве что спросила бы с легкой тревогой, не повредит ли малышу запах гари от обугленных кирпичей?
Переступая порог жилища Бет, Аннелизе уже знала, что совершает ошибку. Она чувствовала себя измученной и опустошенной, ей хотелось лишь одного: забиться в угол и никого не видеть.
– Понимаешь, застройщики решили, что проще обойтись без индивидуальных садовых участков, – вздохнула Бет, кивнув в сторону крошечного газона перед входом. Когда они с Маркусом покупали этот дом пару лет назад, их нисколько не заботило отсутствие сада. – Но теперь, конечно, придется искать что-то другое, – добавила Бет. – Нам нужен сад для ребенка, хотя бы небольшая полоска земли, чтобы проводить время на свежем воздухе. Боюсь, с продажей дома мы еще намучаемся: надо будет убираться каждый вечер, показывать комнаты покупателям и всякое такое. Мороки предстоит масса.
– Да, все это так неприятно, дорогая, – рассеянно откликнулась Аннелизе, не особенно вникая в смысл того, что говорила ей дочь.
Встретив мать на вокзале, Бет почти сразу же пустилась в долгие пространные рассуждения о трудностях, которые приходится преодолевать им с Маркусом в связи с рождением ребенка, и Аннелизе лишь изредка вставляла в ее монолог короткие, ничего не значащие фразы. Прежде всего дом никуда не годился. Там было только две спальни, а требовалась еще и третья, для гостей, таких как Аннелизе, которые будут приезжать и оставаться на несколько дней, когда родится малыш. Всякий раз, когда Бет упоминала об этом как о чем-то само собой разумеющемся, Аннелизе молилась про себя Господу, чтобы тот дал ей сил и помог обрести утраченное желание жить. Если все останется как есть, она вряд ли сумеет позаботиться о младенце Бет. Детям нужны доброта и любовь, а Аннелизе казалось, что в груди у нее осколок льда вместо сердца.
Машину Бет тоже необходимо было менять: в трехдверном автомобиле неудобно возить ребенка и каждый раз мучиться, доставая его с заднего сиденья. Вдобавок у Бет возникли трудности с работой. Она была дипломированным бухгалтером-аудитором, это не та профессия, где приветствуется частичная занятость, во всяком случае, так считали в ее компании. Но сколько ни пыталась Аннелизе проникнуться заботами дочери, у нее ничего не получалось. Это казалось невероятным. Бет с самого рождения занимала все ее мысли, Аннелизе готова была рассматривать сквозь лупу любую мелочь, если это касалось дочери. Она внимательно выслушивала все ее жалобы, вытирала ей слезы, успокаивала и утешала, когда Бет волновалась перед уроком чтения в начальной школе или тряслась в ожидании результатов экзамена по бухгалтерскому делу. Но теперь, слушая сетования Бет, Аннелизе ощущала непривычное отчуждение, за последние недели она успела отдалиться от дочери.
В этом не было вины Бет. Дело было в самой Аннелизе. С уходом Эдварда их семья раскололась на три части. Перестав быть женой, Аннелизе внезапно перестала ощущать себя и матерью.
Депрессия тоже сыграла свою роль. Аннелизе проклинала отчуждение, возникшее между ней и дорогой Бет, и ненавидела Эдварда за все, что он с ней сделал.
– Ты хорошо себя чувствуешь, мама? – спросила Бет, когда они вошли в дом.
Аннелизе понимала, что рано или поздно Бет задаст этот вопрос. От ее внимания не укрылось, что мать выглядит изможденной и выпотрошенной, что она не принарядилась, как обычно, когда отправлялась в Дублин навестить дочь.
Аннелизе уже готова была произнести привычную формулу «нет, все прекрасно, правда», как это сделала бы прежняя Аннелизе, но в последний момент передумала.
– Нет, Бет. – Она покачала головой. – Мне очень плохо. У меня разбито сердце.
– Я бы хотела хоть чем-нибудь помочь, – с грустью сказала Бет. – Но боюсь, толку от меня мало. Прости, мама.
– Ты очень меня поддерживаешь, – поспешно возразила Аннелизе. – Но ты тут бессильна. Здесь никто не поможет. Мне нужно просто это пережить.
– Но если папа придет наконец в чувство и вернется домой, все будет в порядке, как раньше, правда?
«Она как ребенок, – с тоской подумала Аннелизе. – Дитя, которое надеется, что мамочка с папочкой снова будут вместе и мир станет прежним».
– Все не так просто, – устало вздохнула она. – Даже если он одумается и захочет вернуться ко мне, я не смогу его принять. Разбитая чашка не станет целой, что толку склеивать осколки? Твой отец разрушил мое доверие, а это очень хрупкая вещь.
– Но он сожалеет, я знаю, – настаивала Бет.
– Он сам тебе это сказал?
– Ну, нет, не так буквально.
– Значит, не говорил. – Аннелизе хмуро покачала головой. – Существуют вещи, которые невозможно исправить, Бет. Все кончено. Нам остается только смириться с этим. Мне сейчас тяжело, но это моя война, не твоя. А теперь давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.
– Конечно. – Бет выглядела встревоженной, но не сказала больше ни слова.
Она проводила маму в ее комнату и начала бодро излагать планы, которые наметила на те два дня, что Аннелизе собиралась провести в Дублине. В Тамарине, у постели умирающей Лили, мысль о том, чтобы съездить к Бет в Дублин показалась Аннелизе привлекательной. Но в реальности все вышло не так, как она себе представляла. Обширная программа развлечений, составленная Бет специально к ее приезду, привела ее в ужас. Аннелизе почувствовала, что задыхается. Дома по крайней мере можно было вести себя без оглядки на окружающих, быть самой собой и не маскировать свое горе под вежливой улыбкой. Здесь же приходилось постоянно храбриться и изображать бодрость.
Она с трудом дотерпела до конца и вернулась домой, к привычной спокойной жизни, к разбору вещей в благотворительной лавке дважды в неделю и к работе в садовом центре со Стивеном по выходным.
В сентябре в садовом центре всегда бывало особенно интересно. Летняя волна обезумевших домовладельцев, вдруг обнаруживших, что их сад пребывает в полнейшем запустении и бросившихся наверстывать упущенное, успевала схлынуть. Песчаные горки, детские плавательные бассейны и кустики в горшках для оживления палисадников оставались в прошлом. В сентябре начиналась новая жизнь, дети отправлялись в школы. Наступало время стряхнуть с себя летнюю одурь и задраить люки, готовясь к плаванию длиною в год. В сентябре полагалось высаживать в горшки луковицы цветов к Рождеству. Долгие годы Аннелизе с удовольствием сажала луковицы для рождественского базара и пропустила только один сезон, в прошлом году.
Весь день накануне Аннелизе провела в садовом центре, за оранжереей, обложившись мешками компоста, брикетами торфа и огромными пакетами с луковицами гиацинтов, рассортированными по оттенкам. В этой хорошо знакомой монотонной работе было что-то успокаивающее. Аннелизе брала в руки хорошенький горшочек, накладывала на дно глиняные черепки, затем торф, землю и компост, а потом аккуратно втыкала крепенькую луковичку. Больше всего ей нравились белые гиацинты, сочетание нежной бледной зелени и крошечных восковых цветков с упоительным ароматом. Дома она обычно высаживала луковицы в две голубые фарфоровые вазы, и к Рождеству чудесные белоснежные гиацинты расцветали. Они всегда были частью рождественских украшений. Но в этом году Аннелизе не собиралась сажать цветы.
Она поднялась на ноги, морщась от боли. Кости по-прежнему ныли, нужно было продолжить прогулку, чтобы размять мышцы и прогнать одеревенелость.
Ходить по песку считается полезным, походка становится пружинистой, но Аннелизе никогда этого не любила. Возможно, потому, что в молодости видела слишком много страшных фильмов, где людей засасывало в зыбучие пески, и они тонули, погружаясь все глубже, пока их не накрывало с головой. Аннелизе всегда настороженно относилась к песчаным дюнам, для нее они таили в себе опасность.
Глядя на бухту с отмели, она подумала о бедном ките. Тот специалист из службы охраны морских животных, Петерсен, все еще оставался в Тамарине и жил в Долфин-Коттедже вместе со своей грязнущей собакой. Аннелизе иногда встречала в городе эту парочку, но всякий раз старалась свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с ними. Хотя, возможно, она была несправедлива к этому Петерсену, он сделал все что мог.
Грустно было видеть, как такое красивое и сильное животное мечется вдовушке и умирает, так и не найдя выхода, только потому, что отказал сонар. «Вот и со мной так же, – подумала Аннелизе. – Эдвард и Бет были моим сонаром, но они ушли, и я осталась впотьмах. Ослепшая, беззащитная, потерявшая цель».
Должно быть, кит утонул, медленно опустился на дно. Почему-то считается, что утонуть – лучший способ спокойно уйти из жизни, хотя кто может доподлинно об этом знать? Утонувший уже никогда не расскажет, как он умер.
Внезапно песок, по которому она ступала, стал тверже, плотнее. Аннелизе посмотрела под ноги и поняла, что подошла к самой кромке прибоя и стоит на гладкой, мокрой полосе, покрытой клочьями белой пены. В следующий миг нахлынувшая волна обдала ее фонтаном брызг, вода залилась в туфли, но Аннелизе не двинулась с места. Забавно было стоять, не меняя позы, чувствовать, как вода холодит ноги в легких спортивных туфлях, и все-таки не отступать.
После недели жары, солнца и ярких сентябрьских красок небо вдруг заволокло тучами, день выдался холодным и серым. Но Аннелизе не пугал холод. Напротив, он нес с собой утешение и покой, ибо в нем была заключена великая логика природы. Когда стоишь осенью в воде, становится холодно, это так же верно, как то, что икс плюс игрек равно зет. Непреложность этого правила успокаивала. Приятно, что на свете еще существует нечто постоянное и незыблемое, математически выверенное и логичное.
Прислушиваясь к новым ощущениям, Аннелизе сделала еще один шаг. Вода обняла ее лодыжки под джинсами. Странное чувство. Ноги покрылись гусиной кожей, но Аннелизе этого не заметила.
Море было таким же, как всегда, – огромным, всесильным. Но оно больше не казалось ей пугающим. Страшным был весь остальной мир. Природа честна и бесхитростна, она играет по правилам и всегда дает то, что обещает. Это так называемая цивилизация вечно норовит нанести подлый удар исподтишка.
Аннелизе остановилась и запрокинула голову, позволяя мыслям течь легко и свободно, подобно волнам, ласкавшим ее колени.
Море примет ее в свои объятия. Окоченевшая от холода, бесчувственная ко всему, она будет плыть, все вперед и вперед. Да, так и будет. В конце концов, люди всего лишь животные, та же органика. Слиться с первозданной материей, что может быть естественнее? Раствориться в океане, стать частицей Вселенной. Опуститься на дно вместе с китом, медленно умирающим в бухте. Пожалуй, так будет лучше всего.
Тем, кто ее знал, будет грустно. Смерть – печальная вещь. Но рано или поздно печаль проходит. Люди возвращаются к своим делам, жизнь продолжается.
Бет ждет ребенка. Аннелизе попыталась не думать о малыше, будущем внуке или внучке. Ребенок был частью будущей жизни, а она не желала думать о будущем. В этом будущем ей не было места. Она давно раздала все долги, и ничто не привязывало ее к этой жизни.
Она сделала свой выбор.
Аннелизе побрела навстречу прибою, и вода сомкнулась вокруг ее талии. Волны тихо плескались, поднимаясь все выше, одежда намокла, но это было не важно. Вода достигла груди, покрыла плечи. Было холодно. Аннелизе медленно шла, с каждым шагом все больше удаляясь от берега. Когда-то, еще ребенком, она радостно и шумно вбегала в воду, чтобы порезвиться в волнах, или осторожно кралась, тихонько взвизгивая и жалуясь на холод, смеялась, поддразнивала других купальщиков и хихикала в ответ на их веселое подкачивание.
Сейчас все было иначе, и все же Аннелизе не испытывала страха. Решимость уйти вытеснила из ее головы все мысли, а именно к этому она и стремилась последние два месяца: перестать думать. Все это время ее мозг безостановочно работал. Она просыпалась среди ночи, и одни и те же мучительные вопросы прокручивались в ее голове снова и снова, словно заезженная пластинка, и невозможно было остановить этот бред, разве что разбить голову о стену.
Таблетки не действовали. От ее болезни не было лекарства, оставалось только накачиваться снотворным до такой степени, чтобы нельзя было разомкнуть веки, но какой смысл в подобном существовании? Нет, она выбрала куда более надежный способ уйти из жизни. Море позаботится о ней. В толще воды она обретет покой, который так долго искала.
Дно вдруг резко ушло у нее из-под ног. Аннелизе поняла, что больше не ступает по песку, а перебирает ногами в воде, стараясь удержаться на поверхности. «Лучше перестать, – подумала она отрешенно. – Невозможно утонуть, взбивая ногами воду. Или все-таки возможно? Нужно просто подождать, когда усталость возьмет верх и ты мягко опустишься на дно, как тот кит».
Аннелизе не знала ответа. Холод пронизывал ее до костей. Не лучше ли прекратить сопротивление и уступить? Аннелизе вытянулась и закрыла глаза. Намокшая одежда и туфли тянули ее вниз, и вот голова ее медленно ушла под воду.
Лицо свело холодом. Волосы наплывали на глаза, лениво колыхались, как морские водоросли. Что же делать дальше? У нее, кажется, была какая-то цель? Или план? Мысли текли неторопливо, словно она вдруг оказалась в параллельной вселенной, где ход времени намного медленнее земного.
Аннелизе крепко зажмурилась, гоня прочь назойливые мысли. Ей хотелось только одного: просто быть. Не думать, не чувствовать, не двигаться, не пытаться всплыть, яростно колотя по воде руками и ногами. Пускай теперь океан решает ее судьбу, потому что она сама уже не в силах ничего решить в своей жизни. Она сыта этим по горло.
– Все хорошо, я вас держу! – прохрипел низкий мужской голос.
Кто-то держал ее и тянул за собой. Потрясенная Аннелизе попыталась вскрикнуть и захлебнулась, соленая вода обжигала горло. Она задыхалась, кашель раздирал грудь, и внезапно ее охватил страх. Она была в море, по шею в воде, и кто-то очень сильный тащил ее к берегу. Она все кашляла и кашляла, руки и ноги безвольно висели, тело будто свело судорогой, но ее уже вытаскивали из воды на песок, и теперь она не чувствовала ничего, кроме холода, смертельного холода.
Глава 18
Иззи понимала, что не стоит лезть из кожи вон ради свидания с бывшим любовником, но ничего не могла с собой поделать.
Когда Джо позвонил и пригласил ее на обед (всего один обед, на прощание), она согласилась и, к собственному удивлению, принялась ломать себе голову, что же надеть, чтобы произвести на Джо впечатление.
– Надеюсь, ты не пойдешь, – сказала Карла. Она невольно оказалась свидетельницей разговора, потому что Иззи ответила на звонок Джо в агентстве, а в крошечном офисе «Силвер – Уэбб» понятия «конфиденциальность» попросту не существовало.
– Считай, что дело закрыто, – заверила ее Иззи. – Я собираюсь поставить жирную точку.
«Чертовски эффектную точку, – решила она, доставая из гардероба узкое облегающее платье, похожее на то, что было на ней вдень их первой встречи с Джо. – Все кончено, кончено, – твердила она себе, – но почему бы не постараться выглядеть красивой на этом последнем свидании? Что в этом плохого?»
Джо пригласил ее в «Янтарную комнату», фешенебельный ресторан в деловой части города. «Это знак, – подумала Иззи. – Джо решил подвести черту. В ресторане его наверняка знает каждый второй. Только идиот способен привести в подобное место женщину, с которой у него интрижка, а Джо Хансен отнюдь не идиот». Это могло означать только одно: они с Джо больше не любовники.
В такси по дороге в ресторан Иззи накрасила губы супердорогой красной помадой и сверху мазнула блеском. Ее боевая раскраска – современная защитная броня – недвусмысленно заявляла: «Я принимаю вызов».
Немного подумав, она еще раз провела по ресницам щеточкой с тушью. Ни одна женщина не позволит себе расплакаться, зная, что на щеках останутся черные потеки. А Иззи Силвер не собиралась плакать. Она призвала на помощь всю свою выдержку и, придав лицу выражение небрежного спокойствия, уверенной походкой вошла в ресторан. Почтительный метрдотель проводил ее к столику Джо. Тот уже ждал ее, и Иззи тотчас бросился в глаза его свежий загар, особенно заметный на фоне белоснежной рубашки. Джо был одет безукоризненно, как всегда, но сквозь кашемировую элегантность проглядывал уличный забияка и драчун.
– Здравствуй, Иззи. – За сдержанным приветствием последовал дружеский поцелуй в щеку. Мимолетное прикосновение губ.
– Извини, я немного задержалась, – схитрила Иззи. Она опоздала намеренно.
Они обменялись парой ничего не значащих фраз, пока официант принимал их заказ и церемонно раскладывал салфетку на коленях у дамы.
– Ты отлично выглядишь, – заметила Иззи. – Успел слетать на Кейп-Код?
– Да, выбрался на несколько дней прокатиться на яхте, – кивнул он. – Погода была фантастическая.
Еще недавно Иззи глубоко ранили подобные признания, упоминания о той скрытой половине жизни Джо, где ей не было места, о семейном отдыхе на Кейп-Коде и о многом другом. Сейчас же все было иначе. Тупая боль шевельнулась в ее душе, но Иззи тотчас подавила ее. Джо женатый человек, напомнила она себе. У него есть семья, дети, и не важно, какие запутанные отношения связывают его с женой, это его жизнь. Он волен идти куда захочет, плавать под парусом, загорать, отправляться в Акапулько и танцевать на берегу. Он вправе делать все, что пожелает. К ней это не имеет ни малейшего отношения. С Джо Хансеном покончено.
– Я тоже прекрасно провела выходные, – отозвалась она. – Слетала в Вашингтон повидать подругу. Она журналистка, работает в «Хилл», чудесная девушка. Мыс ней одновременно приехали в Нью-Йорк из Ирландии.
Когда позвонила Сорча, Иззи почувствовала себя ужасно виноватой: она так и не выбрала время, чтобы слетать в Вашингтон. В Тамарине Иззи дала себе слово непременно увидеться с подругой, но потом, погрузившись с головой в дела «Силвер – Уэбб», совершенно забыла о своих планах. К счастью, Сорча была не из тех, кто копит обиды и ищет повод оскорбиться.
– Слава Богу, что ты наконец объявилась, – радостно выпалила она, выслушав сбивчивые извинения Иззи и ее рассказ о «Силвер – Уэбб». – Идея с агентством – просто классная. А я уж было решила, что тут замешан мужчина и ты поэтому затаилась и носа не показываешь.
– Ну… – замялась Иззи, – вообще-то мужчина действительно был. До того как мы открыли агентство.
– Если хочешь приехать и выплакаться всласть у меня на плече, милости прошу. Ты только представь себе, в Вашингтоне на сто женщин приходится всего восемьдесят девять мужчин, жуткая несправедливость! Я тоже с удовольствием поплачу вместе с тобой.
– Я не собираюсь плакать, – самоуверенно заявила Иззи. – Я с ним покончила.
Сорча выдержала весьма красноречивую паузу и добавила:
– Что ж, тем лучше для тебя. Вообще-то я тебе не верю, что бы ты там ни говорила. Но сделаем вид, что так и есть, пока ты снова не сойдешься с ним, идет?
– Вашингтон великий город, – задумчиво сказал Джо. – Я там бываю по делам время от времени.
Иззи представила себе Джо в обществе таких же магнатов и политиканов в какой-нибудь роскошной вашингтонской гостинице вроде отеля «Марк». Богатые люди играют в «серых кардиналов», как другие играют в пейнтбол.
Метрдотель закончил наконец священнодействовать над столом и удалился.
– Ты выглядишь великолепно. – На этот раз голос Джо звучал совсем по-другому, проникновенно и немного заискивающе. Иззи недоуменно подняла брови, обдав Джо холодом. – Так что ты там говорила насчет своего агентства? – поспешно исправился он. Казалось, ему потребовалось усилие, чтобы принять прежний дружеский тон.
Иззи торжествующе улыбнулась: немногим удавалось положить Джо Хансена на обе лопатки.
– Ну, – бодро начала она, – мы уже нашли чудесное помещение, и нас теперь трое. Карлу ты знаешь. – Уж конечно.
Джо не забыл Карлу, ведь она налетела на него как коршун, яростно защищая Иззи. – Еще с нами Лола Монтерей, с которой ты вроде бы не знаком (мы работали вместе в «Перфекте»), и, наконец, я. Мы уже провели наш первый кастинг. Он прошел блестяще, и теперь нам предстоит куча работы. Надвигается Нью-Йоркская неделя высокой моды, уже в пятницу мы участвуем в двух показах, для агентства «плюс-сайз» это звучит невероятно. Но похоже, в индустрии моды ветер переменился, и моделям не обязательно быть худыми как тростинки. Замечательное время для нас. А кроме того, перед поездкой в Ирландию я работала на крупную косметическую компанию, и на осень у меня намечено несколько встреч с представителями линии «Супагерл», они заинтересовались нашими девушками и хотят попробовать с ними работать. Для них это смелый шаг, и если из этого что-то получится, будет потрясающе.
– А может что-то получиться? – заинтересовался Джо.
– Я уверена в успехе, – подтвердила Иззи. – Парочка фирм уже вовсю использует женщин вместо подростков в рекламе своей продукции, правда, главным образом речь идет о различных средствах для ухода за кожей, а не о декоративной косметике. Кто-то должен первым рискнуть, вот в чем дело. Множество людей выступает сегодня против худосочных, тощих моделей, но красивые плоские девочки-подростки рекламируют товары долгие годы, и большинство компаний желает сохранить статус-кво. Мы же предлагаем нечто совсем иное, и хотя многие мысленно на нашей стороне, инерция пока еще слишком сильна.
– Все постепенно изменится, – задумчиво сказал Джо, складывая вместе кончики пальцев. – Сейчас бизнес все больше старается следовать нормам морали, на рынок выходит масса компаний достаточно богатых, чтобы позволить себе подумать об этике.
– И все-таки грустно, что такую естественную вещь, как привлечение в модельный бизнес женщин обычных размеров, рассматривают сквозь призму морали, как некую правозащитную программу, ни много ни мало.
– Всегда держи в голове цель, конечный результат, – назидательно заметил Джо. – Если твое начинание провалится, ты никому не сможешь помочь. – Ты уже нашла для своего агентства новых роскошных красавиц, супермоделей будущего? – спросил он, неожиданно сменив тему.
Иззи улыбнулась холодно и равнодушно.
– Я так и думала, что ты об этом спросишь. Cherchez la femme, «ищите женщину», как говорят французы. Она должна быть новичком на подиуме, чтобы ты ею заинтересовался, да?
– Я не имел в виду ничего подобного, – возразил Джо. – Я не собираюсь подыскивать себе другую женщину. – Бесшумно возник официант с напитками, последовал обычный обмен вежливыми фразами и позвякивание заменяемых приборов. – Мне просто интересно, как идут дела у тебя в агентстве, вот и все, – добавил Джо, когда исчез официант. – Не думал, что этот обед окажется таким трудным. – Голос Джо звучал буднично, но напряженный взгляд выдавал его с головой.
Иззи чувствовала, как Джо, сидя напротив, буквально пожирает ее глазами.
– Я тоже не ожидала, что наш разговор будет таким тяжелым, – запинаясь пробормотала она. – Мы встретились, чтобы подвести черту. Я пытаюсь цивилизованно попрощаться с тобой и закрыть эту тему раз и навсегда. – Хладнокровие внезапно покинуло Иззи. Она незаметно сделала несколько медленных глубоких вдохов. Обычно это помогало успокоиться и привести в порядок мысли, но только не на этот раз. Джо удалось-таки выбить почву у нее из-под ног. Она, наверное, сошла с ума, когда решила, что сможет запросто пообедать с ним. Одно его присутствие лишает ее рассудка, и боль одиночества становится нестерпимой. А она еще тешила себя иллюзией, что порвала с ним. Это какой-то бред.
Иззи смотрела на Джо, и ее захлестывало желание. Нужно было немедленно положить конец этому безумию, запечатать сосуд, пока злой джинн не вырвался на волю.
– Я ни в чем тебя не обвиняю, Джо, не пойми меня превратно. Я просто хочу объяснить. Теоретически я шла на связь с тобой сознательно, с открытыми глазами, но в действительности была слепа и чудовищно наивна. Я по-настоящему не сознавала, что ты женат и чем это обернется, – сказала Иззи, обращаясь больше к себе, чем к Джо. – Возможно, потому что сама я никогда не была замужем, и у меня нет детей, я не понимала, что меня ждет рядом с тобой. Я думала, – она тяжело вздохнула, признаваясь в собственной глупости, – что ты все уладишь. Твои мальчики будут счастливы, и мы сможем начать новую жизнь. Надо же быть такой дурой! – Джо собирался что-то сказать, но Иззи заговорила снова: – Дома, в Ирландии, я узнала, что тетя Аннелизе разошлась с мужем, моим дядей. Он бросил ее ради другой женщины. Когда тетя сказала мне об этом, я… – у Иззи сдавило горло от волнения, – я готова была провалиться сквозь землю. Мне хотелось съежиться и стать незаметной. Аннелизе ни о чем не подозревала, пока не застала мужа дома вдвоем с этой женщиной. Он ушел и разом перечеркнул тридцать лет жизни с женой. И я подумала сразу о двух вещах, Джо. Меня потрясло, что у дяди хватило смелости разрубить узел одним ударом, и еще я представила себе третью сторону нашего треугольника, твою жену. Раньше я не думала о ней, верила, что между вами все кончено и жена не в счет. Но я ошибалась, ваш брак был вполне реальным.
