Текст книги "Музыка Лондона. История одной любви (полная версия) (СИ)"
Автор книги: Камилла Дюбо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
У меня сложились хорошие отношения со всеми старшими Хомсами. Мне нравился Виктор, Диану просто обожал, а ее сестру Урсулу находил приятным собеседником. Я нашел темы для разговора и с Джейсоном, и с Артуром, они принимали меня, не отвергали, и совсем не вели себя высокомерно со мной. Елену Саттон я просто сразу же полюбил, когда она бывала в Аллен-Холле, мы могли подолгу обсуждать картины, а Джулия порой спрашивала, чтобы я бы включил в каталог их галереи. Я прекрасно ладил с Томом Саттоном и Джорджем, Элеонорой и Маркой. Только двое из этой семьи смотрели на меня не так, как все. Флер и Роберт. Сотню раз я спрашивал себя, почему было проведению угодно, чтобы Бетти была дочерью этой пары, почему она не родилась в семье либерала Джорджа? Ведь все было бы проще для нас.
Я боялся того, что могло бы произойти, взгляда Флер полного желания. Мне стыдно признаться, но я был не опытен в любви, за этот год, у меня случались свидания, но так и ни разу дело не дошло до постели, все время казалось, что нахожусь под колпаком отца, от этого я задыхался. Флер постоянно меня оценивала, или давала понять, что хочет меня. Она могла, как бы невзначай коснуться ладони за беседой, а за обедом положить ногу на икру, все это вызывала неприятные ощущения в паху, все это возбуждало. Я боялся этого. Все это абсурдно, и когда-нибудь Флер поймает меня в свои сети. Эта холодная блондинка поставила себе цель заполучить меня.
– Все вы карьеристы, – как-то начал Роберт, наливая себе бренди, обращаясь ко мне.
– Я не понимаю вас, сэр, – ответил я, стараясь не смотреть на Роберта.
– А чего тут не понятного! – Роберт повысил голос, – я уважаю твоего отца, но понимаю, что ты метишь на роль жениха. Чего греха таить четыре невесты. Если обольстить, то сможешь быстро получить Дженни, да и Джордж особо сопротивляться не будет. Только со мной такой трюк не пройдет, заруби себя на носу! – взгляд Роберта был полон гнева и презрения.
– Я не хочу ни на ком жениться! – отрезал я, следя за реакцией Роберта.
– Не лги мне! – Роберт отошел к окну, – все очевидно. Но я не допущу в своей семье плебея, нищего оборванца с Африки.
– А чувства? Вы будете принимать их в расчет? – я ехидно задал вопрос, чувствуя, что нисколько его не боюсь.
– Нет, долг и чувства несовместимы, – Роберт отхлебнул бренди.
– А если у одной из ваших дочерей крышу снесет от любви? Что будете делать? – мне необходимо было знать, что думает Роберт и о любви, и о своих дочерях.
– Убью его, а потом ее. Мы Хомсы, а значит, не имеем право на глупости, – Роберт поставил бокал на стол, – не надейся, что она тебе достанется, – я вздрогнул, как Роберт понял, что он имеет в виду Бетти, – только через мой труп. А Невеста Ветра станет просто невестой хорошего человека.
Нужно бежать, нужно уходить от Хомсов, пока не стало поздно. Пока Флер не заманила в свои ловко расставленные сети, пока Роберт не испепелил своей ненавистью, а Бетти не запуталась в своих чувствах. Только я сам мог покончить со всем разом, только я мог решить, как им всем быть дальше. Я решил уйти, уйти, пока все не запуталось еще больше. Виктор меня понял, даже обещал помогать, но сложнее всего было расстаться с Бетти, с этой озорной девчонкой, играющей на арфе.
Бетти.
– Мы увидимся осенью? – спросила я, поднимая на него глаза.
– Может быть, – уклончиво ответил Фредди, – Лондон так тесен, – но в душе он, похоже, знал это наша последняя встреча, больше мы никогда не увидимся.
– Тогда, возьми это, – я протянула ему простое серебряное колечко с греческим орнаментом, – я…
– Бетти, – он надел его на мизинец, – Бетти… я…
– Не надо, – прошептала я, он сорвал с себя зеленый шарф с индийскими мотивами, повязав ей на шею.
– Он для тебя, – мои глаза почему-то были полны слез, словно понимала, мы расстаемся навсегда, – ты удивительная.
– Это ты удивительный, – я обняла его за талию, ведь ростом была ему до груди, – я буду в Лондоне…
– Я тоже. Мне пора, – он оторвал меня от себя, – пока, Бетти.
– Мы ведь еще встретимся? – прошептала я, с мольбой глядя на него, он боролся с собой, так же, как и я.
– Мы еще встретимся в этом мире, мы будем вместе, просто жди, когда настанет время, наше время, я буду ждать тебя, неважно, когда мы встретимся, когда мы будем старыми, или еще полными сил, – он улыбнулся, поцеловал целомудренно в лоб, и, не оглядываясь, сел в машину.
– Я люблю тебя, – прошептала я, когда машина стала уносить его вдаль. Впервые мое сердце забилось, и почему-то от этого мне стало больно, больно от того, что я не понимаю смысл любви, если она отбирает его у нее, – я буду ждать, когда ты меня позовешь…
Осень 1965.
Фредди.
Отец был против этого, но я не хотел его слушать. Боми смотрел на меня, и не узнавал, за это лето я изменился. Стал отзываться только на Фредди, забыв свое настоящее имя. После этого лета я стал другим, Нитта не понимала этих перемен, как и понимала, почему не дожидаясь конца августа, я покинул Хомсов. Она пыталась разузнать, где мой шарф, который она мне подарила в память о Занзибаре на мое восемнадцатилетние, но я пробурчал, будто потерял его где-то. Кашмира же пытала, что за кольцо я ношу на мизинце, даже не пытаясь его снять, а в кармане куртки мама и Кашмира нашли белый платок с вышитой изумрудными нитками монограммой «Б. Х.», который я украл у Бетти. Я не хотел ничего говорить о Хомсах, и об этом лете, не хотел ни с кем делиться своими воспоминаниями и переживаниями. После лета свободы Аллен-Холла, задыхался дома. Проучившись на подготовительных курсах, я заявил, что поступил в Инглиский колледж на кафедру графического иллюстрирования. Отец пришел в ужас:
– Ты с ума сошел! Музыкант? Художник? А жить, на что будешь, рисованием своих коробочек? Я тебя на старости лет кормить не буду! Можешь даже не просить меня! Пока живешь в моем доме, ты живешь, так как я хочу и будешь учиться, где я скажу, потому что ты еще никто! – ревел Боми, – Виктор кинул к твоим ногам весь мир, а ты, поганец, рушишь это все!
– Ты мне не указ! Я не буду жить здесь больше! – я собрал вещи и, хлопнув дверью, ушел, ни смотря на слезы матери и жалобы Кашмиры.
Я решил сам творить свою жизнь, пока ее не испортил диктат отца. Мне не нужна будет невеста, найденная отцом, потому что будет столько любовниц, что ждать кого-то не нужно. Зачем ждать, когда есть это сейчас. «Бери, то, что к тебе само плывет», – твердили все кругом. На мое объявление откликнулись парни, с которыми я решил снимать квартиру. Так я познакомился с Антонио Сержем. Он был испанцем, его родители бежали от диктатуры Франко в Англию, где они сами и их сын полностью окунулись в богемную жизнь Лондона. Отец и мать работали на телевидение, и выбор профессии сына стал чем-то естественным. Рисовал Антонио потрясающе особенно обнаженную натуру в реалистичном стиле, девушки шли толпами к нему, чтобы позировать. От этого горячего мачо нельзя было отказаться, чего стоили его темные глаза с пышными ресницами, или черные волосы. Мы оба горячих мужчин занимали умы женщин. Вдвоем нам было весело: днем мы ходили учиться, а ночь принадлежала безраздельно нам. Жили мы за счет своих картин и постоянных халтур, как это называл Антонио, подрабатывая, то грузчиками, то заводилами на праздниках. Домой я редко наведывался, мне было хорошо и без них, тем более что я был способен оплачивать свое обучение и скромно жить.
Позже к нам присоединился Брайан Мейтс. Ему недавно исполнилось восемнадцать, он тоже вырвался из родительского дома, поступив на астрономический факультет. С Брайаном я быстро нашел общий язык, у нас была общая любовь – музыка, хотя меня самого она мало интересовала, в ней я не видел себя. У Брайана была группа – Четыре, где он играл на гитаре и пел, которую сделал сам. Я восхищался им, он в отличие от нас с Антонио редко водил девушек в нашу квартиру на Кенсингтон-черч, он был джентльменом. Конечно, девчонки его любили, его длинные кудрявые темно-русые волосы в купе с чисто английскими чертами лица и карими глазами делали свое дело. Мы втроем часто шастались по ночным клубам, где я заметил, что мой новый друг был таким же бабником, как и я сам, просто более скрытным.
– Куда пойдем сегодня? – любил спрашивать Антонио, – А то девочки в Сохо совсем одичали без нас.
– А ты все о сексе, – подтрунивал Брайан.
– А о чем же.
Первые месяцы не смотря не то, что я жил с двумя бабниками, не осмеливался вести себя также нагло. Я часто видел, как Брайан свободно общается с девушками, как Антонио нисколько не скрывает, что ему нужен только секс. Я же не мог так поступать, друзья, конечно же, догадывались, что радость близости мне не знакома, но всячески это скрывали. Но долго я не мог сопротивляться своим плотским потребностями. Первый раз лежала в постели с бесподобной длинноногой блондинкой, имя которой я особо и не запоминал, я не знал, что делать. Она поняла, в чем дело, и сделала все сама, доведя меня до стояние агонии. Она теплая и влажная лежала рядом со мной, гладя плечи и руки, а потом заметила серебряное кольцо на мизинце.
– Что это, Фредди? – хрипло спросила она, я одернул руку.
– Обещание любви, – ответил я, видя, как она надула губы.
– У тебя есть невеста!? Да!? – девушка опустила ноги на холодный пол.
– Нет у меня никакой невесты, я просто жду одну девушка, когда она станет другой, – моя партнерша надела свое трикотажное платье и сапоги.
– Ну, и жди, – я знал, что никогда ее больше не увижу, и больше ни позвоню. Когда она ушла, я испытал угрызение совести. «Как я мог? Как? А как же Бетти? Как же она?», – но мучился я не долго.
Это было время сексуальной революции, и сексуальных свобод. Идея свободной любви посещала всех, но они не переставали мечтать о настоящей любви, которая меняет тебя раз и навсегда, которая дарит тебе крылья – неземное счастья и земную боль. Так начался и мой путь в этой самостоятельной жизни.
Апрель 1966.
Бетти.
– Мисс Бетти, это вам, – Глория протянула мне огромный букет белых пушистых георгин.
– От кого? – спросила мама.
– Без подписи, – ответила я, – Гло, поставь их в вазу, – вытащив из букета конверт, я решила не читать это при всех, и бросилась к себе. Когда дверь за мной захлопнулась, прыгнула на свою кровать, заправленную синим покрывалом, раскрывая конверт.
Моя луна, солнце, ветер и небо, дыханье, жизнь, судьба и вдохновенье, ночь и день, любовь и смерть. Сегодня ты стала на шаг ближе ко мне.
– Фредди, – выкрикнула я, – боже, это Фредди, – в глазах стояли слезы, неужели он не забыл? Я же почти ничего не знала о нем, знала только, что он не живет со своей семьей, – Фредди, я люблю тебя…
Посмотрев на родителей, я понимала, что отец причастен к его скорому отъезду. Я давно знала, что у матери есть любовник, и что с отцом кроме меня и Алисы ее больше ничего не держит. Моя семья была далеко не идеальной, и не могла быть такой. Отец совсем не понимал меня, ну, а я мечтала вырваться из этой золотой тюрьмы. С тех пор, как ушел Фредди, все мое время занимала музыка, ставшая моим утешением. Я мечтала петь, чего просто не нравилось Роберту. Мама постоянно косо смотрела на меня, конечно, она никогда не считала меня красивой, не находя во мне ничего интересного. Только Диана могла меня понять, после того, как уехал Фредди, она прижала меня к себе, в сотый раз, рассказав, как влюбилась в деда, когда ей было всего лишь девять.
Я не знаю, что это за чувства. Любовь или ее подобие? Я знала, только вспоминая его, у меня бешено колотилось сердце, как это случилось сегодня. Я стремилась к нему, но нужна ли, я ему была? Наверняка, рядом с ним толпы очаровательных девушек, которые тоже любят его. Зачем я ему? Я никогда не смогу быть с ним.
Фредди.
Утром после грандиозной попойки в Сохо, мы с Антонио пришли в паб. В некоторых пабах Лондона многие начинающие группы репетировали ранними утрами. Тима Фелла учился вместе с нами, рисовал он, конечно, не очень, поэтому мы с Антонио часто помогали ему, зато он умел играть на гитаре. В тот день я не знал, что Тим играет вместе с Брайаном, с ними был еще один барабанщик Роджер Томпсон. Их группа «Лондон» играла не плохую музыку, но чего-то им не хватало.
– Антонио, кого черта ты меня сюда притащил, – возразил я.
– Чего ты ноешь, как баба, мы с Брайаном не знаем, как тебя заманить, ты же тащишься от музыки, – Антонио зажег сигарету.
Две недели я ходил на их репетиции, они себя позиционировали, как профессионалы, но честно стихи их были слабоваты, а музыка однообразна. Да и показать они себя не умели. Роджер прятался за своей барабанной установкой, Брайан со своей гитарой скромно держался в стороне, а Тим не слишком-то был и красив. Лучше бы их солистом был бы Антонио, но Антонио не умел петь. Девицы постоянно смотрели на него, только и, мечтая, затащит в свою постель. Однажды сидя в кафе, Тим и Роджер странно посмотрели на меня, я не знал, о чем они говорили, но на следующей репетиции Тим подошел ко мне:
– Послушай, Фредди, ты умеешь петь?
– Не очень, – ответил я, хотя Бетти постоянно твердила, что у меня дар от Бога, и я должен его развивать.
– Он играет на рояле, – вставил Антонио, – правда кроме меня об этом никто не знает.
– Рояль? – удивился Брайан. Они выкатили рояль, я сел за него, несколько секунд думая, чтобы сыграть. Несколько минут подумав, я решил что-нибудь сымпровизировать. Я вспомнил те стихи Бетти, и мне ужасно захотелось воспроизвести ту мелодию, что возникла у меня в голове прошлым летом, и не отпускала меня. Нежная мелодия полилась, я играл на ощупь, в памяти лишь всплывал мелодичный смех Бетти. Голосом показывая, как она поет. Я играл, пока… Роджер не сел мимо стула от изумления, Тим попросил меня не останавливаться.
– Что это было? – спросил Брайан.
– Не знаю какая-то мелодия, – мне не хотелось им говорить об Бетти.
– Изумительно, – произнес Роджер, – просто супер. Где ты этому научился?
– В Индии, – ответил я, – прошлым летом я много играл на рояле, все, что мне вздумалось.
– Почему ты молчал все это время? – вспылил Тим.
– Да не умею я играть, черт вас побери! – крикнул я.
– Мы это говорим первыми? – с легкой ироний задал вопрос Роджер.
– Нет, не вы. Прошлым летом мне уже это говорили, – одна девушка с божественным голоском, и волшебными пальчиками, бегающими по арфе, но этого я не сказал.
– Мы берем тебя, – решил Тим.
Но проиграл я с ними не долго, через две недели, мы с Тимом крупно поссорились, и я ушел из группы. Два мнения в группе не могли жить, каждый из нас хотел большего.
Осень 1966.
Фредди.
Роджер Тайплер переехал к нам в сентябре. Ему было восемнадцать, и он учился на биологическом факультете. С Роджером было легко в общение, мне нравились его порой пошлые шуточки, и то, что он обаятелен в общение с женщинами. Его привел Брайан, да и их знакомство было случайным. Брайан и его группа искали ударника, и Роджер, решив попробовать свои силы, был принят сразу. В нашей квартире было свободных две комнатенки, и поэтому Брайан перетащил его к нам. Он быстро вписался в нашу компанию, прекрасно разбавляя нас внешностью душки блондина с голубыми глазами, как у Пола Маккарти. Вчетвером мы прожигали молодость, но никогда никто из них не увлекался наркотиками, даже желания такого не было, лучший секс был нашем наркотиком. Мы все также проводили вечера в Сохо, наслаждаясь компаний свободных девушек, голодных до наслаждений, упиваясь легкими нравами, мечтая о непостижимом.
– Дженни, о боже это Дженни, – воскликнул я, Антонио не хорошо заулыбался, – Дженни…
– Бывшая любовница? – смеясь, спросил Брайан, хлопая меня по плечу.
– Она не моя любовница! Такие девушки вообще не для нас! – процедил сквозь зубы я. Что она вообще здесь делает? Одна в Сохо, Дженни была еще невинней, чем я год назад, ее романтичная натура совсем не подходила нашей компании.
– Да, ладно тебе, – отмахнулся Антонио.
– Черт возьми, я не спал с ней! Она младше меня на год. Это Дженнифер Хомс. Вам это имя о чем-то говорит? Я провел целое лето с молодыми Хомсами, – все сразу же замолчали, – она не для вас.
Дженни направилась к нам:
– Привет, Фредди, – все обернулись, в том числе и я, изумленно смотря на нее.
– Дженни, – она кинулась в мои распахнутые объятья, – что тут делаешь?
– А что богатые девочки не могут быть такими, – с пылом произнесла она, – я здесь с парнем.
– Надеюсь, он не рокер, – я заметил блуждающий взгляд Роджера, оценивающий ее алое платье с белым воротником.
– Конечно, нет, он астрофизик, – ответила Дженнифер, улыбаясь всем, – познакомь меня со своими скромными друзьями.
– О, это они только сейчас скромные, обычно они еще те прохвосты, – я засмеялся, как же рад был видеть ее, – Это Антонио Серж, – Антонио сделал шаг к Дженни.
– Вы так похожи на испанку, – проговорил он, – я все гадал, так ли это…
– Ее мать наполовину испанка, – вставил я, беря Дженни за руку.
– Моя бабушка была испанкой, а дед англичанином, а с папиной стороны дед ирландец, а бабушка англичанка, – добавила Дженни, не понимая, почему я сжимаю ей руку, мое кольцо впивалось в ее пальцы.
– Это Брайан Мейтс, он тоже астрофизик, – Дженни снова улыбнулась, – ну, а это Роджер Томпсон, он биолог, – она обратила свой взор на высокого блондина с голубыми глазами, было заметно как, у нее перехватило дыхание, и она словно потеряла дар речи.
– Дженни, наконец-то я нашел тебя. Брайан…
– Мистер Морган, – Брайан пожал руку своему преподавателю, – не думал, что увижу вас здесь.
– Если бы Дженни не нравились такие мероприятия, то я бы вряд ли ходил сюда, – ее Дилан заметил, как какой-то пакистанец держит его девушку за руку, у него явно зачесались кулаки.
– Дилан, это мой друг Фредди Бульдасара, – я разжал руку. «Больно надо, что я не найду другую для постели. Нашел, кого к кому ревновать», – подумал я.
– Не знал, что у тебя такие друзья, – процедил сквозь зубы Дилан.
– Все прошлое лето мы были вместе, – разъяснил я, – Аллен-Холл очень красивое место.
– Мы пойдем, – запинаясь, сказала Дженнифер, ощущая, как накаляется обстановка. Она аккуратно всунула мне свой номер телефона, так чтобы не заметил Дилан. Когда Дженнифер Хомс вместе с Диланом Морганом скрылись в толпе, то я, обернувшись ко всем, произнес:
– Он не подходит ей, не подходит.
– Слушай, он нормальный, – перебил его Брайан, – он же сухарь.
– Но ты-то другой, Дженни нужен кто-то другой, такой как Роджер, например, – я, отхлебнул пиво.
– Ты сам нам говорил она не для нас, – вспылил Роджер, – что это значит?
– Значит-то, что она ошибается, а я не хочу, чтобы она жалела потом. Я слишком хорошо знаю ее, – тяжело вздохнув, я понял, что она обманывает себя, как и я, вообразив о будущем с Бетти.
Февраль 1967.
Фредди.
Дженни и Дилан все же поженились, не смотря на сомненья самой Дженнифер и мой отговорки. К тому времени ей было почти девятнадцать лет, а ему двадцать семь. Он работал преподавателем в колледже, и они стали снимать большую квартиру. Свадьба была скромная, как и хотела невеста. Дженнифер сияла с нимбом темных кос, в белом платье с кружевами. Жених выбирал ей самые лучшие креветки и кусочки пирогов, пробовал сначала сам, а потом кормил ее с ложечки. Она была одинаково счастлива, что в момент венчания, что в ожидание этого загадочное мгновение, что им готовила ночь. Он просто не отходил от нее ни на шаг, показывая всем, как любит и боготворит ее. Она была на седьмом небе от счастья, Дженни не знала, что такое счастье может быть и у нее, ведь их ждала вечность, целая жизнь вместе.
Только я был не весел, не смотря на то, что я ушел от Хомсов, Дженни удалось уговорить меня прийти к ней на свадьбу. Для этого случая я взял костюм на прокат, я не боялся, что не впишусь в это великосветское общество, я боялся встретиться с Бетти, скоро ей должно было исполниться двенадцать, и я вновь хотел послать ей букет ее любимых георгин, только уже нежно-розового цвета. В этот вечер она была просто прелестна в салатном платье с пышной юбкой. За эти два года она вытянулась, но все равно была похожа фигуркой на мальчишку. Она стала похожа на лесную нимфу, такую же прекрасную, как осень. В волосы она вплела мой шарф. Не может быть! Я не хотел с ней даже говорить, но Бетти меня увидела, и узнала в толпе гостей…
Бетти.
– Фредди, – произнесла я за его спиной, – здравствуй, Фредди.
– Привет, Бетти, – я подняла на него глаза, и он замер, – как у тебя дела?
– По-прежнему, – только сейчас заметила свое кольцо у него на мизинце, и заулыбалась, – а как ты? Ты пропал…
– Мне не сладко. Я и работаю, и учусь, – ответил он, – приходиться вертеться.
– Знаешь, я скучаю по тебе, – пролепетала я, потупив взгляд, – я… спасибо, за цветы.
– Какие цветы? – я заметила на его лице удивление, он что думал, будто я ничего не узнаю?
– А то не знаешь, – прищурила глаза, – будешь мне врать, не буду тебя ждать…
– Бетти, ты с ума сошла, ты слишком мала для меня, – вспылил он, не обращая внимания на гостей.
– Я не ребенок! – я топнула ногой, – черт…
– Не ругайся, – осек меня Фредди.
– Там мой отец, если он нас увидит, он убьет тебя, а меня запрет под замком, – я лишь смогла пожать ему руку, ту, где было мое кольцо, – до скорых встреч.
Я подошла к Джорджу, слыша, как два брата что-то горячо обсуждают, Флер только что здесь была. Наши отцы были братьями, наши матери тоже являлись сестрами. Роберт и Флер выражали свое недовольство по поводу брака Дженни и Дилана:
– Зачем ей этот брак, он же бедный ученый, – причитал Роберт.
– Они любят друг друга, это самое главное, – ответил Джордж, – Не думал, что деньги будут главным для тебя.
– Одной любовью сыт не будешь, – для Роберта это было прописной истиной.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда Бетти приведет в дом кого-нибудь не из твоего круга, – Джордж отпил шампанского.
– Я сам найду ей мужа, – прошептал он.
– Ага, и она возненавидит тебя на всю жизнь, с ее-то характером этого стоит ожидать, – я решилась подойти к ним ближе, – За кого ты выйдешь замуж?
– О, дядя Джордж за заморского принца, – Джордж засмеялся.
– Понял, утрись братик. Пойдем Бетти, пока никто не видит, выпьем капельку розового вина.
– Да, пошли, только немного, а то Гло будет ругаться, – Джордж взял меня за руку и мы вместе ушли, оставив Роберта кипеть от злости.
Апрель 1967.
Фредди.
В моей голове пронеслось сотни мыслей. Что делает эта сука в нашем колледже? Что ей вообще здесь надо? Увидев, как она шла по коридору, меня передернуло всего. Ослепительная, платиновая блондинка в дорогом синем костюме должна была вести у нас курс живописи. Все смотрели на нее с придыханием, просто с вожделением. Флер Хомс влетела в нашу аудиторию, девчонкам она не понравилась сразу же, парни же все поголовно хотели ее, все кроме меня. Она смотрела на меня всю пару, она точно что-то имела на мой счет. Я делал вид, будто ничего не вижу, будто меня это вообще не волнует. Пусть думает, что хочет, мне все равно.
– Зачем нам курс по фотографии? – Антонио непонимающе смотрел на меня, пока мы записывались на новый предмет.
– Ты совсем идиот, – я поднял голову, – Джулия Фокс владелица крупной галереи, последние двадцать лет у нее выставляются только молодые. Она замечательная.
– Ты ее знаешь? – Антонио ухмыльнулся.
– Конечно, знаю, – ответил я, – ее мать Каталина Фокс, испанка.
Джулия Хомс меня всегда восхищала, она видела то, что порой не видели другие. Я узнал, что обе сестры Хомс давно здесь работали. Она нашла у меня тонкий вкус к прекрасному, но я не поверил ей, я не смог поверить в себя. Джулия тепло относилась к нам с Антонио, позволяя полную свободу творчества. Но Флер, иногда я боялся ее жаждущего взгляда. Она специально наклонялась передо мной, выпячивая свои груди, виляла бедрами, думая, что я поведусь на все это. Безусловно, она была сексуальной женщиной, но у нее был муж – богатый, успешный и привлекательный. Как-то девчонки сплетничали, будто бы видели Флер Хомс с Ришаром Полански. Антонио не нравились работы Полански, особенно его прием в живописи.
– Он же спит с каждой своей натурщицей, – воскликнул он.
– Ты тоже спишь с каждой со своей натурщицей, – заметил я.
– Это другое, – отмахнулся он. «Да, другое», – подумал я.
Флер Хомс была настоящей стервой. У нее было все: муж, любовник, дом, работа, ее все узнавали, ее все хотели, ей все восхищались. Для чего ей нужен был я? Чтобы насолить собственной дочери? Или она знала, что недавно я отправлял Бетти цветы и письмо. Неужели, она ничего еще не поняла? Я старался быть осторожным с ней, но, похоже, ее страсть сильнее меня.
***
Она всегда искала предлог остаться со мной после лекций, и он нашелся. Джулия решила устраивать студенческую выставку, и Флер выбрала почему-то мои работы. Она оставила меня обсудить работы, а потом попросила проводить ее до галереи. Я не хотел, но мое джентльменское воспитание совсем не позволяло мне по-свински поступить. Я прошел в ее кабинет, ставя картины на пол. Флер решительно подошла ко мне, ее поцелуй обжег меня. Упершись в стол, я больше не мог сопротивляться ей, в паху все болезненно ныло, кровь бешено стучала в венах, я думал, что сварюсь. Ее близость, ее губы творили нечто невообразимое. Я обнял ее, она стала меня раздевать. Она знала, как надо обращаться с мужчиной, ее ладонь резко скользнула в мои брюки, заставляя вздрогнуть от ее решительности. Если она не даст мне сейчас, то, что хотела моя плоть, то я умру, прямо у нее в руках. Все происходило слишком быстро и спонтанно, но Флер было все равно, она добилась, чего хотела от меня. Я повалил ее на стол, срывая ее кружевное белье, только оказавшись в ней, почувствовал, как освобождаюсь от своего наваждения. Оставив свое семя на ее бедре, я ощутил чувство вины. Нам нельзя, потому что Флер мать Бетти, я не имею на это право.
– Простите, мы не должны, – прошептал я, сползая со стола.
– Я хотела этого, – ответила она, – я тебя хотела. Очень хотела.
– Не в моих правилах спать с женщинами старше меня, – она застегивала платье.
– Лучше трахать студенток в своей квартире коллективно, – с иронией ответила она.
– Не ваше дело, что мы там делаем в своей квартире с парнями, – с пылом выпалил я.
– Что это? – Флер взяла меня за руку, указывая на серебряное кольцо, которое я недавно расширил, – это кольцо Бетти! – взвизгнула она, – не смей писать ей и присылать свои цветочки! Понял!? – я вздрогнул, Флер все знала, но зачем она так низко поступает с Бетти, с собственной дочерью, зная, что Бетти считает меня идеальным. Зачем она хочет ранить дочь, для чего, какие цели проследует?
– Я пойду, приятно было провести время, – холодно произнес я.
После этого близость между нами стала какой-то изощренной. Флер умело расставляла ловушки, и я каждый раз по своей не опытности попадал в них. Я понимал, что все у нас завязано на грязном сексе, но сказать себе "нет", он уже не мог. С виду Флер была ангелом, а Джулия демоном, но потом я быстро распознал их души. У Флер оказалась душа демона, а у Джулии – ангела, как же внешность обманчива. Вскоре отношения с Флер прекратились, и я вздохнул свободно, целых три недели в моей жизни был мрак. Когда я уходил, то Флер проклинала меня, обещая, что когда-нибудь я пожалею об этом, только она ошиблась, даже такое не лишит меня судьбы.
– Все кончено, – крикнул я, мне надоело прятаться, скрываться, удовлетворять ее грязные потребности.
– Ты еще пожалеешь об этом! Что думаешь, она сможет дать тебе, то, что ты хочешь? Она маленькая дурочка, которая никогда не будет красавицей! Что она даст тебе? Ничего! Я знаю ее лучше тебя!
– Ничего не питаю к вашей дочери! – заорал я.
– Ну, конечно, именно поэтому ты и ушел от нас! Ну, ничего однажды я устрою тебе жизнь! – она резко развернулась и ушла.
Черт бы побрал эту Флер! Что запятнала мое прекрасное чувство, мое уважение и восхищение этой семьей. Будь она проклята! Теперь из-за нее я даже не смею заговорить с Бетти, я не имею никого право после этого думать о ней. Флер все испортила, все разворотила – мою любовь к живописи, мои чувства к Бетти, мою честь. Своей похотью и ревностью она рушила жизнь Бетти. Будь она проклята! Спала со мной, а у самой был и муж, и любовник. Она портила своим существованием эту семью, она и ее муж, и только этот факт, должен, наконец, заставить меня поверить, что будущее с этой девчонкой, чего так хочет Виктор, просто мечта, несбыточная мечта для всех нас.
Лето 1967.
Бетти.
Стряхнув с платья ароматные изумрудные травинки, я оглянулась. Надо мной пролетали облака, вечерело, я втянула лесной воздух, поправляя травяной венок на голове, одна туфля лежала где-то в стороне, быстро вдев ногу в нее, я стала искать друзей. Кто-то коснулся ее плеча, это была Анна Саттон. Я мягко улыбнулась ей, та сжала мне пальцы.
– Они там, развели костер, – она указала в сторону озера, и мы пошли к парням. Я мысленно поблагодарила Бога, за то, что Алиса не поехала с ними в Ирландию, уж она-то умела испортить настроение вечным своим нытьем и брезгливостью. С Анной же было хорошо, она понимала меня, и ей было можно рассказать все. У нас бы секретный язык – русский, который никто кроме нас не знал. Мы были, как сестры, которым было нечего делить. М-Джейн стояла позади Анны, также хитро улыбаясь, она что-то крикнула по-русски, чего она не успела расслышать.
Патрик, мой кузен, усадил меня рядом с собой. Ему исполнилось семнадцать, он окреп и превратился в мужчину. Я посмотрела на него, под прозрачной кожей на лбу в вдоль линии медных волос билась голубая жилка, заглянула в его голубые глаза, как небо, и не увидела сегодня признаков перемен настроений. От его вспышек плохого настроение мы все страдали. Его сестра Шарлотта очень отличалась от меня, мне все говорил, что в двенадцать выглядела как ребенок, зато у Шарлотты была грудь, она одевалась, как куколка и порой вела себя так. Сама она оправдывала это возрастом, ей было почти четырнадцать лет. Оливер и Луиза редко с ними бывали, Анна называла их тепличными растениями за это. Гарри же любил Шарлотту, это ни для кого не было тайной. Гарри вздыхал по ней.
– А где Джейк? – я надула губки, потом засияла, когда он вышел из кустов и сел рядом с ними. Так я оказалась между ним и Патриком Хомсом. Джейк был моим лучшим другом и идеальным мужчиной: с темными, почти черными глазами, на светлом лице. Густые брови, темные волосы, сильный, подтянутый, двигающийся как пантера. Он улыбнулся ей, своей неотразимой улыбкой, – Где ты был?
– Я помогал Сэм, – он всегда называл мать по имени. Я протянула ему запечено картофеля, – Спасибо, ты удивительная, Бетти.
– Не задабривай меня, – я шутливо толкнула его.
