Текст книги "Гончая свора (СИ)"

Автор книги: Иван Граборов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

Глава 13

– И куда же он ведёт? – спросил Лим.

– Боюсь, вы не поверите, решив, будто судьба послала меня усугубить ваши страдания. – ответил хиинец, скрываемый фельветовым огнём, который невозможно было выдержать взглядом.

– Рмун отказали в помощи все к кому я обращался. Если существует хоть что-то, что можно использовать, возможность её спасти, пускай и призрачная, то я должен знать.

– Хиинский квад-производственный биологический концерн Мадис, от имени которого я имею честь говорить, располагает небольшой, но оснащённой всем необходимым станцией клеточного синтеза в части галактики, неразведанной флотами Монн. Не буду врать вам, досточтимый Лим, подобный перелёт возможен только в дромм-камере полного замедления и потому ваша жена может не перенести перелёт. Тем не менее, Мадис, от всего сердца…

– У технократов сектора Ипп-V нет сердца. – со злостью перебил Лим. – Слишком мало времени прошло с тех пор, как вы разлучали семьи переселенцев, прибывающие на Сиунг, с их детьми, ради экспериментов в межрасовой генетике.

– Желает помочь уважаемой Рмун, – продолжал хиинец, не обратив внимания на замечание. – множившей песнь мудрости, справиться с её тяжёлым недугом и воссоединить в полной мере ваш прекрасный союз. Наш корабль Доу предоставит вам каюты и, разумеется, дромм-камеры.

– Кто за всё платит?

– Простите, но я не понимаю вас. – стушевался хиинец.

– Эта неторопливость, ваша основательность выдаёт вас. Значит Еххиов-Гракх пришёл на хиинский рынок высоких технологий и хочет сходу оторвать самый большой кусок, а Мадис просто желает остаться в живых и сохранить инфраструктуру. Заключена сделка и у конкурентов скоро всё отправится на дно Хаж. Вопрос в том, кто всё-таки платит? Из прямых операций такие средства не вытащить и известность управляющим не нужна, поэтому остаётся наличный расчёт или услуга. Что из этого вы выбрали?

Говоривший представитель Мадис молчал.

– Хиинские рассеиватели постоянной массы скоры на истощение, это все знают и даже хадву, закупавшие наши корпуса из ометалленных лазерных лучей. Учитывая то, что какую-то часть пути вы двигались в потоке зилдраанского стинума, вам не вернуться к домашней системе без дополнительной загрузки батарей. – он выждал. Никто не отрицал сказанного. – Куда именно мы полетим?

– Прошу прощения, но Мадис желала бы сохранить название места в абсолютной тайне, несмотря на несомненную надёжность вашего слова. – последовал очередной поклон.

Говорящий был до омерзения корректен и обходителен, но самые важные вопросы игнорировал. Слова он растягивал, делал много пауз – чистокровный хиинец не знавший ржавых палуб и коридоров старых орбитальных станций.

– Ничего не даётся даром. – знающе сказал Лим. – Если хиинца увидят здесь, смерть от веерного пучка будет самым милостивым, что его ждёт. Ваше присутствие действительно стоит риска для заказчика?

– В случае вашего согласия и удачной операции, – кивнул хиинец. – Мадис оставляет за собой право на распространение любых производных препаратов, сертифицированных Монн или не имеющих таковой лицензии.

– Через пару дней перепродадите патент Еххиов-Гракх по грошовой цене. С этим ясно.

– А вы, досточтимый Лим, – не изменил дружелюбного тона хиинец. – устраиваетесь на должности командующего боевым крылом нашей организации на неопределённый срок с подневной формой выплаты, без права самоличного увольнения, перехода на иную должность, либо оставления места указанного предписания.

Наёмник компании, да ещё и второсортной. Ниже пасть было бы тяжело.

– Что будет с Рмун, когда вы вылечите болезнь?

– Она вернётся к вам. Работать ей не предстоит, не волнуйтесь, досточтимый Лим. Развивающийся Мадис щедро платит своим служащим и предоставляет уютные апартаменты в любом месте действительной работы для них самих и для их семей.

Каютка в одном их густонаселённых термосферных городах-кольцах, поясом блоков-кают оплетающих непригодные для жизни планеты, или кластерное подземное поселение в экзотической глуши, облюбованной сумасшедшими грунтдиеминевтами, с постоянными досмотрами поселенцев. Не больше.

– Слишком хорошо для правды, веру в которую я утратил. – кратко выразил он сомнения.

– Не столь хорошо как вы думаете, досточтимый Лим. – хитро затянул хиинец. – У Мадис очень много врагов, сильная конкуренция, серьёзные риски. Монополия на лекарство от столь серьёзной болезни, вкупе с пятьсот двадцатью шестью миллиардным населением разведанных миров, запуганных пропагандой Монн, даст Мадис нечто большее, чем неисчислимые денежные средства.

– Власть и значимость, пусть и в системе Еххиов-Гракх.

Фельветовый огонь потух столь же скоро, сколь и был зажжён. Лим наконец лучше разглядел его охрану. Преимущественно рослые, выше хиинца, лёгкая защита, магнитные захваты от пяток до плеч, противолучевые маски из зернистого бсижа, у многих тактические импланты и протезы военного класса. "Могильные черви", лучшие из худших. Их название говорило само за себя – они были мародёрами, жившими с грабежей потерпевших крушение или нанимались работать к таким как Мадис, Ехиов-Гракх или Кижтар, что, впрочем, тоже самое, только в ином масштабе. Хорошая охрана для тех, кому плевать на имидж.

– Вы прозорливее нежели о вас говорят. – хиинец, выйдя перед камнем на котором сидел Лим, подвёл медицинскую капсулу, парящую над селевыми гнойниками, и услужливо поклонился. Плащ взвился на ветру вместе с пылевыми камушками, но не отрыл его, а лишь лучше укутал.

– Меня не интересуют ваши мотивы. Больше нет. – отсёк Лим. – Сейчас важна только Рмун.

– Значит, вы согласны?

Сделка с космическим фантрамом. Лим продавал свою душу, своих друзей, многие из которых погибли в битвах с преступными флотилиями, и, что хуже, он это знал.

– Лим… – она проснулась и теперь ощупывала его руки, будто хотела их заново узнать, вновь пережить жар первых прикосновений.

– Я здесь милая, я здесь. – мягко поцеловал он её в лоб, медленно склонившись.

– Досточтимый Лим, времени осталось мало. И поскольку у вас, очевидно, нет другой возможности спасти уважаемую Рмун…

– Нет, другой возможности нет. – рассвирепел Лим в ответ на ненужные напоминания и, вставая, поднял Рмун на руках. – Потому что если бы стало возможным исцелить её своим известным мастерством, тем, что рождает одни лишь песни о скорби, то не сомневайся хиинец, – тот попятился, напрасно стараясь не потерять при свите уже потерянное лицо. – я истребил бы, вместо этой болезни, весь Фирим, Зилдраан и даже запрятанную ото всех маленькую планетку с аномалиями гравитационных ям! – хиинец едва не споткнулся о камень. Намёк был прозрачен.

– Досточтимый… – Лим, устав от пустой лести, напустил клусский оскал. – Прошу! – хиинец покорно поднял руки над головой. – Наши намеренья просты и рациональны, Мадис не желает конфликта.

– Лим… – её ладонь, обветрившаяся от каменной крошки, поднимаемой ввысь на несколько миль завываниями степного ветра, коснулась его грубой щеки. – Не надо…

Он смягчился, в последний раз окинув взором спокойный пейзаж, полный безмятежности и противоположностей той бури, не стихающий со дня падения Клусса, что поселилась в его душе и теперь сдерживалась только появившейся надеждой, дарованной лукавым хиинцем, прячущемся за вычурным плащом да щедрыми обещаниями.

Лим осторожно усадил Рмун в медицинскую капсулу, дождался пока она полностью запечатается, как то напряжённо облокотился поверх и наконец разжал левую кисть. Могильные черви потянулись к оружию, переглядываясь, напитали Блунумы и отступили на несколько шагов.

– Вы хотели убить нас вместе с собой? – пропищал хиинец, следуя примеру свиты.

Лим хотел ещё что-то сказать. Что-то ёмкое, важное, но потом поморщился, провёл пальцами по стеклу, блестящему в лунном свете, и приложил холодную гранату к вздувшемуся виску.

Разбежавшись, он размахнулся и бросил её прямо в остаток брюха поверженного Еквендалла, разбросавшего свою плоть по всей этой безжизненной планете каменных пустошей и своенравных ветров. Вакуумная декомпрессия концентрированного водорода. Ночь на несколько секунд стала днём, а от скалы тысяч острых пик, равно как и от тоннельного прохода, не осталось и следа.

Он обернулся и взял капсулу Рмун за сдвижной поручень, ясно показывая, что никто из свиты хиинца даже близко к ней не подойдёт. А после сказал:

– Веди, Билглем Татт.

Сразу затем двенадцать силуэтов спешно растворились в танце длинных теней.

Глава 14

"…И пришли они в место, что было грязно и всюду нечисто. И увидели они серость, что пропитала стены и жилища и у иных умы. И отыскали там одного, что вдали сидел у вулкана и вниз смотрел на собратьев. И не похож он был на серостью пропитанных. И ощутили они в нём сильный дух. И приблизился к нему тогда мудрый Нугхири и вопрошал, да на посох свой опираясь:

– Кто из вас скажет, в этом месте, что есть для нас откровение?

И долго давали ему ответы и не были они верны. И просили его открыться. И сказал им мудрый Нугхири:

– Нечистое призирающий, будет тому противиться и, если не сможет с телес своих смыть нечистоты, то искать чистое станет в разуме и мысли преобразит свои. Не сделать подобного во дворцах восседая. И тогда, отринув пакостное, найдёт он и отыщет в себе то, что сокрыто было и о чём не мог и помыслить иной. И испугается сперва образов, но затем пристраститься к ним. И будет искать их и рождать свои собственные. И тогда придёт ему откровение. Но ошибкой будет бросаться за ним и возносить его до неба. Мало отыскать сокровенное, но взять следует труд упорство, дабы его понять. И не понявший откровение бросится за ним и по следу его и отыщет в пути иное и дурное совершит. И не поможет таким откровение, но всё лишь разрушит. И потому над всем, что приходит к вам, размышляйте и думайте и проявите в том больше усердие. И откроется вам путь. И так достигнем мы истины.

Так сказал им мудрый Нугхири и коснулся плеча одного, не бывшего серым, и засиял тот и сжался и не находил себе места, в Нугхири увидев светоч. И озарился мир светом от него и лишь тогда оставил его Нугхири…".

Зумтиад от Кохта – «Нугхири: Из наставлений. Столп восьмой».

– Эйр?

Сквозь тонкие пола одежд роняю кровь. С избытком в этот раз событий. Хватит. Шестнадцать звёздных дней прошло с начала наших встреч. Никак не продохнуть глупцам от непонятной, бесконечной речи и нам не дать покоя. Смотрю на белизну пошедших кровью рук – её чуть меньше моря. Смеюсь над этим дара злом, но вмиг сникаю до покоя. Как много сей старейший клисс уже увидел горя…

– Как долго я спала? – за витражами три луны взошло, не видно завихренья полос.

– Недолго. – ласков голос. – Пока в сознанье приходила ты, пришлось мне отлучаться. Положенное время доложить о узнанном пришло.

– И что сказали господа о песне? – молчит, усаженный на пол, боясь признаться. – Скажи как есть, последний друг. Не нужно сердцу чистому меня чураться.

– Им мало.

– Всегда. – внемля киваю. – Для мягкотелых, от рода знавших праздность лишь беспечной пустоты, показанное мной – что ядом сдобренное жало. Не успокоятся они, покуда не свершиться план.

– Нугхири нужен им. Я трепет в властных видел. Созвездия и мощь былая в глазах у них горят.

– О да, мой милый Жар, не ведают властолюбивые цари того, что непременно сотворят.

– И всё же, чувствую тут есть изъян. – мрачнее выбранные смыслы. – Они давно о ней не говорят.

– Обман. – шепчу.

Узоры не поколебать.

– Эйр, скажи мне всё как есть. – Жар рвётся, замечая. – Открой мне скрытое в их разумах, стеснённых в властных ожиданиях у сей твердыни. Решись мне рассказать.

Молчанье вдруг окутывает храм уединенья, в тьме погребённый, что много тысяч лет уж слишком тесен для одной богини. Он смотрит на меня и слёзы, на то как начинаю я главой сникать. Жар хочет лучше понимать, но теплиться внутри надежда. Должна, должна сказать! Как и в ином, не в силах боле от него я правды зёрна укрывать.

Набравшись смелости шепчу:

– Сестру, последнюю из родственных кровей, как не старайся ты, не станут воле предавать.

***

"Не звать, не звать, не звать. Надо было уходить". Прослушав говорившего ещё пару минут и, с неохотой утруждённого взбивщика, реверсируя односложные фразы в качестве выдаваемых за вдумчивые ответы, он добавил: "Ни за что. Даже ради вечера смеха, если Рокочущая вершина протрубит о нападении широкоротых етвохиз".

– Эта женщина из вольных, о которой упомянуто в отчётах… Хмуллас кажется её звали, верно? – Колп кашлянул и по-старчески расслабил плечи, напряжённые паинитовыми бляшками, что несли знак башни на узеньких верёвках, свисающих к груди от вычурных пряжек. – Скажите, она была красива?

"Доискивается, ворошит давно позабытое всеми прошлое. Вот они – наши служение и закон, погружённые в работу" – иронизировал ловчий, крайне не довольный этим внеплановым визитом, от которого, к большому сожалению, нельзя было отказаться.

По хозяйски откинувшись на совершенно неудобном стуле, выдолбленном из целикового чеида, добытого у подножья скал, что удерживали сам Кайгарл, верховный ловчий, всегда называвший себя просто "ловчий", сложил скрещенные пальцы на животе, как того и требовали нормы приличия. Изнурённый тренировками, возношением даров к Дирфану и участившимися предрассветными выходами, он наконец мог сидеть на сиденье совершенно ровно, не сгибая своей идеально прямой спины бывшего корабельщика, но формальный этикет, за время своего существования, не щадил ещё никого. Бессмысленный пережиток прошлого, которое, въевшись до умов, так и не кануло в лету после сделанных открытий. Колп смотрел. Ему хотелось уйти от неприятного вопроса, столь личного, интимного, но сейчас Гартвиг не мог промолчать. Не здесь и не перед городским главой.

– Таких красавиц во всём Кайгарле вовек бы не сыскать, даже если Мивильх лично займётся этой проблемой.

– Вы чересчур превозносите своего предшественника, ловчий Гартвиг. К тому же Мивильх уже несколько затмений не упражнялся. Почует на былых лаврах, да чинит оптический корректор в Рокочущей вершине.

Слабоумие крепчало, отметил Гартвиг. Колп, очевидно, ещё и плохо знал своих подчинённых, но ловчий не хотел заводить спора, решив увести тот в другую плоскость:

– Не жизнь, а сплошная сказка. В наши-то времена.

– Такая уж сказка? – Колп постоянно поправлял бляшки. Это нервировало.

– Всяко лучше откровенной праздности, которой заняты сердобольные служки.

Оба приглушенно рассмеялись, а тугие многослойные сапоги Гартвига, с подвёрнутым верхом, выгнулись пятками по направлению к возрастному главе Кайгарла.

Сколько же он у правления? Пережил уже пятого верховного ловчего то ли ещё будет. Старик наверное в живую видел закладку первой башни. Впрочем, к чему стараться врать, Гартвиг тоже уже не был мальчишкой. В целом, он относился к Колпу ровно, особенно ценя безразличие к своей вере, держался в присутствии столь высокого чина как правило строго, на расстоянии, но в глубине души, конечно, всегда уважал и был благодарен, за исключением случаев, когда тот лез ему в душу. Именно Колп вытащил Гартвига из беспросветного забытья, после того как жизнь юного, амбициозного, но глупого ловчего, едва вступившего в Свистящую башню, стремительно окатилась под откос. Любовь. Всегда с ней всё до не банальности банально.

– Скажите, а как продвигаются успехи в поимке чудища, о котором сообщают с верхнего предела? Говорят древщики видели как оно снова нападало на дозор Мулга, шедший по левому берегу Ф`Ло.

– Я выделил четверых ставить ловушки на запрудах, только это занятие почти бесполезное. Раз оно бросается только на отродий, то не вижу смысла его ловить и тратить на то наши силы в дальнейшем.

– Но если оно нападёт на поселение вольных?

– Мастер Колп… – потянул подуставший от натянутого вступления Гартвиг. – До рассвета всё меньше времени. Ночь всё короче, а дела копятся. Зерно и стебельные жимки скоро начнут свозить с полей, а по спуску будут шнырять подмастерья, гремя телегами с металлом. Признаться, я думал, что отложил дозорный выход не ради праздных бесед.

– Прошу у вас прощения, верховный ловчий. – нарочито уважительно склонил голову Колп. – Извинений, извинений. И верно, не ради них. Ради совета.

– Вот как? – Гартвиг поближе придвинулся к столу из толстенных досок. – Но какой совет вы от меня хотите? – усмехнулся он. – О том, как отловить стадо болотных бакчибов или загнать длиннохвостого хлусба можно узнать у любого другого из Свистящей башни. Дело ловчих держать долину Самшада и морское побережье на выходе к прочерневшим хребтам Раппара чистыми от банд Мулга, если те вдруг объявятся. Я не выше своих подчинённых в знаниях, святости служения богам или верности Кайгарлу. Правда, если речь о распределении дозорных отрядов, то моё мнение об общей ситуации вам известно и я повторюсь вновь. Нужно расширить проходы осушением пяти из восьми ключевых троп через Кричащие топи к Фракхе, взять под охрану перевал и открыть безопасный путь для торговцев. Одежда из копчёного поктишга, отпугивающая мелких насекомых, упряжи для кеюмов под повозку, семена хифлига, рыболовные снасти и сети, наши кораблестроительные чертежи – пусть везут всё, что сможет их заинтересовать. Не сразу, и это понятно, но пройдёт время и вопрос о интеграции городов ради защиты верхнего предела, беспомощного перед растущим давлением военной силы Мулга, освоившего массовое производство железных оружий, станет неизбежен. Под командованием ловчих Свистящей башни и с поддержкой отрядов Фракхи, мы сможем значительно расширить свободу внутренней зоны и избавить многие селения от страха перед врагом.

– Отрадно видеть, что вы склонны мыслить на перспективу, верховный ловчий, – бляшкой о бляшку стукнул Колп, – но речь вовсе не о политике долгосрочного развития. Вопрос стоит куда пикантнее, о чём вы, зачем-то скрывая, тем не менее несомненно догадались. – городской глава выдержал неудобную паузу. Гартвиг ждал. – Понимаете, мне и моим глашатаям нужно знать, как лучше идти к перевалу. Особенности местности, укрытые родники для восполнения воды, ответвлённые тропы, возможные опасности. Любое знание пригодиться.

Что-то намечалось. Пикантными вопросами теперь задался и сам Гартвиг. Подняв с изумрудного стола кубок, оттёсанный зарубками по верхней каёмке, он испил содержимое. Девятидневный настой лагри, вымоченный под листами перепрелого длоота. Его пробрало. Выдержали на славу.

Достигая средних, для рядового Кайгарльца, семидесяти пяти дюймов роста, он не выделялся среди подчинённых ни физическими данными, ни особенным чутьём, ни иными явными навыками. Своё Гартвиг заслужил беспрекословной верностью и честностью, переходящими порой в неприкрытый фанатизм, а уж о непреклонности двадцать второго ловчего Свистящей башни уже несколько лет по всему городу барражировали активные слухи. Чем больше он коптил своим потом небеса, тем больше субординация ему претила. Законы размылись, а мораль устарела. Гартвиг и тут был сам по себе. Говорили, что избрав цель он не сворачивает прочь пока не достигнет её, готовый идти по костям преградивших путь. Это, вопреки общему закону всех слухов, было правдой. Под тёмным вымятым плащом из пещерного литаса, испещрённого листьями, повязанными о бесчисленные застёжки, скрывалось тело бойкого в сражении, любезного с друзьями, но полно испившего горечь жизни существа, предпочитавшего замкнутость уединения шумным посиделкам. Несколько глубоких, уродующих отметин на левой щеке, заходящих к приплюснутому уху, укрывал почти выцветший убрус, намотанный рваными тряпицами синего цвета. Необходимость, но всуе носил он его не от подсознательного отчуждения или стеснения перед собратьями. В большинстве своём суровые и немногословные жители города, над которым никогда не всходит солнечный свет, вообще предпочитали как можно обильнее укутываться в постоянно совершенствующиеся для того одеяния.

Практичность в одежде ценилась превыше остального. Во всём прочем, от вольного народа, жители Кайгарла отличались лишь кожным пигментом, имевшим выраженную белёсую блёклость у лимфатических узлов. Непосвящённому со стороны могло показаться, будто их тела испещрены одинаковыми татуировками. Впрочем, едва ли чужакам удавалось увидеть большее, чем только отсвет ярких зрачков "небожителей". Жизненный цикл Кайгарльцев протекал наиболее активно в то короткое ночное время, когда лучи изжигающей кожу звезды скрывались за хребтами неспокойного Раппара. В этом таилась чудовищная несправедливость, калечившая отрытые сердца народа-созидателя, но она же давала им и огромную силу, подпитывая гнетущее желание занять лучшее место под животворящим небом не за счёт подковёрного вероломства, военной экспансии или политического давления, а знаниями и упорным трудом, призванным этим знаниям проложить путь в мир. Этот изначальный, как считалось, самый верный посыл предков, был закреплён в девизе Хинкгритиф Смелой, что вот уже пятьдесят семь Эшту после голодного мора от неурожая хифлига украшал башню Мудрецов.

"Куэд гатт фарбан" – аккуратными и глубокими завитками значилось поверх выступа над двустворчатым окном приказной. «Разум проторит путь».

Верить идеям разума действительно разумно. С идеей соглашались даже крестьяне, обливавшиеся потом на дневных уборках, и зануды-вбивщки, злоупотреблявшие разбавленным лагри. Идеи о способности познать и понять мир во всей его полноте не чурался и отрешённый от городской суеты Гартвиг, хоть большую часть времени ему приходилось крепить не ум, а физическую силу, отправляясь на дозорный выход по ближайшим постам да высотным смотровым. Он не был обязан этого делать лично, но некому было остановить верховного ловчего, каждый выход надеявшегося на встречу с заклятым врагом.

Стоявший у двери ловчий, рангом пониже, кашлянул. В раздумьях Гартвиг не заметил скоротечности времени, заставив Колпа ждать ответной реакции. Сочленив имеющуюся информацию, которую выдавали глаза, голос и вероятные мотивы гостя, он, закончив измерять его терпение, поставил сухой кубок обратно и сразу же ударил в лоб:

– Дело в знаменитом посольстве к Фракхе?

– Да, дело в вашем прошлом. – тут же ответил Колп, словно только и ждал этого вопроса. Капюшон, украшенный сверкающими застёжками, отлитыми ещё при его отце, Дувитаре Решительном, даже не покачнулся при поднятии головы. – В той давней политической экспедиции к вольному народу. Чудикам, осмеявшим блага наших знаний.

– Они не чудики. Просто многого не знают.

– Оставим понятийные перепалки. Наши мнения не стоят сиюминутных выяснений.

– Тогда продолжайте по делу, мастер Колп. – махнул Гартвиг.

– У вас установились тогда определённые связи среди хранителей. Я бы сказал, доверительные связи, имея ввиду заступничество Хмуллас. С вами наверняка поделились сведениями, картами, по крайней мере хоть чем-то, что могло бы сейчас помочь. Знаю, вы были бы не против досмотра документов на погребной, но я решил, что верховный ловчий помнит точнее.

– Помнит. Значит, возникли проблемы со стороны верхнего предела. – Гартвиг не спешил делиться информацией, предпочитая вытягивать таковую из других.

– В направлении. Вы бьёте точно в цель как и ваши ножи, верховный ловчий. – взгляд из-под капюшона прошелся по обоюдоострым клинкам, воткнутым в висящий на стене овальный стенд с множеством пометок и тёмных отметин краски. – Впрочем, сама суть дела, в большей мере, касается других наших соседей.

Соседи у Кайгарла, помимо Фракхи, были одни.

– Это случилось снова? – поднялся Гартвиг со стула, грохоча обувью, и, позабыв про приличия, облокотился своими больными ладонями о искусную столешницу, выкрашенную традиционным узором схлестнувшихся квадратов под светлеющий орихалк. – Где видели их отряд? Они прошли у крайних смотровых? – забрасывал вопросами ловчий, готовясь пустить на ремни починённых, прошляпивших приближение врага.

– Нет, нет. – Колп знал откуда у него берётся такой пыл в отношении всего касающегося Мулга, а потому на резкость не отреагировал. – С прошлого затмения отряды не появлялись у границы Кричащих болот, иначе ваши поверенные дозорные уже бы всё донесли своему главе. – очередной учтивый поклон немного остудил Гартвига, но огня не задул. – Обстоятельства несколько сложнее.

– Сложнее чем многочисленные, воинственные полудикари, умеющие обращаться с металлом ищеек и вставших под предводительство Рикташа – озлобленного выродка из самой глубокой норы, какая только нашлась среди проклятых гор? Нет ничего важнее и сложнее чем это.

– Увы есть. – сказал Колп. – Рохау была потревожена ночь тому назад. Сейчас вход в усыпальницу открыт и ничем не ограждён от посторонних. – он старчески сморщился, словно только что съел перезрелый листок вьющегося цуршуза, повсюду росшего от основания башен. – Если кто-нибудь узнает… Если Мулг узнает…

Гартвиг совершенно изменился в лице. Воинствующий взгляд поблёк, а дерзко упиравшиеся в стол кисти свободно растянулись вдоль плаща. Рохау. Как много непонятого и неузнанного скрывалось за этим словом.

– Свечение, поколебавшее небеса день тому назад, возникло из-за Рохау? – вопрос задался им исподлобья. – Синим зажглись облака за перевалом.

– Мы не знаем наверняка. – сурово ответствовал Колп, пожимая плечами. – Да и с этим уже поздно что-то делать, теперь нужно думать о последствиях, о том, как нам отвратить Мулг от знания и пещер.

– Если только прихвостни Рикташа это и не сделали. – бросил Гартвиг предположение в лицо своему собеседнику. – Плохое дело. Передайте похвалу разведчику, мастер Колп. С вашего позволения, мне необходимо самому заняться столь важным делом. Оставьте ловчих на стенах и удвойте патрули у ферм хифлига и аловтве. Степным земледельцам скоро землю распахивать под засадки, а так спокойнее и им и Кайгарлу.

– Спасибо, что не дали мне начать всерьёз вас упрашивать, но и дали полезный совет. – Колп расслабился в осанке, легко улыбнулся и положил кисть с треугольным печатным вензелем на стол. – Того разведчика поблагодарите сами, ловчий Гартвиг, ибо он из ваших починённых.

– Занятно, что я не в курсе. – с хитрецой протянул верховный ловчий. – Так, кто в итоге знает о произошедшем?

– Я, вы и мой поверенный. Слухи не утекли в город. Не беспокойтесь.

– Поразительно. – искренне изумился ловчий, зная как быстро по Кайгарлу расползаются слова, сказанные лишь для избранных ушей. – Башня Мудрецов должно быть и вправду может всё.

– Многое, а главное нужное в подходящий для того момент. – вновь улыбнулся Колп, не без гордости за свою работу. – Буквально вчера на рассвете, при помощи вверенного ему зеркала, разведчик отрапортовал с возвышения Митфо. Так что если не будете загонять кеюмов, то непременно повстречаетесь на старом тракте к утру.

– Это хорошо. – кивнул Гартвиг. – Мне следует знать что-то ещё?

– Стоит. Выход не дозорный. Не скупитесь на обмундирование, ловчий. Кричащие болота носят известную славу. – поучающе произнёс старик, проседающим голосом. – Рохау тоже, если говорить о ней, не сама разметала нашу преграду и тот, кто в этом повинен, может быть неподалёку.

– Если виновник идёт в болота, то там и увидимся. – Мулг. Гартвиг не сомневался ни секунды. – Лучшие с башни идут со мной. Они будут введены в курс дела сразу и это не обсуждается. Временную смену поставите сами, но я бы рекомендовал Хожде или Мивильха. Думаю, оборона Кайгарла, кого бы вы не выбрали, будет им достойно организована в дни моего отсутствия.

– Как вам угодно, верховный ловчий. – развёл морщинистыми руками Колп, не обрадованный ряду ближайших поручений. – Я и весь Кайгарл рассчитывают на ваш успех. Не подведите наши надежды и не подведите Самшада. Значение произошедшего крайне трудно переоценить.

Шесть незатейливых ножей с настенного стенда-мишени погрузились в широкие рукава, свесились с затянутого пояса и внутренних заклёпок плаща, достававшего ему до колен, уткнулись остро заточенными остриями в устланный колотым камнем пол, присоединившись к уже имеющимся двум. Чувство баланса, ощущение клинка и своей над ним власти, вновь захватило его. Сталь была тверда и послушна. Холодное оружие – а часто и горячащее руки – легко и безоговорочно выполняла должное. Ему это нравилось.

– Гартвиг. – выкашлял Колп.

Ловчий нервно обернулся.

– Оставь пустую месть. Хмуллас наверняка не её семена хотела бы видеть в тебе.

Подло с его стороны было напоминать о ней сейчас, сразу после утреннего подношения в храме. Ответить Гартвигу очень хотелось, но на то не нашлось никаких сил. Он испытал внутреннее опустошение от столь дерзкого, целенаправленного использование хранимого образа любимой, задевающего его чувства, предназначенные лишь ей. Гартвиг так до конца и не простился. Не смог смириться и не вернулся к кургану.

Его кисти стиснули пояс. Другой ловчий, стоящий у входа, сошёл с кладки лестницы, уступая ход. В мерцании сиреневого экстракта полевых светляков, заключённого в расставленные всюду неровные банки из примитивного кристаллического стекла, Колп, почувствовав нужное время, с усилием приподнялся и зашагал к выходу на протяжённую каменную стену. Дверца хлопнула в стык.

Гартвиг обошёл стол, пинком задвинул стул Колпа и собрав сбрую в охапку, следом покинул башню, выцепив у нижних спален заслуженно бездельничавших Экрита с Утгларом. Вместе с ним, они поспешили вниз по закрученной канатной лестнице к промозглому стойбищу мёрзнущих кеюмов, что располагалось напротив. На высоте основного городского плато ночами холодало всё сильнее и сильнее в последние циклы. Грядущая зима, напоминавшая о себе вечерами, обещала лютовать. По мосту как раз провезли сено – добрые теперь запасы. Хоть зверьё не подохнет.

Мивильх, бывало, ему твердил про растущую смертность степных землепашцев, а Гартвигу было безразлично. Всегда будет смерть и всегда будет мор, пока Кайгарл не вылезет из скорлупы и не спустится войском к морю. Он давно был здесь, будто лишний, чувствовал себя отщепенцем даже в изменившихся нравах, коих чурался. Серость стен громадного города и сама отвергала его, была чуждой, как и прозябание в этой башне, что тенью с блочной кладки зубцов закрывала всю северную оконечность. Тут и там по улочкам, сбитым камнем, справа и слева тянулись строения до двадцати пяти, а то и до шестидесяти пяти футов высотой. Были и обычные, не рабочие башни, увенчавшие прогон большого моста от верхнего до нижнего города трёхсотфутовыми деревянно-каменными стволами с плоскими шляпками на конце, очень отдалённо похожими на земной минарет Калян, стоящий в Бухаре. Оживлённые столпотворения, гам, чей-то хохот, шум взбиваемых хворостин покрывал и падающие вязанки сосудов-ваз у всегда людного рынка на нижнем городе. Он чувствовал себя неправильным, неуместным – оживлённость ему претила, а уют наступал лишь во время молитв и выходов на дозорный обход. Он не решался точно сказать, что приносило ему большее равновесие в душе. Но вот огромные леса, подпирающие триллионами вьющихся листьев рыжеющее небо, извилистые, урчащие перекатами реки, чистые как сокровенные переживания его потрёпанной в службе души, Фракха… Теперь он не мог в неё вернуться, не мог вновь обнять Хмуллас, издалека пускавшую солнечный зайчик ему по глазам, когда они сидели за одним столом, и жаркую на объятия, когда приходила ночь и начинался день. Мулг забрал у него возможность вновь ощутить нечто подобное. Выродок из пещер когда-нибудь заплатит за неё и Гартвиг ждал часа, приближая его так, как умел лучше иных. Или ему просто нужно было верить в какую-то цель, чтобы не сойти с ума? Для воплощения самой цели это не имело значения.