Текст книги "Перекрёсток миров (СИ)"

Автор книги: Иван Косаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

  Время, время, – думал я, поднимаясь на поверхность. И мы утопающие в бесконечном океане дней, протекающих мимо. Хорошо старик нашёл счастье, если его так можно назвать, и рад своей жизни. А для меня время – это жизнь по капле, по секунде сочащаяся из тела с каждым ударом сердца.

  Дорогую цену заплатили мы за камни. Потеряв драгоценные секунды, мы пришли к неизбежной войне, это уже не бунт, не разбой, это открытая война, до последней капли крови, и вся жизнь не будет стоить и единой прожитой секунды, вибрирующей на краю вселенной. Вот оно – острие жизни, совсем близко, именно с него безумцы, в блеске бессмертного величия бросаются в смертную тьму. И всё. Пустота. Нет ничего и никого и нет твоей мысли объять пустоту, ибо тебя нет, это – настоящая бесконечность, некому её измерять, и будь она крошечной и ничтожной, она безлика и велика в безызвестности.

  Страшно, страшно и пусто, кажется, эта пустота рождается в остывающем сердце, полном смертельным ядом уныния. Послышался звук, трущихся друг о друга камней, вампиры услужливо отвалили каменную плиту и бросились в подземный мрак подземелья. Свежий воздух, пахнущий тополиной листвой, потоком влился в могилу, изгоняя из щелей тошнотворные миазмы. Старое кладбище, залитое солнечным светом, обрело странный вид, словно покойник, вдруг ощерился беззубой улыбкой. Чудовищно, несовместимо, но глаза не врут, мир несообразностей.

  Время, время, – связующая сила, слепляющая несовместимое в нелепом, надуманном поцелуе. Просыплются на землю секунды, и мы вернёмся в прах, разлагаясь на атомы. И если бы было даровано милостивое проклятие последней мысли, то всем своим гниющим мозгом, мы возопиём, – что я сделал, что я натворил, истратив драгоценные секунды, и одна эта мысль жаром обожжёт жрущих нас червей, она потрясёт нас до глубины и взорвёт возмущённое естество.

  Гаят толкнул меня в бок, выводя из странного оцепенения.

  – Что будем делать? – спросил он меня.

  Но я замер, содрогнувшись от ужаса, поднявшегося из самого нутра моего существа. Ани, крошка Ани, радуясь солнцу и свободе, срывала тонкие былинки цветов, ютившихся на развалинах древних могил. Гаят не видел моего жуткого состояния. Нервы, съёжившись, дрожали в страхе, но внешне это не выражалось ничем, тело переставало быть моим, будто превращаясь в камень. Это было знамение в ответ на мои мысли горькие и отчаявшиеся.

  – Мы будем защищаться, – мягко ответил я.

  – Хорошо.

  – Нет. Но затем мы пришли сюда. А где Велес?

  – Внизу, ты знаешь.

  – Знаю.

  – Да что с тобой?

  – Смотри как рада Ани, ей радостно.

  – Она счастлива жизнью, дети святые существа.

  – Но я не о том, что будем делать?

  – Нам нужна хоть какая-то защита. Нужно выкопать ров, и обнести кладбище стеной.

  – Мы не успеем всё сделать.

  – Другого выхода нет, без укреплений нас убьют в первый же час наступления.

  Гаят оценивающим взглядом обвёл окрестности и нахмурился.

  – Да, выбора нет, – произнёс он, и озабоченно посмотрел на меня.

  – Жора, тебе надо отдохнуть, у тебя очень уж утомлённый вид.

  – Что с того, согласись, если мы погибнем, с похоронами проблем не будет.

  – Ты себя слышишь? Очнись. Я ведь всё понимаю, я всю жизнь в этом, а тут появился шанс, жестокость не для людей, и её может не быть, слышишь?

  – У каждого человека есть свой предел, покуда он может терпеть и мириться со злом, бороться и уступать, но за ним – всё. Ты это знаешь, я это знаю, ну и что?

  – Тебе необходимо отдохнуть.

  Гаят в этот момент имел просительный и даже по-детски виноватый вид. Его забота тронула меня, не хотелось проваливаться ещё глубже, спрашивать, – ты знаешь, я знаю, а что ещё мы не знаем, и нужно ли знать, и вообще надоело. Нет, иногда простая человеческая улыбка может вырвать на время из нечистот отчаяния, вырвать мысль из грязи, утопающую на самом дне отстоя человеческой жизни.

  – Не бойся, – произнёс я почти бодро, – в нужный момент я буду в форме.

  – Да?

  – Я не герой, я простой людя и постараюсь не подвести, просто иногда на меня вдруг сваливается уныние.

  – Мне геройства не нужно, мне нужно, нам нужно, – запнувшись, поправился Гаят, – чтобы ты сделал своё дело.

  – Смерть на копьях или мечах, или быть разодранным на части вас не устаивает?

  – Нужно чтобы ты сделал своё дело, победил всё зло на земле. Нужно чтобы люди не гибли ни завтра, ни после завтра, никогда.

  – Оптимист, а как быть со злом в моём сердце? Разве это возможно, то о чём ты просишь? Зло как опухоль разъедает сердечный мускул, отравляя ядом вины всю мою сущность.

  Внезапно почувствовав удушье, я судорожно рванул ворот, и чуть не задохнулся от резкого спазма схватившего моё горло. Слёзы выступили у меня на глазах.

  – Разве это возможно? – отдышавшись, повторил я, потерянно оглядываясь, в слабой надежде найти лекарство от душевной боли и безразличия, охватившего мой обессилевший мозг в тот миг, когда, поддавшись отчаянию, я опустил руки.

  И не находил, всё было как всегда, и кругом было пусто, настолько силён был яд проникший в мои мысли.

  – Я тебя не узнаю, с тех пор как мы побывали в рудниках Басаврюка, ты сам на себя не похож. Сейчас не хватает чудища болотного, вот было самодовольное существо, тебе бы не помешало кое в чём брать с него пример.

  Я с удивлением воззрился на воина.

  – А ещё что?

  – То, что слышишь, нет, если ты трусишь, хочешь умереть – умри, но сделай то, зачем все мы здесь, иначе, зачем всё это? Мы тебя пожалеем, будем тепло вспоминать, я даже панихиду закажу, я на голове пройдусь, я лягушку съем, что угодно, только не раскисай, сделай свою работу, или всё бессмысленно, мы проиграем войну, даже если выиграем битву.

  – Гаят!

  – Георгий, будет надо, я сам убью тебя, но ты должен победить, иного пути нет, – Гаят указал рукой на девочку, – вот, для неё, для всех детей, для людей и всего мыслящего мира.

  – Мыслящего мира? Ого, какой прогресс.

  – Мне всё равно, есть ли ещё люди, или разумные букашки, но если да, то мир и счастье – вечные спутники добра, войдут в их мир и в их норки, и не улыбайся так ехидно, я прав.

  – Ты прав!

  – Я всегда прав.

  – Врёшь!

  – Вру!

  – Тогда как мы победим?

  – А ты догадайся, – произнёс воин устало, и отошёл от меня.

  Солнце хорошо прогрело землю, тяжёлое марево испарений поднималось от серых камней, питая воздух влагой. Духота, приторный запах полевых цветов, вызывали томное головокружение. Дождя ещё не было, но стало ясно, что ночь будет бурной, надвигалась гроза, и отдалённый гул первых раскатов грома уже долетал до нас. И как предвестник бури высоко в небе кружился чёрный демон.

  – Не простая будет ночь.

  Я оглянулся. Рядом со мной стоял Карелл, выросший словно из-под земли.

  – Душно в склепе, вышел подышать свежим воздухом?

  Карелл не обратил внимания на моё язвительное замечание. Чёрный плащ, подобно крылу летучей мыши, укрывал его худощавое тело. Небо потемнело, и первые капли дождя упали на землю. Ани с радостным возгласом побежала к Гаяту, и скоро скрылась за камнями.

  – Вампиры не привыкли работать, – вдруг сказал Карелл, – думаю, они предпочтут уйти глубоко в подземелье.

  – Они не послушают даже своего кровососа – повелителя? Тем лучше, тогда мы уйдём отсюда.

  – Они сделают всё, что я им скажу, – спокойно ответил вампир.

  Я жёстко усмехнулся.

  – Тогда самое время раздать кирки и лопаты, вставные челюсти выдашь им потом. Рыть землю по такой духоте любимое занятие вампиров, не так ли?

  Карелл не ответил. Последний отсвет солнца проник через щель в свинцовых тучах, наползающих на небо тёмным покрывалом, скользнул по холодному лицу вампира и, последний раз мигнув красным цветом, погас на кладбищенских плитах. Жёлтый сумрак, словно скисшее молоко, свернулся в плотную густую завесу мрака. Повсюду почудилось мне движение, тени замелькали в растущих провалах тёмной мглы. Молния лизнула землю жарким языком пламени, яркой вспышкой озарив ветхие могилы. Кровь застыла в моих жилах. Призрачным видением, рождённые чёрным кошмаром, из земли выползали вампиры, в жутком хохоте первых порывов ветра.

  Кладбище разверзло свои гнилые пучины, извергнув в холодный сумрак клубок извивающихся чёрных червей, ибо, кутаясь в грязные плащи, вампиры походили на этих мерзких могильных чистильщиков. День пропал. Свинцовые тучи закрыли солнце плотной завесой, враждебно застывшей у самой земли. В этом чернеющем сумраке, глаза вампиров мерцали красным огнём, словно кровь умерщвленных людей светилась в вечной муке ждущего отмщения. « И города превратятся в кладбища, а кладбища в города» – давно забытые строки всплыли в памяти, назойливо повторяясь и множась в бесконечном круговороте мелькающих мыслей. Потребовалось немало времени, чтобы взять себя в руки.

  – Нужно выкопать вокруг кладбища ров, и строить стены, – прошептал я, ибо ужас ещё сжимал моё горло холодными пальцами.

  – Скоро наши слуги принесут лопаты и кирки, – холодно усмехнувшись, произнёс вампир.

  Так и случилось. Из тени выделилась процессия людей нагруженных инструментом. Одетые в чёрное, они ничем не отличались от вампиров, но раболепие, сквозившее в движениях, выдавало их смиренное ничтожество. Порою, не смотря на редкий героизм людей, или скорее на благородство погребённое в помойных ямах их искорёженных системой душ, мне не хочется жить среди них, не смотря на то, что я и сам такой, и это противно. Не такими создал нас Бог. Даже более – не хочется быть человеком! Это чудовищно, так не должно быть. Мир, где право – фарс, где закон, заменяя творца, вершит правосудие сверху вниз по иерархии денежных знаков, где вмиг можешь потерять всё, и прежде теряешь душу, потея от извечного страха перед припудренным злом. Мир, где процессия людей продаёт душу за власть и бессмертие.

  – Разве Бог не хочет твою душу за туже цену, – вдруг произнёс Карелл.

  Я вздрогнул. Его улыбка показалась мне слепленной из хитрых черт изворотливого порока. «Откуда ты знаешь?» – хотел спросить я, но вместо этого губы произнесли другое.

  – Диавол не нападёт на нас?

  – Нет. После представления, что устроили мы со стариком? Нет.

  – Тогда за работу. Подошёл Гаят.

  – Дьявольское видение, – произнёс он с отвращением.

  – Нет. Это – вампиры!

  В голосе Карелла прозвучало что-то знакомое, толи гордость, толи честолюбие, упоение силой и властью и презрение к людям, скорее всё вместе. Я не стал вдумываться в смысл его замечания. Правда, это действительно было потрясающе. Свет молний выхватывал эпизодами жуткие картины. Лопаты бесконечно мелькали с непрестанной быстротой. Мертвецы не нуждались в отдыхе, монотонно работая лопатами. Вот лопата погружается в чёрную землю. Следующая вспышка освещает человека, сгибающегося под тяжестью набитого землёй мешка. Я позволил себе немного расслабиться. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, ветер неприятно швырял в лицо холодные капли, но мне это доставляло удовольствие, словно буря смывала, вырывала с корнем саженцы греха, выросшие в отчаявшейся душе. Дождь усилился, укрыв всё густой вуалью частых капель.

  Напитавшаяся водой земля, не желала принимать лишнего, и кругом потекли грязные ручьи. Скоро все погрузились по колено в густую липкую грязь, но работа не прекращалась ни на секунду. Вампиры нескончаемыми тенями выбирались на поверхность из своих грязных нор. Лопат не хватало, и жёлтые когти погружались в землю, вырывая куски густой, сочащейся водой грязи. Лязг работы изредка прерывали раскаты грома.

  С оглушительным треском рухнуло старое дерево. Языки пламени заметались в ветвях и, шипя, затухли под проливным дождём. Послышались приглушённые стоны, несколько человек и вампир бились придавленные тяжёлыми сучьями. Один из работающих на ходу разбил головы людям и точным ударом острой лопаты отрезал голову вампиру. Не знаю, кто это был человек или собрат убитого вампира. Я запомнил только сам миг. Вот, блеснув во вспышке молнии, поднимается лезвие. Тёмный провал. В следующий момент отрезанная голова, подпрыгивая, катится в темноту, оскалив зубы в последней мучительной судороге.

  К полуночи вокруг кладбища уже чернела широкая лента рва, на дне которого в мутной луже копошились люди и вампиры. Выбранную землю уносили подальше и разбрасывали кругом контрольной полосой. Никто не мог бы пройти незамеченным, не оставив след в липкой грязи. Что-то переменилось, ветер на минуту стих и вдруг коснулся нас свежим дыханием с совершенно иной стороны. Деревья зашептались в темноте, собираясь силой выстоять против наступавшей бури. Всё замерло в тревожном ожидании.

  Это случилось мгновенно. С жутким рёвом ураган вдруг наступил на нас в безумном напоре жёсткого ветра, заметался в страшном круговороте. Лёгкие вмиг наполнились воздухом, чуть не разорвавшись в клочья под непрерывным давлением. С неимоверным трудом выдохнув, сгибаясь чуть не до земли, я дошёл до дерева, и, припав к тёплой шершавой коре, замер, занятый лишь тем как дышать.

  Такие бури бывают только в тропиках, вертелась в голове мысль. Смутно вспоминалось, что скоро всё кончится, ветер уйдёт, уступив место стене нескончаемого дождя. Деревья стонали, буквально омертвев в страшном напряжении, всё рвалось жить, цеплялось за жизнь, каждым корешком, каждой былинкой, истерзанные, порванные, но живущие последним усилием корней и воли. Вампиры, уступив бешеному напору бури, легли на землю, замерев в безразличном ожидании. Буря и в самом деле скоро кончилась, уступив место дождю. «Чёрт, старик легко мог избавить нас от напастей, но не сделал этого, неужели опять впал в детство, не желая вмешиваться в естественный ход природы» – думал я, и понемногу злился.

  Вампиры уже встали и продолжили работу. Ров ширился и углублялся с каждой минутой. Просто поразительно, словно и не было бури, нет дождя, а то, что будет – всё пройдёт.

  – Дьявол может напасть на нас неожиданно, – закричал я, пытаясь пересилить завывания ветра.

  – Нет, я узнаю его присутствие.

  – Где Велес?

  – На северной стороне, – прокричал Гаят мне в ответ.

  – Пойду к нему.

  Ослепительно ярко сверкнула молния, заставив меня зажмуриться. Протирая глаза, оглушённый громовым раскатом, я отступил, и тут же у моего горла щёлкнули зубы. Ещё сантиметр и..., падая, я проклинал вероломство Карелла последними словами, что только приходили на ум. Вдруг ураган прорезал пронзительный женский крик – Карелл.

  Чёрной тенью мелькнул образ вампира. Раскат грома подобно пустой грохочущей бочке, укатился в лес и вновь вспыхнул ослепительный разряд молнии и ...о Боже! У старого дерева стояла Лана, обхватив рукой шероховатый ствол. Струи дождя лились из густой листвы по её прекрасному лицу и обнажённому телу. Её взор острым лезвием пронизывал мрак, и она не видела никого кроме Карелла, пронзая вампира взглядом полным смертельной ненависти.

  Я лежал ошеломлённый, не в силах что-либо сделать и не мог оторвать взгляд от её лица, понимая в глубине души, что сейчас начнётся бойня. Боль и усталость приковали меня к земле. Лана, милая Лана, ты жива. Её чёрные брови гневно сошлись на переносице, своим размахом похожие на крылья ночной птицы, вонзающей острые когти в трепещущую добычу. Слова, одни слова, всё не то, воплощение сладкого ужаса, горящей в адском пламени безумной страсти, нет, не то.

  Она была не одна. Серые тени мелькали в темноте, подползали, прижимаясь к сырой земле. Всё погрузилось во мрак, ослёплённые ждали мы продолжения, не в силах сдвинуться с места.

  Глава 33

  В ночи раздался тонкий свист, и из мрака вылетело тонкое копьё. Карелл в последний момент отвёл голову и копьё, расцарапав шею, упало в грязь.

  – Осина! – прошипел вампир, напряжённо вглядываясь во тьму.

  Я очнулся, наваждение ушло смытое быстрыми холодными каплями.

  – Лана, – заорал я изо всех сил.

  И словно в ответ из лесу прилетел грозный рёв, вырвавшийся из сотен диких глоток. Тьма ожила. Волчьи тени замелькали кругом, сея смерть в неутомимой жажде убийства старинного врага. Стоны и вопли заглушили громовые раскаты, и молнии озаряли страшные картины смерти. Клыки смыкались на горле поверженного врага, и фонтаны крови били из разорванных артерий. Страшные морды, искажённые безумной жаждой, вздымались к небу в диком рёве торжества. И где-то среди них скользило воплощение самой смерти в образе вышедшей на охоту волчицы.

  Карелл был искусным воином, уже несколько волков путаясь в собственных внутренностях, корчились у его ног. Меч летал в отсветах молний, находя свои жертвы. Странно, после первого нападения, волки обходили меня стороной, уносясь во тьму. Запах смерти, источаемый моим чёрным мечом, отпугивал самых безумных и отважных оборотней. Я так думал. Или не так? Ноги скользили в липкой грязи и, чтобы устоять, приходилось держать равновесие. Вглядываясь в ночь болящими от напряжения глазами, я искал Лану. Из темноты вынырнуло белое пятно.

  – Нет, – заорал я.

  Гибкий силуэт стремительно бросился на вампира. Быстро, как только мог, я прыгнул вперёд, и обхватил руками скользкое тело. Зубы вонзились в моё плечо, разрывая плоть в поисках артерии. Это был она, моя Лана.

  Вырвав руку, я нажал на её шею, и она бессильно обмякла в моих руках. Больше ничего сделать было нельзя. Молния выхватила лицо Карелла, смотрящего на меня жадными глазами, хищные клыки вспыхнули жаждущим оскалом зверя, и он исчез во мраке.

  Стоя в струях дождя, серди ожесточённой бойни, мы ждали рассвета. И до чего медленно тянулось время. Вампиры мелькали таящими угрозу тенями, волки, вырываясь из мрака, узрев Лану в моих объятиях, так же стремительно исчезали во тьме. Прошло много времени и нервов, прежде чем начало светать.

  На рассвете дождь кончился. Наконец-то я мог опуститься на землю и уложить рядом на обрывки плаща Лану. Всё это время я не смел расслабиться, смерть не смотрела под ноги, в поисках жертвы. Только теперь до меня дошло, что вот она, вот, рядом, и тёплая волна поднялась в моей груди. На какой-то момент всё забылось, какое мне было дело до всего мира, когда она была со мной. Хотелось уйти, скрыться вместе с ней в тихом уютном уголке, подальше от всех, куда никогда не нагрянет зло, даже моё тело в этот момент, казалось мне слишком большим, моя душа жаждала свернуться калачиком в тёмном углу, и хорошо спряталась бы и в меньшем теле.

  Лана зашевелилась и открыла глаза. Миг непонимания и вдруг взор её наполнился удивительным светом и теплом. В эту секунду мы были одни во всём мире, и нам было хорошо, в эту секунду мы познали счастье, миг стоящий всей жизни. Потом глаза её наполнились слезами, и она прижалась ко мне.

  Слов не надо. Зачем? Я понимал её гордую, свободолюбивую натуру и сам гордился ею, не думая, что она обещала убить меня. Думаю, мы были созданы друг для друга, ирония творца – любовь в сердцах бьющихся рядом, согретых чувством и разделённых бездной.

  Расталкивая ошалевших, бродящих кругами вампиров и оборотней, к нам подошли Гаят и Велес. Старик, потирая руки, сокрушённо озирался вокруг.

  – И что теперь? – выразил общий настрой воин.

  Я осмотрелся по сторонам и тихо выругался.

  – Нужно убрать трупы и начинать всё снова, – произнёс Карелл, – я.

  – Что ты? Надоел ты. О таких классик писал, – помогайте талантам, бездарности пробьются сами.

  – О чём ты?

  – Скромность – сестра гения, а ты, ты несчастный диктатор, лишённый рабов. Тебе больше не кем распоряжаться. Всё! Мы проиграли, не начав войны.

  – Что? Что это? – вскричала Лана, ещё крепче прижимаясь ко мне.

  – Так, мелочи, пустяки, мы перебили друг друга. Но это не важно, сейчас расчистим ров, и начнём сооружать стену.

  Лана меня не слушала. Вид вампира произвёл на неё сильное впечатление, и холодная ненависть вновь зажглась в её глазах. Я не удержался.

  – Всё хватит, – вскричал я, – мне это надоело. Больше никто никого не убивает, демоны со всей округи собираются устроить здесь слёт, и вам ещё представится возможность порвать глотки.

  – Но...

  – Хватит, надо осмотреться.

  И мы пошли. Над сырой землёй стлалась лёгкая утренняя дымка, солнце ещё не поднялось высоко, скрытое за высокими деревьями, росшими в живописном беспорядке на склонах холмов. От реки, невидимой за лесом, веяло зябкой сыростью, и холодный влажный воздух замер без движения над дымящимися лужами крови.

  Чем дальше мы шли, тем больше я злился, прямо-таки выходил из себя. Кладбище было усеяно трупами. Гиблое место, смерть навсегда запечатлела до странности живые картины, мертвецы замерли в последней агонии уходящей жизни, словно в последней судороге, пытались её удержать в частях разорванных тел. Уцелевшие оборотни брели за нами серой молчаливой процессией. Я физически ощущал их тупое оцепенение, дрожание клеток мозга под гнётом безжизненного онемения, беспомощное состояние, вплоть до дрожания в кончиках испачканных кровью пальцев.

  Это не могло долго продолжаться, их надо было привести в себя, вдохнуть в них жизнь, пока смерть притаилась в ожидании своего часа.

  – Лана, будь со мной, – молящим голосом попросил я, и с трудом влез на высокий каменный крест. Ноги скользили по влажному покрытию камня. Подумав немного, я спустился ниже, остановившись на массивной могильной плите. Не хотелось излишней картинности, не на кресте, а под крестом – стучала в голове мысль, дробя осколки былого самомнения и гордыни.

  Холодный камень неприятно коснулся кожи, высасывая тепло из замерзающего тела. Рана в плече пульсировала тупой болью, разливаясь в крови тонкими струями яда, проникающем в сердце и мозг.

  – Они сейчас снова сцепятся, – прошептал Велес едва слышно.

  – Не успеют, – также тихо ответил я.

  – Лана, иди ко мне, они должны видеть.

  Моя волчица одним молниеносным прыжком, очутилась рядом со мной. Я невольно залюбовался её непередаваемой грацией, её красота, гибкость, сверкающие решимостью глаза, не могли не восхищать. Может я и повторяюсь в который раз, но что тут можно поделать, она моя, моя волчица, моя. Её красота завораживала, подчиняя волю животному инстинкту слепого подчинения. Она – королева оборотней. Кто тот, кому она подчиниться? Я уйду и..., если нет, всё равно я не достоин такой женщины.

  Я коснулся её руки, она была горяча как огонь. Страсть, застывший в женщине, балансирующей на краю безумия, влекущий порыв, бездна, раскрывшая объятия в разрезе прекрасных глаз, горящих неутолимой жаждой желания, головокружительная высота жизни, замершая на острие гордого взгляда. Мысли лихорадочно метались в моей голове. Что сказать? Что сделать, что объединит зверей в образе человека под властью человека, походящего на загнанного судьбой зверя, что-то хищное, не человеческое, пахнущее дикой свободой и пьянящей сладкой кровью. Что объединило бы их? Только не любовь. Ненависть? Да. Что не терпит их душа, – клетку. Кого они ненавидят, – демонов. Ненавидят злобных сытых ловцов, бродящих с наглой самоуверенностью в их лесах и крадущихся в спящих душах, и они с удовольствием пожрут их. О, с какой радостью вонзят они клыки в ненавистных хозяев жизни.

  – Эй вы! Да вы, безмозглые уроды тёмного бора и заплесневелых погребов!

  Рядом послышался стон, и Велес зажмурил глаза.

  – Что оскалились, – продолжал я, пытаясь унять дрожь в коленках, – этой ночью вы погубили нас и себя. И что? Демоны будут смеяться над вашими телами, жрать ваши кишки, вырывая их из ещё тёплых тел.

  Толпа оборотней вперемешку с вампирами окружили нас тяжёлым кольцом, в глазах горела лютая злоба. В тишине, саднящим клёкотом забулькала рвущаяся из глоток ненависть. Когтистые лапы потянулись к нам. Пожалуй, только гордый вид Ланы, стоящий рядом со мной, сдерживал дикую ярость сгустившуюся вокруг нас.

  – Добыча, – заорал я, поднимая руку.

  – Они, – я высоко поднял руку, гневно указуя в серую дымку облаков, где кружил сам Диавол, – наша добыча, законная, и мы будем упиваться чёрной кровью тварей. Я дам её вам, и Лана поможет мне.

  Лана бросила на меня странный взгляд. Оборотни взвыли в злобном предвкушении. Я смотрел на лес, зелёный сумрак светлел с каждой минутой, рождая слабую надежду на выживание. Толпа заволновалась, ища на кого выплеснуть скопившуюся ярость. Наступил самый опасный момент, в любую секунду смерть могла выглянуть из своего угла, и потоки крови польются на ещё не остывшую от ночной бойни землю.

  – Смотрите, – закричал я и обвёл рукой пространство вокруг нас.

  Как я и ждал, звери замерли в недоумении.

  – Победа не дастся нам просто, вы видите? Нам придётся потрудиться. Надо укрепить это место, – очистить ров, сложить высокую стену, и тогда, тогда демоны падут у ваших ног, захлёбываясь собственной кровью. Они будут ползать перед вами, выпрашивая скорую смерть.

  Дикий рёв вдруг огласил кладбище, так что я чуть в ужасе не бросился прятаться за камни, и в этот миг первый луч солнца скользнул из-за холмов на каменные могильные плиты. Рёв сменился тоскливым завыванием, и оборотни вместе с вампирами, расползлись по норам, укрываясь под землёй, и мы остались одни среди гниющих трупов.

  Работа, работа, и ещё раз работа – под таким девизом проходили дни, дни перетекали в недели, но мало кто замечал, как быстро убегает время. Думаю этот промежуток можно охарактеризовать как погоню за убегающей секундой. Для меня это были ещё и мучительные процедуры, пока Велес, наш доморощенный Гиппократ, промывал и очищал рану, оставленную зубами Ланы. Он единственный знал нужные травы, думаю, первый в своём мире изготовил сыворотку из крови оборотня и опробовал на первом своём пациенте, то бишь на мне – было больно.

  И за всем приходилось следить, неотступно наблюдая за ходом работ. Трупы были убраны и закоченевшими штабелями сложены в лесу. Ров чёрной полосой опоясывал кладбище и я думал, что ещё можно сделать для обороны. Выяснилось, что под кладбищем находятся богатые рудные залежи. Спустившись под землю, мы обнаружили странную породу, жёлтоватый налёт окислов похожих на едкую плесень, покрывал бугорчатую поверхность. Видимо она раньше подвергалась воздействию высоких температур, вызванных здешней чертовщиной, и руда оплавилась, превратившись в металлические слитки. Взяв в руку один из них, я сразу удивился его тяжести. Стерев жёлтоватый налёт, я увидел приятный свинцовый блеск. В свете факелов слиток мягко мерцал в шахте. Мысль о порохе тут же мелькнула в мозгу, в тот же день оборотни, проклиная всё на свете, обежали все холмы и перерыли все близлежащие помойки в поисках селитры, увы, на этот раз нас ждало разочарование. Позднее свинец нам пригодился, мы плавили его в огромных уродливых казанах и выливали на головы наступающих демонов. Но это позже, а сейчас мне пришла в голову ещё одна мысль.

  Сотни трупов были перенесены обратно из леса и уложены ровными рядами. Залитые горящим свинцом, они послужили основой крепостной стены. Вонь стояла невыносимая, дым коромыслом поднимался к небу, превращая кладбище в одно очень весёлое место, находящееся, говорят, глубоко под землёй. Один вид обожжённых мертвецов, сплавленных горящим металлом, мог кого угодно привести в тихий ужас. Торчащие кости, черепа с кое-где сохранившимися лоскутами гниющего подгоревшего мяса, это было ещё то зрелище.

  Костры пылали по периметру кладбища, разжижая в казанах мягкий металл. Со стороны гор, телеги, запряжённые исхудавшими лошадёнками, подвозили камень, и укладывали его в стену, скрепляя его тем же раствором. Для скорости, сняли кладбищенские плиты и памятники. Всё пошло в дело, каждая мелочь, и скоро стена поднялась более чем на пять метров над землёй. Её вид был столь необычен и внушителен, что душа радовалась невиданной в мире новизне, авангард, Пикассо в обнимку с Ван-Гогом отплясывали бы на её неровной поверхности вне себя от счастья.

  Вывороченные из земли кресты венчали спаянные жидким огнём тела вампиров и оборотней, приводя в крайний ужас работающих на кладбище людей. Прогуливаясь в окрестностях строительства, в поисках новых идей и вдохновения, я невольно задумывался, наблюдая роковое стечение обстоятельств; смерти, запертой массивной тяжестью вечности воплощённой в каменных распятиях. И мысли уносили меня далеко в прошлое, я с облегчением забывал про повисшие на плечах проблемы, сосущие силы из недр души.

  Когда-то, тёмными безлунными вечерами, я ходил по безлюдным улочкам и мечтал, звёзды были далеко, но их свет ложился на моё лицо и огоньки далёких светил отражались в широко открытых глазах. Позже я просиживал долгие вечера дома, при тусклом свете лампочек, освещавших уютный бардак комнаты и мягкую постель, и думал – Боже, жизнь проходит мимо меня, кто-то другой мечтает, гуляя по ночному городу, уходит в тёмную полосу ночного леса, слушает стрёкот сверчков в залитом лунным светом поле. В чужих глазах отражается древний свет далёких звёзд, быть может, уже сгоревших в урагане звёздного огня, и я чувствовал себя сгоревшим как они, выгоревшим изнутри, и пустая оболочка набивается едой и водой, но остаётся пустой. Так бы я встретил свою смерть, так и не поймав судьбу за хвост, не ухватив свой шанс, мой единственный шанс претворить мечты в явь.

  Надо ли мне это? – задавался я позже очередным вопросом в своей жизни. Да и может ли человечество лететь к звёздам, неся с собой рассаду зла, заполоняя её спорами вселенную. Быть может, пусть этот переполненный котёл под названием земля взорвётся в адской вспышке, и улыбка человеческого ничтожества постепенно перейдёт в недоумённую гримасу зажравшихся земных богов. Но не сейчас. Вот он шанс, возможность открыть запечатанные семью печатями ворота в бесконечную высь, моральное право открыть первозданные просторы вселенной, никем незапятнанные с зари времён, шанс, позволяющий человеку сказать всего два слова – я достоин! Я лечу, – и промчаться, сметая пыль с обочин млечного пути. И больше никогда не отводить смущённого взгляда утомлённого душевной низостью человека. Тогда звёзды вновь отразятся в широко открытых глазах юного мечтателя, и им будешь ты, и любой омытый новой мыслью человек. Разве это не стоит того? Довольно, что подонки пользуются плодами, добытыми чистыми руками убитых младенцев, пользуются правом свободы, жизни, и счастья, добытым для людей другими. Пока кто-то молится, кто-то пользует открытым для людей кредитом. Лицемеры, не ведают что творят. Не я им судья.

  Потоки расплавленного свинца тонкими струйками пролились на землю, и огромный каменный крест, со зловещим скрипом, накренился с высоты, отбросив далеко чёрную тень. Я вздрогнул. Высоко в небе малой точкой по-прежнему кружился демон, словно ненасытный коршун высматривающий добычу.