Текст книги "Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало"
Автор книги: Карина Тихонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– Но некоторым дается шанс изменить свою судьбу.
– Некоторым дается… А почему только некоторым?
– Не знаю, Дуня. Не понимаю. Стаське – дали, а тебе – нет.
– Что-о? – прошептала Евдокия Михайловна. – Что ты сказала?
– Да все ты понимаешь, – ответила Альбина Яковлевна. – И еще лучше, чем я. Не пугайся, Дуня. Я теперь совсем по-другому к тебе отношусь. Несчастная ты женщина. Знаешь, я теперь все вижу будто со стороны. И мне всех так жалко! И себя вижу… Боже мой, Дуня, как же глупо я жила, как глупо! Всю жизнь перед кем-то пресмыкалась. Спроси зачем? Затем, чтоб Женя получил хорошую работу, например. Ты знаешь, когда мы жили в Гаване, я нарочно изображала дурочку перед женами его начальства. Они любили меня немножко ногами попинать. Любили посмеяться надо мной, думали, я ничего не понимаю. А я все-все понимала. И терпела. Зато Женя резко в гору пошел, и квартиру нам хорошую дали.
Она умолкла, покачала головой, глядя перед собой задумчивыми грустными глазами.
– Для чего все это было? Не знаю… Все равно отдадим. Все, ради чего я так долго служила игрушкой.
– Не отдадите, – начала Евдокия Михайловна, но собеседница быстро оборвала ее.
– Не нужно, Дуня. Ничего не нужно. Я ведь беспокоюсь только об одном: чтобы Стаська глупостей не наделала. А с долгами мы разберемся.
– Как?
– Да очень просто! Продадим нашу четырехкомнатную квартиру и купим маленькую, однокомнатную… А если не хватит – договоримся об отсрочке. Работать пойду, зря я бросила школу. Будем отдавать по частям, справимся… Это все ерунда, Дуня, это все такая ерунда, что ты даже не представляешь… Меня совсем другое беспокоит.
– Что тебя беспокоит, Аля?
– Что-то должно случиться, – без обиняков ответила та. – Что-то непоправимое. Не со Стаськой, я знаю. Но с кем-то из нас.
– Со мной?
Альбина Яковлевна посмотрела на свою гостью долгим пристальным взглядом.
– Может быть, – ответила она неуверенно. – Но я не знаю наверняка.
И попросила:
– Будь осторожна, ладно?
– Постараюсь.
Еще несколько минут в палате стояла тишина. Женщины молчали, думали каждая о своем.
– Аля, а что он тебе сказал? – вдруг спросила Евдокия Михайловна горячим дрожащим шепотом.
Альбина Яковлевна приложила руку ко лбу, вся ушла внутрь себя, в воспоминание, о котором невозможно говорить спокойно.
– Он сказал: бедная ты моя…
Альбина Михайловна запнулась, проглотила комок, немедленно возникший в горле. Справилась с собой и продолжала:
– Знаешь, Дуня, у меня будто нарыв какой-то в груди лопнул. И я все-все выплакала, всю гадость из себя вымыла…
Она замолчала, медленно вытерла глаза рукавом пижамы.
– Бедная ты моя, – повторила Евдокия Михайловна очень тихо. По ее лицу пролегли две мокрые дорожки.
– Ты не бойся, Дуня. Он все понимает, объяснять ничего не нужно… Он и тебя успокоит.
– Я ведь озлобленная, Аля, – сказала собеседница, резко поднимая голову. – Я тоже почти всю жизнь у кого-то игрушкой была. И добро бы у хороших людей! Хотя хороший человек себе такую игрушку не заведет.
– Ты? – удивилась Альбина Яковлевна. – Ты, игрушка? А мне всегда казалось, что это все остальные для тебя игрушки. Все эти мальчики, которых ты меняла, как перчатки…
– А вот это верно, – мрачно подтвердила посетительница. – Они для меня были игрушками. Понимаешь, мне захотелось хоть раз в жизни собственных шутов завести, чтобы отыграться, что ли… Ты не думай, я их не обижала, нет… Денег им давала, помогала, чем могла…
Она вздохнула, вытерла глаза и сказала, ни к кому не обращаясь.
– Да что это я… Как будто можно оправдаться.
Встала со стула и накинула на плечи длинное темное манто, отделанное сверкающим драгоценным мехом.
– Пойду я, Аля. Здоровья тебе желать глупо, ты и так здоровая… Спасибо, что все мне рассказала. Не бойся, ничего с твоей дочерью не случится.
– Я знаю, – тихо ответила собеседница.
– И насчет денег не волнуйся. Я обо всем позабочусь.
– Спасибо тебе, Евдокия. Прости меня за прошлое.
– Да и ты меня прости, – ответила Евдокия Михайловна и пошла к двери. Обернулась и спросила, прежде чем выйти:
– Увидимся еще?
– Обязательно увидимся, Дуня, – ответила собеседница, Но после того, как дверь за гостьей закрылась, упала на подушку и тихо прошептала:
– Прощай, Евдокия. Прости за обман.
Есть в нашей жизни день, который предшествует беде. Сначала кажется, ничего в нем нет особенного: день как день. Но уже потом, собирая в памяти все обрывки воспоминаний и связывая их в единую ниточку, понимаешь: это был плохой, тяжелый день.
Черный день. День-предшественник.
Черный он не потому, что вслед за ним происходит что-то страшное. А потому, что именно в этот день невидимое напряжение достигает своего пика.
– Слушай, отстань от меня! – заорал Федька на свою сестру. – Чего ты меня без конца цепляешь?!
– Это потому, что я тебя терпеть не могу, – объяснила Стаська ровным голосом.
– Я тебя тоже не выношу. И что? Я тебя трогаю?
– Попробовал бы ты, – сказала Стася, усмехнувшись. – Даже интересно, что у тебя получится…
– Вот и меня не трогай!
– Должна же от тебя быть какая-то польза, – презрительно бросила сестра через плечо. – Ты у нас кто? Домашнее животное. Вроде кошки, только не такое симпатичное. А домашнее животное должно у хозяев стресс снимать. Вот и давай, работай…
– Щас, – язвительно пообещал брат. – Наизнанку для тебя вывернусь…
– Фу!
И Стаська брезгливо поморщилась, представив себе неаппетитную изнанку Федьки. Горы сала пополам с горами дерьма.
– Ты не мог бы предложить что-то другое? – спросила она с отвращением.
– Ну, могу, например, станцевать.
– Танцуй.
– Сто долларов, – быстро сказал брат.
– Ты что, Анна Павлова?
– Нет, я Олег Попов, – веско ответил Федька.
– Танцуй, я посмотрю…
– Аванс гони!
Стаська вынула из джинсов пятисотрублевую купюру и бросила брату. Тот ухватил бумажку в воздухе, аккуратно свернул и спрятал в карман клетчатой фланелевой рубашки.
– Вы оплатили пятиминутный танец, барышня.
– Танцуй, я засекаю…
И Федька упер толстые руки в не менее толстые бока.
– Индийское движение! – объявил он ликующе.
И быстро-быстро задвигал бедрами, боком наступая на Стаську, развалившуюся в кресле гостиной.
Та от неожиданности широко раскрыла глаза. Тут было на что посмотреть.
Рыхлое полное тело брата ходило ходуном, скручиваясь и раскручиваясь, как резиновая спираль. Толстые ягодицы задавали ритм, а обвисшая грудная мышца отставала от него, по крайней мере, на два такта: очень уж медленно проходила вибрация через мощные жировые складки живота. Тем не менее, движение выглядело странно кокетливым: словно исполнял его не тридцатилетний раскормленный на убой мужик, а переодетая немолодая женщина.
Федька добрался таким макаром до кресла, в котором сидела сестра, опустил руки и сердито сказал:
– Хватит с тебя за такой аванс.
Стаська пришла в себя от неожиданности и расхохоталась. Брат, не обращая внимания на ее смех, достал купюру из кармана и еще раз полюбовался на нее. Даже обнюхал, как собака.
– Бис! – надрывалась сестра, изо всех сил хлопая в ладоши. – Ой, не могу… Филя, у тебя, оказывается, есть талант! Ну, повтори, светик, не стыдись…
– Деньги гони! – хладнокровно потребовал брат.
– А спеть можешь? – корчась от хохота, с трудом говорила Стаська.
– За отдельную плату, – предупредил брат.
– Семен Семеныч! Само собой!
– Тогда – могу…
Стаська размазала по лицу слезы и достала из кармана еще пятьсот рублей.
– Мало!
– Ну, хорошо.
И размякшая от смеха Стаська добавила еще пятьсот.
– Хватит? На песню и танец?
– На короткую песню и на короткий танец, – хватит.
И брат снова встал в позу. Стаська немедленно схватилась за бок.
– Индийская народная песня! – торжественно объявил Федька. – Сопровождается пантомимой! Исполняет Фиделио Русанов!
Стаська взвизгнула от хохота и чуть не свалилась на пол. Федька начал речитатив, чуть покачивая толстыми рыхлыми бедрами.
– И дошло до меня, о великий царь, что жили в славном городе Багдаде…
– Идиот! – заорала Стася, давясь хохотом. – Багдад в Ираке, а не в Индии! Шехерезаду на мыло!
И она оглушительно свистнула, сунув в рот два пальца, – фокус, усвоенный в детстве.
– Будешь отвлекать – верну аванс, – сердито ответил брат, выходя из роли.
– Молчу! Как рыба! – страстно пообещала сестра.
Федька недовольно поиграл бровями, снова придал лицу сладко-жеманное выражение и встал в позу на полусогнутых коленях, как это делают индийские танцовщицы.
– И дошло до меня, о великий Царь, что в славном городе, гм… Бомбее жили брат с сестрой.
Тут он приподнял одну ногу и согнул ее плашмя, перпендикулярно полу. Стаська зарыдала вполголоса.
– И был брат хорошим добрым мальчиком. Но сестра ненавидела его за то, что был он любим родителями больше, чем она, – речитативом продолжал Федька, делая руками и ногами движения, напоминающие пародию на индийский танец.
И умерла ее бабка, страшная ведьма, и оставила внучке свой дворец, – продолжал Федька, кружась по комнате. – И сказали ей родители: вот твой дом, а наш дворец достанется нашему сыну. И разгневалась злая сестра на брата. И захотела она отнять у него родительский дворец. Произнесла она страшное заклятие и решила заколдовать красивого юношу, чтобы он помог ей отобрать дворец у брата. Но заклятие не подействовало, потому что юноша сам был великим и злым волшебником. И разгневалась ведьма-сестра еще сильнее. И стала издеваться над бедным братом…
Тут речитатив оборвался, потому что большая тяжелая диванная подушка попала Федьке прямо в голову.
– Скотина, – прошипела Стаська и встала с кресла.
– Не нравится? – кротко удивился брат. – Хочешь, другую песню спою?..
Но сестра, не отвечая, вышла из гостиной. Минуту спустя, громко хлопнула входная дверь.
Федька пожал плечами. Достал из кармана рубашки три пятисотенные купюры, разгладил их и пробормотал:
– Не густо, но и не пусто…
Устремился вслед за сестрой в прихожую, быстро натянул на себя теплые ботинки. Влез в куртку. Огляделся, проверил, не забыл ли чего, и выскочил за дверь.
Было четыре часа пополудни.
Валька просидела за компьютером почти весь день. Перевод нужно было сделать срочно, и она старалась, как могла. Телефон ее почти не отвлекал, лишь один раз позвонил Арсен с работы. Она быстро отговорилась занятостью, положила трубку и продолжила сосредоточенно стучать по клавиатуре компьютера. Работа шла легко и вызывала приподнятое ощущение, которое можно было передать двумя словами: «Я могу»!
Поэтому, когда телефон зазвонил второй раз за день, она немного рассердилась. Мельком взглянула на определитель номера и тут же схватила трубку, проклиная себя за забывчивость.
– Привет, ба!
– Здравствуй, – ответила Евдокия Михайловна безжизненным голосом.
– Что с тобой? – спросила Валька. – Ты болеешь?
– Да нет… Валюша, ты меня в гости приглашала…
– Жду, жду! – бодро ответила Валька, с тоской прикидывая в уме, успеет ли она сегодня закончить работу.
– Ты меня извини, малыш… Не приеду.
Тут Валька насторожилась окончательно.
– Ты в городе? – спросила она.
– Откуда ты знаешь?
– Ты с мобильника звонишь, – напомнила Валька.
– А! Ну да… В городе.
– Тогда почему не хочешь заехать?
– Я устала, – лаконично ответила бабушка. – Была у Али… В общем, не хочу сейчас никого видеть. Не обижайся.
– Ну, хорошо, – недоуменно ответила Валька. – Не хочешь, не надо… Как себя чувствует тетя Аля?
– Она здорова, – ответила бабушка бесстрастно.
– Выписываться собирается?
– Наверное… Валюша, извини. Не хочу разговаривать.
И Евдокия Михайловна отсоединилась.
Валька минуту озадаченно рассматривала телефонную трубку, потом пожала плечами и снова вернулась к переводу. Ее пальцы быстро забегали по клавиатуре, и она почти забыла о разговоре с бабушкой.
Было пять часов пополудни.
Екатерина Дмитриевна сидела с мужем на кухне и пила чай. Вечером муж должен был сопровождать гостей мэрии в Большой театр. Екатерина Дмитриевна хотела пойти с ним, несмотря на то, что посещение Большого театра перестало ее радовать уже очень давно. Но муж объяснил, что культпоход неофициальный, что называется, «без жен». И Екатерина Дмитриевна согласилась остаться дома, сказав только, что не стоило бы водить туда гостей из Бостона: возможно, они что-то понимают в настоящем искусстве. Ну, теперь уже поздно рассуждать.
– Сережа, нужно было взять билеты в какой-нибудь приятный драматический театр, – сказала она мягко.
– Они по-русски не понимают.
– Ну, возьми билеты на какой-нибудь классический спектакль… «Женитьба Фигаро», например… Бомарше все читали, и спектакль очень хороший, красочный… Хореография блестящая…
– Да, это мысль, – согласился муж. – Если они захотят еще раз пойти в театр, я попрошу взять билеты… Где он идет?
– В Ленкоме, – ответила Екатерина Дмитриевна с ласковым упреком. – Ты совсем отстал от жизни.
Сергей Владимирович молча пожал плечами, и тут раздался звонок в дверь.
– Ты ждешь кого-нибудь? – спросил муж.
– Нет. А ты?
– Тоже нет…
Вошла домработница Даша и сказала:
– Там ученицы какие-то…
– Какие ученицы? – не поняла Екатерина Дмитриевна.
– Не разобрала, – покаялась Даша. – Фотографию просят.
– Какую фотографию?..
– Катюша, разберись, пожалуйста, – попросил Сергей Владимирович.
Екатерина Дмитриевна без возражения поднялась со стула и вышла в прихожую. Там возле полуоткрытой двери переминались с ноги на ногу две барышни переходного возраста, одетые в короткие джинсовые юбочки, сапоги-ботфорты и китайские псевдо-дубленки. Увидев хозяйку дома, они запаниковали, подталкивая друг друга в бок.
– Да? – спросила Екатерина Дмитриевна и подняла брови вверх с выражением холодного учтивого любопытства.
– Здрасте, – забормотали девицы.
– Здравствуйте, – четко и внятно ответила хозяйка дома, как бы давая барышням образец хорошего тона. – Что вы хотели?
– Понимаете, – пустилась в объяснения одна из девиц, – мы учимся у Дмитрия Сергеевича.
Тут она запнулась и замолчала. Екатерина Дмитриевна продолжала смотреть на нее с прежним учтивым и холодным вниманием.
– Мы выпускаем стенгазету, – неожиданно пришла ей на помощь вторая барышня, волосы которой были выкрашены в отчаянно-красный цвет. Врушка.
– Это будет… смешная стенгазета. И нам нужна маленькая фотография Дмитрия Сергеевича. Но так, чтобы он об этом не знал, а то сюрприз не получится.
Уже к концу этой сбивчивой речи Екатерина Дмитриевна все поняла. Что ж, очевидно в Димку влюблен не только педагогический персонал школы.
– Вам нужна именно маленькая фотография? – уточнила она для проформы.
– Любая сойдет, – быстро ответила первая девица.
– Понятно.
Екатерина Дмитриевна немного постояла на месте, соображая.
У Димки в комнате лежит его собственная коробка с фотографиями. Там всякие любительские снимки, не имеющие отношения к истории их семьи. Друзья, однокурсники, барышни… Она никогда не заглядывала в эту коробку. И не только потому, что это некрасиво. Просто ей было неинтересно.
– Подождите минутку, пожалуйста, – вежливо попросила она девушек, скрывая улыбку.
Те испуганно кивнули в ответ.
Екатерина Дмитриевна направилась в комнату сына. В принципе, правильнее было бы, наверное, выставить этих двух девчушек из дома, но… Были когда-то и мы молодыми.
Газету они выпускают, как же…
Екатерина Дмитриевна тихо усмехнулась.
В седьмом классе они с подружкой влюбились в студента-практиканта. Кажется, он преподавал историю… Ну, за его фотографиями они не бегали, зато на контрольном уроке обеспечили мальчику пятерку, блестяще подготовив домашнее задание. И чуть не подрались с подружкой, решая, кто из них пойдет к доске. Впрочем, он вызвал обеих.
Екатерина Дмитриевна вошла в комнату сына, где домработнице отныне было запрещено наводить порядок, сняла с верхней полки шкафа большую картонную коробку, села на диван и раскрыла ее. Так и есть. Фотографии, фотографии, фотографии…
Она вытряхнула все снимки на диван и выловила небольшую фотокарточку, сделанную для паспорта совсем недавно. Такое фото девочек, наверное, устроит. Поднялась с дивана и, не убирая снимки, вернулась в прихожую.
– Вот, – сказала она и протянула снимок девушкам. Первая выхватила его так быстро, что чуть не разорвала. И тут же спрятала во внутреннем кармане дубленки.
– А еще одной нет? – с тайным огорчением спросила вторая девица. – Мало ли… Вдруг испортим газету…
– Второй нет, – твердо ответила Екатерина Дмитриевна, – Придется вам все делать аккуратно.
Первая девица победоносно засияла, вторая понурилась.
– До свидания, – вежливо сказала Екатерина Дмитриевна, незаметно тесня их к двери.
– Спасибо, – поблагодарила обладательница фотографии, симпатичная блондинка.
– Не за что.
И Екатерина Дмитриевна закрыла дверь.
Повернулась к зеркалу и машинально поправила волосы. Рассказать Димке или нет? Не стоит, наверное.
«Расскажу, если он заметит пропажу фотографии», – решила Екатерина Дмитриевна.
Вернулась в комнату сына и принялась собирать разлетевшиеся по дивану снимки. Мельком оглядывала их и складывала на дно коробки. Вот большой групповой снимок, которого она раньше не видела…
Екатерина Дмитриевна поднесла фотографию к лицу…
А-а-а! Выпускная институтская фотография. Вот дочь ректора (недавно вышла замуж, кстати), вот Димка…
Тут она споткнулась глазами о чье-то страшно знакомое лицо. Встала, припоминая, и вдруг выронила коробку. Снимки разлетелись по полу, но она, не обращая на них никакого внимания, вихрем ринулась из комнаты на кухню, не выпуская из рук тот самый групповой снимок.
– Сережа! – позвала она изменившимся голосом.
Муж с удивлением смотрел на нее: растрепанную, взволнованную, красную…
– Смотри…
Положила перед мужем на стол фотографию.
– Что это? – спросил Сергей, разглядывая снимок.
– Это курс Димки в институте.
– И что?
– Посмотри сам. Знакомых не видишь?
И Екатерина Дмитриевна миндалевидным ухоженным ногтем чиркнула по шее юноши, стоящего рядом с их сыном. На глянцевой поверхности снимка осталась заметная полоса, и стало казаться, что юноше отрубили голову.
– Вот это да! – тихо сказал Сергей Владимирович.
– Сережа, это не может быть совпадением.
– Конечно, не может! Ты смотри, ребенок-то за нашей спиной какие-то свои ниточки плетет…
– Нужно поговорить с ним…
– Он ничего не скажет, – перебил муж. – Ты, что, забыла, про его манеру общения с родителями?
– Я не о Димке. Я о нем.
И Екатерина Дмитриевна кивнула головой на снимок.
– Это, пожалуй, разумно, – задумчиво пробормотал муж. И велел:
– Никакой самодеятельности, Катя. С ним буду говорить я. Понятно?
– Понятно, – ответила жена, стараясь выглядеть спокойной. И сразу же спросила:
– Во сколько тебя ждать?
– Не знаю, – ответил муж. – Не раньше двенадцати, наверное. Мне же гостей до гостиницы сопроводить надо.
– Понятно, – повторила Екатерина Дмитриевна.
Муж внимательно посмотрел на нее, но она уже сумела взять себя в руки. Ответила ясным прямым взглядом, и Сергей, успокоенный, ушел в спальню, переодеться перед выходом.
Екатерина Дмитриевна бросила быстрый взгляд на часы.
«У меня уйма времени», – подумала она хладнокровно.
Было шесть часов вечера.
Ураган налетел внезапно, ближе к ночи, ошеломив своим появлением все гидрометеослужбы. Унылый ноябрьский день, распростертый над городом, тихо скончался, перешел в грязно-серые ранние сумерки. С тоскливым упорством моросил колючий дождь, воздух был сырым и неподвижным.
Ураган ворвался в город как безжалостный завоеватель: срывал рекламные щиты, пробовал на прочность электрические провода, сбивал с ног поздних прохожих, переворачивал урны с мусором и гонял по воздуху легкие разноцветные обертки из целлофана. Оконные стекла сотрясались в своих рамах, а мощное пение ветра заставляло креститься даже далеких от церкви людей.
Правда, яростный налет был недолгим. Уже через два часа ветер стих так же внезапно, как поднялся. Облака, безжалостно разорванные, как старые, грязные манжеты, были отброшены куда-то далеко за реку, и темно-фиолетовое небо вдруг расцвело холодными осенними звездами.
Утром неожиданно проглянуло солнце, давно забытое за эту дождливую слякотную осень. Слабый луч беспомощно дрожал на подоконниках и крышах домов, неуверенно заглядывал в окна. Природа словно подарила людям напоследок свою бледную старческую улыбку.
А после обеда выпал первый снег.
Валька подошла к окну и прижалась лбом к оконному стеклу, грея руки о края чашки с горячим чаем. Двор, покрытый нежной сахарной изморозью, выглядел декорацией к какой-то грустной пьесе. Ярко-зеленая скамейка возле подъезда смотрелась агрессивным цветовым пятном, слишком беспокойным для торжественной неподвижности замерзшего мира.
Валька сделала глоток из чашки, не отрывая задумчивого взгляда от неуютного городского пейзажа за окном.
Сон этой ночью не принес ей ни покоя, ни отдыха. Несколько раз она просыпалась в страхе, пытаясь ухватить ускользающее сновидение. Но ночные призраки, вильнув скользким хвостом, быстро уходили в глубину, и Валька никак не могла осознать, что же они хотели сказать ей минутой раньше.
Ласковые теплые руки Арсена успокаивали ее ненадолго: стоило закрыть глаза и беспокойство снова стискивало сердце. И через короткое время Валька вновь просыпалась, что-то беззвучно крича.
Заснула она уже под утро. Сон был липким, больным, но не отравленным никакими сновидениями. Проснулась аж в десять часов, благополучно проспав уход Арсена и свой собственный выход на работу.
Впрочем, это было не так уж и страшно. Работала Валька в частном переводном бюро, которое держала хорошая знакомая мамы, – Рита Зелинская. Рабочий день был не нормирован, появляться следовало, только когда Рита подбрасывала ей работу. Работа была разной: письменные переводы документов, устный синхрон на деловых переговорах, частые поездки по стране и зарубежью в свите коммерсантов разного уровня, и даже сопровождение туристов. Оплачивалась работа вполне сносно, да и нареканий на качество от начальства пока не было.
Рита никогда не требовала ничего чрезмерного, но все ее немногословные пожелания следовало выполнять беспрекословно. Как, например, пожелание всегда являться в офис в строгом деловом костюме с юбкой и со сменной парой туфель, если сезон требовал ношения сапог. Капризных переводчиков Рита не жаловала. Стоило три-четыре раза отказаться от работы или не явиться на вызов, и все: этого человека Рита оставляла в покое раз и навсегда.
За три года работы Валька всего один раз взяла больничный, когда грипп свалил ее с температурой под сорок. На все вызовы реагировала немедленно, работу сдавала в оговоренный срок, не отказывалась от поездок в Сибирь с немецкими нефтяниками, расхаживала часами в туфлях на высоком каблуке, никогда не жаловалась на усталость и ненормированный рабочий день, ела, где придется и что дают, и всегда была корректна с заказчиками.
Но никогда не переступала границ необходимой корректности.
Это ее качество Рита ценила, пожалуй, больше всего и всегда ставила в пример другим девчонкам, нацеленным только на одно: подцепить в бюро богатенького мужа или богатенького любовника и бросить переводы к дьяволу.
Так что второй больничный за три года выглядел вполне убедительно. Валька позвонила Рите, объяснила ситуацию и отпросилась на два-три дня.
– Золотко мое, – озабоченно сказала Рита. – Самое главное в этой жизни – здоровье. Остальное – купим. Так что лечись, моя хорошая, ни о чем не беспокойся. У тебя все есть? Если что нужно, я могу шофера прислать…
– Спасибо, Рита, все есть, – сказала Валька больным голосом. Кашлянула для убедительности и попросила:
– Маме не сообщай пока. Она запаникует.
– Милая моя, когда это я в нерабочее время переводчиком выступала? – укорила ее Рита, и Валька невольно улыбнулась. – Сама ей скажешь, что считаешь нужным. Ладно, не напрягай горлышко. Пока.
– Пока.
Валька положила трубку и потянулась от удовольствия. Хорошо в такую погоду дома: под рукой горячий чай, несколько новых видеокассет, можно немного побаловаться с компьютерными игрушками. Хотя горло и впрямь саднит.
Валька достала термометр, сунула его под мышку и, не торопясь, допила чай. Вынула градусник, посмотрела на ртутный столбик и свистнула.
Вот тебе и объяснение ночных кошмаров. Она просто-напросто заболевала, и организм пытался ей об этом сообщить.
Тридцать семь и пять.
«Будешь знать, как врать начальству», – злорадно подколола совесть, но Валька от нее отмахнулась. Не так уж часто она себе позволяет лениться, чтобы от этого заболеть. Сейчас ее больше волновал другой вопрос.
Грипп или простуда?
Скорее всего, простуда. Грипп, насколько она помнила, характеризуется внезапной и очень высокой температурой. К тому же, у нее все сильнее болело горло, а это совсем не гриппозный симптом.
Ну, конечно!
Валька хлопнула себя по лбу.
Она заразилась от Андрея позавчера вечером. Она даже знала, когда это произошло. Тогда, когда Арсен уехал за лекарствами и продуктами, и они остались одни. Андрей присел перед ней на корточки, умолял забрать конверт с аудиокассетой, и Вальку обжег больной жар его кожи.
«Паразит», – подумала она вяло, без прежней ненависти. Думать об альфонсе всякие гадости стало настолько привычным делом, что азарт давно уже пропал.
Валька вернулась из кухни в спальню и вынула из кармана новой норковой курточки сверток, перемотанный скотчем. Заодно подумала о том, что нужно бы его перепрятать получше: куртку скоро носить придется. Присела на неубранную кровать и задумчиво покрутила в пальцах неряшливый сверток.
Внутри обычного почтового конверта лежал маленький листок бумаги, где был записан адрес двух женщин. Одну из них звали Жанна и была она, как говорят очевидцы, фантастически красива. (Вот бы посмотреть!).
А как зовут вторую, Валька не знала. И не успела позавчера узнать.
Она отложила сверток в сторону и обвела взглядом небольшую уютную комнату. Рассеянно прикинула, стоит ли сегодня затеваться с уборкой. Решила, что не стоит.
Пошла на кухню, поставила чайник на плиту. У Арсена не было нормального электрического прибора, который отключается самостоятельно, не обременяя хозяев, и Валька несколько раз порывалась его купить. Но расписной веселый красный чайничек со свистком Вальке настолько понравился, что отложить его в ненужные вещи просто рука не поднималась.
Позвонить, что ли, Андрею? Узнать, как он себя чувствует? Заодно можно и поблагодарить за подаренные бациллы…
Валька потянулась к телефону и набрала номер, глядя в бумажку, на которой Арсен позавчера записал координаты альфонса. Скорее всего, телефон отключен, но делать ей все равно нечего…
Она выждала несколько длинных гудков и уже собралась положить трубку, когда на другом конце ей вдруг ответил резкий незнакомый мужской голос.
– Да!
– Извините, – запаниковала Валька, сверяясь с бумажкой, на которой был записан номер Андрея. – Я, наверное, не туда попала.
– Кто вам нужен? – так же резко и требовательно спросила трубка. И предупредила:
– Не разъединяйтесь, все равно узнаем, кто звонил!
«Что происходит?» – подумала Валька. В комнате Андрея явно ходили и разговаривали какие-то люди.
– Мне нужен Андрей, – сухо сказала она незнакомому нахалу.
– С кем я разговариваю? – упорствовала трубка.
– Может, сначала вы представитесь? – начиная злиться, спросила Валька.
– Девушка, вы разговариваете с милицией, – строго ответил голос. На заднем плане послышался негромкий смех, кто-то сказал: «Коля, не скрывай звание».
– Занимайся своим делом, – огрызнулся Валькин собеседник в сторону, и вернулся к ней.
– Назовите себя, – снова потребовал он.
– Меня зовут Валентина, – машинально ответила Валька.
– Валентина… Фамилию и отчество назовите.
– Да что случилось? – почти закричала Валька. – Андрея позовите! Я туда попала?
– Туда, туда, – успокоил ее собеседник. – А зачем вам Андрей?
– Хочу узнать, как он себя чувствует, – честно ответила Валька.
Трубка засмеялась куда-то в сторону. Собеседник сказал, обращаясь к невидимому коллеге: «Слышь, Сань, девушка его здоровьем интересуется»… Тот что-то буркнул в ответ; что именно, Валька не разобрала.
– А почему вы про здоровье спрашиваете? – задал собеседник очередной дурацкий вопрос.
– Потому что он болен, – сухо ответила Валька.
– Чем, интересно?
– Не знаю. Наверное, ангиной. У него была высокая температура.
– Вы его когда видели? – спросила трубка.
– Позавчера.
– Во сколько?
– Не помню. Часов в девять, наверное…
– А вчера? Видели?
– Не видела, – ответила Валька нетерпеливо. И потребовала: – Позовите Андрея!
– Не могу, – коротко ответил собеседник.
– Почему?
– Потому что он умер.
Валька застыла с трубкой, прижатой к уху.
Умер? От чего? От ангины?
– Девушка! – позвал ее собеседник, уставший от молчания.
– Да, – ответила она слабым голосом.
– Вы не могли бы сейчас приехать?
– Могу, – ответила она. И почувствовала, как включился автопилот, обычно вывозивший ее из ступора.
Вот хорошо! – обрадовалась трубка. – И вам меньше возни, и нам… Приезжайте.
– Хорошо, – все так же механически ответила она и положила трубку.
Чайник весело засвистел, призывая хозяйку. Валька вздрогнула, приложила руку ко лбу, попыталась собрать мысли. Все нарастающий свист чайничка мешал ей сосредоточиться, она с раздражением вытянула руку и повернула выключатель.
В кухне стало тихо.
Примерно такое же ощущение тишины и пустоты царило в ее голове.
Несколько минут она просидела в неподвижности, безвольно опустив руки. Затем медленно, как во сне, сняла телефонную трубку и набрала нужный номер.
– Алло!
– Нина, здравствуй, – механически проговорила Валька необходимый текст. – Это Валя. Бабушку позови, пожалуйста.
– Так она только заснула, – ответила Нина, по обыкновению не здороваясь. – Разбудить, что ли?
– Она больна? – спросила Валька безо всякого участия.
– Да нет… Вернулась под утро. Где ночью шаталась – понятия не имею. Так разбудить или как?
– Под утро вернулась, – пробормотала Валька себе под нос. И сказала нормальным голосом:
– Не буди, не нужно. Я потом перезвоню.
– Ага.
И домработница повесила трубку.
Валька попыталась сосредоточиться. Мир вокруг качался и плыл, расплавленный в пекле болезни, и тело отказывалось повиноваться ее приказам. Тем не менее, она заставила зрение обрести нужную резкость, а слабые пальцы – нажать на нужные кнопки. Уронила трубку и не стала ее поднимать, включила громкую связь.
– Валюша! – сказал Арсен почти сразу.
– Привет.
– Привет. Как ты, малыш? Я не стал тебя будить…
– Андрей умер.
Пауза.
– Повтори, пожалуйста, – озадаченно попросил Арсен.
– Я говорю, Андрей умер.
Снова тишина. Только потрескивали на линии какие-то помехи.
– Откуда ты знаешь? – спросил Арсен совсем другим, жестким тоном.
– Звонила ему только что. Хотела спросить, как он себя чувствует…
Тут она осознала, каким чудовищным комиксом выглядит ситуация, и всхлипнула. Но сразу справилась с собой.
