Текст книги "Сумерки Эдинбурга"

Автор книги: Кэрол Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Завитки тумана обвивали ноги шагавшего к Виктория-террас Иэна, словно выпрашивающий угощение кот. Проходя мимо «Зайца и гончей», он заметил метнувшуюся в боковой проход тощую фигуру. Что-то в осанке и стремительных движениях показалось Иэну знакомым, и он решил нагнать человека, хотя тот явно старался избежать встречи. Подбежав к пабу, инспектор выглянул из-за угла как раз вовремя, чтобы увидеть, как незнакомец сворачивает за противоположный угол здания. Иэн развернулся и побежал под стеной паба, надеясь, что беглец никуда не свернет.

Так оно и случилось. На углу здания, где узкий проулок выводил на освещенную газовым фонарем улицу, Иэн со всего размаху врезался в бегущего ему навстречу Крыса. Сперва на остром личике появилось выражение страха и удивления, а потом оно расплылось в фальшивой улыбке.

– Ну надо же, инспектор! Какой приятный сюрприз!

– Ой ли? У меня создалось впечатление, что вы хотели от меня сбежать.

– С чего бы это мне бегать?

– С ходу назову вам несколько причин.

– «Не узнавай друга в три дня, а узнавай в три года», – сказал Крыс, увлекая Иэна под сень свесов паба. – Но уж от вас-то я точно убегать не стал бы… Если б сразу узнал, конечно, – добавил он, нервно озираясь.

– Спутали с кем-то?

– Именно. Глаза подводят.

– Разрешите тогда поинтересоваться, кого и почему вы так опасаетесь?

Крыс деликатно кашлянул:

– Так, небольшое карточное недоразумение.

– Мухлевать тоже уметь надо.

– Ваши беспочвенные инсинуации ранят меня! – Появившееся на лице Крыса оскорбленное выражение было невероятно правдоподобным.

– А мы ведь не закончили наш разговор.

– Правда? – откликнулся Крыс, не сводя глаз с улицы, которую оглашали пьяные крики и смех из «Зайца и гончей».

– Помнится, во время нашей последней встречи в пабе мне удалось избавить вас от изрядной головомойки.

– В высшей степени любезно с вашей стороны, – сказал Крыс, беспокойно переступая с ноги на ногу и почесывая свой длинный нос.

– Может, согласитесь просветить меня в отношении нескольких деталей моего расследования?

– Я всегда счастлив возможности оказать служащим полиции посильную помощь, инспектор.

– Что вы знаете о карточных фокусах?

– А вам зачем?

– Боюсь, я не вправе раскрывать подробности дела.

– А с чего вы решили, что я знаю что-то о фокусах?

– Одна мышка нашептала – к слову сказать, не ваша ли то была кузина, мистер Крыс?

– Интересненько, – ответил тот, прижимаясь к стене паба, чтобы увернуться от брызг, летевших из-под колес проехавшего кеба. – Вот только мне, к сожалению, надо бы уже валить отсюда.

– Поменять позицию хотите?

– Вроде того.

– Прекрасно, – сказал Иэн, – я знаю отличное местечко неподалеку.

Вскоре они уже сидели в «Белом олене» – каждый с пинтой эля. Местные завсегдатаи были публикой гораздо менее шумной, чем в «Зайце и гончей», – сейчас за столиками сидели преимущественно студенты, предпочитающие дракам и бесчинствам Бёрнса и Милтона.

– Ну и? – сказал Крыс, стреляя взглядом по залу таверны. – Что вы хотели у меня спросить?

Иэн вытащил из кармана трефовую четверку:

– Видели когда-нибудь такую?

– Ну надо же, – сказал Крыс, разглядывая скелетов в залихватских фесках, – ничего себе картиночка. Нет, таких не встречал. Что еще вас интересует?

– Буду благодарен, если сможете рассказать мне об искусстве карточного шулерства.

– Мне, конечно, льстит ваше внимание, инспектор, но я занятой человек.

– За ваше время я вам заплачу.

Крыс наклонился вперед, изогнув тонкие губы в улыбке:

– Полагаю, вы не намерены использовать все, что я скажу, против меня же?

– Меня интересует гораздо более серьезное преступление.

Крыс надолго припал к кружке, потом поставил ее на стол и вытер губы.

– Шулерство – старинное искусство, его придумали для того, чтобы оставить с носом наживающиеся на людях заведения.

– И других игроков.

– Но дело это рисковое. Ни в коем случае нельзя поддаться искушению козырнуть своим мастерством.

– Отчего же?

– Потому что это верная смерть. Действовать нужно абсолютно незаметно – если, конечно, смерти специально не ищешь.

– А в карточных фокусах тот же принцип?

– Как говорил великий Робер-Уден, карточные фокусы – это шулерство на потеху. Техника тут дело второе. Самое главное в фокусах не твое мастерство, а эффект, который они производят.

– Каким же образом добиться такого эффекта?

– Главное в фокусе – заставить зрителей смотреть туда, куда тебе нужно. Способов для этого есть много, но самый известный – отвлечь их, направить их внимание на что-то иное.

Иэн махнул официанту, чтобы тот обновил стаканы.

– Продолжайте, прошу вас.

– Проще говоря, чтобы скрытно провернуть фокус, надо сперва дать зрителям что-то такое, от чего они не оторвут глаз. Давайте покажу, – сказал Крыс, вытаскивая из кармана жилета колоду карт. – Всегда ношу с собой на всякий случай. Попроще, конечно, чем ваша, да не в том фокус. А неплохо! – добавил он, хихикнув. – Фокус-то ведь и правда не в том, а?

Он принялся стремительно тасовать карты своими длинными тонкими пальцами, а потом протянул колоду Иэну:

– Берите.

Иэн вытянул бубновую четверку.

– Ага! – воскликнул Крыс с хитрой улыбкой. – Амбициозную карту взяли.

– То есть?

– Название такое. Она всегда оказывается на верху колоды, куда бы вы ее ни положили. Давайте покажу, о чем я.

Он ловко разделил колоду на две части и положил карту Иэна поверх нижней стопки рубашкой кверху.

– Ваша карта? – спросил он, отгибая ее и показывая Иэну.

– Да.

– А теперь засунем ее в середку верхней стопки – видите?

– Да.

– Теперь снова делаем одну колоду, и карта должна быть где-то посередине, верно?

– Да.

– И тем не менее она каким-то образом снова забирается наверх, – сказал Крыс, снимая верхнюю карту и показывая Иэну все ту же бубновую четверку.

Иэн непонимающе уставился карту:

– Как это у вас вышло?

– Это двойной подъем – прием весьма распространенный. Вы обратили внимание, как я отогнул карту, показывая ее вам, когда она лежала на нижней половине колоды?

– Да.

– Так вот я благополучно ввел вас в заблуждение. Поверх этой карты лежала другая – и именно ее я засунул в середину верхней половины колоды. Двойной подъем.

– Потрясающе.

– Детские забавы. Впрочем, хороший фокус должен производить впечатление, даже если его потом объяснишь.

– Я впечатлен.

Крыс алчно взглянул на него:

– А может, выразите свое восхищение в более осязаемой форме?

Иэн вытащил кошелек и протянул ему пятифунтовую банкноту.

– Весьма великодушно, – кивнул Крыс, аккуратно складывая бумажку и убирая ее в карман жилета. – Надеюсь, я еще не раз смогу быть полезен вам в будущем.

– Вполне возможно, что вы только что помогли мне найти ответ на главную загадку этого дела.

– А подробнее?

– Я могу сказать только, что там, судя по всему, не обошлось без искусного переключения внимания.

Иэн поднялся и бросил несколько монет на стол.

– Но…

– Благодарю, я перед вами в долгу.

Инспектор накинул пальто и вышел на темную улицу, оставив удивленного Крыса наедине с двумя полупустыми кружками имбирного эля.

Обнаружив свою квартиру пустой и темной, Иэн одновременно почувствовал облегчение и разочарование. Впрочем, Бахус несколько скрасил возвращение, пронзительно известив о своем голоде и кружась вокруг ног хозяина. Аккуратно переступив через кота, Иэн отправился на кухню и впился в остатки приготовленного братом мяса. Ел он стоя, время от времени бросая куски жадно хватавшему их Бахусу.

Когда Иэн добрался до кровати, кот тут же устроился рядом и, закинув лапу на руку хозяина, громко замурчал. Глаза Бахуса были полузакрыты, а на морде застыло выражение полного умиротворения. Ну почему, подумал Иэн, глупому животному так легко достается счастье и спокойствие, в то время как люди устраивают бесконечные войны, чтобы резать друг друга, и готовы часы напролет измышлять, как причинить собрату вред?

Почему семья, призванная дарить покой и утешение, становится источником мучений? История его собственной семьи оборвалась слишком резко, оставив чересчур много вопросов без ответа. Это было похоже на бездарную повесть с хромым сюжетом, оставившим множество линий без должного завершения. Иэн рассеянно гладил голову Бахуса, а тот вдруг протянул лапу к лицу хозяина и легко провел подушечками по его щеке. Сердце Иэна сжалось от стыда и сожаления. Ну почему ему гораздо проще сдружиться с бессловесной тварью, чем по-доброму отнестись к собственному брату? А может, он был обречен отталкивать людей из-за того, что в его характере не хватало чего-то важного? Грудь Иэна стиснул приступ жалости к самому себе, но он тут же привычно отгородился от этого чувства другой, гораздо более приемлемой для него эмоцией – злостью.

Взглянув на тоненький полумесяц, робко заглядывающий в окно с востока, Иэн решительно натянул одеяло до самого подбородка, и все же хоровод тревожных мыслей не оставлял его. Трагедия, случившаяся с его семьей, не страшнее сотен других, что происходят каждый день, – так зачем же настырно бередить рану? Боль и ярость прочно поселились в его сердце, вольготно устроившись там совсем как кот, лежащий сейчас под боком, и Иэн был бессилен изгнать их.

Наконец он сел, зажег стоящую на тумбочке лампу и, покопавшись в выдвижном ящике, достал белый лист. Иэн не думал, хороши ли строчки, которые он вывалит на бумаге, или бездарны, – ему просто становилось от этого легче.

 
Безвольна Бога длань, бездушна,
Иль даже хуже того – равнодушна.
Да как он смеет требовать от нас того.
Что сам нам не дает, пустыми пичкая словами
О той любви, которую от нас же прячет,
А мы тем временем сгораем от стыда,
Как против вали в спальню приведенная невеста.
 

Иэн не слишком-то верил в христианского Бога – просто его ярости нужна была хоть какая-то мишень. Строчки и правда ослабили напряжение, так что, вновь откинувшись на подушку, Иэн даже улыбнулся при виде Бахуса, вытянувшего лапу, будто приветствуя возвращение хозяина.

Но когда он наконец заснул, сон не принес облегчения. В явившихся кошмарах Иэн гнался за убийцей по забитым людьми улицам, сквозь лабиринты клоузов и виндов, пока оба не уткнулись в голую кирпичную стену. Когда задыхающийся убийца повернул к преследователю побагровевшее лицо, Иэн окаменел. Из глубины темного зловонного тупика на него смотрел его собственный брат.

– Что, не ожидал? – глумливо выкрикнул Дональд. – Дурень ты дурень! Улики повсюду были, да только ты их даже не замечал.

Иэн попытался ответить, но не смог выдавить ни звука – язык отказывался подчиняться ему, как и ставшие ватными ноги. Он беспомощно смотрел, как Дональд превращается в одного из тех мерзких скелетов, что плясали на оставленных убийцей картах. Брат запрыгал в джиге, стуча голыми костями и не сводя с обомлевшего Иэна пустых глазниц. Вырвавшийся наконец из груди Иэна дикий вопль утонул в издевательском хохоте Дональда.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

Люси Дэвенпорт шла по улице Кэнонгейт с обмотанной несколькими слоями фланели головой и безуспешно пыталась не обращать внимания на звучащие внутри ее голоса. А ведь она так надеялась, что, закрыв уши, сможет заглушить преследующий ее повсюду мучительный шепот!

Увы, она ошибалась. Сейчас Люси вела беседу с тем, кого она назвала Злобный Сет. Это был скверный тип, обожавший поносить ее и без конца напоминавший ей о ее никчемности.

«Неудивительно, что мать выставила тебя», – бормотал Сет Люси, ковылявшей под витриной «Галантереи Мак-Кленнона». Увидев ее, нарядные продавщицы разом закачали головами и зацокали язычками – ах, бедная Болезная Люси, одна-одинешенька на улице в такую непогоду. Но Люси не обращала на погоду ни малейшего внимания – когда она начинала слышать голоса, ей только и оставалось, что переставлять одну ногу вслед за другой.

«Дурошлепка никчемная», – снова забубнил ее мучитель. Сет обожал грязно ругаться: накануне он обозвал ее «фэни» – вдвойне обидным словом, означавшим одновременно дуреху и вагину.

– И вовсе нет, – пробормотала Люси, зажимая уши, потому что впереди показался шарманщик с обезьянкой. Горожане радовались встрече с ними лишь немногим больше, чем с самой Люси. И хотя дети обожали смотреть на трюки маленького зверька, большинство взрослых если и подавали шарманщику, то лишь в надежде на то, что он не станет задерживаться и пойдет дальше. При виде Люси шарманщик учтиво приподнял шляпу, как настоящий джентльмен, а она постаралась ответить не менее любезной улыбкой, хотя тут же невольно отшатнулась при виде скачущей обезьянки. Этот уродец с крошечной головкой, острыми зубами и глубоко посаженными глазками всегда напоминал ей сушеные человеческие головы, которые она девчонкой видела в лавках Лондона.

Ей казалось, что все это было уже очень давно – Болезная Люси прожила в Эдинбурге бóльшую часть своей жизни. Голоса впервые зазвучали у нее в голове на восемнадцатый день рождения, и вскоре после этого родители весьма бесцеремонно выставили ее на улицу. Сейчас она была в середине своего третьего десятка, хотя точно назвать свой возраст не смогла бы. Родители вместе со множеством других обитателей Эдинбурга погибли в последнюю эпидемию холеры, и Люси осталась на этом свете совершенно одна.

Но Эдинбург всегда пекся о своих чудаках, и редкий день проходил без того, чтобы кто-нибудь не предложил Люси миску горячей похлебки или старую одежку. Когда ее сознание прояснялось, Люси отправлялась в библиотеку и одну за другой поглощала все попадающиеся книги – от популярных романов до трудов по ботанике. Все окрестные пасторы знали ее и рады были видеть в церкви, а в лучшие дни она даже помогала проводить уроки в воскресных школах.

Но нынешний день был плохим. Когда она начинала слышать голоса, то не могла оставаться на одном месте и принималась бесцельно бродить по улицам, качая головой и разговаривая со своими невидимыми собеседниками. При виде Люси идущие в церковь семьи переходили на другую сторону улицы, а матери прижимали лица детей к юбкам, чтобы те не видели несчастную.

«Все только на тебя и пялятся, – сказал Сет. – Ты для них глупая бесполезная корова».

– Да что ты вообще можешь знать? – пробормотала Люси, потуже затягивая повязку на голове и останавливаясь перед витриной пекарни «Хлеб насущный». Глядя на пышные пироги и ряды пирожных в глазури всех цветов радуги, она почувствовала, как рот наполняется слюной. Вот бы попробовать хоть что-то из всей этой красоты…

«Куда это ты собралась?» – сварливо спросил Сет, когда Люси свернула за угол в узкий проулок.

– Заткнись уже, дурак, – пробормотала она, медленно шагая между двух стен на непонятный звук.

Вот он раздался вновь – явно отсюда, с задворок пекарни. Люси окинула пытливым взглядом тесный проход – несколько мусорных баков, груды редисочной ботвы да полуприкрытая клеенкой груда порыжевших пружин от кровати. Люси уже развернулась, чтобы вернуться на улицу, но тут со стороны ржавых пружин вновь послышался все тот же звук.

Осторожно обходя мусор, она подошла поближе и приподняла клеенку. Под ней прямо поверх пружин лежал мальчик лет десяти. Он не двигался, и Люси решила, что он умер, – выходит, это не его стоны привели ее в проулок? Светлые волосы мальчишки были прямыми и длинными, под глазами виднелись красные полукружья, но, несмотря на это и на размазанную по щекам грязь, его лицо показалось Люси симпатичным.

«Беги отсюда, корова ты тупая! – прошипел Сет. – Они ж решат, что это ты его порешила!»

Люси не стала обращать внимания на его слова, а прикоснулась к лицу мальчика, и тут он неожиданно распахнул глаза и попытался сделать вдох. Люси испуганно отшатнулась и со всего размаху шлепнулась на мостовую, больно ударившись о камни копчиком. Кое-как перевернувшись и встав на четвереньки, она подобралась поближе к мальчику. Тот снова закрыл глаза, не подавая признаков жизни. Люси присела рядом и, положив его голову себе на колени, убрала с глаз мальчика длинные светлые волосы и стала гладить его лоб. Губы его были синими, а лицо неестественно белым, в серых пятнах, как поверхность крапчатого мрамора.

– Ну же, – прошептала Люси, – дышать-то можешь?

Она понимала, что нужно как-то привести мальчика в чувство, но не представляла, что именно надо делать. Расстегнув воротник рубашки, Люси обнаружила охватывающий шею ребенка багровый след. Она достаточно много знала о смерти, чтобы с первого взгляда распознать след удушения.

– Кто ж это тебя так? – пробормотала она, и, к ее немалому удивлению, синие губы приоткрылись в едва заметной попытке что-то произнести. Люси припала к ним ухом:

– Что-что?

То были даже не слова, а едва слышный выдох умирающего человека:

– Ф-ф… Фок-с…

– Громче говори! – воскликнула Люси. – Что ты мне сказать-то хочешь, парень?

Однако сорвавшийся с уст мальчика выдох оказалось последним. Он медленно захрипел и сомкнул губы уже навсегда, оставив скорчившуюся на равнодушной мостовой Люси сжимать в объятиях холодное безжизненное тело.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Иэн Гамильтон проснулся вместе с ясным зябким рассветом.

Он смежил веки всего лишь на мгновение, однако, когда вновь поднял их, спальня уже была залита светом, от которого забухало в висках. Судя по направлению солнечных лучей, была уже середина утра. Иэн прерывисто вздохнул, потер пальцами глаза и замер, отчетливо услышав мощный звук работающего где-то совсем рядом парового движка. Повернув голову, он обнаружил прямо перед собой громко урчащего Бахуса с полузакрытыми глазами. Иэн даже удивился тому, насколько порадовало его присутствие животного – он протянул руку, и кот принялся усердно тереться пушистой мордочкой о пальцы хозяина.

– Уже поздно, – сказал он, сбрасывая одеяло, – пойдем завтракать.

В тот момент, когда ноги Иэна коснулись пола, раздался спешный стук в дверь. Он чертыхнулся и, накинув халат, вышел в прихожую. За дверью стоял сержант Дикерсон с вытаращенными глазами на все еще помятом после сна лице. Кое-как застегнутый мундир свидетельствовал о том, что хозяин натягивал его в изрядной спешке.

– Дикерсон, – непонимающе уставился на подчиненного Иэн, – у вас же сегодня вроде выходной.

– Собирайтесь, сэр, нужно идти.

– В чем дело?

– Парнишку убили – точь-в-точь как остальных.

– Где?

– Уорденс-клоуз, это сразу за Грассмаркетом.

– Тело уже видели?

– Нет, сэр, я как услышал – сразу к вам.

Иэн снова чертыхнулся:

– Ловите кеб, я выхожу.

– Да, сэр.

Через пять минут Иэн выбежал на улицу, оставив за дверью голодного раздосадованного кота. Предоставленный сам себе Бахус выскользнул на улицу через свою дверцу и отправился на поиски живого завтрака. На его счастье, Эдинбург никогда не знал недостатка во вредителях – и далеко не все они были четвероногими.

Когда Иэн вышел из кеба, остановившегося рядом с цепочкой констеблей, первым, что он почувствовал, была ударившая в нос пронзительная вонь гнилой капусты. Эдинбург был городом весьма пахучим, и очередная оттепель наполнила воздух самыми малоприятными из его ароматов. Здесь уже собралась толпа зевак, отчаянно тянущих шеи в надежде заглянуть в проулок. Среди них стояло несколько работников «Хлеба насущного» в белых передниках, Иэн заметил и пару газетчиков.

– Это опять душитель, инспектор? – крикнул один из них.

– Кого он убил на этот раз? – вторил другой.

– Когда вы его уже схватите?

Иэн молча прошел мимо в узкий винд на задках пекарни. Тело лежало на спине в окружении старого домашнего хлама – в глаза Иэну бросились торчащие ржавые пружины от кровати и треснутая маслобойка. С того места, где он остановился, были видны только ноги мальчика в не по размеру больших ботинках и таких же штанах. Иэн повернулся к сержанту:

– Кто обнаружил тело?

– Болезная Люси, сэр.

– Где она сейчас?

– Ждет вас в участке, сэр. Ее все это весьма расстроило, так что констебль Бауэрс решил, что будет неплохо напоить ее чаем.

– Только этого нам и не хватало – сумасшедшая свидетельница в бреду. – Иэн сделал шаг к телу, и в висках у него опять забухало. При виде светлых волос и знакомого липа он не смог сдержать стон: – О нет… Нет-нет-нет..

– Что такое, сэр? – спросил Дикерсон, участливо заглядывая в лицо Иэна. – Вы его знаете?

Иэн опустился на колени и аккуратно убрал светлые волосы с высокого лба, белого и холодного, как слоновая кость:

– Его зовут Фредди Каббинс.

– С виду бродяжка.

– Так и есть, сержант. – Иэн наклонился над телом и проверил карманы на мешковатой одежде мальчика. Она была тут как тут – аккуратно вставленная в жилетный карман карта, бубновый туз. Иэн поднял ее над головой, показывая Дикерсону.

Сержант вгляделся в кусочек картона и нахмурился:

– Он поменял масть, сэр.

– Начал новую руку.

– А для чего, как думаете?

– Хочет составить еще один стрит-флеш. – Иэн опустил карту в карман. – «Ад опустел, все черти здесь»[54]54
  Уильям Шекспир. Буря. Акт 1, сцена 2 (пер. Г. М. Кружкова).


[Закрыть], – пробормотал он, вглядываясь в лицо мертвого мальчика, застывшего на холодных камнях.

– Прошу прощения?

– Это из «Бури».

– Кажется, последняя пьеса Шекспира, да?

– И убийство это, видит Бог, последним будет! Запомните мои слова, сержант.

Но слова без следа растворились в шуме городского утра, и тогда даже сам Иэн почувствовал, что отнюдь не уверен в возможности выполнить обещанное.