Текст книги "Перекрёсток миров (СИ)"

Автор книги: Иван Косаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

  – Назад, – закричал я, что было сил, но звон спущенной тетивы опередил меня и старый Орин со стрелой в горле грузно повалился на спину, – птиц не слышно, прошептал я потрясённо.

  Гномы грозной когортой стали кольцом вокруг меня и ощетинились острой сталью топоров. Страшный грохот ударной волной ударил по ушам, и десятки демонов высыпали на поляну. Гномы, перед лицом опасности, словно пришли в себя, и со спокойствием истинных воинов, приняли первый удар. Их неуверенности как не бывало, топоры мерно взлетали вверх, чтобы обрушиться на очередную жертву. Скоро крики смолкли, и в тишине звон стали перекрывал стоны умирающих.

  Ручьи крови вырывались из разрубленных артерий и стекали по блестящей броне гномов, и скоро она порыжела от крови. Земля стала скользкой и грязной, а бой продолжался. То один, то другой гном в порубленных доспехах, тихо падал вниз, но его место тут же занимал другой, ряды смыкались. Долго это не могло продолжаться.

  В который раз демоны, уверенные в победе, бросались вперёд и, наткнувшись на непреодолимую силу, присоединялись к мёртвым. Но всё реже поднимались топоры, скоро нас было пятеро, четверо, вот новый натиск, казалось, это конец, но нет, отбит, но нас двое.

  Ральд с яростным криком бросился вперёд на смертоносное железо. Земля разверзлась, и липкая жижа предательски подалась под ногой. Гном кувыркнувшись, рухнул на землю. Ланы нигде не было. Рычащее стадо затопило поляну и цепкие лапы, быстро меня скрутили, в который уже раз.

  Глава 21

  – Вы заставляете себя ждать, – проревел Басаврюк.

  – Но ничего, за это время мои подданные успели подкрепиться и отдохнуть.

  Мы стояли на огромной дворцовой площади. Торговые ряды были убраны прочь, и галдящая толпа людей затопила всё пространство вокруг объёмного деревянного помоста, посреди которого возвышался массивный обрубок дерева с воткнутым в него топором. Внутри я порадовался, орудий пыток не было. Моё самочувствие вообще заметно улучшилось с побегом Ланы, и как не колдовал Басаврюк, отчаяния я не испытывал. Я мог только умереть, а демону нужно было публичное унижение.

  Басаврюк был раздражён, но пытался скрыть это. Стараясь подчеркнуть значимость события, он был одет в роскошный наряд и малиновый плащ, под цвет подземного пламени окутывал его гороподобную фигуру.

  Люди вопили, требуя приступить к казни. Басаврюк, не желая больше тянуть резину, отступил назад. Наступила тишина.

  – Один момент, всё должно быть по справедливости, как у вас на земле. Суд! Прошу. Толпа расступилась, и вперёд вышла группа странно разодетых людей.

  – Свя..., святой отец? – воскликнул я, не в силах сдержаться, – помогите мне, если можете.

  Гневный жест служителя церкви оборвал мои мольбы. Тем временем седобородый старец сделал шаг вперёд и поднял руку. Священник резко оттолкнул его, что-то презрительно прошипев.

  – Ах ты, ослиная отрыжка, – возмутился старец, да ислам во все времена побеждал христианство, и вытеснял его вон.

  Священник его не слушал, воспользовавшись моментом, он шагнул вперёд и, закатив глаза, начал речь.

  – Мы собрались в этот светлый день, чтобы судить тебя, и приговор будет праведным.

  – Что ты несёшь монах.

  – Если не хочешь покаяться, лучше молчи несчастный грешник.

  – Все мы грешны, это и делает нас равными.

  – Это, правда, только безгрешный Папа, может заступиться за нас перед Богом, его властью судим мы тебя, дабы спасти душу твою.

  – Ты вообще понимаешь, что делаешь? За моей спиной демон и ты на его стороне.

  – Басаврюк – царь своего народа, власть царя не рушима, в этом мы едины.

  – Обалдеть можно. Ты его ещё канонизируй.

  – Не кривляйся, подумай лучше о себе, во имя Отца, и сына и святаго духа. Веришь ли ты в Иисуса.

  – Верю.

  – Бог ли он?

  – На сколько я знаю, он сын его.

  – Богохульник, сын Бога и сам Бог.

  – Слова Иисуса, молитесь Богу единому, не припоминаю, чтобы он говорил о молитве себе. Разве только о заступничестве перед Богом.

  – Не спорь с церковью, она лучше знает.

  – Ну уж нет, времена инквизиции прошли, видно мало было вам Ренессанса.

  – Лютеранин ещё скажет своё обвинительное слово. Каешься ли ты сын мой, – внезапно переменив тему, произнёс священник необычайно елейным голосом, и о чудо, сделал абсолютно постное лицо.

  – Не в чем мне перед тобой каяться. Шёл бы ты отсюда Иуда, пока пинка не получил.

  Лицо священника налилось малиновым цветом.

  – Виновен! – взвизгнул он гнусавым голосом, и поспешно отошёл в сторону, воздав руки к небу, так что закатились широкие рукава его сутаны.

  – Я согласен, сын мой, святой дух исходит только от Бога отца. А ещё каноны говорят нам, что чистилища нет, католики не правы утверждая обратное. И Папа – всего только человек. Мне ты можешь покаяться.

  Передо мной стоял маленький, тихий дедок, с деревянным крестом в руке, и печально меня разглядывал.

  – Вам бы я покаялся, но одно ваше присутствие здесь, отбивает желание делать это. И ещё, запретили бы вы торговлю в храмах, Иисус этого не любил.

  Старичок печально вздохнул и печально отошёл в сторону.

  Вперёд уверенно вышел тот самый старик в высокой чалме и громко возвестил:

  – Один бог – Аллах, и Мухаммед – пророк его. Бесконечно могущественен Аллах, предан ли ты ему, покорен ли?

  – Я уже устал.

  – Молишься ли ты пять раз на день, делаешь омовение перед молитвой, делаешь налог в пользу бедных, постишься ли, совершал ли Хадж?

  – Я ем свинину и пью виноградный сок, вас это устаивает?

  – Достоин смерти. Сей неверный – грешен! – возвестил старик громким голосом.

  – В исламе мы воздаём добром за добро, и злом за зло, ты неверный в душе и должен умереть.

  – Быстро и просто, за это арабы и приняли ислам, бедуины дети широкой пустыни.

  С гордо поднятой головой мусульманин отошёл назад и его место немедленно занял следующий.

  – Не слушай их.

  – Да? А почему?

  – Ты умрёшь, пришло твоё время.

  – В этом ты прав, не буду с тобой спорить.

  – Подумай о пути указанном Буддой.

  – Это ещё что такое?

  – Послушай, – мечтательно возвестил маленький буддист, – вся жизнь – страдание, рождённое нашими желаниями. Причина страдания – привязанность к жизни. Эта жажда жизни ведёт нас от возрождения к возрождению. Утоли жажду, уничтожь желания, и ты перестанешь страдать, не стремись к существованию, убей всякую привязанность к чему бы то ни было.

  – И как же этого достичь?

  – Я расскажу тебе о восьмеричном пути: это праведная вера, праведная решимость, праведные слова, праведные дела, праведный образ жизни, праведные стремления, праведные помыслы, праведное созерцание. Следуй этим путём и станешь архатом, и прервётся сансара, и ты будешь выше богов, ты не будешь страдать.

  – Звучит заманчиво.

  – Только ты сам можешь добиться этого и прийти к нирване. Будда показал путь, но идти по нему ты должен самостоятельно.

  Буддист замолчал и стоял, сложив руки, с отсутствующим выражением лица.

  – Так-то оно так, но как-то не интересно, ни к чему не стремиться, пожалуй, жизнь без страдания не для меня, а уж тем более без удовольствий. В одном ты прав, человек не должен платить злом за зло, лихо этим не уничтожается, а лишь возрастает вражда и страдания. Но нельзя защищать других от насилия? Нельзя наказывать за убийство? Относиться бесстрастно к злу, уклоняясь только от участия в нём? Нет уж. Хочешь жить в мире, готовься к войне, не в раю мы живём, на земле.

  Буддист тихо вздохнул.

  – Может в другой жизни, когда по другому сложатся твои дхармы, ты изменишь своё отношение к миру.

  – Иллюзорное утешение. Но я всё равно благодарю тебя.

  Буддист кивнул головой и молча удалился. Вперёд вышел человек, чьи живые глаза и цыганская внешность, выдавали в нём индуса.

  – К какой касте ты принадлежишь? – без промедления начал он.

  – Какая разница, – не задумываясь, ответил я.

  – Огромная. Мы индуисты верим в переселение душ. У нас есть четыре Варны: брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры.

  – Я плохо знаком с вашей религией.

  – Я не буду утомлять тебя перечислением всех религиозных направлений, и перечислять богов, просто попробуем догадаться кто ты. Ты не брахман это точно, брахманы – наследственное каство, обособленное жречество, приносители жертв, знатоки священных Вед. Все касты произошли от разных частей тела бога Брахмы, из уст – брахманы, из рук – кшатрии, из бёдер – вайшьи, и из ног – шудры. Кшатрии воины – это охрана и не приверженность к мирским благам. Торговля – это для вайшьев, а шудры – служители всем варнам.

  – Если так, то я, скорее кшатрий на службе у шудры.

  – Тогда ты нарушаешь законы касты и будешь понижен в следующем возрождении. Грешил ли ты в мыслях?

  – Да.

  – Грешил ли словесно?

  – Да.

  – Совершал ли греховные поступки?

  – Да. Да. Да.

  – За мысленный грех, ты перевоплотишься в представителя низшей касты. За словесный грех – в животное. А за греховный поступок – быть тебе неодушевлённым предметом.

  – Правда? Тогда пусть этот предмет будет чем-нибудь из женского обихода.

  – Теперь я ясно вижу, твоя карма быть казнённым, – воскликнул индуист и отошёл прочь.

  Свято место пусто не бывает.

  – Именем пророка Заратуштры, веришь ли ты в светлого Ахурамазда?

  – Кто ты, чудо без перьев?

  – Отвечай на вопрос, грешник, – вскричал грозный старикан далеко за пенсионного возраста, – сейчас вижу, что Анхра-Майнью, овладел тобой.

  – Что верно, то верно, овладел скотина, – произнёс я оглядываясь.

  Зороастриец в ужасе отшатнулся.

  – Именем Ахурамазда и светлых духов амеша-спента, ответь, сжигал ли ты умерших?

  – Только демонов, а что?

  – О, святая Авеста. Падаль ел? – с особым ужасом произнёс старичок.

  – Бывало, чего только не сделаешь с голодухи.

  – А противоестественные половые связи?

  Кажется, я улыбнулся, вспомнив Лану.

  – Люди он виновен.

  Старик отступил, сокрушённо качая головой.

  Должны были прийти представители Сань-цзяо – три религии (конфуцианство, даосизма и буддизма – Махаяна), но увлёкшись политической борьбой из-за должностей, из-за доходных мест, из-за влияния на политическую жизнь как-то пропустили суд, или не пожелали отвлечься от дел. Вопреки учению Лао-цзы, который проповедовал невмешательство в государственные дела, даосские жрецы всегда стремились к власти. Конфуций, – верный почитатель древних традиций прости своих учеников.

  Ну а мне хорошо, и так замучили представители, как мировых, так и национальных религий, так бы и сделал из них гекатомбу. Многих ещё пришлось выслушать, но вот все отошли от помоста.

  Кажется, приговор уже вынесен. Двое служек, схватили меня за руки и бросили на колени. Щекой я ощутил шероховатую деревянную поверхность. В туже минуту взревели десятки медных труб и тут же смолкли. Сердце громко стучало в груди, и кровь ударила мне в голову. Запах навоза несколько портил впечатление, но, интересно, о чём я буду думать, когда топор врежется в шею, наверное, ни о чём. Толпа замерла. На помост, тяжело ступая, взобралось зелёное чудовище, с чёрной холстиной на голове.

  В полной тишине заплакал ребёнок. Мать испуганно зацыкала на малыша. Чудовище подошло ближе, и в нос ударил запах тины. Послышался звон топора. По знаку Басаврюка, широкое лезвие взвилось вверх. Я зажмурил глаза. Секунды закружились в бешеном водовороте. Ну же, палач, не мучай. Ну! С одного удара.

  Время шло и ничего не происходило. Я рискнул открыть один глаз. До моего слуха донеслось приглушённое квохтанье. Что за чёрт. С чудовищем происходило что-то странное. Топор со звоном упал на помост. Теперь я открыл оба глаза. Не может же быть, что бы палача хватил сердечный приступ, такого везения просто не бывает. А он весь трясся как в припадке, и, схватившись за живот, казалось, задыхался под своим колпаком. Вытянув дрожащую лапу, оно, наконец, сорвало тряпку, и я увидел тварь болотную, ржущую, как ни одна лошадь на свете.

  Басаврюк взревел. Чудище повалилось на спину и в конвульсиях каталось по помосту, тыча в меня когтистым пальцем. Доски содрогнулись, разъярённый демон взлетел на помост и выхватил из ножен мой чёрный меч.

  И тут случилось самое невероятное из всего невероятного, что сегодня произошло. Слепящий луч света вырвался из толпы, в ворота, спеша, как только можно, входили Гаят с Кареллом, из рук хромающего старика вырывалось пламя. Народ замер.

  Тяжёлая челюсть Басаврюка отвалилась, открыв ряд ровных жёлтых зубов. Я поднялся. Голова была на месте, всё остальное тоже. Огромная толпа ахнула.

  Кулак глубоко вошёл в подвздошье, Басаврюк охнул и согнулся. Теперь он был вровень со мной.

  – Больно? Да?

  Оглушительная пощёчина прозвенела в наступившей тишине.

  – Обидно? Да?

  Демон взмахнул мечом. Моя нога взметнулась и с хрустом обрушилась между ног.

  – Боольно. Да, – с глубоким удовлетворением произнёс я.

  – Напрасно ты их отрастил.

  – Жора, хватит, нам пора.

  – Как? Уже? Да я только начал. Хрррр. Но ладно, не будем искушать зрителей.

  Ухватив золотую цепь, я сорвал её с бычьей шеи. Камень был мой. Басаврюк, с округлившимися глазами, рухнул на помост. В толпе, ребёнок громко заливался смехом на руках у насмерть перепуганной матери.

  У ворот снова поднялась возня. Потрясённые демоны подались назад, и огромная толпа орущих гномов, махая в воздухе топорами, ворвалась в замок. Впереди всех тенью скользил волк. Лана нашла меня.

  Что это был за праздник! Словами не передать. Все кричали и веселились, людская толпа громко вопила здравицу, как недавно требовала казни. Из подвалов выкатили огромные бочки пива, и тут такое началось. Даже Басаврюка решили оставить на сладкое, и, заковав в железо, уволокли в подземелье. Я настоял, чтобы его посадили в камеру с каменным полом.

  Всех остальных демонов, кого сумели изловить, ждал помост, не зря же его построили. Чтобы не видеть всего остального, я с друзьями уединился, и, как говорят женщины, наговорился всласть.

  Я взахлёб рассказывал наши приключения и слушал вдохновенные импровизации старого милого Велеса. В конце, Ральд пожал старику руку, и сказал, что никогда ещё ему не приходилось встречать более достойного человека, тем более из первых. Это был счастливый день.

  Всё хорошее всегда проходит быстро, не успеваешь даже порадоваться, как следует. Утром стало известно, что исчез Басаврюк, стража только руками разводила, как он это сделал – тайна за семью печатями. Не знаю почему, но я почувствовал облегчение, с его-то талантами хлопот не оберёшься, но нас, я надеюсь, здесь уже не будет, и то ладно. Оставаться в захваченном замке смысла не было, и тем же днём длинная вереница людей покинула замок.

  Преобразившиеся гномы шли ровным строем, сверкая на солнце блестящими доспехами. Ревели быки, едва таща за собой огромные телеги со скарбом, и бичи возниц со свистом рассекали воздух, подгоняя могучих животных. Суета кончилась, и каждый был занят своим делом. Детвора носилась кругом, сверкая босыми пятками. Встревоженные родители раздавали подзатыльники на право и на лево, несмотря свой ли это или чужой.

  Скрип, не смазанных колёс, прерывался насмешливым словом какого-нибудь ротозея, вечно чего-то жующего и держащего руки в карманах широченных штанов. Не мало не заботясь о своём имуществе, которого, впрочем, и нет, но зато внимательно следящего за чужим. Порою плеть отклонялась от своего прямого пути, и ротозей подскакивал на добрый аршин, оглашая окрестности отборными ругательствами. Однако связываться с возницами, счастливых обладателей преогромнейших кулаков, никто не решался, к тому же они имели скверный обычай держаться друг друга и недолюбливали дворовую челядь.

  Впереди обозов гордо шествовал огромный бык с красными глазами, и из ноздрей его вырывалось пламя вместе с густыми клубами чёрного дыма. Мы стояли на широкой террасе замка и глубоко вдыхали прозрачный чистый воздух, свободный от пыли.

  – А это что? – спросил я удивлённо, указуя пальцем на горы, где в небо по-прежнему устремлялись пять чёрных столбов пыли.

  – Тролли работают на своих рудниках, – спокойно произнёс Ральд, даже не посмотрев в сторону гор.

  – Но они же теперь свободны.

  – Конечно, свободны, они теперь работают для себя.

  – Неужели кому-то может нравиться подобная работа.

  Гном пожал плечами и закрутил пальцем свой длинный ус.

  – А почему нет. Пойми, по человеческим меркам мы живём очень долго, представь, что было бы с нами, не будь настоящего дела. Золото – это предлог, главное работа, занимающая всё время без остатка. Гномы тоже займутся делом, как только доберутся до родных лесов.

  – Ты соскучился по ним.

  – Меня в дрожь бросает от одной мысли, что скоро увижу деревья, вдохну их смолистый аромат. Нет, человек, тебе этого не понять. Лес – мой дом, там я счастлив.

  Я смотрел на гнома и пытался понять, что же в нём так изменилось. Та же чёрная борода, насупленные брови и тяжёлый взгляд суровых глаз. В приземистой фигуре, похожей на корень древнего дуба, жила сила, она буквально сочилась из него, подобно животворному соку, и жила своею жизнью, поддерживая окружающих его друзей. Но всё это было и раньше. Не знаю, свобода делает с нами удивительные вещи.

  Велес, Гаят и похожий на тень Карелл, тоже вышли на террасу и остановились немного в стороне. Они всё понимали, мои старые друзья. Пришло время прощаться. Ральд подошёл ко мне и крепко сжал руку.

  – Что ж, пора расставаться. Придёт время, и мы встретимся вновь, и будем вместе сражаться на тёмных рубежах. Помни друг, – произнёс он твёрдым голосом, – борьба ещё не окончена, расслабляться нельзя.

  Ральд обошёл всех нас и крепко пожал руку каждому. Подойдя снова ко мне, он остановился, и долго всматривался в моё лицо.

  – Прощай друг, – коротко произнёс он, и будто бы тень нашла на его глаза, прикрыв их, он махнул мне рукой и резко вышел с террасы.

  Некоторое время мы ещё стояли, наблюдая исчезающий вдалеке обоз и одинокую фигуру гнома, шагающего привычным уверенным шагом по широкому полевому тракту.

  Глава 22

  Красные языки огня весело плясали в воздухе, с треском поедая сухие ветки старой ольхи. Солнце светило высоко в голубом небе, но погода стояла достаточно прохладная, и я кутался в мягкую меховую накидку, любезно подаренную мне Гаятом. Сам воин, нисколько не обращая внимания, на утреннюю прохладу, с серьёзным видом ломал сучья и подбрасывал их в костёр. Карелл сидел у огня и думал о чём-то своём, устремив взгляд в землю. Как вы полагаете, о чём может думать вампир ясным солнечным утром? Сразу скажу, наш солнца не боялся. Я по плотнее завернулся в плащ и протянул руку Лане, сидящей рядом со мной. Велес молча наблюдал за нами, и осмысливал сложившуюся ситуацию, по его виду было понятно, что он не особенно то доволен таким развитием событий. Оборотень в кругу знакомых, это, знаете ли, наводит на размышления, пытаясь отвлечь его, я заговорил.

  – Послушай, старый ворчун, сидя взаперти, я много думал, и природа времени стала для меня приобретать реальные черты.

  – Ну и что же это такое? – с иронией посмотрев на меня, спросил старик.

  – Вот послушай. Сознание пропитывает материю, создавая единое целое, не существующее друг без друга, поскольку пока есть материя будет и сознание. Так?

  – Может быть.

  – Тогда получается, что ничто – тоже материя, я называю её вселенной, выходит прогресс вселенной, не что иное, как изменение сознания и материи в течение времени. Время, сознание и материя – три компонента комплектующие вселенную, правда, быть может, таких компонентов и больше, и они множатся в течение времени. Ну, как?

  – О природе времени ты не сказал ни слова. Я даже могу пересказать тебе ту цепь заключений, что подвели тебя к этим выводам.

  Велес на секунду задумался, подбирая слова.

  – Ну, например, ты решил, что материя и сознание в течение времени порождают нечто новое, что тоже меняется со временем, ты сделал вывод из предположения, что энергоинформация умершего человека переходит к новорождённому, давая ему основу для дальнейшего развития человека и человечества в целом.

  – Но ведь многие вспоминают под гипнозом, кем были в прошлой жизни.

  – Приятно так думать, знаешь, что жизнь бесконечна даже при отсутствии такой биологической основы, как тело человека. Особенно возбуждает мысль, что прожитая жизнь не напрасна, так как кто-нибудь, когда-нибудь раскодирует информацию и воздаст тебе должное, если, конечно, твои мысли имели значение и интерес.

  – Почему бы и нет.

  – Но, Жора, рождается больше, чем умирает, сколько раз мы уже говорили об этом, – проникновенным голосом произнёс Велес и протянул руки к костру, улыбаясь каким-то своим мыслям.

  – Ну а дальше?

  – Дальше, ты стал думать о бесконечности как о слоёном пироге, думая, что можно проследить центр вселенской бесконечности, изучив свойства слоёв и проследив их эволюционное развитие в обратном порядке, в общем, найти центр, не зная радиусов, которых и не существует. Так сказать, скомкать мир и найти место его зарождения. Но ты забыл, что бесконечность, сколько её не сжимай, останется бесконечностью.

  – Приятно знать, что ты знаешь, что такое радиус, – с досадой произнёс я, кстати, я не припоминаю, где эта мысль проскальзывает в моей теории.

  – Теории, которой нет. Вот видишь, я даже знаю ход твоих дальнейших мыслей. Теперь ты выделишь энергию мозга, в нечто самостоятельное, не перестающее совершенствоваться, переходя с развитием из измерения в измерения, с планеты на планету, из мира духов, в мир ещё кого-нибудь. При этом, конечно, позабудешь, что в этом случае, каждое измерение, каждый мир перестал бы развиваться дальше, обладая постоянным энергетическим потенциалом, и существуя за счёт постепенно копящегося опыта.

  – Я не стану так думать, ведь в этом случае нельзя выявить начало мироздания и получается, что есть прошлое, настоящее и будущее человечества и прошлое, настоящее и будущее разума, при этом полностью различное.

  – Может быть и такое.

  – Но тогда, в процессе развития, вся вселенная станет единым разумом.

  – Возможно, так рождается Бог.

  – Нет, первоисточник здесь не проследить. Как бы то ни было, в теории времени не было ничего такого.

  – Как это нет. Ты выделил сознание как вид материи, соединил его с материей и, придав движение, заставил меняться со временем, трансформируя в новый вид материи.

  Я задохнулся, Велес был похож на профессора читающего лекцию, только очков не хватало, и заменить бы его посох на лёгкую трость.

  – При этом, время у тебя, понятие абстрактное, не существующее как вещество, ты его неразрывно связал с материей, придав ей свойства времени, и решил что время, – это окружающая нас материя, независимо от её временного положения. И поскольку прошлое, настоящее и будущее существуют независимо от нашего понимания и состояния материи, то время – это вся материя абсолютно, и тогда для путешествия во времени могут существовать лишь пространственные границы нашего мира, или границы других измерений.

  Велес остановился и перевёл дыхание. Я смотрел на него, широко открыв рот от изумления.

  – Жора, – это чушь!

  – Если это моя теория, то я или гений или псих, произнёс я потрясённо, вытирая пот с взмокшего лба.

  – Слава Богу, я ещё об этом и не думал.

  – Проще тогда уж представить время как отдельную материю, равномерно пропитавшую всю вселенную и все измерения и связавшую их в одно целое, если бы не время, наступил бы хаос. Как ни думай, как не подходи к этой проблеме, всюду упираешься в бесконечность, сказал Бог, ни узнаете вы, ни начала, ни конца.

  – Хм, если так, тогда можно было бы выделить время в пробирочку, создать колоссальное оружие.

  Велес вспыхнул.

  – Вот что бывает, когда начинаешь рассуждать о серьёзных вещах, – произнёс он, и сердито сдвинув брови, отвернулся от меня.

  – Вас и уничтожать то не надо, вы сами себя грохнете, это уж точно, и будете опять начинать с каменного топора, – тихо ворчал старик под нос.

  – Тьфу ты, пусть кто-нибудь другой думает над этими проблемами, мне и так хорошо. Страшно представить, неужели я и вправду буду обо всём это думать.

  Гаят громко расхохотался, глядя на моё растерянное лицо. Лана тихонько ему вторила, но при этом продолжала незаметно наблюдать за лесной чащей. Старые добрые друзья, только тёмная душа Карелла, бросавшего злобные взгляды на сидящую рядом Лану, излучала мрак, непроницаемый моему взору. О чём ты думаешь, вампир, рано или поздно я всё равно об этом узнаю, но лучше бы рано.

  Милая Лана, обещающая убить меня, как только я ей надоем, надо будет поприставать к ней немного, попрактиковаться, а заодно расшевелить в ней волчонка, да, пора бы. Они всем готовы пожертвовать ради меня.

  Я вспомнил товарища моей теперь далёкой прошлой жизни. Он перебежал загруженную московскую трассу, чтобы вытащить ребёнка из-под колёс огромного грузовика, вот это самопожертвование, позже я спросил, что он чувствовал, и ответ точно отразил современного героя нашего времени. Сначала я почувствовал небывалый подъём и гордость, потом чувство сделанной работы, а потом мне пришло в голову, что быть может спустя годы, когда ребёнок подрастёт, он вонзит мне нож в спину. Вот что ответил он мне, и всё же, этим поступком он оправдал всю свою дальнейшую жизнь, если конечно круто не набедокурит в дальнейшем. Нам тоже предстоит не мало, я верю своим друзьям, но нужно как можно быстрее обрести веру в себя самого.

  Пока я думал, солнце поднялось выше, и роса исчезла с сочной зелёной травы, да, да, пока мы томились в темнице, наступило лето. До слуха донеслась едва слышная мелодия. Не может быть. На поляне, щедро залитой яркими лучами, появились крошечные существа. Сверкая слюдяными крылышками, они солнечным дождём пролились на благодарную землю. Цветочные бутоны, словно очнувшись от сна, медленно распустили нежные свои лепестки, и сладкий аромат пьянящим приливом наполнил утренний воздух.

  – Феи, – прошептал Велес, боясь пошевелиться.

  Но феи и не думали улетать. С трогательной доверчивостью порхали они пред нашими восхищёнными взорами, заводя свои чудные танцы.

  – Ты не смотри что они маленькие, – восторженно шептал старик, – всё относительно, есть народы, в сравнении с которыми, мы мошки. Феи умны и чувственны, жизнь среди цветов, без зла и насилия, научила их мудрости.

  – Дай полюбоваться, – досадливо прошептал я, – не каждый день видишь фей.

  – Да уж не каждый, я их вообще первый раз вижу.

  – Ты?

  – Представь себе. Наверное, близок конец света, раз они позволили увидеть нам свои танцы.

  Лана, похожая в эту минуту на большую ленивую кошку, наблюдала за феями, и по её взору невозможно было понять, о чём она думает. Зато открытый взгляд Гаята сиял восторгом, и улыбка блуждала на его лице.

  Маленькая фея подлетела ко мне и, махнув тоненькой ручкой, показала, что нам надо следовать за ней. Конечно, мы бы не расслышали её голос.

  Не переставая удивляться, я встал. Стараясь не топтать цветы, мы двинулись вслед за мерцающим облаком. Густые кусты преградили путь, феи растворились в их густой зелени, и нам пришлось остановиться. Карелл вынул из ножен меч, и прежде чем Велес успел его остановить, разрубил зелёную завесу. Перед нами открылась узкая тропинка, увитая цепким плющом. Стараясь не путаться, мы один за другим вошли в чащу.

  Феи исчезли и больше не появлялись. Блаженное настроение, царившее на солнечной поляне, внезапно исчезло в зябком сумраке. Лес бывает холодным и безразличным, и серые сучья грозно упираются в небо, в такие минуты хочется быть дома в кругу семьи, у домашнего очага, читать книгу или слушать завывание ветра за окном.

  То и дело цепляясь за крепкие как верёвки стебли, мы пробирались дальше, лично я не понимаю зачем мы это делали. Впереди забрезжил свет, и мы удвоили усилия, собрав всю волю на прохождение этой звериной тропы.

  После долгих испытаний, выпавших на нашу долю, даже такой пустяк, как трудно проходимая тропинка, может вывести из себя даже цыплёнка, а мы были по-настоящему измотаны.

  Наконец, мы вышли на маленькую поляну, скрытую в самой чаще, и то, что предстало нашему взору трудно передать словами. Лана, шедшая позади меня, ахнула, и я вздрогнул, будто в тишине прозвучали трубы страшного суда.

  – Вот что случается, когда теряешь веру, – печально проговорил Велес, опираясь на свой посох.

  – Поддавшись искушению, они перестали верить в вечную жизнь, а раз так...

  – Зачем нужна хвала, когда нет ушей, чтобы услышать её, – глухо пророкотал мёртвый голос Карелла.

  – Зачем нужна праведность, если не вкусишь её плодов. Нищая добродетель на пиру у зла.

  – Бедные люди, разуверившись, они захотели всё и сразу.

  – На земле только власть может дать всё, чтобы прожить жизнь как свинья, купаясь в роскоши и довольстве. Власть зла.

  – Ты сам зло, – воскликнула Лана, сверкая глазами.

  – Даже большее, чем ты думаешь, большее, чем стая никчемных щенков.

  Велес поспешил выступить вперёд.

  – Власть. Они воспылали жаждой власти, – протянув дрожащие руки к небу, он медленно сжал кулаки.

  Голос старика окреп.

  – Безумцы.

  Вложив всю силу духа в эти слова, он будто иссяк, и руки резко опустились вниз. Из его глаз текли крупные слёзы и падали на землю. А я думал о своём мире, мире, где деньги решают всё, где витрины магазинов улыбаются, и привечают богатых посетителей, и холодным электрическим светом провожают неимущих, отправляя их в холодные сумерки голодных и озлобленных. Мир жесток.

  – Во всём, во всём виноваты мы сами, – простонал Велес слабым голосом. И словно в подтверждение его слов, луч света пробился сквозь густую зелень и упал на острую грань чёрного меча, торчащего из земли. Вокруг, в самых невероятных позах, застыли обезображенные трупы моих судей, изувеченные невыносимой болью и страхом. Чудище о девяти головах пожрало свою наездницу.

  Глава 23

  На чём же я остановился, ик, ах да, люди теперь будут клонировать уродов для чёрной работы, или для покорения иных миров, не нуждающихся в кислороде и, быть может, на кремниевой основе. Будут дышать метаном, где-нибудь на Плутоне, и вспоминать добрых землян. Хорошая тема для фантастов. Нет, ик, кажется, я остановился не на этом. Ах да! Юра, я не имею в виду себя, но если ты подвергаешь душу греху, а всё остальное риску, то бери за это деньги. Я, конечно, не имею в виду себя. Фу, зачем же я столько выпил. Ладно. Между прочим, не спешите меня судить. Для тех господ, считающих себя образцом добродетели, попробуйте испытать себя. Представьте себе врага, может человека вас обокравшего или избившего, представьте, что он целиком в вашей власти. Освободите свои эмоции и скоро вы убедитесь, что до добродетели вам ещё далеко. Не удивлюсь, если вы мысленно будете пытать его самым жестоким способом, заставляя испытывать не виданную боль. Вы, высокомерная недотрога, будете представлять, как сдираете с жертвы кожу и натираете солью трепещущее мясо, поджариваете его члены на медленном огне и заставляете жрать у вас на глазах. Я это к чему говорю, надо быть всегда на чеку, зло, живущее в нас, не дремлет, а только ждёт своего часа. А ещё к тому, что оно противоестественно человеку, вы почувствуете полное душевное опустошение. Негодяями не рождаются, такими делает людей жизнь и воспитание. Кстати, между нами девочками, маленький урок психологии, воображаемая часть тела, над которой вы будете издеваться особенно извращённо, есть ваше собственное слабое место. Но это так, между делом.