Текст книги "Уроки разбитых сердец"
Автор книги: Кэти Келли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
– Пора, девочки, – сказала она, вставая с диванной подушки на балконе. – Пойдем пить чай. Я умираю от голода.
Предстоящая встреча с Белтонуордом пугала Лили. Подобравший подруг на дороге старенький грузовичок, натужно кряхтя, взобрался на холм, и Дайана радостно крикнула:
– Смотрите, вот наш дом. – В разговорах Дайана из вежливости всегда преуменьшала богатство своей семьи, и теперь при виде огромного особняка – родовой усадьбы Белтонов – у Лили душа ушла в пятки. Поодаль тянулся ряд внушительных домов, занятых под военные базы сухопутных войск, военно-морского флота и военно-воздушных сил. Белтонуорд избежал этой участи исключительно из-за его удаленности и обособленности от остального мира. Здесь разместили санаторий для выздоравливающих солдат. Великолепный парк, окружавший дом, был идеальным местом для прогулок, раненые бродили по тенистым аллеям, стараясь забыть кровавый кошмар, который довелось увидеть.
– Силы небесные! – ахнула Мейзи. – Вот это да! Ты, верно, Принцесса, дорогая, потому что твой папочка должен быть королем, чтобы содержать такой домище.
– Слушай, Мейзи, заткнись, – огрызнулась Дайана.
В ее голосе слышалось непривычное раздражение, и Лили тотчас сообразила, что Дайана тоже нервничает из-за свадьбы. Мейзи мгновенно замолчала.
Грузовичок остановился у массивной парадной двери, и на пороге появились два пожилых джентльмена.
– Папочка! – Дайана бросилась к дверям и обняла более тщедушного из старичков. На вид ему было лет семьдесят, на загорелой лысой голове, покрытой старческой гречкой, белело несколько редких седых прядок.
Лили окинула взглядом заштопанный во многих местах вязаный жилет, бледно-голубую рубашку и фуляровый шейный платок, очки на носу и приветливую улыбку на морщинистом лице отца Дайаны.
– Мейзи и Лили, это мой папа, сэр Арчибальд Белтон, и Уилсон.
У Лили язык не поворачивался назвать пожилого человека, старше ее отца, просто по фамилии. Уилсон? Нет, это невозможно.
– Здравствуйте, сэр Арчибальд, здравствуйте, мистер Уилсон, – сказала она. Сэр Арчибальд и бровью не повел, но Уилсон явно пришел в смятение.
«Что ж, – подумала про себя Лили, где пенни, там и фунт: заварила кашу, так не жалей масла». Она подхватила свой маленький чемодан.
– Уилсон отнесет ваши вещи, дорогая, – любезно предложил сэр Арчибальд.
– Не беспокойтесь, – улыбнулась Лили. – Я справлюсь сама.
Без большинства картин и скульптур стены Белтонуорда казались немного голыми. Наиболее ценные произведения искусства хранились в обширном погребе вместе с неизменно сокращающимися запасами вина (по слухам, сэр Арчи сильно переживал оттого, что лишился своего драгоценного рейнвейна), и все же здесь было на что посмотреть. Сэр Арчи подхватил под руку дочь и, радостно болтая, повел девушек в дом. За дверью Мейзи и Лили остановились, ошеломленно разглядывая огромный холл. Впереди виднелась широкая лестница, а на стенах, затянутых выцветшим красным дамастом, кое-где еще висели фамильные портреты Белтонов. Мужчины с длинными, как у борзых, носами, похожие на сэра Арчи, и напудренные, украшенные лентами женщины с лошадиными лицами, такими же, как у несчастной Сибил, надменно взирали на них с потемневших холстов, словно хотели сказать: «Да, мы богаты и могущественны, нам подвластно все, на что мы смотрим».
Кое-где облупившаяся золоченая лепнина над головой сияла в лучах солнца, шаловливые херувимы и нимфы на украшенном богатой росписью высоком сводчатом потолке резвились среди золотистых облаков.
Две огромные, покрытые мелкой сеткой трещин, бело-голубые вазы с изображением раскосых китайских девушек стояли у изгиба лестницы, и Лили, видевшая в Ратнари-Хаусе немало подобных вещей, догадалась, что они стоят целое состояние.
– Господи Иисусе, – прошептала Мейзи, когда они взбирались по мраморной лестнице, – никогда не собиралась замуж за какого-нибудь богатого хлыща, но теперь, кажется, понимаю, что в этом находят другие.
– Ты бы другими глазами взглянула на это райское местечко, если бы тебе пришлось самой мыть тут лестницы, – шепнула в ответ Лили, вспомнив мраморные полы в Ратнари-Хаусе.
Не важно, сколько у нее будет денег в будущем, она ни за что не станет заставлять другого человека драить ей полы, решила Лили.
– Верно подмечено.
Мейзи и Лили отвели одну комнату на двоих, и когда девушки остались одни, Лили уселась на ближайшую из двух одинаковых кроватей. Белоснежные стеганые покрывала из хлопка выглядели новыми и свежими, но все остальные вещи в комнате казались древними и выцветшими, в том числе тяжелые занавески с цветочным узором и потертый ковер на полу.
– Да, здесь тебе не «Ритц», – разочарованно фыркнула Мейзи.
– Это самая обычная семейная спальня, – объяснила Лили, – в таких остаются ночевать члены семьи или друзья детей. Настоящие комнаты для гостей выглядят получше, но не слишком помпезно. Излишняя роскошь считается дурным тоном.
– А я бы купалась в роскоши, живи я здесь, – вздохнула Мейзи, с любопытством открывая один за другим ящики комода.
– Потому-то мы с тобой никогда и не станем женами богатых хлыщей, – рассмеялась Лили. – Нам захочется иметь круглосуточное отопление, шелковые постельные покрывала, как у Греты Гарбо, и свой «роллс-ройс», а шикарные мальчики предпочитают старые занавески, обходятся без отопления да еще заставляют тебя штопать им носки, вместо того чтобы купить новые. Богатым людям нет нужды выставлять свое богатство напоказ.
– Странные они какие-то, вот что я тебе скажу, – покачала головой Мейзи, и подруги начали спешно приводить себя в порядок, готовясь к встрече с матерью Дайаны и остальными гостями.
– Мама в малой гостиной, – предупредила Дайана, когда все трое тронулись вниз по широкой мраморной лестнице. – Ей не терпится познакомиться с вами, она так много о вас слышала.
Дайана сменила дорожный костюм на пару стареньких брюк для верховой езды и легкий свитер. В этом наряде она казалась совсем юной, и Лили поймала себя на мысли, что дома Дайана выглядит немного иначе, чем в Лондоне. И в который раз за этот день Лили вспомнила Тамарин. Она представила себе, как привозит туда на свадьбу Дайану с Мейзи и показывает им все заповедные уголки своего детства. Лес, где они с Томми когда-то играли в прятки, ручей, вблизи которого лежали на животах, болтая руками в студеной воде. Она познакомила бы подруг со своей мамой, и она бы им непременно понравилась. Лили мечтательно улыбнулась. Маму все любят, она такая добрая и приветливая. Но возможно, с Дайаной мама держалась бы по-другому, более церемонно, ведь Дай – одна из тех, других. Почему люди придают так много значения подобным вещам? Разве это так важно?
Малая гостиная помещалась в левой части дома, рядом с покоями хозяев, а все восточное крыло было отдано под санаторий.
Увидев девушек, мать Дайаны встала и с улыбкой протянула руки им навстречу.
– Как замечательно, что вы приехали. – В ее голосе слышалась искренняя радость. Леди Белтон была точной копией Дайаны, только постарше, с тем же милым лицом и живой улыбкой, и с волосами, тронутыми сединой.
– Здравствуйте, леди Белтон, – чопорно поздоровалась Лили.
– У меня такое чувство, словно я давно вас знаю, девочки. Вы были очень добры к Дайане. Я никогда не устану вас благодарить. – Мать Дайаны улыбалась так тепло и приветливо, что Лили вздохнула свободнее. «Может, все не так уж плохо», – с надеждой подумала она.
Сэр Арчи при всем своем дружелюбии был джентльменом старой закваски: он умел быть очаровательным и радушным, но ни на минуту не забывал о своем положении. А леди Белтон больше походила на Дайану и была добра ко всем, независимо от их происхождения и социального статуса. «Леди Айрин она бы не понравилась», – с удовольствием отметила про себя Лили.
Обед проходил «в узком семейном кругу», как простодушно выразилась Дайана. За столом к Лили, Мейзи, Дайане, Эванджелине Белтон и сэру Арчи присоединилась Сибил со своим женихом, капитаном Филиппом Стэнхоупом, молчаливым молодым человеком с тяжелым квадратным подбородком.
Сибил хотя и была всего на два года младше сестры, характером резко отличалась от Дайаны. Весь вечер она говорила только о предстоящей свадьбе, брюзжала насчет платья и цветов и жаловалась, что из-за «этой ужасной затянувшейся войны» бракосочетание не будет таким пышным, как могло бы быть.
Лили подумала о тех, кто на себе испытал ужас войны, о Мейзи, потерявшей мать, и молодых людях в отдаленном крыле дома, чьи тела и души навсегда искалечены тем, что им пришлось пережить на линии фронта. Здесь, в тихом мирке Белтонуорда, война казалась чем-то далеким и нереальным. Сибил была членом местной «Земледельческой армии» [11]11
Женская добровольческая организация, члены которой работали на фермах во время Второй мировой войны.
[Закрыть], организовывала работу девушек-дружинниц, и Лили невольно задумалась, как же она обращается с несчастными девятнадцатилетними девчонками, вызвавшимися помочь фронту и оказавшимися за много миль от родного дома, вынужденными вставать в пять утра, чтобы доить коров или садиться за руль трактора.
– Вы выросли на ферме. Вам бы следовало вступить в «Земледельческую армию», – вдруг резко сказала Сибил, обращаясь к Лили, как будто прочитала ее мысли.
– Выходит, я зря училась на медсестру? – невозмутимо откликнулась Лили.
– Но вы ведь работали медсестрой еще в Ирландии, – возразила Сибил обвинительным тоном, словно этот факт перечеркивал все заслуги Лили. – Не здесь, не в Англии.
Лили почувствовала, как в душе ее закипает гнев. Знакомое ощущение. Она давно научилась справляться с ним.
– Нет, – произнесла она будничным тоном. – Я не работала медсестрой в Ирландии. Я только помогала местному доктору.
– Сибс! Лили прирожденная медсестра, не то что я, – воскликнула Дайана.
– Что ж, раз ты так говоришь, – пробормотала Сибил, грозно нацелив на Лили свой длинный нос.
– Так откуда, говорите, вы приехали, дорогая? – поинтересовался сэр Арчи.
Лили окаменела. А вдруг отец Дайаны знаком с Локрейвенами? Сейчас он заведет разговор о них, и сразу же выяснится, что Лили работала горничной в Ратнари-Хаусе. При одной мысли об этом ее передернуло от отвращения.
– Из Уотерфорда, – ответила она, что было чистой правдой. Тамарин принадлежал к графству Уотерфорд.
– Да-да, конечно, – благодушно закивал сэр Арчи.
После обеда все вернулись в малую гостиную. Эванджелина опустилась в кресло у пустого камина и продолжила работу над гобеленом, где среди зеленых деревьев пасся белый единорог, а Дайана, Сибил, сэр Арчи и Филипп уселись играть в карты. Мейзи и Лили, равнодушные к карточной игре, устроились у окна и тихонько разговаривали, глядя на парк за окном. Вообще-то Лили ничего не имела против карт, но отказалась играть, опасаясь, что Белтонам вряд ли знакомы игры, к которым она привыкла дома.
Готовясь к свадебному торжеству, Уилсон, Филипп и сэр Арчи собрали все садовые стулья на маленькой террасе рядом с розарием. Двери на террасу решили держать открытыми, чтобы гости могли выйти на воздух подышать и вернуться в салон, когда им захочется. Сибил была в ярости, что руководство санатория не предоставило ей для торжества бальный зал.
– Они не могут, дорогая, ты же знаешь, – успокаивала ее Эванджелина. – Нам не на что жаловаться. Каждому приходится вносить свою лепту в общее дело.
– Думаешь, они с капитаном уже делали это? – шепнула Мейзи, наклонившись к Лили.
– Сибил? – Лили неопределенно пожала плечами. – Не знаю. Что-то непохоже, чтобы они с ума сходили друг по дружке.
Филипп и Сибил были знакомы с детства и отнюдь не пылали друг к другу бешеной страстью. Лили знала, как выглядят влюбленные. Она не раз видела, как девушки возвращаются в сестринский дом под утро с горящими щеками, со смазанной помадой и растрепанными прическами. Они тихо крались по лестнице, зная, что если матрона их обнаружит, скандал будет грандиозный. Лили всегда было интересно, что значит испытывать нечто подобное к мужчине. Случится ли когда-нибудь и с ней такое? Конечно, у нее бывали свидания с молодыми людьми, но ни один из них не пробудил в ней нечто хотя бы отдаленно похожее на страсть.
– А я бы обязательно переспала со своим женихом, будь я помолвлена, – совершенно неожиданно заявила Мейзи.
Лили изумленно уставилась на подругу, она всегда считала Мейзи самой добродетельной из них троих. Хоть та и любила отпускать шуточки насчет охотниц покувыркаться с солдатами, у нее были строгие моральные принципы, привитые воспитанием.
– Он ведь может уйти на фронт и не вернуться, а вы так и не были вместе, несмотря на помолвку, – объяснила Мейзи. – Но если ты забеременеешь, то у тебя останется частица твоего любимого.
Лили зябко поежилась.
– Мне кажется, самое ужасное, что может случиться, – это когда тебя разлучают с тем, кого ты любишь. Только что вы были вместе, и вдруг его увозят неизвестно куда. Как после этого спокойно спать?
– Может, потому мы трое и подружились, – задумчиво протянула Мейзи, – что у нас нет возлюбленных на фронте.
– Такая уж у нас работа, – заметила Лили. – Выходишь замуж – приходится оставить службу, а стоит забеременеть, и тебя выгонят с треском. – И то и другое казалось Лили совершенно немыслимым. Работа была для нее на первом месте, а любовные отношения представлялись чем-то незначительным, не стоящим внимания. Вдобавок она так много часов проводила на работе, что вряд ли могла позволить себе какую-то жизнь за пределами больницы, хотя другим сестрам это удавалось. Дайана и Мейзи встречались с молодыми людьми, обедали вместе или ходили в кино, но Лили делала это крайне редко. – К тому же мы видим вокруг слишком много болезней и смертей. Это отбивает охоту влюбляться.
– Говори лучше за себя, – рассмеялась Мейзи. – Мне хочется встретить свою любовь. Может, завтра подвернется какой-нибудь потрясающий парень и нокаутирует меня одним ударом.
– Куда вероятнее, что какой-нибудь старый болван получит солнечный удар, и тебе придется до самого вечера обтирать его влажной губкой.
– Если вспомнить, какая я везучая, боюсь, ты права!
Погода в день свадьбы стояла отменная. О такой погоде мечтает любая невеста: яркое солнце, синее, без единого облачка, небо и ласковое тепло без той изнуряющей жары, от которой завяли бы цветы, с трудом выпрошенные у соседей и тайком собранные во всех окрестных садах. Лили встала рано, успела прогуляться посаду и вышла на маленькое пастбище за домом, где небольшое стадо коров задумчиво щипало траву, лениво отмахиваясь хвостами от мух. Если закрыть глаза и сделать глубокий вдох, то можно представить себе, что ты дома, в Ирландии, среди зеленых лугов, и тебя окружают знакомые запахи теплой земли и пасущегося рядом скота. Лили на мгновение зажмурилась, ее охватила острая тоска по дому.
В Белтонуорде царило настоящее светопреставление. По всему дому разносились гневные вопли Сибил, ей не нравилась ее прическа и еще она твердила, что кто-то умыкнул ее духи.
– Во флаконе оставалось совсем чуть-чуть, я специально берегла их для этого дня! – возмущалась она. – Как же могло такое случиться со мной?
Лили и Мейзи быстро оделись и помогли друг другу уложить волосы.
– Твои локоны так красиво блестят, – улыбнулась Мейзи, отступая на шаг, чтобы полюбоваться каштановыми кудрями Лили, сколотыми с двух сторон черепаховыми гребнями. – Ты ополоснула их пивом или чем-то в этом роде?
– Нет, не пивом, – ухмыльнулась Лили. – Духами Сибил!
– Врешь небось? – захихикала Мейзи.
– Есть немного.
– А жаль. Маленькому чудовищу это пошло бы только на пользу. Не представляю, как Дайана ее выносит.
– Брось, Сибил не так ужасна, как кажется. Она просто избалованная девчонка, которая мало что успела повидать на своем веку. Если бы она пожила немного с нами, мы бы мигом привели ее в чувство. Побыв несколько дней на подхвате в больнице, она тотчас опустилась бы с небес на землю.
– А я думала, ты терпеть ее не можешь.
Лили покачала головой:
– Нет, просто мне не стоило заводиться, но Сибил удалось-таки меня допечь, вот мы и сцепились, словно два бойцовых петуха. Ладно, впредь буду знать. В конце концов, она всего лишь ребенок.
– Ну ты и мудра, старушка. – Мейзи восхищенно прищелкнула языком. – Значит, дадим мисс Спесивой Гордячке возможность исправиться?
– Скажи лучше, миссис Спесивой Гордячке, – рассмеялась Лили. – До четырех осталось всего ничего.
Часовня действительно была маленькой и скромной, с пуритански строгим каменным алтарем и каменными молитвенными скамьями, смягченными лишь ветхими бархатными подушечками для коленопреклонения. Оказавшись внутри, Лили почувствовала легкую тревогу, ведь католикам не положено посещать службы в других церквях. Пришлось напомнить себе, что она пришла сюда только ради свадьбы. Вряд ли это считается большим грехом. «Нужно будет упомянуть об этом проступке на исповеди и напустить побольше тумана в письме к маме», – решила она.
К четырем часам в церкви собралось около сорока человек, включая викария и седовласую пожилую леди, сидевшую справа за органом. Торжество проходило куда скромнее, чем в довоенное время. Как призналась Дайана, большинство друзей дома не смогли присутствовать на свадьбе Сибил, вдобавок многие из тех, кто прибыл в Белтонуорд, сумели выбраться всего на несколько часов и должны были вскоре уехать. С учетом вышесказанного невесте не стоило сильно опаздывать. Было всего десять минут пятого, когда она, показалась на пороге часовни, опираясь на руку сияющего, гордого отца, и все собравшиеся разом восхищенно вздохнули. Популярного в последние годы парашютного шелка здесь не было и в помине: невеста явилась в подвенечном наряде из брюссельского кружева, перешитом из бального платья матери. Сибил не обладала красотой и прелестью Дайаны, природа не наделила ее ни яркими красками, ни безупречными чертами лица, ни мягким очарованием, присущим ее старшей сестре, и все же в день своей свадьбы она была чудо как хороша.
Похоже, жених тоже так думал. Его суровое лицо смягчилось, когда он увидел невесту. Шафер – высокий молодой человек в форме морского офицера – тоже повернул голову, и Лили впервые увидела его лицо. На мгновение их взгляды встретились. Серые глаза офицера заглянули в зеленовато-синие глаза Лили, и ее обдало жаром, как будто грудь пробило огненной стрелой. Но в следующий миг шафер отвел взгляд, и Лили смогла перевести дыхание.
Церемония оказалась короткой и простой, совсем не похожей на торжественные католические обряды, к которым привыкла Лили. Когда венчание завершилось и новобрачные направились вместе по проходу, лицо Сибил светилось нескрываемым торжеством: наконец-то она заполучила мужа.
– Я всегда плачу на свадьбах, – пробормотала Мейзи, прикладывая к глазам отделанный кружевом платочек. – Сама не знаю почему. Мама всегда говорила, что я глупею от слез. Наверное, я слишком сентиментальна.
– В этом нет ничего плохого, – возразила Лили, обнимая подругу за талию. – Слезы напоминают нам, что мы еще способны что-то чувствовать. А если вспомнить, сколько горя нам приходится видеть каждый день… так это счастье, что мы еще не разучились плакать.
– Ты права, – кивнула Мейзи. – Я все думаю о тех двух детишках, которых привезли на прошлой неделе. Они лежали рядышком в светлых пижамках и как будто спали, а на самом деле их убило взрывом бомбы. Никак не могу забыть их.
– Я тоже. – Лили зябко обхватила себя руками. В военное время смерть становится обыденностью. Но страшнее всего видеть раненых и мертвых детей. Существуют вещи, к которым невозможно привыкнуть. Медсестре приходится ежедневно иметь дело со смертью, такова уж ее работа. Нужно быть сильной, чтобы сдюжить. Но если ты ожесточилась настолько, что уже не чувствуешь боли при виде чьего-то безжизненного тела, тебе лучше бросить эту работу.
– Пойдем, милая. – Лили встала со скамьи и потянула Мейзи за собой. Остальные гости тоже устремились к выходу вслед за женихом и невестой. – Давай повеселимся и забудем о войне.
Леди Белтон удалось достать кое-что получше, чем два фунта вареного окорока, отпускаемые на свадьбу по карточкам. Даже сэр Арчи, строгий ревнитель правил, противник всяческих послаблений, всего лишь немного поворчал и сдался, когда Эванджелина раздобыла для свадебного пира настоящие иные отбивные и яйца бентамки [12]12
Бентамка – карликовая порода кур.
[Закрыть]. Эти деликатесы стоили Яличного запаса обычных куриных яиц. Леди Белтон собирала их несколько недель, готовясь к свадебному торжеству. «Великое дело – жить в сельской местности, девочки, возгласил сэр Арчибальд накануне свадьбы, весело поглядывая на Лили, Мейзи и Дайану. – Не знаю, что бы мы делали без наших кур».
Эванджелина держала четырех куриц на отгороженном клочке огорода и ухаживала за ними сама. «До войны я и представить себе не могла, чтобы мама взялась разводить цыплят, – призналась как-то Дайана. – Она из тех, кто никогда не сдается. И руки у нее золотые».
Из куриных яиц получились нежные бутерброды с кресс-салатом, а драгоценные яйца бентамки сварил и вкрутую и подали с листьями салата-латука, выращенного на огороде. О традиционном свадебном торте мечтать не приходилось, его заменяли маленькие, украшенные цветами пирожные из желе и единственный бисквитный пирог, одноярусный, довольно скромных размеров. Праздничный стол был так красив, что даже Сибил не нашла к чему придраться. Лучшее шампанское сэра Арчи определенно пошло ей на пользу. Сибил заметно смягчилась и выглядела не такой суровой, как обычно. Брюзгливая гримаса сошла с ее лица. Погода держалась прекрасная, гости бродили по залу, выходили на террасу и присаживались на стулья, наслаждаясь теплым майским солнцем.
– Видела бы меня сегодня моя старушка мама. – Жизнерадостная улыбка Мейзи вдруг исчезла, лицо вытянулось, глаза подозрительно заблестели.
– И я подумала о том же, – откликнулась Лили, обнимая подругу. Она сказала неправду. Ее мать вся издергалась бы, увидев, что дочь водит компанию с аристократами. Кеннеди издавна чистили обувь господам, стирали их белье, готовили им еду, и никогда не стояли с коктейлем в руках на каком-нибудь приеме, держа себя с хозяевами, будто с ровней. Мать Лили пришла бы в ужас от подобного панибратства, но Мейзи ни к чему было об этом знать. – Твоя мама гордилась бы тобой, – прошептала Лили. – Она была бы на седьмом небе от радости. Как она всегда говорила? Батюшки… как там дальше?
– Батюшки-светы, святые угодники! – рассмеялась Мейзи. – Бедняжка никогда не сквернословила, не то что я. Она сказала бы: «Батюшки-светы, Мейзи! Подумать только, ты пьешь джин с вермутом в обществе этих важных господ».
– Еще коктейль, мисс? – Рядом с ними незаметно возник Уилсон с прямой, как шомпол, спиной.
Лили тотчас почувствовала его молчаливое неодобрение. Все остальные были очень приветливы с медсестрами – подругами Дайаны, даже сэр Арчи с его ленивым добродушием держался крайне любезно. Только Уилсон поглядывал на девушек с нескрываемым подозрением, словно видел перед собой двух попрошаек, которые хитростью проникли в тронный зал и собираются сбежать, прихватив с собой все фамильное серебро.
– Почему бы нет? – Мейзи осушила свой бокал. Чистый джин и добрая порция итальянского вермута – это был ее любимый коктейль. – Спасибо, дорогой. – Она лучезарно улыбнулась Уилсону, не обращая ни малейшего внимания на его угрюмую, насупленную физиономию.
Лили позавидовала ее безразличию. Как бы ей хотелось не придавать значения злобе всех Уилсонов этого мира, не испытывать мучительную неловкость, оказавшись среди тех, кто смотрит на нее сверху вниз. Мейзи чувствовала себя легко и свободно в любом окружении, как и Дайана. Они не мучились от неуверенности в себе, не оглядывались на других, пытаясь угадать, кто что думает. Лили постоянно терзали подобные мысли.
Новобрачные станцевали пару вальсов, чтобы доставить удовольствие гостям постарше, а затем настала очередь джаза, и Филипп достал свои любимые грампластинки.
– Обожаю эту музыку, – мечтательно сказала Сибил, кружась в объятиях мужа.
При виде этой безмятежно-счастливой пары Лили вдруг особенно остро ощутила свое одиночество. Весь день ее неотступно преследовали воспоминания о доме, и теперь Белтонуорд показался ей враждебным и чужим. Что она делает здесь? Лили взяла бокал и вышла на террасу.
Когда закончится война, она вернется домой. Здесь ей никогда не найти того, к чему стремится ее сердце. Дома по крайние мере она будет среди близких, и пусть подчас она ощущает рядом с ними свою чужеродность, не важно, ведь это чувство сопровождает ее повсюду, где бы она ни была.
– Привет. – Незнакомый мужской голос вывел ее из задумчивости. Лили повернула голову и увидела шафера жениха, морского офицера. Она не взялась бы определить его ранг: Лили не умела, как Дайана, распознавать знаки отличия, не разбиралась в лентах и нашивках. – Вы тоже сбежали? – В его голосе чувствовался легкий акцент, едва заметная шотландская картавость.
Лили на мгновение задержала взгляд на лице офицера. Она давно овладела искусством настраиваться на волну собеседника, научилась говорить то, что от нее хотели услышать. Чтобы выжить в чужой стране, приходится подобно хамелеону принимать окраску окружающей среды. Но именно сейчас у нее не было ни малейшего желания под кого-то подлаживаться. Тоска по дому обострила ощущение отчужденности.
– Да, – коротко бросила Лили. – Мне кажется, я здесь не ко двору. Кроме Дайаны и Мейзи, я никого тут не знаю. И мне неинтересны разговоры о прежних прогулках на яхте по Средиземному морю, – добавила она, глядя через открытую дверь гостиной на танцующую невесту в облаке брюссельских кружев.
– В военное время трудно поддерживать светские беседы, – согласился шафер и, проследив за взглядом Лили, принялся задумчиво рассматривать новоявленную миссис Стэнхоуп. – Нелепо говорить о пустяках, когда… – он внезапно осекся и продолжил, – когда вокруг творится такое.
Лили посмотрела на шафера с неожиданным интересом. Она ожидала, что он ответит что-нибудь вроде «Выше нос, старушка. Может, еще по коктейлю?», как будто, накачавшись джином, можно подавить сомнения и получить ответ на любой вопрос. Но этот мужчина не был похож на лощеных офицеров, приятелей Дайаны, с их снисходительной насмешливостью и чисто британским шармом, присущим лишь тем, в чьих жилах течет голубая кровь, такие способны отпускать шуточки даже под дулом пистолета. Нет, этот человек был грубее и жестче. Даже широким квадратным лицом с плоским носом боксера и глубоко посаженными глазами он больше походил на крестьянина, ставшего военачальником, чем на аристократа.
– Мне простительно быть нелюдимой, я здесь чужая, но вы, должно быть, всех тут знаете? – забросила она пробный камень.
– Многих, – кивнул молодой человек. – Мы с Филиппом школьные друзья. Лейтенант Джейми Хэмилтон, – вежливо представился он и протянул широкую ладонь.
Глядя в глаза лейтенанту, Лили пожала протянутую руку, ее охватило то же волнение, что и в часовне, когда она поймала на себе его взгляд.
– Судя по имени Джейми и вашему выговору, вы родом не из этих мест, – сказала она, пытаясь скрыть смятение.
– Я шотландец, из Эршира. А вы сестра Лили Кеннеди из Ирландии?
– Да, – улыбнулась Лили. Услышав ее речь, нетрудно было догадаться, что она ирландка. Но как он узнал ее имя?
– Тяжелая у вас работа.
– Да. – Лили кивнула, не сводя глаз с его лица. – Тяжелая.
– Вас это мучает? Страшно видеть вокруг себя кровь и смерть?
Лили редко задавали подобные вопросы. Возможно, потому что в Лондоне горожане каждый день смотрели в лицо смерти. Здесь знали, что такое война. Большинство предпочитало обходить эту тему молчанием. Даже когда кто-нибудь умирал, о нем скорбели недолго. Казалось, люди боятся думать о смерти, будто этим можно накликать беду; они гнали прочь опасные, мрачные мысли, бежали от них, как от заразной болезни. Если хочешь выжить, остается лишь смотреть прямо перед собой и храбро, не оглядываясь идти вперед.
– Да, – сказала Лили. – Бывает страшно и мучительно. Я почти четыре года работаю в больнице, и иногда мне кажется: если бы я знала тогда все, что знаю сейчас, возможно, не пошла бы в медсестры. У меня были довольно расплывчатые представления о службе медсестры, мне хотелось помогать людям, облегчать их страдания, быть кем-то вроде доброго ангела. Но в действительности все выглядит иначе: ты лезешь из кожи, чтобы сохранить человеку жизнь, мечешься, стараясь успеть, а вокруг тебя люди умирают мучительной смертью, и чаще всего не в твоей власти им помочь… не знаю, как это описать. Но бывает, открывается второе дыхание, когда работаешь в операционной или в палатах, и выпадает трудный день, но приходится держаться, потому что от тебя зависит чья-то жизнь. – Лили замолчала, от волнения у нее перехватило дыхание. Господи, и что это она так разоткровенничалась с незнакомым человеком?
– Вечеринки помогают вам развеяться или только утомляют? – спросил Джейми.
– И то и другое, – рассмеялась Лили. – Чудесно бывает забыть обо всем и танцевать, но потом становится как-то не по себе, и начинаешь чувствовать себя виноватой.
Лили отвернулась и принялась разглядывать танцующие пары.
– Мне знакомо это чувство, – признался Джейми. – На войне хочется быть подальше от бойни, а оказавшись в тылу, стремишься вернуться назад.
– А где вы служите? – спросила Лили.
– На подводной лодке. Я помощник командира корабля, заместитель командующего. Месяц назад был ранен и попал в госпиталь.
Лили заметила, что Джейми не назвал место, где получил ранение. Это не слишком ее удивило, ей приходилось слышать, что подводники – люди скрытные и предпочитают держать карты «ближе к орденам».
– Вы ведь работаете вместе с Дайаной в королевской бесплатной больнице?
Лили молча кивнула. Она тоже не спешила выкладывать карты на стол.
– Откуда вы приехали?
– Из Тамарина, маленького городка на юге Ирландии. Вряд ли вы о нем слышали. Он стоит у самого моря, милое тихое местечко, совсем не похожее на Лондон.
– Почему вы оставили его?
– Потому что мне хотелось стать медсестрой, а я не могла себе позволить платить за обучение дома. Мой отец кузнец, а мать служит экономкой в усадьбе, похожей на эту, хотя и не такой огромной. – «Я из другого теста, – мысленно крикнула Лили. – Вот так. Если я тебе нравлюсь, ты останешься. Но я не собираюсь притворяться. Я не из вашего круга».
Из комнаты послышалось пение: Мейзи исполняла свою коронную песню «Ламбет-уок». У нее был чудесный голос, и вскоре все в гостиной уже двигались под музыку. Природа наградила Мейзи необыкновенным обаянием, замечательной способностью нравиться. Ее всегда окружали толпы людей. Лили была лишена этого дара. Обычно она держалась настороженно, предпочитала оставаться в тени и молча наблюдать.
