Текст книги "Гончая свора (СИ)"

Автор книги: Иван Граборов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

– И потому так близко… – не поднимаясь с трона, я Жара кругом, дымкой обхожу.

– Загадкам времени не нахожу я, Эйр. – смущён и с толку сбит.

– Ох Жар, сама ведь мало знаю. Сколько не зрю я сон – одни обрывки после остаются. – волнуюсь, а факелы, сжимаемые толпами в руках, под сквозняком мечтают огоньками к входу дотянуться.

– Из-за чего не можешь к прошлому лицом ты повернуться?

– Хотела бы ответить, но для самой себя былое отворить, что призрака ужасного приветить. День ото дня мне тяжелей, не мог сего ты не заметить.

– Тогда довольно на сегодня? Событья завтрашнего ждём? – вставая, отдых предлагает.

– Нет! – узор последний клисса голос обретает, под ногти лезвием расточенным вползает и разум всполохами света заполняет. – Последняя осталась в песне часть. Не уходи.

– И эта часть, как обещала ты, истории чужих побед и поражений скелет придаст? – увидев интерес его, чуть ближе к Жару, получше уши навострив да факелами место освещая, господ служители подходят, систрумами бренчащими тряся и шумную толпу к порядку призывая. – По полочкам происходящее во снах разложит?

– Разложит. Подобное тебя, мой милый Жар, отныне пусть не потревожит боле… – как будто бы наперебой служителям, его вкруг обступившим, твержу я, запинаясь, и, без оглядки, обращаюсь к вселенской тишине, от тела немощного дымкой отрекаясь.

Ступаю в сне…

***

Два последующих голодных дня у них целиком ушли на поиск выхода. Остаток от файеров, если ту палку вообще можно именовать остатком, быстро дожгли и большую часть пути продолжали почти впотьмах, сдабриваемых лишь редкими засветками геф-проектора, касавшегося хлипких земляных стенок своим рыжеватым свечением. Разговоры, возникая, затухая и разгораясь вновь, не унимались. И, когда тревожные сплетения расколотого рассказа, как их назвал Экрит, были полностью собраны, спутники, удовлетворившись целостностью сложившейся истории, наконец умолкли, продолжив скрести еле вздымаемыми ногами прохладную грязь.

Едва робкий лучик хлестнул по шёлковым ладоням да шершавым пальцам, обогрел светло-зелёный платок, украшенный строгой полосой синего кобальта, и солнечным зайчиком отразился на непроницаемо-тёмном стекле визора от хрома револьверной рукояти, так сразу разномастная группа, обессилив, пала у травяного настила, бессознательно пытаясь отнять ртом от синих трубчатых листов скопившуюся внутри влагу.

Геф-проектор, перестроенный Валлуром на местное временное поле, показывал день, клонившийся к вечеру.

Насчёт направления тоннеля Экрит, почерствевший и словно сдавший на несколько лет, попал в десятку. Верхний предел со стороны казался довольно суровым местом, где каждый первый шаг мог стать последним для ведущего, а каждый второй и для ведомых. Неожиданно резко возникшая свежесть воздуха сначала и вовсе сковала их дыхание невидимыми ошейниками, не позволявшими толком прокашляться.

Лэрд, после облучения не могущий припомнить ничего о себе самом, почему-то ассоциативно точно сопоставлял всплывавшие в памяти пейзажи и места с непосредственно встречаемыми. Сейчас он увидел горные тибетские тропы, сползающие в облагороженные долины, полные почтения и традиции. Несмотря на это ощущение, назвать Верхний предел исключительно гористой местностью было нельзя, ведь большую его часть составляли низкие и высокие плато, окрашенные различными комбинациями багровых, коралловых, жёлтых, белёсых и зеленоватых трав да кустарников пятнадцати-двадцати ярдов в высоту, напоминавшие укрупнённые квадраты европейских полей, если смотреть на край с высоты птичьего полёта. Троп до ближайших деревень, запрятанных в лесах, сразу определить не удалось даже Адайн, но шлейф притоптанного снега уводил к нижней долине, примыкавшей к глухой части хребтов Раппара и отталкивавшейся от неё полноводной рекой. Эта река не бурлила как Веф, перекатывающаяся по холмам Фракхи, или как далёкая Ф`Ло, забегавшая под восточные горы и дотягивающаяся до приморских степей Самшада, но холодными водами легко отвращала недругов вольного народа. Орно, немного подумав и порывшись в памяти, называла её Валм.

Кайгарльцам, закутавшимся в плащи, было не до разведки и наблюдения. Они, несмотря на взошедшее солнце, в какой-то момент отошли от группы, выбрали подобающее ритуалу место и похоронили Утглара со всеми почестями. Курган насыпали из ракушковых камней, поместив его у пока небольшого куста растущего древа. Ловчие, как и другие спутники, не выдавшие своего присутствия, некоторое время стояли у него, но не сказано ими было погребальных слов, ибо никакие слова не смогли бы отразить глубину ощущаемой скорби, пересилившей иные чувства.

Лэрд, согласившийся на фактически ультимативные условия, не избегал неуверенных попыток травницы отереть застывшие потёки на его лице, шее и руках, но в остальном держался от группы в стороне, с видом уличённого в серьёзном проступке, и оружие из рук не выпускал. Флойд, шедший рядом с Адайн, не знал, что с ним делать дальше. Он был уверен – Лэрд не поколеблется в следующей попытке убить его или кого-то из них, просто ждёт чего-то. Может подходящего времени? Или всё же жестокий ум правда терзают совсем другие мысли? Среди живых Лэрду было неуютно и все это видели.

Быстро актуализировался вопрос о пище и месте под ночлег. Валлур, удерживаясь на своих тонких конечностях, стоически высился надо всеми, но даже необычайно сильный зилдраанец начинал сдавать в рефлексах, что впоследствии выявилось при его неудачных попытках наловить дичи. Тогда проблему с продовольствием выпало решать Адайн, которой Флойд, сильно к ней привязавшийся за время странствия, хотел было вызваться помочь, но волевым решением охотницы, знавшей тонкости своего непростого ремесла, этого не случилось.

Её не было около часа, пока Орно обирала кору на самодельный настил, а остальные, разбредясь в пределах пары миль, подыскивали удобное место для ночлега. Стрелы с алым оперением разили без промаху и помехи, не разбирая ползает ли существо, летает ли, или предпочитает влажную среду впадины, залитой снеговой водой. Так, во время охоты, обойдя предполагаемый спуск к Ша`А у небольшого сезонного родника и забравшись на дальнее платообразное взгорье, заросшее парочкой древ дилкадт да кустарником, она обнаружила ещё кое-что. С другой стороны от Валм лес был гуще, но цвета трав чем дальше к Ша`А, тем больше оскудевали и теряли в разнообразии, что яснее выделяло на их фоне чёрный дым. Горели шалаши сбойщиков.

Адайн пришлось сделать небольшую петлю, возвращаясь до родника, чтобы спуститься пониже и рассмотреть их как следует. Когда она достигла места и всмотрелась, то стало понятно, что пожары случились не из-за пренебрежения мастеровых аккуратностью. Стручки и щепы домиков разметало у самой земли. На верёвочных мостиках, их связующих, виднелись кривые зарубки, очевидно нанесённые с размаху, попорченная плетёнка, отломанная от шликтовых стен, и объедки. После всего увиденного за время похода, ей очень хотелось думать, что это были объедки дичи.

Тем временем Флойд, Орно и Лэрд объединились, пока Аттвуд расспрашивал Гартвига с Экритом про Кайгарл, и прошли в подъём над тоннелем.

Встречающиеся там древа не соперничали с сородичами из Ша`А по высоте кроны, зато сильнее вцепились за урывистые склоны, утыканные шапками из тетрагонального кристаллического льда. Корни от холода не пускались в пляс, а целиком и полностью ушли вглубь, ища в сланцевой породе хоть какой-нибудь намёк на вожделенное пропитание. Из травы, лишь эпизодически пролезавшей сквозь снег и забиравшейся по стволам древ, преобладали дикий длоот да грозди зеленовато-синих листков, похожих на загнутые когти медведя.

– Икчи. "Холодный" сорняк. – заявила Орно со скепсисом профессионала, попробовав росток на вкус.

Лэрд с Флойдом, стоявшие позади неё, повстречались упёртыми, неуступчивыми взглядами. Им, как бывавшим на Филиппинах, яснее ясного было, что перед группой самая, что ни на есть, настоящая strongylodon macrobotrys – нефритовая лоза. Впрочем, спорить с Орно не стали. У Лэрда не осталось сил даже для небольшого раздора.

– Нас хоть не вывернет от него наизнанку? – как можно учтивее спросил Флойд.

– Не супьтесь понапрасну за моей спиной, а лучше идите и нарвите побольше. – руководила она, что-то пересчитывая в подвязи с травами. – Я сделаю зажарку.

– Ты всегда делаешь одну зажарку… – вполголоса буркнул Флойд.

– Что-что?! – обернулась Орно, недобро щурясь.

– Нет, нет. Ничего. Зажарка так зажарка.

До Аттвуда дошла часть их разговора и откуда-то издали раздалось безнадёжное:

– Не-е-е-т!

Орно громко ответила с видом обиженного повара:

– Будешь есть, что дадут!

– Сготовленная еда. Наконец-то хорошие новости. – подхватил оголодавший Лэрд, отправляясь к крайнему стволу.

– Было бы очень глупо умереть в лесу от голода, пусть лес и не родной, так ведь? – Флойд пытался сгладить углы с Лэрдом.

– Нельзя убить того, кто уже мёртв. – горделиво рявкнул тот. – Эй, – осмотрелся он, немного затормозив. – а где бродят Спичка и его генерал Уэйт?

Лэрд, судя по всему, не пытался.

Нарвать икчи, чтобы сготовить полноценный обед на всех, пришлось очень много. Аттвуд, как интересующийся особенностями разнообразного зверья и местной топографии, тем временем быстро нашёл общий язык с ловчими и вместе, немного поднявшись к пику ближнего плато, они отыскали подходящее место для стоянки. Звонко освистав окрестность в несколько пробежек по зарослям, Экриту удалось собрать разбрёдшуюся группу.

Костёр, не найдя желания на медитацию с небольшим остатком промокших спичек или трутом, разводили кварк-глюонной плазмой Блунума и порохом от нескольких патронов Аттвуда. Получилось быстро, очень эффектно и почти что опасно. Орно неоднократно грозилась всех поубивать вместо отродий, если пламя коснётся её светло-зелёного платка, расшитого полосой синего кобальта из повторяющегося орнамента.

Покуда остальные были заняты важным делом, Адайн с Флойдом, сговорившись, незаметно улизнули к теперь ободранным деревьям с икчи и, когда удостоверились, что никто за ними не наблюдает, сразу заговорили. Вернее заговорила Адайн, выпалив в лицо Флойду следующее:

– Запоминай, говорю по порядку только то, что различила. Лэрд, Аттвуд, Орно и Гартвиг. Ненависть, вера, власть и долг.

– Постой, что это всё такое?

– Когда мы шли к перевалу Ном`Тиг ты просил меня рассказать про их ишалл. Ну так вот. – она не шутила, но ситуация была достаточно странной, чтобы быть серьёзной. – Увы, Экрит отказался, но я и не упрашивала. Ему досталось за последние дни.

– Значит мы: воздаяние, ненависть, служение, долг, вера, власть и понимание. – он, раздумывая над этим, походил около неё. – Месиво разных разностей и вместе с тем, почти сбалансированный их порядок.

– Ты выглядишь странно, но, кажется, дело не в обычной трясучке от голода. Скажи, что это значит?

– Наши ишалл… – он попытался выразить, но затем махнул рукой. – Нет, не знаю, наверное это глупость.

– Глупость? Флойд, ты рассказывал мне о мире, где его обитатели живут в бетонных коробках, передвигаются, большинством, в железных коробках, еду хранят в коробках, верят коробке, разговаривают через коробки, мечтают о других коробках, думают в рамках коробки и вообще, вся их жизнь, как большая пребольшая коробка. И та ведёт к тому, чтобы залезть в самую-самую последнюю коробку. Говори не стесняясь. – она украдкой поправила перья, побитые заколки из древа дилкадт и спавшую у виска прядь волос. – В конце концов, "понимание" это моя ишалл.

– Хорошо. – он выдохнул, уперев руки в боки. – Так вот, я думаю, что мы как бы структура. Ну как здание: вот фундамент, там стена, там несущая балка. Механизм.

– Потому что в группе названные ишалл образуют жизнестойкую модель с неявно выраженной целью.

– Ты читаешь мысли? – он на самом деле начинал так думать, тем более, что не успел закончить мысль.

– Нет, но тоже, как и ты, иногда останавливаюсь, чтобы поразмыслить. – Адайн покачала головой, разминая хрящевые суставы и посматривая по сторонам. – Итак, мы, образно говоря, механизм, пусть и не то чтобы сплочённый, но могущий выживать. Согласна, что-то в этой мысли есть. – она адаптировалась к безумным идеям лучше чем он ожидал. – Что же тогда происходит? Куда мы попали?

– В зыбучие пески, продолжая стоять на камне, в ловушку без видимой приманки, в лабиринт без единой стены. Это загадка, проистекающая из невероятности нашего знакомства и событий, что происходят с нами. У меня есть ещё некоторые догадки по этому поводу, но пока они беспочвенны.

– Выходит мы по-прежнему ничего не понимаем. Нужно продолжать искать способ собрать Гирвулд или Киртани так, чтобы они работали, поэтому я пойду расспрошу зилдрандца. Узнаю, что он думает по поводу твоих мыслей про "механизм". – сказала Адайн и пошла было к костру, но Флойд, легко коснувшись плеча, её остановил.

– Я бы не доверял Валлуру. – неожиданно проговорил он.

Она поймала его в мягкий прищур. Между ними что-то витало с того самого момента, как Валлур сначала скрылся, а после вынырнул из темноты коридора, будто так и надо. Адайн, впрочем, не сильно удивилась подобным нападкам.

– Зилдраанец дал тебе новый повод?

– Нет, – ответил Флойд, оборачиваясь к зашумевшему лагерю. – меня беспокоит именно его абсолютная честность. А тебя разве совсем нет? Мы ведь ему в сущности никто.

– А друг другу?

Флойд оторопел, а уши зачесались, будто его опять ударили электрошокером, как однажды в баре "Разрешение" на Ньюпорт-Кресцент. Кажется, это было восемнадцатого ноября 2052-го, когда ещё некто по имени Джерхолд дрался с неким Вертером из-за научного спора о летательных аппаратах, что должен был обсуждаться на первой панъевропейской научной конференции. Он с Фракхи не мог привыкнуть к её сёрьёзным и порой волнующим вопросам, задаваемым без тени самой малой застенчивости.

– Тебе я полностью доверяю. – Флойд хорошенько подумал. – Ещё, пожалуй, Орно.

– Почему? – без вызова передразнила Адайн. – Мы даже не соплеменники.

– У вас нет мотива обманывать. Ни тайного, ни явного. Вы были ничем мне не обязаны, но помогли, дали приют. Ты вообще выходила меня. Без тебя и твоего дара я бы не наткнулся и на эту, озвученную мной догадку. – Флойд кашлянул. В горле предательски запершило. – Вы… – нужно было подобрать правильное слово. – Вы чисты в своей свободе от всего этого, от происходящего. По крайней меря я так чувствую.

– Я, кажется, понимаю тебя. – мягко кивнула Адайн. – Может и так, – она с флегматичной тщательностью вытерла шею, загрязнившуюся во время пробежки по плато, – просто помни, что там, на перевале, не чудо спасло нас от неминуемой смерти. То был Валлур и его грозное оружие. Ты бы вот стал спасать тех, кого лишь используешь?

– Если бы они были чем-то вроде моей передвижной ширмы, массовки для меня, то определённо стоило бы стараться.

– Но как это вяжется с…

– Просто передай сказанное Орно и сама будьте настороже. – прервал её Флойд. – В противном случае я рад, если ошибаюсь.

– Ты наверняка ошибаешься. – поддела охотница, лукаво улыбнулась и ушла вперёд. – Впрочем, посмотрим, что выйдет. Я обещаю быть внимательнее обычного.

– Это большее, чем то, на что я изначально рассчитывал.

Они вернулись к лагерю, когда уже начинало понемногу темнеть.

К вечеру, пришедшему скоро, все досыта наелись, хоть вкус еды был кошмарен, и лучше обустроили ночлег в стороне, закрытой от выхода тоннеля. Верховный ловчий с Экритом сносили ветки-дрова, Валлур расставил какие-то хитрые зилдраанские ловушки по периметру, велев всем за него не выходить до самого утра, Лэрд принёс себе отдельное брёвнышко, сев на него поближе к костру, теплолюбивая Орно верховодила над раздачей зажарки из икчи, а Адайн, закончив со своей порцией, примостилась в углу валуна, около несколько удивившегося тому Флойда, накрыв их обоих накидкой из пещерного литаса, щедро отданной Гартвигом, и вскоре задремала на его плече.

Ночь, переваливаясь из-за хребтов Раппара тушкой ленивого хлусба, пришла столь же незаметно, сколь то способен был сделать тишайший в мире зверь. Поднялся ветер, а немного погодя к нему присоединился и дождь, быстро перешедший в ливень.

Общие трудности и неизбежность гор порой сплачивают – это знают многие. Но только неопределённость будущего и явно ощущаемая близость смерти по-настоящему объединяют вместе столь разных по духу спутников. Поэтому когда к скромному привалу, организованному у стены-валуна, отсекающей поднявшуюся метель и холодные ветра от засыпающих углей костра, чадящих хвойным орешником, пришла темнота ночи, то никто из них в молчании не сомкнул глаз. Им было на что посмотреть.

Три бритвенно острые зеркала-грани, каждая не меньше пятидесяти дактов в длину, вращались там, в высоте, как замедленный волчок бадминтона. Тень огромного Мьюраи, окружённого кучками обломков от башенных ангаров и олицетворявшего для вольных саму сияющую Нагвал, нависла над ними, а низкий диск бесстрастной луны и правда, подобно крыльям подсветил его края, отразившие белый свет полярным сиянием.

Они созерцали. Мысли их, прикасавшиеся к предметам воображаемых образов по-разному, всё же сводились к одним и тем же вещам, прошедшим событиям и местам. Но смотревшие на Мьюраи, впервые за несколько дней обогретые живым огнём, не могли этого знать. В последнее время, характерное неудержимым круговоротом катастроф, каждый из сидящих у валуна, отсекающего злую метель да холодный ливень, видел так много боли и насилия, что почти позабыл о необычайном, невероятном мире, в скорости открывшем им столько, сколько иные не увидят за весь отмеренный жизнью век. Они, вжавшись в едва согревающую одежду да друг друга, конечно подумали и об этом, продолжая молча наблюдать миражи причудливой фантасмагории.

Мьюраи, порождая вращения звёздного вальса тремя тысячемильными линиями разделённого корпуса, одномоментно сверкнул кабиной главной рубки и внутренней сложносоставной опорой-креплением, ранее вмещавшей камеру терраформинга с биологическим модулем. На фоне чёрного полотна корпуса с грохотом ударила преломлённая молния, за ней другая, но то полотно так и не подсветилось яркой вспышкой света. Мьюраи был слишком далеко, хоть и казалось, будто чтобы достать до него, нужно всего-то того пожелать, встать и протянуть руку.

– Мьюраи. – сквозь ливень проредила сталь, скрывавшаяся за синими полосками-бегунками керамического визора, что чуть подмёрз от перепада температур. – "Гонец".

Мьюраи, гонец к неизведанным мирам. Внеземная красота, достойная лишь истинного творца, но, вопреки своей ценности, даруемая всем без исключения, что решились обратиться к небесам. Внеземная красота, но и та была давным-давно мертвой. Как и всё, что попадалось им на пути.

Ветер, чем больше власти загребала себе ночь, становился напористей. Дождь лил сильней там, где проходила тень Мьюраи. Как мала была вероятность именно им, не понаслышке знавшим настоящую цену утрат, собраться у этого костра и сколько шансов каждому не единожды выпадало окончить странствие до следующих лучей светила? Как неосязаема, но и как с тем же прочна связь, соединившая их сплетения нитей, что ведут по отмеренному пути, позволяя падать, но не давая разбиться? Как долог будет сам путь и что ещё непременно случиться, стоит им приблизиться к пониманию происходящего? Грядущее было неопределённо, но этим и манило, заставляя их идти по взятому следу.

Тогда же зародились в них не уверенность или знание, нет, скорее предчувствие, некое неясное ощущение близости. Возможно именно в этот момент, стараясь выжить, согреться в исполинской тени уничтоженного корабля да осознать ответы на эти непростые вопросы, лежащие на поверхности, они, вопреки всем своим внутренним сложностям, и стали друг для друга чем-то большим, чем просто случайностью.

Глава 17

«…И пришёл Нугхири в северную обитель льда и гор, окутанную красным светом, и многие наблюдал опасности, что пугали да отвращали от себя чинивших мирам войну. И обосновал себе приют в тех горах, что был ему и кельей. Ждал он окончанья трагедии и боролся с собственным злом и размышлял и долго смотрел на чинимое. Терзался Нугхири хворью, но не была она сильней и уступала ему. И порой против воли брал он от неё знания и от ростков её, всюду среди звёзд рассеянных, многое узнавал. Шли так года и десятилетия, и терзать невыносимо стали его хворь с одиночеством. И не выдержало тогда чистое сердце Нугхири, сознающее злые деяния воителей да властолюбцев, и отправился он домой, ибо в уединении готов был иной план и иная у него появилась надежда. Домой вернувшись, зрел он конец войны и брани. Там отыскал он других сражённых хворью и силился помочь им с ней совладать, но велика была хворь и зла на него за смелость. Страшилась хворь светоча Нугхири и неизмеримой силы существа, что было столь мало пред нею, но не убоялось. Одурманила она головы многим и отравила помыслы. Тогда подготовился к будущему Нугхири и отправился на цветущий мир, подле дома витавший, и изменил его и всё от него рождённое. И кору и земли разделил он и преобразил их и послал в путь всюду и до многих мест. И собрал Нугхири свиту и затем удалился сам далеко от дома в неизвестное место и долго ждал верного часа…».

Зумтиад от Кохта – «Нугхири: Из наставлений. Столп десятый».

– Нукум, не могла бы ты идти медленнее, я ведь не успеваю за тобой. – ласково окликает меня Лату, застрявший на преодолении очередного корня.

– Ладно, но тогда мы пройдём подальше.

– Идёт. – легко соглашается он, всё же о него запинаясь.

– Тебе не больно? – подбегаю я, стараясь подхватить его под руку.

– Нет, вовсе нет. – улыбается.

Листва поигрывает тёплым желтком, а мы с Лату идём дальше по прогулочной тропке.

Лес очень красив в предрассветных лучах и мне не хочется возвращаться в наше шумное селение, где о покое большую часть дня только и думать. Веф чем дальше, тем становится уже и уже в противоположных бережках, заросших густым таптишником. Сейчас не сезон рвать его на прокорм кеюмам.

Мы проходим холм чив, облюбованный Окки в качестве лежанки. Наверное некоторые просто не могут, когда всё выходит легко и им обязательно нужна какая-нибудь коряга, что будет тыкать их в бок при каждом движении. Самого Окки с самого утра не видно.

Короткий спуск до корневой арки, сделанной Еннтом и Тееном ради своих дурацких игр, которых я нормально даже описать не смогу, блестящими коричневыми ступеньками простирается под ногами. Веф, едва мы сходим по нему, останавливает изменения на уровне большого ручья и журчащим перекатом выливается в лужу. А та лужа выливается в следующую, а та сразу в две и потом Веф снова вырастает. Алый свет листьев окрашивает наши головы мягким, убаюкивающим и умиротворяющим светом, сравнимым разве что с маковкой йата или сырым лагри. К сожалению под древними сводами ничто не вечно и стоит заступить дню, как этот цвет станет малость рыжеватым.

Мне так хорошо… Я будто плыву в застывшем океане собственных снов, а вместе со мной средь них плывёт и великий Ша`А. Адайн, Орно и те другие так и не вернулись пока обратно. Наверное из-за ливня, он уже третий день не утихает. Не люблю я дождь. Стоит мне на то хоть намекнуть, как Еннт и Теен опять начнут дразниться. Мальчишки… Они все как Окки – им словно нравиться, когда что-то идёт не так. Не хочу возвращаться.

– Задумалась? – Лату замечает как неподвижен мой взор и как коротки вдохи. Землепашец Кайгарла улыбается мне, догоняя.

– Ага. – отвечаю я, продолжая наслаждаться моментом, ведь ещё чуть-чуть и алый смениться на золотистый, а мне так нравится именно алый…

– Нукум. – окликает он меня у второй излучины, определившей наш путь после арки корней.

– Да?

– Воровать нехорошо. Но очень хорошо для тебя, что я о подобном умолчу.

Я в растерянности зеленею, потому что Лату прав, но как можно было удержаться? Она прекрасна.

– Давай, покажи. – говорит он мягко, как говорит со мной порой глупыш Еннт, протягивая разжатую кисть.

– Вот. Честное слово, я просто смотрела. – и я опускаю серебряный камушек, который Флойд, показывая мне, именовал патроном, в чашечку его ладони.

Лату удивлён, но не как я – для большинства кайгарльцев технические штуки не в новинку. У них то великолепный корабль сойдёт со стапелей, то сквозь молотильню прямо к ловчим выедет партия новеньких луков из стали. Сама я не видела, но так говорят старшие. А старшие должны лучше обо всём знать, иначе какой от них толк? И всё же он удивлён.

– Нукум, это нужно отдать тому… человеку.

– Человеку, правильно. – поправляю я его неуверенность. – Ещё можно называть их людьми. Правда, не понимаю до сих пор, зачем им для прозвания себя целых два слова? Это, наверное, так разделяет их и путает.

Лату, порицая мой поступок, качает головой. Его рука сжимается на серебристом камушке мулговским хватом, а мне только и остаётся, что лупать глазами от обиды.

– Я и сама могу это сделать. – повышается тон моего голоса.

– Прости Нукум, но пусть это сделает Орно. – он считает будто я лгунья.

– Ты совершенно меня не знаешь! – окончательно обрываю я предрассветную тишину мерного журчания Веф.

– Но я, кажется, знаю Орно. – он улыбается. – Ты ведь веришь Орно, Нукум?

Я сжимаю маленькие кулачонки, кажущиеся на фоне моей большой головы ещё мельче. Словно бы я и сама не понимаю.

– Не волнуйся, никто об этом не узнает. – решил меня не злить. То-то же. – Как только Орно вернётся, так мы сразу идём к ней, хорошо? – обнимает меня за плечи.

Должна признать – у него хорошие руки, тёплые. Ух ты, кажется я понимаю, почему Орно он нравиться. Тепло это всегда хорошо и приятно, не то что противный снег, о нет, он вечно холодный аж жуть. С другой стороны, Адайн рассказывала мне как-то, будто если снег как следует растереть и растолочь, то тепла будет стократ больше, чем если выбравшись под верхушку древа посмотреть на солнце. Ерунда чистейшая. Даже я знаю, что снег хорош только когда дела твои плохи, а когда всё хорошо, то хватит и доступных способов согреться. Пусть снег лежит себе где хочет, главное чтобы подальше. Каким нужно быть безумцем, чтобы лезть на гору в солнечный день, лишь затем, чтобы окунуться в него? Ведь так?

– Хорошо, Лату. – сглатывая обиду выдавливаю я и задираю голову к уже желтеющим листьям. Ну вот, алый уходит. – Как скажешь – так и будет. Ты старший.

– Вот и ладно. Нам пора возвращаться. – он задирает голову к верху. – Ша`А набирает свет.

Вспоминаю. Из всяких предостережений Орно, у меня сложилось мнение, будто кайгарльца только ткни пальцем и он сразу развалиться. Не хочу возвращаться…

– Не волнуйся, ещё немного времени у нас есть. – ловко пересекает он следующий корень, неловко бодая меня плечом.

Мы выходим к третьей излучине Веф, которая теперь ну совсем и не река, а самый что ни на есть ручей, который выглядит как ручей и ведёт себя подобающе любому порядочному ручью. Бежит от своего начала к своему концу. Смешной недотёпа, сам наверное не понимает зачем он делает то, что делает. С другой стороны, много ли вообще может понять ручей? Он же всё время куда-то торопиться.

Редкие кусты молодого лагри чуть подраспускаются, чувствуя скорый восход, чтобы вновь сомкнуться к наступлению ночи. Холмики на другой стороне ручья снисходят зелёными перекатами к стволу поваленного древа, а последний и вовсе обнимает плотными объятиями наросты омертвевшей коры. Длоот украшает тянучками-трубочками прозрачную воду и поднимает её со дна мелкими каплями прямо внутрь скрученных лепестков, затем наливающихся цветом. Как тут красиво.

Не хочу возвращаться, не хочу…

Из-за очередного холмика, ломая стебли отцветших трав, вылетает прекрасный шестихвостый оккнум и громко урча проносится мимо нас, сбивая испугавшегося Лату с ног. Какой он смешной. В смысле не зверь, а Лату. Большого зверя я совсем не боюсь, хоть Мектам, когда мы встретились день тому назад, сказал что должна. И что ещё нужно сообщить ему, если в лесу вдруг лишняя ветка хрустнет. А почему я вообще должна? Как можно быть что-то должным тому у кого ничего брал?

– Окки! – приглядываясь, я узнаю его.

Оккнум трещит щётками-хвостами, а после, напружинив лапы и скрутив плети канатом, бросается в сторону Фракхи.

– Окки, куда же ты?!

Но сетчатый оккнум уже скрылся из виду, проделав своим загребалами глубокие рытвины на утоптанной дорожке. Он не оборачивается, не останавливается, как это обычно бывает во время обращения. Сегодня он ведёт себя чересчур странно и немного нелепо. Окки прямо как река, тоже постоянно бежит неведомо куда.

– Твой друг? – встаёт с моей помощью Лату и мы вместе начинаем соскребать с себя грязевые комки, прилетевшие с подушечек оккнумовых лап.

– Друг. – говорю я и только тогда и понимаю, что он действительно мне друг.

Никогда его так не звала. Окки всегда оставался просто Окки, хорошим знакомым оккнумом, одним из тех, что десятками шныряют по лесу и кого можно потискать за брюшко, если вдруг захочется чего-нибудь большого и пушистого. Мне часто хочется, а Еннт и Теен всё больше в догонялки носятся. Ну точно, ещё две реки. Решено, Окки теперь мой друг. О боги, так необычно произносить это! Оккнум и вдруг друг. Может ли вообще быть другом тот, кто не понимает, что ты принимаешь его как друга? Нет, нет, мои мысли начинают петлять…

– Пойдём за ним. – наконец говорю я и поворачиваясь начинаю удалятся по тропе. – Нам всё равно по пути.

– Нукум, но оккнум же побежал в сторону селения, а ты хотела подольше погулять.

Я заворожена и почему-то поглощена мыслью идти за ним.

– Нукум? – вопрошает Лату, тормоша меня за плечо.

Не отвечаю и в этот раз, а через какое-то время Лату перестаёт на меня поглядывать с вопросом, покорно продолжая ковылять вслед.

Проходит время и у самой первой излучины его выражение лица меняется.

– Что такое? Запах?

Да, я чувствую какой-то запах. Это очень похоже на добрую стряпню хозяйки Нущ с края менного закутка, но приправы больно острые и щекочут ноздри. Каждое Эшту кто-то да наделает дел. Старейшины наверняка прямо сейчас не в настроении.

– Нет, Нукум, всё хорошо. – он честное слово переменился. Стал похож на безлицых щепачей Тилшама или доверенных Мектама. Впрочем, это считай одно и тоже – ни одной эмоции. – Давай пойдём к селению побыстрее. Моей ноге стало немного получше, наверное расходил.

– Добрая весть. – соглашаюсь. – Пойдём, а то без нас съедят весь убранный урожай!

Лату не взял за силу даже улыбнуться на мою шутку. Окаменел в мускулах щёк. С ним будто что-то вдруг стало не так. Наверное всё думает, будто раз хромой, то с ним не станут танцевать. Странные кайгарльцы, очень странные. Жаль, что я так мало о них знаю. Если бы все просто могли быть одним, вместе…