Текст книги "Музыка Лондона. История одной любви (полная версия) (СИ)"
Автор книги: Камилла Дюбо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Ноябрь 1987.
Фредди.
Мы вернулись в Лондон совсем другими. Бетти вела все мои дела, обе группы собрались начать запись, но теперь все были единодушно согласны, что гастролей больше не будет. Я сразу же перебрался в другую спальню. Я обожал ее, не смотря на то, что наши отношения, теперь были лишены физической близости, но Бетти была согласна и на это. Бетти мало, что беспокоило, ее захватывала нежность каждый раз, когда гладила свой округляющийся живот. Она уже любила этого ребенка. Я по утрам приносил ей завтрак в постель, днем по возможности исполнял все ее капризы и желания, вечером укладывал ее, как ребенка в постель. Мне не хватало прежних нас, теми, кем они были раньше. Только ради нее я держался, не показывая, как бывает мне нездоровиться после процедур, я не хотел ее расстраивать, Бетти же безгранично верила мне.
Бетти проснулась совершено разбитая, ощущая дискомфорт во всем теле. Была середина ноября. Погода совсем перестала радовать. Бетти взглянула на безжизненное небо, и тяжело вздохнула. Она попыталась встать, но ей это было трудно сделать. Я принос ей завтрак, но ей совсем не хотелось есть.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоено спросил я.
– Не очень, – пробормотала она.
– Я принесу тебе твоего чая, – я встал, – не вставай пока. Полежи, – Бетти откинулась на подушку, снова засыпая. Только к обеду она смога спуститься вниз. Я вернулся из студии рано, сразу же начал интересоваться ее здоровьем. Выражение лица у нее было довольно странное. Глаза стали какими-то печальными, и очень грустными. Она явно приболела, но в ее положение это чревато последствиями. Я встревожено изучал ее весь вечер. Бетти казалась мне маленькой девочкой, о которой я должен заботиться, как отец.
– Я уложу тебя спать, – я подхватил ее на руки.
– Но я не ребенок! – пыталась она сопротивляться.
– Бетти, лучше не спорь, – я положил ее на постель. Бетти обвила руками мою шею, притягивая к себе.
– Останься со мной, – жалобно пролепетала она, – просто будь со мной рядом. Хотя бы этой ночью…
– Бетти, милая, ты же знаешь, что это невозможно, – возразил я, у нее на глазах начали наворачиваться слезы, – только не плачь, я ненавижу, когда ты плачешь.
– Я не прошу тебя заниматься со мной любовью, просто останься со мной, – я нехотя разделся и лег рядом с ней. Обнял ее, вновь ощущая аромат ее духов, этот сладкий аромат имбиря и ванили. Она быстро уснула в крепких надежных руках. Ей было так уютно, и тепло. Сегодня ее постель, огромная кровать, не выглядела пустой и холодной, словно в ней поселилось одиночество. Я любил ее, так любил, что был готов почти на все ради нее. Я посмотрел на ее безмятежное лицо, еще крепче прижимая к себе. Ангел, и где теперь эта женщина-кошка, к какой я привык. Куда делась ее дерзость, ее внутренний запал, и холодность в ее глазах? – Сладких тебе снов, дорогая, – прошептал я, и сам уснул.
Мне снилась свадьба, она была такая счастливая тогда. Все казалось тогда, таким ярким. Я рисовал их безоблачное будущее, а теперь прожив одиннадцать лет в законном браке, мы перестали существовать, как муж и жена на деле. Мы стали непонятно кем друг для друга. Ни друзья, ни враги. Во сне я положил ладони на ее живот, ребенок тихо ворочался. Я по привычке поцеловал ее в шею, и упал окончательно в бездну сна. Морфей подхватил на руки, и унес далеко, в прекрасную страну сновидений, пока реальный мир не заявил жестоко о себе. Бетти резко встала, я тоже. Я откинул покрывало, простыни стали сырыми и окрасились в алый цвет. Бетти всю уже лихорадило. Я не мог понять, что произошло, ведь все было хорошо. Что случилось, задавал себе вопрос, и должно ли так быть?
– Я сейчас, сейчас, – у меня тряслись руки, тревога не должна выбить из колеи. Я взял себя в руки, быстро соображая, что делать.
Бережно завернул ее в покрывало, разбудил водителя Томаса, чтобы тот грел машину и быстрее вез нас в больницу к ее брату. Риту и Адель оставил с детьми. Бетти всю дорогу лихорадило, и трясло. Я прижимал ее к себе, ощущая, что волны проходят по ее телу от ног до головы, она беспомощно схватилась за мою руку, ища моей поддержки. В ее глазах стояли слезы, она не смогла исполнить свою мечту. Этот ребенок должен был стать доказательством моей жизни, а теперь она теряла его. Разве этого она хотела?
Бетти.
– Тише, тише, все будет хорошо, дорогая, – утешал он меня. Мне хотелось кричать от отчаяния, сказать, ему, что ничего не будет уже хорошо, но я не могла, язык не шевелился, – Гарри и Энди, что-нибудь сделают, они помогут тебе. – Я была уверена, что ничем уже никто не поможет, надо признать, что мои хрустальные мечты оказались несбыточными. Я зашел в приемную, застав там Гарри.
– О, боже, что случилось? – спросил он, потом быстро сообразив, стал отдавать приказания, – быстро ее в операционную, найдите доктора Йорк, ну же живо. Фредди, останься здесь.
– Нет, – отрезал он, полный решимости, – я с ней.
– Я не думаю, что это зрелище для…
– Она моя жена, – Фредди пошел следом за Гарри.
– Хорошо, – к ним подошла Энди.
– Что случилось? – спросила она, Энди посмотрела на Бетти, – Да, у нее преждевременные роды.
Я пришла в сознание, мое тело разрывала дикая боль, которую я не могла выносить, вокруг суетились люди, а мне не хотелось жить. Этот выкидыш означал полное бесплодие, я знала это. Я жалобно вскрикнула, впиваясь ногтями в руку Фредди. Выдохнула, смотря прямо в глаза Фредди, по щекам скатывались слезы. Фредди увидел, как кровяной комок вылился на кушетку. После чего я обессиленная опустилась на подушку, закрывая глаза, и теряя сознание.
– Как жаль, как жаль, – шептались медсестры, это был мальчик, но он не мог выжить, он слишком рано появился на свет.
Я уже не слышала крика ребенка, и были ли они вообще? Я смотрела на себя словно со стороны, слыша тревожное: «Мы теряем ее», видя лицо Фредди, с которого словно стерли все эмоции, он был в трансе. Для него, это станет ударом, но по-другому я не могла. Он будет так сильно горевать обо мне, как и любил. На столе лежал маленький сверток, такой крошечный, это был мой мертвый ребенок, сын, еще один наследник. Все суетились вокруг меня, пытаясь возвратить к жизни, которая уже была не нужна. Фредди держал мою за безжизненную руку. Мне было хорошо, теплая волна подхватывала и уносила куда-то далеко, где я буду ощущать себя счастливой. Мне не зачем больше жить. Мне не нужна теперь жизнь, когда все мечты рухнули в один миг… Жизнь меня не держала… Я не хотела жить, но он цеплялся за меня, удерживая меня на этой земле…
Фредди.
Месяц я отчаянно боролся за ее жизнь, которая теперь ей была не нужна. Когда-то я не верил в народную медицину, магию, но сейчас был готов поверить во все, что угодно, даже душу дьяволу продать лишь бы ей стало лучше, лишь бы только она очнулась. Гарри и Энди решили не оставлять Бетти в больнице, дом, как сказал Гарри, может вылечить ее быстрее. Он прислал медсестру, сам приходил каждый вечер, и скрывал, что Бетти, может быть, и не вырваться из сетей болезни. Но никто не хотел этого, Бетти должна была жить. Она такая молодая, такая жизнерадостная, и вот эта жестокая жизнь сломала эту солнечную девчонку, впервые так сильно, что многие потеряли всякую надежду на ее выздоровление. Где же та сильная Бетти, которая всегда говорила, что все будет хорошо?
Прошло две недели с тех пор, как Бетти впала в кому.
– Фредди? – Диана положила руку мне на плечо.
– Да, что-то случилось? – Рэй и Элен были уже в школе, теперь я каждое утро провожал детей в школу, и иногда встречал их после уроков сам.
– Бэсс, мне кажется у нее ангина, – Диана обеспокоенно посмотрела на меня.
– Вызовите Холли, не переживайте, Бэсс все равно не будет великой певицей, – я улыбнулся, – все хорошо, Элизабет справиться, она сильная девочка.
Холли приехала к вечеру, прописав множество разных настоек и компрессов. Холли зашла к Бетти, она мало знала меня, а вот Бетти давно, они были почти, как сестры, пока Бетти постоянно жила в Лондоне, они часто виделись.
– Все будет хорошо, – прошептала она, подходя к дверям.
– Я почти в это верю, я часто думаю, а что если мы оба умрем, что делать с детьми, – Холли сжала мою руку, я увидел в ее голубых глазах такое же отчаяние, которое видел в своих.
– Я сама мать, у меня их трое. Гарри пока не знает, что скоро будет и четвертый, – она положила руку на живот, – но помни, я стала Хомс, и поняла, что у них такая большая семья, которая никого никогда не бросит в беде. Фредди, они Хомс Бульдасары, помни это. Хоть Энтони и Луис прямые наследники, Рэй такой же наследник, как и они. Так же Виктор хотел, помнишь?
– Да, – она притянула мою голову к себе, хоть и была на две головы меньше ростом, – она должна жить…
– На все воля Господа, – прошептала Холли, я поднял голову, – я поеду, Гарри будет волноваться, он же еще не знает, – она увидела печаль на моем лице. Ведь у меня тоже мог быть еще один ребенок, а он мертв.
«Я так люблю тебя», – любил я говорить ей по утрам, Бетти сонно потягивалась в нашей огромной постели, и, смеясь, вставала с постели. Но теперь нет, у нас этого утра, нет, и не будет уже никогда. Мне не хватало ее смеха, ее задора, не хватало, того как она перед праздниками крутилась у зеркала. «Как ты думаешь, как я буду выглядеть в этом», – она прикладывала к себе платья, а я жадно целовал ее в изгиб шеи. «Мне, так лучше без всего», – страстно отвечал я. «Менори, ты – негодяй», – игриво говорила она, и все заканчивалось бурной близостью. Эта чертова жизнь пыталась забрать у меня женщину, которую я всегда любил. Я долго не проживу без нее, она мой воздух, мое дыханье.
Ноябрь 1987.
Фредди.
День рожденье Рэя отмечали в кругу семьи и друзей. Мои родители не знали о болезни, я боялся им говорить, как когда-то Бетти. Нитта подошла ко мне, поглаживая по руке.
– Что тебя тревожит? Бетти!? Но женщины уходят и приходят, – начала она.
– Ты, что хочешь сказать, что она умрет, а я? Ты подумала обо мне, о наших детях, как-никак у нас их четверо, и я не хочу, чтобы сейчас мой сын стал наследником. Я не хочу, чтобы они были сиротами, – вспылил я.
– Ты о чем, говоришь, а ты сам, у них есть ты! – встрял в разговор Боми.
– Да, нет у них меня, я умираю, каждый день приближает меня к смерти, а без нее еще тошнее жить, – Нитта заметила гнев и смущение на лице Боми.
– Что ты говоришь! – почти кричал Боми, – неужели любовь тебя ослепила настолько!
– Нет, у меня ВИЧ, и больше я не намерен ничего объяснять, – я ушел к Дженнифер, и ее дочерям Полли и Лили Роуз мило с ними беседуя, за это время семья Бетти стала еще роднее. Выносили торт Рэя с одиннадцатью свечками.
– Рэй, давай загадывай желание, – он задул свечи, мы переглянулись, похоже, мы оба знали, что это за желание, – Лишь бы помогло.
Когда все разъехались по домам, мы с Рэем, уложив спать девочек, вместе пили чай в Мраморной гостиной. Мы молчали, но все было понятно без слов.
– Ты о чем? – Рэй был моей копией, глаза только были матери, такие же загадочные, и они также все время странно сияли, как у Бетти.
– Так о тебе мне сказала твоя мама, когда-то. Я подарил ей тебя, когда уезжал, – я вздохнул, – у меня со своим отцом никогда не было такой близости, как у нас тобой.
– Почему? – его глаза засияли, как у Бетти.
– Он всегда давил на меня, мне это не нравилось, поэтому я не давлю на тебя, так что выбирай ту жизнь, что ты хочешь сам, – я оглядел комнату, – мои родители против твоей матери, хотя ты это сам знаешь.
– Я хочу быть архитектором, – ответил Рэй.
– Ты еще передумаешь, – я поставил чашку на стол.
– Не думаю, я не только твой сын, но и Хомс, помнишь это?
– Конечно. Упрямство у тебя наследственное, – наступило молчание, – я скучаю по ней, по ее смеху, улыбке. Я так ее люблю, что не мыслю жизнь без нее.
– Все у нас будет хорошо, – прошептал Рэй, – мама сильная, она все сможет, только верь в это. Ведь было время, когда тебя не было с нами, она любила тебя, не смея ненавидеть.
Бетти.
Я проснулась, и поняла, что была в Аллен-Холле. Попыталась привстать. За окном падал медленно снег, так рано для ноября, подумала я. Интересно, какое сегодня число, и какой день недели, и сколько я пробыла без сознания? В вену вкачивали какие-то растворы, и на столе стояли травяные настойки. Я вспомнила, что потеряла ребенка, и то, что отталкивала от себя жизнь. Кажется, за эти дни я прожила все заново, столько ошибок, столько глупых поступков, которые совершила. Тело отказывалось слушать.
Я лежала, прислушиваясь к звукам, в доме было необычайно тихо. В соседней спальне, также было тихо, где же Фредди? Я смотрела на потолок, и невольно слабыми пальцами стискивала покрывало. Я улыбнулась, все же хорошо, что я осталась жить, наверное, зря так отвергала жизнь. Я должна научиться жить без Фредди, а пока есть только один миг, и его надо прожить в полную силу. Фредди открыл дверь моей спальни, медленно подходя к постели. Он увидел милую улыбку, и широко распахнутые глаза, пальцы нервно теребили край покрывала. Сердце у него подпрыгнуло в груди от радости.
– Бетти, – тихо позвал он. Я повернула голову к нему, хотела что-то сказать, но видимо слабость этого не позволяла, – Все хорошо, просто кивни мне, – я кивнула, в моих глазах он увидел вопрос. – Вчера было день рожденье у Рэя, ты месяц была без сознания. Сейчас он и Элен в школе. Все хорошо, отдыхай.
Фредди.
По следующее три дня она крепчала. Я заботился о ней, как о ребенке. Радуясь, что у нее был аппетит, и, утешая ее, когда она плакала, и говорила, что превратилась в скелетину. Она и вправду очень сильно похудела, и стала похожа на ту девочку-подростка с взрослым умом.
– Кому я нужна такая? – рыдая, шептала она.
– Мне нужна, – отвечал я, – ты лучше ешь, если хочешь поправиться.
Я вошел в спальню. Бетти стояла у открытого окна, впуская в комнату холодный воздух. Она была такая хрупкая, такая тоненькая, что мне представлялось, что я переломлю ее, как тростинку, когда обниму ее. Как она вообще смогла встать? Ей не нравилось, что она была беспомощная. Да, как она могла показывать свои слабости, это было противно ее природе. Она никогда не считала себя аморфной натурой, а была сильна всегда духом, и стать слабой означало поставить себя саму под сомнение.
– Простудишься, – протянул я, – ну-ка марш в постель!
– Я устала лежать, – заныла она.
– Бетти, не спорь, – я подхватил ее на руки, мягко укладывая в постель. Она притянула меня к себе.
– Тогда останься со мной, – я, стиснув зубы, лег рядом с ней. Она была такая холодная, что мне захотелось согреть ее. Я обнял ее, прижимаясь всем телом к ней. Она ровно дышала, чувствуя ее дыхание на щеке, меня захватила нежность с новой силой. Я посмотрел в ее трогательные глаза, где прочитал смущение. Она положила ладонь на мою скулу, я сбрил усы, и отрастил щетину. Бетти сморщила носик, – верни усы.
– Хорошо, – прошептал я, целуя кончики ее пальцев. Я любил ее, в душе загорались другие не понятные доселе чувства. Я прижался к ней еще крепче, припадая к ее губам в чувственном поцелуе. Бетти тяжело задышала, словно это был ее первый поцелуй, мои губы нежно заскользили по ее шее, и в ней вспыхнуло чувство голода плоти. Я с испугом отстранился от нее, боясь накативших на меня чувств, – мы не должны…
– Да, – выдохнула она. Она повернулась ко мне спиной. Я встал, избегая искушения, вдел ноги в тапочки.
– Пожалуйста, не вставай.
– Я и Рождество буду встречать в постели, – обижено проговорила она, пряча лицо в подушку, – ты решил запереть меня здесь, но я не хочу. Моя жизнь это моя жизнь.
– Малышка, я переживаю за тебя, не обижайся. Я что-нибудь придумаю, – и вышел из комнаты, а она ощутила такую опустошенность, что живот свело от боли. По щекам побежали слезы, она разрыдалась, опять коря себя за слабость. Она не хотела быть слабой, тем более, чтобы я с ней обращался, как с ребенком. Она не хотела такой заботы, не хотела, чтобы я держал ее под колпаком. Но у меня были свои причины на все, на меня свалилось за последний месяц слишком много. Все-таки она победила.
Зима 1988.
Бетти.
Будущее было настолько туманным, и неопределенным, но все же стоит жить дальше, чтобы рассеять этот туман, и пролить свет на темноту. После дня рождения Бэсс и Аллегры я начала вставать с постели вопреки желанию Фредди. Я боялась подходить к зеркалу, боясь увидеть там свое худое лицо и тело. Теперь Фредди все равно, думала я, как она выгляжу. Он боялся слишком близко подходить ко мне, меня такое безразличие убивало, но другого мужчину я не хотела искать. Мы жили в Аллен-Холле, где я смогла спокойно уединиться и остаться одной со своими мыслями, я опять начала писать те же трогательные песни, что писала когда-то. Мой мир был сведен в одну точку, с Фредди мы стали просто друзьями, где не было место любовникам. Он лечился, он избегал меня, и тайно ревновал.
Я спрыгнула с лошади, давая ей сахар. Север умер несколько лет назад, и теперь мне привезли нового вороного скакуна Ветра. Я повесила перчатки на крючок, зная, что если Фредди узнает, о катание на лошади, будет на меня кричать. Но я больше не могла сидеть дома, просто надоело находиться в четырех стенах. Так хотелось вдохнуть зимнего воздуха, ощутить ветер на коже, и пронестись по заснеженным лугам, по окрестным деревням, видеть другие лица, и наконец, оказаться на своем любом месте. Я давно не была в лесу, так давно, что забыла, как же бывает красиво зимой. Я вошла в дом, оглядываясь по сторонам. Фредди появился, словно не откуда.
– Бетти, ты, где была? – гневно спросил он, – тебе же нельзя…
– Не твое дело, – огрызнулась я, и кинулась на лестницу, потом заперлась у себя в спальне.
– Бетти, открой дверь! – он ломился в мои двери.
– Пошел к черту! – крикнула я. Мне было противно, что он обращается со мной, как с куклой, хочу – запрещу, хочу – разрешу.
– Я твой муж, черт возьми, – он продолжал ломиться в дверь. Ну, да муж, но это не дает ему право так со мной поступать.
– Я не хочу больше быть в золотой клетке. Все хватит с меня! Дай мне жить, так как я хочу, – я открыла дверь. Он заключил меня в объятья. Мой гнев не был настоящим, как и его. Просто душа немного взбунтовалась, против сложившегося порядка.
– Я же волнуюсь за тебя, – он нежно гладил мои острые скулы. Потом его губы невесомо коснулись моих губ, из груди вырвался легкий стон. Фредди скинул с меня пальто, я сама стала раздевать его. Кровь забурлила в жилах. Он пил меня, он губил, но мне было все равно, лишь бы это не прекращалось. Его руки не терпеливо скидывали с меня одежду. Фредди охваченный огнем, когда мы были почти обнажены, решил что пора остановиться, – мы не должны, – глухо простонал он.
– Фредди, – он сломался от моего жалобного голоса. Фредди снова приник к моим губам, мягко укладывая на постель.
– Я тебя предупреждал, – прошептал он, но мне было уже все равно. Я была счастлива от того, что он просто касался меня, просто целовал. Я давно не ощущала его мужскую силу, его мужское превосходство над собой. Его пальцы творили со мной невообразимое. Я забыла о его болезни, забыла о том, что потом он будет корить меня за то, что между нами произошло. Мы слились воедино, но почему-то в этой близости я не находила полного восторга, скорее был привкус горечи, утраты, сожаления. Он почти с грубостью овладевал мною, словно наказывая за то, что я склонила его к этому. Внутри меня, что-то болезненно сжалось, я плачевно вскрикнула, Фредди сжал мое лицо, и я испугалась посмотреть в его глаза. Я лежала в его объятьях, ни о чем не думая. Мы оба лежали рядом, оба забывая, теперь мы играем разные роли, и он, и я. Наша жизнь стала для нас пыткой, когда что-то имеешь и не можешь этим пользоваться, делает тебя моральным калекой. Есть, и в тоже время нет. Твое и не твое. Получается какой-то заколдованный круг, вырваться бы, да не можешь.
***
Двойная свадьба в Аллен-Холле стала чисто символическим праздником. Дженни Морган не хотела помпезного банкета, в свои сорок она считала не приличным надеть платье с безумно сложным кринолином, для своего второго венчания она сшила узкое жемчужное платье и жакет, заменив фату шляпкой с вуалью. Вторая невеста Мери-Джейн Серж, выходя второй раз замуж за своего мужа, заказала лавандовое платье в стиле ампир. М-Джейн тоже отказалась от фаты, просто сделав скромную прическу. В сложившихся обстоятельствах мы не смогли позволить себе свадьбу, какая была у Холли и Гарри. Я только недавно выздоровела, Фредди предпочитал ограничивать свой мир лишь домом и музыкой. Холли была в положение, и ей нужен покой, а Гарри вместе с Джозефом приводили в порядок дела в компании, готовясь к крупным переговорами с немцами.
Джордж и Джулия согласились с этим, их дочери всегда здраво рассуждали. Когда Мери-Джейн приехала из Монтре с Антонио, Джордж не хотел пускать его на порог своего дома. Антонио не заслуживал его дочь, он даже никому не сказал, что его дочь больна анемией, ведь это он ее довел до этого, ей тридцать четыре она должна жить дальше. С присутствием Роджера Джордж тоже смирился, видя, как Дженни стремиться к нему, как он нежно относиться к Полли и Лили Роуз, ему пришлось принять ее развод и новый брак. Джулия улыбнулась ему, сжав его руку, она прошла в церковь, Антонио и Роджер стояли уже у алтаря. Джордж взял Мери-Джейн и Дженнифер под локти, ведя к алтарю. Роберт потупил взгляд, он завидовал брату в такие минуты, я сидела подальше от него, даже не смотря на него, прильнув к Фредди. Почему мы два гордеца не можем найти в себе силы простить друг друга? Жизнь уже показала, как мы оба не правы.
Гости уже двинулись к замку. Роджер и Дженни задержались у входа в церковь, а Мери-Джейн и Антонио сели на скамью, оставаясь, наедине с друг другом. Скромный ужин быстро закончился, Диана сожалела о многом, ее Виктора сейчас не было рядом с ней, он так гордился своими девочками. Два года она жила без него, конечно, мы с Фредди нисколько не стесняли ее, она могла делать все, что ей было угодно. Диана всегда думала, ее мир это Виктор, и когда его не станет, то и ее существование будет бессмысленным. Но это чувство отпустило ее, недавно она справила свое очередное день рождение, ей было восемьдесят три. Она желала своим детям и внукам счастье, но невольно стала свидетельницей краха их семьи. Все чего так хотела Каролина, наша прабабка, все так чего страшился Виктор – случилось с нами.
Весна 1988.
Бетти.
Наступила весна. Эта весна цвела, как молодая девушка буйными красками. Город в это время года всегда необыкновенный. Запахи столь разнообразны, что порой кружит голову от их непостоянства. Но все же это весна, первая весна, которая мало приносила радостей, не смотря на то, что две группы записывались, дети росли, и мир менялся вместе с ними. Жизнь стала другой, они это понимали, они стали другими, но видели это другие? Все по-своему были счастливы, кроме меня с Фредди. С того дня полного любви и страсти между нами снова установился нейтралитет. Он не переступал грань, а я не склоняла его к чему-либо. Пресса молчала, хотя Фредди внешне изменился, он немного похудел, и взгляд стал полон тревоги и грусти. Но все в один голос кричали, что он здоров. Конечно, они все знали. Фредди устраивал для меня пышное торжество в честь моего тридцати трехлетия. Я долго сопротивлялась, не хотела много гостей, много пустых неискренних слов, но все же согласилась. Мне нужно было показаться свету, потому что уже полтора года ходили слухи, что группа распалась, и я больше не пою. Аллен-Холл погрузился в торжественную атмосферу. Я с Фредди не виделась весь вечер. Я, как хозяйка принимала гостей и подарки, приходилось источать радость, но на душе было скверно.
Так хотелось уйти куда-нибудь и остаться одной со своими мыслями. Я натянуто улыбалась, потому что многих приглашенных давно не видела, и было некомфортно от всех этих лестных слов и улыбок. Я с радостью ушла, когда появилась возможность.
Фредди.
Бетти стояла на балконе, потягивая шампанское. Я оглядел ее нетерпеливым взглядом, и сел в кресло, похоже, она не слышала моих шагов. Она была сегодня великолепна. Бетти снова стала той Бетти, которой она была всегда. Персиковая тонкая полупрозрачная ткань платья мягко облегала ее пленительные формы. Декольте у платья было очень глубоким, почти обнажая грудь, но Бетти стала полнее, и поэтому грудь выглядела так соблазнительно, что все внутри меня мучительно сжалось. Когда-то на торжествах я любил весь вечер наблюдать за ней, и мечтать, что ночью сниму ее платье и буду ласкать ее до потери пульса. Или уведу ее куда-нибудь, покажу всем этим похотливым вьющимся мужикам вокруг нее, что она принадлежит только мне, что я хозяин ее сердца и ее тела.
Бетти, как будто почувствовала мои мысли, она медленно обернулась. Она решила уйти, зная, как опасна такая близость и уединение для нас. Бетти торопливо направилась к выходу, я схватил ее за руку, тяня к себе. Она села ко мне на колени, мои руки обвили ее талию, не позволяя ей уйти. Бетти еле дышала от моей решительности. Она закрыла глаза, затаив дыхание. Я нежно провел рукой по ее щеке и шее. Мои пальцы скользили по округлостям ее грудей. Бетти прерывисто задышала, словно школьница, сердце бешено забилось, как у загнанного кролика. Я оторвался от нее, все было похоже на двух школьников на заднем дворе. Бетти подняла веки, смотря на меня затуманенными глазами.
– Я сейчас, милая, – хрипло прошептал я, поднимая ее юбки. Я удобно посадил ее у себя на коленях. Она приникла ко мне, пока я сам возился со своими брюками, ее юбками, нижним бельем. Бетти вскрикнула от удовольствия, она выгибалась, как кошка, наслаждаясь каждым мигом этой случайной близости. Я обнял ее за бедра, прижимая к себе еще ближе, и целуя в губы, – малышка… – Ресницы Бетти взметнулись вверх, она посмотрела на меня, – Я не буду сожалеть, – прошептал я, – с тобой будет все в порядке.
– Будь, что будет, – ответила Бетти. Она встала, приводя себя в порядок, и ушла.
Я знал, что так не должно было быть, но он не смог сдержать себя, а Бетти не противилась мне. Наверное, ее в правду Бог бережет. Но ее холодность после этого быстро меня отрезвила, все же Бетти поняла наконец-то, что уже не будет ничего по-прежнему. Хотя какая-то часть моей души сожалела, что она так себя повела после близости. Может она разлюбила меня? Но тогда бы она не вела бы себя так, или вела бы? Ах, женская душа, непроходимое болото, особенно у женщины с глазами цвета тайны…
Бетти.
Ко мне подошел Пол, неся какую-то папку, я все еще не могла отдышаться от произошедшего. Пол весело посмотрел на меня, и я решила, что у него есть что-то для меня.
– Знаешь меня просто достал Захарий Бенинксон, – это был модный голливудский режиссер, в последние время он снимал в Европе, снимая независимое кино, он был плейбоем, и женщины вешались на него постоянно. Когда-то он был женат, но его жена покончила с собой, и полиция решила, что это он ее довел, правда все обвинения с него сняли потом, когда он отсидел в тюрьма два года, – Он хочет снять тебя в своем кино.
– Пол, я не актриса, – возразила я.
– Я ему сказал то же самое. Почитай сценарий, послезавтра встреча с ним, потом решишь, съемки четыре месяца, – он отдал мне кипу бумаг и ушел. Неужели нет других?
Лето 1988.
Бетти.
Я была в смятении в последние время, согласившись, сниматься в фильме Захария Бенинксона «Ночные птицы», он был в этой картине режиссером и исполнителем главной роли. Моя героина была милая девушка, Кесси Скипер, которая вышла замуж за безупречного мерзавца, как я его назвала. Он, Арон, был нежен и идеален, и ревновал ее, и эта ревность привела их к трагедии, он ее убил, а потом бежал. Нам было легко вместе работать, хотя я себя не считала актрисой. По будням мы снимали, по выходным ездила домой. Между нами сразу возникло притяжение. Он умен, красив и самое главное я истосковалась по любви. Зак, как он просил назвать себя, нравился мне, особенно его темные локоны, и пронзительные серые глаза.
Пока мы снимали невинные сцены, то я держала его на расстояние, но в тот день, когда мы снимали сцену насилия. Я вспомнила все то, что было в моей жизни и под действием эмоций, не дожидаясь команды «стоп», разрыдалась. Зак взял меня на руки, неся в гримерную, он выгнал от туда всех, и долго-долго утешал, а потом, набравшись смелости, я сказала ему все о себе. Я играла саму себя, ту часть своей жизни, когда казалось, что все рухнет в один миг, как карточный дом, я играла, нет, я жила этим прошлым, но боялась, что слишком сильно разворошу его, и тогда все будет поздно менять, потому что мои нервы в этот раз могут не выдержать.
– О боже… ты первый чужой мне человек узнал об этом, – произнесла я, все тело сотрясали волны рыданий, – я порядочная дрянь…
Через день мой номер залило, и он забрал меня к себе. В ту ночь, лежа в одной постели, я посмотрела на него, внутри что-то перевернулось. Я сама прильнула к его губам, сама скинула сорочку. Впервые после Фредди и Брайана, я испытала сильные эмоции. Я ощущала, что хотят меня, а не образ, что ему нужна я сама. Он наслаждался прикосновениями, говорил самые нежные слова, и делал меня на мгновение самой счастливой. Он опытно доводил меня до безумства, я таяла, просто лишь потому, что ей было хорошо. Не важно, что он мой режиссер, я не продаюсь, я отдаюсь просто так сама.
– Я хотел тебя, – прошептал он.
– Не меня, а Бетти Хомс, – ответила я, – я просто женщина, то, что видишь не всегда во мне искренне.
– Ты настоящая во всем, даже в этом фильме, – он гладил мою шею.
– Я люблю его, но все так стало сложно. Боже, я ненавижу себя, – я хлопнула ладонью по подушке.
– Почему? – спросил он.
– Я делала столько ошибок, глупых ошибок, он ведь умирает, а я, как последняя тварь веду себя, – я отвернулась от него, – Я знаю, он умрет, я знаю, он умрет, а все скажут, что эта дрянь осталась жить вопреки всему, что она очень живучая оказалась.
– Не говори так, – он прижал меня к себе.
– Но это так, – и я замолчала до утра.
Пока доснимали фильм, мы с Заком были любовниками. Я знала, что когда закончиться лето, то и закончиться наши отношения, это все было ненадолго и не вечно. Конечно, Фредди не знал о моем романе, как и другие тоже, но это было временное увлечение, как когда-то Джейк. Просто секс, утоление жажды плоти, без слов я люблю тебя, без эмоций. Он хороший любовник, я опытная любовница, и у нас нет никого «мы». Лето закончилось быстро, и я с легкостью выбросила этот кусок своей жизни из памяти, хотя фильм получился хорошим, но ездить по презентациям я не могла и больше не хотела, меня снова увлек мир музыки, именно в это время я написала свои самые лучшие песни. Зак еще пытался мне звонить, умолял вернуться, но не хотела этого, потому что лучше быть одинокой птицей, нежели ночной бабочкой. Это была та истина, которую я знала давно.
