355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карл Ясперс » Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции » Текст книги (страница 30)
Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции
  • Текст добавлен: 6 октября 2017, 15:30

Текст книги "Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции"


Автор книги: Карл Ясперс


Жанр:

   

Философия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

Закон – как раздражитель, на котором я держу испытание. Он раздражитель, в силу искушения нарушить его только потому, что он – закон, и раздражитель также в силу соблазна в слепом подчинении ему лишить себя своей свободы. Разрушение (Zerschlagen) законов может происходить из положительности становящейся экзистенции; но это разрушение чаще всего растет из потерянности в отрицательном и означает в этом случае ту же подчиняющуюся несвободу как нечто обратное на том же уровне. Только противясь обоим соблазнам закона, я обретаю решительную достоверность безусловного в самобытии. И тогда я уже не спутаю эту достоверность ни с удовольствием произвола, ни с насильственностью моральных действий, старающихся привлечь всеобщее внимание.

В напряжении между законом и историчной определенностью я могу аргументировать только исходя из всеобщего, т.е. из закона. Против закона я могу аргументировать только новыми законами, против испортившихся законов – новыми, полученными из историчного настоящего, законами. Эта аргументация во всеобщности закономерного сама по себе произвольна. Она получает направление и содержание только от присутствия экзистенции. Для экзистенции, однако, невозможно аргументировать с некой отстаиваемой безусловностью исходя из историчности вообще против закономерности вообще. Только в среде закономерности истинное может бороться с устаревшим. Оно борется с ним, экзистенциально направляя аргументы и доводы, которые иначе будут нескончаемы. Истина необходимо терпит неудачу, если требует убедительного знания правды для некоего сознания вообще. В среде закономерности только историчная экзистенция может вполне осмысленно обращаться к другой историчной экзистенции, понимать друг друга в этом обращении, обращать внимание, потрясать, изначально просветлять друг друга. Но напряжение в безусловной деятельности невозможно устранить, перескакивая историчность экзистенции и утверждая как убедительно постижимое некое объективное знание об имеющей силу раз навсегда закономерности деятельности.

Неисторичная очевидность свойственна только логическим выводам из принципов, для которых при их конкретном применении необходима как предпосылка точная, те. неисторично упрощающая, формулировка ситуации и состава известного действия. Из каких-либо принципов, всегда имеющих кажимость очевидности, чаще всего можно оправдать или осудить любое действие, понимая в нем какую-нибудь сторону саму по себе и ловко помещая ее в фокус внимания слушателя как существенное в нем. Эту софистику можно преодолеть только, если мы не будем забывать, что всякого рода оправдание возможно только в партикулярном исходя из признанных принципов, но что во всякой безусловной деятельности заключается нечто большее, а именно ее исток в глубине настоящего; и что в этой историчной безусловности на границе всякой всеобщности стоит совесть, желая принять ответственность на себя, и со светлым сознанием, что тем самым отныне и навечно всецело повинуется чему-то объемлющему, чей голос слышит в себе (daß aber in allem unbedingten Handeln mehr liegt, nämlich ihr Ursprung in der Tiefe der Gegenwart; und daß in dieser geschichtlichen Unbedingtheit an der Grenze alles Allgemeinen das Gewissen steht mit dem Willen, einzustehen, und mit dem hellen Bewußtsein, darin für die Ewigkeit ganz einem Übergreifenden, in mir Gehörten gehorsam zu sein). Кто, разрушая действующие законы, хочет все-таки оправдывать себя, еще не умея высказать закон своей безусловности как новую значимость, тот сам не знает, что делает. Здесь на место оправдания должна вступить коммуникация, в которой безусловность высветляется благодаря тому, что поверх всякой общности интересов и мнимого сродства характеров люди в своей историчности с прямотой правдивости находят тот или иной закон как явление всегда неясного закона вообще.

В возможной экзистенции есть предвосхищающая достоверность того, что не может быть зафиксировано ею без потерь, будучи мыслимо объективно как сознание вообще (In möglicher Existenz ist antizipierend gewiß, was von ihr als Bewußtsein überhaupt objektiv gedacht nicht ohne Einbuße fixierbar ist). Поскольку не существует одного правильного для всех людей, я должен в риске деятельности брать вину на себя, чтобы в результате стать собою; даже и в ужасном деянии (Furchtbarkeit), которое нарушает закон дня как закон закономерности вообще, еще остается возможность обнаружить силу безусловности. Никогда нельзя знать какой-то закон столь полно, чтобы я мог без риска руководствоваться им потому, что делаю якобы нечто абсолютно правильное, или чтобы по этому закону можно было оценивать другого человека как экзистенцию. Абсолютная решительность может пребывать в безусловности лишь на пути экзистенциальной коммуникации с самим собою.

2. Рассеяние и Единое.

– В существовании есть нескончаемость возможного. Приступающее ко мне, в своем многообразии, побуждает меня приниматься день за днем то за одно, то за другое; деятельность во многом составляет условие существования, ибо лишь так я создаю пространство для себя и власть распоряжаться вещами.

Это многое нигде не становится тождественно мне самому. Никакое действие в нем не безусловно для меня. Я стою на удалении, я прикасаюсь к вещам в мире лишь как бы с помощью орудий, я сам нахожусь в другом месте. Моя эмпирическая индивидуальность, правда, витально ангажирована. Но если я целиком вовлекаюсь в это мировое существование многого и многообразно возможного, то делаюсь рассеянным (werde ich zerstreut). Неуверенный в самом себе, я тогда -лишь арена действия объективностей. У меня остается распадающаяся мнимая идентичность с теми или иными вещами.

Из этого рассеяния я становлюсь безусловным в деятельности лишь благодаря Единому. Избрать Единое – значит: без предварительных условий быть всецело в нем самому (ohne Reserven ganz darin sein); стать тождественным в существовании как самость с известным явлением. Единое – это та или иная действительность, в открытости которой экзистенция находит себя, потому что в ней становится тождественно с самостью то, что иначе лишь тает в явлении существования как одно из многого. Эта самость теперь как бы укоренена в действительности. Только теперь как привязанная и ограниченная она обладает достоверностью себя в существовании (Das Eine ist die jeweilige Wirklichkeit, in deren Offenbarkeit Existenz sich findet, weil mit dem Selbst identisch wird, was sonst in der Erscheinung des Daseins nur das Zerrinnende als das Eine von Vielem ist. Dieses Selbst ist jetzt gleichsam eingewurzelt in der Wirklichkeit. Es ist als gebunden und begrenzt nun erst im Dasein seiner gewiß).

Специфическое счастье обретения себя в Едином возникает в незаменяемости (Unauswechselbarkeit) становящегося таким путем возможного существования и действования в мире. То, что в рассеянии было лишь возможной экзистенцией, становится действительным самобытием. Поэтому для всякой возможной экзистенции вопрос: где открывается ей Единое? – есть вопрос о ее собственном бытии. Это – ее вопрос, который не решается ни размышлениями, ни сообщением от другой стороны, ни постановлением авторитета. Ответ на этот вопрос находят только из безусловного истока свободы в действительности конкретного явления существования, если этот вопрос возбудил в нас исток, если пространство его возможного раскрытия расширено ориентирующим знанием и если сознание было философски просветлено.

То Единое, в котором я прихожу к себе самому из рассеяния, есть опять-таки многое Единое, поскольку каждое Единое, иначе, чем другое, есть безусловное в экзистенции. Единая идея в призвании, одна жена, одно отечество, один друг – всякий раз Единое имеет некоторый иной смысл и вместе с тем – необходимо присущую ему в явлении относительность. В каждой существенной ситуации мы можем говорить о едином на потребу, но не как о чем-то, что можно всеобщезначимым образом знать, но как о том, в чем осуществляет себя эта экзистенция.

Правда, в сообщающем мышлении (mitteilendes Denken) мы вынуждены пользоваться формами мыслимости, мы говорим о моногамии, о возможности «служить только одному господину». Но поскольку я называю Единое в явлении, – это лишь нечто численно единое, эмпирически существующее как одно существо среди многих. Единое, правда, исключительно, но оно таково не по некоторому сказуемому закону. Если единое фиксируют как значимое в его овнешнении, без экзистенциальной историчности его явления, то остается лишь понятие о чем-то численно едином. Фанатизм исключительности бывает следствием этого, а абстрактная нивелировка под ярмом некоторого лишь мыслимого единого – уничтожающим результатом. Происхождение из многого забыто, пространство многого как горизонт утрачено, явление многого как возможность уничтожено. Правда, всякое единое также и в объективности является как внешне зримое единство, и тогда как численно единое. Но внешнее не составляет критерия для истины Единого в экзистенции. В экзистенциально-едином не познают из понятия, но осуществляют в безусловности и просветляют, философствуя. Во всяком понятии мы или поставили бы некоторую объективную недвижность на место экзистенциального единого (например, моногамию как моральный принцип на место Единого как трансцендентно соотнесенной субстанции самобытия в половой любви). Или же мы могли бы по произволу обосновать все что угодно: например, когда в бесконечности эротической сферы, в которой переходят от одной любви к другой, ищут идею единой красоты; Дон Жуан идет истинным путем к Единому через бесконечное множество его обличий. Или же из фактической моногамии мы заключали бы об экзистенциально едином в составляющих семью супругах, между тем как брак есть лишь возможное экзистенциальное обнаружение являющегося экзистирования, – обнаружение, которое как объективное еще ничего не доказывает.

Единое образует исток как безусловное, исключающее во многом не вообще многое, но некоторое всегда определенное другое. Сама экзистенция видит истину многого и на стадии своей возможности, в размышлении и высвобождении жизненного пространства, задается мыслью о том, что в существовании, как оно есть, для нас судьба и требование – служить многому и в отдельных ситуациях в меру наших сил уделять по справедливости внимание то одному, то другому. Непреклонная последовательность продумывания этой мысли в ориентировании в мире – в учении о сферах духа и конфликтах между ними – освещает тогда лишь тем более ярким светом непостижимое ни для какого знания конкретное единство в экзистенции. Мы избираем это единое, в случае конфликта оскорбляем «другого бога», принимаем на себя вину исключения как условие осуществления экзистенции. Борьба между сферами духовных возможностей означает привязанность деятельности к ситуации. Но в этой привязанности становится действительным Единое, которое, если получает слово, уже не оставляет сферы в их множественности как абсолютно значимые, но релятивирует их все, и которое само также не бывает налично сущим как значимость некоторой сферы. Это единое не является первым как единое, но есть пришедшее к себе из рассеяния, и есть в явлении существования то, что обретено как подлинное бытие. Жизнь как явление экзистенции есть путь от возможности к безусловной действительности; многое существует для нее как возможность, игра, попытка, но действительность – как решение, ограничение, – как Единое (Das Leben als Erscheinung der Existenz ist der Weg von der Möglichkeit zur unbedingten Wirklichkeit; ihm ist das Viele als Möglichkeit, Spiel, Versuch, die Wirklichkeit aber als Entscheidung, Begrenzung, als das Eine).

ЧЕТВЕРТАЯ ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ. Экзистенция в субъективности и объективности

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Полярность субъективности и объективности


Подразделение в раздвоении на субъект и объект

1. Объективность. – 2. Субъективность. – 3. Неразделимость субъективности и объективности. – 4. Воссоединение (Einswerden) субъективности и объективности. – 5. Экзистенциальная важность объективности.

Экзистенция как движение разложения субъективности в объективность и объективности в субъективность

1. Предательство экзистенции ради субъективности (изолирующееся своеволие). – 2. Предательство экзистенции ради объективности (изолирующаяся вещь).

Незавершимость существования экзистенции

Следствием возможного неверного понимания всякого просветления экзистенции (смешения экзистенции с эмпирической индивидуальностью отдельного существования, отождествления экзистенциальной внутренней жизни с чистой субъективностью) является опасение, что в этом философствовании объективность без остатка исчезнет в субъективности, будет утрачен мир в его налично существующем богатстве, похоронено долженствование, разрушены мерила оценки с присущей им обязательной для всех значимостью. Философское просветление экзистенции должно удерживаться в своей истине, со всей определенностью усваивая смысл объективности и субъективности.

Прежде философствования человек обращается к наличной объективности, бесспорно, забывая себя в ее прочности; посредством философствования объективность подвергают сомнению. Опасность, заключенная в этой рефлексии, – это разложение всякого содержания; ибо вопрошающая, обосновывающая и отвергающая рефлексия узнает собственную силу или в качестве нигилизма, или же, как произвольно вопрошающая, узнает ее в софистике. Цель же философствования составляет витающее, экзистенциально охваченное новое обладание объективностью, остающейся теперь средой для явления экзистенции, которая – уже не в наивной непосредственности – заключает в себе силы разрушения как силы постигнутые мыслью.

Экзистенция всегда существует в субъективности и объективности. Она является для самой себя только в мире, расколотом на субъект и объект, т.е. во взаимной соотнесенности их обоих. Эта экзистенциальная проблематика – по самому своему смыслу диалектическая и не знающая решения – есть исток и цель, философское начало и основа непрекращающегося движения философствования.

Экзистенция в явлении влечется в две стороны: Она ищет объективного как формы и облика жизни, хотела бы раствориться в некотором объективном целом, звеном которого она становится. Она требует противостоящего ей мерила, которое бы имело силу для нее. Для нее невыносимо нескончаемо исчезающая череда одних лишь чувствований и переживаний, которые, поскольку имеют экзистенциальный смысл, все же проясняются сами для себя только в объективном. Существование возможной экзистенции желает деятельно узнать себя самое в произведении, желает наглядно видеть богатство мира и его отражение как мыслимость и красоту в творчестве экзистенциальных деятелей духа. В тесноте субъективности оно задохнулось бы от бездействия и неисполненности.

Так же точно экзистенцию влечет к субъективному. Объективное как таковое остается для нее пусто, остается чуждым ей иным. Только там, где объективность становится живо присуща в субъективности силою личных актов всякий раз индивидуального существования, экзистенция является себе как особенная тотальность объективности и субъективности (Erst wo Objektivität gegenwärtig wird in der Subjektivität durch persönliche Vollzüge je einzelnen Daseins, erscheint sich Existenz als jeweilige Totalität von Objektivität und Subjektivität).

Экзистенция, являющаяся себе в существование как возможность, бытие которой еще не решено, знает для себя опасность уклонения в чистую объективность или в чистую субъективность, но она отнюдь не строится из той из другой как из элементов, которым нужно только удачно встретиться. Экзистенция никогда не есть для себя как наличная тотальность (Nie ist sich Existenz als bestehende Totalität). Поэтому в явлении экзистенции есть непрестанно возобновляющееся напряжение. Возможная экзистенция, оберегая себя от неистинных решений, поочередно ищет пути то в фиксирующиеся для себя объективности, а то в самую решительную субъективность. Поскольку, однако, всякий путь в своей изолированности обратился бы в конце концов в уклонение, она поворачивает назад, чтобы искать истока на возвратном пути. Оба пути нельзя охватить одним взглядом как закругляющийся в себе самом круг. Истока и цели идущий не знает. Путь, в своем движении туда и обратно, никогда не бывает всем для себя самого; на этом пути раскрываются друг другу экзистенции. Никакой опыт присуще данной тотальности всего субъективного и объективного, никакое чувство целого в философско-историческом образе не снимает напряжения; это напряжение в бытии-друг-к-другу экзистенций высвобождает скачок к трансценденции63 (Mögliche Existenz sucht, vor unwahren Lösungen sich bewahrend, den Weg abwechselnd in die sich für sich fixierenden Objektivitäten und dann in die entschiedenste Subjektivität. Da aber jeder Weg in seiner Isolierung schließlich zur Abgleitung würde, kehrt sie um, den Ursprung auf dem rückkehrenden Wege zu suchen. Beide Wege sind nicht als ein sich in sich rundender Kreis übersehbar. Ursprung und Ziel sind ungewußt. Der Weg in seinem Hin und Her ist nemals für sich selbst Alles; auf ihm erschließen sich einander die Existenzen. Keine Erfahrung einer gegenwärtigen Totalität alles Subjektiven und Objektiven, kein Sinn des Ganzen im geschichtsphilosophischen Bilde löst die Spannung; sie löst in dem Zueinandersein der Existenzen den Sprung zur Transzendenz).

То, что есть экзистенция, когда она поистине есть, скрывается от ее взгляда, если она непосредственно принимает как абсолют одну сторону своего явления: В непосредственности, а тем самым и отвлеченности, объективное становится косной наружностью как знание – схоластической традицией, как оформление самости -формальной дисциплиной и дрессировкой, как мир – нескончаемым веществом. В непосредственности, а тем самым и отвлеченности, субъективное становится множественностью произвольного и случайного, как чувство – слепым существованием без опоры, как воление – произволом, как душа – хаосом переживаний. Кажется, словно всякий раз экзистенция, объективируясь, начинает неизбежное падение, которое, однако, может завершиться только в безысходности фиксированно ставшего объектом. Падение экзистенции так же точно начинается и в становлении субъектом (Subjektwerden), неизбежно необходимом для самоосуществления, но завершающем падение только в произвольном своенравии спонтанного индивидуального бытия. Экзистируя, я с необходимостью оказываюсь принужден снова и снова получать себя самого из этого падения. Мы неотменимо должны жить во времени, как возможная экзистенция, на границе отпадения в объективность или субъективность, только так мы можем обрести свое бытие. Если во взаимной соотнесенности объективного и субъективного в мгновенное единство мне представится некое исполнение как удачное настоящее (glückliche Gegenwart) – оно недолговечно. Оно неотклонимо должно уступить место во времени их новому напряженному отношению.

Подразделение в раздвоении на субъект и объект

Объективность и субъективность охватывают, каждая, целый мир направлений и форм. Объективность так же многозначна, как и субъективность. Схематическая полярность обеих остается поэтому неопределенной.

1. Объективность.

– Объективно, во-первых, предметное, противостоящее некоему Я как субъективному. Предметное есть внешнее, в его отличии от внутреннего в субъекте. Внешнее есть иное и чуждое, но также определенное и ясное. Внутреннее есть неопределенное и смутное, которое в собственном смысле не осознается, если не проясняет себя в предметном.

Субъект не только осознает себя благодаря объективному, он испытывает притязание от него: объективное есть, во-вторых, значимое (das Gültige). Оно не пребывает как немыслимое в слепой толчее некоторого существования, но с отделением предметного от субъективного и одного предметного от другого быть объектом и быть мыслимым означает одно и то же. Как мыслимое объективное есть всеобщезначимое, и как правильное в значимом в отношении к известному сущему познании, и как правое в долженствовании, требовательно определяющем деятельность субъекта. Объективны законы природы, в которых постигается каузальная необходимость событий, согласно которой происходит фактически постигнутое в мысли таким образом: объективны и законы долженствования, высказывающие во всеобщем виде, что следует делать, даже если этого и не делают. Однако значимое как налично сущее есть опять-таки иное, существующее не для себя самого, но для субъекта. Субъект как относящее себя к себе, которое есть для себя в самосознании, противопоставляет себя всеобщей значимости.

Значимое как всеобщее нескончаемо и незамкнуто. Видеть в нем как таковом истинное самосознательный субъект отказывается, хотя и наталкивается на неодолимую значимость как на некий гранит. Объективное как истинное есть, в-третьих, целое, в котором правильное становится лишь моментом. Вещь как предмет и как значимость об этом предмете есть мертвая наличность (totes Bestehen), вещь как живое целое есть идея. Субъект, в конечном счете, не противостоит предметам, но живет в некотором мире. Правда, этот мир расколот для него, и в мире ему предстают предметы в их нескончаемом многообразии. Но мир, в отношении к своему существованию, есть некое целое, объективное есть субстанция пронизанной идеей действительности.

Из этих трех ступеней: предметность (внешность), значимость (всеобщность) и идея (целостность) каждая последующая предполагает предшествующую. Однако то, что объективно на каждой ступени, существует для некоторого субъекта как коррелат.

2. Субъективность.

– Субъект есть, во-первых, как сознание вообще, не ставшее индивидуальным, абстрактно мыслимое бытие-Я направленного на внешнее, предметное мышления, которое как всеобъемлющая среда включает в себя все, что только встречается нам.

Субъект есть, во-вторых, как индивидуальное сознание, отдельное существование эмпирической определенности, обладающее собственным своеволием как произволом и непроницаемым витальным порывом к существованию.

Субъект есть, в-третьих, сознание значимого как разумное существо, подчиняющееся убедительному познанию, и как личность, в которой получает действительность идея.

Из этих трех ступеней: состояния сознания вообще (Bewußtseinszuständlichkeit überhaupt) (внутренняя жизнь), отдельное существование (случайность, произвол, своеволие) и сознание значимости (разумное существо, личность) каждая последующая, опять-таки, предполагает предыдущую. Для каждой ступени объективное имеет специфический вид: для сознания вообще, являясь в виде предметности вообще, для отдельного существования – в виде нескончаемого многообразия, для разумного существа – в виде значимости, для личности – в виде идеи.

3. Неразделимость субъективности и объективности.

– В ориентировании в мире следует признавать обусловленность субъектом всякой объективной предметности. Воспринимаемые качества чувственного мира обусловлены психофизическими свойствами организма, предметы познания – сознанием вообще, для которого они существуют. Если я, вместе с Кантом, мыслю субъективность как оформляющее начало, то во всякой форме есть граница ее материала или вещества. Мир не может быть постигнут чистой мыслью, т.е. логически из форм и из форм этих форм, но изначально дуалистичен; объективность есть целое, состоящее из приходящей от субъекта формы и непроницаемого материала. Этот субъект, однако, есть не отдельный субъект, но сознание вообще.

Уже здесь возможно унижение мысли, превращаемой в дурной субъективизм. Если, например, этот субъективизм утверждает, что всякая объективность создана субъектом, что достоверно для него только собственное существование, что весь внешний мир и даже другие люди в их реальном существовании для меня сомнительны, то следует заметить на это: то Я, которое не находит обратного пути к реальному внешнему миру, есть неистинная абстракция; подобного Я не существует, ибо всюду, где только есть некоторое «Я», есть также объекты для него, причем они есть для него не только в выводе умозаключения, но с той же непосредственной достоверностью, с какой мнит существовать и само это «Я». Я, которое знает себя как существующее, и реальные объекты существуют лишь вместе, одно не существует без другого и не более реально, чем другое. Правда, слышание объективностей (Vernehmen von Objektivitäten) сопряжено с субъективными условиями; вещи не таковы сами по себе, каковы они для субъекта. Но оформление их субъектом и их явление для субъекта имеют своим основанием нечто данное, оформляемое (Formbares), приходящее в явление (zur Erscheinung Kommendes) в объекте и в существующем субъекте.

Нечто совершенно иное, чем кантовская трансцендентальная конструкция субъективности как условия объективности, представляет собою анализ субъективности в историко-психологическом рассмотрении человека как творца формаций духа. Те произведения духа, те мифы и метафизические содержания, которые появлялись в истории, исследуют в отношении их происхождения и выводят из сил, условий, ситуаций. Вопрос о допускающем объективную констатацию генезисе явления имеет определенный смысл в рамках ориентирования в мире, насколько при этом удается получить определенные эмпирические результаты. – Без этой творящей субъективности не вступает в жизнь никакая объективность.

Но если утверждать, будто творчески рождающую субъективность можно без остатка разложить на эти взаимосвязи, то это неправда. Даже в случае, когда мы установили факты, предметом изучения всегда остается только один аспект; понимание происхождения не позволяет нам проникнуть всю полноту истины и смысла, заключающегося в изучаемой формации духа, или всю объективность, которая была уловлена в ней ее творцом. Как утверждение ряда событий, с необходимостью ведущего к этому духовному результату, так и утверждение творчества из субъективности, в его всеобщности будет несостоятельно. Скорее, во всяком творчестве есть слышание другого, извещающегося в нем (Vielmehr ist in aller Schöpfung das Vernehmen eines Anderen, das in ihr kund wird). То, что это слышание не совершается с самоочевидностью некоторого во всякое время присущего чувственного восприятия, но требует как своей предпосылки охваченности личности идеей, поднимает его на другой уровень, недоступный ни для какого приятия сознания вообще.

То, что для мироориентирующего исследования есть некое существование, которое как эмпирический индивидуум создает по психологическим и иным причинам известные формации, что является нам затем как творчество охваченной идеей личности, – в истоке своем связано с экзистенцией, являющейся самой себе в этом состоящем из субъективности и объективности целом. Если, далее, экзистенция мыслится как тот субъект, для которого существуют формации метафизики, то и здесь экзистенция также является истоком и условием возникновения подобных формаций в среде сознания вообще. Но экзистенция творила не абсолютно, она не прибавила нечто, извлеченное из ничего, но в том, что предстает нам как творчество, она приступает к чему-то для нее объективному, через которое сама осознает себя (Aber die Existenz hat nicht schlechthin geschaffen, nicht aus dem Nichts etwas hingesetzt, sondern in dem, was als Schöpfung erscheint, ergreift sie ein ihr Objektives, durch das sie ihrer selbst inne wird). Правда, эта метафизическая действительность не есть ни эмпирическая, конечная действительность (она есть таковая лишь в качестве шифра), ни убедительно доказуемая действительность познания, но, хотя она и исторична, есть действительность в переменах и исчезновении, предметная лишь для экзистенции. В ней экзистенция послышит свою трансценденцию (In ihr vernimmt Existenz ihre Transzendenz). Она не только отнюдь не творит этой действительности, но, скорее, напротив: в этой объективности она удостоверяется в абсолюте.

Если, таким образом, субъект как сознание вообще есть условие для того, чтобы вообще имелась некоторая предметная среда, как личность – творец своих формаций, как экзистенция – исток для слышания трансценденции в предметной среде и в формациях, которые, на взгляд извне, называются по причине своей загадочности творениями, но экзистенциально суть сообщения бытия, слышимого собственным бытием, – то субъективность всегда бывает действительна все же вместе со своей объективностью, которой она овладевает силою своего собственного бытия. Как сознание вообще не лишено содержания, и, напротив, анализ этого сознания приводит к интерпретации самой объективности, – как, далее, творящая личность не существует без объективной идеи, делающейся сообщимой другим личностям для нее и через нее, так не существует и экзистенция без трансценденции, к откровению (Offenbarwerden) которой ведет ее просветление ее самой.

Из трех ступеней отношения субъективности к объективности – в сознании вообще, в личности, в экзистенции – последующие ступени предполагают для собственной возможности предшествующие им. Отношение между полюсами на этих ступенях меняется от чуждости инакобытия до созвучия в отождествлении (Die Beziehung der Pole in ihnen geht von der Fremdheit des Andersseins bis zum Einklang des Identischwerdens).

4. Воссоединение (Einswerden) субъективности и объективности.

– Воссоединение удается только в закруглении в некое целое, как объективность – целое идеи, как субъективность – целое личности. Целое не является предметным для себя, но существует в субъекте, который как целость личности уже не есть более только место (Stätte) как сугубый коррелат субъекта. Индивидуальная идея этой субъективной целости несет в себе объективность всеобщих идей, в которой как некотором мире живет множество личностей (eine Vielzahl von Persönlichkeiten), каждая из которых есть звено целого и сама также целость. Личность знает себя как присущую как раз там, где она осуществляет всеобщее субстанциальной идеи, как свое дело в мировом существовании целого.

Подобное единство никогда не бывает постижимо без обмана как владение. Истинно лишь стремление (das Drängen) субъективного к объективному, и наоборот: Потаенная душевность становится действительной для самой себя, только если она объективирует себя во внешнем; воля как произвол обретает решимость только на мериле всеобщезначимого долженствования; познание субъектом существования предметов действительно только в меру правильности его суждений; существование действительно в его мире в той работе, которую он совершает, в том произведении, которое он создает. И наоборот, все лишь объективно наличное признается субъектом лишь в усвоении, переводящем его в субъективную действительность: истина есть для меня, лишь поскольку я постигаю ее, мир для меня есть лишь такой мир, в котором я деятелен или в котором я прохаживаюсь, созерцая, идея есть для меня лишь то, что становится во мне движущей силой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю