Текст книги "Гончая свора (СИ)"

Автор книги: Иван Граборов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

– Ваша правда, посылают кого-то вроде вас и, надо думать, не просто так. На этом поприще, лично вы, добились немалых успехов. – вмешался в разговор низкий бас со стороны отражённого фонтана, украшавшего открытую часть, полную прогуливающимися посетителями.

Лим встал из-за стола и обернулся, чтобы поприветствовать неслышно подкравшегося гостя.

– Прошу простить за то, что не заметил вас, посол. Добро пожаловать в Клубок. – лёгкий поклон. – Мы с супругой – указал он на Рмун, повторившую его движение. – искренне рады присутствию вашей миссии на Клуссе.

– Мир, где клиссы никогда не опадают. – отвернулся посол к сиреневым молниям. – И мир, благодаря которому все расы взяли за негласную традицию сажать клисс в каждой своей новой колонии, где бы она ни находилась. Красиво тут, только вот притяжение ваше в двенадцать с половиной млорт… Да и скалы серых карьеров давят. Благо я залез от поверхности этого рукава Соату повыше. Подумать только, когда то восемь десятых вашей планеты покрывала вода, а теперь везде лишь ил да поля перепрелой тины. Поразительные причуды климата.

Лим кивнул и осмотрелся за ним.

– Ваши сопроводители запаздывают?

– Я пришёл один. Странно было бы ждать нападения в обществе с отсутствием преступности.

– Тогда разрешите мне…

– Лим по прозвищу "Распад". – воодушевлённо перебил его член дипломатической миссии, бывший заметно шире его в плечах и на голову выше. – Восьмой специальный отряд военной разведки, приписанный к шестой армии, под командованием известного кипгэнсина Кослу, и первому клусскому флоту, под командованием подающего надежды Авидтама, неизвестного пока никому. Семьдесят одна боевая операция: пятьдесят восемь в пустующих секторах у приграничья Чинту против мигрирующих банд, восемь против самих Чинту и пять в прямом столкновении с элв на Кизе и Кибуре. И на вас ни одной царапины. – он ещё раз смерил его взглядом. – Вы должно быть и вправду тот о ком швартовщики говорили.

– А что обо мне говорят на ваших орбитальных городах?

– Разное. И как правило разговоры быстро уходят в область рассмотрения правомерности применения не конвенционных вооружений Клусским Единением. – нарочито замялся посол, явно намекая на лучевые пилы. – Ох, прошу и вас меня простить. Я сразу не представился. – торжественно приложил он кулак к груди. – Таннам от Зилдраана.

– Адмирал четвёртого внешнего флота Зилдраанского Малвергесиума. – продолжил Лим, задиристо подрогнув чешуйками шеи. – Три военных рейда к владениям Чинту, участие в восьми крупных манёврах зилдраанского флота с силами Монн и шестнадцать дальних экспедиций. Руководил подавлением небезызвестного восстания на Кохте. Стал первым и единственным адмиралом, кто по личной инициативе без одобрения совета метрополии в боевых условиях применил Солнечный ливень и сохранил при этом занимаемый пост. Регреццистов, что образовали свою печально известную секту после этих событий и объявили войну всякому, по их мнению, злоупотребляющему высокими технологиями, вам тоже простили, хоть в целях предотвращения терактов Малвергесиум и наложил полный запрет на импланты. Не ясно доподлинно, больше уважает вас совет Малвергесиума или до смерти боится, но вы всегда на видном месте и слово Таннама от Зилдраана, как адмирала, весит порядком.

– Что-нибудь ещё? – поинтересовался посол.

– Количество ваших шрамов подстать наградам и вы не любите тушёные синт-морепродукты из-за одного неприятного случая в академии.

– До дрожи не переношу. Видимо именно поэтому они решили, что каттакул будет сегодня особенно уместным…

Все трое уставились на поднос. Несколько остывший каттакул, выпучивший глаза-бусинки, не отрицал видимой несуразности.

– Что же, если мы разобрались с пределами информированности друг о друге, – продолжил Таннам. – то предлагаю перейти сразу к делу. Формалистика пусть забавляет моих коллег. Новость не терпит задержек. – он с лязгом подтащил третий стул и уселся за стол, уронив на тот изрядную тяжесть броневых пластин в сцепке скрещенных пальцев.

– Если они отклонили запрос только потому, что Клусс ещё не в Монн или потому, что у моей жены есть активные импланты, то знайте – я готов на всё. Готов хоть перейти на службу в зилдраанские части, хоть…

– Успокойтесь, Лим, полно. Хоть на Зилдраан импланты или иные технико-биологические изменения организма и находятся под строгим запретом, мы не откажем инородцам в помощи. Необходимая документация о её состоянии уже направлена в медицинский центр Улгдиша. – твёрдо заявил Таннам.

– Вы… – еле выдавил из себя Лим. – Это ваш лучший медицинский комплекс. – Рмун, абсолютно не пряча радость, взяла мужа за руку и крепко сжала, ткнувшись головой к его плечу.

– И в самом дорогом орбитальном городе, уже сорок два звёздных года закрытом для новых поселенцев. По сути это и не город – одна большая лаборатория. – прожестикулировал Таннам. – Болезнь вашей жены крайне редка и, насколько известно, крайне мало изучена мирами входящими в Монн. Да что там, таких прецедентов эта галактика ещё не знала. Нонсенс. Медицинская служба зилдраан извлечёт бесценный опыт борьбы с ней, Клусс закрепит за собой прочное представительство в едином гуманитарном совете союзных миров, а вы получите свою любимую абсолютно здоровой. В иной политической ситуации вам пришлось бы полагаться на чудо.

– Каковы шансы успешного лечения? – спросила Рмун.

– Штамм молекулярного лекаря тестировался в симуляции. Из ста тестов положительны девяносто восемь. Операцию удалённо проведёт лично Зумтиад. Руке столь почтенного мастера вы можете полностью доверять. Всё лучше чем молиться на, скажем, три вариации Мелглиба, странствующего бога, как то до сих пор делают хадву, пакмомму и хиинцы.

– Если нужно ещё что-то подписать, где-то подать сведения… Средств моей премии, прилагающейся к награде, в перерасчёте на зул хватит, на что бы вам они не потребовались.

– Решение принято в высших кругах и не без давления со стороны флота. – остановил его адмирал, загадочно улыбаясь. – Дополнительно платить ни за что не нужно. Вы отбываете на частном корабле, любезно предоставленном госпожой Шудд, завтра утром. Перелёт напрямую до Улгдиша. У сектора Друомшет вас встретит и сопроводит двадцатое истребительное звено при поддержке двух постановщиков кинетического щита, класса Эрцау.

– Адмирал, – сказал Лим и поклонился. – я ваш вечный должник. До самой смерти.

– Даже не думайте о смерти, мой друг, и вы, его прекрасная Рмун. По крайней мере, не раньше, чем Клусс переёдёт на навигацию кораблей по меер-буям Монн и станет использовать общие методы для расчётов скорости, принятые в системе Тинб. – адмирал, казалось, смеётся. – Наши народы впереди ожидают славные дела.

– Неужто Монн наконец санкционировал полную разведку Юфам-VI? – спросила Рмун, прячась за пиалой и подыгрывая его весёлости. – Тогда да, мы бы перестали исчислять путь в световых годах.

Таннам усмехнулся пуще.

– Мне об окончательном решении одиннадцатого всеобщего заседания не докладывали, но думаю к этому идёт. Ещё одни Чинту комитету Фирима будут лишними.

– Процесс идёт по воле всего заседания или исключительно усилиями нынешнего главы зилдраанского отдела разведки?

Таннам нарочно кашлянул и поправился с видом обманутого хиинца. Рмун знала очень многое.

– Да, Шайра серьёзно опасается, после того как закончил работать со сводками разведывательных двоек. Элвы и спустя пять звёздных лет проявляют настойчивый интерес к вашему сектору, периодически появляясь двумя-тремя кораблями в разных его частях, пытаются занимать крайние планетоиды. Командование Монн беспокоиться по поводу возможного расширения конфликтной зоны и считает, что ими собираются новые силы, после провала на Кизе. Хорошим не кончится.

– А что говорят другие расы? – полез в разговор Лим, обычно безразличный до политики.

– Их дипломатами надо топить наши толл-пактиридовые реакторы! – жахнул Таннам о стол.

Ближайшие гости поперхнулись.

– Морионты как обычно наотрез отказываются от использования своих сил в совместной операции, аргументируя позицию скорой заменой группы матриц в разуме правящего Гоно. Никогда не понимал, как целая раса додумалась доверить управление собой и своё будущее бездушной машине! – Таннам недовольно взмахнул рукой так, что проплывающая сверху гондола ушла в сторону, чуть не перевернувшись с испугавшимися пассажирами. – Протектораты Дис, принужденные договором, со скрипом согласились выставить шесть армий в три миллиона голов и два звена осадных тасагов с веерными орудиями. Между тем, в их войсках зреет недовольство собственным руководством, слышны призывы за роспуск союза. Средства выделяемые Дис на содержание дружественных миров не покрывают расходы, а Хиин, наш давний союзник, быстро реабилитировавшийся после Пограничной войны с сурву и заново включившийся в межзвёздную торговлю, до кучи заваливает их дешёвыми товарами общего потребления. Рынки трещат по швам, что корабли чинту под утурами! Зилдраан до сих пор молчит после оглашения правил содержания "не граждан" из прибывающих беженцев, а Иквир последний раз вовсе отказался выходить к совету по требованию. Как будто в этой галактике мало проблем и ужасов на все наши дома!

– Значит, первый закон об ограниченной общности трактуют до сих пор не в нашу пользу? – Рмун, как любая служащая ортоса управления, была умна и подкована в правовых вопросах, а потому не стеснялась участия в подобных дискуссиях.

– Пределы галактики, как и века назад, ни одному судну нельзя пересекать, это так. Но ручаюсь вам как адмирал, – постучал Таннам о край стола, словно был бывалый пиратом, только что вернувшимся из скопления Ипп-V. – Унк или ближайшие колонии Элв, если они правда существуют, лежат где-то на самом её краю, не далее порога Юфам-II. Проблема в том, что положение Монн о разведывательных полётах в неисследованные зоны предполагает распределение расходов между участниками их организации. Договорятся ли они? Легче научно доказать существование или небытие космического фантрама, чем ответить на этот вопрос. Кстати о доказательствах… Я обязан спросить. – он повернулся к Рмун. – До ушей Фирима в весьма импульсивной форме от представителя империи Тал`Окад дошли некоторые подозрения, что Клусское Единение продаёт запрещённое оружие и, главное, ваши особые корпуса на основе ометалленой лазерной сетки для хадву в обход принятым конвенциям. Подумать только, технология позволяющая менять агрегатное состояние лазерного луча. – зашёлся Таннам, не скрывая восторга. – Но те снимки и линии траекторий ваших транспортников, выведенные с мигрирующей станции наблюдения…

– Снимки? – сглотнула Рмун, спешно допивая остатки водянистой жидкости.

– Я предельно корректен. Любой корабль светит в черноте космоса огнями как зилдраанские порты во время парада флота. Хадву ведь не станут мелочиться, а ударят кораблями, собранными из ваших кстати корпусов, по Тал`Гип, что может в будущем привести к…

– Туман да и только это будущее! Не будем же заранее сожалеть о нём, словно какие новобранцы о плохом назначении! – заправски махнул рукой Лим, а Рмун неловко улыбнулась, потупившись в пиалу и поминая про себя Шудд. – Вы принесли нам добрые вести, адмирал. Останьтесь на церемонию. Играет отличная труппа, чуть позже раскроется и Клубок. Не зря его называют третьим чудом вселенной, вот увидите. Я попрошу заменить каттакула на что-нибудь съедобное…

– Спасибо за хлопоты и смиренно благодарю вас, но не стоит. Раз из вас пройдох ничего так и так не вытянуть, то я отбываю на родину через три стандартчаса после аудиенции, да и прошу извинить, но открывать воздушные фильтры при Рмун побаиваюсь.

– Не извиняйтесь. – засмеялась Рмун. – Вы всё равно желанный гость.

– Четвёртый флот не может долго простаивать без своего адмирала. – Таннам, не обронивший о нынешнем задании флота ни слова, встал, поправил отметку действительных дипломатических регалий и шагнул назад. – До встречи. – кулак глухо стукнул о грудь. – Лим. Рмун.

– До встречи адмирал. Если придёт время, я был бы рад сражаться рядом с вами против элв.

– Сражайтесь за Клусс, Лим, но сражайтесь за него на земле. – напутствовал Таннам. – Каждый из нас хорош в своей стихии.

– Ваше послание, как и присутствие, на него благотворно повлияло. – улыбаясь сказала Рмун, отстраняясь от плеча мужа. – Храни вас в пути мудрость Нугхири.

Таннам обратил взор к золочёной площади Двух Космодромов, хоть из-за облаков и не мог видеть цеха, ангары, ремонтную базу и Шудд, спешно раздающую указания со станции контроля. Встроенный в скафандр титропный передатчик активировался, изливая в его ушные раковины поток оперативных данных. Что-то изменилось.

Буря сиреневых молний крепчала над Клуссом.

– Храни его мудрость все миры. – ответил он и, поклонившись, скрылся у причала капсул.

Едва закончилась церемония, Лим и Рмун взяли воздушный транспорт до жилых предместий, выглядывавших из-за искусственных озёр, окружавших плоскими овалами производственные площадки, с которых к космическим цехам отправлялись неповоротливые сборщики больших кораблей. Ветра на высоте бушевали сильные и они снизились до дакта.

Сверху казалось, что магнитные дороги кругами пересекают синт-посадки, разделяя их на стежки. В действительности эти дорожные прогоны запросто могли увести к подземной площади, эко-парку или приобретённым у зилдраанцев блокам боевой симуляции. Лим не понимал, почему сложилась негласная традиция прятать подобную инфраструктуру под землёй, учитывая, что из космоса поверхность увидеть нельзя было и через тетрамиллон. Сиреневые молнии Клусса, хоть и используемые с другой целью, служили ему аналогом зилдраанского спутника Такад, про который у ортоса флота ходили разные домыслы.

Их маленький дом в пять ярусов и двадцать округлых комнат, стоя на значительном удалении, не портил кругам-предместьям красоты общей планировки. Лим вошёл, разложил бронекостюм на подставки, включил охранных ползунов, недвижными стражами разместившихся на коньках загнутой крыши, и направился в спальню. Перелёт предстоял тяжёлый, нужно было выспаться.

– Я твоя вечная должница. – обвилась Рмун вокруг шеи, наскакивая из-за угла и смешливо ему подражая. – До самой смер… – Лим, притянув жену за талию, закрыл ей рот.

– Никто не умрёт, Рмун. – рука мягко съехала к шее. – Мы победили.

– Лим…

"Ночь" – шепнул он в пустоту и свет угас.

Глава 3

"…И очутившись в неизведанном месте, равных которому не было в красоте его и величии, возопили шедшие подле:

– Почему не свирелью да пиром встречают идущих столь чудные грады? Иль не знают хозяева их об обычных законах радушья? Неужто одним разуменьем обрядов нам пресекается помощь?

Обошёл их мудрый Нугхири и подвёл к граду, блистающему величественнее прочих, и вопрошал, да на посох свой опираясь, когда обступили его желающие слышать:

– Кто из вас скажет, в этом месте, что есть для нас настоящая вера?

И долго давали ему ответы, но небыли они верны. И просили его отрыться. И сказал им мудрый Нугхири:

– Как далеки от нас копошащиеся под подошвами нашими, что едва могут сознавать песнь мироздания, так обитатели градов подобных далеки от веры. К правде тянущийся не может быть ослеплён предрассудками, ибо не требует та от него поклонения. О благе твердящий не должен попрать в прошении искреннем ближнего, как и знающий о зле не смеет от того отвернуться. Чем более ждут от разгадок успокоенья – тем более разочаровываются, подходя к истине и узнавая её. Не понимают юные подлинной красоты песни и отвергают её, обманом себя обрекая на ложь. Так идите же по праведному пути истины и ищите её. И устремите к ней руки свои и разум и сердца свои, и пусть истина станет вам верой. И вера та пусть преобразит вас и грады многих и жилища каждого. Подлинно знаю: не дарует она покой измождённым телам, но укажет цель голодным душам. И так достигнем мы истины.

Так сказал им мудрый Нугхири и пошёл к воротам, где кончалась обитель. И слыша его, отвернулись от лжи живущие среди неё и иные правители их. И пошли они за ним и многие от прочих рядом.

И остались позади чудесные грады обители и иные от правителей их и многие мёртвые идолы…".

Зумтиад от Кохта – «Нугхири: Из наставлений. Столп второй».

Проходит пара дней. Закат. Протяжные лучи пронзают полумрак, исследуя, с опаской, мой нынешний облагороженный бивак.

Накидываю занавес-барьер. Свет гаснет, заслоняемый песком. И снова ночь в моих покоях и снова требуют они меня пред Жаром. Гоню их прочь, кричу на них, но слов живых произнести не удаётся, а твердолобость слуг господских слогам высокого наречия едва ли поддаётся. Мне, в подобии обычных дел, решением господ предписано не покидать опочивальни. Тем лучше, решение совсем не тяготит – поклон её построившим за несравненный вид.

Вершина башни, дом мой – зимний сад. Зима… Как было то давно? Из песнь слышавших был каждый снегу рад и собирал огромные сугробы у башен несравненных да каменных оград. Потом же, солнце, в третий зимний год, пристало близко к миру этому и вот, уже не вспомнить день, свободный от невзгод. С тех пор песок нам снег, вода, луга и друг двух половинок лун, всегда открытых на показ.

Тоскую по другим из нас. События минувшего терзают плоть мою и к жалости взывают над собою. Напоминают дивный смех, ребячество в саду, как укрываюсь я травою… Не это важно им – дрожа ко мне вернулись слуги. Не важно им, что я устала и не могу продолжить песнь, покуда тело, отвратное напоминанье, клетка духа, в движении долгом пребывает. За миром, в след, мой разум погибает.

С противной свету стороны мне вспомнились мольбы господ без Жара.

О спесь! Глупцов тщеславных вера в собственное знанье! Одно лишь искаженье им, а мне – терзанье.

Пред омовеньем всё же говорю, при том опять не содрогаясь телом, водя по плёнке, принесённой мне, и составляя стилом серым знак, что чертит будто мелом. Прочесть сумеет и простак:

«Пусть ждут. Я снизойду до трона, что мне они определили в наказанье, спустя неполный оборот луны» – протягиваю руки к вазе из порфира, стоящей у окна. В тени она так холодна… – «Сама назначу им свиданье».

И знаю загодя: Пришедшие посланье взять, быстрее ветра, искусственно что завывает в комнате моей, умчаться прочь. Уйдут.

Наедине с собой оставшись, вступаю в воды тёплые шипучего подземного залива, от стен по стокам, в каменном сеченье, сходящих к углубленью в центре помещенья. Покой неторопливости спокойного движенья…

Опущенные веки разлепляют как и прежде: гудение, скорейшее и к низу уходящее журчание, прозренье. И смерть внутри меня стихает. С трудом встаю, отягощаясь соком от прилива жизни, снимаю занавесь и, вопреки запретам, пропитанным корыстью, смотрю, очей не прикрывая, на пустыню.

Пылает колыбель отважных. Она наполнена свечением песчинок мелких, что дюны да барханы долгие в морской бериллий обращает проказница-луна.

Сей мир страдает. И, как и миру этому, теперь прожить дано на день от срока мне, что был просрочен ещё не скоро, но уже давно. А много ль проку? К чему теперь узоров клиссовых веретено? Что я могу сплести, чтоб изменить в том судном дне? Что мне самой для этого дано? Прискорбна правда – ничто. Способна просмотреть я песнь не раз, но память тут же ускользает. Проказа из проказ! А Жар иной – ему под силу сердца из стали расковать, под силу шёпоту узоров внять, пусть отстранённо. Он может всех живых заставить понимать, спасти, предупредить, узоры клиссовых витков переменить.

Ведь правда может?

Глаза смыкая, я, как и всегда после спасенья вод, невольно, через дрём, оказываюсь там. Чего хочу я? Ветер шепчет: Искупления. Последний совершить поход и, за своё решенье, грядущее решенье, достойную оплату получить. И чувство это снова: тревожность. Не я одна готова, во имя цели и надежды, для Жара – дара, прощенья дара попросить. Не для себя.

Отыскиваю нить… Ниц ниспадает пелена из дивных отражений, подобная параду тысячи фельветовых затмений.

Сквозь стужу хлада возникает первый из троих ужаснейших убийц. Мираж расплывчатый: вот камень и стекло и стол и тёплый свет, нельзя который погасить. Он тоже сквозь огонь готов пройти, дабы забыть. Его боязнь смерти тает. Себя не может он простить и жаждет, жаждет сам себе сильней судьбы удары наносить.

По-своему и он пылает…

***

Очнулся Флойд от приложенного к носу раствора гидроксида аммония. Как и бензин, столь резкий запах здорово его отрезвил, выдернув из забытья.

– Знаешь, я тоже, как и ты, не то чтобы уважал какие-либо правила, но у меня есть одно собственное. – донесся голос из-за яркой лампы. – Правило десяти минут. – певучий и будто совсем каплю сдавленный с годами, он запросто мог принадлежать тенору большой оперы, не пытайся говоривший, в процессе что-то жуя, нагнать суровости. – Если в течении этого времени я не узнаю того, что мне нужно, то кривая твоей жизни резко изменит курс своего движения к отрицательному значению. Надеюсь ты хорошо всё расслышал, ведь вторых десяти минут у тебя нет.

Звон металла о металл усилил височную боль. На столе перед Флойдом возникли наручные часы на тянущемся манжете из чёрной огнестойкой резины. Электронный таймер с красной подсветкой начал обратный отсчёт.

– Итак… – громко зашелестели страницы разворачиваемой папки. Лэрд жевал булку с маком. – Флойд Беннет. 2026 года рождения. – отвратительный тенор говорящего усиливал не менее отвратительную мигрень допрашиваемого. Мак усиливал аллергическую реакцию: шея потела, чесались пальцы и чуть ниже затылка, глаза слезились. – Усыновлён Джонатаном Беннетом, уроженцем США, штат Коннектикут, и Кайлин Тапперт, уроженкой Англии из графства Дарем с немецкими корнями. Исходная государственность усыновлённого не устанавливалась. Гражданин Англии с 2028 года. В Англии проживал в Билт-Уэлсе. В возрасте восемнадцати лет окончил среднюю школу Билт-Уэлс, далее университет Бристоля. Научный факультет. Направление – экспериментальная психология. Есть некоторые способности к глубокому анализу… Не то, не то, не то… А, вот. Призван на военную службу в 2045 году. Помимо прочих заслуг перед Объединением, участвовал в коалиционной операции "Вой мертвецов" с первой волны призыва в марте 2046-го. Да, громкая была кампания против экспансии азиатской части восточных на Филиппины. Ну надо же. – Лэрд смерил его взглядом. Флойд отвернулся. – Отмечен рядом престижных наград. Ого, даже хотели дать крупные офицерские звёзды, – читающий доклад язвительно изменил интонацию на фальшиво-одобрительную. – но как-то не сложилось. Психическое освидетельствование показало, что Флойд Беннет был не очень-то удачен в делах личного характера. Продолжительный конфликт с приёмными родителями накануне отъезда, а после и острое чувство вины, возникшее в виду их преждевременной кончины. Далее отсутствие психологической привязки и влечения к какому-либо лицу, внутренняя опустошённость, частые депрессии. Герой войны скатился до воровства и работы на мусорщиков, побирающихся у богатеев с украденного хлама, представляешь? Прочие данные и примечания отсутствуют, словно бы последние пять лет канули в пустоту. Всё правильно, Флойд Беннет?

Рядом с дверью виднелся электронный замок, открывавший путь в коридор, однако человек в чёрном разгрузочном жилете не имел при себе карты доступа, которой их заперли в этой тесной комнатушке. В теории, был шанс захватить его в заложники, но грудная клетка даже час спустя после удара испускала по всему телу нервные импульсы от которых сводило мышцы. Кисти рук так же некстати затекли от тугого пластикового браслета.

– Так, а это что… – он пригляделся. – Аллергия на мак?

Лэрд, будто шекспировский Гамлет, вытянул перед собой булочку и внимательно рассмотрел. Затем рассмотрел Флойда, которому стало откровенно никак, и, скрипя глубоко спрятанным сердцем, отложил початок в выдвижной ящик стола.

– Биография настолько же типична, насколько и загадочна. В ней словно бы ничего особенного и нет, но читая её ощущаешь какую-то недосказанность. – закрывшаяся папка хлопнула краями, а затем пристроилась на столу перед присевшим дознавателем. – Занятный факт, не находишь?

– Нахожу, что в детстве кое-кого недолюбили. Но прости, экспериментальная психология предполагает контакт с более интересными случаями чем твой, а проводить бесплатную консультацию именно сейчас – неслыханное барство.

Удар ребром ладони и синеющая полоса расползается по щеке допрашиваемого, словно то растягивается напитавшийся добычей питон.

– Зачем ты сюда полез, Флойд?

– Газон вам решил подстричь. Неровные участки это мерзкие вражеские поползновения против нашего трижды славного Альбиона. И мы должны ответить. Враг должен отплатить десятью своими газонами за каждый неопрятный наш. – спародировал он речь Уильяма Тарстона, председателя военного кабинета Объединения.

Удар. Разбитые губы исторгли сдавленный стон.

– Политический юмор вреден для твоего здоровья. Восемь с половиной минут, остряк.

– Фабрика… – прохрипел допрашиваемый.

– Что за фабрика? – наклонился ближе Лэрд, надеясь наконец услышать что-нибудь интересное.

– Кондитерская. – Флойд, накрепко привязанный к стулу, разразился беззвучным смехом. – Так мне знакомый сказал. Дай думаю кариес наем, а то сладостей не видел с тридцатых. – Лэрд внутренне побагровел, но виду не подал. – Ой, извини, и тут политика. Ну кто бы подумал?

Удар. Этот отозвался в ключице.

– Пустая болтовня никогда не производит должного эффекта и не произведёт, чтобы ни случилось. А вот больно будет. – спокойствию допрашивающего не было предела. Он стоял пред ним словно застывший истукан с острова Пасхи. Даже выражение лица походило на одного из них. – Будет очень больно, Флойд. Во имя твоего же блага, назови имя своего "знакомого".

– Ммм… – красные ручейки заблестели на шее Флойда, сползая ниже. – Интересное предложение, вот только ничего не выйдет. – выпалил он, немного согнувшись в сторону саднивших рёбер. – Меня убьют, если скажу.

– В ином случае это сделаю я. К слову, уже через семь минут. – Лэрд играючи покачал в воздухе револьвером, украшенным гравировкой вдоль ствола, так, чтобы Флойд мог всё видеть.

Старший сержант уже десять минут с упоением разглядывал его оружие, делая при этом такой вид, словно искусная рукоятка из потемневшего кедра и хромированный ствол пятьдесят пятого калибра были единственным, что в данный момент заслуживает внимания. Старичок-Рюгер образца 1875 года, переделанный под заказчика, и вправду радовал глаз, намётанный на такие вещи. Целик подсвечивался зелёным светом, но во всём остальном не было и малой доли модерна. Барабан украшали завитки надписей, по одной на паз патрона, сделанные на шести различных языках: латыни, немецком, норвежском, шведском, исландском и датском. Слова, насколько он мог судить, дублировались с языка на язык: "Кланяйтесь Хозяйке". Причина именно такой языковой выборки заинтересовала Лэрда, но от работы он решил не отвлекаться.

– Дважды умереть в любом случае не получится. – наконец ответил ему Флойд, следивший за вращением барабана.

Лэрд звучно рассмеялся подрагивающим смехом в свете затрясшейся настольной лампы.

– Чувствуется, что краткосрочная государственная служба на особых объектах научила тебя разбираться в подобных ситуациях, – он с нажимом крутанул выдвинутый из паза барабан. Идеальная вязь полированной глади впитала свет тусклого света, а выверенные линии его контура закружились злым вальсом, отбивая мелодичную чечётку, ласкающую мужские уши, чувствительные на такие дела, – но тогда ты должен понимать, что возможности выбирать у тебя попросту нет и кончится всё так, как я того пожелаю.

– И что, вот так возьмёшь и пристрелишь меня в противном случае? – как смог улыбнулся он.

– О да, Флойд. Ещё как пристрелю. – крокодильим оскалом ответил Лэрд.

Ирландец вовсе не шутил.

– И даже стакан воды не принесёшь на последок?

– Хитро Флойд, хитро, но этот старый трюк со мной не пройдёт. Так что, может мне ударить тебя ещё раз? Было три удара, а мне больше чётные числа нравятся. Особенно с одним или несколькими нулями.

Обоюдное молчание затянулось и Флойд, устав получать тумаки, назвал имя:

– Донован Саллерс. Он велел отвезти товар к западному мосту на пересечении с трамвайной линией и там оставить в мусорном контейнере.

В ухе Лэрда виднелся едва заметный наушник для удалённой связи. Мигание красноватого огонька свидетельствовало об активности устройства.

Сдержанная улыбка расплылась по его исковерканной кальке с былого лица. Он встал, подкинул револьвер в воздух, поймал его за ствол и со всей силы хватил рукояткой в челюсть собеседника. Флойд сжал от боли скулы, отклонился вправо, сплюнул кровь, что теперь обильно сочилась из разбитых губ, и, с некоторым трудом, вернул голову в прежнее положение.

– Существуют три момента. – звучал уже не привычный голос, нет – мурлыканье. – Во первых, Донован Саллерс, как ты конечно же знаешь, является разыскиваемым террористом, славящимся особым, вопиющим пристрастием к прижизненному, так сказать, "кремированию" своих жертв. – ловким движением вращающийся барабан возвратился в предназначавшееся для него гнездо. – Во вторых. Наши информаторы проверяют источник сигнала, который ты принял почти сразу после того, как земля ушла из под ног. Что примечательно, сделал ты это используя запрещённую систему двойной шифровки. И в третьих, по какому-то невероятному везению, ты, не считая нашего проверенного сотрудника, единственный кто находился рядом в тот момент, когда произошёл первый в истории человечества контакт с инородной жизнью.

Лэрд бережно помассировал свой лоб, стараясь не растревожить шрам. Ему не нужен был дар провиденья, чтобы предвидеть кучу писанины, пятнадцать тестов на детекторе лжи, допрос у разведки и две особые проверки от министерства. Внезапно оказалось, что кофейные посиделки с сослуживцами не так уж и скучны.

– Флойд, – скрестив пальцы в замке, он наклонился вперёд. – не желаешь упростить мне задачу и объяснить, как в этой истории связаны полоумный антиправительственный садист со своей анархической группировкой, система военной связи, используемая только подразделениями Восточного Союза и, о боже, невероятно, настоящие, чтоб их, инопланетяне, аж в двух экземплярах, которые появляются аккурат после того как ты заканчиваешь копаться внутри нашего муляжа, устраивают трём отрядам голливудскую резню? Что, молчишь? Может и про их предмет ничего не знаешь?

– Предмет? – Флойд сознательно запамятовал о прочих вопросах.

– Существо в чёрно-серой броне или скафандре или что это в действительности, да не важно – оно передало тебе предмет. Продолговатый цилиндр. Подобное устройство генерации помех весьма необычно, но соперник нашей Саре. Тебя отслеживали сразу после того как ты подготовил почву для своего дружка. – Лэрд поднялся, обходя его полукругом. – Роль твоя, Флойд, заключалась в том, чтобы разведывать обстановку, прощупать нас, пока громила делал бы грязную работу, так ведь? Единственное, что нам не ясно в полной мере, так это второе существо и его место в общей картине. Впрочем и им уже занимаются.