Текст книги "Сплетающий души"

Автор книги: Кэрол Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Глава 19

Условия жизни одиноков удручали меня. Я не понимал, как кладовые Голубой башни наполнялись ветчиной, утиными колбасами, апельсинами, шелком, в то время как у них не было ничего, кроме таппы, глины и камней. Ответ должен был таиться в саду. Я не верил, что Исток может сообщить мне хоть что-то полезное, так что решил предпринять собственное исследование, а у Истока спросить только в том случае, если не найду ответ сам.

– Надо разобраться со светом, – предложил я как-то, когда мы с Паоло осматривали основание утесов у водопада и аметистовую пещеру. – Отчего он здесь настолько ярок, что в этом месте даже могут жить растения?

Но только здесь. Ни один одинок, с которым я беседовал, даже среди тех, кто странствовал далеко, не знал в Пределье ничего подобного этому саду.

Бледно-желтые валуны громоздились вокруг водопада и грота, и скала там казалась не такой отвесной, как те, что окаймляли сад с других сторон. Бесчисленные тропинки теснились меж камней, обещая привести тебя выше, но либо сужались и таяли, либо внезапно обрывались, уперевшись в стену. Я выбрался обратно вниз из очередного такого тупика.

– Да весь этот мир странный. Я вот могу поверить почти во что угодно. – Паоло исчез за валуном вдвое выше моего роста, потом показался над ним, запрокинул голову и пожал плечами. – Стоит попробовать здесь. Хотя дорога выглядит не больно-то ровной.

Я протиснулся между валуном и скалой и взобрался по камням, встав рядом с ним. Точнее сказать, дороги там не было вовсе. Скорее это было похоже на пролет гранитной лестницы, предназначенной для ног раза в три длиннее моих. Множество устрашающих провалов были завалены рыхлыми каменными обломками. Мы полезли вверх. Путь лежал достаточно близко к водопаду, чтобы влажные камни предательски скользили под ногами.

В четверти пути к вершине водопада Паоло тяжело осел на широкий валун. Его преувеличенный стон, когда он выпрямил спину и широко потянулся руками в стороны, эхом отозвался в скалах.

– Адово пламя, я уже выдохся. Я, пожалуй, подожду тут, пока ты не соскоблишь меня с камня по пути обратно.

Неудивительно. Путь наверх становился все круче. Самочувствие Паоло заметно улучшилось за последние недели, но его ладони все еще оставались слабыми и лежали в повязках. А мне уже пришлось несколько раз подтягиваться на новые уступы на руках.

– Если я по пути вниз вдруг буду пролетать мимо тебя слишком быстро, тебе придется протянуть руку и поймать меня, – ответил я, вглядываясь в горячее марево.

К вершине я уже скорее полз, чем шел или карабкался. Это занятие требовало всех моих конечностей и сосредоточения. Кроме того, жара стала просто убийственной. Только брызги водопада и потоки воздуха, приводимого в движение мощной струей воды, не давали мне растечься жижицей.

В конце концов крутая трещина в скале привела меня на утес. Я малость отдохнул на гладком каменном склоне, который одновременно служил и выступом, и берегом реки, переливавшейся через его край. Подо мной лежал головокружительный обрыв и цветное пятно сада. Я не видел ни крыши, ни неба – что бы ни существовало над этим странным пейзажем. Огромные волны пара висели над рекой, которая с грохотом низвергалась за край утеса, окутывая все вокруг мерцающей дымкой. Скала подо мной была горячей на ощупь.

«Уже недалеко».

То, что я искал, было поблизости. Мои кости твердили мне об этом. Мои чувства и инстинкты настаивали. После короткой передышки я еще раз промокнул влажное лицо краем рубашки и начал карабкаться вверх от края утеса, чтобы увидеть, что же лежит за каменистой кручей. Когда я достиг вершины, сердце замерло у меня в груди.

Скала резко обрывалась вниз, переходя в мерцающую равнину – в берег огненного океана, моря солнечного света, колеблющейся золотой глади, которая простиралась далеко, насколько мне хватало глаз. Из этого простора ввысь поднимались столбы переливающегося сияния, золотого, бело-голубого, красно-оранжевого, нарастающие и рассыпающиеся, словно водяные смерчи и гейзеры, которые иногда встречают моряки в человеческом мире. Сверкающая дымка грозила ослепить меня; жар едва не опалял кожу до пузырей. Если я надолго задержусь здесь, у меня не останется сил на спуск.

В этом чуде, как и в лунной двери, как в саду или отодвигающемся Крае, не было чар, только само естество Пределья. И созерцание его оставляло у меня внутри теплое удовлетворение, словно добрая пища или хорошее вино.

Мне не хотелось касаться вещества, наполнявшего море. Даже стоять так близко к обжигающей воде – или огню, или чему бы то ни было – слишком изматывало. Но и отступить я не мог. Потому что огромный полумесяц берега, изогнувшийся вдоль реки там, где она вытекала из моря и тянулась через равнину, чтобы по дороге остыть и низвергнуться с края утеса, покрывал не песок, а золотистая галька размером с кулак, выброшенная морем и рекой.

Эти камни были ключом к жизни Пределья. Море и камни загорались и угасали в том же ритме, что и солнца, согревающие более привычные нам миры. Я не мог объяснить этого, так же как и отвратительную погоду Пределья, его зеленые звезды или отодвигающийся Край. Я просто знал. Если подождать до вечера, когда камни потускнеют, их можно будет собрать и перенести в руках, в мешке или на тележке. Если положить их в песчаную ямку в башне, они станут целебным светом греть и питать маленький садик.

Свет, еда, мир… Я мог этого добиться.

* * *

Распределить камни и растения, растущие в саду, стало моей важнейшей заботой. Если мне удастся закончить задуманное, у каждого одинока будут солнечные камни, чтобы выращивать небольшой садик в собственном оплоте. Имена по-прежнему оставались чем-то особенным, что одиноки могли получить только от меня. Я пользовался ими, чтобы отличать тех, кто изменял жизнь к лучшему и подчинялся моим законам. Но хотя из этого мы сделали пышную церемонию – по предложению Роксаны, – камни и растения получал каждый.

Первая партия солнечных камней отправилась в скопление Расселины. Я понес их туда сам, мечтая рассказать согбенному философу о тех новых вещах, которые я увидел. Столь многое случилось с тех пор, как я сидел в его оплоте. Прошли недели. Пока мы шли сквозь дождь и мглу, я досадовал на то, как грубая колесная повозка Аверо замедляет движение. Когда мы дошли до расселины, я оставил остальных позади и поспешил в мрачное скопление башен. Изможденная и сухорукая молодая женщина вышла вперед, чтобы поприветствовать нас. Мое возбуждение угасло.

– Ваш предводитель, – начал я, не замечая холодного дождя, хлещущего по голове, – высокий одинок с кривым плечом… который поет…

– К нашей великой скорби, добрый путник, наш предводитель лишился пределов, – ответила женщина. – Шесть пробуждений тому назад.

– Это был зверь… или он утонул?.. – Но я уже знал ответ.

– Он очень ослаб в недавние холода, – пояснила женщина; ее глаза блестели в свете факелов. – Но счастлив он был, уча нас терпению. Он рассказал нам, как он, скромный одинок, ужинал вместе с королем Пределья, тайно путешествующим по своему королевству. Разве это не чудо? Мы дорожим этой памятью, и она согревает нас сильнее, чем огонь.

Чудо? Я не мог ответить этой женщине. Я не мог поднять на нее глаз. Вся радость моего открытия… мой план… потускнели и рассыпались прахом. Почему я за все эти недели и не подумал послать сюда помощь? Самовлюбленный, тупой дурак. Ведь Паоло предупреждал меня. Слишком заигрался в короля. В бога.

Женщина стояла и ждала, пока я снова найду в этом мире смысл.

– Печаль… скорбь… великая скорбь постигла меня при этом известии, – ответил я ей. – Я так надеялся дать ему… Что ж, мы принесли кое-что, чтобы помочь вам. Мои спутники покажут вам.

Женщина подозвала остальных обитателей расселины, которые робко ожидали ее возле своих оплотов под холодным дождем. Вроун открыл корзину и достал оттуда солнечные камни, объясняя одинокам, как их использовать, чтобы согреть башни и выращивать корни таппы и другие растения, которые Занор вытаскивал из тележки. Я стоял под дождем, размышляя о гордыне, легкомыслии и о том, как мало толку с печали или стыда, когда уже ничего больше нельзя изменить.

Когда объяснения были закончены, я попросил одиноков задержаться еще на миг, прежде чем вернуться в свои оплоты.

– Хоть я не искал и не желал этого места и хоть не дано мне ни опыта, ни мудрости, но так уж вышло, что я – ваш король. Вашему предводителю, – я кивком указал на женщину, – я даю имя Ванайя, которое значит «мудрый последователь», поскольку я вижу, что она следует по стопам вашего великого вождя, а ее собственная добрая душа учится его мудрости и милосердию. Тому же, кто ушел, я дарую имя Даэрли, которое на языке моего народа означает «провидец». Пусть же это имя отныне почитается во всем Пределье, и пусть его жизнь служит всем нам примером и напоминанием.

Напоминанием мне.

* * *

Все надежды на то, что мое присутствие в Пределье остановит огненные бури, быстро рухнули. Чем бы ни была вызвана предыдущая передышка, она закончилась. Примерно с того времени, как я нашел солнечные камни, бури начали обрушиваться с такой злобой и постоянством, каких прежде не знали одиноки. Каждые два-три дня мир рассыпался вдребезги от вспышек ослепительной белизны, и я уходил в оплот, выстроенный внутри себя, чтобы снова собрать его воедино. Паоло говорил, что бури прекращались вскоре после того, как я приступал к делу, хотя мне они казались бесконечными. Когда огни догорали, я соскальзывал в забытье и терял ощущение времени.

Потом я начал предвидеть бури, большую их часть я чувствовал задолго до начала, так что Пределье почти не страдало от разрушений. Но когда особенно жестокая буря разразилась ночью, пока я спал, она оказалась опустошительной – в Городе башен погибло около пятидесяти оплотов и куда больше в маленьких скоплениях по всей стране. Из-за столь резкого пробуждения я едва сумел с ней справиться.

Паоло признался, что после ее окончания я кричал страшнее, чем когда мне снились кошмары в Вердильоне. Минули почти полные сутки, прежде чем я пришел в себя.

С того дня я поставил охранника у своей двери, единственной задачей которого было будить меня, если начнется буря. Одиноки полагали это высочайшей почестью, какая только может быть им оказана, так что я сохранил эту должность, даже когда научился чувствовать зарождавшиеся бури по ночам, словно опытный воин, который сквозь сон слышит подкрадывающегося врага. Или, может, я больше по-настоящему и не спал.

Хотя бури пугали Роксану еще больше, чем колдовство или тюрьма, она предложила позволять некоторым из них проходить своим чередом в надежде, что в конце концов они прекратятся сами. Паоло уговаривал меня покинуть Пределье до тех пор, пока они снова не стихнут. Я отказался от обоих предложений. Теперь, когда у одиноков были сады и солнечные камни, телеги и печи для обжига, я не мог допустить разрушений, не говоря уже о потерях среди людей. А поскольку бури случались и тогда, когда меня еще не было в Пределье, не было причин надеяться, что они прекратятся, когда я уйду. Кроме того, мне хотелось добиться ответов у Истока и оставить одиноков способными позаботиться о себе, чтобы ответственность не терзала меня.

Через четыре или пять недель после того, как бури начались снова, сильнейший огненный шторм обрушился как раз в тот вечер, когда мы собрались навестить отдаленное поселение. После него я полдня пролежал в беспамятстве. Паоло предложил отложить путешествие, пока я не отдохну, но я и слышать об этом не хотел. Мы доставляли людям солнечные камни.

Мы покинули Город башен сразу после того, как зажглись огни, и вскоре уже шли по малонаселенной местности. Погода разбушевалась: густые пурпурно-черные облака клубились в небе. Дул сильный ветер, и ледяная крупа грозила освежевать нас или, по крайней мере, стереть без остатка те выступающие части лица, которые мы оставили незащищенными.

Во время нашего первого привала я скорчился с подветренной стороны скалы, пока Паоло, Вроун и остальные ели. Даже после того, как передышка закончилась, я не смог заставить себя пошевелиться. Мои конечности словно налились свинцом.

– Они пожирают тебя, так ведь?

Паоло присел на мерзлую грязь рядом со мной. Я даже не слышал, как он подошел.

– Что ты имеешь в виду?

Он протянул мне кусок сладковатого хлеба из таппы. Я покачал головой и плотнее запахнул плащ, когда порыв ветра хлестнул над камнями.

– Именно это и имею. Ты и трех глотков не сделал со вчерашней бури, и, бьюсь об заклад, я могу в три движения положить тебя на лопатки, чего мне отродясь не удавалось. А принцесса положит тебя на лопатки болтовней.

– Я просто устал. Я еще наберусь сил.

– Только не пока продолжаются бури.

– Я что-нибудь придумаю. Еще несколько недель, и мы сможем уйти из этого проклятого места.

– Так долго тебе не продержаться. И если кто-то из тех чудаков, кто все еще считает Стража своим другом, выяснит, что полдня после каждой бури ты не в состоянии соображать, они однажды прикончат нас всех.

У нас оставались еще трудности с некоторыми бывшими охранителями, которые пытались снова загнать жителей Пределья в их оплоты, били их и утверждали, что я разрушаю Исток. Большую часть одиноков до сих пор было несложно запугать.

– Я не могу уйти прямо сейчас.

– Тогда иди к Истоку. Попробуй то, что, по его словам, тебе поможет.

– Выпить из источника? Вряд ли. Я не хочу ничего принимать от Истока. Ты сам говорил, что не доверяешь ему.

– Не доверяю. Но я еще и не хочу, чтоб ты помер. Я хочу вернуться туда, где делают солонину и пекут нормальный хлеб и где я смогу примостить зад на какую-нибудь лошаденку. Если ты все равно умираешь, с тем же успехом ты можешь сделать это, пытаясь остаться в живых.

Я не ответил ему на это. Только поднялся на ноги и сказал:

– Со мной все будет в порядке. Отправляемся дальше.

Спустя три дня ударила новая буря, еще хуже предыдущей. За следующие семь светов – еще три, и я уже не мог взобраться по ступеням Голубой башни, не останавливаясь передохнуть на каждой третьей. Я настолько похудел, что на мне уже не держались штаны. Я чувствовал себя тощим, как Занор, но Занор одной рукой смог бы завязать меня в узел. Во рту стоял привкус пепла, словно внутри все выгорело дотла. Паоло продолжал пристально смотреть на меня, и я знал, о чем он думает.

Я отправился к Истоку, пока все спали. Я не взял с собой Паоло и не сказал ни ему, ни кому-то другому, куда иду. Я не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как тяжело мне подниматься по лестнице.

Огни в оплоте погасли, и в саду тоже царила ночь. Но все же было не совсем темно. Точно такие же лампы, как в башне, висящие среди деревьев на железных столбах, отбрасывали на дорожку мягкий свет. Воздух казался прохладным, но это меня не удивляло. Похоже, я больше не мог согреться.

– Приветствую, мой король. – Голос омыл меня, пропитал насквозь, когда я вошел в пещеру и опустил руку в воду. – Ты так давно не приходил сюда.

Я не стал тратить времени.

– Что ты имела в виду, сказав, что вода источника укрепит меня во всех испытаниях?

– Именно это, мой король. Эта вода предназначена тебе, поэтому она укрепит и насытит тебя.

Я поболтал ладонью в голубовато-зеленой ледяной воде. Она не имела ни запаха, ни малейшего признака чар. Я коснулся языком капли и не почувствовал ни подозрительного вкуса, ни каких-то неожиданных ощущений, кроме неодолимой жажды. Ни один инстинкт не предупреждал меня о яде. Я уже много дней не ел и не пил без неизбежной тошноты и едва смог спуститься в сад, не рухнув лицом вниз, поэтому решил, что попробовать все-таки стоит. Я зачерпнул пригоршню воды.

– Пей вдосталь, мой король. Живи. Так я и сделал.

– О, звезды ночи…

Сложно было не осушить чашу до дна. Чистая, свежая, прозрачная вода пробудила все мои чувства. Выпив столько, сколько я мог удержать в себе, я оперся на стену пещеры и соскользнул на пол, чувствуя, как вымывается пепел, выстлавший мои вены и легкие. Я не заснул, но к тому времени, как лампы погасли и начали светиться солнечные камни, я снова мог ясно мыслить. Наверное, я был угрожающе близок к смерти. В эту ночь Исток больше не заговорил со мной.

* * *

С тех пор я приходил к Истоку после каждой огненной бури. Каждый раз, когда я опускал руку в воду, голос приветствовал меня.

– Добро пожаловать, мой король. Я радуюсь тебе. Чем я могу служить тебе сегодня?

– Ты ответишь на мои вопросы?

– Пока нет. Еще не пришло время твоего понимания. Но я могу говорить с тобой о многих других вещах.

– Тогда я просто выпью воды и отправлюсь по своим делам.

– Как же ты упрям! Мне нужно придумать что-нибудь, чтобы вовлечь тебя в разговор. Мне так долго пришлось ждать твоего прихода.

– Расскажи мне то, что я хочу знать.

– Тебе стоит расширить границы того, что ты хочешь знать. Тебе недостает мудрости во многих областях.

Это стало своего рода игрой между нами.

– Скажи мне, о голос из лохани с водой, есть ли у тебя имя? – спросил я однажды, пока сидел, глядя, как свет факелов играет на поверхности источника, а вода делала свое дело.

– Я – первооснова Пределья. Возможно, это не самое изящное имя. Не слишком удобное, чтобы его произносить.

– Мне кажется странным звать тебя Истоком. Это неподходящее имя. Думаю, я мог бы звать тебя Основой.

– Как пожелаешь. А я могу звать тебя мальчишкой, а не королем, потому что в основе твоего существа лежит шестнадцатилетний юноша, пусть даже и несущий бремя короля.

Постепенно мы перешли в наших беседах к более существенным вопросам. Я начал рассказывать о бедах, с которыми ко мне приходили одиноки, о трудностях, с которыми встретились задуманные мною перемены, и о свободах, которые я дал этому народу. Я спрашивал о бродячих стаях чудовищных созданий, которые, как я знал, были разумны и угрожали отдаленным оплотам; о том, что делать с одиноками, боящимися покинуть свои башни, чтобы влиться в жизнь пробуждающегося города. Я стал думать об Истоке как о подруге, говорившей со мной так, как могла бы старшая сестра. Она никогда не указывала мне, что именно делать, но направляла мои мысли, задавая вопросы и помогая оживить в памяти все, что я когда-либо узнавал: по книгам, из наблюдений за родителями – настоящими и теми, кто вырастил меня, даже в то время, что я провел с лордами, хотя ни я, ни Исток не упоминали их по имени. Я не хотел марать красоту этой пещеры своим уродливым прошлым.

– Ответ уже есть, – говорила она, когда я кипел в разочаровании над каким-то нерешенным вопросом. – Ты просто должен увидеть его.

И почти всегда так и оказывалось.

Я вспомнил, что говорил Исток в нашу первую встречу – о том, как камню снится земля, частью которой он является, и как дождь находит дорогу в море, являющееся его сутью, – и начал верить в собственную глубинную связь с Предельем. Огненные бури, ранящие нас обоих, вода, исцеляющая меня, Исток, знакомый с моим разумом, мои отношения с этой странной землей и ее обитателями… форма Голубой башни, отвечающая моим вкусам, о которых я даже не подозревал… мое головокружение у беспокойного Края – все, что я пережил, только подтверждало ее.

Итак, дни ожидания шли, Пределье росло, а я чувствовал себя нужным. Я начал подумывать о том, чтобы вернуться сюда и закончить начатое – после того, как я улажу все свои дела в человеческом мире.

* * *

Роксана стала неоценимым помощником в вопросах управления, предлагая интересные идеи торговых законов, судебных решений и проектов. Должно быть, она изучила все философские, юридические и политические труды, когда-либо написанные в Четырех королевствах, и охотно на них ссылалась, особенно когда разносила в пух и прах очередную мою идею. Я не встречал еще никого, кому бы настолько нравилось спорить.

Она не путешествовала по Пределью вместе со мной и Паоло. Хотя она никогда в этом не признавалась, думаю, ее заставлял держаться поблизости от Голубой башни страх перед огненными бурями. После первой из них она почти неделю пролежала в кровати.

Когда Роксана не помогала мне в приемной или зале совета, как я назвал просторное помещение, расположенное дальше по коридору за моей спальней, она носилась по Голубой башне в поисках мебели, тканей, чтобы пустить их себе на платья, и вообще всего, что могло оживить «дом, в котором хозяйствуют мальчишки», как она выражалась. Она взяла на себя домашние хлопоты, обучение слуг и распоряжения, какую еду и мебель ей хочется получить из роскошеств, появляющихся в кладовых Голубой башни и больше нигде в городе. Я был счастлив, что она занялась всем этим, потому что мне вполне хватало и других дел и притом совершенно не волновало, что мы едим и на чем сидим.

То, что никто не мог объяснить, откуда взялись припасы в кладовых и как получить новые, когда они начнут истощаться, распаляло мое любопытство и выводило из себя Роксану. Она терпеть не могла тайн и загадок и как личное оскорбление воспринимала любое предположение, будто что-либо нельзя объяснить с точки зрения науки, экономики или политики. Жизнь в Пределье, которое даже самим своим существованием выходило за рамки ее понимания, едва не доводила ее до безумия. И даже после того, как она махнула рукой на науку и природу, не проходило ни дня, чтобы она не попыталась разгадать сама хотя бы самую маленькую тайну.

Так, она твердо намеревалась выяснить, как же снабжается Голубая башня, и для этого исследовать каждую ее пядь, включая сад. С некоторыми опасениями я позволил ей ходить туда, но запретил приближаться к пещере Истока.

Она приняла мой запрет, хотя и не без ворчания.

* * *

– Пойдем. Ты должен увидеть, что я нашла.

Роксана ждала меня за дверью спальни. Ее волосы завивались золотистыми локонами, а зеленое платье было, как всегда, безупречно.

– Не сегодня.

Если бы сегодня не настало сотое утро моего ожидания, может, я и заинтересовался бы ее «открытием».

Пока я шел к лестнице, она цеплялась за меня, как репей.

– Я уже две недели пыталась тебе рассказать об этом, но ты был либо в отъезде, либо слишком занят. Обещай, что выкроишь минутку и посмотришь.

– Позже. Или ты забыла? Сегодня – тот самый день, когда я получу ответы, и я не собираюсь ждать ни мгновением дольше необходимого. Я-то думал, ты сама начнешь меня подталкивать вверх по ступеням.

Когда мы дошли до лестницы, Роксана проскочила вперед меня и медленно попятилась по ней, не позволяя мне протиснуться мимо.

– Да, конечно, я хочу вернуться, но мне больше не представится возможности разгадать подобную тайну. В Лейране колдовство запрещено законом, и моя жизнь там станет невыносимо скучной. Да знаешь ли ты, как это досаждает, когда тебя не принимают всерьез, поскольку тебе досталась не та интимная часть тела, когда ты знаешь, что тебя выдадут замуж за чьего-нибудь тупого сынка, которого ты никогда не полюбишь, и что этот сифилитичный болван будет править твоим королевством?

– Ты сведешь его с ума, и Четыре королевства будут ходить у тебя по струнке.

И это будет еще страшнее.

– Это не одно и то же.

Я снова попытался просочиться мимо нее, но она сдвигалась из стороны в сторону, загораживая дорогу. Я уже почти разозлился на нее, но в своей несносной поддразнивающей манере она качнула у меня перед носом сверкающим золотисто-рубиновым предметом, а затем отдернула и спрятала его за спиной, прежде чем я мог разглядеть, что это.

– Ты ни разу не говорил мне, что это за важные вопросы. Возможно, я нашла для тебя один из ответов. Ты об этом не думал? Хотя из-за своего несносного нежелания произносить больше трех слов подряд – и особенно того, что ты думаешь на самом деле, – ты никогда этого не признаешь, ты отлично знаешь, что я не дура. Так что, когда я говорю, что нашла кое-что интересное для тебя – пусть даже и именно в этот день, – тебе действительно стоит меня выслушать, разве нет?

Я остановился.

– Хорошо. Что там у тебя?

Она снова подняла сверкающий предмет. Это оказался инкрустированный рубинами ключ, висевший на шее у Стража.

– О! Я и забыл про него.

Мои первые попытки найти ему применение оказались бесплодными, и я больше о нем не вспоминал.

– А откуда он взялся?

– Ты бросил его на столе в комнате отдыха Стража, а я решила, что не стоит его там оставлять на поживу ворам. Ты куда больше веришь в честность одиноков, чем я. Однако я выяснила, зачем он нужен, и хочу тебе это показать. Скоро мы покинем этот мир, а это – единственная по-настоящему важная вещь, которую я нашла!

Роксана была прекрасным помощником мне все эти недели. И, надо признать, она и в самом деле раздразнила этим ключом мое любопытство. Я уже ждал сотню дней. Лишний час особой разницы не сделает.

– И что же он отпирает? – поинтересовался я.

– Я повсюду искала замочные скважины, но их тут совсем немного. Я нашла одну здесь, в Голубой башне, и еще одну в твоем саду, и ключ подходит к ним обеим. Пойдем.

Мы дошли до верха лестницы, и она указала на прорезь в выпуклости на желтом каменном круге. Рубиновый ключ гладко проскользнул в отверстие.

– А теперь посмотри на его головку, – предложила Роксана, – видишь, рубин показывает на цветы. Я задумалась, что будет, если я поверну ключ. Попробуй сам.

Я повернул ключ, чувствуя постоянное сопротивление, пока он не сделал четверть оборота. Ограненный в форме капли рубин указал на тяжелую виноградную гроздь внизу. Я повернул его снова, потом еще раз, чувствуя, как бородка ключа встает на место через каждую четверть оборота, направляя рубин сначала на изображение снопов пшеницы, потом на рощицу деревьев без листвы. Больше ничего не происходило.

Роксана вытащила ключ из скважины, но при этом совсем не выглядела разочарованной.

– Давай, открой дверь как обычно. И все увидишь.

Я пробежал пальцами по резному кругу, стена исчезла, открывая проход, сквозь который мы шагнули на галерею.

Там стояла зима. Снег сугробами лежал на кустах и уступах, нагие деревья потрескивали от холода. Плотные серые облака скрывали вершины скал. По ту сторону зимнего сада ледяной водопад застыл между ложным небом и таинственной землей. Воздух был так тих, что я почти мог слышать, как замерзает выдыхаемый мной пар.

– Разве это не чудо? – спросила принцесса. – Каждое из четырех положений ключа означает новое время года. Я даже не уверена, то же ли это место, только изменившееся, или совсем другое. Но пойдем, ты должен увидеть и остальное. В зимнем саду скрывается самая захватывающая тайна.

Рассыпчатый снег замел мои сапоги, пока Роксана вела меня вниз по ступенькам и по извилистой тропе, сейчас казавшейся легким углублением в толстом снежном покрове. Она поспешила мимо застывшего водопада, через рощу и прямо в пещеру Истока.

– Я знаю, ты запретил мне заходить в пещеру, но теперь, когда ты так сдружился с Истоком, я подумала, что это уже не опасно. Я была осторожна и ни разу не касалась ни воды, ни чего-то еще. Но я нашла внутри вторую скважину. Плохо, если ты на меня сердишься, но это действительно чудесно.

Я не сердился на нее, а сгорал от нетерпения. Близость Истока напомнила мне о том, что я почти уже добрался до долгожданных ответов.

– Давай быстрее, – поторопил я Роксану.

Кристаллы в пещере были уже не аметистовыми, а серебряными и цвета черного янтаря. Роксана присела на корточки у чаши и показала на отверстие, вырезанное в скале у ее основания.

– Вот вторая скважина. Смотри, что сейчас произойдет… – Она вставила ключ в прорезь. – Просто подожди несколько мгновений. Ты сможешь обеспечить одиноков всем необходимым после того, как уйдешь от них… решить столько затруднений…

Но я уже не слушал принцессу, меня не волновали удобства и мебель, ткани и разнообразная пища. Меня не заботили ни Роксана, ни одиноки. Ответ был так близок; я чувствовал его в зимнем саду, давящим, ворочающимся в каменных глубинах. Волоски на моей шее встали дыбом, желудок сжался, а в ушах взревела кровь, смывая все прочие соображения. И если бы кто-нибудь спросил меня, почему я вдруг так испугался, я не смог бы ему ответить.

Я погрузил руку в ледяную воду. Она была густой, словно на грани замерзания, и, когда я коснулся ее, мои пальцы потеряли чувствительность.

– Прошла сотня светов, мой король. Как быстро пролетели часы. – Тихий голос первоосновы Пределья хрустел в морозном воздухе, словно битое стекло.

– Значит, это все же ты. Чего еще я мог бы ожидать?

– Конечно. Первооснова только одна, Исток только один, но ключ позволяет тебе увидеть многие его стороны.

– Значит, сад все еще жив? И мы не изменили его, не убили, воспользовавшись ключом?

– Зима – лишь еще одно проявление жизни. Не менее достойное, чем его более благожелательные товарищи. Мой зимний аспект, возможно, несколько опаснее других. Возможно, тебе стоило выбрать его в другой день.

– Почему опаснее?

– Это самое тихое, самое личное, глубже всего спрятанное. Нам далеко не всегда нравится то, что мы видим, когда исследуем самые потаенные свои уголки, и то, что мы слышим, когда мир погружается в тишину.

– Сегодня я не хочу философии. Мне нужны ответы.

Роксана стояла, скрестив руки, в нетерпении притаптывая ногой.

– Иногда на это уходит некоторое время…

– Разве ты не нашел себе места в Пределье? – Голос Истока оставался ровным и приятным. – Если бы ты подождал еще немного… закончил начатое. Твой народ нуждается в тебе. Здесь твоя жизнь. Останься в Пределье и обрети покой.

– Огненные бури едва ли можно назвать успокаивающими. Они едва не убили меня.

– Но ведь ты уже примирился с ними. Ты защищаешь свой народ и обновляешься сам. Ты уже не тот, кем был, когда вошел в свой сон. И не имеет значения, в чем причина этих бурь.

– Довольно отсрочек, – упорствовал я. – Я согласился, с твоим решением и ждал, сколько мог, но теперь должен закончить дело, которое привело меня сюда.

– Как пожелаешь, о мой король. Спрашивай, что тебе угодно.

– Я хочу знать личность того человека, который ранил мою мать и выдал тайны моего отца.

– Разве ты еще не догадался, мой государь? – Ее голос был тих, нежен и безжалостен в своей искренности. – Загляни в самые потаенные уголки собственной души. Открой глаза. Разве ты не видишь?

– Нет.

Но в Пределье для меня не было ничего удивительного, и, уже когда я произносил это слово, суровый холод зимнего сада вошел в мою душу, и…

– Вон там, видишь? – вмешалась Роксана, не обращавшая внимания на Исток. – Можешь просить все, что захочешь: отрез красного шелка, гребень из слоновой кости или бочонок игристого вина – и ты найдешь это в кладовых Голубой башни, когда вернешься. Разве не странно притягивает свет это кольцо, когда вращается?

И в тот самый миг, когда задняя стена пещеры растворилась, открыв моим глазам вращающееся латунное кольцо, я вспомнил, что такое отчаяние.