Текст книги "Собрание сочинений, том 27"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 56 страниц)

20
ЭНГЕЛЬС – МАРКСУ [95]95
  В конце июля 1847 г. Энгельс приехал из Парижа в Брюссель, где оставался до середины октября этого года, проводя вместе с Марксом большую работу по пропаганде идей научного коммунизма в местной общине и округе Союза коммунистов, а также в рабочих и демократических организациях. Данное письмо Энгельса написано во время поездки Маркса к родственникам в Голландию для улаживания своих денежных дел. – 83.


[Закрыть]
В ГОЛЛАНДИЮ

[Брюссель], вторник 28– четверг 30 сентября 1847 г.

Дорогой Маркс!

Здесь на этих днях произошла весьма любопытная история. Все те элементы среди здешних немцев, которые недовольны нами и нашими выступлениями, составили коалицию, чтобы низвергнуть тебя, меня и вообще коммунистов и конкурировать с Рабочим обществом [96]96
  Имеется в виду Немецкое рабочее общество, основанное Марксом и Энгельсом в Брюсселе в конце августа 1847 г. с целью политического просвещения немецких рабочих, проживавших в Бельгии, и пропаганды среди них идей научного коммунизма. Под руководством Маркса и Энгельса и их соратников Общество сделалось легальным центром объединения революционных пролетарских сил в Бельгии. Лучшие элементы Общества входили в брюссельскую общину Союза коммунистов. Видную роль Общество сыграло в основании брюссельской Демократической ассоциации (см. примечание [97]97
  На интернациональном банкете демократов в Брюсселе 27 сентября 1847 г., о котором идет речь в письме Энгельса, было принято решение об основании Демократической ассоциации. Энгельс был избран в состав организационного комитета.
  Демократическая ассоциация, основанная в Брюсселе осенью 1847 г., объединяла в своих рядах пролетарских революционеров, преимущественно из числа немецких революционных эмигрантов, и передовые элементы буржуазной и мелкобуржуазной демократии. Активную роль в создании Ассоциации играли Маркс и Энгельс. 15 ноября 1847 г. Маркс был избран ее вице-председателем, на пост председателя был выдвинут бельгийский демократ Л. Жотран. Благодаря влиянию Маркса брюссельская Демократическая ассоциация сделалась одним из крупных центров международного демократического движения. Однако после высылки Маркса из Брюсселя в начале марта 1848 г. и расправы бельгийских властей с наиболее революционными элементами деятельность Ассоциации приобрела более узкий, чисто местный характер и уже в 1849 г. фактически прекратилась. – 85.


[Закрыть]). Деятельность Немецкого рабочего общества в Брюсселе прекратилась вскоре после февральской революции 1848 г. во Франции в связи с арестами и высылкой его членов бельгийской полицией. – 83.


[Закрыть]. Борнштедтв высшей степени недоволен. Заявления Оттерберга, что мы просто использовали Б[орнштедта], повторенные и подтвержденные Зандкулем и использованные, в свою очередь, Крюгером и Морасом, – привели Борнштедта в ярость против нас всех. Мораси Крюгер,которые всем жалуются, что мы обращаемся с ними высокомерно, подлили еще масла в огонь. Зейлерзол из-за того, что им непростительно пренебрегли при основании Рабочего общества, а также из-за успехов, достигнутых Обществом, вопреки всем его пророчествам. Хейльбергжаждет сильной, хотя и бескровной мести за выпадающие каждый день на его долю грубости. Борнштедт также пышет злобой за то, что с помощью подаренных книг и географических карт он не смог купить себе положение влиятельного демократа, а также добиться почетного членства и установки его бюста в Обществе, а что, наоборот, его наборщик завтра вечером будет обсуждать его кандидатуру, как если бы речь шла о самом обыкновенном человеке. Его злит также, что он, аристократический homme d'esprit ^{131} , находит гораздо меньше случаев посмеяться над рабочими, чем он надеялся. Что касается Мораса, то он злится потому, что не смог привлечь «Brusseler-Zeitung» на сторону Гейнцена. Наконец, все эти разнородные элементы объединились для того, чтобы нанести удар, который должен отодвинуть нас на второй план в глазах Энбера и бельгийских демократов и создать более импозантное и универсальное общество, чем наше мизерное Рабочее общество. Всем этим господам страстно хотелось хоть один раз найти случай проявить свою инициативу, и эти трусливые канальи решили, что самое подходящее время для этого – момент твоего отсутствия. Но они позорно просчитались.

Они поэтому втихомолку решили устроить космополитически-демократический ужин и там совершенно неожиданно предложить организовать общество вроде «Братских демократов» с устройством рабочих митингов и т. д. и т. п. Они образовали нечто вроде комитета, в который для проформы ввели совершенно безвредного для них Энбера. После разного рода неопределенных слухов я только в воскресенье вечером получил в Обществе от Б[орнштедта] кое-какие сведения об этом, а на понедельник уже был назначен ужин. От Борншт[едта] невозможно было добиться подробностей, кроме того, что будут присутствовать Жотран, генерал Меллине, Адольф Бартельс, Катс и т. д., поляки, итальянцы и т. д. Хотя я ничего не подозревал обо всей этой коалиции (я только в понедельник утром узнал, что Борншт[едт] немного обижен, а Морас и Крюгер жалуются и ведут интриги; о Зейлере и Хейльберге я ничего не знал), дело все же показалось мне подозрительным. Но идти туда надо было ради бельгийцев, а также из тех соображений, чтобы в маленьком Брюсселе не было предпринято какого-либо демократического мероприятия, в котором мы не принимали бы участия. Но нужно было позаботиться о том, чтобы пошла целая группа. Валлау и я изложили дело, энергично отстояли свою точку зрения, и тотчас же нашлось человек тридцать, которые захотели пойти. В понедельник утром Лупус ^{132} мне сказал, что, кроме почетного председателя, старика Меллине, и действительного председателя Жотрана, они должны выбрать еще двух вице-председателей, из которых один – Энбер, а другой должен быть немцем, желательно – рабочим. Валлау, к сожалению, не годится, потому что он не говорит по-французски. Так сказал ему Борнштедт. Он, Лупус, ответил, что в таком случае я должен быть вице-председателем. Я тогда предложил Лупусу быть этим вице-председателем, но он категорически отказался. Я этого также не хотел, потому что слишком молодо выгляжу, но в конце концов я решил, что, поскольку возможны всякие случайности, будет лучше, если я соглашусь.

Вечером мы пришли туда [97]97
  На интернациональном банкете демократов в Брюсселе 27 сентября 1847 г., о котором идет речь в письме Энгельса, было принято решение об основании Демократической ассоциации. Энгельс был избран в состав организационного комитета.
  Демократическая ассоциация, основанная в Брюсселе осенью 1847 г., объединяла в своих рядах пролетарских революционеров, преимущественно из числа немецких революционных эмигрантов, и передовые элементы буржуазной и мелкобуржуазной демократии. Активную роль в создании Ассоциации играли Маркс и Энгельс. 15 ноября 1847 г. Маркс был избран ее вице-председателем, на пост председателя был выдвинут бельгийский демократ Л. Жотран. Благодаря влиянию Маркса брюссельская Демократическая ассоциация сделалась одним из крупных центров международного демократического движения. Однако после высылки Маркса из Брюсселя в начале марта 1848 г. и расправы бельгийских властей с наиболее революционными элементами деятельность Ассоциации приобрела более узкий, чисто местный характер и уже в 1849 г. фактически прекратилась. – 85.


[Закрыть]. Борншт[едт] притворился, будто ничего не знает, будто ничего еще не подготовлено, кроме кандидатур руководящих лиц (по-прежнему за исключением немца) и нескольких записавшихся уже ораторов, имен которых я не мог узнать, кроме Крюгера и Мораса. Он каждую минуту выбегал по поводу устройства помещения, подбегал то к одному, то к другому, плутовал, интриговал, вилял хвостом изо всех сил. Но пока я не видел еще никаких признаков особой интриги, это обнаружилось только позднее. Мы были в кабачке «Льежуа» на площади Пале де жюстис. Когда дело дошло до выбора руководящих лиц, Борншт[едт], вопреки всякому уговору, предложил Валлау. Этот последний был отведен по его просьбе Вольфом (Лупусом), который предложил меня; это прошло блестяще. Таким образом вся интрига была расстроена и потеряла свой смысл. Тогда они совершенно растерялись и выдали себя. После Энбера, провозгласившего тост за мучеников свободы, я предложил по-французски тост в память революции 1792 г. и предстоящей годовщины 1 вандемьера I года Республики. После меня Крюгер произнес смехотворную речь, в которой он запутался и должен был вытащить свои записи. Затем Морас прочел торжественную проповедь, в которой речь шла главным образом о его собственной персоне. Оба говорили по-немецки. Их тосты были такие путаные, что я их совершенно не запомнил. Затем Пеллеринг говорил по-фламандски, адвокат Спильтхорн из Гента по-французски провозгласил тост в честь английского народа, а затем, к моему величайшему удивлению, горбатый паук Хейльберг выступил с длинной, пошлой, назидательной речью по-французски, в которой он, во-первых, с гордостью назвал себя редактором «Atelier Democratique»; во-вторых, заявил, что он,великий Хейльберг, в течение многих месяцев преследовал, – но это надо сказать по-французски: L'association des ouvriers belges, voila le but que Je poursuis depuis quelques mois ^{133} (то есть с того момента, как Я соизволил ознакомиться с последней главой «Нищеты философии»). Таким образом, Он преследует эту цель, а не Катс и другие бельгийцы. «Мы вступим на это поприще, придя на смену нашим отцам» ^{134} и т. д. Он сделает то, чего не смогли сделать Катс и Жотран. В-третьих, он предложил основать нечто вроде общества «Братские демократы» и снова организовать митинги, в-четвертых, поручить избранному бюро организацию и того, и другого.

Подумать только, какая путаница! Во-первых, смешение космополитической затеи с бельгийскими митингами по поводу бельгийских дел, а во-вторых, передача этого предложения существующему бюро, вместо того чтобы совершенно отказаться от него, поскольку у них все проваливается! А если он исходил из того, что я уезжаю, разве ему не следовало бы знать, что нечего и думать вводить в бюро кого-нибудь другого, кроме тебя? Но этот олух уже заготовил и написал свою речь, и его тщеславие не позволяло ему отказаться от чего бы то ни было, в чем он мог бы проявить свою инициативу. Эта затея, конечно, прошла, а так как она была встречена, правда, весьма неискренними, но громкими криками одобрения, то нечего было и думать о лучшем изложении этого неясного предложения. Потом выступал А. Бартельс (Жюля ^{135} не было), а затем попросил слова Валлау. Но каково было мое удивление, когда вдруг вскочил Борнштедт и энергично потребовал слова для Зейлера на том основании, что он еще раньше был внесен в список ораторов. З[ейлер] получил слово и произнес бесконечно длинную, трескучую, глупую, до смешного пошлую, просто позорную речь (по-французски), в которой он говорил ужасный вздор о законодательной, административной и исполнительной власти, давал демократам всякого рода мудрые советы (как и Хейльберг, который молол всякий вздор об образовании и вопросах обучения); затем З[ейлер] стал в позу великого человека, говорил о демократических обществах, в которых он-де участвовал и которыми, быть может, даже руководил(буквально), и, наконец, рассказал о своём благородном бюро [98]98
  Речь идет о корреспондентском бюро, созданном С.Зейлером в Брюсселе. В этом бюро работал и В. Вольф. – 86.


[Закрыть]и последних известиях, полученных из Парижа и т. д. Одним словом, это было отвратительно. После этого говорили еще многие – какой-то осел из Швейцарии, Пеллеринг, Катс (очень хорошо) и т. д., а в 10 часов Жотран (которому было очень стыдно за немцев) закрыл заседание. Вдруг Хейльберг потребовал внимания и заявил, что речь Веерта на конгрессе по вопросу свободы торговли [99]99
  Имеется в виду выступление Г. Веерта, друга и соратника Маркса и Энгельса, на международном конгрессе экономистов по вопросу свободы торговли в Брюсселе 16–18 сентября 1847 года. Выступление Г. Веерта состоялось 18 сентября. Подробный отчет о заседаниях конгресса содержится в статье Энгельса «Брюссельский конгресс по вопросу свободы торговли» (см. настоящее издание, т. 4, стр. 257–267). – 86.


[Закрыть]появится завтра в приложении к «Atelier», которое будет продаваться отдельно!!!Залевский также со слезами говорил о союзе между несчастной Польшей и великой, благородной и поэтической Германией – в конце концов все очень спокойно, но с большим недовольством разошлись по домам. —

Четверг, 30 сентября

С тех пор как это было написано, произошло много нового и многое было решено. Во вторник утром, когда мне стала ясна вся эта интрига, я стал бегать повсюду и организовывать противодействие; еще в 2 часа ночи я забежал к Лупусу в бюро, чтобы узнать, нельзя ли забаллотировать Борнштедта в Рабочем обществе. В среду я побывал всюду, но все считали, что нам этого не удастся добиться. В среду вечером я пришел на заседание Общества; Б[орн]ш[тед]т был уже там, он держался двусмысленно; наконец, Томис принес новый номер газеты ^{136} ; моя статья против Гейнцена ^{137} , которую я принес ему еще в понедельник (в 2 часа дня), но, не застав его, отнес в типографию, не была помещена.Я спросил его об этом, и он ответил, что не было места. Я напомнил, о чем ты с ним условился [100]100
  Речь идет о договоренности с Борнштедтом в сентябре 1847 г. относительно постоянного сотрудничества Маркса и Энгельса в «Deutsche-Brusseler-Zeitung». В последние месяцы 1847 г. газета фактически стала органом Союза коммунистов. – 87.


[Закрыть]. Он отрицал это; я подождал прихода Валлау, который сказал мне, что места было достаточно, но что во вторник Б[орн]ш[тедт] велел взятьстатью из типографии и не прислал ее обратно. Я пошел к Б[орн]ш[тед]ту и сказал ему об этом в довольно грубом тоне. Он пытался выпутаться. Я опять напомнил об уговоре, но он снова все отрицал, отделываясь всякой болтовней. Я сказал ему несколько грубостей – при этом сидели Крюгер, Жиго, Энбер и др. – и спросил его: «Напечатаете вы эту статью в воскресенье, да или нет?» – «Об этом мы должны еще поговорить». – «Я с вами об этом не стану говорить». – На этом я его оставил.

Заседание началось. Б[орн]ш[тед]т оперся головой на руку и с особым торжеством смотрел на меня. Я также посмотрел на него и ждал, что будет. Выступил г-н Томис, который, как тебе известно, потребовал слова. Он вытащил из кармана написанную речь, которая содержала целый ряд нелепейших выпадов по поводу нашего мнимого спора, и зачитал ее по бумажке. Так продолжалось довольно долго, но когда этому не видно было конца, поднялся всеобщий ропот, многие стали требовать слова, и Валлау призвал Т[омиса] к порядку. Тогда Т[омис] произнес по бумажке шесть бессмысленных слов по этому вопросу и сел на место. После этого выступил Гесс и очень хорошо нас защищал. За ним – Юнге. Затем выступил парижский Вольф ^{138} , который, правда, три раза запнулся, но был встречей горячими аплодисментами. Затем говорили еще многие другие. Вольф сознался, что мы возражали только для вида. Поэтому мне пришлось выступить. Я говорил, – к величайшему смущению Б[орн]ш[тед]та, который воображал, что я больше всего занят личными дрязгами, – итак, я говорил о революционной стороне протекционистской системы, совершенно игнорируя вышеупомянутого Томиса, и поставил новый вопрос. Принято. – Пауза. – Б[орн]ш[тед]т, сильно потрясенный моей резкостью по отношению к нему, полным провалом Томиса (в его речи чувствовался Б[орн]ш[тед]т) и особенно резкостью, с которой я закончил свою речь, подошел ко мне: «Но, милое дитя, вы так сильно горячитесь» и т. д. Одним словом, я должен был подписать статью. – «Нет». – «Тогда нам надо, по крайней мере, столковаться относительно краткого введения от редакции». – «Хорошо, завтра в одиннадцать часов в кафе «Сюисс»».

Затем перешли к приему Б[орн]ш[тед]та, Крюгера и Вольфа. Первым встал Гесс и задал Борнштедту два вопроса относительно собрания в понедельник. Б[орн]ш[тед]т отделался ложью, а Гесс был настолько малодушен, что объявил себя удовлетворенным. Юнге напал на Б[орн]ш[тед]та лично по поводу его поведения в Обществе и за то, что он ввел Зандкуля под чужим именем. Фишер очень энергично выступил против Б[орн]ш[тед]та, не сговорившись предварительно с нами, но говорил он очень хорошо. Так же выступали еще многие другие. Одним словом, упоенному победой г-ну фон Борнштедту пришлось форменным образом пройти сквозь строй рабочих. Ему задали изрядную трепку, и он – он, который считал, что, подарив книги, совершенно втерся в доверие, – был так потрясен, что мог отвечать только слабо, уклончиво, сдержанно, несмотря на то, что Валлау фанатически стоял на его стороне, плохо вел собрание и позволял ему каждую минуту прерывать ораторов. Все еще было неопределенно, когда Валл[ау] попросил предложенных кандидатов удалиться и приступил к голосованию. Крюгер,предложенный мной как в высшей степени безобидный человек, который не сможет повредить Обществу,был безоговорочно поддержан Вольфом и прошел. По поводу Б[орн]ш[тед]та Валл[ау] выступил с длинной резкой речью в его защиту. Тогда выступил я, разоблачил всю интригу, поскольку она касалась Общества, опроверг одну за другой все увертки Б[орн]ш[тед]та и, наконец, заявил: «Б[орнштедт] интриговал против нас, хотел составить нам конкуренцию, но мы победили и поэтому можем теперь допустить его в Общество». Во время этой речи, – это была самая лучшая речь, какую я когда-либо произносил, – меня часто прерывали аплодисментами; особенно когда я сказал: «эти господа думали, что победа уже на их стороне, потому что я, ваш вице-председатель, уезжаю отсюда, но они не подумали о том, что среди нас есть человек, которому это место принадлежит по праву, единственный человек, который может здесь, в Брюсселе быть представителем немецких демократов, – это Маркс», – тут раздались громкие аплодисменты. Одним словом, после меня больше никто не выступал, и, таким образом, Б[орн]ш[тед]т даже не удостоился чести быть выброшенным. Он стоял за дверью и все слышал. Я охотнее сказал бы это в его присутствии, но другого выхода не было, так как я должен был беречь свои силы для последнего удара, а Валл[ау] прекратил дискуссию. Но он, подобно Вольфу и Крюгеру, слышал все до единого слова. В противоположность ему Вольф прошел почти блестяще.

Короче говоря, на вчерашнем заседании Б[орн]ш[тед]т, Крюгер и другие были так посрамлены, что они из приличия не могут показываться в Обществе, и этого с них надолго хватит. Но они, конечно, придут; этот наглец Б[орн]ш[тед]т был совершенно убит тем, что мы оказались еще бесцеремоннее его, что все планы его потерпели полную неудачу и что мы так решительно выступили против него. Он не нашел ничего лучшего, как бегать по Брюсселю и везде жаловаться на свой позор – последняя степень падения. Он в ярости вернулся в зал, но был совершенно бессилен, и когда я попрощался с Обществом и был отпущен с надлежащим почетом, он в ярости ушел. Во время дебатов о нем присутствовал Бюргерс, который приехал сюда третьего дня вечером.

Наши рабочие во всей этой истории вели себя прекрасно;ни одним словом не было упомянуто о подаренных 26 книгах и 27 географических картах; они отнеслись к Б[орн]ш[тед]ту с величайшей холодностью и беспощадностью, и когда я заключал свою речь, то в моей власти было провалить его огромным большинством. Это признает даже Валл[ау]. Но мы поступили с ним хуже, мы приняли его, но с позором. На Общество эта история произвела прекрасное впечатление; в первый раз рабочие сыграли решающую роль, овладели собранием, несмотря на все интриги, и призвали к порядку человека, который хотел играть среди них видную роль. Только несколько конторщиков и т. п. остались недовольны, вся масса с энтузиазмом нас поддерживает. Они почувствовали, какую силу они представляют, когда они объединены.

Сегодня утром я пошел в кафе «Сюисс», однако Б [орн]ш[тедт], конечно, не явился. – Но меня встретили Веерт и Зейлер, они только что говорили с Б[орн]ш[тед]том, и Зейлер был сама покорность и подобострастие. Я, конечно, не обращал на него никакого внимания. Вчерашнее заседание носило, впрочем, такой драматический характер, протекало и развертывалось так удачно, что парижский Вольф из одного только эстетического чувства по этому поводу сразу взял нашу сторону. Сегодня я был также у А. Бартельса и заявил ему, что Немецкое общество не несет никакой ответственности за все, что произошло в понедельник, что Крюгер, Б[орн]ш[тед]т, Морас, Зейлер, Хейльберг и др. не были даже его членами и что вся эта история, происшедшая без ведома Немецкого общества, имела, по-видимому, целью составить конкуренцию Обществу. Письмо такого же содержания, подписанное всеми членами комитета, завтра будет отправлено также Жотрану. К Энберу я завтра пойду вместе с Лупусом. Затем я написал следующее письмо Жотрану по поводу остающегося, благодаря моему отъезду, вакантного места в организационном комитете брюссельских «Братских демократов»:

«Милостивый государь! Так как я вынужден уехать из Брюсселя на несколько месяцев, я не смогу выполнять те обязанности, которые возложило на меня собрание 27-го сего месяца.

Поэтому я прошу Вас привлечь кого-нибудь из немецких демократов, проживающих в Брюсселе, к участию в работе комитета, которому поручено организовать международное демократическое общество.

Я позволю себе предложить Вам того из немецких демократов Брюсселя, на которого собрание, если бы он мог на нем присутствовать, возложило бы те обязанности, которые ввиду его отсутствия оно доверило мне. Я говорю о г-не Марксе, который, по моему глубокому убеждению, имеет наибольшее право представлять в комитете немецкую демократию. Таким образом, не г-н Маркс заменит меня в комитете, а наоборот, я на собрании заменял г-на Маркса. Примите и пр.»

Дело в том, что я уже раньше условился с Жотраном, что я письменно извещу его о своем отъезде и предложу ввести тебя в комитет. Жотран также в отъезде и вернется через две педели. Если из этой истории ничего не выйдет, что я считаю вероятным, то провалится предложение Хейльберга; если же из этого что-нибудь выйдет, то окажется, что именно мы осуществили это дело. Во всяком случае мы добились того, что ты, а после тебя я, признаны представителями немецких демократов в Брюсселе, и вообще вся интрига с треском провалилась.

Сегодня вечером было заседание общины [101]101
  Энгельс пишет о заседании брюссельской общины Союза коммунистов, которая была создана 5 августа 1847 г. на базе Коммунистического корреспондентского комитета. Председателем общины был избран Маркс. – 91.


[Закрыть], Я председательствовал. За исключением Валл[ау], который, впрочем, уже склонился на нашу сторону и вчерашнее поведение которого может быть оправдано различными причинами, основательность которых я признал, – за этим исключением, таким образом, торжество по поводу истории с Б[орн]ш[тед]том было единодушным. Эти люди начинают чувствовать свое значение. Они впервые выступили как организация, как сила по отношению к другим людям, и чрезвычайно гордятся тем, что все сошло так гладко и что они одержали такую блестящую победу. Юнге на седьмом небе. Ридель не знает, что делать от радости, даже маленький Онеманс торжествует, как драчливый петух. Словом, я еще раз должен повторить, что эта история вызвала подъем внутри Общества и рост его влияния вовне и в дальнейшем будет оказывать такое же действие. Люди, которые вообще никогда не выступают, напали на Б[орн]ш[тед]та. И даже интрига нам помогла: с одной стороны, Б[орн]ш[тед]т везде говорил, что демократическое Немецкое рабочее общество устроило это собрание, а с другой стороны, мы все это отрицали, и благодаря и тому, и другому обстоятельству об Обществе заговорили среди бельгийских демократов и его считают очень важной, более или менее таинственной силой, «Немецкая демократия становится большой силой в Брюсселе», – сказал сегодня утром Бартельс.

Между прочим, ты также фигурируешь в письме комитета к Жотрану, Жиго будет подписывать в качестве секретаря, замещающего Маркса.

Устраивай же поскорее твои денежные дела и возвращайся сюда. Я горю от нетерпения уехать, а между тем мне приходится здесь выжидать окончания всех этих интриг. Теперь я никак не могу уехать. Чем скорее, следовательно, ты приедешь, тем лучше. Только урегулируй сперва свои денежные дела. Я во всяком случае останусь на своем посту, пока это будет возможно, если удастся – то до тех пор, пока ты приедешь. Но именно потому желательно, чтобы ты поскорее приехал.

Твой Энгельс

Впервые опубликовано в книге: «Der Briffwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого и французского