355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Косаченко » Перекрёсток миров (СИ) » Текст книги (страница 11)
Перекрёсток миров (СИ)
  • Текст добавлен: 22 июня 2021, 14:33

Текст книги "Перекрёсток миров (СИ)"


Автор книги: Иван Косаченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

  Приходилось вслушиваться в этот убаюкивающий плеск, чтобы вовремя услышать звуки прибоя, и в слепую работать шестами, надеясь на удачу. Ну вот, в одном таком месте в реку вдавалась широкая коса в виде полумесяца, я её, конечно, не увидел бы, если бы на ней не горел яркий костёр, освещая ровным пламенем правильный круг. Пришлось проплыть рядом с ней, и то, что я увидел, лучше бы я не видел.


  Вокруг пламени, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это не огонь, а что-то магическое, сидело десятка два тварей, пострашнее слуг Люцифера, и одна из них только высунула окровавленную морду из разодранного чрева ещё агонизирующего человека. Сверкая глазами и громко чавкая, чудовище скривило рожу, так что получилась жуткая ухмылка, и мы проплывали настолько близко, что отвратительный смрад из огромной пасти, достиг нас, заставляя кровь стынуть в жилах.


  Плот вошёл в круг света. Тварь принялась судорожно нюхать ночной воздух. По счастью, демон не сообразил бросить взгляд на воду, и мы скоро благополучно скрылись в темноте. Кто-то может обвинить меня в трусости, ну да, было очень страшно, быть может, и стоило броситься на берег с мечом в руке. Но тот, кто скажет, что мог бы сделать это без страха и упрёка, тот и есть дон Кихот, и я от всей души желаю такому храбрецу возможности проявить себя.


  Огонь ещё долго мерцал вдалеке и до самого утра я не мог уснуть. Перед глазами застыла картина окровавленной женщины, бьющейся в смертных судорогах в когтистых лапах чудовища. Никто больше не полюбит её, не утешит и не защитит. Никто не приласкает её чудную грудь, теперь разорванную на мелкие кусочки погаными лапами, и дети не найдут свою добрую маму, отдавшую жизнь за них. Мир бывает чудовищен, и только вера в лучшее, в то, что зло исчезнет с лица земли, помогает нам выживать на нашей бедной земле.


  В другой раз ночь была лунная и, проплывая мимо покосившихся крестов деревенского кладбища, мы видели, как крестьяне с факелами и кольями в руках, разрывали могилу местного колдуна. Ветер что-то шептал в вершинах деревьев, единственный бесстрастный свидетель этого зрелища.


  Мы успели скрыться за поворотом, как тишину разорвал чей-то крик, полный боли и страдания. Я думал колдуну пришёл конец, но потом раздался ещё крик и ещё, и голоса были полны неописуемой боли и страдания. Кричали крестьяне, и я поражался их редкому мужеству, пойти ночью на охоту за колдуном, боюсь, их затея провалилась.


  Кладбище спускалось к самой реке, и вода мало помалу размывала берега. Представьте мой ужас, когда я, после недолгой дремоты, открыл глаза и увидел приставший к нашему плоту чёрный ящик. Это был полу-истлевший гроб, чудом державшийся на поверхности вод и удушливый смрад ударил мне в ноздри. Сквозь щели можно было разглядеть неясное движение, словно гигантские белые черви копошились в гнилом чреве. Едва сдерживая тошноту, задыхаясь от вони и ужаса, я оттолкнул его, при этом гнилые доски разошлись и гроб, медленно заполняясь водой, пошёл на дно. И, честное слово, в ту секунду мне послышался тихий вздох, от которого мурашки побежали у меня по спине.


  Зато Лана всё воспринимала совершенно спокойно, и ни разу не прервала свой сон по такому пустяковому поводу, вроде путешествующих по реке в своих гробах покойников. Только однажды я видел тревогу на её лице, это было днём, и шёл дождь, на берегу стоял мальчик с книгой в руках, и ни одна капля не падала на его человеческое лицо, искажённое нечеловеческой злобой.


  В каждом из нас есть зло, но доброта, как правило, преобладает, здесь же я не видел ни капли добра, и сердце отторгало его, не находя в нём ничего человеческого. Просто удивительно, откуда, откуда могло прийти зло в наш мир. Как-то мы разговаривали с Ланой на эту тему, но и она не знала ничего определённого, но, подумав, добавила, что самое разрушительное зло таится в слабых людях, именно они не в состоянии проявить твёрдость в нужный момент, и рушат человеческие жизни основательнее, чем острый нож в руках убийцы. При этом они могут быть полны иллюзорного добра, иллюзорного, потому что по слабости своей легко поддаются искушению.


  Ещё она сказала, что я слабый человек, и может она права? Во всяком случае, как-то она сказала, что я одиночка, и будь у меня возможность, я бы жил, где-нибудь на Луне, подальше от рода человеческого, радуясь и увядая одновременно, и такая мысль пришлась мне по вкусу.


  Чушь всё это, человек не может жить без людей, правда, можно иногда прилетать к ним, но тогда я такие мысли гнал, чушь всё это.






  Глава 17




  Наше путешествие продолжалось. Тихие воды задумчиво несли наш плот вдоль пустынных берегов, изрезанных замысловатыми изгибами всевозможных заводей и заливчиков, в лучших стилях древнекитайской культуры. Временами из воды, торчал какой-нибудь зелёный, покрытый тиной камень, и на нём обязательно сидела большая лягушка, с вытаращенными глазами, и, во всю дурь своих лягушачьих лёгких, квакала на всю реку, показывая, кто здесь настоящий хозяин.


  Когда я увидел его, то сначала принял за большую жабу. Это было так, в реку вдавалась довольно большая зелёная коса, заставлявшая в этом месте бурлить тихие воды, и на ней сидело непонятного вида нечто, опиравшееся длинными руками о потрескавшуюся от времени плиту. Это явно был не человек, теперь я это хорошо видел, уж с такими то ушами людей точно не бывает, чебурашка и тот бы позавидовал.


  Неопределённого возраста, непонятное существо, медитирующее на берегу реки, мне захотелось пристать к берегу и познакомиться с ним поближе. Наверное, в этот момент я ощущал себя Гулливером в сказочной стране. Во мне проснулся тот же самый дух искательства, который вверг литературного героя произведений Дефо в самые невероятные неприятности.


  Лодка, послушная твёрдой руке Ланы, мягко зашуршала по прибрежному песку, и мы вышли на берег. Незнакомец даже не пошевелился при нашем приближении, уставившись застывшим взором в пустоту. Что я только не делал, и щёлкал пальцами у его носа, и кричал, выказывая своё дурное воспитание и неуважение, даже рожу состроил, ничего не помогло, оставалось только ждать. Смирив нетерпение, я сел рядом с ним, уж очень было любопытно, что он делает, и через час, когда терпение моё уже истощалось, он подал первые признаки жизни.


  – Послушайте, любезный, нельзя же так долго сидеть в одной позе, вы застудите почки или ещё что, – не очень то вежливо начал я.


  Незнакомец невозмутимо поднял руку, и направил на меня какой-то прибор.


  – Я был не прав, приношу свои извинения, конечно, ваше право сидеть здесь сколько угодно, надеюсь, вы не сердитесь. До свидания.


  Не обратив никакого внимания на мою вдохновенную тираду, незнакомец снова протянул руку, – смотрите, мои часы показывают, что я был в трансе всего четырнадцать суток, – сказал он мягким воркующим голосом.


  Я почувствовал заметное облегчение.


  – Четырнадцать суток? Это, по какому времени?


  – По-местному, обусловленному сменой дня и ночи.


  – То есть, как на земле, действительно всего ничего. Вы, наверное, даже не отдохнули, как следует, вот я порой мечтаю уснуть на годик другой.


  – Вам должно быть известно, – продолжало существо невозмутимо, смена суток во всех измерениях этой планеты проходит одинаково.


  – Простите, но вам то откуда это знать, ведь вы не с земли.


  – Вы не правы, я землянин, но моё измерение находится в другом пространстве-времени.


  – Это как?


  – Очень просто, если вас разделяет только время, то мой мир ещё и в другом пространстве, параллельном вашему.


  – Но тоже на земле?


  – Конечно, пространство это не прямая линия. Не загоняйте мысль в узкий фарватер алгебраического Гольфстрима, океан знаний безграничен.


  – Откуда вы знаете эти слова.


  – Я много знаю, но это капля в море. И потом, все высказывания кружатся вокруг одних и тех же эмоциональных переживаний и разнятся лишь формой предложений и подбором слов, набор же чувств людей одинаков и разнятся они лишь остротой эмоциональных переживаний. Вы понимаете? Я гуманоид, как и вы с тем же багажом ощущений. Что касается моего высказывания, я имел в виду, что пространство многомерно, и порою только мысль способна отыскать вещь в ином пространстве, в ином времени, в ином пространстве-времени. И это только в общем, если время разделить на бесконечное множество отрезков, а пространство на бесчисленные множества измерений, то тригонометрия беднейший кусок безвкусной фантазии, выражающая ничтожный кусок человеческого скудоумия. И все предметы лишь части великого множества, единого целого, и тот, кто составит формулу собравшую воедино всё мыслимое, что будет равна многомерной бесконечной бесконечности и есть гений. Это будет алгебраическая формула Бога.


  Я сидел и слушал, а мысли витали в стороне, лунатик явно увлёкся и отлетел в мир иной, ну и лажа.


  – Притом, что и время, возможно, не одномерно. Возможно, в однородном океане времени, в пространственных измерениях плавают временные сгустки, формации временных чёрных дыр, сеющих хаос в мире света.


  Я зевнул. Погода может поменяться, надо будет нарезать побольше веток для шалаша.


  – Иными словами, есть безграничное множество ограниченных внутри себя числом вселенных внутри множественной бесконечности – эфемерной максивселенной.


  Незнакомец умолк.


  – А, ну тогда всё понятно, ничего сложного.


  – А вот для моего понимания это слишком мудрёно, – заявила Лана, поднимаясь с земли и расправляя застывшие от долгого сидения члены.


  – Простите за любопытство, а как вы то сюда попали?


  – Я умер.


  – Очень исчерпывающий ответ, но я почему-то думал, что у каждого измерения есть свой астральный мир.


  – Вероятно, но вы забываете, что весь мир связан силой разума, напряжением воли можно послать мысль даже в иные вселенные и принимать информационные поля других звёздных систем.


  – Хотите сказать, что ваш разум пересёк границы своего пространства?


  – Не совсем, – незнакомец замялся, пытаясь подобрать нужные слова, – скорее меня сюда сослали.


  – Ничего себе, – я даже присвистнул, – это как?


  Незнакомец печально улыбнулся.


  – За язык, всегда уши в ответе. Хотите, я вам расскажу, только на ушко?


  – Попробуйте.


  Инопланетянин нагнулся, и зашептал.


  – Вот так, насильно мил не будешь, в широком смысле. Тсс, только молчите, если не хотите иметь такие же уши.


  Он улыбнулся.


  – Я шучу, но факт остаётся фактом, не знаю почему, но всё перевернулось в моей жизни, и сама жизнь кончилась незаметно и быстро, умер я как-то вскользь и был сослан подальше за умение говорить, когда не надо и неумение молчать, когда надо. У нас это умеют.


  – Странно, – перебил я, не утерпев, – вы философ и думаете о таких мелочах.


  – Вы можете видеть иные миры, и обозревать свет мыслью, но разве будешь думать, если твоё физическое тело ожгут? Вот брусок металла, сталь естество его, но будь он разумен, не о рже бы он думал, ибо она боль его.


  Только очень сильные, волевые люди управляют мыслью, думая, о чём хотят, не зависимо от внешнего мира. Они сами выбирают путь свой и добрые проповедуют своим мучителям, злые же ведут чёрные стада на встречу гибели. Конечно, нет силы более сильной, нежели любовь, она объединяет вселенную, не позволяя хаосу разрушить мир, только она единственно созидает, управляя разумом, и зло только ржа на её поверхности, боль отвлекающая нас от сущности нашей, разделяя и властвуя над поддавшимися ей.


  Вот и выходит, любовь первична, она и есть основа разума. Значит основа каждого из нас – любовь. Но как не поддаться злу, я слаб, а ты? Конечно, каждый может очиститься ото ржи в течение времени, но его то, как раз так мало. К тому же зло противиться чистке, используя против нас, наш же страх в надежде выиграть драгоценное время и лишить нас спасения. Вот так то.


  А страх, – следствие духовной слабости человека, зло питается ею, возрастая подобно плесени и ещё больше поедая нас, от этого страхи растут, рождается ненависть, ещё более питающая зло.


  – Выходит зло, как вирус, – произнёс я задумчиво.


  – Все мы заражены им, и болезнь приводит нас к смерти.


  – Да, только зло не может жить самостоятельно, ибо нет чистого зла, это ржа разъедающая разум, обволакивая любовь тёмной пеленой.


  – И впервые вирус появился не на земле, – вскричал я. Он мог появиться только у талантливого избалованного любовью творения, более слабого, менее совершенного, ведь он не был Богом, незаурядного, что и сделало его слабым. У лучшего появилась зависть, и вирус родился, а родившись, размножился. Теперь мы не знаем имени первого поддавшегося, лишь его прозвища.


  – Это очень опасные и дурные мысли, не играй с огнём.


  – Да, я знаю, но затем и дан нам разум, чтобы пользоваться им.


  – Ты легко подключаешься к единому информационному полю, только, пожалуйста, не считай себя великим.


  – Вы что? Я вовсе не хочу жить в пустыне и кушать кузнечиков на завтрак, обед и ужин, даже с мёдом, простите, не хочу я и голову потерять. Признаюсь честно, прошепчу вам на ушко, я хочу жить мирной и спокойной жизнью, немного терзаться излишней роскошью и коротать дни в скучнейших вояжах по окраинам вселенной.


  – Ну и дурак.


  Боюсь, я воззрился на инопланетника с крайним изумлением.


  – Нет предела совершенству, но если ты перестаёшь совершенствоваться, то начинаешь деградировать, тогда то зло тебя и настигает. А ты хочешь пустить время под откос, думаешь его у тебя вагон, совсем нет, маленькая тележка, да и то наполовину пустая.


  – Слушай, сам грешник, среди прочих, не пеняй на других грешников, не то рискуешь остаться один на один со своим грехом, и вообще не разглядывай соломинки в чужих глазах, – заявил я сердито, – лучше разберись в собственном лесоповале.


  – Я пытаюсь, – печально, произнёс мой собеседник, поглаживая ладонью по гладкому подбородку. Сейчас я провожу месяцы, медитируя, пытаясь очистить землю от тёмной пелены, сгущающейся у её поверхности, хоть какая-то польза, ведь мы лопоухи, обладаем сверхчувствительностью и чувственностью.


  Кстати, моя интуиция подсказывает мне, что вы придёте к своей цели совсем другой дорогой, нежели та по которой вы идёте сейчас. Я сразу заинтересовался.


  – Расскажите мне.


  – Нет, это я не могу, что бы ни случилось, вероятность успеха в ваших делах достаточно велика. Если я расскажу вам, то вы можете изменить ход будущего и возможно не в лучшую сторону, а ведь это важно, очень важно, настолько важно, что я ни слова вам не скажу. Помните только, что для истинной веры преград не существует, и что бы ни выпало на вашем пути, она преодолеет всё.


  Больше он и вправду ничего не сказал, не смотря на хитроумные вопросы, а когда я попытался взять его на слабо, он только улыбнулся. Мы ещё посидели немного, и вскоре поворот реки скрыл от нас одинокую фигуру упрямого борца со злом.


  Да, чего только не увидишь на своём веку. Ладно, река продолжает своё течение, нет, в самом деле, волшебных тварей здесь меньше чем непонятных людей. Это просто поразительно, оборотень похож на оборотня, за редким исключением, я бросил взгляд на задумавшеюся над чем-то Лану, а люди нет, они все разные и каждый со своим особенным приветом.






  Глава 18




  Волна эмоций, подъём чувств, нужные слова волной поднимающиеся из душевных глубин и обрушивающиеся на мир острым лезвием предложений, точно доносящих мысль до слушателя на пенящемся гребне вдохновения. Жаль только, что оно бывает так редко, но когда приходит, то подобно огню, сжигающему всё суетное и выжигающему в сердце огненные буквы, пылающие во мраке одиночества. И мысли очищаются от грязи и взору открывается прошлое, настоящее и будущее.


  В этот миг совесть становится неумолимым судьёй поступков и помыслов и вершит правосудие под пристальным оком Бога. Мы приходим и уходим и не знаем зачем, смысл жизни скрыт так надёжно, что сомневаешься, есть ли он вообще. Мы подобно муравьям, живём, плодимся и умираем, но человек не насекомое, не даром же у него разум.


  Так зачем же он живёт? Но мы не знаем и, терзаясь не знанием, откармливаем свои туши для могильных червей. Хотя, если человек отличается от насекомого в жизни, то и в смерти должен отличаться, и наше я поднимается по лестнице совершенства, расплачиваясь за каждую ступеньку памятью. Стремянка, ведущая в никуда, чёрт. А бессмертие?


  Какая разница, в бессмертии смысла жизни не больше чем в смерти, и всё же, не зная зачем, мы очень хотим жить вечно.


  Такие мысли роем кружились в моей голове и это говорит о том, какое настроение было у меня в эту минуту и только тепло нежно прижавшейся ко мне Ланы, её немая ласка и доверие успокаивали и утешали меня, рождая в душе сладкую истому, и исторгая тягучую печаль в виде редких слезинок.


  Вот ведь, бывает же такое настроение, правильно пишут – уныние смертный грех. Какой точный подбор слов, ведь когда оно приходит, опускаются руки и не хочется жить.


  Из далека прилетел резкий крик демона блуждающего в воздушной пустыне. О чём он думал? Искал ли слабую душу, и в предвкушении насилия кричал, не в силах сдержать жажду крови, или может, страх перед хозяином вырывал из его горла эти звуки, полные бессильной злобы самого большого в мире раба. Кто знает.


  Пожалуй, это была самая большая река в заастральном мире. Глядя на её тягучие упругие воды, я, почему-то, вспомнил старинное гадание, когда ставишь два зеркала напротив друг друга, а по краям зажжённые свечи. Я и сам, как-то раз, пробовал так вызывать духов, надо сказать что полумрак, горящие свечи, потрескивающие в тишине, создают довольно жуткую обстановку. Отражённые в зеркалах свечи образуют огненную дорожку и в её начало, скрытое в темноте ты и вглядываешься, пытаясь увидеть загаданный предмет.


  Начинает казаться, будто что-то движется, поднимается на встречу, что-то чуждое нашему разуму, нечеловеческое шевелится в темноте.


  Говорят, бывает так, что духи выходят из зеркал, или ещё какая нечисть. В этом случае гадающему может не поздоровиться. Быть может, пространственная граница между мирами напоминает вращающийся водоворот и зеркальная тропинка, как луч света, направляет нечисть в наш мир. Как бы то ни было, мне ничего не привиделось. Только казалось, что вижу много всякой всячины, а так нет, ничего, только растравил воображение и всю ночь не спал, вспоминая страшилки, вроде того, как к одному парню каждую ночь являлись чудища и избивали его, а он мог только стоять, скрестив руки и молиться, иначе смерть. Не хотелось бы мне быть на его месте.


  Представляю, что переживает настоящий колдун, копаясь ночью в кишечнике свежевырытого покойника, или взывает к своему покровителю на чердаке какого-нибудь заброшенного дома. У меня точно нет такой силы воли, чтобы обуздать дикий ужас так необходимый колдуну для обострения чувств и контакта с астралом.


  Это я уже отвлёкся. Хорошо всё-таки, что настроение не всегда бывает настолько поганым. В этом мире было множество приятных вещей, становилось всё теплее и теплее, меховые вещи откладывались в сторону.


  Лана была обворожительна и часто купалась в реке, заставляя меня грызть ногти, и хоть порою я просыпался с мыслью, а что я собственно здесь делаю, всё же, я всё больше чувствовал себя в этом мире, как дома. Вот за такими наблюдениями я и прозевал Басаврюка. А проглядеть его было не просто, такой горы мяса я не видывал.


  Это я забегаю вперёд. Началось всё с того, что, наблюдая за Ланой, я не обратил внимания на лёгкое изменение течения, подгонявшего наш плот ближе к берегу. Я и опомниться не успел, как неизвестно откуда взявшийся стремительный перекат выбросил нас на берег.


  В воде прозвенел чей-то издевательский смех, а на земле стоял, улыбаясь во весь свой огромный рот, Басаврюк.


  Конечно, сначала я не знал кто это такой, но, судя потому, как раболепствовали перед ним демоны, это был он. Лана зарычала, бросив на меня свирепый взгляд, я должен был караулить, пока она купалась. Но какого чёрта.


  Басаврюк раскатисто расхохотался и сделал знак рукой, предлагая нам сойти на берег. Вблизи он был ещё больше и производил ошеломляющее впечатление. Одет он был просто, но пальцы украшали массивные золотые кольца, с вделанным в них чёрным жемчугом, под цвет его неестественно чёрных глаз.


  В этом демоне всё поражало массивностью: мясистый нос, толстые губы, зубы как у лошади, обнажавшиеся, когда он смеялся. А смеялся он постоянно, жизнерадостный попался демон, и всё его заплывшее жиром тело тряслось, как от извержения вулкана.


  Многочисленный отряд демонов выстроился перед ним, бросая в нашу сторону мрачные, полные неуёмной ненависти взгляды, и под их зубовный скрежет, мы и приблизились к Басаврюку.


  Я ещё никогда не видел более отталкивающего лица, с подленькой хитринкой, источавшее самую грязную низость и предательство. Басаврюк снова расхохотался.


  – Что, удивлены? – всхрюкнул он между очередными приступами смеха, сразу сделавшись похожим на одного из представителей хрюкающего семейства.


  – Не ожидали встретить меня собственной персоной? В эту минуту он и в самом деле был похож на огромную откормленную чушку, с человеческими повадками.


  – Я удивлён, что не заметил вас во время.


  – Ничего удивительного, ты и не мог.


  – То есть, как? – искренно спросил я.


  – Разве ты не замечал за собой ничего необычного, провалы памяти на пример?


  – Нет, не замечал, проткнуть твою тушу мечом я не забыл бы.


  Басаврюк снова расхохотался. Едва не поперхнувшись от удовольствия, он выдавил из себя, – да что ты говоришь, ну это вряд ли, а про эльфов ты помнишь, про Луэллина и других?


  Честно признаюсь, у меня по спине пробежал холодок.


  – Что с королём? – выдохнул я.


  – Думаю, тебе неприятно будет узнать, что почти все острова захвачены и со дня на день Луэллин падёт.


  Что-то внутри меня сжалось, и комок гнева медленно поднялся изнутри, перехватив дыхание. Что если броситься сейчас, я измерил на глаз расстояние до Басаврюка, шансов маловато, но всё же, только раз, один раз поцарапать мечом эту тушу. Однако маленькие свиные глазки Басаврюка будто читали мои мысли. По его знаку демоны бросились на меня со всех сторон и скрутили руки. Хрустнула кость и острая боль пронзила плечо.


  – Ты пойми меня правильно, – произнёс Басаврюк надменно, – я не собираюсь давать вам ни одного шанса. Разумнее всего было бы убить вас сейчас, но это будет слишком гуманно. Потом, вашу казнь должен видеть народ, нет позже, по приезду в замок, вас казнят по всем правилам преисподней. А пока, разве вам не интересно узнать, как я управляю вашим мозгом, признаюсь, это доставляет мне большое удовольствие – притуплять память, подталкивать самые низменные чувства.


  А ты извращенец, избранный, мне даже не пришлось особо вмешиваться в твой разум.


  Лана зарычала. Мне было слишком больно, что я забыл про эльфов, чтобы обращать на это внимание. Басаврюк, видя мою растерянность, расхохотался ещё громче и, протянув руку, взял мой меч.


  – Эти дураки – Веельзевул с Люцифером, думают, что ты украдёшь мой камень. Тоже мне великий вор.


  Басаврюк презрительно сплюнул.


  – Думают, что вернут свои ключи, и будут править миром. Они забыли о моей способности направлять мысли и менять эмоции. Теперь, когда равновесие нарушено, только я, я один достоин стоять по правую руку хозяина.


  Его глазки зло сверкнули. Я решил дать ему выговориться.


  – А как вы вмешиваетесь в мысли? – начал я осторожно.


  – Очень просто, хитрый ты мой, сейчас ты думаешь, как заболтать старого Басаврюка. Тебе достаточно? Я добавлю. Мой главный талант в том, что я меняю эмоциональный баланс чувств, и делаю это гораздо лучше других первых, я снижаю шкалу любви и увеличиваю ненависти, зависть может задушить такого щенка как ты, а страх, страх....


  Я вдруг почувствовал полное опустошение, и ужас волной поднялся из глубин души. Я уже не мог сказать, что я делаю, ужас захватил разум, заставляя мозг кричать в отчаянии. Тело отказывалось слушаться, и сердце забилось в бешеном ритме. В глазах, затуманенных слезами, всё поплыло, и я упал на колени, что-то похожее я испытал у озера отчаяния, на острове Веельзевула.


  – Это всё просто – продолжал Басаврюк, – но уже давно не интересно.


  Внезапно всё прошло, и я почувствовал несказанное облегчение, будто горящее тело, полили водой, или дали напиться умирающему от жажды человеку. Сердце забилось спокойнее, и воздух влился в ещё сжатые в спазме лёгкие. Басаврюк притворно вздохнул.


  – Нам демонам тоже бывает скучно, но ладно, заболтались, надо же, тебе всё-таки удалось заболтать меня, но теперь нам пора.


  Он подал знак, и отряд выстроился в походном порядке. Басаврюку подвели огромного огнедышащего быка, тоже чёрного цвета, с раздутыми ноздрями и красными, не мигающими глазами.


  С неожиданной лёгкостью демон вскочил в седло, и мы тронулись в путь. Всё произошло настолько быстро, что я даже не успел, как следует опомниться, только что плыли себе вниз по реке, а тут на тебе, связанные плетёмся по пыльному тракту, и здоровенные демоны подталкивают нас в спину.


  Но эльфы, как я мог забыть про них? Чувство вины позорным клеймом выжигало грудь, даже боль выбитой из сустава руки не причиняла таких страданий.


  Лана шла рядом, крепко сжав зубы, и только часто и высоко вздымающаяся грудь девушки, выдавала, какие страсти бушевали в её сердце. Она даже не смотрела на меня, уперев взгляд в дорожную пыль. В этот момент мне было особенно обидно, я хотел утешить её, а может и сам ждал утешения, не знаю, но я в ней нуждался.


  Стыдно! Какой позор. Ну как этот толстый мерин мог очутиться на юге, так далеко от своих владений. Как просто было плыть по реке, и как обидно идти прямо в противоположном направлении.


  Демоны, не чувствуя усталости, делали километр за километром, я же уже изнемогал, даже Лана начала проявлять признаки усталости. Но, несмотря на изнеможение, я обратил внимание на одну странность, дорога то был хорошо протоптана, а в течение всего дня, нам ни разу не встретилось, ни одного путника. Может, они прячутся? Но здесь негде.


  Воспользовавшись моментом, когда Басаврюк проезжал рядом, я спросил его об этом обстоятельстве, но демон промолчал и, вонзив шпоры в окровавленные бока животного, проехал мимо. Только к вечеру, я из отрывистых обрывков речей демонов, понял, в чём дело. К этому моменту мы въехали в заброшенную деревню и остановились на ночлег.


  Оказывается, Веельзевул в компании с Люцифером предприняли массовую атаку на отряд огнедышащего старика и его спутников, человека с мечом молнией в руке и тень убивающую бесшумно. Рассчитывая на лёгкую победу, они без подготовки напали на отряд, как неизвестно откуда налетел водяной смерч.


  В тот день, когда на целые города пролился кровавый дождь из разорванных тел нетопырей и демонов, люди впервые столь явственно ощутили в воздухе пусть призрачный, но оживляющий запах свободы.


  Города пустели, а в лесах появлялись вооружённые отряды, нападать на которые было опасно даже армии Люцифера. Выследить их было трудно, и прежде чем такой отряд удавалось уничтожить, исчезало множество демонов. Они просто не возвращались из чащи.


  Это были дисциплинированные, хорошо вооружённые отряды, не допускающие раскола в своих рядах. О серьёзности их намерений нам подтвердил повстречавшийся у дороги вековой дуб. На его ветвях раскачивалось несколько трупов, с прибитыми дощечками, гласящими, что так будет с каждым негодяем и вором, посмевшим ограбить простого крестьянина. Ни какой пощады подлым гадам, вещала надпись, сделанная неровным почерком полуграмотного человека.


  Это произвело впечатление даже на демонов. Назревало что-то невероятное, одна мысль о революции будоражила умы. Там, где в городах оставались люди, на демонов смотрели без страха, вызывая страшную ярость Люцифера, выражавшуюся в бесконечных казнях ни в чём не повинных людей. Позже, в одном из таких городов, я встретил старого знакомца с трезубцем в почерневших от сажи лапах. Встретив мой взгляд, чёрт боязливо отвёл глаза.


  В тот день Басаврюк впервые нахмурился, и оставался сумрачным ещё долгое время, пока не повстречал пьяных в стельку людей, ползавших на четвереньках за жалкими подачками, ржавших от удовольствия демонов.


  Пейзажи на дорогах постепенно менялись, лето снова сменилось осенью, и ноги вновь по щиколотку проваливались в хлюпающую грязь. Демоны задрали нескольких оленей, и, сняв шкуры, бросили их нам. Объев с них все остатки мяса, мы носили их потом мехом внутрь, страдая от невыносимой вони, вообще день, когда нам перепадало несколько кусочков сырого мяса, считался праздничным.


  Лана вправила мне плечо. Про эту операцию я рассказывать не буду, от одного воспоминания делается больно. Сдаётся мне, дельце это можно было обстряпать менее болезненно, но без этой процедуры я бы, пожалуй, помер. Низкие мысли, конечно, это не так.


  Моя Лана, моя. Впервые я подумал, какая может быть любовь у женщины, чтобы выдерживать такие мучения с любимым, который этого нисколько и не достоин даже. От этого сердце моё сжалось, и я почувствовал к ней такую жалость, такое тёплое чувство, что не мог удержаться и обнял это грязное, но такое родное существо, жертвующее многим для меня.


  Часто я думал, сделал бы я такое для неё, и не находил ответ. Всё чаще приходит мысль, в каком мире я окажусь, если помру здесь, но стараюсь гнать подобные размышления.


  Басаврюк посылает волны страха, но теперь, предупреждённый, я борюсь с ним, и это ему не нравится. Думаю, он с удовольствием меня бы убил, но ему нужна зрелищная казнь. Он прекрасно понимал, что только так можно набросить ярмо на воспрянувший духом народ.


  Меня удивляло, что на севере так мало жителей, ни одного, если быть точным, мы не встретили. Лана, на некоторое время пришедшая в себя, объяснила, что маленький народец не любит показываться. Я вспомнил про гномов, и троллей, порабощённых демоном.


  Наконец, когда заморозки сковали землю, а воздух стал холоден и прозрачен, вдали показались массивные стены старой крепости, это и было логово Басаврюка.


  Крепостные стены вырастали на глазах, взметнув в небо острые зубцы башен. Когда старые ворота захлопнулись за нами, я ощутил себя в западне, полностью отрезанным от мира, без всякой надежды на спасение. Страшная усталость опустилась на плечи, иссяк тот источник веры в победу и торжество справедливости.


  – Господи, – вырвались у меня слова, идущие из глубины сердца, – неужели нет тебя, неужели нет защиты от зла, неужели зло есть добро и добро есть зло.


  Басаврюк расхохотался, упиваясь торжеством победы. Какой-то демон, озлоблённый остановкой, толкнул меня в спину, и я полетел в грязь. Густая вонючая жижа, ударила меня в лицо, поднявшись мне на встречу. Ярость кровяным комом ударила мне в голову, и, вскочив, я бросился на обидчика. Не ожидая нападения, тот зазевался и легко выпустил из лап острый топор. Рука взметнулась, и лезвие описало сверкающую дугу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю